Митрофанова-Овчинников Татьяна Николаевна : другие произведения.

Машенька

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава 1
  
   *Сашка, милый, если бы ты знал, какой ты хороший! И как здорово, что ты у меня есть! Каждую свободную минуту думаю о тебе - как ты там? Все ли экзамены сдал? Считаю дни, когда приедешь, и мы снова пойдем на наше место - там так замечательно!* - Машенька подняла голову и задумалась... Как быстро летит время! Вроде недавно приехала сюда совсем юной, неопытной девчонкой - ан, гляди, прошло уже два года. И теперь она не Машка, а Мария Николаевна - учитель русского языка и литературы!
  Быстро заклеив конверт, она по-зимнему оделась и вышла на улицу - отправить Сашке письмо. Под ногами хрустел снег, и от этого монотонного звука почему-то на душе стало чуточку грустно. Вспомнились родители, сестры - их целых четыре! Младшей, Танюшке, одиннадцать лет. *Надо бы забрать ее к себе - все родителям будет легче. Она, правда, хулиганка, любительница приключений, но девочка понятливая, добрая - с ней будет веселее. Решено - в выходные еду домой; если все сложится - заберу ее!*
   Мимо прошла молодежь - несколько человек торопилось в клуб: сегодня там фильм. А ей без Сашки никуда не хочется... *Ну, когда, когда ты приедешь?! Как медленно тянется время! Еще целых восемь дней! Я умру без тебя, Сашка! Приезжай, мой хороший, я соскучилась!* - Машенька смахнула набежавшую слезу и убыстрила шаг...
  Вот и почта. Поцеловав конверт, пожелав ему быстрой доставки, Мария опустила его в ящик. Все! На сегодня - все! Спать, спать, спать! Она почти побежала домой - там тепло и спокойно. Там можно бесконечно мечтать. Обо всем. И особенно о Сашке - ее принце, рыцаре, короче, о самом светлом человеке в ее жизни.
  
  Глава вторая
  
   Неделя пролетела как нельзя быстро. Завтра - домой, к родителям. *Ужасно не хочется идти пешком восемь километров... Почему не пустят автобус из Коркино? Наверное, нерентабельно - народу мало.* Вспомнила: нужно сходить в магазин - купить гостинцев. Не забыть бы заварку чая - отец любит индийский или цейлонский. Накинув легкое пальто, Машенька побежала в магазин - он находился совсем рядом...
  - Мария Николаевна, идите сюда, не стоять же Вам в очереди! - крикнула женщина, стоявшая ближе всех к прилавку. Это была Сашенька, мать одного из ее учеников. Сейчас задаст один и тот же вопрос: как там мой сорванец? И только подумала, звонкий голос задорно спросил:
  - Ну, как там мой сорванец? Двоек нахватал?
  Не любила Мария такие разговоры, но, пересилив недовольство, тактично ответила:
  - Ну, что Вы! Ваш Павлик - молодец! Настоящий трудяга! - а про себя подумала: *Ах, мамочка, мамочка, если бы Вы знали...*
  ... В субботу Мария Николаевна с приятельницей ходила в баню к соседям. Раздеваясь в предбаннике, заметила какие-то тени. Догадалась: подсматривает ребятня! Закрывая сорочкой окно, среди незнакомых лиц увидела своего ученика Павла. Как отучить его от дурной привычки - подсматривать за голыми женщинами? Решила сделать это излюбленным методом - откровенным разговором. На другой день, когда все расселись по местам, она сказала:
  - Панечка, ты хочешь видеть меня обнаженной? Приходи, вместе пойдем в баню! Только не подсматривай - это неприлично...
  Раздался дикий хохот одноклассников. Как ужаленный, Павел выскочил из класса...
  Вроде все получилось - в бане вчера за учителями никто не наблюдал. Но об этом не расскажешь мамочке - ни к чему огорчать ее...
  Купив самое необходимое, Маша медленно побрела домой. Писем от Сашки не было - на душе *скребли кошки*. *Завтра на два дня уеду домой, в понедельник - на почте выходной... Господи, сколько дней быть в неизвестности! Надо бы сделать запись в *Дневнике* - давно не писала...*
  Собрав наспех сумку, она взяла в руки толстую тетрадь, которой доверяла самые сокровенные мысли, без которой, наверное, не смогла бы просто жить, и стала писать... Сколько новостей нужно рассказать ему, своему дневнику! И прежде всего о том, что Сашка заикнулся о женитьбе. Он скоро сделает ей, Машеньке, предложение! Господи, счастье то какое - Сашка будет ее! Навсегда. Их ничто и никогда не разлучит!
  Закончила писать далеко за полночь. Морфей уже крепко обнимал ее, унося на крыльях нежности в неведомую даль, и было от этого ей сладко-сладко...
  
  Глава третья
  
   Утро выдалось ярким, солнечным. День заметно прибавился: в шесть утра было уже светло. Быстро соскочив с кровати, Машенька сладко потянулась, сделала легкую зарядку и подошла к зеркалу. На нее смотрела молоденькая девушка со слегка вздернутым носиком и широким лбом. Как же она не любила свой лоб - сколько ерунды слышала о нем! Кто-то даже сказал, что это - к недолгой жизни. *Чушь все это! Я буду жить долго-долго, и непременно счастливо!*
  Уроки закончились в половине второго, а уже в три часа Машенька стояла на остановке в ожидании автобуса. Тот пришел вовремя - как никогда! Место оказалось у окна - какая прелесть! Можно наблюдать за природой и думать, думать... О чем? Да обо всем! О Сашке, например! О поездке по *Золотому кольцу* - ее премировали бесплатной путевкой по городам Советского Союза на всемирном поезде *Дружба*. Да, да! От всего этого она была счастлива! Незаметно девушка погрузилась в сон и проснулась оттого, что кто-то легонько тряс ее за плечо, говоря: *Проснитесь, приехали!*
  Автобус доехал до Александровки - дальше не пошел. По весенней дороге, обходя небольшие лужицы, шагала Машенька домой, к родителям. Нелегкой была дорога - груз давил плечи, в пальто было жарко - от длительной ходьбы тело ее разгорячилось...
  Вот и дом... Родной ее дом. Небольшой, чуть-чуть покосившийся, он стоял на окраине деревни и ничем не выделялся среди других домов. Но она-то знала - в нем живут самые дорогие ей люди: родители, сестры. Как она любила их всех! Всех? Нет, чуточку больше других своего отца - высокого, худощавого, вспыльчивого, никогда не унывающего человека! Да и сама она была похожа на него - гордилась этим! Сейчас откроются двери, и счастливей Машеньки никого не будет на свете! Она - дома! Она - в кругу родных и самых близких людей!
  
  Глава четвертая
  
  - Мама, мама, Маня приехала! Ур-ра-а-а! - Татьяна с разбегу набросилась на сестру, крепко обняла и поцеловала - в нос, в щеку - куда попало! Ох, и лиса! Наперед знает, что без гостинцев Машенька не приедет, потому, целуя и обнимая, краешком глаза смотрела на сумку - что там? Мария подумала: нет, нет, с такой сестренкой не соскучишься, и решение забрать ее еще более укрепилось в голове.
  Мать тяжело встала с кровати - почему-то мало говорила и прятала лицо... *Да, стареет моя мамочка: нет уже той резвости, что была раньше... Но все равно - какая она у нас красивая!* Вьющиеся, слегка поседевшие волосы обрамляли светлое лицо. Мать никогда не красилась - любила естественную красоту. Слегка полноватые губы сохранили алый цвет и сочность - отцу так нравилось целовать ее прямо в губы! Он любил ее - об этом знали они, дети, знали все в деревне и часто поговаривали:
  - Повезло Николаю - такую кралю отхватил!
  - Говорят, она из кулацкого отродья! Смотри, как одевается!
  - Ну, и что? Она хорошая хозяйка, замечательная мать!
  Мария молча подошла к матери и, обняв сзади за талию, прижалась лицом к родному, теплому плечу...
  - Мамочка, я так соскучилась... Как вы тут? Как Татьяна - помогает? Что с тобой? Ты плачешь? - резким движением она повернула мать к себе и ужаснулась: все лицо той было в синяках и ссадинах; левый глаз опух и налился кровью... - Да что с тобой, мама? Кто тебя так? Отец?!!! Он что - с ума сошел? - Машенька мягко усадила мать на кровать, выгнала Таньку во двор. Предстоял важный и откровенный разговор. Мать никак не хотела откровенничать - все-таки дочь, но та пристала как банный лист к мокрому телу.
  - Я не успокоюсь, слышишь? Расскажи все - я должна знать! Отец что - пьяный был? Да он вроде сильно и не пьет... Что случилось, мам?
  Собрав силы, смахнув вновь набежавшие слезы, Вера Наумовна (так звали мать Машеньки) поведала печальную историю, произошедшую с ней незадолго до приезда дочери.
  
  ... Отец в тот день встал очень рано - не спалось, да и на душе было тревожно. Быстро выпил крепкого чая; затянувшись самокруткой, подумал: *Что-то *Приму* в магазин не везут... Надо бы прогуляться - авось, привезли.* Надев старенький тулупчик, нахлобучив шапку-ушанку, он вышел из дома. Давно пропели первые петухи, деревня проснулась: дружно коптили трубы, кое-где слышался стук топора - рубили дрова...
  Николай оглядел подворье, и что-то екнуло в душе, стало не по себе. Он не мог понять, что вызвало тревогу, но определенно что-то случилось... Было что-то не так... Внимательным взглядом изучив двор, заметил: на двери курятника открыта самодельная задвижка - кто-то был?! Безбоязненно рванув дверь, он замер от неожиданности: сарайка была пуста... Ничто не напоминало о том, что когда-то здесь жили два десятка кур и несколько гусынь. Украли даже зерно и поильницы.
  ... Кто? Кто мог это сделать? Чужой - не придет - в незнакомом месте рисковать не станет... Только свой! Тот, кто хорошо знал его двор, расположение дверей - но кто? И как сказать об этом жене - столько труда вложила она в хозяйство! Руки Николая тряслись, силы покидали .. Кое-как добравшись до крыльца, вошел в дом. Дружно варились щи, вкусно пахло разварившимся мясом. Вера что-то стряпала к завтраку. Раскрасневшаяся, румяная, она бросила беглый взгляд на мужа и сразу поняла: что-то случилось - никогда прежде она не видела мужа таким жалким и растерянным.
  - Что-то случилось? Почему ты без сигарет?
  - Нет у нас больше кур... и гусей нет... - всех украли! - дрожащим голосом произнес он.
  - Как нет? Ты шутишь?
  Схватив пуховый платок, она выскочила во двор, и через минуту Николай услышал истерический крик. Жена, обхватив перила крыльца, причитала:
  - Да где же вы теперь, мои курочки, гусоньки мои, лапочки вы мои? Почему не подали вы голоса - я бы выскочила, я спасла бы вас!
  А еще через минуту, уже металлическим голосом вперемешку со злостью, она уверенно произнесла:
  - Я знаю, чьих это рук дело! Ну, держись!
  
  Глава пятая
  
   Николай видел: жена сильно изменилась. Она целыми днями молчала, иногда подходила к окну и подолгу смотрела вдаль. О чем она думала? Спала теперь она на диване - не хотелось тревожить сон мужа. Он не сердился - понимал.
  Во двор выходить не хотелось - тихо там было, пустынно. Раньше только выйдешь - услышишь дружный гогот гусей: мол, здесь мы, и все у нас в порядке...
  Весть о пропаже птицы быстро разнеслась по деревне. Семье сочувствовали, давали советы. Николай ничего не обсуждал с женой - эта тема стала запретной, но он видел: она вынашивала какой-то план, она что-то задумала...
  - Я к Бабчихе схожу - не скучай.
  Вера надела фуфайку, валенки и вышла на улицу. Весна вступала в свои права. Весело журчали ручьи, и по ним, кружась, кое-где мчались бумажные кораблики. Около домов на правах хозяев шныряли утки, гуси, куры - при виде их у Веры сжалось сердце... *Пройдусь по улице. Может, увижу что-нибудь интересное...* - Она свернула в проулок, миновала дом Бабчихи и вышла на окраину деревни: отсюда хорошо был виден дом Василия. Женщина была уверена: только он мог сделать такую пакость - обокрасть односельчан. За ним и раньше водились *грешки*, но от них страдали соседние деревушки. В своем селе воровать не решался - видимо, боялся. Раньше боялся, а сейчас?
   Женщина облюбовала свалившееся дерево, села на него и стала наблюдать... Вот жинка Василия вынесла ведро золы и вывалила ее прямо в улицу. Вот Василий вышел дергать из копны сено - будет кормить свою живность. Ни кур, ни гусей не было видно. Вера просидела часа три, продрогла, но ничего подозрительного не заметила. Решила домой идти мимо избы Василия. Шла медленно, прокручивая диалог - на всякий случай: вдруг придется заговорить с ним. Сровнялась с домом и громко кашлянула - Боже, на звук ее откликнулись гуси! Ее гуси! Вера подбежала к воротам и стала колотить по ним замерзшими кулачками.
  - Открывай, открывай, гад ползучий! Отдавай гусынь моих! Курочек моих отдавай! - Дверь тихонько отворилась, и в проеме с палкой в руках показался Василий.
   - Ты че, б...дь, орешь? Какие такие твои гуси? У меня своих полон двор!
  - Ты сам, сука, знаешь, о чем разговор! Твои гуси не станут отвечать на чужой зов! Смотри! - Вера начала кликать своих гусей, разговаривать с ними, как раньше - те отвечали ей дружным гоготом...
  - Видишь? Видишь? Отдай моих гусынь - не бери грех на душу!
  Василий грубо толкал ее в грудь, бил по плечу палкой, пытался дотянуться до ее лица, но Вера не сдавалась.
  - Отдавай, сволочь, по-хорошему - не то...
  Что могла сделать она этому крепкому мужику? Ровным счетом - ничего! По лицу ее струилась кровь, слезы обиды хлынули так неожиданно, что она испугалась.
  Василий, оттолкнув ее, быстро задвинул засов.
  Уставшая и измученная, Вера кое-как добрела до своего дома, но заходить не стала: надо было привести себя в порядок, дабы не испугать мужа. Снег уже растаял, и остатки его можно было найти только в тени. Трясущимися руками она наковыряла горстку снега, умылась и тихо вошла в дом.
  
  Глава шестая
  
  - Ты где была? Что ты удумала? - кричал Николай, когда с исцарапанным лицом жена переступила порог дома. Впервые Вера видела мужа таким агрессивным. Он размахивал перед ней огромными кулачищами, и казалось - вот-вот ударит по лицу. Она поняла: разговора не избежать.
  - Да, да! Я к Ваське ходила - и что? Ты мне не указ! Тебе как будто все равно - дрыхнешь вон и не переживаешь! Или другом он тебе стал? А я-то думаю - что это он зачастил к нам?!
  - Что ты плетешь, дура? Какой друг?! Да он же нам корм привозил! - сказал и осекся: а ведь и впрямь, только Василий знал, где из трех сараек находятся куры. - Ты что - ходила к нему разбираться? Без всяких улик?
  - Зачем мне улики? Я так знаю - гусыни у него: на мой голос откликнулись! Не пойму - тебе его жалко, что ли? А может, не его, а Дуську, его жену? Она ведь тебе когда-то нравилась! Может, до ... - удар - настоящий, мужской! - пришелся прямо по глазу - брызнули снопы искр, и на языке оказался кусочек зуба.
  Вера спокойно прошла в комнату, села на диван и прикрыла глаз пятаком - может, не будет синяка... Не могла поверить - неужели ею обожаемый муж поднял на нее руку? Слез не было. Обида переполняла все ее существо...
  - Еще раз поднимешь руку - уйду. Таньку заберу, остальные девки уже взрослые. Видеть не хочу тебя! Злой ты...
  Николай хотел извиниться, но подумал: *Ничего - забудется...* - и вышел на улицу.
   Наступал вечер. В воздухе пахло парным молоком, горьким сеном и еще чем-то таким, от чего хотелось выть волком... Он понимал свою вину перед женой, даже в чем-то оправдывал ее, но *расследование* взбесило его. Искурив несколько сигарет, он, сделав бравый вид, вошел в дом. Впервые не встречала его жена. Впервые на столе ничего не было к ужину...
  ***************
  Мать снова заплакала. Не было уже обиды на мужа - она понимала, что оскорбила его незаслуженно. При чем здесь Дуська - он давно забыл ее, никогда не вспоминал. Жаль было ей гусынь - неповоротливые и смешные, они все понимали. С ними она могла разговаривать часами...
  Машенька, слушая исповедь матери, тоже плакала. Она представляла скандал с Василием, то, как больно бил тот мать по спине палкой - и в душе ее поднималась волна ненависти... А тут еще отец - почему он не просит прощения?
  - Мам, ну, хватит - слезами горю не поможешь. А с отцом надо помириться - вы ведь любите друг друга! Любишь его?
  Вера улыбнулась, но промолчала. Взрослая дочь все понимала - и это радовало ее.
  - Знаешь, а я вчера ходила на то место, откуда наблюдала за Василием. Видела курочку свою. Я ведь метку делала - под крылышком зеленкой мазала, и если та начинала хлопать крыльями - пятнышко становилось видимым. Вот только где остальные куры? Наверное, заколол...
  - Ма-амочка-а, хватит. Идем пить чай, мне тоже нужно тебе кое-что сказать...
  
  ... Давно не разговаривали они так душевно, как сегодня. Кипел самовар, вкусно пахло дровяными углями, стряпней. На столе - королевская еда: картошечка с селедкой и копченым салом, квашеная по особому рецепту капуста, помидорчики, огурчики собственного соления - красота! Мария достала бутылочку вишневого ликера, протерла стаканчики. Не хватало только отца - и где он задерживается? Скрипнула калитка - значит, пришел... Тот молча вошел в дом и сразу понял: его ждали...
  - Па-апка! - дочь нежно прижалась к нему, и от этого на душе стало радостно и покойно. Внезапно пришло решение попросить у жены прощение.
  - Мать, ты это... прости меня... Дурака...
  А Вера уже готовила третью стопку. Разрумянившаяся от волнения, помолодевшая от вновь нахлынувшего чувства любви к мужу, она подошла к нему и сказала:
  - Прости и ты меня. Забудем все, начнем сначала. Проходи, мы ждали тебя.
  Дочь смотрела на помирившихся родителей, на их сияющие глаза и думала: *Я тоже буду счастлива - с Сашкой! Где же ты, мой самый главный человечек?*
  - Мам, папка, а знаете, что я хочу сказать? Отдайте мне Таньку! Мне с ней веселее будет, а вам - меньше забот! Под моим присмотром она и учиться лучше будет, нежели в интернате.
  - Маня, ты что - она же несмышленыш... Да и дикая какая-то - народа сторонится...
  - Дочь, ну ты даешь! Как это мы тебе отдадим наше сокровище? А кто по садам будет лазать, кто улья разорять станет? Не-ет! Ни к чему это!
  - Таня, подойди сюда - ты хочешь поехать со мной?
  - Да, да, да! - запрыгав козочкой, Татьяна обняла сестру и закричала: - Ура-а-а! Я с Маней поеду! Я в новой школе учиться буду!
  Удивленные родители смотрели на младшенькую - надо же, так быстро согласилась на разлуку с ними. Но в душе понимали: решение правильное. Зачем мучиться в холодном интернате, если есть возможность жить в более комфортных условиях?
  - Подойди к нам, Таня. Вот здесь сидят твои самые близкие люди. Скажи нам, отчего ты дня три назад так сильно плакала? Что случилось с тобой?
  Девочка сначала не хотела рассказывать но, подумав, на одном дыхании поведала следующую историю.
  
  ... Вернувшись из интерната, она обнаружила холодную печь и пустые кастрюли. Что-то случилось? Обычно мать встречала ее вкусной едой, крепкими объятиями и нежными поцелуями - почему сегодня не так? Наспех поев сала с хлебом, вышла во двор.
  Прошел примерно час - мать так и не появилась. Танька, продрогнув, снова вошла в дом, прилегла на краешек кровати. В голове промелькнул скандал родителей... Четко вспомнились слова матери *Я уйду от тебя, если...* Внутри у девочки похолодело: мамочка ушла? Где она? Почему ее нет? Из глаз градом потекли слезы. Наскоро одевшись, она побежала по дороге, что вела в соседнее село на остановку. Был вечер, и солнце успело уже сесть за горизонт. Татьяна бежала и громко кричала: *Мамочка-а, верни-ись, забери-и меня! Ма-ама!* Крик ее эхом отдавался в темном лесу, и от этого было еще страшнее...
  Обессиленная, она присела на кромку дороги и поняла: до остановки ей не добраться - далеко и страшно. Она снова заплакала. Никогда больше не увидит она свою мать, никогда больше не обнимет ее... Слезы ручьем лились из ее глаз, хотелось сильно спать...
  Она вошла во двор и увидела мать. Та кормила собаку, и не было никаких признаков, что та собиралась уходить из семьи. Снова заплакав, Танька бросилась в спальню...
  
  Глава седьмая
  
  - Вот, Татьяна, мы и приехали. Отгадай, какой из этих четырех домов наш?
  Танька внимательно изучала каждый, но взгляд почему-то возвращался к небольшому домику со скворечником не дереве.
  - Вот этот! Да?
  - Да, моя хорошая, именно этот домик - наш. Хочешь знать, откуда взялся такой красивый скворечник? Его построил Сашка, мой бойфренд. Что такое *бойфренд*? Ну, это мой парень. Он хороший, ты с ним подружишься...
  - А ты... Ты давно с ним? Ты уже целовалась?
  - Танька!!! Не слишком ли много вопросов?! Ты лучше слушай и запоминай. Вот под этот камень ты будешь класть ключ, когда надумаешь куда-либо уйти. Щеколда закрывается вот так... Запомнила? Ну, открывай дом!
   Они вошли. Пахнуло холодом нетопленой избы, чем-то сырым и не очень приятным. Быстро переодевшись, сестры пошли за дровами. Через полчаса весело трещала печь, в кастрюле булькала вода, пахло теплом и уютом. А еще через полчаса Танька мылась в корыте, пуская мыльные пузыри и радуясь им, как малый ребенок...
  - Все, все, моя хорошая, хватит, вылазь... Мне еще планы писать надо, стопку тетрадей проверять.- Мария с легкостью подхватила Татьяну и поставила на кровать.
  - Ух ты! Какие ногти - быстро обстричь! Ты теперь не просто ученица, ты - сестра Марии Николаевны, а значит, образец во всем!
   Танька обстригла ногти, расчесала кудряшки и легла. Было уже не до разговора - веки налились тяжестью, глаза закрылись. Машенька еще что-то говорила, но она уже ничего не слышала...
  
  ... Кто-то постучал в окно - осторожно, не очень громко. Кто бы это мог быть? Взглянула на часы - десять часов вечера! Она подошла к окну, открыла занавеску - никого. Показалось, что ли? Села за стол, стук повторился. Машенька посмотрела на сестренку - не разбудить бы... Накинув теплый халатик, открыла дверь. Никого. Хотела уйти, но, увидев на крыльце что-то блестящее, наклонилась. Цветы!!! От кого? В то же мгновение кто-то схватил ее на руки и закружил - Сашка! Сашка! Только он мог так нежно обнимать ее, только он мог придумать такое!
  - Сашка, ты! Господи, ты когда приехал? В субботу?! Почему не написал?
  - Сюрприз хотел сделать! А ты где была?
  - К родителям ездила, Таньку вот привезла!
  Он опустил ее на землю; поправив халатик, взял за руку и повел в дом. Она замирала от счастья - вот он, ее рыцарь! Почему, почему он не сообщил о приезде? Она бы никуда не поехала - осталась бы! Сколько времени потеряно - целых два дня!
   Сашка по-хозяйски скинул пальто, шапку и быстро подошел к ней. Не нужны были никакие слова - она видела, как горели его глаза, как участилось дыхание... Он любил ее, и эта любовь была взаимна...
  Пропели первые петухи, а молодые никак не могли расстаться. Машенька уютно *восседала* на коленях у Сашки. Тот, обхватив ее вкруговую за талию, беспрестанно целовал то в губы, то в носик. Иногда он расстегивал верхнюю пуговицу на ее халатике и целовал ложбинку на груди... Это все, что могла позволить Мария. Не более...
  - Ты моя... Я соскучился... Пойдем на диван...
  - Ты что, Сашка?! В который раз повторяю - только после свадьбы! - Мария, застегнув на халатике пуговицу, переместилась на табурет. - Мы встречаемся с тобой два года, а ты все еще не понял, какая я?! Не могу я подвести родителей, да и свадьбу хочу настоящую, чистую. Хочу, чтобы красивой была наша первая брачная ночь, - понимаешь? Потерпи, мой хороший... Поверь, я тоже хочу быть твоей, но только не сейчас - после свадьбы.
  Сашка нервно закурил сигарету, выпустив дым в открытую форточку. Потихоньку пришел в себя...
  - Прости, Маш. Трудно удержаться, когда ты рядом... Я теряю голову.... Прости еще раз...
  - Саш, знаешь, который час? Четыре! Марш, марш домой! Мне надо хоть маленько поспать... - Сашка снова обнял ее, прижал крепко-крепко, и она снова почувствовала его возбуждение... - Иди уж! Хватит обниматься - пока, пока!
  Он ушел, а она, глубоко вздохнув, не раздеваясь, прилегла на диван. *Чудак! Не может он без меня! А ты смоги! Я же могу!* - прокрутив в голове всю встречу, Машенька незаметно погрузилась в сон...
  
