Митюгина Ольга : другие произведения.

Уэйс-Хикмен. Кузница души (последние главы)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я обещала Александру Сингилееву вместе с новой главой "Храма" выложить свои переводы с английского, о чем благополучно забыла. Но я вспомнила! ))) Перед Вами завершающие главы "Кузницы души": книги, открывающей потрясающий цикл "Драгонланс", написанный Маргарет Уйэс и Трейси Хикменом. Почему-то их не было в том файле, который я скачивала с Альдебарана... В Сети, конечно, есть полные файлы, но я их не нашла, и пришлось переводить самой. Если кому-то хочется оригинальный английский вариант - милости прошу писать в электронку )) Начало книги скачать можно здесь

Глава 3

   Рейстлин устало тащился по какой-то пустынной, малолюдной дороге, выведшей его из предместий Гавани. Наступала ночь, ветер становился пронизывающим, раскачивал вершины деревьев, обрывал, кружа, осенние листья. В сыром воздухе пахло грозой. Рейстлин шел пешком весь день, проголодался и устал, а сейчас надвигалась буря. Нечего было даже думать провести ночь под открытым небом.
   Недавно он встретил какого-то лудильщика, и тот сказал - в ответ на вопрос, - что дальше есть постоялый двор с забавным названием "На полпути". Лудильщик еще предупредил, что он пользуется дурной славой, и все знают, что там собираются разного рода проходимцы. Рейстлин не собирался беспокоиться из-за толпы пьяных проходимцев, если на этом постоялом дворе найдется кровать под крышей, и ему позволят на ней спать. Он не слишком боялся воров. По его поношенной одежде всякий мог понять, что у него нет ничего ценного. Да и сам вид его одежды - одежды мага, - заставил бы обычного разбойника дважды подумать, прежде чем связываться с ним.
   Трактир "На полпути", названный так потому, что стоял точнехонько на полпути между Гаванью и Квалинести, выглядел не слишком гостеприимно. Краска на висячей вывеске выцвела так, что почти невозможно стало разобрать, что же там изображалось - хотя это не являлось слишком большой потерей для искусства. Хозяин, который потратил всю свою выдумку на название, не сумел придумать ничего лучше для вывески, чем изобразить там огромную красную Х посреди волнистой закорючки, которая, вероятно, обозначала дорогу.
   Само строение имело угрюмый и вызывающий вид, словно устало от шуток по поводу своего остроумного названия и в гневе хотело обрушиться на голову первого, кто заикнулся бы на эту тему. Благодаря полузакрытым ставням казалось, что дом искоса наблюдает за путником. Просевший карниз хмурился, как насупленные брови.
   Дверь открывалась с таким трудом, что Рейстлин при первой попытке подумал, что гостиницу, наверное, бросили. Однако до него донеслись голоса, запах ароматной еды. Во второй раз, толкнув сильнее, он заставил дверь сдаться. Она открылась неохотно, с пронзительным скрипом повернувшись на ржавых петлях, и так быстро захлопнулась за его спиной, словно хотела сказать: "Не вини меня. Я сделала все, чтобы тебя предостеречь".
   Стоило Рейстлину войти, как смех оборвался. Постояльцы обернулись на него, рассматривая, готовясь действовать по обстоятельствам. Его несколько ослепил яркий свет жаркого очага. Какое-то время Рейстлин ничего не мог рассмотреть, пока не привыкли глаза, и потому не имел ни малейшего представления, вызвал ли нехороший интерес у кого-нибудь из гостей. К тому времени, когда он снова смог видеть, все они уже вернулись к своим занятиям.
   Точнее, большинство. Компания из трех человек, закутанных в плащи с капюшонами, сидевшая в дальнем конце комнаты, уделяла ему значительное внимание. Возобновив беседу, они соединили руки и, оживленно разговаривая, время от времени бросали косые взгляды в его направлении.
   Рейстлин обнаружил свободное местечко рядом с огнем и счастливо сел, греясь и отдыхая. Еду здесь подавали самую простую, как он понял, глянув на тарелки соседей. Особо вкусной она не выглядела, но и отравой тоже не казалась. Из всех блюд предлагалось только рагу, и он заказал его вместе со стаканом вина.
   Он съел несколько кусочков жесткого мяса, потом отодвинул в сторону картошку и вычерпал подливку ложкой. Вино оказалось на удивление хорошим, с легким привкусом клевера. Он наслаждался им, сожалея, что тощий кошелек не позволит заказать второй стакан, когда у локтя опустился прохладный кувшин.
   Рейстлин поднял голову.
   Один из тех мужчин, закутанных в плащи, что столь интересовались им, стоял возле его стола.
   - Приветствую, странник, - произнес человек, говоря на Общем с едва уловимым акцентом - акцентом, который напомнил Рейстлину Таниса.
   Рейстлин не удивился, увидев эльфа, зато чрезвычайно изумился, услышав, как эльф добавил:
   - Мои друзья и я заметили, как вам понравилось вино. Оно из Квалинести, как и мы. Я и мои друзья хотели бы разделить с вами кувшин нашего прекрасного вина, сэр.
   Ни один порядочный эльф не обнаружился бы в таверне, принадлежащей людям. Ни один порядочный эльф не начал бы сам разговор с человеком. Ни один порядочный эльф не стал бы пытаться расположить к себе человека кувшином вина. Это дало Рейстлину довольно ясное представление о статусе новых знакомых.
   Они должны быть темными эльфами - теми, кто был "удален от света", или, проще говоря, изгнан из эльфийских земель, а это наихудшая судьба, какая могла постичь эльфа.
   - Что пить и с кем пить - это ваша забота, сэр, - сдержанно ответил Рейстлин.
   - Это не забота, - возразил эльф. - Это вино.
   Он улыбнулся, полагая себя очень умным:
   - И оно ваше, если пожелаете. Вы не возражаете, если я присяду?
   - Простите, если покажусь грубым, сэр. Я не в настроении проводить время в чьей бы то ни было компании.
   - Спасибо. Я принимаю приглашение, - эльф с текучей грацией опустился на место напротив.
   Рейстлин поднялся. Это уже зашло достаточно далеко.
   - Желаю вам доброго вечера, сэр. Мне нужно отдохнуть. Если вы извините меня...
   - Вы ведь маг, не так ли? - спросил эльф. Он не скинул капюшон с головы, но лицо было видно. Миндалевидные глаза, чистые и холодные, словно изо льда.
   Рейстлин не видел никакой необходимости отвечать на такой неуместный и, возможно, опасный вопрос. Он решительно отвернулся, собираясь пойти к трактирщику, чтобы договориться о местечке на полу возле очага в общей комнате.
   - Жаль, - заметил эльф. - Вам повезло бы... если бы вы были магом, я имею в виду. Мои друзья и я, - он кивнул в сторону своих компаньонов, скрытых под капюшонами, - имеем на примете кое-какую работенку, где волшебник мог бы прийтись весьма кстати.
   Рейстлин ничего не сказал. Он не вернулся к столу, но, как бы то ни было, остался стоять, глядя на эльфа с возросшим интересом.
   - Можно подзаработать деньжат, - улыбнулся эльф. Рейстлин пожал плечами.
   Эльфа озадачила такая реакция.
   - Однако. Я думал, людям всегда интересны деньги. Кажется, я ошибался. Что же может подкупить вас? Ах да, знаю. Магия! Конечно. Артефакты, зачарованные кольца, книги заклинаний.
   Эльф грациозно поднялся.
   - Пойдемте знакомиться с моими собратьями. Послушайте, что нам пришло на ум. А после, если вам доведется повстречаться с каким-нибудь магом, - эльф подмигнул, - вы могли бы дать ему знать, что он может сколотить капиталец, поступив к нам на службу.
   - Не забудьте вино, - сказал Рейстлин.
   Пройдя через зал, он присоединился к двум другим эльфам, сев за их стол. Эльф, улыбаясь, поднял кувшин и прихватил его с собой.
   Рейстлин кое-что знал о Квалинести от Таниса - и, вероятно, знал больше большинства людей, - потому что в свое время отчаянно расспрашивал полуэльфа об эльфийских обычаях и привычках. Все трое были высокими и стройными, как все эльфы, и хотя большинство представителей этой расы выглядели для людей очень похоже, Рейстлин полагал, что обнаруживал некоторые различия между ними. У этих трех были зеленые глаза и больше обычного выступающие вперед, заостренные подбородки. Молодые - вероятно, им было около двухсот лет. И под плащами они носили короткие мечи: он изредка слышал, как брякает металл, задевая за стул - и, вероятно, у них были еще и ножи. Он слышал, как поскрипывают кожаные доспехи.
   Он раздумывал, что же за преступление они совершили - настолько омерзительное, что их присудили к изгнанию, а это приговор, куда более страшный для эльфов, чем смерть. И чувствовал, что близок к разгадке.
   Эльф, говоривший с Рейстлином, выступал от имени всей группы. Остальные двое вообще редко открывали рты. Может, они не владели Общим. Многие эльфы брезговали изучать язык людей.
   - Я Лайам, - приступил к представлениям эльф. - Это Мика и Ринет. А вас зовут?..
