Аннотация: Рассказ этот есть зеркало настроения, ни больше.
Он несся сквозь кроны деревьев, сквозь густую пелену тропического ливня. Кисти рук крепко хватались за влажные ветки, мерными скачками он бесшумно мчался в темноту. Он слышал призывный клич, и он должен был быть первым. Вдруг ему в нос ударил знакомый запах. Он сел на широкую ветку и огляделся. Обоняние не обмануло его: она сидела на нижнем ярусе и вопросительно смотрела на него. Он спрыгнул и сел рядом с ней, она была готова. Практически не встретив сопротивления с ее стороны, он дал свершиться акту совокупления.
***
Уже несколько месяцев она носила в себе маленькую обезьянку. Обремененная огромным животом, она не могла прыгать с дерева на дерево, совершать длинные утомительные перемещения из одной части джунглей в другую, поэтому она уже давно отстала от своего племени, уходившего на север. Почти весь день она проводила на одном дереве, жевала листья, питалась сочными плодами, ночевала на этом же дереве, в страхе прячась от ночных хищников - ведь теперь она уже не могла с криком убежать от них, как делала это раньше.
Близился вечер, она плавно спустилась с дерева, придерживая живот рукой, подошла к ручью, настороженно втягивая воздух, казалось, опасности для ее ребенка поблизости не было. Она опустила руку в журчащий поток, набрала в нее ледяной воды и несколькими глотками утолила мучавшую ее весь день жажду. Теперь можно было возвращаться на деревья и ждать ночь, полную страха и беспокойства. Она залезла на самую верхушку, откуда можно было наблюдать за тем, как огненное закатное солнце погружается в зеленое море джунглей. Беременность длилась слишком долго. Наверное, думала она, ее детеныш будет самым сильным из всех, ведь она так о нем заботится. Солнце зашло, и теперь ничто не мешает тварям ночи выйти на охоту. К счастью, в стволе дерева, которое она выбрала для ночлега, было большое, удобное дупло, которое могло спрятать ее от опасностей ночи. Последний раз взглянув на точку горизонта, в которой исчезло солнце, она спустилась в дупло, устроилась поудобней и стала ждать темноты. В дупле было тепло, и очень скоро ее стало клонить ко сну. Уставшая от бессонных ночей она отдалась во власть сна...
Два зеленых глаза, пылавших холодным огнем, смотрели из темноты ночи. Она не могла даже пошевелиться - страх сковал ее, страх от мысли, что она не увидит следующего утра, что ее сын никогда не увидит солнца, что она так и не выполнила своего долга. Ледяное дыхание смерти раздалось совсем рядом. Вдруг раздался оглушительный треск, и зеленые глаза исчезли. Она была не в силах сомкнуть заснуть до самого утра. Солнце взошло, ночной ужас отступил. Она высунулась из дупла и чуть не упала - там, где вчера бала крепкая ветка, сегодня зияла пустота. Она посмотрела вниз и увидела своего ночного врага - на земле лежал огромный леопард, придавленный тяжелой веткой.
В тот день у нее родился сын. И действительно, крупный малыш был настолько силен, что даже самой маме было тяжело с ним управиться. Молодая обезьянка росла прямо на глазах, живой и непоседливый ребенок доставлял маме много хлопот. Дни шли, и вот уже молодой самец сам добывал себе пищу и заботился о матери, которая души в нем не чаяла. Ясными солнечными днями они любили играть, прыгая с дерева на дерево. Мать с удовольствием восхищалась силой сына. Вот он готовится к прыжку, напрягается, мощные мышцы ног выталкивают тело вперед, крепкие руки готовы ухватиться за ветку... пальцы скользят по гладкой коре дерева... он падает!... бьется о ветки, ударяется о землю... боже, что с ним?! Она стрелой слетела с дерева, бросилась к сыну - не шевелится... но дышит!
Он сломал себе два ребра, и отделался испугом. Но отделался ли? Нет. Навсегда в его сердце засел страх перед прыжками по деревьям, конечно, по деревьям он лазал, но где его былые полеты на десятки метров? Он стал больше передвигаться по земле, мать часто смеялась над его неуклюжей походкой, но никак не могла затащить сына на дерево. Привычка ходить по земле передалась потомкам. Это случилась много миллионов лет назад...
* * *
Плиний медленно и тяжело улегся на свое ложе, выстланное тончайшим шелком. Все-таки нельзя так наедаться, подумал он. Плиний только что вернулся с грандиозного пира, устроенного в честь победы римских войск над непокорными и дикими племенами бриттов. Было выпито море вина и съедено стадо баранов. Плинию было нехорошо. Девушки в полупрозрачных туниках легли было рядом с Плинием, чтобы развлечь его, как они это делали обычно, однако в этот раз он отклонил их ласки, неприязненно морщась. Плиний лежал на спине, раскинув руки: еда распирала его изнутри. Он потяжелел килограмм, эдак, на двадцать и был не в силах выдержать свой новый вес при существующей силе тяжести, о которой он и понятия не имел. Он попытался было крикнуть, чтобы позвать стражу, однако, к его удивлению и раздражению воздух не стал входить в его легкие, потому что объем, необходимый для расширения легких был полностью занят бараниной и фруктами. С трудом дыша, Плиний подозвал одну из девушек и велел ей привести стражу. Вскоре в покои Плиния вошли два вооруженных легионера в доспехах и красных плащах. Один из них подошел к Плинию и доложил, что легионеры четырнадцатого ударного легиона второй римской армии, Марк и Антоний, готовы выполнить его распоряжения. Распоряжения Плиния оказались понятными: его грузное мягкое тело перенесли в бассейн с теплой водой и положили так, чтобы голова лежала на бортике и Плиний не мог захлебнуться. Теперь его вес заметно снизился, и Плиний страдальчески закрыл глаза ощущая огромное давление изнутри на стенки его желудка.