  Глава восьмая
  
   Ну, вот и закончилась третья четверть. Для Марии она была не из легких - столько контрольных срезов! Конечно, хотелось бы лучших результатов, да что поделаешь - не все ученики талантливы, не за всеми детьми надлежащий контроль! *Надо бы к некоторым в гости зайти, поближе с родителями познакомиться, - думала Машенька, перешагивая небольшие лужицы. - Мишка вон совсем от рук отбился, тринадцать пропусков за прошлую неделю... О чем думают родители - хоть бы чаще в школу приходили...*
  - Ма-ань, - кричала на ходу Татьяна, - я без троек закончила!
  - Тихо! Ты что так кричишь? Сколько раз тебе объяснять - кричать - нескромно, ты же девочка! - Мария сделала вид, что сердится на сестренку, но той все было по лампочке.
  - Мань, а ты возьмешь меня по *Золотому кольцу* - ты же обещала! Я буду слушаться - честно-честно! Возьмешь?
  - Да возьму, возьму - обещала же! Но только и ты мне пообещай, что больше никогда не откроешь мой *Дневник* без разрешения - договорились?
  - Мань, ну, прости меня, я не могла удержаться: там так интересно... А правда, что ты хочешь поменять свое имя на другое? Зачем?
  - Ну, хотя бы затем, чтобы ты не называла меня дурацким именем *Маня*. Я - Мария, слышишь, - Ма- ри-я! Запомнила? - Танька моргала глазами, не зная, что сказать.
  Мария отметила про себя взросление сестренки - это была совсем другая девочка, не та, которую она привезла три недели назад. Кудрявые волосы были тщательно расчесаны и собраны в хвостики. Все пуговицы на кофточке пришиты (пришивала сама!), застегнуты. Вот только лицо пеганое - ох, уж эти веснушки! С возрастом заполонили все ее лицо - и в кого она такая?!!!
  - Иди домой и поставь чай, я скоро приду - мне в одно место зайти надо. Давай, пока!
   Она видела, как Танюшка вприпрыжку бежала по улице, как перепрыгивала огромные лужицы - вот коза! Не зря дали такую кличку - точно коза!
   Недалеко от Машеньки находился сельсовет. *Зайду, авось получится! Стыдно как за отца перед директором школы...* До мельчайших подробностей вспомнила она тот день, когда пришлось краснеть перед всем педколлетивом.
  
  ... В учительской зазвонил телефон. Трубку взял директор школы.
  - Алло, учительская...
  - Мне это... Маню позовите...
  - Простите, какую Маню? Вы знаете, куда звоните? В школу!
  - Знаю, что в школу. Манька там у меня работает - позовите ее!
  - Какую Маньку? Вы что себе позволяете? Здесь учительская! Нет у нас никакой Маньки!
  - Ты, б...дь, кто будешь? Как это нет Маньки? У вас она работает! - отец выругался страшной матерной бранью и бросил трубку...
   Анатолий Борисович потер вспотевший лоб, задумался... Прозвенел звонок с урока - учительская быстро заполнилась учителями.
  - Уважаемые коллеги, задержитесь, пожалуйста, - обратился он к педагогам. - Тут разыскивают какую-то Маню. Среди вас такая есть? - Учителя переглянулись... Несколько человек упорно смотрели на Машеньку, а она, вся пунцовая, не знала, что делать...
  - Это я, Анатолий Борисович! И звонил, видимо, мой отец. Он все еще называет меня по старинке *Маня*. Простите, что не предупредила Вас...
  Со слезами на глазах она выскочила из учительской. *Ну, папка, я тебе задам! Какая я тебе Манька - ведь просила же! Поменяю, обязательно поменяю имя - буду Маринкой! Ишь, привык - Люська, Нюська, Манька, Танька... Все, нет больше Маньки - есть Маринка, Марина Николаевна!*
  
  Глава девятая
  
   Нет ничего лучшего, чем просыпаться или засыпать под монотонный стук колес... Мчится поезд, как и сама человеческая жизнь, - быстро, с небольшими остановками. Только успевай следить за лесами, полями, полустанками...
   Машенька была довольна: все сложилось как нельзя лучше - вагон, в котором они ехали, сиял чистотой. Народу в плацкарте было немного - в общем, повезло им!
   Сестра, покачиваясь в такт движению поезда, пошла умываться. Ее кудрявые волосы превратились в непослушные космы. Трико, что надела в дорогу, сильно обтягивало ее тощую фигуру. Мария отметила: * А Танька-то начала оформляться - вон и холмики грудные появились. Растет девка!* Мария Николаевна, улыбнувшись, стала доставать еду. Ее было - море! Котлеты и беляши, два вида салата, яйца! Самое аппетитное блюдо - зажаренная индейка, приготовленная матерью Сашки. Машенька вздохнула, вспомнив про него. Не очень веселым было их расставание - сильно щемило сердце, словно что-то должно было случиться...
  Сквозь покров ночи проехали огромный железнодорожный мост. Танюшка сладко посапывала на верхней боковой полке. Мария поправила на ней покрывальце и легла. Спать не хотелось. *Почему, почему так тревожно на душе? - спрашивала она себя, и снова вспоминала Сашку, его прощальный поцелуй, от которого хотелось плакать. *Нет, нет, надо спать - грустные мысли ни к чему! Все хорошо!* Отвернувшись к окну, стала считать до ста...
  ... Она бежала по перрону с огромным букетом роз. Сильный ветер трепал ее волосы, платье, но она все бежала и бежала... *Он там! Он обязательно приедет! - Я здесь!* *Господи, приснится же такое, - проснувшись, подумала Машенька. - Сердце как бьется, словно не во сне это, а наяву.* Она повернулась на другой бок и снова заснула.
  В Самаре поезд имел длительную остановку. Можно было прогуляться по городу, сходить в магазин, на рынок. Мария достала деньги, запихнула их в книгу и уложила в сумку.
  - Тань, хочешь мороженого? Прогуляемся?
  Не спеша, они вышли из вагона, осмотрелись, купили по пломбиру и двинулись вдоль торговых рядов. Чего здесь только ни было!
  - Смотри, Маш, - обложки для книг и тетрадей, - прошептала Танюшка. - Купим?
  - Конечно, у нас их днем с огнем не сыщешь! - Мария достала кошелек и вытащила купюру. Кто-то шепнул: *Девушка, аккуратней с деньгами! Самара - город воров!* Буркнув *спасибо*, рассчитавшись, она вышла из очереди; в то же мгновение кто-то рванул кошелек - не успела даже опомниться... Парень, умело маневрируя в толпе, убегал по перрону скорее галопом, нежели рысью....
  - Сто- ой! - закричала Машенька! - Держите его! - Она бросилась вдогонку, но парень уже скрылся из виду... Танька, обогнав сестру, что есть мочи рванула вперед, расталкивая локтями идущих людей.
  - Стой, гад! Все равно не уйдешь! - она вдруг запнулась и упала. Вскочила и, прихрамывая, снова побежала, громко крича: *Держите вора! Помогите!* - в ту же минуту увидела: молоденький лейтенант подставил бегущему вору подножку, и тот, сильно ударившись о брусчастку, закричал: *Ой, б...дь, больно-то как!...*
  Подбежавшая Машенька помогла сестре подняться...
  - Держите, - негромко сказал лейтенант, протягивая кошелек. - Что с этим будем делать? - он кивнул на лежащего паренька. - В милицию?
  - Спасибо Вам. Ой, с удовольствием бы, да через двадцать минут наш поезд - не успеем... - Повернулась к воришке, хотела что-то сказать, да раздумала. - Спасибо Вам еще раз...
  - Торопитесь на московский? - Мария кивнула. - Нам по пути! - обрадовавшись, сказал офицер. Мария не могла оторвать от него взгляда. Он был невероятно красив. Черноволосый, зеленоглазый, стройный, он напоминал божество, перед красотой которого все снимают шляпы и низко кланяются. - Ну, так что, идем?
  - Да, да... Сейчас. Тань, идти можешь? - та попыталась шагнуть, но боль в коленке давала о себе знать... Молодой человек подхватил ее на руки, и они почти побежали - до отправления поезда оставались считанные минуты...
  
  Поезд набирал скорость. Машенька сидела у окна, наблюдая за пролетающим пейзажем. В голове - полный сумбур... В глазах - Михаил - сильный, волевой, красивый... И откуда он такой взялся? Так уверен в себе... Это что, армия таким его сделала? Она снова вспомнила, как занес он Таньку в вагон, как шутил, словно знаком был с ней давным-давно... И это приглашение в вагон-ресторан... Мария не дала определенного ответа, сославшись на головную боль и усталость, но почему-то желала, чтобы он снова пришел и пригласил ее...
  Она закрыла глаза. *Вот почему тягостным было расставание с Сашкой - сердце что-то предчувствовало...*- подумала Машенька. Она сравнила Сашку с Михаилом: не в пользу Сашки. Михаил - высокий, стройный, красивый; Сашка - низкорослый, с небольшим животиком. Красавцем его назвать было трудно: небольшие серые глаза скрывали белесоватые ресницы. Нос портила небольшая горбинка. *Но ведь он нравится мне и такой... Душа у него теплая. Любит меня - что еще надо?*
  - Ну, Вы готовы составить компанию? - громко, никого не стесняясь, спросил молодой человек, стоявший возле нее.
  Мария подняла голову и увидела тщательно выбритого лейтенанта. *Какой же он красивый!* - снова пронеслось в голове.
  - Возражений не принимаю!
  *Какой самонадеянный! Но мне это определенно нравится!*
  - Право, мне не очень удобно... Сестру не хочется оставлять...
  - Зачем оставлять? С собой возьмем! - Мария только тут заметила, что Танька уже стояла за спиной своего защитника и виноватым взглядом посматривала на старшую сестру. И ей ничего не оставалось сделать, как только согласиться с предложением нового знакомого.
  
  Глава десятая
  
   Прошло два часа, а они все сидели за столиком и разговаривали. Обо всем. *Боже, сколько же он всего знает! И речь - такая грамотная!* - думала про себя Машенька, глядя на Михаила. Кажется, она все про него уже знала: закончил военное училище в Перми, работал там же, в воинской части. Родители живут в Витебске - к ним он едет в отпуск. Есть несовершеннолетняя сестренка - чуть старше Татьяны.
  - Нам пора - извините. Приятно было познакомиться...
  - Мы еще увидимся?
  - Так утром же в Москве будем...
  - Я буду ждать вас на перроне при выходе из вагона. - Он посмотрел на Танюшку. - Ну, что, партизанка, ты не против нашей встречи? - Татьяна загадочно улыбалась...
  
  - Маш, проснись... Да проснись же ты! - Танька трясла Марию за плечо. - Ты чего орешь на весь вагон? - Мария вскочила. Приснится же такое... - Ты бредишь, что ли? Температура вон у тебя. - Машенька и вправду чувствовала себя неважно.
  - Который час? Надо потихоньку собираться. Иди, Танюш, первая - приводи себя в порядок, потом уж я.
   Кое-как встала. Тело чужое. Во рту пересохло. Виски ломило. *Где это так меня?* - подумала Машенька. Девушка не понимала, что недомогание вызвано отнюдь не простудой. Это была борьба внутренних сил между тем, что было, и тем, что вот-вот должно было случиться. Сердце боролось с разумом...
  
  *Москва... Как много в этом звуке!* - вспомнила Мария строки известного поэта. По вагонам разнеслось: *Уважаемые пассажиры! Наш поезд прибывает в Москву, столицу...* Господи, даже не верится, что они с Танькой здесь, в Москве! Это так интересно - побывать там, где ты еще не был, заглянуть за горизонт, *открыть Америку*! Девочки прильнули к стеклу. Народу - ужас!
  Поезд остановился. Мария, подхватив саквояж, стала спускаться. Кто-то взял ее сумку - она хотела закричать, но, увидев знакомое лицо, сказала:
  - Вы уже здесь? Здравствуйте!
  - Доброе утро, Машенька! Татьяна, прыгай! - он протянул ей руку, и та в одно мгновение оказалась на земле, рядом с Михаилом. Взяв у Марии тяжелую сумку, тот перекинул через плечо свой рюкзак и повел их к выходу.
  - Минуточку... - он отделился от толпы и куда-то исчез. Вскоре Машенька держала в руках огромнейший букет роз, а Татьяна - три гвоздички.
  - Ой! Мне никто никогда еще не дарил цветов! - ликовала Танька. Мария же скромно произнесла: - Спасибо. Очень приятно! - а про себя отметила: *Сон начинает сбываться...*
  Они вышли к метро. Как же здесь многолюдно!
  - Вам туда, а мне - назад... Михаил отвернул лицо - видно было, что он о чем-то думает. - Машенька, а что Вы будете делать вечером? Хотите, я покажу Вам вечернюю Москву - это такое зрелище! - Он снова смолк. Мария смотрела на него, и сердце ее кричало: *Конечно, хочу! Хочу, хочу, хочу!*. Она не узнавала себя. Всегда сдержанная, чересчур серьезная, девушка прежде никогда не влюблялась с первого взгляда, а тут... Она заставила себя подумать о Сашке и тут же отбросила мысль. Все ее существо дышало чувством нежности к молоденькому лейтенанту - ей хотелось его обнимать, целовать, прижиматься к груди. О том, что будет потом, - не хотелось думать... *Откуда это во мне? Да что со мной происходит?!!*
  - А Вы? Где будете Вы это время?
  - *Ты* - повтори: *Где ТЫ будешь это время?* - Мария, улыбнувшись, повторила, и это сделало их еще ближе и роднее... - Я буду ждать тебя здесь, на крыльце вокзала, в шесть часов вечера.
  - Электричка идет, - звонко крикнула Танька. Неожиданно обняв Марию, Михаил на минутку прижал ее к себе и буквально впихнул в поезд. Следом вбежала Татьяна.
  
  Глава одиннадцатая
  
   Они стояли на Красной площади... Машенька восхищалась ее величественной архитектурой, многочисленными церквями и храмами со сверкающими золотом куполами. Михаил держал ее за руку, словно боялся потерять. Машенька не сопротивлялась - это было так приятно! *Какие у него горячие руки! А пальцы!!! Никогда она не видела таких - наверное, музыкант! У них они такие длинные!* - подумала Мария и спросила:
  - Ты не замерз? Может, спустимся к Москве-реке - я так мечтала ее увидеть!
  - Ты же вся продрогла! Отложим посещение на лето! Люблю путешествовать на пароходе - дождемся лета и вместе отправимся в круиз - согласна? - Мария кивнула. - Предлагаю перекусить, а заодно погреться! Какую предпочитаешь кухню?
  - Любую! - смеясь, выпалила Машенька.
  Михаил прижал ее к себе, и они на секунду замерли от такой близости...
  ... О чем думала Мария, сидя за столом в кафе в ожидании Михаила? Она понимала, что родство душ не возникает внезапно. Настоящая любовь никогда не возникает из ничего. Она вырастает из маленького ростка - из уважения к человеку, восхищения им, из влюблённости, приятных моментов... И это все она успела испытать за какие-то сутки и несколько часов!
   Тихо звучала музыка. Люди приходили и уходили, а они все сидели... Заиграли танго.
  - Пойдем? - Михаил, встав, сделал легкий поклон и протянул красивую руку - Обожаю танго! - Мария, смутившись от неожиданности (одета не по-вечернему!), сделала ответный реверанс, вложила свою ладонь в его руку... Немного хмельные, но безумно счастливые, они вышли в центр зала и слились в единое целое...
  *Танец страсти, желаний, любви - этот танец танцуем с тобой...* Слова песни ласкали слух молодых, и они, забыв обо всем на свете, исполняли этот прекрасный танец чувств. Звуки танго то затихали совсем, то звучали близко и громко. Худенькими руками Машенька обвила шею любимого, склонив голову на его плечо... Михаил прижался губами к ее волосам, вдыхая чудный их аромат. Никогда они не были так счастливы, как сейчас! И не было в мире такой силы, что могла бы их разлучить! *Загляни же в глаза, загляни - утони*, - неслись слова песни, и вдруг Машеньке вспомнилось другое танго, с другими словами: *Танго, танго порыва... Танго, танго желаний... Танец любви у обрыва... Танец разлук и свиданий...* Нет, нет - только не разлуки! Я этого не переживу!*
  
  Они стояли в метро в обнимку... Они пропустили несколько электричек... Найдутся ли в мире слова, чтобы описать горечь разлуки двух влюбленных сердец?! Нет, не найдутся - нет таких слов! Слезы безудержно стекали по щекам Марии, и Михаил не успевал их сцеловывать. Временами он отходил в сторонку и курил. *Так, адрес ее взял, фото свое дал. Жаль, нет ее фото*,- думал молодой человек, изредка поглядывая на Машеньку. Раздались позывные электрички... *Ждать больше нельзя, иначе опоздаю на свой поезд*. - Он быстро подошел к Машеньке, крепко обнял... - Не плачь... Я люблю тебя... Не потеряй адрес... Господи, как не хочется расставаться! - Он исступленно целовал ее холодные щеки, губы. - Когда пойдешь - не оглядывайся... Пожалуйста... - знал: если оглянется - он не уедет...
  Подошла электричка. Михаил помог Машеньке войти в салон. Прикрыв руками заплаканное, некрасивое лицо, она успела крикнуть: *Я буду ждать тебя! Я всегда буду ждать тебя!*
  Поезд тронулся с места, и Мария видела, как Михаил, ссутулившись, нервно закурил сигарету и быстро зашагал к эскалатору...
  
  Глава двенадцатая
  
   И потянулись для Машеньки дни, лишенные всякого смысла. Они с Татьяной до безумия уставали от бесконечных экскурсий по достопримечательностям городов. Танька смотрела на все глазами новорожденного - ей было интересно все! *Это же история древней Руси, Владимиро-Суздальского княжества!* - поучала она иногда Марию, если той что-то не нравилось. Без всякого стеснения рассматривала она туристов, иногда вступала с ними в диалог - и это радовало Марию.
   *Скорей бы домой... Может, от Михаила письма есть*,- думала девушка, лежа на кровати в интернате (здесь остановилась их группа). С ужасом вспомнила Сашку - что скажет она ему? И как отнесется он к сказанному? Обманывать его не станет - скажет честно. Любила ли она его? Возможно... Какой-то другой любовью... Целых два года! Почему-то жаль расставаться с ним... Сашка, милый, прости меня... Сон сковал веки Марии, и она на время отключилась...
  ... Прошел первый весенний дождь. Дворники метлами сгоняли воду с тротуаров. На перроне в ожидании поезда стояли люди. *Прощай, Москва! Прощай, столица!* - продекламировала Танька, но Мария словно не слышала ее. Она вспоминала расставание с Михаилом на этом же вокзале, его прощальный поцелуй - в горле стоял ком... *Если бы десять дней назад мы не вышли в Самаре на рынок, если бы не было этого несчастного воришки, - мы бы так и не узнали друг друга... - от одной этой мысли Мария пришла в ужас. *Пришли фотографии. Пиши обо всем... Обязательно фотографии, - шептал он на ухо в тот день. - И береги себя! Ты мне очень нужна!*
  Мария, вздохнув, пропустила Таньку вперед, подхватила битком набитую сумку и шагнула в тамбур.
  
  Целых две телеграммы и два письма! *Люблю, целую, все время со мной*, - писал Михаил в первой. *Доехал хорошо. Не хватает тебя. Люблю и скучаю - ежесекундно...* Мария вскрыла письма, стала читать. Лицо раскраснелось от откровенности Михаила, и она почти физически ощутила его близость, горячее дыхание... Забравшись с ногами на кровать(в комнате было еще холодно), она в который раз перечитывала телеграммы и письма. Никто и никогда не писал ей таких слов, не делал таких признаний!
  Раздался стук. Со скоростью ветра засунула Машенька почту под матрац и чуть слышно сказала: *Войдите*. Она знала, кто это, но почему-то разозлилась... Увидев горячий пирог, улыбнулась и встала с кровати...
  - Сашка - пробормотала она. - Ты пришел! - Он смотрел на нее влюбленными глазами... - Ну ты даешь - как я мог не прийти?! Вот - мать испекла...
  Он неуклюже поставил пирог на стол и подошел к Марии. От страха та закрыла глаза... *Как, как я скажу ему об этом? Боже, помоги мне!* - она почувствовала прикосновение влажных губ и, слегка поморщившись, уткнулась ему в грудь...
  
  Они шли по знакомым улицам. Сашка поддерживал Марию под локоть - было скользко, и он боялся, что та упадет.
  - Маш, что-то случилось? Непривычно молчишь - ты ведь у меня сорока. - Мария слегка обиделась на такое сравнение - Михаил бы так не сказал...
  - Да все нормально. Проводи меня домой, что-то устала я с дороги... - это был единственный повод заставить его уйти. - Не сердись, я правда устала...
  - Ничего - понимаю... Я только немного посижу около тебя и уйду... - уговаривать его было бесполезно.
  Вернувшись домой, она быстро юркнула под одеяло и сделала вид, что засыпает. Сашка, полистав журналы, присел на табурет возле кровати и вздохнул... Веки Машеньки дрогнули... Она с трудом сдерживалась, чтобы их не открыть.
  - Красавица моя... - он не мог оторвать взгляда от ее лица. Она казалась ему прекраснее всех на свете. Он любил ее. - Интересно, она чувствует, что я смотрю на нее? - Мария не шелохнулась. - Люблю тебя... До завтра. - поцеловав ее в лоб, он своим ключом закрыл дверь и по-герасимовски зашагал прочь.
  
  Утро выдалось чудесное. Пахло весенним теплом. Мария проснулась с трудом, кое-как. Болело все тело. Вспомнив вчерашнюю встречу с Сашкой - вздохнула. Нет, не хватит ей мужества признаться ему - не хватит... Что же делать? Перебрав варианты, остановилась на одном: уволиться и уехать. Недалеко от родителей открылась восьмилетка - там наверняка нужны учителя. Детишек вот только жалко - привыкла она к ним, да и они полюбили ее...
  Разбудив Таньку, Мария наскоро накормила ее, и они отправились в школу.
  - Мария Никола-аевна вернулась, - разносилось со всех сторон. - Здравствуйте, Мария Николаевна! - Ура-а! Мария Николаевна приехала!
  От такой встречи на душе девушки стало легко и радостно. *Вот сорванцы, а... Ругаешь их, ругаешь, а они...*
  В учительской было несколько человек. Облепив коллегу, они завалили ее вопросами - как да что, понравилось ли... Машенька отвечала на ходу.
  Прозвенел звонок. Началась новая четверть...
  