   - Мое имя не стоит вашего внимания, сэр, - ответил Рейстлин.
   - Я хочу знать имя всякого, с кем сажусь за выпивку, - возразил Лайам.
   - О, но я уверяю вас, что так оно и есть, сэр. Маджере, - сказал Рейстлин.
   - Маджере? - Лайам хмуро посмотрел из-под бровей. - Так ведь звали одного из древних богов, я полагаю.
   - А также и меня, - Рейстлин пригубил вина. - Хотя я не требую божественного венца. Пожалуйста, объясните, о какой работе шла речь, сэр. Я не нахожу компанию темных эльфов настолько очаровательной, чтобы мне хотелось продолжать беседу.
   Глаза одного из двух других темных эльфов, Ринета, гневно сверкнули. Он начал вставать со сжатыми кулаками. Лайам отрывисто бросил ему несколько слов на эльфийском, пихнув его обратно на место. Как бы там ни было, Рейстлин получил ответ на свой вопрос. По крайней мере, один из этих двух эльфов понимал Общий.
   Сам Рейстлин немного знал язык Квалинести, выучившись ему у Таниса. Он не подал виду, что понял сказанное, рассудив, что в любом случае ему принесет пользу, если эльфы вообразят, что могут говорить между собой свободно.
   - Выбрал время обижаться, кузен! Нам нужен этот человек, - сказал Лайам по-эльфийски.
   Перейдя на Общий, он добавил:
   - Вы должны простить моего кузена, сэр. Он немного вспыльчив. И я полагаю, что вы могли бы быть несколько дружелюбнее с нами, Маджере. Мы оказываем вам большую любезность.
   - Если вы ищете друзей, я советую вам поговорить с барменшей, - сказал Рейстлин. - Судя по ее виду, она не прочь пообщаться с вами. Если же вы хотите нанять мага, значит, вы должны объяснить мне суть работы.
   - Значит, вы маг? - спросил Лайам с лукавой усмешкой.
   Рейстлин кивнул.
   Лайам пристально посмотрел на него.
   - Вы слишком молодо выглядите.
   Рейстлин начинал закипать.
   - Это вы подошли ко мне, сэр. Вы видели, как я выгляжу, когда приглашали меня присоединиться к вам.
   Он начал вставать.
   - Кажется, я зря потратил время.
   - Хорошо, хорошо! Я не думаю, на самом деле, что ваша молодость имеет какое-то значение, пока вы способны выполнять свою работу, - Лайам подался вперед и понизил голос. - Предложение таково. Есть один маг, живущий в Гавани, он держит лавку волшебных товаров. Человек, как и вы. Его зовут Лемюэль. Вы знакомы?
   Рейстлин действительно знал Лемюэля, он познакомился с ним, придя покупателем в его магазин. Он считал Лемюэля другом, и сейчас понадеялся раскрыть, чего хотели эти подозрительные эльфы, и предупредить его.
   Рейстлин пожал плечами.
   - Кого я знаю - мое дело, а вовсе не ваше.
   - Не слишком мне нравится этот твой маг, кузен, - прошептал Мика по-эльфийски, повернув ладонь и указывая большим пальцем на Рейстлина.
   - А тебя никто и не просит, чтобы он тебе нравился, - возразил Лайам, бросив сердитый взгляд. - Пей свое вино и держи рот на замке. Разговариваю я.
   Рейстлин спокойно наблюдал эту сцену с отсутствующим видом человека, который понятия не имеет, о чем говорят.
   Лайам перешел вновь на Общий.
   - Ну так вот, наш план таков. Мы забираемся в дом к магу ночью, уносим из магазина все ценности и обмениваем их на добрую твердую сталь. Тут-то ты нам и пригодишься. Ты определишь, что из прихваченного барахла ценно, а что нет, к тому же укажешь, где сбыть добро, получив за него настоящую цену. И, разумеется, ты получишь свою долю.
   Рейстлина переполняло презрение.
   - Так уж случилось, сэр, что мне доводилось часто бывать в магазине Лемюэля, и я могу прямо сейчас сказать вам, что вы зря тратите время. У него нет ничего ценного. Вся его коллекция стоит не больше двадцати стальных монет, и ее вряд ли хватит даже на то, чтобы окупить ваши труды.
   Рейстлин полагал, что говорить больше не о чем, что он убедил воров отказаться от их гнусного плана. Во всяком случае, он предупредит Лемюэля, чтобы тот смог принять соответствующие меры предосторожности.
   - Если вы, джентльмены, извините меня...
   Лайам протянул руку, завладев запястьем Рейстлина. Почувствовав, как маг напрягся, Лайам позволил ему высвободиться, хотя его сильная рука с тонкими пальцами легла совсем рядом. Он обменялся взглядами со своими кузенами, словно спрашивая их согласия, чтобы продолжать. Оба неохотно кивнули.
   - Вы правы насчет магазина, сэр, - признал Лайам. - Но, возможно, вам неизвестно, что спрятано у мага в погребе под кухней.
   Насколько Рейстлин знал, Лемюэль ничего не прятал в погребе.
   - И что же там спрятано?
   - Колдовские книги, - ответил Лайам.
   - У Лемюэля было несколько таких книг, но я точно знаю, что он их продал.
   - Не все! - Лайам понизил голос до едва уловимого шепота. - У него есть еще. Намного больше. Древние книги, написанные во времена перед Катаклизмом! Книги, которые, как многие думали, были потеряны для мира! Вот истинный приз!
   Лемюэль никогда не упоминал о таких книгах Рейстлину. На самом деле он уверял, что отдал Рейстлину все книги своего отца. Рейстлин почувствовал себя преданным.
   - Откуда вы об этом узнали? - резко спросил он.
   Лайам неприятно улыбнулся.
   - Не у вас одного есть секреты.
   - Тогда я еще раз пожелаю вам спокойной ночи.
   - Ох, ради Властительницы, расскажи ему! - воскликнул один из кузенов из Квалинести. - Мы теряем время! Дракарт хочет получить эти книги не позднее, чем через две недели!
   - Дракарт запретил нам...
   - Ну так расскажи ему часть правды!
   Лайам обернулся к Рейстлину.
   - Мика посетил магазин под видом покупателя трав. Если вы знаете этого Лемюэля, то вам известно, что он глуп и наивен, даже для человека. Он оставил Мику одного в магазине, пока ходил в свой сад. Мика сделал восковой оттиск ключа от входной двери.
   - Откуда вам стало известно о существовании этих книг? - упорно стоял на своем Рейстлин.
   - Я снова повторю вам, что это должно держаться нами в секрете, - в голосе Лайама прозвучали металлические, опасные нотки.
   Гадая, что же этот Дракарт, кто бы он ни был, мог знать о книгах, Рейстлин попробовал задать другой вопрос - так невинно, как только мог:
   - И что же вы намереваетесь делать с этими книгами?
   - Продать, конечно. Что еще мы могли бы с ними сделать? - Лайам улыбнулся. Улыбнулись его кузены. В голосе эльфа звучала убежденность, а сам он даже и глазом своим миндалевидным не моргнул.
   Рейстлин все взвешивал. Он злился, что Лемюэль не рассказал ему о существовании таких ценных книг. Но он не хотел из-за этого причинять магу вред.
   - Я не буду принимать участия в убийстве, - сказал Рейстлин.
   - Мы тоже! - горячо заявил Лайам. - У Лемюэля много друзей в эльфийских землях - клиентов-друзей, которые почувствовали бы себя обязанными отомстить за его смерть. Мага нет дома. Он отправился с визитом к этим своим друзьям в Квалиност. Дом пустой. Час работы - и мы богаты! Что касается вас, вы можете целиком взять свою долю магическими артефактами, или мы заплатим вам чистой сталью.
   Рейстлин не думал сейчас о деньгах. Даже не задумался о том, что эльфы солгали ему, что собирались использовать его, а потом найти способ, чтоб от него избавиться. Он думал о книгах заклинаний - древних книгах, которые, возможно, были похищены из осажденной Башни Высшего Волшебства в Далтиготе, или спасены из погрузившейся в морскую пучину Башни Истара. Какие сокровища магии были похоронены под их обложками? И почему Лемюэль хранил их в секрете, спрятав подальше?
   Ответ нашелся немедленно. Должно быть, это книги по темной магии. Единственное логическое объяснение. Отец Лемюэля был боевым магом из Ложи Белых Одежд. Он не мог уничтожить книги. Согласно строжайшему закону, ни один член ордена не мог умышленно уничтожить никакой артефакт или магическую книгу, принадлежащую другому. Магические знания, неважно, из какого источника они исходили, кто создал их или для какой цели они могли послужить, были бесценны и стоили того, чтобы сберегать их. Но, возможно, его соблазнила мысль скрыть книги, которые он считал злом. Упрятав их подальше, он убивал двух зайцев: и сохранял их, и в то же время защищал от того, что они попадут в руки его недругов.
   "Я не должен отмахиваться от этого дела, - сам себя убеждал Рейстлин. - Более того, если я не пойду с ними, эльфы просто найдут еще кого-нибудь - кого-нибудь, кто может погубить книги".
   Так Рейстлин подыскивал доводы, но на самом деле сердце его переполняла неистовая жажда увидеть эти фолианты, взять в руки и ощутить их могущественную силу. Возможно, раскрыть их секреты...
   - Когда вы думаете начать? - спросил Рейстлин.
   - Лемюэль покинул город два дня назад. Время поджимает. Сегодня ночью. Вы с нами?
   Рейстлин кивнул.
   - Я с вами.
  