На следующий день Плиний проснулся, лежа в остывшем бассейне. Глаза его выпучились, и он истошно заверещал, призывая сражу. В покои ворвались Марк с Антонием, обежали комнаты в поисках предполагаемого прятавшегося убийцы, и, никого не найдя, подошли к Плинию, Марк был уже готов доложить о том, что легионеры четырнадцатого ударного легиона второй римской армии, Марк и Антоний, готовы выполнить любые распоряжения Плиния, как тот гневно закричал, чтобы его вытащили и несли куда он покажет. Осыпая Марка с Антонием ругательствами за их медлительность, Плиний указывал дорогу. Путанные указания Плиния привели их к яме, на дне которой стояла фарфоровая ваза, куда драгоценная задница и передница Плиния справляли большую и малую физиологическую нужду. Марк и Антоний с пониманием переглянулись и оставили Плиния наедине с собой. Плиний уселся поудобней на облицованный мрамором край ямы, представил себе приятный римский пейзаж, залитый солнцем, и приготовился облегчить свой настрадавшийся организм. Однако не тут то было... Не шло... Плиний не ожидал такого неповиновения со стороны своего организма, поэтому немного встревожился. Римский пейзаж сменился видом мраморных стен, покрытых золотым орнаментом. Плиний напрягся и тупо уставился на стену напротив ... Не шло... Плиний потужился, закряхтел, однако, его усилия пропали всуе. Стены комнаты исчезли, над головой Плиния нависло свинцовое небо, с холмов, покрытых угрюмой порослью низкорослых деревьев, сползал густой туман. Из тумана появился нечеткий силуэт воина, хромая, он шел по грязной дороге, опустив голову, на плече он нес топор, испачканный кровью, туловище воина было покрыто оборванной одеждой, с левого бока пропитанной кровью. С копьем на левом плече воин устало тащился вперед. За ним показались другие, мало отличавшиеся от него. Среди них были женщины, несшие младенцев, завернутых в грязные тряпки. Растрепанные, грязные волосы, худые, изможденные лица, темные круги под глазами и тяжелый усталый взгляд, в вечной борьбе, из ниоткуда в никуда... Плиний потряс головой, чтобы отогнать видение и снова потужился, и снова безрезультатно. Время тянулось мучительно долго, от постоянных усилий Плиний вспотел, у него затекли ноги, он напрягся еще раз и устало вздохнул. Близился вечер, заходящее солнце осветило лицо Плиния, внизу в тени, у подножия холма зажегся первый костер, вокруг было разбросано множество корявых шалашей, из которых начинали выходить люди. Постепенно вокруг костра собиралось все больше фигур, пламя разгоралось сильнее. Послышался удар барабана, затем другой, еще один, и вот уже последний луч солнца медленно скользил по вершине холма под мерный ритмичный бой. Голос Марка вырвал Плиния из очередного видения. Легионер докладывал, что центурион приглашает Плиния к себе на ужин. Плиний велел легионеру идти и сказать центуриону, что ему нездоровится, поэтому он не сможет быть на ужине. Марк уже развернулся и направился к выходу, когда Плиний остановил его и сказал, чтобы впредь он не смел заявляться в его покои без предупреждения, особенно когда он находится в таком положении. Марк ушел, а вернувшийся к действительности Плиний предпринял очередную попытку, крякнул, поднапрягся, но тщетно. Надежда начала его покидать...
Шел седьмой день, как Плиний сидел над ямой с вазой. Он запретил кому бы то ни было входить в его покои, он не ел и не спал, периодически его посещали видения, он видел измученные лица мужчин и женщин какого-то племени. Племя готовилось к военному походу, Плиний не старался понять значения своих видений. Истощенный, с темными кругами под глазами Плиний уже не мог пошевелиться, он мечтал лишь об одном, чтобы все это скорее кончилось, и ему уже было все равно как, но он знал, должно было произойти что-то важное. Вот уже седьмой раз подряд Плиний наблюдал закат через большое окно в стене справа от него, оттуда открывался великолепный вид на зеленую долину и реку, петлявшую между холмов, поросших лесом. Последние лучи солнца купали исхудавшее лицо Плиния в прощальном янтарном потоке. Плиний пытался запомнить отливавшую золотом долину. Из леса показалась вереница воинов. Мозг Плиния раздраженно заскрипел. Навящивые видения преследовали его, отрывая от реальности. Однако Плиний продолжал ощущать ласкающие лучи вечернего солнца, он находился в той же комнате, а вереница войнов тянулась по отлогому берегу реки, подходя к мосту, ведущему на ту сторону реки, к римской крепости. Все те же напряженные, сосредоточенные усталые лица, все те же женщины, только вместо детей в руках у них были копья и луки. Все те же истощенные худые тела, вот только мрачная решимость в глазах, древняя сила, проснувшаяся в мышцах людей, сродни той, что толкает загнанного зверя на последний бросок, вела людей вперед.