  Глава тринадцатая
  
   Прошел месяц со дня расставания с Михаилом. Машеньку распирало растущее ощущение счастья. С каждым днем она все больше отдалялась от Сашки. Тот теперь не занимал главного места в ее мыслях, сердце...
  Сашка видел - Мария охладела... Не мог только понять - отчего? Пытался вывести на откровенный разговор, но та успешно переводила стрелки на другое. Понять суть происходящего помогла Татьяна.
  ... В тот день Санька пришел встречать Марию в школу. Постояв несколько минут на крыльце, он смело открыл дверь в здание и уверенно прошел в кабинет. Ребятишки, окружив учительницу, наперебой рассказывали какие-то истории. Михаил отметил: домой Машенька не торопилась, хотя знала: должен был прийти он, Сашка.
  - А ну, ребятня, расступись! Быстро по домам! - громко, по-солдатски, скомандовал он. Через какое-то мгновение класс опустел.
  - Прости, Саш, я совсем забыла о встрече. Ну, ты что - не надо, может кто-нибудь войти, - сопротивлялась Машенька поцелую. - Подожди меня на улице - я сейчас... -
  Сашка открыл дверь и увидел несущуюся на всех парусах Таньку. В руках у нее был конверт. Увидев бойфренда сестры, смутилась и быстро спрятала письмо за спину.
  - Привет. Что это у тебя в руках? - спросил он. - Письмо? - и потому, как вела себя Татьяна, догадался: оно адресовано Марии.
  Сашка понял: все рухнуло, он одинок и больше нелюбим...
  Недели две он ходил обиженным, надеясь, что Мария сама сделает первый шаг к примирению. Ему было больно... Ему не хватало ее... Он так скучал! Сашка убеждал себя: она не виновата, это он отпугнул ее своей несдержанностью... Промучившись еще некоторое время, он решил окончательно объясниться.
  - Машенька, прости меня... - пробормотал Сашка и начал сбивчиво объяснять, что произошло недоразумение, какая-то ошибка, что он любит ее, что не сможет забыть... Мария упорно молчала, и это пугало его больше всего на свете.
  - Ты нашла себе другого? Кто он? - Мария продолжала молчать. - Машенька, неужели все прошло? Неужели ты все забыла? - Сашка чувствовал: силы его на исходе, еще чуть-чуть - и он не выдержит, упадет перед ней на колени.
  ... О чем думала эта хрупкая девушка, стоя у окна и выслушивая признания в любви? Нет, она больше не любила Сашку. Она слишком хорошо помнила то чувство, которое испытала к Михаилу, ту легкость, тот полет, удивительную музыку, до сих пор переполнявшую ее сердце. *Ну, почему мне так жаль Сашку - почему? - Мария смахнула застывшую на щеке одинокую слезу. - Это любовь? Нет, это что-то больше любви, глубже. - Она взглянула на Сашку, и сердце ее замерло... - Боже, как тяжело признаться... Господи, помоги мне! - Сердце тяжело стучало, его ритм отдавался в ушах. - Как сказать, что я... Нет, нет, это просто бесчеловечно, это убьет его... Она на минуту представила жизнь без него - и ей стало не по себе. Она хотела, чтобы он жил, радовался солнцу, глотку свежего воздуха...
  - Сашка, милый... Ты замечательный... - Мария сделала шаг вперед. - Прости меня, Сашка... Ты правда - самый хороший... Но я... Я не люблю тебя больше... - с трудом выговорила она. По щекам одна за другой стекали слезы, и она уже не вытирала их - то были слезы облегчения ее душевных страданий.
  Сашка молчал. Лицо его побледнело, на щеках нервно заиграли желваки. Ни слова в ответ. Он был окончательно раздавлен и оскорблен... Молча взяв шапку, не простившись, он вышел на улицу...
  
   Подходил к концу май 1965 года. Еще чуть-чуть, и Машенька покинет деревню, ставшую ей родной, эту школу, учеников. После расставания с Сашкой она положила на стол директора заявление об увольнении. Оно до сих пор не подписано - администрация надеялась, что Мария Николаевна раздумает...
  Юная учительница была довольна и почти счастлива. Она заслужила уважение не только воспитанников, но и родителей. Она безболезненно влилась в педагогический коллектив. К ней часто приходили за советом, делились мечтами и планами... Ее душа была наполнена любовью, тем состоянием, когда хочется наградить этим чувством весь мир, подарить всем свет и тепло своего сердца. И только Санечка омрачал ее существование. Она скучала без него. Ей не хватало его юмора, заботливых рук. *Ах, Сашка, Сашка... Не думала, что так тяжела будет наша разлука... Где ты сейчас и с кем? Говорят, тебя видели с Людмилой... Что ж - выбор неплохой... Вспоминаешь ли ты меня, наше место? Так легко отказался от меня - никак не ожидала этого! - писала Мария в дневнике, - Но ты навсегда останешься в моей памяти как самый замечательный, самый светлый человечек в моей судьбе* - Она смахнула соленые слезы и закрыла тетрадь.
  Начиналась новая полоса в жизни Машеньки, но уже без Сашки...
  
  Глава четырнадцатая
  
   Мария принадлежала к породе сильных духом людей. Но, как большинство таковых, она была добра и нуждалась в любимой и более слабой подруге. Людка.... Они сдружились много лет назад, когда учились в одной школе, сидели за одной партой. На пути их дружбы ни разу не встал мужчина - и Мария гордилась этим. Они делились своими любовными приключениями, слушая друг друга внимательно и понимающе. Они были единое целое. Их нельзя было разделить... Вот и сейчас, приехав в деревню к родителям на целых два летних месяца, Машенька не могла дождаться встречи. Перебирая альбом, она с нежностью погладила и поцеловала фото с образом верной подруги. Она соскучилась по ней...
  - Мам, ты не знаешь, когда Людка приедет?
  - Да на днях вот мать ее видела, Марию. Вроде в эти выходные обещалась. Ты знаешь, после этой трагедии... - мать замолчала, а Мария насторожилась. - Какой? - Как? Ты разве не знаешь? Ох, бедная Мария, извелась, бедняжка... Андрей Иванович-то плохой... В больнице лежит - кровоизлияние у него... Полез на столб электричество регулировать, да когти-то возьми и сорвись... Вниз головой повис... Долго висел... До утра, пока Мария не хватилась... Ой, Господи! - вздохнула Вера, - помоги им! - Маша, услышав невероятное, быстро переоделась и на ходу крикнула:
  - Меня не ждите - я к тете Марусе!
  Она стремглав припустила вдоль улицы: не терпелось узнать все подробности из первых уст.
  ... Мария любила эту необыкновенную женщину - Людкину мать. Невысокая, слегка полноватая, она ничем не выделялась среди других женщин. Но единожды побывав в ее доме, навсегда запомнишь ровный бархатный голос, великолепное умение встречать гостей и вести диалог - просто и непринужденно. Хлебосольство ее не знало границ! Соленья, варенья, пельмени, пироги, копчености - чего только ни увидишь на ее столе! Нет, она не была приставучей, никого не заставляла есть силой, но удивительно - рука сама так и тянулась к еде, хотелось выпить, закусить и даже поплакаться...
  Мария, ни разу не остановившись, пробежала всю деревню и замерла у дома подруги. Постучав, вошла внутрь. Вкусно пахло свежеиспеченным хлебом. За столом мирно беседовали мать с дочерью. Были видны их слегка покрасневшие глаза.
  - Машка!
  - Людка!
  Мария с улыбкой смотрела на них. Они то кружили друг друга, то начинали визжать как сумасшедшие; то обнимались и целовались - и столько в их поведении было радости, столько любви друг к другу, что женщина подумала - дай Бог каждому уметь так дружить...
  Через час девчонки, забравшись на кровать, что стояла у печки, румяные и счастливые, щебетали о своем... С грустью в голосе поведала Машенька о Сашке. Людка всхлипнула и через силу улыбнулась.
  - Сильная ты, мужественная... Совсем вон не плачешь...
  - Людка!!!
  - Прости, Машка, это я так... Зная твою сентиментальность, представляю твои переживания... Что теперь собираешься делать?
  - В соседнем селе немецкий преподавать буду - вакантных мест литераторов нет. Через полгода обещают двухкомнатную - заберу своих и... - хватит им в глухомани мучиться.
  - Машка!!! Ты что - серьезно? А как же мы?!!!
  - Знаешь, Людочка, настоящая дружба не знает границ. Мы с тобой - навеки, навсегда! Если будут у нас дети... - она замялась, подыскивая рифму, но из кухни донеслось:
  - Девочки, идите пить чай! У меня изумительным получился хворост!
  - Ах, тетя Маруся, какая же Вы молодец!!! Как же я люблю Вас! - Машенька, обняв женщину, прижалась к ее лицу...
  
  - Ма-ань, ты где?
  - Мама!!!
  - Что?!
  - Опять?!!
  - Так разве сразу привыкнешь - была Маня, стала Мариной... Самой-то нравится? Привыкла уже?
  - Да нормально... Привыкну... Ах, мамочка, хорошо-то как! - счастливым голосом протянула Марина, - красота то какая...
   Она любила свою *деревянную* деревню. Их дом находился на ее окраине, в самом лесу. Вышел на улицу - и вот тебе встреча с природой: птицы поют, жабы концертируют (болото совсем рядом), камыши шумят... А какое небо здесь чистое!
  - Ма... Тьфу, надо же - правду говорят: привычка - великое дело: так и хочется назвать тебя *Маня* - прости... - мать положила свою теплую ладонь на руку дочери. - Как ты? Михаилу-то написала новый адрес? Ох, дочь, не знаю, но что-то тревожно мне, как подумаю о твоем будущем... Сашка-то, он деревенский, свой парень был, тебя понимал... А Михаил - военный... Своего дома никогда иметь не будет... Помнишь песню-то про моряка?
  - Да что-то подзабыла... - Мария положила голову на уютное плечо матери. - Спой ее, мамочка, я так люблю слушать твои песни! Они у тебя ... особенные, со смыслом...
   Вера поцеловала дочь, на минуту о чем-то задумалась и тихо запела: *На Кавказе есть гора - там растут тюльпаны, не любите моряков - они хулиганы...* - слова песни были простые и грустные. Голос матери, сильный и глубокий, то летел над притихшим болотом, то поднимался ввысь, к облакам... - *Не послушала она матери совета и уехала одна в край белОго света*, - продолжала петь Вера, и Машенька, слушая чудесное пение, прониклась жалостью к девушке с горькой судьбой... - *Пойди дочь, пойди туда, с кем совет имела, а меня, старуху-мать, слушать не хотела...* - из глаз Марии закапали слезы, у матери слегка дрогнул голос, но она продолжала петь: *Подошла она к воде, низко наклонилась, крепко сына обняла и водой накрылась...* - Они плакали уже вместе - это не были слезы горечи, отчаяния - это были слезы счастливых людей, с полуслова понимавших друг друга, слезы великого единения дочери с матерью...
  
  Глава пятнадцатая
  
   Лето было в разгаре. Незаметно наступил июль. Отпуск Машеньки подходил к концу. Чтобы заглушить тоску по Михаилу и не вспоминать Сашку, она всячески загружала себя работой: собирала ягоды и грибы, полола грядки, наводила порядок в доме, во дворе. И случилось так, что тоска о Сашке исчезла, а вместе с ней и вина перед ним. Она чувствовала себя счастливой, жизнь считала свою богатой и полноценной. Ее огорчало только отсутствие писем от любимого, но в душе она понимала: нужно подождать.
  ... Мария вышла во двор - какое солнце! А небо! Грандиозное, широкое, чистое! *Вот это да! - подумала она. - Вот бы взлететь высоко-высоко, чтобы увидеть всю землю, тот край, в котором я выросла! С высоты птичьего полета взглянуть бы на город Витебск - наверное, он такой же красавец, как и Михаил... - девушка опустила голову, и взгляд ее прошелся по двору... - Как не хочется уезжать отсюда! Новое место, новые люди, проблемы... А здесь все свое, родное! - она, как кошка, быстро взобралась на крышу сеней и замерла от невиданной красоты. - Эдем! - пронеслась, как ветер, мысль. - Лучше Эдема!*
  Дом находился на легком возвышении. Вниз спускались вытоптанные человеческими ногами тропы. Одна из них вела к пруду. В нем они купались в детстве... Здесь, задрав выше колен свои платья, ловили сестры головастиков, выносили их на дорогу и давили. Мать ругалась, пугая лягушачьими бородавками, но дети не верили в ее *ужастики* и продолжали вылавливать детенышей огромных лягушек и жаб.
   Вторая тропинка вела к роднику, из которого с удовольствием пили они чистую воду. Мария посмотрела вправо - и на сердце похолодело. Не любила она то место - там кладбище, дом Абрамовых... Мысли мгновенно полетели в прошлое, и сделать с собой Машенька ничего уже не могла...
  
  ... Сестры учились в интернате, что находился в двенадцати верстах от деревни. Каждую пятницу за учениками приезжал дядя Гриша, деревенский шофер, и развозил их по домам. В понедельник ранним утром, в шесть часов, около его дома собирались дети, чтобы вновь на неделю уехать в интернат...
   В то утро Вера Наумовна приболела и попросила мужа проводить девочек до Григория, но дочери отказались: большие уже, сами дойдут. Они вышли из дома и, подумав, решили идти напрямую, дабы скоротать путь. Была ранняя осень. Они шли по тропинке, что вела на кладбище, и, стараясь заглушить страх, громко переговаривались. Впереди, со стороны погоста, что-то двигалось им навстречу. Девочки замерли - что бы это могло быть? Старшая, Люся, предложила вернуться домой, но Машка, моложе на два года, сказала:
  - Это же человек! Чего его бояться - пошли! - сестры испуганно смотрели на Марию.
  - До дома - далековато, до Абрамовых - ближе - побежали! - скомандовала Людмила, и они стремглав бросились бежать. Человек в белом замахал руками и бросился за ними, издавая странные звуки. Девчонки побежали во всю прыть; ловко проскочив канаву, небольшой лог, они свернули к дому дяди Гриши. Расстояние между ними и человеком в белом сокращалось - уже отчетливо слышался топот, тяжелое дыхание. От страха У Анны подкосились ноги - девочки подхватили сестру и потащили.
  - Защелку, защелку открывай! - крикнула Мария. В мгновение ока они оказались во дворе, но, не успев передохнуть, увидели: с противоположной стороны открылись двери, и в проеме появился человек с кладбища. Лица его не было видно. Весь обмотанный белой тканью, он дико хохотал. Девчонки выскочили в те же двери, в которые вошли, и побежали вдоль улицы. Человек в белом преследовал их до тех пор, пока не показались взрослые провожающие. Он повернул назад и вскоре скрылся за поворотом.
  Мария перевела дух - до сих пор, вспоминая этот кадр из прошлого, она испытывала страх и ужас... Как оказалось позже, это был деревенский мужик, хорошо знавший о детях. *Подзарядившись* на свадьбе, он решил устроить *сюрприз* для девочек, живших на самом краю деревни недалеко от кладбища...
  Машенька посмотрела вниз, на картофельное поле - сколько событий связано с этим огородом! Они любили забираться сюда, на крышу, и *издеваться* над своей младшей сестренкой - ох, и бойкой же та росла!
  - Танька, ты знаешь Ленина? - Знаю... - А хочешь его увидеть? - Хочу... - Тогда прыгай в огород - и он прилетит! И Танька прыгала - так хотелось ей увидеть вождя! Прихрамывая, бежала она потом через заросли крапивы. Вся в волдырях, с исцарапанными в кровь ногами, она подходила к матери и пыталась выведать местонахождение сестер - но мать, смеясь, молчала, чтобы не нарушить мир между сестрами...
  А вот и памятный кол - на него как-то раз повисла Татьяна, спускаясь с крыши: зацепилась подолом. Порвала платье - подарок на день рождения. Ох, и рассердился тогда отец! В порыве гнева принес брезентовую палатку, вырезал кусок ткани, смастерил что-то вроде платья, сшил суровыми нитками и надел на дочь.
  - Носи и не снимай! Не умеешь беречь - ходи в таком! - и Танька, боясь ослушаться строгого отца, носила такой *наряд*, правда, только во дворе... Мария улыбнулась. *Да... Много хлопот доставляло любимое дитя родителям.*
  - Николай, ты когда-нибудь приструнишь свою рыжуху?! (волосы у Татьяны были слегка рыжими, потому закрепилась такая кличка). Как что - невозможно возле вашего дома проехать - обязательно за тросс зацепится! И ничего, что на листе навоз, г...но. Ее спугнешь, пока садишься за трактор - она тут как тут! Ведь попадет под лист - ей смерть, мне - тюрьма! - Отец приходил домой, усаживал Татьяну напротив себя и вел воспитательные беседы - вроде помогало. Ненадолго. Как-то отец ударил ее ремнем - думал, заплачет, а она, вытаращив свои глазенки, наматывая локон на палец, выпалила:
  - Бей, бей - мне не больно! Бей! - отец замахнулся еще раз, но бросил ремень и, крикнув матери: *Твоя любимица!!!* - вышел. Позднее, делая уборку в доме, нашли записку со стихотворением. Мария не помнила дословные слова, но было что-то вроде этого: *Папка, и если еще раз скажешь, что не хочешь видеть меня, не обижайся, папка, тогда я уйду от тебя...* Вся семья была в шоке... Решили больше ремнем ее не наказывать...
  
  - Тан-цуй! Тан-цуй!!! - кричала Танька с порога, держа несколько писем в руке. Мария, скинув с головы платок, вытерла им испарину со лба. - Отдай! - А вот и не отдам - танцуй! - Машенька подбежала к ней, но та, увернувшись, стала бегать вокруг стола. - Ох, я тебе сейчас да-ам! - А вот и нет! А вот и нет! Не догонишь, не догонишь! Та... - Татьяна увидела, как Мария вдруг закрыла лицо руками, села и заплакала... - Ну, чего ты?... Я же пошутила! - обняв сестру, она положила на колени письма. - Вот - читай! - Машенька, всхлипывая, продолжала плакать... Может, потому что устала жить в ожидании этих писем. От нервного истощения - да мало ли отчего! Еще там, на старом месте работы, она могла прожить без писем дня три - потом болела в их ожидании... А здесь прошло столько времени! Придя в себя, она попросила сестру закончить уборку и удалилась...
  - Так, печку побелила... Посуду помыла... Пыль протерла - осталось помыть пол. Только бы успеть до мамы! - послышался громкий стук калитки - кто-то пришел... - Только бы не мама... - но это была она.
  - Ух, доченька, какая ты молодец! Уборку делаешь? Пыль уже протерла?
  - Конечно!
  - Какой тряпочкой?
  - Вот!!! - мать смотрела на Таньку не моргнув.
  - Что?!!
  - Сколько раз тебе, дочь, говорить: для всего должна быть своя тряпочка - отдельно для стола, отдельно - для посуды и отдельно для уборки пыли. Посмотри, какие жирные круги ты оставила на шкафу. Придется все переделывать.
  - Мама!!!
  - Никаких мам! И еще - протирать нужно не кругами, а движением вперед-назад - так не будет разводов. - мать удалилась переодеваться, а Танька, вздохнув, пошла выполнять работу над ошибками...
  Мария лежала на сеновале и в который раз перечитывала письма - столько в них нежности было, тепла!
  *Здравствуй, моя милая, добрая фея из сказки! Та, которая превратила мою душу в цветущий рай, без которой я не мыслю ни единой минуточки своей жизни. Та, что покорила меня своей искренностью и неподкупностью. Да, да, Машенька, эти слова я адресую тебе - ты у меня такая! Ты - чудо, ты - мое солнышко! Рядом с тобой чувствуешь себя настоящим мужчиной - столько нежности в тебе, обаяния, что хочется постоянно ухаживать, делать что-нибудь приятное. Вспоминаю твои глаза - ни у кого таких нет!* - Мария отложила письмо и легла на спину - пахнуло свежими травами и лесными ягодами. Уставшая, опустошенная, но счастливая, она незаметно заснула сном младенца и проспала до самого вечера...
   Проснувшись, Мария лежала, закинув руки за голову, покойно вытянув тело. *Я люблю Мишку*, - прошептала она. Свежесть воздуха охватывала ее все больше и больше. Девушка накинула на себя тоненькое покрывальце. На душе не было тревоги - было весело и чисто. Ее сердце почти забыло Сашку, в нем билась новая любовь...
  Машенька перечитывала письма - они были полны заботы и нежности. Михаил писал об опасностях, угрожающих ее здоровью, умолял беречь себя. Он давал ей трогательные советы, подчеркивал их жирной чертой и сопровождал множеством восклицательных знаков. Машенька чувствовала: он борется за ее сердце, жаждет ее любви...
  
  Глава шестнадцатая
  
   Приближался день рождения Веры Наумовны. Это был единственный день, который собирал всех членов многодетной семьи. Вся неделя прошла в предпраздничных хлопотах. Николай заколол свинью - накрутили фарш, приготовили холодец, сделали колбасу. Машенька с Татьяной долго не могли определиться с подарком - покупать телевизор или стиральную машинку. Остановились на втором варианте. Осталось настряпать пельменей - их любили готовить всей семьей вечерами, и это была единственная традиция в их доме.
  Кто-то завозился в темных сенцах - кто бы это мог быть? Машенька включила свет и направилась к выходу. В ту же минуту дверь отворилась, и на пороге появилась девушка.
  - Можно к вам? - улыбаясь, спросила она.
  - Люська, ты?! Мама, Таня, Люся приехала! - те выскочили из зала, радости их не было конца! Изумленными глазами смотрела Мария на сестру - как же она похорошела! Стала просто красавицей! Стройную фигуру облегало шикарное цвета шоколада шерстяное платье с белым воротничком. На правое плечо спускалась длинная и толстая коса - ни у кого в деревне не было подобной! Зеленые, слегка продолговатые глаза украшали длинные пушистые ресницы. Мария перевела взгляд на ноги и вздохнула: *А чулки так и не снимает - бедная Людмила!* Она вспомнила тот страшный вечер, после которого жизнь сестры разделилась на два периода - до и после.
  
  ... В деревне тогда свирепствовал ящур - каждый день кто-нибудь из сельчан хоронил животину. Чтобы избежать страшных последствий, за деревней построили полигон временного пребывания скота. Там женщины доили коров, кормили молоденьких телят.
  - Девочки, вы прогулялись бы до полигона, - предложила Вера. - Подоили бы коров - не успеваю я...
  - Конечно, мамочка! - сестры взяли ведра, чистые тряпочки и двинулись в путь. В лесу - красота! *Сколько костяники - смотри, Маш! Давай придем сюда завтра, наберем, мама варенье сварит!*
   Послышались знакомые звуки возвращающегося стада, запахло парным молоком.
  - Зорька, зорька, - Машенька показала корове хлеб, и та уверенно пошла за приманкой. - Люсь, отгоняй комаров! - Сейчас! - та рванула к дереву сорвать ветку и тут же стала как вкопанная: перед ней опять стоял все тот же бык, которого она однажды ударила палкой. Он наклонил голову, и его рога приготовились орудовать. Людмила сделала шаг назад, громко заорала... Кто-то в толпе крикнул: * Косынку! Косынку красную сними! - но было уже поздно. Кто знал тогда, что быки не любят громких голосов и яркой одежды, что они злопамятны и агрессивны - никто не знал! Людмила пятилась, а бык наступал и наступал... Она побежала - ох, не надо было этого делать! Бык со скоростью ветра догнал ее и сильно боднул - та потеряла равновесие и упала. Мария бросила ведро с молоком и закричала от ужаса: бык поднял Людмилу в воздух, а когда та упала с высоты, начал ее катать... Среди испуганных женщин нашелся мужчина - каким-то образом он подбежал к быку и вставил в ухо горящую сигарету - тот, взбрыкнув, убежал...
  В районную больницу Людмилу доставили без сознания. Она быстро пришла в себя - молодой организм успешно справился с депрессией, вот только появилось новое заболевание - экзема. Из-за него девушка даже в невыносимую жару ходила в теплых чулках, чтобы скрыть на ногах огромные бляхи...
  