Глава 4

   Ярко светили алая и серебряная луны; этой ночью обе планеты близко подошли друг к другу, словно оба бога, сблизив головы, шептались и смеялись над глупой суетой смертных, которую они видели со своей надзвездной высоты. Серебряные и алые лучи падали на воров. Когда Рейстлин шел по дороге, он отбрасывал две тени. Две тени лежали перед ним. Одна, очерченная серебром, справа; другая, в алом ореоле, слева. Он почти смог представить себя стоящим на распутье - но принял в расчет то, что, в сущности, обе тени были черными.
   Они шли к дому Лемюэля окольным путем, чтобы не проходить через город. Рейстлин не знал этой дороги. Они подобрались с другой стороны, и он был поражен, поражен и напуган, когда внезапно увидел перед собой выступающие из темноты очертания дома - он не ожидал добраться сюда так скоро. Дом был точно таким, каким Рейстлин запомнил его - точно таким же заброшенным, каким был, когда молодой ученик мастера Теобальда впервые посетил Лемюэля. Ни единого луча света, ни единого звука внутри. Тогда Лемюэль был дома. А что, если он дома и сейчас?
   Темные эльфы убили бы его без малейшего сожаления.
   Мика сделал точную копию ключа по снятому слепку, идеально подходившую к замку. Двое других встали на страже, сбросив плащи, чтобы легко выхватить оружие в случае опасности. И они были великолепно экипированы кинжалами и ножами, оружием воров, оружием убийц.
   Рейстлин чувствовал глубочайшее отвращение к этим темным эльфам - и к себе самому, потому что сейчас он стоял рядом с ними, озаренный лунным светом, глубокой ночью, и готовился войти в дом человека без его ведома и позволения.
   "Почему бы мне сейчас же не развернуться и не уйти?" - размышлял он.
   Дверь отворилась беззвучно. За ней было темно и тихо. Рейстлин колебался лишь мгновение, а затем проскользнул внутрь.
   Он мог отыскивать доводы, оправдывая свое поведение в данной ситуации. Он зашел слишком далеко, чтобы отступать, а темные эльфы ни за что не позволят ему уйти живым. И он мог продолжать уверять себя, что поступает так ради блага самого Лемюэля, освобождая его от книг, которые для него должны быть тяжким бременем.
   Но теперь, когда он оказался здесь, когда рубеж был пройден, Рейстлин презирал оба довода. Он уже ненавидел себя за преступление, которое собирался совершить, и не собирался усугублять эту ненависть ложью о собственных мотивах. Он пришел сюда не из боязни и не по принуждению, был здесь не во имя дружбы и преданности.
   Он был здесь во имя магии.
   Рейстлин стоял в темноте магической лавки вместе с эльфами, и сердце его стремительно билось от волнения и предвкушения.
   - Человек не сможет видеть в темноте, - сказал Лайам на языке Квалинести. - Мы же не хотим, чтобы он на что-нибудь упал и сломал себе шею.
   - По крайней мере, пока мы сами не покончим с ним, - рассмеялся Мика певучим, музыкальным смехом, странно сочетавшимся с его зловещими словами.
   - Зажги свет.
   Один из эльфов быстро вытащил спичку и поднес ее к свече, стоявшей на прилавке. Эльфы учтиво передали свечу Рейстлину, который так же учтиво взял ее.
   - Вот сюда, - Мика повел их из магазина.
   Рейстлин мог бы создать для себя свет - волшебный свет, - но ничего не сказал эльфам. Он предпочитал беречь энергию. До конца ночи она ему еще потребуется.
   Выйдя из торгового зала, четверка прошла на кухню, которую Рейстлин помнил по первому своему визиту сюда. Они прошли через буфетную, вошли в дверь и очутились в маленькой кладовке, где высился настоящий лес из швабр и веников. Быстро и молча эльфы сложили их у стены.
   - Я не вижу никаких магических книг, - заметил Рейстлин.
   - Конечно, не видишь, - хмыкнул Лайам, с трудом проглотив готовое сорваться с языка "дурак". - Я же тебе говорил. Они спрятаны в погребе. Люк под столом.
   Упомянутый стол являл собою мясницкую дубовую колоду, на которой разделывали туши. Его покрывали пятна животной крови.
   Рейстлину стало смешно, когда он заметил, что темным эльфам противен и вид, и запах этой колоды - им, готовым убить человека без малейших угрызений совести. Их, видите ли, тошнило при мысли о стейках и бараньих отбивных. Задерживая дыхание от неприятного запаха, который, вероятно, казался им непереносимой вонью, Мика и Ринет перетащили стол к стене. И оба, закончив, поспешно вытерли руки о полотенце.
   - Мы все поставим назад, когда отыщем то, за чем явились, и будем уходить, - сказал Лайам. - Этот Лемюэль такой глупый, ненаблюдательный человечишка. Вполне возможно, пройдут годы, а он и не заметит, что его книги обнаружили и унесли.
   Рейстлин согласился с этими словами. Лемюэль не заботился ни о чем, кроме своего сада, магия его очень мало интересовала, если не касалась трав. Вероятно, он никогда даже не просматривал эти книги, лишь повиновался приказу отца хранить их в тайне.
   Когда же Рейстлин возьмет эти книги в Вайретскую Башню, то первое, что сделает - и он вполне серьезно намеревался так поступить - это признается в своем проступке, чтобы Конклав мог сообщить Лемюэлю о похищении книг. Что касается наказания, грозившего ему самому, то Рейстлин считал, что они, вероятно, наложат на него какое-нибудь дисциплинарное взыскание за воровство, но вряд ли накажут строже. Скорее всего, Конклав не придет в восторг, узнав, что столь ценные книги утаивались в течение многих лет. Из двух проступков они более тяжким, вероятно, сочтут утаивание.
   Рейстлин надеялся, что наказание Конклава обрушится на отца, если он еще жив, а не на сына.
   Мика с силой дернул за ручку крышку погреба. Она не шелохнулась, и эльфы сначала решили, что что-то ее держит: либо болты, либо магия. Эльфы проверили наличие болтов, Рейстлин бросил незначительное заклинание, которое выявило бы присутствие магии. Ни одного болта не обнаружилось, не было и магических замков. Крышка, разбухшая от сырости, держалась прочно. Эльфы тянули и дергали, и наконец она с треском поднялась.
   Оттуда сразу потянуло холодным воздухом, холодным и сырым, словно из могилы. Эльфы со своими чувствительными носами просто отшатнулись, передернувшись, так несло гнилью. Рейстлин прикрыл рот и нос рукавом своего длинного одеяния.
   Мика и Ринет тайком бросали взгляды на Лайама, боясь, что он собирается приказать им спускаться в эту страшную темноту. Лайам сам выглядел смущенным.
   - Что там так воняет? - выразил он свои колебания вслух. - Словно внизу что-то сдохло. Уж конечно, от книг по магии, даже от человеческих книг по магии, не могло бы так разить.
   - Я дурных запахов не боюсь, - насмешливо бросил Рейстлин. - Я спущусь и посмотрю, что там.
   Мика не пришел от этих слов в восторг. Его задел намек Рейстлина на их трусость, и все же ни один намек не заставил бы его самого пойти в погреб.
   Эльфы принялись обсуждать проблему на своем языке. Рейстлин слушал, забавляясь их самонадеянностью. Они не допускали даже возможности, что человек может понимать их речь.
   Ринет решил, что Рейстлину следует спускаться одному. Ведь вполне могло оказаться, что к книгам приставлен охранник. Рейстлин был человеком, а следовательно - расходным материалом. Мика спорил, говоря, что, так как Рейстлин маг, он может завладеть некоторыми книгами и сбежать с ними через магический коридор, где эльфы не смогут его преследовать.
   Решение проблемы предложил Лайам. Великодушно позволив Рейстлину спуститься в погреб первым, сам он встал на верхних ступеньках, вооружившись луком и наложив на него стрелу.
   - Зачем это? - спросил Рейстлин, разыгрывая непонимание.
   - Для того чтобы защищать вас, - учтиво ответствовал Лайам. - Я великолепный стрелок. И, хотя я не говорю на языке магии, но кое-что понимаю. Например, я разобрал бы, если б кто-то в этом подвале попытался использовать заклятье исчезновения. И я очень сомневаюсь, что этот кто-то сумел бы закончить заклятье до того, как моя стрела пробила бы ему сердце. Тем не менее, если заметите опасность, кричите нам, не раздумывая.
   - Вижу, я в надежных руках, - вымолвил Рейстлин, склонив голову, чтобы скрыть сардоническую улыбку.
   Приподняв подол мантии - теперь, в свете высоко поднятой свечи, он разглядел, что она стала серой, - он осторожно спускался по ступенькам, уводившим во тьму.
   Череда ступеней оказалась длинной, длиннее, чем ожидал Рейстлин, и уводила глубоко под землю. Ступени были высечены из камня, и шли вдоль каменной стены, поднимавшейся справа, слева же зияла ничем не огороженная пустота. Спускаясь, он водил свечой из стороны в сторону, пытаясь осветить погреб ее тусклым светом: хотя бы в тех незначительных пределах, в каких позволял этот свет. Пытаясь хоть мельком увидеть что-нибудь - неважно, что.
   Он ничего не мог разглядеть. Он продолжал свой спуск.
   Наконец его нога коснулась грязного пола. Он посмотрел назад, на верхние ступени, и увидел эльфов совсем крошечными, уменьшившимися до ничтожных размеров - в такой невероятной дали, словно они стояли чуть ли не на другом плане бытия. Он едва различал их голоса: они возмущались, что не видят его. Эльфы решили, что пойдут вниз, чтобы его отыскать.
   Светя себе свечой, Рейстлин пытался разглядеть как можно больше до их прихода. Жалкий свет почти не рассеивал мрак. Рассчитывая услышать легкие эльфийские шаги, Рейстлин был поражен и встревожен, услышав вместо них какой-то громкий раскатистый звук. Сильный порыв ветра задул свечу, погрузив молодого мага во тьму - такую глубокую и непроглядную, какой могла бы быть тьма Хаоса, существовавшая до начала мира.
   - Лайам! Мика! - крикнул Рейстлин - и испугался собственного голоса, эхом вернувшегося к нему. Ничего, кроме эха имен. Эльфы не отвечали.
   Отчаянно пытаясь хоть что-нибудь расслышать сквозь бешеные удары пульса в ушах, Рейстлин различил слабый звук, словно кто-то колотил в дверь. По этому, а также по тому, что эльфы не ответили на его крик, он сделал вывод, что крышка погреба по непонятной причине захлопнулась, оставив его здесь, внизу, а эльфов - наверху.
   В панике Рейстлин едва не поддался первому импульсу - зажечь магический свет, но остановился, не произнеся заклинания. Он не хотел бы действовать импульсивно. Он хотел бы обдумать ситуацию хладнокровно, от начала и до конца - настолько хладнокровно, насколько возможно. И решил, что лучше всего оставаться в темноте. Свет показал бы ему все, что ни таится тут, внизу. Но свет так же показал бы и его - всему, что таится тут, внизу.
   Стоя во тьме, он обдумывал ситуацию. Первое, что пришло ему в голову - эльфы заманили его сюда, вниз, специально, чтобы бросить тут на смерть. Но он быстро оставил эту мысль. У эльфов не было причин убивать его. Зато была масса причин, по которым они хотели попасть в погреб. И они не солгали ему о магических книгах, насколько он понял из их приватных бесед. Это соображение подкреплял непрекращающийся стук по крышке люка. Эльфы хотели открыть крышку так же сильно, как хотел этого и он.
   Рассудив так, он осторожно двинулся к каменной стене, как можно бесшумнее, чтобы прислониться к ней спиной. Зрение ему послужить не могло, но он полагался на другие чувства, и почти сразу же, едва успокоился, смог расслышать дыхание. Чье-то чужое дыхание. Здесь, внизу, он был не один.
   Это не было дыханием грозного стража, не было сильным и неприятным, гнусавым дыханием людоеда, не было и хриплыми, свистящими вздохами хобгоблина. Оно было едва уловимым и каким-то дребезжащим, со слабым клокотанием. Рейстлину доводилось слышать такое дыхание прежде - в комнате больного старика.
   И, хотя до некоторой степени звук успокаивал, все же он разрушил расчеты молодого мага на то, что могло бы найтись в этом погребе. Первой дикой мыслью Рейстлина было, что сейчас он столкнется с хозяином книг, отцом Лемюэля. Возможно, старик вышел на пенсию и уединился в погребе, чтобы жить рядом со своими драгоценными книгами. Или это, или Лемюэль запер отца в подвале - просто подвиг, учитывая, что этот отец был признанным архимагом. Нет, очень маловероятно.
   Рейстлин стоял в темноте, смятение его уже улеглось и, поскольку ничего страшного с ним не происходило, начало возрастать любопытство. Дыхание по-прежнему слышалось: неровное, рваное, временами какое-то затрудненное, задыхающееся... вот, снова. Больше Рейстлин не слышал в погребе никаких других звуков: ни звона кольчуг, ни скрипа кожи, ни лязга мечей. Наверху упорно трудились эльфы. Судя по доносившимся оттуда звукам, они сражались с крышкой топором или ломом.
   А потом, совсем рядом с ним, раздался голос.
   - А ты ведь хитрец, верно?
   Пауза, а затем:
   - Умный талантливый проныра, к тому же дерзкий и смелый. Не каждый отважится стоять один в темноте. Подойди! Дай-ка на тебя взглянуть.
   В стороне ярко вспыхнула свеча, озарив обычный деревянный стол, круглый и совсем небольшой. Напротив друг друга стояли два стула - стол разделял их. Один стул оказался занят - на нем сидел старик. И первый же взгляд убедил Рейстлина в том, что старик этот не мог быть отцом Лемюэля - боевым магом, который сражался, защищая страну эльфов.
   Старик носил черную мантию, на фоне которой его абсолютно белые волосы и борода выглядели жутковато. Старика словно окружала зловещая аура. Лицо его приковывало взгляд: глубокие морщины так же много говорили о прошлом этого человека, как много говорят о прошлом земли овраги и расселины. Тонкие морщины, залегшие меж бровями, у другого могли бы свидетельствовать о мудрости. На это же лицо они наложили печать бесконечного коварства. Морщинки в уголках хищных черных глаз, обычно выдающие ум, здесь наводили на мысль о том, что их обладатель находит удовольствие в жестоком цинизме. Исключительное презрение ко всем окружающим изломало тонкую линию его губ. Одержимость некой целью и невероятное честолюбие выдвинули вперед заостренный подбородок. Глаза под нависающими веками были холодными, расчетливыми и блестящими.