Стемнело. Плиний боролся с наступающей дремотой, прошлую ночь он проспал сидя. Через окно до него долетали обрывки разговоров воинов, вскоре и они стихли. Мир погружался в сон. Спокойный свет звезд лился на пол, отражаясь от мраморных плит. Казалось, впереди очередная ночь новой и уже порядком надоевшей Плинию жизни. В темноте что-то блеснуло: мелькнул клинок и два горящих голубым пламенем глаза, за ними еще и еще. Крик часового на стене пронзил тишину, раздался сигнал горна, через несколько мгновений ночной воздух наполнился топотом ног, лязгом оружия, выкрикиваемыми командами, за стеной грянул дружный клич, перераставший в мощный рев. Из темноты надвинулось освещенное светом факела лицо молодого война, стоявшего на стене и нерешительно вглядывавшегося в темноту. Вдруг из-за каменного края стены появились два горящих глаза, блеснул короткий меч, тело молодого римлянина рухнуло, голова покатилась и упала во внутренний двор замка к ногам центуриона, увидев голову, тот сплюнул, пнул ее в темноту, отдал команду: "Всем наверх! Биться до конца! За Рим, За Императора, За Цезаря!" и, оголяя огромный двуручный меч, ринулся по лестнице на стену. Со стен полилась кипящая смола, дико воя внизу по земле катались люди; дружно работали лучники; уверенно рассекал упругий воздух двуручный меч центуриона; одна когорта вышла через подземный ход к реке и ударила нападавшим в тыл.
Он остался один, сзади цепью уверенно шагали легионеры, прижимая его к стене, он собрал последние силы, удесятеренные отчаянием, бросился к стене, у подножия которой валялись лестницы, поднять, приставить, наверх, наверх, наверх! Лучник натянул тетиву, но не успев выстрелить, выронил лук: из шеи фонтаном била кровь. Скорее, дальше!
Центурион стоял, глядя на когорту воинов, приближавшуюся к стене, он был удовлетворен: римлян ждала очередная победа, Цезарь будут доволен, мощь Рима получила еще одно подтверждение. Легионер, стоявший слева от центуриона вскрикнул и с хрипом повалился вниз со стены. Центурион обернулся, он не успел понять в чем дело, как на голову ему обрушился сокрушительный удар, сила которого была несколько смягчена шлемом, расколовшимся надвое. Однако череп выдержал, центурион пошатнулся, но устоял, перед собой он увидел серого воина с горящими глазами, заносившего короткий меч для повторного удара. Центурион рванулся вбок, крутнулся и очутился за спиной воина, меч которого рассек воздух и потащил за собой своего хозяина. Центурион размахнулся и ударил противника кулаком в затылок, воин упал, он понял: вот и все, прощай Земля, прощай Жизнь. Двуручник центуриона упал и рассек его тело надвое. Глаза Плиния закрылись, закрылись навсегда.
На следующее утро вместе с погибшими воинами похоронили и Плиния. На дне вазы для испражнений нашли только яблочную косточку, ее решили закопать вместе с Плинием.
***
Молодой юноша с длинными, вьющимися волосами выбежал из дома и побежал по аллее, по щекам его катились слезы. Она только засмеялась! Она даже не поблагодарила его! Сколько он старался, сколько ночей провел в своей комнате, собирая этот механизм! О, как же жестока любовь. Айзек смастерил часы, конечно, они вышли некрасивыми, но зато они работали, и каждый час из-за маленьких дверец показывалась табличка с надписью маленькими красными буковками: “Happy Birthday! I love Thee! Your Isaak.” О, злое создание! О, проклятый Купидон! Зачем ты так жесток и коварен! Айзек сел в тени под яблоней, и, часто дыша, переводя дыхание после бега, смотрел на искрившуюся на солнце реку, протекавшую по холмистой долине внизу, ему не хотелось думать о своем унижении. Он решил запечатлеть в памяти красоту мгновения. Он подумал о том, сколько поведала эта река, эти холмы, и пиктов, и скоттов, и бриттов, а затем римлян, англо-саксов и кельтов, а потом нормандцев, природа пережила их всех. А сколько еще в ней таится загадок, почему река течет, а камень нет? Почему на солнце тепло, а в тени прохладно? Он хотел знать все. Вдруг что-то ударило его по голове, и на траву рядом упало яблоко. Айзек потер голову и подумал: " Вот еще одна загадка, почему все тела падают, падают именно вниз? Что-то должно их двигать в этом направлении... А что если..." Но тут его размышления были прерваны криком: "Ньютон! Иди к нам, Джейн понравились твои часы, она хочет поговорить с тобой!"