  Сестры сидели на скамейке возле палисадника, чувствуя свою близость к природе и слушая ее величавую тишину. Изредка со стороны болота доносилось дружное кваканье лягушек, неприятный рев или вопль царицы болот - цапли.
  - Люсь, хорошо-то как... В дом заходить не хочется - духота... А давай на чердаке ночевать - как в детстве - помнишь? - Мария взяла сестру под руку и тесно прижалась к плечу. Людмила молчала. Она всегда была такой - слишком серьезной, вдумчивой. Вот и сейчас она все взвешивала, прежде чем дать ответ.
  - Мы же замерзнем - под утро будет холодно. А болеть нам нельзя - завтра мамин день... - она помолчала, а потом вдруг сказала:
  - А давай! Возьмем стеганое одеяло - и никакой холод нас не возьмет! Пошли?
  ... Они лежали на свежем сене - довольные и счастливые...
  - Маш, ты на самом деле любишь Михаила? Ты ведь его совсем не знаешь...
  - Не знаю... Кто может точно описать - какая она - любовь? Только хорошо мне от этого чувства... У меня крылья выросли, второе дыхание открылось... Знаешь, я когда увидела его в первый раз, там, в Самаре, испугалась собственных мыслей... Я только взглянула на него - и мне захотелось обнять его... Представляешь? Самой обнять и поцеловать... Я Сашке никогда не признавалась в любви... Он мне просто нравился... А тут меня словно прорвало - слова любви так и лезли из меня... И он... Тоже говорил эти же слова... Ах, Людка, Людка, ты не представляешь, какой была наша встреча... Навсегда она останется у меня в памяти...
  - Письма дашь почитать? Так интересно...
  - А я их почти все наизусть помню... - и Мария начала читать - из памяти всплывали знакомые слова, фразы, предложения...
  *Никогда не забуду, как мы встретили друг дуга... Ты заворожила меня красивой интонацией - ни у кого нет такого голоса, как у тебя! Ты для меня - идеал женщины, и в тебе все прекрасно, естественно и трогательно... Я с нетерпением жду новой встречи и знаю - мое ожидание взаимно! Расстояние для нас - не преграда - правда, милая? Я безумно люблю тебя! Помни об этом и не грусти - мы обязательно будем вместе!!!
  Твой, и только твой Михаил!*
  - Красиво как... - задумчиво проговорила Людмила. - Такого и полюбить не грех... Я рада за тебя, сестренка! - она обняла Марию и прижалась к ней всем своим существом.
  - Спи. Спокойной ночи, моя хорошая... А еще полежу...
  Мария лежала с открытыми глазами и мысленно продолжала читать письма своего Михаила. А он писал: *Любимая моя, единственная! Ничто не сможет заставить меня забыть тебя! Ты всегда со мной рядом - в мыслях, поступках, делах! Не могу дождаться нашей встречи...* *Мишка, родной мой, любимый! Пусть мои письма донесут до тебя мою бесконечную нежность к тебе и любовь. Нет препятствий для моего чувства, и я думаю о том счастье, которое мы подарим друг другу во время очередной встречи - только когда она будет?* - так думала Мария, предаваясь ночной неге в объятиях старшей сестры.
  
  Когда сестры вошли в дом, Вера во всю хлопотала у печки. Дружно трещали дрова, во всю дымил самовар - начинался новый день, суливший множество приятных хлопот и волнений.
  - Мамочка, родная, - с днем рождения! - девочки подбежали к матери и с нежностью обняли ее. - Здоровья тебе - крепкого-крепкого! - говорила одна. - Счастья тебе - самого настоящего! - желала другая.
  - И долгой-долгой жизни тебе! - заорала Татьяна, так неожиданно появившаяся в кухне. - Я люблю тебя, мамочка! Ты у нас - самая лучшая! - она оттолкнула сестер и обняла мать, прижавшись головой к ее груди...
  - Девочки мои... - со слезами на глазах шептала Вера. Она обнимала своих дочерей на сколько хватало рук и целовала каждую в лицо, волосы - куда попало... - Вы - счастье мое... Я так люблю вас... Спасибо, мои хорошие, огромное спасибо...
  - Ой, а про подарки забыли!!! Люсь, тащи сначала свой! - Людмила исчезла, но через минуту вошла со свертком в руках. Внутри его лежало красивейшее паплиновое платье - черное, с белым горошком... Вера ахнула и присела на табурет. - Это мне? С ума сойти!!! - она закрыла лицо руками и заплакала... - Мамочка, ты что - разве можно сегодня плакать? Сегодня - твой день, и ты должна быть самой красивой, самой счастливой! Таня, тащи свой презент! - и та поставила перед матерью лакированные туфельки на низком (школьном) каблучке. - Вот!!! Это тоже тебе!!! К платью!!! - гордости Таньки не было границ: она сама выбирала туфли в соседнем селе в магазине, куда они ездили с Машенькой за продуктами.
  - Девочки мои, да куда же мне ходить в таком наряде? - Вера взяла платье и стала внимательно его рассматривать. - Боже, красивое-то какое! Как мне нравится!!!
  - Все, все, мамочка, приводим тебя в порядок! Марафет наводить будем сами. Итак, садись вот сюда. - Маш, есть расческа для начеса? - Есть! - Тащи сюда свою косметику! - сама Людмила никогда не красилась, как и в молодости ее мать. - Мария принесла все, что было в косметичке. - Ну, поехали?
  - Ой, ой! - встрепенулась мать. - Таня, беги к тете Марусе и дяде Андрею - позови их к трем часам на праздник! - Танька стремглав вылетела на улицу; Мария крикнула вдогонку: *Гармошку пусть захватят!* - но Танька навряд ли слышала эти слова: через секунду ее уже не было...
  
  Николай пришел в обед - отпросился с работы в честь дня рождения жены. Войдя, он увидел красивую женщину, сидевшую на диване с газетой в руках.
  - Здравствуйте. У нас гости? - он поднял глаза и замер: перед ним сидела родная жена! Господи, какой же красивой она была! Слегка полноватое тело украшало черное в горошек платье - оно так шло к ее белому, чуть-чуть румяному лицу! Волосы были слегка приподняты и уложены под каре - прическа молодила жену, придавала ей особый шарм... А глаза!!! Никогда не видел муж таких красивых и счастливых глаз жены! Сделав шаг вперед, слегка наклонив голову и улыбаясь, он произнес:
  - Разрешите с Вами познакомиться...
  
  ... Приближался назначенный час празднования дня рождения Веры Наумовны. Дочери не подпускали мать к столу - все хлопоты взяли на себя. Нарядные, румяные, они носились по дому со скоростью метеорита. Людмила, старшая, командовала на кухне - они готовили с Анной нарезки, салаты, закуски, горячее. Мария взяла все заботы по сервировке стола - уж больно нравилось ей раскладывать приборы правильно, соответственно светскому этикету. Вера Наумовна сидела на диване с чувством великой гордости за дочерей - вот они, ее кровиночки, ее помощники, ее спасение в старости.
   Вот и первые гости! Дверь осторожно открылась, и на пороге появились супруги Гроднецкие - Маруся и Андрей Иванович. Машенька подбежала к ним и, звонко чмокнув в щечку, стала помогать раздеваться.
  - Андрей Иванович, здорово, что гармошку захватили! Проходите, проходите в зал! Тетя Маруся, не стесняйтесь, проходите! - Та прошла в зал и скромно поздоровалась с женщиной средних лет, сидевшей на диване. - Девчонки, а мать ваша где? - Раздался звонкий заливистый смех - хохотали все, схватившись за животы. Маруся не понимала причину смеха, но улыбалась тоже... Она чувствовала себя неудобно перед гостьей, но, пересилив чувство смущения, снова спросила: - Где Вера-то? Негоже гостей так встречать... - Женщина на диване зашевелилась и... громко рассмеялась. Маруся, повернув голову, застыла от неожиданности.
  - Фу, ты, Вера, - ты что ли это? Ба, красивая-то какая! - она хотела что-то сказать, но во дворе залаяла собака - кто-то еще пришел. Машенька открыла дверь, в проеме показался Василий Иванович - закадычный друг отца.
  - Можно войти? Где тут именинница - вот цветы от моей благоверной! - он покрутил головой в поисках Веры - увидев, кашлянул, разгладил свои седоватые усы и сказал:
  - Да... Не ожидал, что у моего друга до сих пор жена - красавица... С днем рождения, лучшая в мире женщина! - он поцеловал Вере руку и вручил подарок вместе с цветами, что передала заболевшая жена - Будь здорова и счастлива, живи всем на радость!
  
  Вечер был в самом разгаре. Гости приходили и приходили. Приехал зять - муж средней дочери Анны - с огромным букетом астр и дорогим подарком. Дружной толпой заявились бывшие одноклассники Людмилы. То и дело раздавался заразительный смех, временами переходивший в громкий хохот.
   Андрей Иванович перебирал меха на своей верной гармони-тальянке - он так соскучился по ней! Его слегка онемевшие после инсульта пальцы плохо слушались, но он не обращал на это никакого внимания.
  - Андрюша, давай нашу! - крикнула Вера и запела своим сильным, красивым голосом: *По диким степям Забайкалья, - отец подхватил - Где золото роют в горах, - запела вся женская половина - Бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах...*
  Открыв рот, слушала Танька русскую песню. Никогда она не была так счастлива, как сейчас! Многие слова она не понимала, но это неважно - главное - все родные вместе, всем сейчас хорошо.
  - Маш, ну-ка, расскажи нам что-нибудь о своих сорванцах, - крикнул отец, помня, как любит его дочь вспоминать о работе.
  - Пап, ты что - не место сейчас для таких разговоров... - но слегка опьяневшие гости уже зычно кричали: - Расскажи, расскажи, Маня, - нам интересно!
  ... Был у меня ученик - нескладный такой... И очень несчастный... Его мать повесилась, отец сгорел от пьянки. Жил он у бабушки - дородной женщины лет сорока пяти. Любила она его до безумия, прощала все... По русскому языку тот ни в зуб ногой - писал безграмотно, допуская в диктантах до сорока ошибок... Но, несмотря ни на что, почему-то нравился мне этот паренек - может, оттого, что рос сиротой, может, потому что сердце у него было доброе и щедрое...
  Как-то раз оставила я его после уроков и говорю:
  - Ванечка, ты же понимаешь - не могу я поставить тебе *удовлетворительно* - как потом буду смотреть в глаза твоих одноклассников, ведь они знают, что ты ни разу не получал по предмету положительную оценку?
  Сопя, Ваня взглянул на меня и опустил голову. И стало мне его так жаль, что, не раздумывая, я спросила: - Ты не хочешь доказать классу, что можешь учиться? - Хочу... Только как? - Я напишу тебе текст, ты должен его заучить. Как стихотворение - понимаешь? Это ты сделать можешь? - Могу! - Пожалуйста, никому об этом не говори - пусть это будет нашим секретом, тайной - договорились? - Угу... - Завтра на доске будет такой же текст; твоя задача - вызваться к доске...
   На следующий день я на доске написала текст с пропусками - отвечающему нужно было вставить вместо них подходящие по смыслу слова.
  - Итак, кто желает поработать у доски? Цель: составить монологический ответ на тему *Глагол как часть речи*, употребив вспомогательные слова.
  Лес рук. Ванечка, очень робко и неуверенно, то поднимал, то опускал руку. Я, сделав удивленный вид, громко, чтобы слышал весь класс, спросила:
  - Ваня? - все обернулись... - Ты уверен? - тот кивнул. - Ну, иди - попробуй...
  Пока класс писал словарный диктант, мальчик уверенной рукой восстановил все пропуски.
  - Ну, что, Ванечка, готов? - спросила я, и тут же услышала громкий звонкий голос: "Глагол - это самостоятельная часть речи, которая обозначает действие предмета и отвечает на вопросы *что делать, что сделать?*, например, прыгать, скакать, бежать..." Я продолжала подыгрывать своему ученику. Округлив глаза, показывала классу свое удивление и восхищение одновременно. Дети, довольные, улыбались, как бы говоря: *Здорово, Ванька!*
  - Ванечка, да какой же ты молодец! Дай я тебя обниму! - Тот доверчиво, всем тельцем, прижался на секунду ко мне и побежал за дневником. На глазах у всего класса я поставила ему *отлично*, сопроводив оценку словом *Молодец* с тремя восклицательными знаками... Прозвенел звонок - и весь класс, сорвавшись с места, помчался к классному руководителю докладывать о произошедшем на уроке...
  - В такие минуты я особенно счастлива... - как бы резюмируя, произнесла Машенька, и все сидящие за столом зааплодировали, кто-то даже выкрикнул: *Браво!*
  - А вы знаете, - произнес Володя, одноклассник Людмилы, - мы между собой всегда говорили, что это - семья учителей, и я верю: младшая точно пойдет по стопам сестры - верно я говорю, козочка? - Танька кивнула, улыбаясь во весь рот.
  - Точно, точно... Все время с девчонками в *Школу* играет. А уж роль учителя выполняет... - это надо видеть! Дай Бог - Вера погладила дочь по голове и запела: *Ой, цветет калина - Мария подхватила свою любимую песню - в поле у ручья...*. Через секунду каждый был вовлечен в пение. На душе было радостно и спокойно...
  
  На сенокос решили отправиться всей семьей. Встали рано, задолго до рассвета, чтобы начать косить с первой росой. Для сестер это была приятная работа, полная веселья и азарта, доставлявшая им истинное удовольствие. Они любили соревноваться друг с другом - у кого захват больше, луг ровнее и прокос шире. Сегодня предстояло сгрести сухое сено в валы и сложить его в копны.
  - Хоть бы дождя не было! - перекрестившись, сказала Анна.
  - Что, испугалась? У нас же шалаш есть!
  - Не в этом дело! Дождь пойдет - работы прибавится! Забыла, как мы однажды при появлении туч сгребли сено в копну, а после дождя пришлось разваливать ее, перебирать сено и сушить?
  - Да... Было дело... Но сегодня этого не будет - я тебе обещаю! - уверенно произнесла Машенька.
  
  Вера приготовила для девочек чистую одежду - белые длинные ситцевые рубахи-покосницы (когда-то их сшила сама). *Надо бы захватить с собой сытный обед, - подумала она и положила в холщовый самодельный рюкзак соленое сало, домашний хлеб, вареные яйца, зеленый лук. - Жаль, ядреного кваска нет - все выпили! Не забыть бы корзинки - вдруг ягоды попадутся, грибы...* Исполнив все до мелочей, она на цыпочках подошла к Таньке - та спала, подложив под щеку руки...
  - Таню-юш, проснись... - Танька, не просыпаясь, повернулась на другой бок и что-то промычала. - Та-ня, проснись - мы уходим. - Та открыла глаза и сладко потянулась - Куда? - Забыла? На сенокос! Смотри за курами и огородом - не дай Бог проникнут туда, все перероют, останемся без огурцов! - Вы надолго? - Как получится... Ну, все, пока! - Вера поцеловала дочь, и через минуту большая дружная семья уже шагала в сторону луга. Только-только начинал брезжить рассвет. День обещал быть солнечным и ясным.
   ... Проснувшись, Татьяна выпила чашку чуть остывшего парного молока и выглянула в окно - опять жара! Как она достала! Вытащив шляпу с полями, она подошла к зеркалу. *А что - мне идет! Дама в шляпе!* - сделав однократный пируэт, Танька вышла во двор. В лицо дунул ветерок, и она облегченно вздохнула: *Слава Богу - хоть охлаждает!* По двору чинно расхаживал петух, а рядом с ним грелись на солнышке его любовницы-курочки. Татьяна прошла в палисадник - оттуда хорошо был виден их огород. Раздвинув кусты жимолости, что росли на углу дома, она увидела нечто, что привело ее в некоторое замешательство - деньги! Много денег! Ими была усыпана вся сторона завалинки. *Откуда? - задала себе вопрос Танька, - откуда столько мелочи? Это сколько же нужно было копить, чтобы так усыпать завалинку?* Поразмыслив еще некоторое время, она вернулась в дом, взяла небольшой глиняный горшок и ссыпала в него мелочь. *Никому не скажу - иначе опять будут ругаться.* Девочка прошла в сенцы, нашла укромный уголок и спрятала в нем свои сокровища.
  
  ... Эх, какое это счастье - лежать на душистой траве, вдыхать аромат скошенного сена и быть довольным своей работой! Найдутся ли в мире слова, способные передать чувства, переполнявшие сердца трех сестер и их родителей?! Возможно ли описать всю прелесть июльского сенокоса со всеми его нюансами? Навряд ли! Это подвластно только поэтам и писателям, наделенным особым даром, имеющим тонкий слух и зоркое сердце!
  Был полдень, солнце вошло в зенит. Пообедав, семья прилегла отдохнуть в тени могучего дерева. Величественное небо распласталось во всей своей красе - не было ни единой тучки, ни единого серого облачка. Все дышало миром и покоем, тем состоянием, когда сердце покидает всякая тревога, любая боль. Машенька, видя сентиментальное настроение близких людей, стала читать:
  
  Пахнет сеном над лугами,
  В песне душу веселя,
  Бабы с граблями рядами
  Ходят, сено шевеля...
  
  Там - сухое убирают;
  Мужички его кругом
  На воз вилами кидают...
  Воз растет, растет, как дом.
  
  Не передать словами чувства
  И запах скошенной травы...
  И все ж становится мне грустно...
  Недалеко ведь до зимы...
  
   Она читала, и ее необыкновенный голос раздавался негромким эхом; он поднимался все выше и выше, насквозь пересекая деревья, облака и, унесясь в поднебесье, превращался там в вечность... Мария замолчала. Ни звука. Поняв, что родные под впечатлением стихов, продолжала:
  
  Мне часто грезятся ночами
  Места, знакомые до слез,
  Где липы - в утренней печали,
  Где родники - среди берез...
  
  Где речек тихие разливы,
  Где васильковые поля,
  Где яблони цветут и сливы,
  Где ночью - трели соловья!
  
  Где в деревнях, проснувшись рано,
  Мужья уходят на луга,
  А жены в светлых сарафанах
  Обед им носят в узелках.
  
  Ах, славное какое время!
  В нём - детство, лето, сенокос...
  Отец и матушка в деревне...
  И старый дом среди берез...
  
  - Боже, хорошо-то как! Словно про нас написано, - задумчиво произнесла Анна, никогда не любившая стихов. Машенька про себя называла ее сухариком.
  - Девки, вы в кого такие-то, а? Мы вроде с матерью другие! - Николай обнял жену и взглянул в ее чуть повлажневшие глаза, - да? - Та, вздохнув, промолчала. К ее сердцу уже подкатывало необъяснимое чувство тревоги, которое росло, увеличиваясь в размерах.
  - Папка, как в кого? - сорвалась с места Машенька. - Как в кого? Да в вас же - в своих родителей - в папку и маму! - она схватила кружку и побежала в шалаш - там в бутыли стояла родниковая вода. Улыбаясь, родители пошли за ней. Предстояла дальняя дорога домой. Уставшие, счастливые, они шли молча, и каждый думал о своем...
  
  Глава семнадцатая
  
   Первый рабочий день на новом месте - что принесет он молоденькой девушке из глубинки? Разочарование, восхищение? Или то и другое вместе?
  ... Машенька встала ни свет ни заря - волновалась: как встретят ее в новом коллективе, сумеет ли она найти общий язык со всеми, как там, на прежнем месте работы? Она вздохнула - как там без нее... Вспомнила Сашку - забыть его окончательно она еще не смогла. Сердце нет-нет, да цеплялось за память - и Сашка всплывал - румяный, круглолицый, заботливый... Она гнала мысли прочь - старое не вернешь. А новое чувство приносило страдания. Она любила Михаила всем сердцем, всеми фибрами души, но он был так далеко! И письма шли от него так долго, что организм Машеньки начинал болеть - за ночь она могла сбросить до трех килограммов веса. Сестры, да и мать тоже, посмеивались над ней - вот до чего доводит любовь! Мария осунулась, но это ее не портило: она похорошела, приобрела красивую стройную осанку. При виде ее сразу бросалась в глаза тонкая талия, четко разделявшая тело на две части: верх и низ. В народе такое телосложение называлось индийским, и это считалось идеалом, эталоном женской красоты.
  Наскоро попив чай (есть совсем не хотелось), она вышла из дома в семь часов утра. Пешком предстояло пройти шесть километров. Свернув за ферму, услышала знакомое тарахтение - по дороге двигался небольшой трактор - белорус На таком когда-то работал отец, а потом его пересадили на ДТ-54. Мария усмехнулась, вспомнив, как она помогала отцу во время весенней страды. Уставший, обессиленный от постоянного недосыпания, он брал с собой дочь и учил ее азам передвижения трактора по прямой местности. И она вела такую махину до поворота, давая отцу небольшую передышку - это было так здорово!!!
   А трактор уже догонял Марию - вот-вот, и он сровняется с ней. Она отошла на обочину дороги - пусть проедет, но белорус остановился, и из него выглянуло приятное лицо паренька:
  - Сядете? Довезу в целости и сохранности! - молодой человек, улыбаясь, с легкостью выпрыгнул из кабины. Видя, как недоверчиво глядит девушка, добавил: - Да не переживайте Вы, доедете, как принцесса! - и застелил чистой тканью сидение.
  - Вы думаете, я смогу? - Мария оценивала высоту подножки... - А я помогу! - он подхватил Машеньку под мышки, и через минуту трактор уже мчался по неровной деревенской дороге.
  - Что-то я раньше Вас не видел - новенькая?
  - В общем-то, и да и нет...
  - В смысле?
  - Мои родители живут здесь, а я работала в другом месте, теперь вот еду в школу, где буду работать...
  - А кто Ваши родители?
  - Дядя Коля? Говорят, ми-ировой мужик! Слышал, невест у него полный дом! Я Степан, из соседней деревни, - приезжал на ферму за флягами.
  Машенька не знала, как назваться: старым или новым именем; подумав, представилась:
  - Марина.
  Парень оказался на удивление веселым и словоохотливым. Всю дорогу он пытался разговорить спутницу, так понравившуюся ему, но Мария скромно улыбалась и на все вопросы отвечала сухо и односложно: да, нет, не знаю.
  - А вот и Ваша школа! - Степан выпрыгнул из кабины, галантно подал Марине свою широкую руку, и в тот момент, когда та приготовилась встать на подножку, слегка потянул ее на себя - через секунду Мария оказалась в его объятиях. Отталкиваясь от него руками, она недовольно сказала:
  - Ну, и мужлан же Вы! Отпустите!
  - А я что - я ничего! - он поставил Машеньку на землю, сел в трактор и, крикнув *Встретимся!* - умчался, оставив за собой большой шлейф пыли.
   Протерев сырой тканью туфельки, Машенька посмотрела на часы. *Рановато приехала - школа еще закрыта, - подумала она и огляделась вокруг. - Так вот ты какое, село, в котором я буду работать и где будет жить моя семья... - Деревня была небольшая, в центре виднелось озеро с пасущимися на берегу утками и гусями. - А вот и школа - мой второй дом. - Мария внимательно изучала двор. Слева и справа его находились цветущие осенними цветами клумбы. - Ухоженные какие, - подумала она, - видно, заботятся... - В саду росли фруктовые деревья, кустарники. Учительница представила, как весной школа утопает в сирени, купается в ее чудесном аромате, и ей захотелось войти в класс, к детям... - Я уже люблю эту школу! Люблю!* - тихо произнесла Марина Николаевна и вплотную подошла к крыльцу.
   Директором школы был Юрий Андреевич - невысокий худенький мужчина средних лет. На его носу *восседали* очки с большими линзами - они делали его важным, солидным. Верным помощником по учебной части была Прасковья Алексеевна - пухленькая женщина с гладко зачесанными волосами. Марию провели по школе, показали рабочий кабинет и оставили в коридоре знакомиться с планшетами на стене. Педсовет был назначен на одиннадцать. Громко смеясь, вошли молоденькие учительницы - одну из них, Валентину, Машенька знала. Это придало ей смелости, и она, не задумываясь, пошла следом за ними.
  - Валя, - окликнула она знакомую, та обернулась и заулыбалась. - Маша? Ты что тут делаешь? - Твоей коллегой буду! - Да ты что - вот здорово! Какой предмет? - Иностранный! - У-у, сколько тебе нагрузки - часов тридцать! - Откуда знаешь? - Да мы все знаем! - Зазвенел звонок. - Идем на педсовет - потом поговорим!
   Педсовет проходил в кабинете русского языка. Машенька расстроилась, увидев таблицы, схемы по предмету, портреты писателей, поэтов, их высказывания - таким дорогим показалось ей все! В блокнот она выписала понравившуюся цитату: *Чтение - ворота в образование*. *Надо же, как емко и точно сказано - включу когда-нибудь в урок - пусть дети размышляют...* Раздался третий звонок, и в класс вошла вся администрация школы. Педсовет начался.
   Первое слово предоставили профоргу - рослой женщине лет сорока.
  - Уважаемые коллеги! От всей души вас - с наступающим сентябрьским праздником!
  Здоровья вам, творческих успехов, профессиональных находок, понимающих родителей и прекрасных учеников! На меня возложена огромная ответственность - приютить тех, кто сегодня впервые переступил порог этой школы. Они для нас - новички, и от того, как мы с вами встретим их, зависеть будет желание идти в школу, отдавать себя самому прекрасному делу - лепить из наших детей Личность - свободную, творческую, креативную... - все захлопали. Машенька чувствовала, как подступают слезы - такого она никак не ожидала. А профорг продолжала:
  - В центр внимания приглашается Марина Николаевна... Машенька, вся пунцовая, с трясущимися руками и ногами, вышла в круг. Молодой преподаватель вручил ей букет и, поцеловав в щечку, пожелал успехов; члены профсоюза спели песню об учителях - это тронуло не только ее, но и всех остальных. - аплодисменты звучали дружно и громко.
  - Ну, а теперь, Марина Николаевна, расскажите о себе. - Машенька заволновалась еще больше - хоть бы предупредили! Совладав собой, тихо заговорила:
  - Мне двадцать один год. Незамужем. Заканчиваю литфак. Стаж работы - два с половиной года. Люблю свой предмет, сочиняю и читаю стихи. Неоднократно награждалась грамотой и ценным подарком по линии РАЙОНО. В этом году, в марте, премировали бесплатной путевкой по *Золотому кольцу*. Вроде все... - аплодисменты снова оглушили класс - и это было так непривычно, здорово. - Замуж не собираетесь? - Пока нет. - Любимое стихотворение есть? - Да есть - не одно! - Прочтите самое любимое! - Да что вы! Я совсем не готовилась!!! - Ничего, у нас такая традиция - пожалуйста!
  Машенька попросила воды. Смочив горло, отошла вдаль, приподняла голову так, чтобы взгляд никого не видел, и начала:
  
  Людмила Татьяничева. Счастливая
  
  Никто не встретил женщину с ребенком...
  Сосед ей вещи вынести помог.
  Она стояла, отойдя в сторонку -
  В живом потоке малый островок...
  