   Рейстлин не шевелился. Лицо старика походило на безжизненную пустыню - суровую, смертоносную и безжалостную. Ужас полностью лишил сил молодого мага. Насколько лучше было бы сразиться с людоедом или хобгоблином! Слова простого защитного заклятья, заготовленного Рейстлином, замерли у него на губах, рассеялись в беззвучном вздохе. Он представил, что произнес их, и почти услышал издевательский, язвительный смех старика. Сейчас старческие руки - ширококостные, с узловатыми суставами, цепкие - были пусты, но в них таилась огромная, чудовищная мощь.
   И от старика не укрылась ни одна мысль Рейстлина, словно он произносил вслух каждую. Его глаза внимательно изучали молодого мага, хотя Рейстлин стоял, скрытый темнотой.
   - Подойди, Хитрец. Вот ты и попался на мою приманку. Подойди, сядь и поговори со стариком.
   Рейстлин по-прежнему не шевелился. От слов о приманке он содрогнулся.
   - Ты и в самом деле мог бы подойти и с тем же успехом трястись сидя, - старик улыбнулся, и эта насмешливая улыбка углубила морщины на лице, подчеркнув его жестокость.
   - Ты никуда не уйдешь, пока я не позволю тебе уйти.
   Подняв узловатый палец, он ткнул им Рейстлину в грудь, точно напротив сердца.
   - Ты сам пришел ко мне. Запомни это.
   Рейстлин просчитывал варианты: он мог и дальше стоять в темноте, которая явно не служила ему хорошей защитой: старик, похоже, видел его прекрасно. Он мог предпринять отчаянную попытку сбежать вверх по ступенькам - и, вероятно, попытку напрасную, которая выставит его глупцом. А еще он мог взять себя в руки и дать понять, что не утратил чувства собственного достоинства, вступить со стариком в противостояние и выяснить, что же тот хотел сказать своими странными намеками о приманке.
   Рейстлин пошел вперед. Выйдя из темноты в круг золотистого света, отбрасываемого свечой, он сел напротив старика.
   Старик изучил Рейстлина при свете, и не выразил особого удовольствия тем, что увидел.
   - Да ты же слабак! Сопливый слабак! Я буду покрепче тебя, хотя мое тело ничто, лишь прах и пыль! Ну, и какая мне от тебя выгода? Видно, такое уж мое счастье! Я-то надеялся на орла, а получил ястребочка. Ястреба-перепелятника! Но все же... - стариковское бормотание было едва слышным, - в этих глазах есть алкание. Если тело столь хило, возможно, это потому, что оно сгорает в пламени разума. А пламя этого разума воистину ненасытно, насколько я могу видеть... Возможно, я судил опрометчиво. Посмотрим. Как твое имя?
   С темными эльфами Рейстлин чувствовал себя уверенно и свободно. Это же жуткому старику юноша смиренно ответил:
   - Рейстлин Маджере, господин Архимаг.
   - Архимаг... - протяжно произнес старик, словно пробуя это слово на вкус. - Да, я был им когда-то, знаешь ли. Величайшим из всех. Даже сейчас они боятся меня. Но они боятся меня недостаточно. Сколько тебе лет?
   - Мне только-только исполнился двадцать один год.
   - Молод, молод, чтоб проходить Испытание. Я поражаюсь Пар-Салиану. Он безрассуден или доведен до отчаяния, судя по всему. Ну, и как ты думаешь, как же ты до сих пор справлялся, Рейстлин Маджере? - прищурился старик, а улыбка его была самым скверным, что Рейстлин когда-либо видел.
   - Простите, сэр, но я не знаю, о чем вы. Что вы имеете в виду? Что значит, я справлялся? Справлялся...
   И тут Рейстлин задержал дыхание. Он чувствовал себя пробужденным ото сна - одного из тех снов, что реальнее действительности. Правда, он не спал.
   Он проходил Испытание. Все это было Испытание. Эльфы, трактир, события, ситуации - все было наколдовано по заранее продуманному плану. Он, не отрываясь, смотрел на пламя свечи и, пораженный, лихорадочно вспоминал вопрос старика о том, как он справляется.
   Старик рассмеялся - тихим смехом, похожим на журчание воды подо льдом.
   - Я никогда не устаю от такой реакции! А это случается всякий раз. Одно из немногих удовольствий, что у меня остались. Да, ты проходишь Испытание, юный маг. В общем, ты прав. И - нет, я не часть Испытания. Или, скорее, часть, но официально не санкционированная.
   - Вы упомянули приманку. "Я сам пришел к вам" - так вы сказали. - Рейстлин сохранял самообладание, сжимая кулаки, чтобы дрожь не выдала его страх.
   Старик кивнул:
   - Благодаря твоему собственному выбору и твоим собственным решениям. Ты сам пришел ко мне.
   - Не понимаю, - сказал Рейстлин.
   Старик любезно пояснил:
   - Некоторые маги прислушались бы к предостережению лудильщика и ни за что бы не зашли в притон. Другие, даже если бы и вошли, отказались бы вести любые дела с темными эльфами. А ты зашел в трактир. Ты говорил с эльфами. Ты весьма быстро принял их подлый план, - старик вновь воздел свой узловатый палец. - Даже несмотря на то, что ты считал своим другом человека, которого вы собирались ограбить.
   - То, что вы говорите, правда, - признал Рейстлин, даже не думая отрицать. Он не особо и стыдился своих действий. В его понимании, любой маг, исключая, возможно, самых щепетильных членов Ложи Белых Одежд, поступил бы так же. - Я хотел спасти магические книги. Я бы вернул их Конклаву.
   На мгновение он замолчал, а потом спросил:
   - Здесь нет никаких книг, ведь так?
   - Нет, - ответил старик. - Здесь только я.
   - И как же вас зовут? - спросил Рейстлин.
   - Неважно, как меня зовут. Пока неважно.
   - Ну, так чего же вы от меня хотите?
   Старик небрежно отмахнулся.
   - Небольшую любезность, ничего больше.
   Теперь настал черед Рейстлина улыбнуться, и улыбка его была горькой.
   - Простите, сэр, но вам должно быть известно, что, поскольку я только прохожу Испытание, я занимаю очень низкое положение. Вы производите впечатление волшебника, обладающего - или обладавшего - немыслимым мастерством и могуществом. У меня, наверное, нет ничего из того, что вы могли бы желать.
   - А вот и есть! - глаза старика вспыхнули жадным, голодным светом, пламенем, по сравнению с которым пламя свечи показалось тусклым и слабым. - Ты живешь!
   - Пока, - сухо сказал Рейстлин. - Возможно, мне осталось недолго. Темные эльфы не поверят мне, когда я скажу, что никаких древних книг тут внизу нет. Они решат, что я похитил их с помощью магии, для себя, - он огляделся. - Не думаю, что есть какой-то способ сбежать из этого погреба.
   - Способ есть - мой способ, - сказал старик. - Единственный. Ты полностью прав, темные эльфы убьют тебя. Знаешь ли, они не простые воры, какими прикидываются. Они волшебники высокого ранга. Магия их чрезвычайно сильна.
   Рейстлину следовало бы сразу же об этом догадаться.
   - Не сдаешься, верно? - презрительно спросил старик.
   - Нет, - Рейстлин поднял голову, спокойно и внимательно глядя на старика. - Я размышлял.
   - Размышляй дальше, молодой маг. Очень скоро тебе нужно будет серьезно поразмыслить о том, как одному выстоять против троих. Считай, против двенадцати, потому что каждый темный эльф в четыре раза сильнее тебя.
   - Это Испытание, - сказал Рейстлин. - Все - иллюзия. Верно, некоторые маги погибают, проходя Испытание, но только из-за своих собственных ошибок или небрежности. Я все делал правильно. Зачем бы Конклаву убивать меня?
   - Ты говорил со мной, - мягко произнес старик. - Они знают об этом, и это может послужить прекрасным оправданием для твоей гибели.
   - В таком случае, кто же вы такой, - нетерпеливо спросил Рейстлин, - чтобы им бояться вас настолько сильно?
   - Мое имя Фистандантилус. Возможно, ты слышал обо мне.
   - Да, - сказал Рейстлин.
   Давным-давно, в лихие и страшные годы после Катаклизма, армия людей и гномов холмов осадила Торбардин, великий подземный город горных гномов. Во главе этой армии стоял тот, кто создал ее, тот, кто намеревался использовать ее для удовлетворения собственного неуемного честолюбия - волшебник Темных Одежд, волшебник невероятной силы, ренегат, открыто бросивший вызов Конклаву. Его звали Фистандантилус.
   Он создал свою базу в магической крепости Заман, и оттуда направлял свои атаки на твердыню гномов.
   Финстандантилус сражался с гномами своей магией, его армия сражалась с ними топором и мечом. Многие тысячи погибли на равнинах и на горных перевалах, но армия волшебника дрогнула. Еще немного - и горные гномы одержали бы победу.
   Согласно легендам, Фистандантилус создал одно, последнее, заклинание, заклинание чудовищной, катастрофической силы, которое должно было расщепить гору, открыв Торбардин завоевателям. К несчастью, оно оказалось слишком мощным. Фистандантилус не сумел сохранить над ним контроль. Заклятье взорвало крепость Заман, не оставив камня на камне. Она обрушилась, провалившись сама в себя, а холм, образовавшийся на ее месте, называют с тех пор Черепом. Многотысячная армия Фистандантилуса погибла в том взрыве, погиб и сам волшебник, вызвавший катастрофу.
   Вот о чем поют менестрели, вот во что верят люди. Рейстлин же всегда полагал, что история эта о чем-то умалчивает. Фистандантилус накапливал свою силу многие сотни лет. А ведь он не был эльфом, он был человеком. Поговаривали, что он отыскал способ обвести смерть вокруг пальца. Он продлевал свою жизнь, убивая юношей, собственных учеников, вытягивая их жизненные силы с помощью какого-то магического кровавого камня. Несмотря на это, он не смог выжить в разрушительном взрыве, вызванном его же магией. По крайней мере, так считал весь мир. Но, очевидно, Фистандантилус еще раз обманул смерть. Тем не менее, волшебнику не хотелось, чтобы та ситуация, в которой он оказался в результате этого обмана, затянулась так надолго.
   - Фистандантилус - величайший из всех магов, - сказал Рейстлин. - Самый могущественный волшебник из всех, когда-либо живших.
   - Да, я величайший и самый могущественный, - сказал Фистандантилус.
   - И вы погибли, - заметил старику Рейстлин.
   Замечание тому не понравилось. Перемена была внезапной, словно блеск на лезвии выхваченного кинжала: брови сдвинулись, черты лица гневно исказились - а под этой маской заклокотала ярость. Но каждый вздох давался старику с трудом. Сейчас он тратил невероятное количество магической энергии только на то, чтобы сохранять свою физическую оболочку. Бешенство его остыло, подобно вареву в котле, под которым погас огонь.
   - Ты говоришь правду. Я погиб, - проворчал он, расстроенный и бессильный. - И я близок к окончательному исчезновению. Они тебе рассказывают, что я мечтал захватить Торбардин, - он высокомерно улыбнулся. - Что за чушь! Ставки в моей игре были гораздо выше, чем обладание какой-то вонючей грязной дырой в земле, вырытой гномами. Я планировал войти в Бездну. Ниспровергнуть Темную Властительницу, сбросить Такхизис с ее трона. Я стремился к божественному венцу!
   Рейстлин испытал благоговейный страх, услышав это. Благоговейный страх и изумление. Трепет, изумление и сочувствие.
   - Под Черепом есть... или будет... ну, скажем, было, потому что сейчас оно исчезло, - Фистандантилус сделал паузу и посмотрел чрезвычайно хитро, - средство войти в Бездну, в жестокий потусторонний мир. Такхизис обо мне было известно. Она боялась меня и плела козни, стремясь погубить. Верно, мое тело умерло во время взрыва, но я уже подготовил перенос своего духа на другой план бытия. Такхизис не могла уничтожить меня, потому что не могла до меня добраться, но попыток она никогда не оставляла. На протяжении веков я отражаю ее непрекращающийся натиск. У меня осталось очень мало энергии. Жизненная сила, которую я сумел взять с собой, почти израсходована.
   - И, значит, вы нашли способ проникать в проводимое Испытание и заманивать подобных мне молодых магов в свои сети, - сказал Рейстлин. - Мне следовало бы догадаться, что я не первый. Что же случилось с моими предшественниками?
   Фистандантилус пожал плечами.
   - Они умерли. Я ведь рассказал тебе. Они говорили со мной. Конклав боится, что я войду в тело какого-нибудь молодого мага, завладею им и таким образом вернусь в мир, чтобы завершить то, что начал. Они не могут этого допустить, и каждый раз заботятся о том, чтобы угроза была ликвидирована.
   Рейстлин внимательно смотрел на старика - давно умершего старика.
   - Я не верю вам. Маги погибли, но их убил не Конклав. Это сделали вы. Именно так вы ухитрились прожить столь долго - если такое существование можно назвать жизнью.
   - Называй, как тебе будет угодно; это существование предпочтительнее небытия, которое, я знаю, тянется ко мне, - сказал Фистандантилус с ужасной усмешкой. - То же небытие, которое тянется и к тебе, юный маг.
   - Кажется, выбор у меня невелик, - горько ответил Рейстлин. - Либо я погибну от рук трех чародеев, либо меня досуха высосет лич.
   - Ты сам решил спуститься сюда, - парировал Фистандантилус.
   Рейстлин опустил взгляд, не желая, чтобы ястребиные, пронизывающие стариковские глаза отыскали ключ к его душе. Он уставился на деревянный стол и вдруг вспомнил другой такой же - в лаборатории своего учителя, стол, за которым он, будучи ребенком, с таким триумфом написал "Я, Маг". Он прикидывал, каковы его шансы в поединке, раздумывал о темных эльфах, сомневаясь в их магии, сомневаясь, правду ли сказал ему старик, или все это ложь, просто ложь, чтобы заманить его в ловушку. Он не был уверен, пожелает ли Конклав убить его только за то, что он разговаривал с Фистандантилусом, и сомневался, что сумеет выжить, если все же Конклав пожелает.
   Рейстлин поднял взгляд, встретив ястребиный взор старца.
   - Я принимаю ваше предложение.
   Тонкие губы Фистандантилуса разошлись в улыбке - больше походившей на оскал черепа.
   - Я так и думал. Покажи мне свою колдовскую книгу.
  

