Аннотация: Какой вы, сударь, однако, странный! Вас ведь Бог хранит, а вы чего-то боитесь...
ГУСАРСКАЯ РУЛЕТКА
Георгий нажал на курок.
Выстрела не случилось. Опять повезло.
Он перетасовал и сдал карты. Поставил на кон вырученные от продажи иконы деньги. Открыл верхнюю карту у мнимого соперника. Потом - свою.
Своя карта была меньше. Опять не повезло.
Он убрал в карман проигранные самому себе деньги. Заложил за пояс наган. Повязал галстук, надел пиджак, накинул на одно плечо холодный осенний плащ и вышел на мороз.
Собственное гусарство было ему противно. Жизнь, однако, часто становилась противна еще больше. Превратившаяся в вялотекущую азартную игру, она выглядела нереальной в обыденном течении. Револьвер, который Георгий нашел в старом дедовском сундуке, последние полвека молчал. В нем оказалось три патрона. Сейчас два из них стояли на ночном столике и напоминали о последнем, который... Но нет. За четыре года, прошедшие после смерти бабушки, револьвер так и не выстрелил.
Георгию удивительно везло в любви и в гусарской рулетке. Однако если с последней все было однозначно, то что называть везением в любви - представлялось неясным.
То ли, что он дважды был разведен - и если только дважды, то лишь потому, что остальные девять раз предусмотрительно не женился?
Или, быть может, то, что все его женщины были воистину прекрасны - каждая в своем роде; - абсолютно разные, не похожие друг на друга ни внешностью, ни темпераментом, ни даже причинами разрыва с ним; целая коллекция удивительных красавиц, настоящая портретная галерея, накопленная в большом золоченом фотоальбоме - на любой вкус, цвет и, так сказать, размер; все его по-настоящему любили и совершали всевозможные безумства?.. Или то, что ни одна не родила ему сына?
Его бабушка, которую он называл мамой, пережила свою единственную одинокую и несчастливую дочь, приняла после нее годовалого внука, вырастила его, воспитала, выпустила в жизнь и ревниво стерегла, не позволяя ни одной девочке завладеть сердцем Георгия.
Когда она умерла, оказалось, что оглядка на бабушку вошла ему в кровь. И все девочки, девушки, женщины так и не поняли, в чем дело.
После смерти бабушки Георгий обследовал сундук, на дне которого отыскался револьвер. Каждый раз, после очередного разрыва, Георгий доставал оружие из ящика и вспоминал заветы любимой бабушки-мамы. Каждый раз удачно - боек неизменно ударял в пустоту.
Карты отнюдь не были страстью. Просто Георгию в них столь же упорно не везло, сколь везло во всем остальном. Это вносило в его жизнь жертвенный оттенок горделивого смирения. Неизменно проигрывая - то себе, то знакомым, то незнакомым - он обязательно отдавал долги. В том числе самому себе. Делалось это таким образом: он клал деньги в сбербанк на разные счета, завещал эти счета бывшим подругам, вырванным наудачу из фотоальбома, и после к сберкнижкам уже не прикасался. Стопка сберкнижек в ящике бюро росла, а ценностей в квартире становилось все меньше.
Дед был из старых большевиков. О том, каким образом в его дом попали редкостные, подчас уникальные вещи, можно было только догадываться. Во всяком случае, вслух об этом никто не говорил. В тридцать шестом году, будучи комиссаром кавалерийской бригады, дед уехал на Дальний Восток, в Монголию и Манчжурию, где среди степей и, позже, лесистых полукруглых сопок его бригада выполняла так называемую особую миссию. В чем был конкретный смысл миссии - осталось загадкой. Но высший ее смысл заключался в том, что это спасло и деда, и будущую семью, и все нажитые в революционные годы богатства от ураганного окончания тридцатых.
После войны, которую дед завершил в Кёнигсберге полковником, орденоносцем и героем, он демобилизовался, сразу отдалился от партийных бонз, утратил связи. Семья зажила спокойно и тихо, а все тайны были погребены вместе с револьвером на дне сундука.
Георгий вышел из сберкассы и посмотрел на часы. Несостоявшееся свидание с Татьяной освободило вечер. Воскресный день навевал глухую тоску и внушал мысль, что надо немедленно куда-нибудь уехать. Одиночество не угнетало, угнетала - свобода. И праздность.
В будние дни, во время работы, возникала иллюзия, что он от кого-то зависим. Всю неделю иллюзия продолжалась, давая какую-то перспективу, но в выходные хотелось бежать к чертовой матери от этой псевдо-перспективы. Приходил неудержимый порыв все поменять, начать с чистого листа, в другом городе, в другой стране, еще лучше - на другой планете.
Что произошло сегодня с Татьяной, он так и не понял. Она рыдала и угрожала в трубку, называла его пауком и кровососом, била - это хорошо было слышно по телефону - подаренный им старинный сервиз.
Сервиз-то тут при чем?
Нет, бабушка была права...
Троллейбус вез Георгия по Садовому кольцу. Пустая квартира с оголенными стенами представлялась ему намного более холодной и неуютной, чем этот зимний железный гроб с рогами.
- Какой вы, сударь, однако, странный! - сказала сидевшая напротив женщина.
- В смысле?.. - сумрачно отвернулся Георгий.
- Вас ведь Бог хранит, а вы чего-то боитесь...
- Боюсь?!
Теперь Георгий обратил на нее внимание. Она была седая и голубоглазая, одета в ветхое пальто, валенки, меховую мужскую шапку. Две сумки и двое маленьких детей расположились рядом с ней на сиденье.
- Не бойтесь. Все будет хорошо.
Надо было что-то ответить, но мысль не приходила. Дети взяли по сумке, женщина ухватила за руки детей, после чего они покинули троллейбус. Георгий обернулся. Заднее окно было грязным, и на остановке Георгий никого не увидел. Троллейбус тронулся, но тут в стекло попал пущенный мальчишеской рукой снежок.
След от снежка давил глаза, как наган поясницу.
Георгий достал револьвер, провернул о рукав барабан, положил оружие на колено.
Секунду подумал, извлек из кармана карты.
Перетасовал и сдал. Поставил на кон последнее оставшееся от бабушки золотое кольцо с изумрудом.
Открыл верхнюю карту у мнимого соперника. Потом - свою.
Карта Георгия была больше.
Неужели - повезло?.. - пришла мысль.
Георгий долго и удивленно смотрел на серьезного бубнового короля и улыбчивую трефовую даму.
Потом приставил пистолет к груди и нажал на курок.