  Тревога, Боль, обида, ожидание
  Перемежались в пристальных глазах,
  А в потаенной глубине сознания
  Уж затаился, нарастая, страх.
  Не за себя. Не за ребенка даже -
  За мужа страх - не заболел ли он?
  И вдруг ликующее: *Маша, с ума сойти -
  Обегал весь перрон! Вагон не указала
   В телеграмме - заждался вас! -
  И на виду у всех ее с ребенком
  Сильными руками, как девочку, высоко
  Поднял вверх.
  
  Неистовый, плечистый, крутобровый,
  Он рад был на руках ее нести...
  А женщина сквозь слезы: *Непутевый!
  Разбудишь сына, слышишь, отпусти!*
  
  И столько было гордости счастливой
  В ее лице, в сиянии влажных глаз,
  Что думалось невольно: как красивы
  Бывают люди в свой счастливый час!
  
  Еще попутно в скобках я замечу -
  Ведь жизнь сложна - порой бывает труден быт,
  Но сколько женщин за такую встречу
   Мужьям прощают множество обид...
  
   Она закончила читать, и все поразились тому, насколько изменилась эта девушка: только что голос ее дрожал от волнения, она была похожа на девочку-подростка, а сейчас... Сейчас это была уверенная, сильная молодая женщина, знавшая себе цену и суть. И этим она сразила всех - ей кричали *браво*, бросали под ноги цветы. Она, закрыв лицо руками, плакала слезами счастливого человека - ее приняли, ее признали...
  
  Глава восемнадцатая
  
   Счастье! Как же ты всегда ново и неожиданно! Мария, уставшая, но счастливая и одухотворенная, возвращалась домой. Под стать ее настроению была и природа. Она обнимала девушку теплым осенним ветерком, ласкала яркими солнечными лучами - и от этого девушка была счастлива вдвойне. С улыбкой она вспоминала прошедший педсовет, людей, которые стали для нее родными.
  - Господи, ты слы-ышишь меня-я? - крикнула Мария, задрав голову вверх, к небесам. - Я счастлива - ты слышишь?! Спасибо тебе-е! - последние слова отдались эхом, и снова все стихло. Мария побежала. Ветерок слегка подгонял ее, забирался под платье, играл его подолом, но Машенька не обращала никакого внимания - ведь она так любила ветер! *Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч...* - в такт бегу проговаривала она строки знакомого стихотворения. *Боже, так разве бывает - много-много счастья? - увидев постройки фермы, она замедлила бег. - Вот я и дома - жаль, сестры уехали...
  Дом встретил ее странной тишиной - что-то случилось? Она осмотрела комнаты - никого. *Где все?" - спросила себя и вышла во двор. Танька с матерью сидели на скамейке у палисадника.
  - Что это с вами? С утра вроде все нормально было - ну-ка рассказывайте! - Татьяна, сорвавшись с места, крикнула *Отстаньте!" - и убежала в дом. Мать, вытерев кончиками платка слезы, дрожащим голосом произнесла:
  - Сколько раз я говорила - не поднимайте ничего возле дома! Просила - не заносите ничего в дом! Так нет - по-своему делаете!
  - Да что случилось - расскажи толком! - повысив голос, крикнула Мария. - Ее пугала неизвестность, она злилась, что испортили все настроение - ведь хотелось так поделиться!
  - Представляешь, прихожу с огорода - Татьяна чай пьет. С пряниками. - Где взяла? - спрашиваю. - На крыльце! - На крыльце? Кто положил? - Не знаю... - мать снова заплакала: - Зачем, зачем берете?!! Это подклад... Рассорить нас хотят... Разлучить...- Она упала на плечо дочери и снова заплакала.... - Я места не нахожу, извелась вся. Не могу понять, откуда такое чувство... Мне никто не мил... Я жить не хочу!
  - Мама!!! - дочь взглянула на мать и пришла в замешательство - когда успела так постареть женщина, которую совсем недавно называли красавицей?! Глаза матери потеряли блеск, стали тусклыми, а зрачки превратились в маленькую точку. У губ появились странные морщинки - они опускались вниз по подбородку, делая лицо грустным и старческим.
  - Мам, что с тобой?
  - Посмотри, посмотри - та вытянула руки вперед и показала их внешнюю сторону. - Смотри! - Мария видела морщинистые, некрасивые руки матери. Прежде они не были такими. Вера потянула кожу вверх, и та отстала от рук, образую нечто вроде шалашика. - Видишь? Скоро я совсем буду неузнаваема... И меня так тянет на кладбище, словно кого-то из вас я похоронила там...
  - Пойдем в дом, может, Таня подробно все расскажет.
  Обнявшись, они прошли двор и вошли в сенцы. Младшая сидела к ним спиной; услышав скрип дверей, вскочила как бешеная...
  - Ты чего? - спросила Мария. - Вот! - Танька показала на горшок. - Что вот? - Деньги! - Какие? - и та рассказала, как однажды она нашла великий клад, что лежал на завалинке, как она решила никому об этом не рассказывать... Мать смотрела на деньги, молча глотая слезы - вот откуда пришла беда... Подклад сделал свое дело... Что будет дальше - женщина не знала. Только чувствовала - случится, обязательно случится что-то страшное и непоправимое..
  
  Часть вторая
  
  Глава первая
  
   До праздничной линейки оставалось два дня. Вера приводила Татьяну в порядок: аккуратно подстригла, смастерила два больших белых банта, отутюжила новую форму.
  - Ну, дочь, примеряй! - Танька надела школьное платьице, повертелась по оси. - Как? - Красавица ты моя! - мать подошла к дочери и поправила банты - Лучше всех! - потом достала из сундука беленькие лакированные туфельки на небольшом каблучке и поставила их перед ней. - Примерь! - Танька, ахнув, запрыгала, надела каблучки и поставила свою *изящную* ножку на маленький табурет - Мамочка, красиво-то как! - Вера Наумовна не узнавала свою непоседу: из маленькой девчонки в коротеньких штанишках, вечно искавшей приключения, та превратилась во взрослую девочку. Нежность к дочери переполнила ее сердце. Она хотела что-то сказать, но не смогла - из носа хлынула кровь... Густая, клейкая, она не бежала, как обычно, а падала крупными сгустками.
  - Мама, мамочка, что с тобой? - испуганно заорала Танька. Она металась по комнате в поисках какой-нибудь тряпочки. Вера легла на спину и, зажав нос пальцами, гнусаво говорила:
  - Там, в комоде, на самом низу, марлечка - подай мне... Не волнуйся - все будет хорошо... - дочь упала перед ней на колени и заплакала: никогда она не видела мать такой уставшей, измученной. - Мамочка, ты умираешь - да? - слезы застилали ей глаза; собравшись в небольшое озерцо, они дружно сбегали вниз по лицу, попадая на губы, в рот. Девочка, всхлипывая, облизывала их и с новой силой начинала плакать.
  - Мамочкам, не умирай - пожалуйста, как мы будем без тебя?!! - она рыдала, а Вера тихонько гладила дочь по голове, приговаривая: - Все будет хорошо... Отцу только не говори... Не надо скандала... - не могла она сказать бедной малышке, что нет больше в их семье гармонии, что отношения супругов-родителей зашли в тупик. Вера вспомнила последний разговор с мужем, и по лицу ее скатилась слеза. *Рано говорить им об этом... Может, все еще образуется*, - в надежде подумала она.
  Татьяна, всхлипывая, легла рядом с матерью. Ее детское сердце трепетало от жалости к самой прекрасной женщине на свете - матери. Под впечатлением только что пережитого, она тесно прижалась к ней, словно старалась перенять всю боль ее и страдания. Она слышала, как тяжело, толчками, бьется сердце матери, как внутри ее груди свистит что-то непонятное, чужое.
  - Ты дышишь, мамочка, как паровоз, со свистом - подняв голову, сказала Татьяна. - О-ой, какая болячка у тебя на щеке, - она протянула руку с желанием сковырнуть небольшую шишечку, так портившую лицо матери, но та мягко отвела руку дочери и прошептала:
  - Не надо, не трогай... - нащупав больное место, Вера наслюнявила палец и помазала то, что Танька называла *болячкой*. - Поспим? - задала она вопрос своей любимке. - Давай... - Повернись ко мне спинкой, я обниму тебя, и мы так заснем...
  Спала ли Татьяна на самом деле или только делала вид - Вера не знала. Она, прижавшись к дорогому тельцу, тихо плакала. Никогда ей не было так горько, как сейчас. Она видела, как все больше и больше отстраняется от нее любимый муж, как подолгу он засиживается в конторе, играя с мужиками в *Козла* или в домино. Все чаще слышала она от него упреки... Что, что случилось с ним? И почему иногда он срывается на крик, которого она так боится! А ведь совсем недавно он был
  внимателен к ней, заботлив... "Не специально же я пересолила суп - ну, получилось так... Зачем кричать? - думала Вера, вспоминая недавние печальные минуты. - Растолстела... Так и сказал, измерив ее чужим взглядом... Она понимала, что это неспроста, что это виновата... - Ах, Танюшка, Танюшка, и зачем ты занесла в дом мелочь?! Мелочь всегда к ссоре... Вот и ссоримся теперь с отцом твоим..." - Вера Наумовна поцеловала дочь в затылок; убедившись, что та действительно спит, встала и на цыпочках прошла к зеркалу. От увиденного из глаз снова потекли слезы. На лице была не просто болячка - это было то, что должно было изуродовать ее лицо до неузнаваемости. Еще несколько дней назад это была простая точка, сегодня это - пятно, напоминающее лишай. Он каждый день увеличивался в размере - и это пугало несчастную женщину. Она пробовала отшелушить чешуйки, покрывавшие пятно, но это было бесполезно: после них оставалось кровавое место. Вера присмотрелась и увидела, что вкруговую от лишая лучиками отходят морщины - тоненькие, едва заметные линии, - и она, прикрыв рот рукой, чтобы дочь не слышала плача, выскочила на улицу...
  Теплый ветерок высушил слезы. Вера, прикрыв глаза, задумчиво сидела на своем излюбленном месте в палисаднике. В груди свистело, словно она отмахала марш-бросок и теперь сделала передышку. Как устала она от этой бесконечной тревоги! Она не покидала ее ни на минуту! Сердце бесконечно ныло, словно предчувствовало беду. Но беда уже пришла, была здесь, рядом с ней, а чувство беспокойства не проходило. Женщина взглянула на руки: они были опухшими, между фалангами пальцев и подушечкой появилась глубокая линия, напоминавшая канавку; она резко разделяла руку на две части, делая ее безобразной, уродливой. Вера Наумовна встала, приподняла платье и снова ахнула: все ноги ее были в каких-то красных пятнах, и тоже опухшие. Слез уже не было, но лицо горело так, что... Какими словами можно описать тот ужас, который испытывала эта женщина - еще не старая, полная любви и нежности к своей семье? Кто может понять душу ее - недавно спокойную, как штиль, и мятежную сегодня, сейчас? Да никто!
  
  Глава вторая
  
   Вот и наступило долгожданное Первое сентября. Подходя к школе, сестры увидели такое количество детей и их родителей, какое им никогда не приходилось видеть. Двор пестрел цветами, яркими бантами, развевающимися лентами и шарами, но главным его украшением были дети: в красивых нарядных формах - девочки; в строгих костюмах - мальчики. Кое-как пробившись сквозь огромную толпу, Машенька подвела Татьяну к месту встречи ее класса и, чмокнув, пожелав удачи, скрылась в толпе...
   В учительской почти никого не было - все разошлись по своим классам. В ожидании праздника одиноко сидела за столом библиотекарша, и Марина Николаевна, поздравив, вручила ей несколько гладиолусов.
  Прозвенел звонок - и это значило одно: начинается праздничная линейка. Машенька, волнуясь, вышла на крыльцо и встала рядом с теми, у кого не было классного руководства. Глазами она искала 7*Б*... *Где они? Как я найду их?* - волновалась она. Размышления прервал *Гимн Советского Союза*. Услышав его, Марина Николаевна подтянулась, на глаза неожиданно набежали слезы - это были слезы гордости за свою Родину, за эту маленькую школу, придумавшую так необычно, красиво встретить детей. Оглядевшись, она увидела, что многие вытирают платочками влажные глаза, - и улыбнулась.
  С торжественной речью выступил директор школы, за ним - Прасковья Алексеевна. В заключение та произнесла:
  - А сейчас, по традиции, мы делаем перекличку классов. - она стала называть детские коллективы, давая им характеристику и вручая новые литеры. Когда она дошла до 7*Б* - сердце Машеньки замерло в ожидании. - Уважаемые родители и ученики класса! Знакомьтесь - Марина Николаевна, учитель немецкого языка, она же ваш новый классный руководитель - прошу любить и жаловать! - обернувшись к учительнице, громко добавила: - Пусть Ваша любовь к предмету принесет самые плодотворные результаты! Я верю - Вы справитесь - в добрый час! - В толпе раздались крики *Ура*, с огромным букетом осенних цветов подбежала ученица и вручила их Машеньке. Аккуратно, чтобы не споткнуться и не оконфузиться перед учениками, девушка спустилась с крыльца и под бурные аплодисменты направилась к своему классу - играла чудесная музыка, и на душе было так же чудесно и радостно...
  Двадцать восемь глаз внимательно следили за каждым движением новой учительницы. Машенька была почти уверена: она понравится им. Не может не понравиться, ведь столько трудов вложено в создание нового имиджа! Накануне нового учебного года она поменяла прическу: теперь короткие завитушки обрамляли кругленькое личико учительницы - и это делало ее совсем юной. На фоне химической покраски ресниц и бровей ее глаза приобрели удивительно насыщенный цвет - они стали бирюзовыми, чистыми, как небушко. Над верхней губой, сбоку, красовалась миниатюрная искусственная родинка - она придавала девушке особый шарм, неповторимость. Но особую гордость вызывало у нее платье - оно было прелестным и по достоинству облегало точеную фигуру девушки. Сплошное платье состояло из двух частей: подола темно-синего цвета, и лифа; с обеих сторон на груди располагались вышитые гладью васильки - это было так нарядно и непередаваемо красиво! А жакет!!! Его белые отвороты украшали те же васильки - только больших размеров, и вкупе этот ансамбль делал Машеньку строгой и женственной одновременно...
  Видя, с каким неподдельным интересом разглядывают ее семиклассники, девушка пошутила:
  - Спасибо, мне очень приятно, что вы на меня так смотрите - значит, я способна еще нравиться...
  - Конечно, Марина Николаевна, очень даже! Вы -во! - ребятишки оттянули верхний палец и показали знакомую фигуру. Учительница подождала тишины и продолжила:
  - В жизни каждого из вас когда-то наступит первый рабочий день... И от того, как вас встретят, будет зависеть желание идти на работу, встречаться с коллегами... Я люблю свою профессию, очень люблю, - она взглянула на детей, - помогите мне не разочароваться в ней, поддержите меня... - класс, замерев, слушал откровение учителя: ничего себе! От них, своих учеников, она ждет помощи! Это было так странно и удивительно, что они не знали даже что и сказать... А Марии казалось, что она слышит биение каждого детского сердца, каждый его положительный импульс, летевший в ее сторону. И эта тишина говорила о многом...
  - А теперь сложите школьные принадлежности в портфели и сядьте свободно, непринужденно. Запомните, пожалуйста, чего я не люблю... Во первых, не люблю, когда в класс заходят после меня. Это означает, что после звонка, до моего прихода, вы должны быть на местах - это понятно? - дети кивнули. - Во-вторых, на уроке мы не должны тратить время впустую - его и так непростительно мало. Запомните, что необходимо иметь на парте, чтобы на уроке не отвлекаться в поисках отсутствующего предмета. Итак, портфель, учебник, тетрадь по предмету и дневник - должны лежать в правом углу парты. Кроме того, ручка, карандаш и линейка - обязательный ежедневный атрибут - понятно? И еще - подумайте, пожалуйста, кто с кем хочет сидеть - это обсудим завтра... Вопросы есть? - тишина... Некоторые, опустив взгляд, о чем-то сосредоточенно думали, и это Машеньке определенно нравилось...
  
  ... Мария заполняла классный журнал, когда в дверь кабинета постучали. На пороге стояла Валентина, почтальонка, с телеграммой в руках.
  - Машенька, - по-свойски заговорила она, - тут на твое имя срочная телеграмма. Я подумала - это важно... Вот... - она протянула бумажку. Мария прочла текст и, бросив *Большое спасибо!*, выбежала из класса. *Господи, что же делать? Завтра Михаил будет в Челябинске, а у меня уроки, классный час!* Она еще раз прочла телеграмму: *Буду проездом городе стоянка 5 часов Жду поезд номер... вагон...* Девушка решила отпроситься... Вот только у кого - у завуча или директора? К Прасковье идти не хотелось - будет много женского любопытства, а разглашать душевные тайны Машеньке не хотелось. Выждав, когда директор останется один, она смело вошла и положила перед ним телеграмму.
  - Юрий Андреевич, миленький, поймите меня - это вопрос жизни и смерти... - голос учительницы слегка дрогнул, - отпустите меня... Умоляю... Пожалуйста... - тот надел очки, еще раз пробежался по телеграмме и сказал:
  - Идите уж... Что поделать - любовь требует жертв... Только завуча в известность поставьте...
  - Ой, Юрий Андреевич, ну, пожалуйста, скажите об этом сами! - Машенька выскочила из кабинета. Сердце ее ликовало... - Мишка, родной мой... Любимый... Мы снова будем вместе! - она почти бежала по дороге - ее единственным желанием было быстрее добраться до своей комнаты, уединиться... Через час она была уже дома.
  Мать, выслушав дочь, недоверчиво спросила:
  - Не боишься встречи? Хуже от этого не станет? - Мария подняла удивленные глаза. - Ты о чем, мам? - Смотри, дочь, держи голову на плечах... Потеряешь - отец убьет меня вместе с тобой...
  - И почему я должен убивать вас обеих? - войдя, весело спросил Николай. Женщины никак не ожидали видеть его дома в столь ранний час. Они переглянулись, словно искали друг в друге поддержки. - Ну, так что у вас произошло? - настойчиво спросил отец. Машенька удалилась, чтобы не мешать разговору родителей...
  Девушка любила отца, но побаивалась его сурового нрава. Машенька вспомнила детские годы, когда они, три сестры, чуть ли не дрались из-за него: каждому хотелось полежать с ним в обнимку, вдыхая терпкий запах самосада.. Отец, довольный, до поры до времени шутил, но однажды сказал:
  - Девки, хватит со мной валяться. Вы что - не понимаете: я ведь мужик... Девчонок как ветром сдуло... Мария улыбнулась: вот глупые какие были...
   Вошел отец - Марии не нравилось, что тот входил без стука, но сказать ему об этом не решалась.
  - Поезжай, если любишь. Голову на плечах держи... И не пей - помни: все беды от этого... Он выпьет, касаточкой называть будет, лапочкой - не верь. Ему интересно, пока не знает тебя... Физически - понимаешь? - дочь кивнула. Ее лицо горело, она сидела, покоренная откровенностью этого худощавого высокого мужчины, который был ее отцом. - Если что - убью, на суку повешу! - грозно заключил он и вышел из спальни.
  Бедная Машенька не спала всю ночь. Какой же бесконечно длинной она показалась ей! Давно собрана сумка, на спинке кровати висит красивый наряд, а утра все нет и нет. Ворочаясь с боку на бок, вздыхая, девушка пролежала до четырех часов и, измученная долгим ожиданием, пошла на кухню. Родители спали, как всегда, обнявшись. Мать приподняла голову и тихо спросила:
  - Уже? Который час? - убрала руку отца и тоже встала. - Всю ночь не спала, от дум голова пухнет... Ох, Маня, - она осеклась, но продолжила: - душа что-то так болит за тебя - может, не поедешь? - Мария отрицательно мотнула головой. - Ну, смотри... Приемчик помнишь, которому обучал отец? Изо всей силы бей его по мотне - убежать успеешь... - Машенька, зажав рот, тихо смеялась... - Мам, ты чего? Не насильник же он!
  Умывшись, девушка присела за стол. Есть не хотелось. Забросив в рот кусочек ливерной колбасы, она направилась в спальню, и уже через полчаса стояла у порога. Мать, всплакнув, перекрестила ее на дорожку; отец молчал, думая о чем-то своем, потом выдавил:
   - О наказе помни... Ступай с Богом!
  ... Мария весело одолевала километры - душа ее пела, танцевала, неслась по неровной дороге навстречу своему счастью. *Только бы пришел автобус! Только бы не опоздал! Она взглянула на часы - до встречи оставалось два с половиной часа.
  