Глава 5

   Рейстлин стоял у нижних ступеней лестницы, ожидая, когда старик снимет с крышки погреба запирающие ее чары. Ему было странно и занятно, что он совсем не чувствует страха, только острую, как бритва, боль предвкушения.
   Эльфы приостановили штурм погреба; они поняли, наконец, что им мешает магия. На краткий миг он позволил себе надеяться, что, быть может, они ушли, но уже в следующее мгновение высмеял себя за глупость. Это было его Испытание. Он должен будет показать свою способность сражаться с помощью магии.
   "Сейчас!" - прозвучал голос в голове у Рейстлина.
   Фистандантилус исчез. Его физическая форма была иллюзией, созданной старым магом, чтобы явиться Рейстлину. Теперь, когда она больше не требовалась, старик развеял ее.
   Крышка погреба, дрогнув под неистовым напором, открылась и с оглушительным грохотом рухнула на выложенный каменными плитами пол.
   Рейстлин надеялся, что эльфов застанет врасплох такое внезапное открытие двери. Он планировал использовать ничтожные мгновения их замешательства, чтобы сплести атакующее заклятье. К своему ужасу, он обнаружил, что темные эльфы подготовились к такому обороту событий. Они даже ждали его.
   Звонкий эльфийский голос заговорил на языке магии. Вспыхнул яркий свет: лицо Лайама озарило пламя огненной сферы. И, в то мгновение, когда распахнулась дверь, в воздух взмыл полыхающий шар, оставлявший за собой шлейф рассыпающихся искр, подобный ослепительному хвосту кометы.
   Рейстлин не был готов к этой атаке, он и представить не мог, что эльфы начнут действовать столь стремительно. Бежать было некуда. Огненный шар превратит комнату в пылающую печь. Инстинктивно Рейстлин вскинул левую руку, чтоб защитить лицо, хотя знал, что ни о какой защите тут и речи быть не может.
   Файерболл взорвался прямо на нем... над ним... вокруг него. Взорвался, не причинив ни малейшего вреда, сила шара рассеялась, осыпав молодого мага искрами и сгустками пламени, которые, словно капли дождя, били юношу по рукам, по удивленному лицу - и с шипением исчезали, словно падали в стоячую воду.
   - Свое заклинание! Живо! - раздался приказ.
   Но Рейстлин уже пришел в себя, справившись со страхом. С его губ тут же сорвалось заклятье. Рука очертила в воздухе солнечный знак. На полу, у его ног, все еще мерцали искры, и он заметил, что его кожа, вдобавок ко всему, приобрела золотистый оттенок, но Рейстлин не позволил себе сейчас размышлять над этой странностью, лишь мысленно отметив ее. Он боялся потерять концентрацию.
   Начертав символ, он произнес слова. Точно, безошибочно - и символ ярко вспыхнул в воздухе. С пальцев вытянутой правой руки Рейстлина сорвалось пять маленьких полыхающих зарядов - жалкий ответ смертоносным заклятьям могущественных архимагов.
   Рейстлин не удивился, услышав, как темные эльфы хохочут над ним. С тем же успехом он мог бы кинуть в них петарду гномов.
   Он ждал, затаив дыхание, молясь богам магии о том, чтобы старик исполнил свое обещание - чтобы они проследили, чтоб обещание было исполнено. И Рейстлин испытал удовлетворение, глубокое, истинное удовлетворение, услышав, как хохот эльфов сменился возгласами удивления и страха.
   Пять его огненных снарядов были уже десятью... уже двадцатью. Уже не были вспышками огня. Они были гудящими, раскаленными добела звездами в облаке искр, звездами, летящими над ступенями, с безошибочной точностью нацеленными на недругов Рейстлина.
   Сейчас уже темным эльфам некуда было бежать, негде укрыться: ни одно оборонительное заклинание не было достаточно мощным, чтобы защитить их. Сокрушительная сила удара сбила Рейстлина с ног, а ведь он стоял далеко от центра взрыва. Он чувствовал жар пламени на самых нижних ступенях погреба. Он чувствовал запах горелого мяса. Насмешек больше не было. Время насмешек прошло.
   Рейстлин заставил себя подняться. Вытер грязь с рук, снова отметив необычный золотистый цвет своей кожи. И ясно осознал, что именно этот золотистый налет защитил его от огненного шара. Он был подобен рыцарским доспехам, только намного надежнее: покрытый пластинчатой или кольчужной броней рыцарь просто поджарился бы, попав под удар огненного шара, Рейстлину же огонь не причинил ни малейшего вреда.
   "Если это правда, - подумал он, - если это что-то вроде брони, щита от любого магического воздействия, тогда это очень пригодится мне в будущем".
   В кладовке полыхало пламя. Рейстлин подождал, чтобы оно опало, дав себе время восстановить силы и подготовив в уме следующее заклинание. Закрывая нос рукавом мантии, чтоб защититься от чудовищного запаха обугленных эльфийских тел, Рейстлин поднялся по лестнице, готовый ко встрече со следующим противником.
   Два тела лежали на верхних ступенях грудами черной жженой плоти, обгоревшие до неузнаваемости. Третьего тела он нигде не увидел - возможно, оно испарилось. "Ну, это же иллюзия, - напомнил себе Рейстлин. - Вероятно, тут просто ошибка в заклинании Конклава. Они сбились со счета". Выходя из погреба, он приподнял подол своих одеяний, перешагнув через один из эльфийских трупов. Окинул кладовку быстрым взглядом. Стол превратился в груду золы, а на месте сложенных швабр и веников плавали лишь облачка дыма. Посреди руин неподвижно и грозно ожидал призрак Фистандантилуса. Его иллюзорная форма была тусклой и прозрачной, почти неразличимой в дыму. Ее могло бы унести прочь, если хорошенько дунуть.
   Рейстлин улыбнулся.
   Старик простер свою руку вперед. Руку в черном. Высохшую, худую, походившую на руку скелета.
   - Итак, сейчас ты со мной расплатишься, - сказал Фистандантилус.
   Он тянулся к сердцу Рейстлина.
   Рейстлин сделал шаг назад и тоже вытянул руку в непроизвольном защитном жесте.
   - Я благодарен вам за помощь, Архимаг, но я беру назад свои обязательства и расторгаю наш договор.
   - Что ты сказал?
   Эти слова, шипящие, смертоносные, кольцами сжимались в мозгу Рейстлина, подобно гадюке в корзине. Голова гадюки поднялась, и глаза - жестокие, злобные, беспощадные - уставились на него.
   Решимость Рейстлина поколебалась, а сердце затрепетало. Ярость старика гудела вокруг него пламенем куда более грозным, чем пламя огненного шара.
   "Эльфов убил я, - напомнил себе Рейстлин, удерживая ускользающее мужество. - Заклинание принадлежало Фистандантилусу, но магия, сила, заключенная в нем, была моей. Он слаб, истощен, он не представляет опасности".
   - Наш договор расторгнут, - ответил Рейстлин. - Возвращайся назад, на тот план бытия, с какого явился, и поджидай там другую жертву.
   - Ты нарушаешь свое обещание! - зарычал старик. - Где же твоя честь?
   - Что я, соламнийский рыцарь, чтобы беспокоиться о чести? - спросил Рейстлин. И добавил: - А раз уж на то пошло, то разве есть честь в том, чтобы заманивать в свои сети мух, где ты, паук, их опутываешь и съедаешь? Если я не ошибаюсь, твое собственное заклятье защищает меня от любой магии, какую ты можешь попытаться использовать. На этот раз муха от тебя ускользнула.
   Рейстлин поклонился мрачному призраку. Неторопливо, рассчитывая каждое движение, отвернулся и направился к двери. Если бы он только смог до нее добраться, сбежать из этой кладовки, из этого склепа, он был бы спасен. Пройти требовалось совсем немного, и с каждым шагом, приближавшим его к выходу, уверенность Рейстлина возрастала, хотя какой-то частью своего существа он продолжал ждать, что сейчас его схватит эта ужасная рука.
   Он дошел до дверного проема.
   И тут старик заговорил, но казалось, что его голос доносится откуда-то из невероятной дали. Рейстлин едва мог расслышать его.
   - Ты сильный, умный и талантливый, проныра. Ты сам создал свою защитную броню, не я. И пока твое Испытание не завершено. И новые сражения ожидают тебя. Если твоя броня создана из стали, надежной и совершенной, ты выживешь. Если она сделана из окалины, она треснет при первом же ударе, и, когда это произойдет, я проскользну внутрь и заберу то, что принадлежит мне.
   Голос не мог причинить вреда. Рейстлин не удостоил его вниманием. Он продолжал идти, добрался до двери, и голос растаял вдали, подобно тому, как тает в воздухе струйка дыма.
  