  Вокзал... Каждый день он встречает сотни поездов - кораблей, мчащихся по стальным магистралям. Уставшая Мария присела на скамью под часами - отсюда хорошо видны поезда московского направления. До встречи оставалось двадцать пять минут. Она достала зеркальце, посмотрела - все ли в порядке, и довольная, положила его назад. Сердце билось в тревожном ожидании - не просмотреть бы... Народ прибывал, и на перроне становилось очень шумно. Девушка встала, сжимая в руке обернутый во влажную бумагу цветок - подарок Михаилу. Это была гвоздика - символ воинской доблести и славы...
  - Не для меня ли этот цветок? - крикнул кто-то из толпы веселых парней. - Не для Вас! - гордо ответила Машенька и зашагала вдоль перрона навстречу приближающемуся поезду. А он уже сигналил, гудками приветствуя хозяев и гостей города. Из всех дверей вагонов выглядывали люди; кто-то кричал *Здесь я, здесь!* - Михаила нигде не было. Мария оглядывалась, чувствуя: еще чуть-чуть - и она разревется на весь перрон.
  - Это кого встречает такая красавица? - Она метнулась прочь и увидела прямо перед собой Михаила. Он стоял на подножке еще не остановившегося поезда и махал ей фуражкой. Наконец-то! Мария побежала. Ее ноги не чувствовали усталости; у нее выросли крылья, и она, подобно птице, легко преодолевала расстояние между собой и любимым. Михаил спрыгнул и побежал. Солдатики кричали: *Удачи, командир!*, а он, небрежно махнув, распластав руки для объятий, мчался навстречу хрупкой девушке...
   Перед ними расступались, смотрели им вслед - какая красивая пара! А они стояли молча, крепко обнявшись, не обращая на прохожих никакого внимания.
  - Ой, забыла! Это тебе... Гвоздика... - Машенька протянула подарок, и молодой человек еще крепче прижал ее к себе.
   ... Они шли обнявшись. Дул прохладный осенний ветерок. Машенька пыталась взять Михаила под ручку, но тот шепнул: *С другой стороны - привыкай, офицерская жена должна быть слева, - девушка, улыбнувшись, исправила ошибку. - Куда пойдем? - Машенька пожала плечами - город она знала плохо; Михаил, окликнув паренька, спросил о гостинице. Через минуту они, взявшись за руки, спустились с моста и зашагали в сторону местного небоскреба.
  - Миш, ты что - это же так дорого - ты не представляешь... - Представляю. В магазинчик зайдем? - Они вошли в зал, и Машенька увидела, как он щедро бросал в авоську фрукты, овощи, какие-то консервы. - Вот дурной! У меня колбаса есть, пирог, а он...
  В гостинице лейтенант оставил ее на первом этаже, а сам поднялся выше. О чем он договаривался - Машенька могла только догадываться. От стыда у нее горели кончики ушей. Через несколько минут администратор вручил молодым ключ от одноместного номера.
  ... Машенька сидела на коленях возлюбленного - тот кормил ее черешней, виноградом, нежно целовал в щечки и носик, гладил руки ее, плечи - и от этого она, слегка захмелевшая, сильно раскраснелась. Ее радовали нетерпеливо-жадные прикосновения ласкающих рук - в них было все: любовь, радость, пламенность, страсть - то, чего ей так не хватало! Она испугалась, когда его губы коснулись ее шеи, но это было так сладко, приятно, что она замурлыкала, как кошка, а он стал неистово целовать ее, нежно поглаживая груди... *Боже, что со мной?! Я не могу оттолкнуть его - не хочу этого делать...* Она обвила его шею руками; он стал нежно целовать ее губы... Вдруг она почувствовала: язычок Михаила вошел в ее ротик, прощупал внутренности и вернулся назад... - Дай язычок, Машенька... - Его трясло, он был требователен, но это ей так нравилось, что она не осмелилась отказать ему - через минуту она вся была в его власти...
   Михаил неумело снимал с нее платье. Машенька горячо шептала: - Глупенький, глупенький мой - не так... Там... на спине... застежка... - Он повернул Марию спиной к себе, расстегнул замок, и ее платье скользнуло вниз...
  - Боже мой! - вскрикнул он, - да ты Богиня! - девушка стояла перед ним в красивейшем розовом белье. Ее высокая грудь вздымалась то вверх, то вниз - и от этого Михаил совсем обезумел. Он подошел вплотную к любимой, расстегнул лиф и увидел ее упругие, налившиеся от его ласк, груди. Как же они были прекрасны! Он неистово целовал маленькие сосочки, мягко оттягивая их губами, и слышал, как тихо постанывает Мария... Упав перед ней на колени, он неумело расстегивал ее чудесные подвязки - Машенька... Я люблю тебя... Машенька... - он целовал ее колени, бедра, затем схватил на руки и бережно положил на кровать. Полуобнаженная, она лежала перед ним, прикрыв грудь руками. Низ ее тела горел от истомы, плоть ее плакала... Неопытная девушка не понимала, что это ее маточка страстно желала ласки, хотела, чтобы кто-то вошел в нее и оставил после себя капельку семени, и от этого семени зародилась бы жизнь... Мария просто любила этого крепкого, сильного мужчину, она жаждала его поцелуев и еще чего-то такого, от чего жизнь приобрела бы другой смысл...
   А Михаил снова и снова ласкал любимое тело: целовал набухшие, слегка отвердевшие соски, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Его тело изнемогало в ожидании последней минуты, и в тот момент, когда его ладонь легла на плоть Машеньки, он застонал - терпению пришел конец. Он протолкнул руку под трусики, нащупал промежность и стал слегка массировать. Машенька то крепко сжимала его в своих объятиях, то откидывалась назад. *Я люблю тебя*, - шептала она в любовной агонии ... Он рванул ее трусики, и от этого движения та словно проснулась: - Мишенька, не надо... Я прошу тебя... - Что ты со мной делаешь! Я не могу... Я люблю тебя... Я хочу тебя!!! - Мишка, и я люблю тебя... Если бы ты знал, как я люблю тебя... Но не надо... Отец не простит позора - выгонит... Она целовала его в щеки, губы, и он чувствовал, как тело ее дрожит. Немного успокоившись, он крепко обнял ее и прижал к себе...
  
  ... Опустошенная, грустная, сидела Машенька на кровати. Михаил уехал - провожать его она не пошла. Девушка вспомнила последние минуты прощания - и слезы брызнули из ее глаз. Она упала на подушку и по-настоящему разревелась. Была ли она несчастна? Нет, конечно! Она любила - и любили ее, но от этого на душе почему-то было одиноко и грустно... *Слава Богу, - подумала Мария, - завтра хоть не на работу. Прогуляюсь по вечернему городу, а завтра, после обеда - домой...* Она нашла администратора и поинтересовалась, есть ли возможность помыться в ванной или душе.
  ... Она расчесывала мокрые волосы, когда в дверь тихонько постучали. Мария заметалась по комнате - у нее не было халата, надеть белье на мокрое тело было не так-то просто. Найдя от постельного набора вторую простынь, она смастерила что-то вроде платья и подошла к двери.
  - Кто? - тишина. - Кто там? - Никто не отозвался, но стук повторился. - Странно... - Она провернула ключ и открыла дверь - за порогом стоял улыбающийся Михаил. - Ты?!! Что-то случилось? - Эшелону до завтра путь закрыт... Боже, какое счастье - мы снова вместе!- он обнял девушку и вошел в номер. И тут только Машенька вспомнила, что она совершенно нагая... Придерживая простынь, она попыталась выскользнуть из его объятий, но тот, поняв маневр, еще крепче прижал ее к себе.. Сердце Машеньки колотилось, как у пойманного воробушка, испарина покрыла все тело. Михаил целовал ее, а она шептала: *Мишенька, не надо... Пожалуйста... - он смотрел на девушку пьяными от счастья глазами. - Я ждал этой минуты целых полгода, я подгонял поезд, я готов был идти пешком ради такой вот встречи! Я весь горю, изнемогая от любви к тебе, я с тобой, здесь, а ты говоришь - не надо? Я умру без твоей ласки, Машенька, и завтра ты найдешь меня мертвым - ты хочешь этого?!!! - Он хотел ее. И она хотела. Она была слаба и беззащитна перед его любовью, перед той силой, которая так внезапно обрушилась на нее, сокрушая на своем пути все преграды и препятствия. Счастье переполняло ее, она видела сияющие и хищные глаза Михаила и верила: все будет хорошо, к черту отцовские наставления.
  Михаил ловко снял сапоги, быстро скинул одежду, и Мария увидела его... Она ойкнула, от стыда закрыв глаза, но Михаил, уверенный в своей обнаженной красоте, подошел к ней и скинул простынь. Он был похож на Аполлона, он был лучше, красивее его, и от предчувствия чего-то ранее ей не известного она закрыла глаза...
  - Милая, - начал Михаил, - запомни: у любви не может быть стыда. За что нам должно быть стыдно? За нашу любовь? За то, что мы чувствуем друг друга? В мире столько людей, живущих одной семьей, но никогда не испытывающих и доли того, что испытываем мы. Ты любишь меня? - Очень... - И я тебя - обожаю! За что нам должно быть стыдно? - взяв в ладонь ее набухшие груди, он продолжал: - Я люблю каждую частичку твоего тела, вот эти например, маленькие упругие груди - они сводят меня с ума! - он язычком коснулся ее сосков, сделал им круговое движение - и Машенька застонала. По мере того, как он говорил, у нее проходило волнение, стыд и ужас - теперь все казалось ей естественным и бесстыдным. Михаил опустился перед ней на колени и прижался к ее естеству; Машенька нежно гладила его красивые кучерявые волосы. Они молчали - о чем было говорить, если душа и тело страстно желали объединиться, слиться в единое целое?! Поднявшись, Михаил всем существом прижался к девушке, затем легко подхватил ее на руки и понес на кровать.
  - Не бойся - я не сделаю ничего такого, что могло бы нанести тебе хоть малейший вред. - Машенька, сглотнув, горящими глазами наблюдала за возлюбленным. Михаил лег рядом и о чем-то задумался; она замерла, предчувствуя что-то необычное, особенное. Михаил вдруг резко повернулся и навалился на нее всем телом - не успела она опомниться, как его голова оказалась между ее ног напротив промежности.
  - Миша!!! Что ты делаешь!!! - она вырывалась изо всех сил, но под натиском его силы, его безудержного желания обладать ею тело ее вдруг обмякло и перестало слушаться. Наклонившись, она приподняла лицо Михаила, и их губы слились в едином страстном поцелуе. - Машенька, не стыдись, - ты - прекрасна, если бы ты знала, как ты прекрасна в таком порыве! Я люблю тебя... - он раздвинул ее красивые ноги и... Она не поняла, что это было, но как же это было чудесно! Михаил язычком, очень нежно, хозяйничал внутри ее плоти... Боже, она умирала от его прикосновений, она сходила с ума от всего того, что он делал... А он продолжал шептать: - Родная моя, сейчас будет еще лучше... Вот он, мой заветный язычок... Ах, какой красавец! Ну, иди, иди сюда... - захватив губами набухший бугорок плоти и слегка его оттянув, он своим язычком стал делать вращательные движения - Мария, извиваясь и постанывая, захлебывалась от счастья; вдруг она протяжно вскрикнула - и в то же мгновение почувствовала, как что-то теплое и липкое потекло по ее ногам... - Родная моя... Единственная... Дай руку... - Мария, не имевшая никакого опыта интимной жизни, доверчиво подала ему руку, и тот потянул ее вниз, к своей плоти - там все сгорало от любви... Машенька в ужасе хотела отдернуть ее, но услышала сдержанный стон любимого - Михаил освободился от ненужной ему энергии.
  ... Прошло полчаса, а молодой человек продолжал ее ласкать - целовал спину, *два изумительных яблочка*, как он называл половинки ее ягодиц. Обессиленная любовной истомой, Мария не сопротивлялась...
  
  Глава третья
  
   Стояли теплые, по-осеннему молчаливые дни. В природе царствовало, как говорят в народе, бабье лето. Неторопливой походкой Мария возвращалась домой. Окончательно простившись с прошлым, с болезненным воспоминанием о Сашке и своей вине перед ним, она всецело отдалась новому чувству. Вспоминая минуты любви - нежные поцелуи Михаила, его сильные, крепкие объятия, обещания - она замирала от счастья. Ей никого не хотелось видеть, с кем-то делиться дорогими воспоминаниями, но, переступив порог дома, вдруг поняла, что соскучилась по родным людям - по мудрым наставлениям отца, по ненавязчивым и нежным заботам матери. И даже по Таньке.
  ... Ее уже ждали - вкусно пахло любимой едой - картошкой, жаренной на топленом масле; весело пыхтел самовар - при виде всего этого в груди у Машеньки поднялась такая волна нежности, что она чуть не заплакала.
  - Ладно, отец, - проговорила Вера, - ступай в спальню... Нам поговорить надо... - тот что-то буркнул, но послушно встал и, уходя, крикнул: - Вы тут недолго, Ма... Тьфу ты, Господи, ну выбрала же имя! - он выматерился и снова крикнул: - Ей вставать рано!
  - Ну, как дела, доченька? Все хорошо? - в голосе матери дочь уловила столько соучастия, любви и нежности, что не сдержалась и подбежала к ней. - Мамочка... Я так счастлива... - Вот и хорошо... - мать поглаживала руки дочери. - Не говори ничего - так видно... - Да?!! - Счастье - оно ведь у всех одинаковое, оттенки только разные... - помолчав, добавила: - Береги его, доченька, как зеницу ока береги! Не всем судьба дает такой подарок - а тебе вот дала... - она взглянула на дочь, и та увидела в ее глазах столько неизбывной тоски, столько грусти, что ими можно было отравить весь мир. - Будь счастлива, доченька, за всех не имеющих его...
  Машенька ушла в свою комнату и заснула чудным сном здорового, счастливого человека. Никакой тревоги. Она верила, что жизнь ее не может быть другой. Перед сном вспомнила Михаила - ее тело еще не остыло от его любви, оно хранило самые драгоценные воспоминания о ней...
  
  ... Ранним утром не успели сестры выйти за околицу, как услышали странное тарахтение. Оглянувшись, увидели облако пыли и мчащийся на большой скорости мотоцикл. Ах, какой это был красавец! Глубокого бирюзового цвета, недавно сошедший с конвейера, он порадовал бы глаз любому человеку! Девочки отошли в сторону, давая ему возможность беспрепятственного продвижения, но мотоцикл рявкнул и остановился.
  - С ветерком проехать не желаете? - незнакомый мужчина снял очки и каску, - вот, обкатываю железного коня. - Мария хотела посоветоваться с Татьяной, но та уже садилась в коляску. - Таня!!! - Что Таня? Садись давай!!! - Машенька взглянула на зауженную юбку и, махнув рукой, задрав ее выше колен, села за спину водителя. Мотор зарычал, и мотоцикл рванул с места. Танька, вытянув руки в стороны, что-то кричала, хохоча от удовольствия. Ее волосы трепал бешеный ветер, он выбивал из ее глаз слезы, а той - хоть бы что! *Ребенок, наивный ребенок... - подумала Машенька про сестру, - не поверишь, что скоро 14...*
  - Что за марка мотоцикла? - громко спросила девушка, и хозяин с гордостью ответил: - Урал новой модефикации - М-72!
  ... Они снова пришли первыми. Сторож, сметавший с бетонных дорожек осенние листья, приподняв шляпу, крикнул: *Входите - открыто!* Как же любила Машенька эти предутренние часы, когда школа только-только отходила от ночного сна! Ей нравилось идти по длинным коридорам и отчетливо слышать звук своих шагов. Ничто не прикрепляет к месту так сильно, как труд, любовь к своему делу. Можно десятилетиями прожить на новом месте и чувствовать себя ненужным, посторонним. А можно за один-два дня привязаться к нему, сродниться с ним, стать его необходимой частицей... Мария любила свою работу, учеников, их родителей. В них она видела кусочек того счастья, без которого не может быть единого целого. *Если человек нашел свое призвание, труд становится для него радостью...* - вспомнила Мария слова неизвестного автора и улыбнулась: *Это про меня!*
  Во время урока постучали - Машеньку срочно приглашала Прасковья Алексеевна. Марина Николаевна недолюбливала эту женщину - было в той что-то скользкое, нечистоплотное, но делать нечего - надо идти. *Ругать, наверное, будет - за незапланированные выходные*, - подумала девушка и робко открыла дверь в кабинет завуча по учебной части.
  - Здравствуйте, Марина Николаевна! - Доброе утро. - У меня для Вас две новости - с какой начать - с радостной или не очень? - Начните с любой - приму как данное! - Прасковья Алексеевна открыла сейф и что-то достала. - Вот ключ от Вашей квартиры... Двухкомнатной. Говорите спасибо нашему директору - отбил с трудом... - Правда? - Машенька, подскочив к завучу, обняла ее, чего от себя никак не ожидала. - Спасибо Вам! - Там нужен ремонт - поговорите с нашим управляющим, возможно, поможет - я тоже замолвлю слово... - позже Машенька узнала, что завуч и управляющий были супругами с большим стажем. - Еще раз огромное спасибо! - Ну, а теперь - о главном. Отнеситесь к этому с пониманием - прошу Вас. У нас есть трудный 8Б класс, русовед не справляется с дисциплиной - не хотите взять его себе? Уроки будут по специальности... - Мария, не задумываясь, согласилась - еще бы! Она так соскучилась по любимым предметам! - Теперь я говорю Вам спасибо за понимание. Программу возьмете у Любови Алекссевны, от нее же узнаете все подробности. Удачи Вам! - Довольная, сияющая, Машенька вышла из кабинета и направилась к директору - не сказать ему спасибо она не имела права.
  
  ... Марина Николаевна стояла на крыльце школы - не могла определиться, что же теперь делать. Решила - сначала посмотрит свою квартиру, а заодно увидится с управляющим - может, и вправду поможет с ремонтом, а потом... Скорее всего - придется заночевать здесь. Быстро развернувшись, она прошла по коридору и постучала в классную комнату Татьяны. Лидия Борисовна, классный руководитель, сообщила, что та исчезла после второго урока.
  - Как же так? Вы же знаете, что мы - не местные, что дорога опасна, проходит по лесу... - Да все нормально, Марина Николаевна, я в этом уверена! - Да?!! - А я не очень... Мне Вы могли сообщить об этом? - учительница молчала. - В следующий раз, пожалуйста, предупреждайте меня, в противном случае - ... Машенька взглянула на Лидию Борисовну и замолчала... И молите Бога, чтобы с ней ничего не случилось! Она быстро, почти бегом выбежала на улицу и прямиком направилась в контору - теперь точно был повод для встречи с управляющим: от него она могла позвонить в деревню и узнать, дома ли Татьяна.
   Петр Алексеевич тут же дал задание: узнать местонахождение девочки и в срочном порядке доложить ему. - Не волнуйтесь, все будет хорошо - участливо произнес он. - Как Вам квартира? - Не успела посмотреть, только собиралась... - С ремонтом мы Вам поможем, и трактор для переезда дадим. Кстати, мы с Вами соседи - наши дома напротив. - Да? Приятно... - Громко зазвонил телефон, и по тому, как потеплел голос Петра Алексеевича, Машенька поняла: Танька дома, с ней все в порядке.
  - Ну, так что, прокатимся? - Куда? - Как куда, до квартиры! Мне ведь все равно в ту сторону! - Они вышли на улицу, и через пять минут *Бобик* доставил их к дому Марины Николаевны. Это был довольно-таки приличный одноэтажный барак на двух хозяев. Они вошли, и Машенька пришла в восторг - здесь не две, а три комнаты! Бывшие хозяева отгородили некоторую площадь, придав ей вид самостоятельного жилья. Обговорив все подробности ремонта, она распрощалась с управляющим и направилась к Валентине - та давно приглашала ее в гости...
  
  ... В эту ночь они впервые заснули как чужие, без единой ласки, без единого поцелуя. Они ненавидели друг друга. Вера лежала на диване и думала - мысли ее были горьки и печальны. На расстоянии нескольких шагов от нее лежит родной человек - муж. Но сейчас он чужой. Ему безразлично то, что творится у нее в душе. Любит ли он ее? Да и была ли любовь? Ведь если бы была любовь, если бы он любил ее по-настоящему, то понял бы, какие тяжелые минуты переживает она. Вспомнив все, что произошло, Вера смахнула слезу и уткнулась в подушку.
  ... Проводив мужа на работу, а девочек - в школу, она снова легла отдохнуть и проснулась от ужасного ощущения: лицо стягивало так, словно оно было намазано клеем. Вера Наумовна подскочила к зеркалу и увидела: огромный, во все лицо, лишай лопнул. Место разрыва напоминало цветок - кожаные лепестки его загибались, уродуя лицо несчастной женщины. Нацедив урины, она силой стала растирать кожу в надежде избавиться от страшных колючек. За этим занятием и застал ее муж. Он снова взбесился, услышав слово *порча* - смахнув баночку с уриной, стал яростно пинать ее, затем схватил и запустил в жену...
  - Не смей говорить про это!!! Где нахваталась такого? У Бабчихи?! Еще раз увижу... - он не договорил. В избу, плача, ворвалась Татьяна. На ней не было лица. Упав перед матерью на колени, она закричала: - Мамочка, я больше не пойду в школу!!! Я не хочу больше учиться!!! - Вера, подняв дочь с коленей, усадила ее на сундук. - Ну-ну, успокойся. Что случилось? - и та рассказала, как где-то выронила чернильницу, что ей нечем было писать, а была контрольная работа... Как девочка с задней парты не дала ей воспользоваться своей, и они разодрались прямо на уроке... - Глупышка моя, - приговаривала Вера, - все уладится... - Нет! Нет!!! Не хочу в школу!!! Никого не хочу видеть!!! - бешено орала Танька...
  - И что мы собираемся делать? - спросил отец, - доить коров? - А хоть бы и так! - не задумываясь, отпарировала та. - Ладно, еще поговорим! - сильно хлопнув дверью, он вышел.
  Остаток рабочего дня Николай провел в состоянии глубочайшего раздумья. Вера стояла перед его глазами - красная, растерянная, молчаливая... Он любил ее, несмотря ни на что. *И где она всему нахваталась? И корова - далась же она ей! Ну, опухло вымя - у кого такого не бывает? Лето было, трава вон какая вымахала - порезала соски осотом, вот и нарывает!*
  Вернувшись с работы, он никого не обнаружил в доме.. *Наверное, стадо пошли встречать...* - Накинув фуфайку, вышел во двор. Да... Давно он не видел такого запустения - весь двор в траве, у забора - целые заросли! Вошел в сарайку - в нос пахнуло аммиаком - вот это да! Огромная куча навоза лежала посередине - ее давно никто не убирал. Хотел пожурить жену, да спохватился: сам-то давно убирал?
  А корова уже вышагивала по двору. Николай поразился увиденному: ее вымя изменилось - стало багровым; из него выделялось водянистое, с примесью крови и гноя, молоко. *Марта не подпустит к себе, - Николай нервно затянулся сигарой, - не подпустит и компресс наложить... Что же делать? Во всей округе нет ветеринара, разве что в центре...* Он оглянулся и увидел плачущую жену. Из ее причитаний он ничего не понял, но зато отчетливо услышал: *Что им надо от нас?*
  - Ты опять за свое?!! - бешено заорал он. - Какой дурак пойдет рушить твою корову, а?! Уйди, уйди с моих глаз!!! - Вера, рыдая, заскочила в избу.
  Через какое-то время пришла Татьяна - на озере чистила кастрюли. Увидев ссорившихся родителей, быстро юркнула под одеяло - в такие минуты на глаза отцу лучше не попадаться. До сих пор помнит удар по руке... При разговоре с ним, то ли от волнения, то ли еще от чего, она сделала кулачки и поставила их под подбородок - ох, как он разозлился! А еще помнит, как однажды ремнем отхлестал (она аж описалась) за то, что по деревьям лазала и приходила то с разбитой головой, то с опухшим носом.
  ... Утро только забрезжило. Николай встал первым, затопил печь. Вера молча наблюдала за ним - встать боялась ... Попив чаю, покурив, он направился в спальню.
  - Татьяна, вставай! - та, вскочив, испуганно глядела на него. - Зачем? - Как зачем - на работу пойдешь, коров доить будешь! Вот халат, сапоги, косынка - через полчаса жду на крыльце!
  - Ты что, отец?!! - Вера готова была из-за дочери сцепиться с ним снова, но, увидев скрытую улыбку мужа, поняла: встревать не надо, отец решил проучить дочь. Прошло полчаса - Татьяна не появлялась. Вошли в спальню и увидели: дочь сладко посапывала на кровати, словно ее никто и не будил. Собравшись силами, Николай заорал:
  - Ты что, епт.... мать, лежишь?! Ну-ка вставай, машина вот-вот подъедет! - Вера присоединилась к мужу и стала ему подыгрывать: - Вставай, доченька, ты же в школу не хочешь идти, значит, работать пойдешь! - она сдернула с девочки одеяло и попыталась натянуть ей чулки. Татьяна, видя такой оборот дел, вскочила и закричала:
  - Нет, мамочка, нет! Папочка, прости меня! Пожалуйста!.. - Она плакала так, как никогда в жизни ей не приходилось плакать. - Я буду учиться! Честное слово! Сейчас, сейчас... - минут через пять во дворе ее уже не было.
  ... Много позже Татьяна, вспоминая прошлое, благодарила отца за мудрый подход в воспитании - ведь если бы не его решительность и горячность, кто знает, как сложилась бы ее судьба, закончила бы она институт и работала ли в школе... Иногда кнут бывает полезнее всякого пряника...
  