Глава 6

   Рейстлин вышел из дверей Лемюэлевой кладовки, шагнув в темный каменный коридор. Сперва, захваченный врасплох, Рейстлин был поражен и испуган. Он должен был бы очутиться на кухне у Лемюэля. Потом он вспомнил, что тот дом Лемюэля, в котором он находился, никогда не существовал по-настоящему, но - лишь в его разуме. И, конечно, в разуме тех, кто контролировал это волшебство.
   Рядом с ним на стене мерцал слабый свет. Шар белого света, похожего на свет Солинари, покоился на подсвечнике в виде серебряной руки. Сразу за ним сиял шар красного света - в руке, отлитой из желтой меди; за медной рукой находилась рука, вырезанная из черного дерева, и она не держала ничего... по крайней мере, ничего, видимого для глаз Рейстлина. Лишь маги, посвятившие себя Нуитари, ясно различили бы свой путь в этих лучах.
   По подсвечникам Рейстлин заключил, что вернулся в Вайретскую Башню и шел сейчас по одному из коридоров этого магического здания. Фистандантилус солгал. Испытание Рейстлина закончилось. Ему нужно было лишь отыскать обратный путь в Зал Магов, чтобы выслушать там поздравления.
   Шеи коснулся сзади порыв ветра. Рейстлин начал оборачиваться. Пронзительная боль и душераздирающее ощущение металла, скребущего по кости - по его собственной кости. Рейстлин содрогнулся в мучительной конвульсии.
   - За Мику и Ринета! - сдавленно прошипел злой голос Лайама.
   Рука Лайама, тонкая и сильная, попыталась охватить шею Рейстлина. Сверкнуло лезвие.
   Эльф планировал, что его первый удар станет последним. Он пытался перерубить Рейстлину спинной мозг. Но дуновения воздуха, коснувшегося шеи, оказалось достаточно, чтобы предупредить. Рейстлин обернулся, и лезвие, не достигнув цели, скользнуло вдоль ребер. Сейчас Лайам собирался ударить снова, на сей раз в горло.
   Охваченный паникой, Рейстлин не мог припомнить слов ни одного заклинания, а иного оружия, кроме магии, у него не было. Его низводили до уровня животного, принуждая кусаться и царапаться, чтобы защититься. Но страх всегда был самым мощным оружием, если не подчиняться ему. И Рейстлин смутно помнил рукопашные поединки между Стурмом и своим братом.
   Адреналин влил в тело энергию. Сцепив руки, Рейстлин со всей силой, на какую был способен, врезал локтем Лайаму под дых.
   Темный эльф охнул и упал навзничь. Но он не был ранен, просто ненадолго лишился дыхания. Он вновь вскочил и яростно бросился в бой, нанося удары ножом.
   Обезумев от ярости и ужаса, Рейстлин схватил вооруженную руку противника. Они сцепились: эльф - пытаясь вонзить кинжал в Рейстлина, Рейстлин - отчаянно сопротивляясь и пытаясь выкрутить руку врага, чтоб тот выпустил зажатый в ней кинжал.
   Так они стояли, шатаясь, в узком коридоре. Силы Рейстлина стремительно таяли. У него не было никакой надежды долго продержаться в таком противостоянии. Поставив все на один отчаянный шаг, Рейстлин, собрав все оставшиеся силы, впечатал руку эльфа - руку, державшую нож - в каменную стену.
   Затрещали кости, эльф задохнулся от боли, но свое оружие держал по-прежнему крепко.
   Охваченный паникой, Рейстлин снова и снова бил руку эльфа о жесткий камень. Рукоятка ножа стала скользкой от крови. Лайам не мог больше удерживать ее. Нож выскользнул из его пальцев и упал на пол.
   Лайам вырвался, надеясь вернуть оружие, но, похоже, потерял его в неверных тенях коридора, и сейчас, встав на четвереньки, отчаянно шарил по полу.
   Рейстлин увидел нож. Лезвие ало блеснуло в ярких лучах Лунитари. Эльф тоже разглядел свое оружие и рванулся к нему. Выхватив нож прямо из-под цепких пальцев эльфа, Рейстлин вогнал тому лезвие в живот.
   Темный эльф издал жуткий крик и согнулся пополам от боли.
   Рейстлин выдернул клинок. Лайам рухнул на колени, зажав рану рукой. Кровь хлынула у него изо рта. Покачнувшись, он мертвым упал у ног Рейстлина.
   Задыхаясь - каждый вздох причинял мучительную боль, - Рейстлин попытался повернуться, чтобы уйти, отыскать какое-нибудь пристанище, но не смог устоять на ногах, свалившись на каменный пол. Все его тело было словно охвачено пламенем, и жжение это расходилось от раны. Тошнило, Рейстлин ощущал страшную слабость.
   "Все же месть Лайама свершится, - с отчаянием осознал он. - На ноже был яд".
   Свет Солинари и Лунитари заколебался перед его глазами, слился в одно сплошное пятно, а потом все накрыла тьма.
   Рейстлин очнулся и обнаружил, что по-прежнему лежит в коридоре, совсем рядом с телом Лайама: рука мертвого эльфа даже касается его. Еще теплая. Тело не успело остыть. Значит, он недолго пробыл без сознания.
   Рейстлин заставил себя отползти от мертвеца. Раненый и слабый, он заполз глубже в темный коридор и тяжело привалился к стене. Все его внутренности сводило от боли. Он прижал руку к животу, чувствуя подступающую тошноту, и его начало рвать. Когда наконец рвотный пароксизм отпустил его измученное тело, Рейстлин обессиленно соскользнул на каменный пол, ожидая смерти.
   - Почему вы так поступаете со мной? - спрашивал он сквозь туман боли и тошноты.
   Он знал ответ. Потому что он посмел заключить сделку с волшебником столь могущественным, что некогда намеревался ниспровергнуть Такхизис, столь могущественным, что Конклав боялся его даже мертвого.
   "Если же твоя броня сделана из окалины, она треснет при первом же ударе, и тогда я проскользну внутрь и заберу то, что принадлежит мне".
   Рейстлин едва не расхохотался.
   - Мне совсем немного осталось; пожалуйте, архимаг!
   Он лежал на полу, прижимаясь щекой к холодному камню. Хотел ли он выжить? Испытание потребовало страшной платы, платы, после которой он никогда не сможет излечиться. Его здоровье всегда было шатким. Но сейчас, если он выживет, его тело станет подобно разбитому кристаллу, скрепленному лишь его собственной волей. Как он будет жить? Кто позаботится о нем?
   Карамон. Карамон будет заботиться о своем хилом близнеце.
   Рейстлин устремил пристальный взгляд на красный, трепещущий свет Лунитари. Он не мог представить себе такую жизнь, жизнь в полной зависимости от брата. Лучше смерть.
   Из мрака коридора соткалась некая фигура, ее осветило белое сияние Солинари.
   "Вот оно, - сказал себе Рейстлин. - Мое последнее испытание. Испытание, которого я не переживу".
   Он был почти благодарен магам за прекращение своих страданий. Он лежал, беспомощный, наблюдая за темной тенью: как она подбирается все ближе и ближе. Наконец она подошла, встала рядом. Он чувствовал ее живое присутствие, слышал ее дыхание. Она склонилась над ним. Он невольно закрыл глаза.
   - Рейст?
   Ласковые пальцы коснулись его истерзанного лихорадкой тела.
   - Рейст! - в голосе послышался всхлип. - Что они с тобой сделали?
   - Карамон, - проговорил Рейстлин, но не услышал собственных слов. Горло его было изувечено дымом и едкой рвотой.
   - Я заберу тебя отсюда, - сказал брат.
   Сильные руки подхватили тело Рейстлина. Он ощутил такой привычный и родной запах пота Карамона и выделанной кожи, услышал такой привычный и родной звук поскрипывания доспехов, лязг меча о камень.
   - Нет! - попытался вырваться Рейстлин. Он отталкивал массивную грудь Карамона своей болезненной слабой рукой. - Пусти меня, Карамон! Мое Испытание еще не завершено! Пусти!
   Голос его походил на резкое карканье. Кашель не давал говорить.
   Карамон поднял брата и бережно держал на руках.
   - Оно того не стоит, Рейст. Расслабься и отдыхай.
   Они проходили под серебряной рукой, державшей шар белого света, и Рейстлин увидел, что на щеках брата блестят непросохшие слезы. Он сделал последнюю попытку.
   - Они не позволят мне уйти, Карамон! - Рейстлин сражался за каждый вдох, чтобы только говорить. - Они попытаются остановить нас. Ты лишь подвергаешь себя опасности.
   - Так пусть приходят, - сурово вымолвил Карамон. Он решительно и неторопливо шествовал по коридору.
   Рейстлин беспомощно уронил голову, прислонившись к плечу Карамона. На мгновение он позволил себе ощутить уют и покой в сильных руках брата, но уже в следующий миг проклинал и собственную слабость, и своего близнеца.
   - Ты дурак! - беззвучно сказал Рейстлин, не в силах говорить громко. - Большой, упрямый дурак! Теперь погибнем мы оба. И, конечно, ты умрешь, защищая меня. Даже в смерти я буду твоим должником.
   - Ох!
   Рейстлин и услышал, и почувствовал, как резко втянул воздух его брат. Шаг Карамона замедлился. Рейстлин поднял голову.
   В конце коридора плыла одинокая голова старца. Рейстлин услышал шепчущие слова.
   Если твоя броня сделана из окалины...
   - Рррррррр, - завибрировало глубоко в груди Карамона воинственное рычание.
   - Я могу уничтожить призрака с помощью магии! - протестовал Рейстлин, пока брат заботливо укладывал его на каменный пол. И он лгал. У него не было сил даже на то, чтобы вытащить из шляпы кролика. Но он проклял бы себя, если бы сейчас Карамон ушел на его битву - особенно против этого старика. Это Рейстлин заключил сделку, ему она была нужна - и платить за нее тоже должен он.
   - Уйди с дороги, Карамон!
   Карамон не ответил. Он направлялся к Фистандантилусу, и Рейстлин ничего не мог разглядеть из-за его спины.
   Рейстлин оперся руками о стену. Всем телом наваливаясь на камень, он заставил себя подняться. Он намеревался вложить все свои силы в один последний крик, в приказание брату убираться. Но крик его не прозвучал. Предупреждение растаяло в хрипе изумления...неверия.
   Карамон бросил оружие. Теперь он держал вместо меча янтарный жезл. В другой руке - щитовой руке - он сжимал кусочек меха. Потер их друг о друга, произнося заклинание. Из янтаря вырвались молнии, опалившие коридор, и поразили голову Фистандантилуса.
   Голова расхохоталась и с грохотом помчалась прямо на Карамона. Карамон не отступил, не опустил рук. Он снова призвал магию. И снова вспыхнула молния.
   Голова взорвалась во вспышке синего пламени. Тонкий крик бессильного гнева долетел пронзительным эхом с какого-то отдаленного плана, но затих вдалеке, не вызвав никаких последствий. Коридор опустел.
   - А сейчас мы уйдем отсюда, - удовлетворенно сказал Карамон, убирая жезл и мех в мешочек, который носил на ремне. - Дверь прямо перед нами.
   - Как... как ты это сделал? - Рейстлин задыхался, сползая по стене.
   Карамон остановился, встревоженный диким, бешеным взором брата.
   - Что сделал, Рейст?
   - Магию! - в ярости завопил Рейстлин. - Магию!
   - Ах, это, - Карамон пожал плечами с робкой, виноватой улыбкой. - Я всегда мог.
   Он посерьезнел, стал как-то мрачнее и строже.
   - Обычно магия мне не нужна, я предпочитаю меч и все такое, но ты сейчас по-настоящему тяжело ранен, и я не хотел тратить время на поединок с личом. Не заботься об этом, Рейст. Магия по-прежнему может оставаться твоей маленькой особенностью. Как я сказал, мне она обычно и не нужна.
   "Это невозможно, - говорил себе Рейстлин, изо всех сил пытаясь сохранить ясность рассуждений. - Карамон не мог бы за секунды обрести то, на достижение чего я потратил годы учебы. Это бессмыслица! Что-то тут не так. Думай, будь оно все проклято! Думай!".
   Не физическая боль туманила его разум, но застарелая внутренняя мука, все сильнее сжимавшая свои отравленные когти, рвавшая душу. Карамон, сильный и веселый, хороший и добрый, открытый и честный. Карамон, с которым все дружили.
   Не то, что Рейстлин - заморыш по прозвищу Хитрец.
   - Все, что я когда-либо имел, это магия, - произнес Рейстлин четко, впервые в жизни четко и осознавая это. - А сейчас она и у тебя тоже.
   Используя стену в качестве опоры, Рейстлин поднял руки, соединив большие пальцы. Губы его начали произносить слова - слова, что призовут магию.
   - Рейст! - Карамон попятился. - Рейст, что ты делаешь? Да брось! Ты мне нужен! Я буду заботиться о тебе - так же, как всегда. Рейст! Я же твой брат!
   - У меня нет брата!
   В недрах холодной и непреступной скалы бурлила и клокотала зависть. Потрясшаяся до основания, эта скала раскололась. Алая, раскаленная зависть потоком заструилась по телу Рейстлина и выплеснулась из рук. Огонь вспыхнул, взметнулся и поглотил Карамона.
   Карамон вопил, пытаясь сбить пламя, но от магии не было спасения. Тело его ссохлось, сжалось в огне... стало телом дряхлого старика. Старика в черной мантии, по чьим волосам и бороде еще скользили языки пламени.
   Фистандантилус, простирая вперед руку, надвигался на Рейстлина.
   - Если твоя броня из окалины, - нежно вымолвил он, - я отыщу трещинку.
   Рейстлин не мог двинуться, не мог защититься. Последнее усилие истощило его магию.
   Фистандантилус встал перед Рейстлином. Одежды старика были изодранными клочьями ночного мрака, плоть гнила и распадалась, сквозь кожу виднелись кости. Ногти были длинными и острыми, как ногти трупа. Глаза мерцали тем алым лучистым жаром, что горел в душе Рейстлина, тем теплом сердца, что дало мертвецу жизнь. С лишенной плоти шеи свисал кулон с кровавым камнем.
   Рука старого мага коснулась груди Рейстлина, погладила, дразня и мучая. А потом Фистандантилус погрузил ее в грудную клетку Рейстлина и стиснул сердце.
   Умирающий воин сжимает руки на копье, пронзившем его тело.
   Рейстлин сжал запястье старика, сомкнув пальцы в захвате, который не смогла бы ослабить и сама смерть.
   Пойманный, схваченный, Фистандантилус пытался вырваться из хватки Рейстлина, но он не мог одновременно освободиться и удерживать сердце юноши с прежней силой. Белый свет Солинари, алый свет Лунитари и черный, неясный свет Нуитари - свет, который Рейстлин теперь мог видеть - сливались перед его гаснущим взором, пристально смотрели сверху вниз одним немигающим оком.
   - Ты можешь питаться моей жизненной силой, - сказал Рейстлин, крепко удерживая запястье старика, в то время как Фистандантилус держал его сердце. - Но взамен ты будешь служить мне.
   Око моргнуло и исчезло.
  

Глава 7

   - Он убил своего брата? - недоверчиво повторил Антимодес то, что только что сообщил ему Пар-Салиан.
   Антимодес не принимал участия в Испытании Рейстлина. Учителям и наставникам новичков не позволялось участвовать. Антимодес руководил Испытаниями нескольких других молодых магов. Большинство справилось очень хорошо, прошли - все, но ни одно из Испытаний не могло сравниться по драматизму с Испытанием Рейстлина. Антимодес жалел, что не присутствовал на нем. Жалел, пока не услышал о том, что произошло. Сейчас он был шокирован и глубоко возмущен.
   - И юноше дали Красную Мантию? Друг мой, ты в своем уме? Я не могу представить более злого деяния!
   - Он убил иллюзию своего брата, - с нажимом произнес Пар-Салиан. - Ты ведь тоже не один у своих родителей, кажется? - осведомился он с многозначительной улыбкой.
   - Я знаю, о чем ты, и - да, иной раз мне действительно хотелось, чтоб мой братец сгорел синим пламенем, но одно дело думать, а другое - сделать. Согласись, тут большая разница. Рейстлин знал, что перед ним была иллюзия?
   - Когда я задал ему этот вопрос, - ответил Пар-Салиан, - он посмотрел мне прямо в глаза и сказал с таким выражением, какого мне никогда не забыть: "А разве это имеет значение?".
   - Бедный юноша, - печально вздохнул Антимодес. - Бедные юноши, следует мне сказать, раз уж второй брат стал свидетелем собственного убийства. Это действительно было необходимо?
   - Думаю, да. Может показаться странным, но, хотя Карамон сильнее физически, он зависит от своего брата больше, чем Рейстлин от него. Показав все Карамону, я надеялся разорвать эту нездоровую связь, убедить его, что ему нужно самому строить свою жизнь. Боюсь, правда, что мой план провалился. Карамон полностью оправдывает брата. Рейстлину было плохо, он был не в своем уме, не отвечал за свои поступки... А сейчас дело усложняется тем, что Рейстлин больше зависит от своего брата, чем когда-либо прежде.
   - Как здоровье молодого человека?
   - Ничего хорошего. Он будет жить, но лишь потому, что обладает сильным духом - более сильным, чем его тело.
   - Так, значит, Рейстлин и Фистандантилус познакомились. И Рейстлин согласился на сделку. Он отдает свою жизненную силу, подкармливая гниющего лича!
   - Они познакомились и заключили договор, - осторожно повторил Пар-Салиан. - Но, полагаю, на сей раз Фистандантилус откусил больше, чем сумеет проглотить.
   - Рейстлин ничего не помнит?
   - Абсолютно. Фистандантилус позаботился об этом. Не думаю, что он жаждет, чтобы юноша все вспомнил. Возможно, Рейстлин и согласился на сделку, но он не умер, как другие. Что-то сохранило его жизнь и свободу. Если Рейстлин когда-нибудь вспомнит, то, мне кажется, именно Фистандантилус окажется в большой опасности.
   - Что он сам думает о произошедшем?
   - Что Испытание само по себе оказалось разрушительным для его здоровья, искалечив его сердце и легкие, которые теперь будут причинять ему мучения всю оставшуюся жизнь. Он объясняет это битвой с темным эльфом. Я не стал выводить его из иллюзий на сей счет. Скажи я ему правду, он бы не поверил мне.
   - Ты допускаешь, что когда-нибудь он узнает истину?
   - Только если и когда он узнает истину о себе самом, - ответил Пар-Салиан. - Ему нужно заглянуть в себя и принять тьму в собственной душе. Я дал ему глаза, способные увидеть ее, если будет на то его воля: глаза со зрачком в виде песочных часов, глаза чародейки Раэланы. Ими он увидит, что сделает время со всем, на что он ни посмотрит. Молодость увянет у него на глазах, красота поблекнет, горы обратятся в пыль.
   - И чего ты надеешься добиться подобной пыткой? - гневно спросил Антимодес в искренней уверенности, что глава Конклава слишком далеко зашел.
   - Создать брешь в его высокомерии. Научить постоянству. И, как я уже сказал, дать ему возможность заглянуть в себя, если он направит туда свой взор. Да, у него будет мало радости в жизни, - признал Пар-Салиан. И добавил: - Но, с другой стороны, я предвижу, что очень скоро на Ансалоне вообще будет очень мало радости у кого-либо. В любом случае, я компенсировал то, что ты полагаешь жестокостью.
   - Я никогда не говорил...
   - Тебе и не нужно говорить, друг мой. Я знаю, что ты чувствуешь. Я дал Рейстлину посох Магиуса, один из самых могущественных наших артефактов. Хотя пройдет много времени, прежде чем он узнает его истинную мощь.
   Антимодесу было горько, но он не позволил себе смягчиться.
   - И сейчас ты получил свой меч.
   - Металл не поддался пламени, - серьезно ответил Пар-Салиан. - Он вышел из горнила закаленным и чистым, с острым лезвием. Сейчас юноша должен заняться практикой, должен оттачивать свое мастерство - что пригодится ему в будущем, - и учиться новому.
   - Никто в Конклаве не возьмет его в ученики - не в этом случае. Они понимают, что он как-то связан с Фистандантилусом. Его не примет даже Ложа Черных Одежд. Они ни за что не захотят ему поверить. Ну, и как теперь он будет учиться?
   - Я верю, он найдет себе наставника. Одна леди проявила к нему интерес, очень большой интерес.
   - Не Ладонна? - нахмурился Антимодес.
   - Нет-нет. Другая леди, далеко превосходящая Ладонну величием и куда более могущественная, - Пар-Салиан бросил взгляд за окно, где, сияя великолепным рубином, плыла в вышине красная луна.
   - Ах, в самом деле? - впечатленный, вымолвил Антимодес. - Ну, в таком случае, полагаю, мне не нужно тревожиться за него. Но все же он очень молодой и очень болезненный, а у нас не так уж много времени.
   - Как я сказал, пройдет еще несколько лет, прежде чем Темная Властительница сможет скопить силы, прежде чем она подготовит их для атаки.
   - Но облака будущей войны уже сгущаются, - зловеще заметил Антимодес. - Мы стоим в одиночестве в последних лучах заходящего солнца. И я снова спрашиваю, где же истинные боги сейчас, когда они так нужны нам?
   - Там, где они были всегда, - с глубоким почтением в голосе ответил Пар-Салиан.
  