  Глава четвертая
  
   Корову пришлось прикончить - боялись гангрены вымени. Вера слегла - корова для нее была настоящей кормилицей: в доме всегда были сметана, масло, сметана, а по праздникам и сыр. Как жить без нее - хозяйка не представляла. Она целыми днями лежала вниз лицом на диване - так было легче: душу покидала тревога, исчезало, хоть и на время, свистящее дыхание. В минуты полного одиночества она с грустью, иногда с отчаянием, вспоминала прошлое и сердилась на Николая. Женщина и сама не могла понять, откуда у нее рождались такие мрачные мысли, почему она все чаще и чаще негодовала на мужа. Перед глазами всплывали образы умерших детей, и Вера Наумовна тихо плакала, вспоминая каждого из них. Вот вторая, Любочка - какая умница была! А как стихи читала! Бывало, выйдет во двор, а бабки тут как тут: почитай да почитай! Принесет табуретку, встанет на нее и начнет читать... Короткой оказалась жизнь ее - в тринадцать лет задавило поездом...
   А вот двойняшки - Манечка и Света. Манечка выжила, а Светочка погибла от халатности воспитателя - выпала из окна в садике, поломала копчик - изошлась поносом и умерла. *Маня до сих пор не знает, что у нее была сестра-близняшка,- подумала несчастная мать, - решили не говорить, потому как, по поверью, если один из двойняшек умирает, второй долго жить не будет.* А еще Вера вспомнила, как она умоляла Николая выпросить в колхозе лошадь или трактор, чтобы быстрее доставить очередных двойняшек в больницу, а он отказался... И они, совсем крошечные, тихо умирали в своей постели... Вера Наумовна, зажав до боли нижнюю губу, прошептала: *Никогда ты не был рядом! Все работа, работа! Да будь проклята твоя работа!!!*
  Она ругала его там, в тюрьме, куда была посажена за невыход на работу - а как она могла выйти, если умирала еще одна дочка - ее спасать надо было! Вера пробежала с ней столько километров, почти добежала до больницы, но, уставшая и измученная жарой, присела отдохнуть; на закате дочка начала часовать... Ох, как плакала тогда Вера, обвиняя мужа в черствости, непонимании! Это сейчас она все забыла и простила его, а тогда... Почему-то вспомнилась цыганка (будь она неладна!), нагадавшая... *Господи, сохрани всех моих детей!* - горячо шептала женщина. Всех любила мать одинаково, но вот последнюю, Танюшку, любила чуточку больше других. Необычная была она, добрая и ласковая... *Береги дочек, - сказала ей тогда цыганка, - из пятерых останется четверо*. И она берегла их как зеницу ока, растила добрыми и здоровыми, всех сохранила! *Кого, кого из них я снова потеряю?!!* - уже в который раз задавала она вопрос, но ответа так и не получала...
   Они не ссорились больше. Мать была добродушна и покладиста, даже спокойна, и это приводило Николая в некоторое смятение и замешательство. Их сердца потихоньку освобождались от любви, от чего-то очень важного в жизни, что долгие годы согревало, скрепляло их семью. На смену теплому чувству пришла раздражительность, временами переходившая в лютую ненависть.
   Машенька, получая письма с заветным штемпелем, старалась уединиться, ото всех спрятаться. Она видела, как мать, молча вздыхая, часами лежала на диване и о чем-то думала, а подойти и обнять ее, как было раньше, не могла: что-то останавливало ее, не давало это сделать.
  ... Уже два месяца жила семья на новом месте. Чистотой сияла квартира - повзрослевшая Татьяна ежедневно протирала пыль, мыла полы. В ней вдруг проснулся дух соревновательности - она жаждала, чтобы семья во что бы то ни стало получила табличку *Квартира образцового быта*. Даже горячему человеку, каким был ее отец, она не боялась сделать замечание. Он терпел - и это было удивительно... Но однажды, когда Танюшка подтирала за ним грязные следы, он сорвался и заорал:
  - Да епт... мать! Я что - за каждым разом должен разуваться?! Скотине сколько воды надо, несколько заходов в дом - и что? Дурью маетесь - все, хватит! - и Танька отстала.
   Соседи оказались добродушными людьми, правда, хозяйка попалась горластая - любила покричать на своих парней - их было у нее пятеро. Очень нравилась Феня - сестра Александра (главы семьи). На вид ей было лет пятьдесят. Очень добрая и приветливая, она всячески старалась помочь соседям-новичкам: то грибов принесет, то настряпает вкуснятины - придет угостить. Своих детей у нее не было, да и замужем она почти не была - через месяц после свадьбы мужа забрали на фронт, где тот вскоре и погиб. Все свое невостребованное чувство материнства она вложила в своих племянников. Вере частенько говорила: * Танечка у вас - особенная девочка: всегда поздоровается, всегда улыбнется - солнышко прямо!* - и Вера Наумовна соглашалась.
  ... Еще издали Марина Николаевна увидела, что почтальонка свернула в их двор - письмо от Мишки! Господи, как же часто он пишет! И в гости на Рождество обещает приехать... Девушка вытащила письма - их было два! Сдерживая радость, она тихо прошла в свою комнату и распечатала дорогие сердцу конверты. В них было столько любви, нежности - откуда он берет такие слова? Она вспомнила, как ждала от него сообщений после разлуки - думала, не напишет после столь бурной встречи, а первая телеграмма пришла на следующий день - вот они, целых три!
  *15.09. Свердловска. Не дождусь видеть снова, моя единственная!*
  *17.09. Чебаркуля. Всеми мыслями тобой, любимая*
  *22.09. Москвы. Тоскую мечтаю встрече навсегда моя*
  Мария нашла письма, которые тогда развеяли все ее сомнения и опасения. *Дорогая моя, любимая! Помнишь, ты спрашивала в номере, много ли было у меня женщин - тогда я не хотел говорить об этом: я жаждал только твоей любви, я так хотел тебя! Теперь же отвечаю: конечно, были! Я же живой, я мужчина, к тому же не урод! Но ни одна из них не стоит и твоего мизинца! Я менял их если не как перчатки, то очень близко к этому. Я освобождался от ненужной грязи, но никого не любил. Ты заняла все мое сердце, и в нем не осталось ни для кого свободного места! Я люблю тебя самой искренней, самой чудесной любовью - где я найду еще такую, которая могла бы обнаженной лежать рядом с возбудившимся мужчиной и не отдаться ему?!! Да таких просто нет!!! Перед твоей целомудренностью - склоняю голову, перед силой твоего характера - колени...* - Мария закрыла глаза и отвернулась к стенке - поговорить бы с кем! Как не хватает ей верной подруги Людки! Где она теперь? В последнюю встречу сказала, что Антон сделал ей предложение... Когда же свадьба?
  
  ... Вера проснулась очень рано. В квартире темно - окна едва виднелись. Николай спал, храпя и вздыхая. Она не могла понять, что заставило ее проснуться. Что-то было неладно. Давила тревога. Женщина прислушалась, внимательно вглядываясь в зловещую темноту. Откуда такое ощущение беды? Все вроде спокойно. Тревога была в ней самой. С нею что-то происходило - только что? Она не могла понять. Лежала, боясь встать. Ее пугали и храп Николая, и эта непривычная тишина. Она была одинока и предоставлена самой себе в предчувствии надвигающейся беды.
   В выходной день, повалявшись с книгой в постели, Машенька медленно оделась и, усевшись у окна, стала ждать Валентину.
  - Что за белобрысый парень охаживает тебя? - строго спросил отец. - Вся деревня трещит об этом. Строгости бы больше да разговоров меньше... - Мария разозлилась: - И откуда ты все знаешь?! - Знаю, потому как отец!
  ... С тех пор, как семья переехала в деревню, со Степаном приходилось встречаться часто - по комсомольской линии. Тот упорно избегал разговоров о вступлении в ряды ВЛКСМ, а на Марию давили - вовлеки, ты же - комсорг! А что могла сделать она с этим *мужланом*, если тот смотрел на нее влюбленными глазами, настойчиво добивался ее расположения и дружбы?! Придет в школу и ждет на крыльце.
  - Не ходи за мной - сама дойду! - сорвавшись, кричала Мария, да только бесполезно все: хоть на расстоянии, но проводит до самого дома, не подпустит к ней никого - даже лучшего друга Виктора.
  - Глазки ему строишь, что ли? Сука не захочет - кобель не вскочит!
  - Папка!!! - Что папка, папка!!! Слушай, когда тебе говорят!
  В дверь постучали.
  - Войдите!
  В ту же минуту все увидели спину входящего мужчины, волоком тащившего огромный мешок. Тот повернулся - и все замерли: это был Степка Егошин - легок на помине!
  - Ну ты и наглец!!! - вне себя закричала Машенька. Она подбежала к нему и стала выталкивать:
  - Вон отсюда! Вон! Не смей ходить к нам!
  - Цыц! - грозно крикнул суровый отец. - Человек с добром пришел - негоже встречать так - ступай отседова! Быстро! - Машенька удалилась.
  - Я это... зерно привез... Дали после уборочной... Пропадет ведь ... Амбары полные - класть некуда...
  - Спасибо, нам ох как кстати! Присаживайся. - он пододвинул Степану табурет и дружески протянул кисет с махоркой - Кури! - Здесь?! - Здесь, здесь, чай, не цари мы.
  Пока курили, отец, успев заметить огромные кулачища парня, подумал: такими ударит - сразу прибьет, а вслух сказал:
  - С кем живешь? Семья-то большая?
  - Дык... Много нас... Две сестры, три брата. Тятя с теткой.
  - Матери нет, что ли?
  - Померла она... Давно уж... Ладно, пойду я... Там, в сенцах, мешок семечек... До свидания...
  - Бывай, бывай... Заходи, если что...
  Проводив нежданного гостя, Николай затянулся самосадом. В голове - множество мыслей, вопросов, ответы на которые пока он не знал...
  Он и раньше слышал, что старшие Егошины - староверы, живут по особым правилам, что в семье всем управляет тетка Маруся, сестра отца, - маленькая худенькая женщина с недобрыми глазами. В округе ее боялись, при встрече - обходили стороной, а встретившись - избегали смотреть в глаза... Всех детей она воспитала под себя, вот только Степка рос непокорным. Он и сейчас жил по своим правилам, и это не очень нравилось тетке Марусе.
  
  Глава пятая
  
   Тишина. Все пишут сочинение *Каким я представляю свой первый рабочий день*. Татьяна, уставившись в окно, о чем-то думала. Давно определилась она с выбором профессии - будет только учителем, причем, русоведом: уж больно нравилось ей читать стихи, проверять тетради, писать сочинения. Вот и сейчас, всматриваясь вдаль, она вспомнила Ларису Павловну, свою любимую первую учительницу. Это она привила вкус к стихам, она доверяла Татьяне по образцу проверять тетради... Это благодаря ей она научилась выражать свои мысли прямо и открыто... Танька вспомнила день, когда ей, ученице второго класса, так хотелось попасть в дом преподавателя, но она не знала как. Умышленно войдя в огромную лужу и начерпав холодной весенней воды, она постучала в дверь любимого педагога, и та, ахнув, стащила с нее мокрую обувь, чулки... Татьяна заулыбалась, чем вызвала удивление Людмилы Андреевны, преподавателя русского языка и литературы. Та постучала по часам - мол, времени осталось немного - пиши... Девочка, посидев еще минут пять, открыла тетрадь и начала писать.
  *В жизни каждого человека когда-нибудь наступит первый рабочий день... Каким он будет - радостным и чудесным или грустным и даже плачевным? Я не знаю, что ждет меня в будущем, но я точно знаю: в нем не будет места моему разочарованию. Почему? Потому что я сознательно сделала свой выбор, и уже сейчас люблю выбранную профессию. Люблю детей - всяких: умных и не очень, послушных и строптивых - я хочу быть для них не только учителем, но и советчиком, надежным другом. - Татьяна снова посмотрела в окно. - Думаю, мой первый рабочий день будет счастливым - иначе просто не может быть! Я надену самый лучший наряд, сделаю самую красивую прическу и войду в класс... Боже, как бы я хотела понравиться детям именно в этот день - от него зависит их желание ходить на мои уроки, признание во мне настоящего учителя. - Танька разрумянилась, глаза ее загорелись ярким огоньком - было видно, что сочиняла она от души...
  
  - Коза, вот скажи: почему ты так тихо сидишь на уроках своей сестры? - задал как-то вопрос одноклассник Коля Валеев. - Ты что - боишься ее? - Ничего не боюсь - с чего ты взял? И перестань уж обзываться - не маленькие же! - Ой-ой-ой, большая стала! И чего это тебя так волнует? Лучше тебя кто-нибудь бегает? - Нет! - Кто-нибудь лучше тебя барьеры берет? Нет! - Татьяна заулыбалась. - И что? - А ничего - как была коза, так ей и останешься! На вопрос ответь - боишься сестры? - Да нет же, вот пристал! - А докажи! - Как? - Придумай! - И Танька думала - что же сделать, чтобы разубедить класс и доказать, что он ошибается.
  ... На следующий день, переступив порог класса, Марина Николаевна заметила отсутствие сестры. Та вошла минуты через три после ее появления, что вынудило сестру повысить голос: она не любила, когда кто-то заходил в класс после нее. Татьяна огрызнулась и вразвалочку пошла к парте, на ходу разговаривая непонятно с кем.
  - Таня, перестань разговаривать!
  - Сейчас! - снова огрызнулась девочка.
  Учительница подняла взгляд и недоумевающе посмотрела не ученицу.
  - Что с тобой?
  - А ничего! - она повернулась назад и стала корчить рожицы Жене Брюхову - тот фыркнул от смеха, обнажив все тридцать два зуба..
  - Перестань сейчас же! - грозно проговорила Марина Николаевна, но та по-прежнему корчила рожицы - хохотал уже весь класс.
  - Встань немедленно в угол! - крикнула учительница.
  - Вот еще - я лучше из класса выйду! - и на виду у всех пингвиньей походкой вышла в коридор. Класс замер - что-то сейчас будет... Учительница понимала, что все это неспроста. Она достала дневник сестры, написала: *Поведение - единица!* - и подала его Татьяне. Прозвенел звонок.
  - Вот это да-а! - говорили одноклассники, - не струсила!
  Танька молчала: она знала, что теперь ей не миновать ремня - таких поступков отец не прощает.
  - Таня, пойдем со мной, - заглянув в класс, спокойно предложила Марина Николаевна. Девочка, забыв о только что свершившемся инциденте, пошла за ней. *Наверное, как всегда, даст бутерброд или еще что-нибудь...*
  И вдруг... Пощечина, звонкая, сильная, оглушила ее... Этого младшая никак не ожидала; Мария замахнулась еще раз, но Танька, успев увернуться от горячей руки, пулей выскочила из учительской, чуть не сбив с ног Николая Александровича - пожилого учителя математики. Лицо ее было красным - оно горело не только от оплеухи, но и от стыда перед учителем и одноклассниками.
  ... Целую неделю Танька избегала встречи с отцом: то притворялась, что уже спит, когда тот, уставший, возвращался с работы домой; то исчезала в обед перед самым его приходом. Для нее было странным, что никто - ни мать, ни сестра - до сих пор не доложили ему о произошедшем. И она уже радовалась, что все осталось позади, что избежала наказания. Но однажды вечером отец подозвал ее к себе и, загадочно улыбаясь, сказал:
  - Ничего сказать мне не хочешь? - и она поняла: он все знал, он просто ждал, когда дочь сама признается во всем. А она не призналась, и это значило одно: разговор будет не из приятных.
  - Пап...
  - Не мямли! - крикнул тот, не сдержавшись. - Кто надоумил тебя на это?!
  - Никто... - Танька, волнуясь, стала накручивать на палец прядь волос, но вовремя опомнилась: отец не любил этого.
  - Ты что же это делаешь, паршивка, а? - он схватил дочь за ухо и слегка потянул вверх.
  - А-а-а, - завопила дочь.
  - Больно? А ей, думаешь, не больно? - он показал на пустующую комнату. - Ты по ремню соскучилась - да? - он резко встал и пошел к заветному местечку: там всегда висел солдатский ремень - для острастки.
  - Нет, папка, нет, не надо! - но отец уже замахнулся и ударил по спине. И снова в Таньке проснулся гордый человечек - она выпрямилась и громко сказала:
  - Бей! Бей - мне не больно!
  - Ты опять за свое?!! - взвизгнул отец; Татьяна стояла не шелохнувшись; удары попадали везде, но с каждой секундой девочка морально становилась все сильнее и сильнее...
  - Я не боюсь тебя - бей!
  Николай бросил ремень.
  - В кого ты такая, а? - и та повторила не раз слышанную фразу:
  - В тебя - в кого же еще? Или в маму...
  
  Стояли последние осенние деньки. Часто дул не по-осеннему холодный ветер, и семье приходилось подолгу топить печь, иногда по два раза. В доме поселилось вынужденное молчание: все переживали за Машеньку - та почти месяц не получала от Михаила писем. Чтобы хоть как-то отвлечься, забыться, Мария загружала себя всяческой работой: организовывала агитбригады, расширяла комсомольскую организацию, ходила по квартирам учеников - это облегчало ее страдания, но ненадолго. Невыносимыми были ночи - девушка не могла дождаться утра, чтобы снова встать и приступить к работе. Она сгорала, как свечка...
  - Ты что - решила в гроб себя свести?! - кричал отец, видя, как дочь отставляет в сторону еду. - Глянь на себя - прям глиста египетская! - но Марию ничто не трогало: ни ворчание отца, ни переживания матери.
  - Отстаньте от меня - без вас тошно! - и уходила в комнату.
   Таньку к ней не впускали - та видела ее только на уроке. Осунувшаяся, подурневшая, Машенька с грустью смотрела на учеников, часто вздыхая. И они понимали ее: в классе стояла звенящая тишина, присмирел даже Колька Валеев - самый непокорный ее ученик. В душе Марина Николаевна была ему благодарна.
  А присмирел Коля неспроста - ох, неспроста... До сих пор с содроганием вспоминает огромные мясистые кулачища, которыми размахивал перед ним мужик.
  - Кулак видишь?
  - Вижу.
  - Здоровый?
   - М-м-м...
  - Почувствовать хочешь?
  - Не-а!
  - Из-под земли достану, если еще раз нарушишь дисциплину у Марины Николаевны! Убью, отрежу ... - понял?
  - Да понял, понял! - почти заорал Колька.
  Степан, развернув парня, пнул его под зад; тот, упав на пожухлую траву, быстро вскочил и побежал прочь от мужика.
  ... Теперь уже не Мария, а Вера выходила встречать почтальонку - но писем не было. *Ну что, что могло случиться? - задавала вопрос несчастная женщина, - ведь все было хорошо, в гости обещал приехать... - сердце матери разрывалось от жалости к своей кровиночке, ведь та была плоть от плоти ее... - Бедная, бедная моя девочка... - слезы текли по щекам Веры, - если бы я могла взять твою боль, но ты же - не отдашь - гордая, вся в отца... - Она закрыла лицо руками. - Господи, - если ты слышишь меня - убереги мою доченьку! Облегчи ее страдания... Не отнимай у нее счастье... - Она уронила голову на край стола и, захлебываясь слезами, еще долго молилась и причитала...
  
  Глава шестая
  
   *Наверное, во мне есть что-то гадкое, отвратительное, - думала Машенька, выйдя из дома Валентины. - Она вспомнила Михаила - красивого, доброго, умного, - и сердце ее застонало. - Не пара я ему - кто я такая? Деревенская девчонка, которая совсем недавно не знала, что такое светофор и как перейти на противоположную сторону улицы, а он... - Мария усмехнулась. - Сама виновата - не смогла устоять против... - девушка не могла подобрать нужного слова, - против чего? Перед чем? Перед силой любви? Но разве нужно стесняться своей любви, разве стыдно девушке первой признаваться в своих чувствах? - Мария до самого дома вела нескончаемый монолог, то жалея себя, то обвиняя в девичьей несдержанности.
  - А где родители? - спросила она встревоженную Таньку.
  - Не знаю! Мать с какой-то бумажкой к отцу на работу побежала - Петр Алексеевич сказал, что это срочная телефонограмма...
  - Петр Алексеевич?
  - Да, он принес ее.
  - Что в ней?
  - Сказала же - не знаю! - Татьяна схватила какую-то книжку и стала беспредметно ее листать.
  - Странно... - Машенька вдруг почувствовала такую тревогу, что все личные проблемы сразу же ушли на задний план. Сердце подсказывало: случилось что-то ужасное...
  
  - Ваша дочь находится в тяжелейшей депрессии, - сообщил врач-психиатр. - Все, что от меня требовалось - я сделал, теперь ей нужен только покой...
  - Да что случилось, скажите толком - мы ничего не понимаем! - Николай с Верой в недоумении смотрели на доктора. - Еще три месяца назад с ней все было хорошо.
  - Болезнь к сожалению, без приглашения приходит...
  - К ней можно?
  - Да, да, конечно! Сестра, проводите родителей в третью палату.
  Вера сквозь слезы проговорила:
  - Вы так и не сказали, что с ней произошло...
  - Она сама все вам расскажет... До свидания.
  Когда бедные родители подошли к двери, врач крикнул:
  - Я не советовал бы Вам отправлять ее в психиатрическую больницу - залечат ее там. Найдите хорошую бабку - она снимет испуг - и все пройдет. Не как доктор - как человек говорю вам: найдите бабку...
   Людмила лежала на тоненьком матраце - рядом никого не было. Увидев мать, смутилась и заплакала. Ее глаза горели нездоровым блеском, руки тряслись, и она пыталась спрятать их под одеяло. Она страшно похудела; ее густые волосы были распущены и разбросаны по подушке.
  - Доченька моя, - глотая слезы, еле выговорила Вера, - что с тобой? Отчего ты плачешь? Все будет хорошо - через недельку тебя заберем, на ноги поставим... - Мать взяла красивые руки дочери и закрыла ими свое лицо, чтобы та не увидела ее подступивших слез. - Родная моя... Скромница моя... - мать целовала ладони своей Люси, своей девочки, той, которая никогда никому не доставляла переживаний. Всегда спокойна, покладиста - не сравнить с Марией... Людмила, отвернув лицо к стенке, безмолвно плакала. Ее губы тряслись, и видно было, как она до боли закусывала их.
  - Ты одна? Никто больше не приехал?
  - Что ты, доченька, как же я одна поеду - я и города не знаю! С отцом мы! Он покурит и придет. Может, расскажешь, что произошло? - Людмила покачала головой и отвернула ее к стенке.
  - Не сейчас... Потом как-нибудь...
  Она тяжело дышала; Вера видела, как по ее щекам стекали слезы.
  - Поплачь, моя хорошая, поплачь - оно все легче будет... Доктор говорит, ты на другую квартиру ушла?
  - Мама!!!
  - Все, все - не буду...
  Дверь тихонько отворилась, и появился Николай.
  - Папка... - сквозь слезы проговорила дочь.
  - Ты что это выдумала - лежать в больнице?! А ну вставай, вставай - домой поедем! Людмила не понимала - шутит отец или говорит серьезно.
  - С радостью бы - да вот...
  - Вставай, вставай! - он подошел к дочери и резко сдернул одеяло. Страшная картина открылась им: все ноги дочери были в окровавленных бинтах; через больничную сорочку видны были повязки на ее животе...
  - Что это? - испуганно спросил Николай, - откуда столько крови?
  - Оставьте меня! Уйдите! - билась в истерике дочь. - Я же просила - потом... Я же просила...
   Ворвавшийся доктор поставил укол - и вскоре бедная девушка затихла. Родители наотрез отказались покидать палату.
  - Нельзя, нельзя находиться здесь, - категорично говорил врач, но видя, как страдает бедная мать, сказал: - Ладно, женщина пусть останется, а Вас я попрошу уйти...
  ... На короткое время девушка приходила в себя: она то вырывалась из рук матери, пытаясь куда-то бежать, от кого-то прятаться, то, вытянувшись, смотрела воспаленными глазами в потолок. Иногда ей чудилось, что кто-то смотрит в окно, и она кричала: *Нет! Нет!*
  Вера тихо плакала. Растирая по лицу слезы, шептала: *Невезучая ты моя... - Она верила в Бога, верила, что где-то там, в голубизне зимнего неба, кто-то слышит ее горячие молитвы... - Господи, ты же есть, ты же видишь, как мучается она... Помоги ей... - Мысли о том, что она, мать, не может помочь своей кровиночке, выводили ее из себя; она чувствовала, что силы покидают ее. К горлу подступала тошнота; женщина вспомнила, что в последнее время почти не ела. - Это от голода,- подумала она, - перекусить бы надо...*
  Сквозь слезы смотрела она на дочь. В палате стояла жуткая тишина, пахло лекарствами, хлоркой и еще чем-то неизвестным - от всего этого у Веры кружилась голова. *Я должна пережить это. Ради детей я обязана жить. Я нужна им, так же как и они мне...* - сон сковывал веки, страшно хотелось спать...
  - Женщина-а, очнитесь, - перед Верой стояла медсестра. - Вам на сутки дали кровать - располагайтесь!
  - Спасибо... - еле прошептала измученная женщина.
  - Вам плохо?
  - Нет, нет, все хорошо - спасибо. Я просто устала...
  Еле добравшись до кровати, она сразу же заснула...
  