Глава 8

   Рейстлин сидел за рабочим столом в Башне Высшего Волшебства. Он жил здесь уже несколько дней, поскольку Пар-Салиан дал молодому человеку позволение оставаться в Башне столько, сколько он сочтет нужным, чтоб оправиться после Испытания.
   Не то чтобы Рейстлин смог когда-либо оправиться по-настоящему. Он и прежде никогда не отличался физической силой и здоровьем, но в сравнении с тем, каким он был сейчас, он с завистью оглядывался на себя прежнего. Иногда он воскрешал в памяти дни своего отрочества и с сожалением понимал, что никогда по-настоящему не ценил молодость, никогда не ценил по-настоящему свою силу и крепость. Но захотел ли бы он вернуться назад? Захотел бы обменять свое разбитое тело на здоровое?
   Рейстлин коснулся посоха Магиуса, что стоял рядом с ним: он никогда не ставил его далеко. Дерево было ровным и теплым, и магия, заключенная в посохе, нетерпеливо завибрировала, легко начала покалывать пальцы, откликаясь на прикосновение, вызывая ни с чем не сравнимое чувство радостного возбуждения. А он имел лишь самое смутное представление, что же за волшебство можно творить этим посохом. Было заведено, чтобы любой маг, получая волшебный артефакт, сам обнаружил бы его истинную силу. Но Рейстлин и так прекрасно знал о невероятном могуществе посоха и наслаждался им.
   В Башне хранилось совсем немного информации о посохе. Многие из старинных манускриптов, повествовавших о Магиусе, находились в Палантасской Башне и были потеряны при поспешном переезде в Вайретскую. Сам посох сохранили, поскольку он представлял собой невероятную ценность, хотя, по словам Пар-Салиана, за все прошедшие со смерти Магиуса века им ни разу никто не пользовался.
   "Было не то время, чтобы возвращать посох миру, - уклончиво ответил Пар-Салиан на вопрос Рейстлина. - До сей поры в нем не возникало нужды". Рейстлин удивился, с чего вдруг теперь стало "то" время - время возвращать посох, который, предположительно, использовали в сражениях против драконов. И, конечно, он ничего не выяснил. Пар-Салиан сохранил свои мысли в тайне. О посохе он не хотел бы говорить Рейстлину ничего, разве только где искать книги, которые могли бы дать необходимые сведения.
   Одна из этих книг лежала сейчас перед ним, совсем небольшая, ин кварто, написанная каким-то писцом, состоявшим при Хуме. Эта книга больше разочаровывала, чем помогала. Рейстлин изучил огромный трактат о крепостных укреплениях и о размещении стражи на постах - информация, которая, несомненно, пригодится боевому магу. Однако о посохе он практически ничего не узнал. А то, что узнал, было случайным. В рассказе писца о Магиусе описывалось, как "маг, спрыгнув с самого верха башни в осажденном замке, невредимо приземлился среди нас, к великому нашему изумлению и удивлению. Утверждал он, что использовал магию своего посоха".
   Рейстлин записал в своей собственной книжице: "Кажется, посох позволяет своему владельцу скользить по воздуху, словно перышко. Заложены ли эти чары в нем изначально? Нужно ли произнести заклинание вслух, чтобы активировать их? Есть ли какой-то лимит их использования? Сработают ли они для кого-то еще, кроме мага, владеющего посохом?".
   На все эти вопросы требовалось найти ответы, а ведь они касались только одной из колдовских возможностей посоха. Рейстлин догадывался, что в этом куске дерева заключено намного большее. В каком-то смысле его расстраивало собственное незнание. С того момента, как посох оказался у него, Рейстлина не покидало желание, чтобы способности артефакта были хоть как-то, хоть где-то описаны. Тем не менее, если бы природа волшебных сил посоха приоткрылась перед ним, он все равно продолжил бы его изучение. Старинные манускрипты могли бы солгать. Их авторы могли бы умышленно умолчать о чем-то важном. Он никому не доверял, кроме себя.
   Тем не менее, на эти изыскания могли бы уйти годы.
   Спазматический кашель прервал его работу. Жуткий, мучительный, изматывающий. Горло перехватило, Рейстлин не мог даже вздохнуть. Во время самых ужасных приступов у него возникало кошмарное чувство, что он уже никогда больше не сможет дышать, что задохнется и умрет.
   Это был один из таких чудовищных приступов. Рейстлин сражался с кашлем, борясь за каждый глоток воздуха. От удушья у него начала все сильнее кружиться голова, он слабел, и когда наконец с невероятным облегчением почувствовал, что снова может дышать, был так измучен, что поневоле уронил голову на руки, сидя за столом. Так он и сидел там, едва не рыдая. После приступа диафрагма пылала, словно охваченная огнем, и к этому добавлялась жестокая боль в поврежденных ребрах.
   Плеча коснулась заботливая рука.
   - Рейст? Ты... ты в порядке?
   Рейстлин сел прямо, оттолкнув руку брата.
   - Что за глупый вопрос! Даже для тебя. Конечно, я не в порядке, Карамон! - Рейстлин приложил к губам носовой платок, а отнял его, уже окрашенный кровью. И платок был поспешно спрятан в секретный карман новенькой красной мантии.
   - Я могу чем-то помочь? - спросил Карамон, упорно игнорируя дурное настроение брата.
   - Ты можешь оставить меня одного и перестать мешать мне работать! - отрезал Рейстлин. - Ты уже сложил вещи? Мы выезжаем не позднее чем через час, знаешь ли.
   - Если ты уверен, что у тебя все более-менее хорошо... - начал Карамон, но, заметив раздраженный и злой взгляд брата, прикусил язык. - Пойду складывать вещи, - сказал он, хотя уже упаковался и последние три часа слонялся без дела.
   Карамон на цыпочках направился к выходу из комнаты, наивно полагая, что двигается чрезвычайно тихо. На самом деле, с лязгом, звоном, бряцанием и поскрипыванием своих доспехов он производил больше шума, чем легион горных гномов на построении.
   Сунув руку в карман, Рейстлин вытащил наружу мокрый от крови носовой платок. Одно безрадостное, гнетущее мгновение смотрел на него.
   - Карамон, - окликнул маг.
   - Да, Рейст? - обернулся Карамон с трогательным беспокойством. - Я могу что-то для тебя сделать?
   Много лет им предстоит провести вместе. Много лет совместной работы, общего жилья, общей еды, общих сражений. Карамон видел, как брат убил его. Рейстлин видел, как сам убивал.
   Удары молота. Один за другим.
   Рейстлин глубоко вздохнул.
   - Да, брат. Есть кое-что, что ты можешь для меня сделать. Пар-Салиан дал мне рецепт травяного отвара, который, как он думает, поможет облегчить мой кашель. Ты найдешь рецепт и ингредиенты в кожаном мешочке - там, на стуле. Если бы ты приготовил для меня...
   - Я приготовлю, Рейст! - взволнованно сказал Карамон. Он не мог бы выглядеть счастливее, даже если бы близнец одарил его состоянием, осыпав драгоценностями и стальными монетами. - Я, правда, чайника нигде не вижу, но уверен, что какой-нибудь тут обязательно отыщется... О, да вот же! Почти не сомневаюсь, что раньше я его не видел. А ты продолжай свою работу. Я только отсыплю эти листья, сколько их там по рецепту... Фу! Ну и вонища! Ты уверен?.. Ну, не беда, - поспешно поправился Карамон. - Я сделаю чай. Может, вкус у него будет лучше, чем запах.
   Он подвесил котелок с водой над огнем, затем склонился над заварочным чайником, смешивая и отмеряя листья с такой тщательностью, с какой гном приступал бы к выполнению своей Цели Жизни.
   Рейстлин вернулся к чтению.
   Магиус ударил людоеда по голове своим посохом. Я бросился в атаку, чтобы спасти Магиуса, поскольку людоеды печально известны своими толстыми черепами, и не мог я предвидеть, что дорожный посох волшебника нанесет столь великий урон. Как бы то ни было, но, к моему удивлению, людоед рухнул замертво, словно пораженный громом.
   Рейстлин с великим тщанием законспектировал этот эпизод, приписав: Очевидно, посох увеличивает силу удара.
   - Рейст, - сказал Карамон, отвлекаясь от наблюдения за закипающим чайником. - Я просто хочу, чтобы ты знал. Насчет того, что случилось. Я понимаю.
   Рейстлин поднял голову, прервав свои записи. Он не смотрел на брата, устремив взгляд за окно. Там, обступая Башню, простирался Вайретский Лес. Рейстлин оглядывал пожухшие листья... оголившиеся ветви...и вот уже лишь гнилые и трухлявые пни.
   - Пока ты жив, ты никогда больше не упомянешь об этом инциденте ни мне, ни кому-либо еще, братец. Ты понял?
   - Конечно, Рейст, - мягко произнес Карамон. - Я понял.
   Он вернулся к своему занятию.
   - Твой чай почти готов.
   Рейстлин закрыл книгу, которую читал. От напряженных попыток разобрать старомодный почерк писца глаза жгло как огнем, он устал от усилий, вложенных в перевод смеси архаичного Общего и военного жаргона, принятого у солдат и наемников.
   Покрутив рукой, болевшей от продолжительного письма, Рейстлин засунул томик о Магиусе за свой поясной ремень, чтобы внимательно изучить во время долгого путешествия на север. Они не возвращались в Утеху. Антимодес сообщил близнецам имя одного аристократа, который в настоящее время набирал воинов и, по словам Антимодеса, был бы рад нанять также и боевого мага. Антимодес как раз направлялся куда-то в те края, и ему было бы приятно поехать вместе с молодыми людьми.
   Рейстлин охотно согласился. Он планировал научиться у архимага всему, чему сможет, прежде чем они расстанутся. Он надеялся, что Антимодес возьмет его в обучение, и даже набрался достаточно дерзости, чтобы попроситься самому. Однако Антимодес отказал. Он ответил, что не берет и никогда не брал учеников - или что-то в этом роде. У него не хватает терпения. И добавил, что в настоящее время на пути ученичества открываются очень небольшие перспективы. Для Рейстлина было бы гораздо лучше обучаться самостоятельно.
   Маг явно уклонялся от прямого ответа (никто не смог бы сказать, что волшебник Белой Ложи солгал). Других магов, проходивших Испытание, всех приняли в ученичество. Рейстлин удивлялся, почему стал исключением. И решил, по тщательному размышлению, что это должно быть как-то связано с Карамоном.
   Его брат гремел чайником, производя ужасающий шум, расплескивая кипяток по всему полу и заливая травы.
   "Хотелось ли бы мне вернуться в дни своей юности?
   Тогда мое тело казалось хилым, но оно было наполнено силой по сравнению с той непрочной конструкцией из костей и плоти, в которой сейчас теплится моя жизнь и которую скрепляет лишь моя сила воли. Хотелось ли бы мне вернуться?
   Тогда я смотрел на красоту и видел красоту. Сейчас я смотрю на красоту и вижу ее поблекшей, истаявшей и изуродованной, унесенной течением великой реки времени. Хотелось ли бы мне вернуться?
   Тогда мы были близнецами. Вместе в утробе матери, вместе после рождения - по-прежнему вместе, хоть и разделенные. На теплых узах нашего братства, так грубо разорванных, навсегда останется узел. Прежнего не вернуть, оно лишь дразнит нас воспоминаниями. Хотелось ли бы мне вернуться?"
   Закрыв том со своими бесценными записями, Рейстлин взял перо и написал на обложке:
   Я, Маг.
   И стремительной уверенной линией подчеркнул написанное.
  

Вместо эпилога

Великая Библиотека Астинуса в Палантасе, спустя много лет.

   Однажды вечером, когда я, по обыкновению, погрузился в запись хроник мировой истории, Бертрем, мой верный, но иногда очень надоедливый помощник, прокрался ко мне в кабинет и попросил позволения оторвать меня от работы.
   - В чем дело, Бертрем? - спросил я, потому что он был бледен, словно столкнулся с гномом, притащившем в Великую Библиотеку зажигательное устройство.
   - В этом, Учитель! - сказал он с дрожью в голосе. В трясущихся руках он держал маленький пергаментный свиток, перевязанный черной ленточкой и скрепленный черной печатью. Оттиск на печати был в виде глаза.
   - От кого это письмо? - спросил я, хотя тотчас же узнал, кто должен был послать его.
   - Оно просто появилось, Учитель, - сказал Бертрем, удерживая пергамент кончиками пальцев. - Я не знаю! Минуту назад его здесь не было. А в следующую минуту уже было.
   Зная, что я не вытяну из Бертрема ничего более толкового, я велел ему положить свиток на стол и идти. Я прочту на досуге. Он явно не хотел оставлять письмо, полагая, без сомнения, что оно загорится - или другую какую-нибудь ерунду в том же роде. Как бы то ни было, он сделал, как я велел, и ушел, множество раз оглянувшись. Даже потом он караулил, топчась у меня под дверью - как я узнал позже, с ведром воды, - собираясь, без сомнения, вылить его на меня при первых же признаках дыма.
   Сломав печать и развязав ленточку, я обнаружил письмо, отрывок из которого привожу здесь.
   Астинусу.
   Возможно, я собираюсь совершить отчаянно смелое предприятие. (Примечание: предприятие, на которое он намекает - его попытка проникнуть в Бездну и ниспровергнуть Такхизис. Все интересующиеся могут найти этот рассказ в Великой Библиотеке, в книгах под рубрикой "Легенды о Копье"). Весьма вероятно, что я не вернусь из этого предприятия (если я все же на него решусь) или, если вернусь, то в ином состоянии. Если случится так, что мне суждено будет погибнуть в моем странствии, тогда я даю тебе разрешение на предание огласке рассказа о моей юности, включая и то, что всегда сохранялось в строжайшей тайне - мое Испытание в Башне Высшего Волшебства. Я делаю это в ответ на множество диких рассказов и небылиц, поползших обо мне и моей семье. Я даю тебе свое позволение при условии, что Карамон тоже согласится с моим решением...
   Я не забыл о том, что поручил мне Рейстлин, как думали некоторые. Просто и Карамон, и я считали, что еще не пришло время показать людям его книгу. Но теперь, когда племянник Рейстлина, Палин, возмужал и прошел свое собственное Испытание в Башне, Карамон дал разрешение на то, чтобы книга эта увидела свет.
   Это - правдивый рассказ о юности Рейстлина. Проницательные читатели заметят различия между этим рассказом и теми сведениями, что доходили до них прежде. Верю, что читатели эти примут в расчет тот факт, что имя Рейстлина Маджере уже многие годы как стало легендой. Огромное количество из написанного и рассказанного о величайшем из магов, как и большинство песен о нем - либо ложь, либо искажение истины.
   Я сам виноват в нескольких подобных искажениях, так как преднамеренно вводил людей в заблуждение касательно некоторых моментов из жизни Рейстлина. Испытание в Башне Высшего Волшебства - Испытание, которое действительно оказало на него столь разрушительное и роковое влияние - один из самых значительных таких моментов. Существуют другие истории об его Испытании, но сейчас впервые написан правдивый рассказ, и он перед вами.
   Конклав Магов давно постановил, чтобы суть Испытания держалась в секрете. После "смерти" Рейстлина о нем начали расползаться какие-то совершенно дикие и пагубные слухи. Карамон обратился к Пар-Салиану за разрешением пресечь подобные слухи. Поскольку они могли нанести урон репутации всех магов Кринна, Конклав дал разрешение на раскрытие этой истории, но при условии, что некоторые факты будут изменены.
   Именно поэтому Карамон написал сокращенную историю об Испытании Рейстлина, которая стала известна как Испытание Близнецов. В сущности, та история правдива, хотя вы увидите, что действительные события сильно отличаются от тех, что были описаны ранее.
   Я заканчиваю заключительными строками из письма Рейстлина.
   ...Сейчас я нарушаю молчание, потому что хочу, чтобы стала известна истина. Если меня должны судить те, кто придет после, пусть они судят меня за правду.
   Я посвящаю эту книгу той, что дала мне жизнь.
   Рейстлин Маджере.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"