  Глава седьмая
  
  - Я попрошу Вас зайти ко мне через несколько дней - сказал доктор, войдя в палату. А сейчас я отправлю Вас на машине домой.
  - Нет, нет! Пожалуйста... Я посижу еще маленько и уеду сама, - слабо сопротивлялась Вера.
  - Как же Вы поедете? У Вас, наверняка, температура - дыхание тяжелое, воспаленные глаза... Давлением страдаете?
  - Не знаю... Да все нормально, доктор!
  - Руку... Дайте Вашу руку. - он пощупал пульс. - Посидите пока - сестра принесет лекарство.
  Мать подошла к дочери - та, почувствовав родного человека, открыла глаза.
  - Мамочка, что с тобой - ты вся седая!
  - Тебе показалось, доченька... Я давно такая, давно...
  - Нет, мама, нет, ты поседела за ночь - из-за меня, да?
  Вера целовала ладошки дочери, слезы застилали глаза - она ничего не видела, только шептала:
  - Милая моя, солнышко наше - тебе лучше, да? - от радости она плакала уже навзрыд, и это были внутренние слезы израненной души. - Я люблю тебя! Боже, как же ты нас напугала... Ласточка моя...
   Вошла медсестра, сделала укол.
  - Все в порядке?
  - Да, да спасибо...
  - У крыльца Вас ждет машина. Вас проводить?
  - Нет, дойду сама... - Она сделала несколько шагов и, вскрикнув, упала...
  
  Помаленьку мать отходила от горя - рядом были близкие люди, родные стены; ее давление почти стабилизировалось, восстанавливались и силы. Во сне она все время стонала, зовя то Машеньку, то Люсю, изредка - Танюшку.
  Людмилу, продержав в стационаре восемнадцать дней, обещали выписать - со дня на день все ждали звонка от доктора.
   Болезнь женщин мобилизовала внутренние силы остальных членов семьи. Как-то резко повзрослела Татьяна. Все хозяйство держалось теперь на ней. Иногда она пропускала занятия, за это ее не ругали - все понимали тяжелую ситуацию в семье. Танька доила корову, выводила днем ее на водопой - иногда приходилось топором прорубать замерзшие лунки; готовила смесь для свиньи и сильно морщилась от ее ужасного запаха. Вот только варить не умела. Однажды, когда мать лежала в полубредовом состоянии, она обнаружила, что закончился хлеб. Решила сделать лепешки, но из этого ничего не получилось. Пришел отец, и вместе с ним они завели что-то вроде болтушки - получилось очень даже вкусно.
  ... Машенька целыми днями пропадала в школе: кроме уроков, ей приходилось проводить консультации по подготовке восьмиклассников к экзамену. Она вся почернела, глаза ввалились - на нее было больно смотреть...
  Прошло два месяца, как от Михаила не было писем. Девушка стоически переносила страдания, никому их не показывая внешне. Но любящее сердце не обманешь - семья слышала, как тяжело она вздыхала ночами, как иногда плакала, уткнувшись в подушку - но подойти и в открытую пожалеть ее никто не решался. Она порвала и сожгла все письма, оставив на память только фото Михаила - с ним она не расставалась ни на минуту...
  Именно на нее была возложена миссия встречи Людмилы - кто лучше близкой сестры сделает это? - Никто! Кому может обнажить свои тайны больная сестра? - Только ей! Они вместе выросли, вместе шалили, доводя иногда своим поведением мать чуть ли не до истерики.
  ... Как-то поздним летним вечером в гости пожаловала Бабчиха. Надо сказать, что просто так она не приходила - знала, что Николай ненавидит ее и может в любую минуту дать поворот-отворот. Прийти ее могла заставить только весомая причина.
  - Твои девки, Вера, все семечки у меня поворовали...
  - Как это?
  - Сижу, значит, я на завалинке, лузгаю - гляжу - идут твои красавицы. Манька - будь она неладна! - и говорит:
  - Бабуля, семечками не угостите?
  - Слазь, говорю, ко мне на печку да возьми - они и побежали вместе с сестрой... А сейчас я залезла на печку, а мешочек-то пустой... Вот шельмы, а! Ну и Манька у тебя - прохвостка!
  - Девочки! - крикнула мать, - Идите сюда!
  Те подошли, Маня опустила голову.
  - Кто из вас украл семечки?
  Не успела мать задать вопрос, как Маняша, развернувшись к сестре, выпалила:
  - Она!
  От неожиданности Люся поперхнулась...
  - Ах, вы, заразы, я вам сейчас!... - Вера схватила полотенце, но стукнуть им не успела: девочки в мгновение ока оказались на полатях. Мать, подставив стул, схватила ухват, пыталась им достать каждую из дочерей - да разве достанешь таких непосед, как они?!
  
  ... На улице послышались знакомые звуки *Бобика* - подъехал Петр Алексеевич. Он с легкостью и пониманием отнесся к просьбе Марины Николаевны привезти сестру из больницы. Сама Мария встретить Людмилу не могла - проводила открытый урок по литературе, потому с ним поехала Татьяна. Управляющий, ловко выпрыгнув из кабины, распахнул перед девушкой дверцу - и Людмила ступила на землю. *Какая же она у меня красавица* - подумала Вера и утиной походкой направилась к дочери.
  - Хорошая моя... здравствуй... Как же я истосковалась! - обняв дочь, она что-то шептала ей на ушко - теплое и ласковое, как весенний ветерок, отчего та довольно улыбалась, качая головой.
  Петр Алексеевич смотрел на женщин, и в груди его что-то шевелилось, теплело - то ли от яркого солнышка, то ли от великой любви стоявших перед ним людей; он вспомнил своих девочек - Галинку и Надю. *Как бы я хотел, чтобы они любили друг друга так же, как эти сестры! Надо помирить Галину с Татьяной - много пользы будет от этой дружбы*. Он взглянул на Таньку - как же она похожа на мать! Услышав чьи-то быстрые шаги - оглянулся: к дому подбегала Марина Николаевна...
   Сестры радостно расцеловались и обнялись. С раннего детства они были связаны друг с другом теплой, искренней дружбой. По внешности они не были похожи друг на друга: Людмила, старшая, пошла в породу матери - была высокой красавицей с нежными чертами лица. Машенька же унаследовала кровь и характер отца. Ее нельзя было назвать красавицей, но в ней было то, что отсутствовало во многих женщинах - стержень. Гордая, порой горячая, она смело высказывала свои мысли, во многих вопросах была излишне принципиальна; ее похудевшая, грациозная фигурка привлекала внимание мужчин больше, чем общая красота ее сестры.
  - Петр Алексеевич, проходите в дом - отведайте пирога! - предложила Вера
  Наумовна, на что тот ответил:
  - Нет, спасибо. Было бы замечательно, но - дела! Еще увидимся! - сел в машину и умчался.
  - Боже мой, как же здесь хорошо... - задумчиво произнесла Людмила. - Воздух... Как же хорош деревенский воздух... Мам, мы посидим на скамеечке. Совсем недолго - она смахнула рукавичками снег с лавочки. - Какой чудный воздух... - вдохнув поглубже, подняла голову к небу...
  Вера с Татьяной улыбнулись.
  - Только недолго! - мать подошла к дочерям, низко наклонилась и обняла. Как же она была счастлива! Ничего на свете не обрадовало бы ее так, как эта встреча после долгих суровых испытаний! И эту радость, тихое семейное счастье не могли испортить даже тревога, почти физическое ощущение невидимого врага. Женщина понимала, что какая-то необъяснимая сила вызывала в семье непонятные ситуации, необъяснимые болезни, скандалы - она резала, кромсала, старалась уничтожить все самое ценное, что цементировало семью, делала ее крепкой, нерушимой. Она ломала судьбу, коверкая ее постепенно, незаметно, исподтишка...
  
  Весь день сестры, включая Татьяну, просидели в спальне. Мать изредка подходила к двери и прислушивалась - все ли там спокойно. На сердце ее не было тревоги, душу распирала необыкновенная радость - вроде все обошлось, и слава Богу. Одного желала женщина - чтобы дети были здоровы, а счастье... Это уж как судьба скажет... Она вспомнила двух других дочерей - Анну и Нину - и по сердцу словно ножом полоснуло... Они не были счастливы. У Анны, что перед Татьяной, второй брак, и тоже неудачный. В первом браке о взаимной любви говорить не приходилось. Муж был намного старше, безбожно ревновал. Отравился эссенцией - спасти не удалось. И осталась бедная девушка с довеском на руках - сыном, который только-только научился ходить. Уехала в город, снова вышла замуж, вроде по любви, но жизнь как-то сразу не заладилась. Не помогло и рождение сына. Сколько раз отец говорил ей: *Уйди от этого изверга, лентяя - на ... он тебе сдался!*, но дочь молча сносила побои и продолжала жить под одной крышей...
   Вера, сидя на диване, опухшими руками теребила шерсть - хотелось связать Людмиле настоящие носки - что толку в магазинных, от них и тепла совсем нет... Под монотонную работу мысли шли свободно, беспрепятственно.
   Нина... Самая старшая... С тридцать шестого года. В девять лет разница с Людмилой... А сколько умерло меж ними! - Вера низко склонила голову - может, быстро проскочут слезы, и девочки не увидят ее заплаканных глаз... А слезы, словно сговорившись, крупными каплями падали и падали...
  ... Если бы тогда рыбак не услышал испуганный крик девушки - ту засасывало воронкой - Вера потеряла бы ее. Если бы она не стала хлестать по щекам и что есть мочи рвать волосы на голове вытащенной на берег старшей дочери - та на всю жизнь осталась бы немой.
  Слез уже не было. Осталась жгучая обида на свою судьбу - отчего так, почему не везет ее девочкам, ведь все они добрые, ласковые, работящие?! Летом все каникулы Манечка с Люсей работали приемщицами молока - их так любили доярки, да и управляющий не мог нарадоваться - где найдешь еще таких порядочных, честных девчонок? А ведь они были школьницами, им, наверняка, хотелось гулять, а они, встав в четыре часа утра, весь день трудились...
  Вера взглянула на часы - дойка закончилась, скоро придет Николай (тот работал мотористом). С трудом встав и про себя ругаясь на неуклюжую, тяжелую походку, она принесла из ларя, что стоял в сенцах, пельмени и поставила их варить. Тихонько подошла к спальне, постучала - никто не ответил. Осторожно открыв дверь, Вера увидела нечто такое, что привело ее в полнейшее умиление: все три дочери, крепко обнявшись, спали на одной кровати; к ней, чтобы никто не упал, были приставлены стулья. Что могла почувствовать мать при виде такой картины? Было ли в мире что-то еще, что заставило бы ее быть по-настоящему счастливой? Ничего! В природе это называется настоящим материнским счастьем...
  
  - Тссс! - Вера показала знакомый жест мужу, когда тот вошел в квартиру. - Ти-хо - все спят... - она говорила шепотом.
  - Приехала? - жена кивнула... - Как она?
  - Да вроде вс...
  - А вот и мы! - как сговорившись, громко крикнули сестры. Они бросились к отцу и, обняв, припали к его высокой фигуре. Вера с нежностью смотрела на родных людей - какие же они славные!
  - Ладно, дадно, мне умыться надо - помогите матери собрать стол. - Он снял полушубок, поправил непослушные, слегка седоватые волосы, и громко скомандовал: Танька, а ну давай жарь сало - что-то дюже захотелось его... Мать, бражка есть?
  - Да есть, есть - немного, правда, но тебе хватит...
  Вскоре вся семья дружно сидела за столом. Говорили обо всем - только не о Машеньке и Людмиле: родители боялись вызвать нервный срыв у обеих девочек.
  - Мам, мы с Машей будем спать вместе - завтра выходной, рано вставать не надо...
  - А я? - умоляюще спросила Татьяна. - Я тоже хочу... - тут же спохватившись, добавила: - Да ладно, ладно - понимаю: женские секреты. Но утром - обяза-ательно приду. Договорились?
  - Татьяна-а... - строго протянул отец, - не мешай им - маленькая еще...
  - Как это - маленькая?! Как что-нибудь сделать - так большая, а как так - так сразу маленькая. Мне, между прочим, четырнадцать исполнилось, и через год я в пед. поступать буду!
  Родители опустили голову - из-за семейных проблем они забыли про 21 ноября - в этот день Танюшке исполнилось четырнадцать лет. Говорить об этом не хотелось - мать с отцом были благодарны младшенькой за понимание...
  
  Глава восьмая
  
   Обняв старшую сестру, Мария положила голову ей на плечо. Людмила, перебирая волосы Машеньки, заметила несколько еле заметных седых волосков, но говорить об этом не стала. Их сердца бились в унисон, думы неслись в одном направлении - они чувствовали друг друга, понимали с полуслова. Первой нарушила молчание Людмила.
  - Как ты? Держишься?
  - А никак! - резко ответила Мария. - Надоело переживать! - в воздухе повисло молчание. - Я так устала, Людка... - она повернула голову и уткнулась носом в плечо. Людмила, почувствовав ее горячее, взволнованное дыхание, вздохнула. Машенька была благодарна Людмиле за ненавязывание собственных мыслей, за умение не только слушать, но и слышать. - Если бы ты знала, как я устала! Внутри у меня пусто - понимаешь? И слез больше нет - выплакала все... - Машенька взглянула на сестру, и та увидела в ее глазах столько страданий, мучений и еще чего-то такого, что делало сестру неузнаваемой. Сила духа? Нет, не могла она найти такого определения, чтобы раскрыть внутреннюю сущность младшей сестры. *Сильная какая... Не в пример мне... - подумала Люся. - Я не такая. Совсем не такая...*
  - Писем давно не получаешь?
  - Три месяца... Почти...
  - Ну... Это еще не срок, сестренка, в жизни всякое быв...
  - Нет, нет, милая моя, - перебила Мария, - я знаю: Михаил забыл меня - я чувствую это... В голове у него что-то другое. Не до меня ему... Новая любовь? - задав вопрос, она как-то съежилась, напряглась и вдруг заплакала - тихо, надрывно. - Как мне быть? Не могу забыть- хоть убей! Зачем, зачем мы встретились?!!! - она пыталась сдерживать слезы, но они текли наперекор ее желанию. Людмила вытирала их своими красивыми руками и тоже плакала...
  - Не плачь... Все образуется...
  - За Степку замуж выйду - вон как одолевает, все сватами грозится...
  - Ты же не любишь его!
  - Говорят: стерпится - слюбится! Постаралась бы... Никого не хочу любить! Не хочу ни к кому привязываться!
  - Нет, Машенька, нет! Забудь об этом - может, и стерпится, но не слюбится! - Люся, заглядывая в лицо сестры, продолжала горячо убеждать: - Ты что - без любви разве можно? Ты же всю жизнь одинокой будешь! Ты несчастными детей своих сделаешь - это ты хоть понимаешь? - Мария молчала...
  - Что мы все обо мне да обо мне... - сестры поменялись местами: Машенька села в центре кровати, положив на колени подушку.
  - Иди сюда - помнишь, как в детстве? - и сестра положила голову на подушку. - Какая толстая! И как ты с ними справляешься?! - Мария подняла косу сестры, измерила пальцами ее длину.
  - Да нормально... Давно бы обстригла - да не дают! Говорят, косы сегодня редкость...
  - Что правда, то правда, они - твое украшение! Не хочешь рассказать о...
  - Тяжело мне говорить об этом... Может, не так тяжело, как стыдно...
   Стыдно?!
  - Да, да, Манечка, так стыдно, что... Ну, как я могу рассказать об этом отцу с матерью?!
  - Для начала расскажи мне!
  
  ... Стоял теплый август. Во всей стране отмечали День строителя. В городе всюду звучала музыка, в парке работали аттракционы. Людмила с подругой стояла в очереди за сладкой ватой. Она чувствовала: за ней кто-то наблюдает - но кто? Незаметно посмотрела по сторонам - странного ничего не заметила. И все же кто-то за ней наблюдал...
  - Куда теперь? - задорно спросила Валентина - на танцплощалку?
  - Пойдем, все равно в парке ничего больше нет...
  Они шли, вслед им оглядывались. Людмила знала - внимание всех привлекала ее коса - такой в городе не было ни у кого! Тем более, сегодня, собираясь на праздник, она красиво уложила ее вокруг головы, воткнув в центр венчика яркий цветок. Да и сама сегодня она была хороша: белоснежная блуза облегала красивую грудь, новая модная юбка чуть прикрывала колени. Вот только... Что поделаешь - даже в жару она вынуждена ходить в чулках, сверх которых надевала блестящие колготки...
  Играла музыка, танцевали немногочисленные пары.
  - Можно Вас? - Людмила обернулась и увидела перед собой молодого человека приятной внешности. Ему было лет двадцать восемь; открытый взгляд карих глаз почему-то насторожил девушку, но отказать пареньку она не посмела - считала неэтичным. Девушка чувствовала: напарник пытается прижать ее к себе - ей это не нравилось, и при малейшей попытке сближения она ставила между ним и собой руки, как бы отгораживая себя от него. Он не был назойлив - и это ее успокаивало.
  Куда-то исчезла Валентина. *Наверное, встретилась с кем-то...* - подумала девушка и поглядела по сторонам - не видно. Раздался фокстрот - и она снова увидела приближающегося молодого человека.
  - Приглашаю на фокстрот!
  - Нет, спасибо... - она продолжала озираться.
  - Кого-то ищете? Подругу? Так вот она - с моим другом танцует. Идемте!
  - Нет, нет, спасибо и... до свидания! - Людмила пошла вдоль забора танцплощадки, парень увязался за ней. Что-то не нравилось ей в нем; было что-то неприятное, даже отталкивающее, но что - определить девушка не могла.
  - Не ходите за мной, прошу Вас...
  - Ну что Вы - разве возможно в столь поздний час быть девушке одной? Город же - всякое может случиться...
  - Ничего со мной не случится - отстаньте! - она почти побежала, тот не отставал...
  Она остановилась за три дома до своего. *Вот навязался... Как бы убежать... Нет, не получится - юбка узкая - быстро догонит...* - рассуждала она, замедлив шаг.
  - Как Вас зовут? - тот, обрадовавшись разговору, отчеканил: - Блюденов Евгений! *Где-то я слышала эту фамилию... - думала несчастная девушка. - Блюденов... Блюденов... - нет, не могу вспомнить...*
  - А Вас Людмилой зовут!
  - Откуда знаете?
  - А я все про Вас знаю! Работаете почтальонкой, снимаете квартиру...
  - Надо же! И чем привлекла Вас моя персона?
  - Нравитесь Вы мне - давно наблюдаю за Вами... И коса у Вас - во!!! - он показал фигуру. - Идемте, что же Вы остановились, дом то Ваш вон... - Людмила испуганно сглотнула слюну, на ходу обдумывая, что делать. Подошли к воротам.
  - Ну, вот мы и пришли... До свидания, Же...! - не успела она открыть рот, как тот, грубо схватив ее, прижал к воротам и стал целовать...
  - Ты что ... делаешь... прекрати-и! - Люся отталкивала его всеми силами, отворачивая лицо от противных губ парня, но силы были неравными... Тот, навалившись всем телом, стал задирать ей юбку.
  - Сволочь... Мразь... Что ты делаешь?! - она царапала ему лицо, он матерился, но не выпускал ее.
  - Помо... - он не дал крикнуть; прикрыв рот своей рукой, достал из кармана небольшой нож и воткнул в ворота. Девушка смолкла и вытянулась в струнку.
  - Ты что - дурак? Да за такие...
  - Заткнись! Ничего мне не будет! А тебе вот... - он снова стал ее лапать, больно сжимая груди так, что она вынуждена была стонать от боли. Намотав косу на свой кулак, довольно сказал: - Никуда ты теперь не денешься...
  В ужасе смотрела девушка на озверевшего парня. *Какой же он противный! Мерзкий прямо... И как только таких земля носит...* - думала она, глядя на него. Тот, оскалив кривые зубы ( в тюрьме, что ли был?), нагло смотрел ей в лицо.
  - Нож видишь? - Люся прикрыла глаза. - Смотри сюда! - заорал он, - смотри сюда, я сказал... - и больно дернул за косу. Она опустила взгляд и увидела, как тот расстегнул штаны и вытащил свое хозяйство... О Боже! Бедная девушка отвела взгляд; парень силой наклонил ее голову и сквозь зубы процедил:
  - Возьмись за него!
  - Нет, нет! - закричала девушка, и вдруг вспомнила отца, его науку... Не стесняясь, она приподняла подол юбки; тот заулыбался, думая о чем-то своем... Со всего маху она ударила его коленом меж ног, прямо по мотне, и тот, взвыв, выпустил косу. Людмила заскочила во двор, закрыла задвижку. Она слышала, как тот кричал:
  - Ну, тварь, мы с тобой еще встретимся! Встретимся еще... - она вошла в дом и, обессиленная, упала на кровать. Хозяйка, у которой она снимала комнату, мирно спала и ничего не слышала...
  - Какой ужас... - выдавила Мария, - вот мразь какая! Бедная моя, бедная! - она просунула руку под подушку и, приподняв ее, поцеловала сестру. Та словно ничего не слышала, не чувствовала - медленно и спокойно продолжала...
  ... Ни на минуту в эту ночь не сомкнула она глаз - смотрела в потолок, вслушиваясь в звенящую тишину ночи. Гудела голова, в венах кипела кровь, тело горело так, словно его облили кипятком. И страшно зудело - хотелось взять нож и царапать его, царапать...
  Она вспоминала со злостью воткнутый в ворота нож, бешеные глаза Блюденова - и ей становилось все хуже и хуже...
  Кое-как дождавшись рассвета, она расчесалась, привела себя в порядок, тайком вышла в огород и что есть мочи припустила - только бы добраться до почты, только бы не попасться ему на глаза... В уме перебрала всех знакомых, которые сдавали комнаты. *Срочно, сегодня же, поменяю квартиру! Господи, помоги!*
   Почта только что открылась; она прошла в отделение доставки, разделась. *Сегодня первый день пенсий... Боже, как разносить ее, если трясутся и не слушаются руки?!* - Люся вытянула их вперед и тут же спрятала - не дай Бог кто увидит! Девушка подошла к окну и тут же отпрянула - на крыльце магазина, что напротив, она увидела спину стоявшего мужчины. *Блюденов? Что он здесь делает?* - лицо ее покрылось испариной, во рту пересохло... С облегчением вздохнула, увидев, что ошиблась.
  - Люся, что с тобой? Ты вся дрожишь! - Валя, коллега по работе, участливо обняла ее. - Заболела?
  - Нет, нет, - шептала девушка, - нет, нет... - вдруг сорвалась и побежала наверх.
  - Дарья Саватеевна! - крикнула она с порога, - я не могу... Не могу... - села на стул и, закрыв лицо руками, заплакала. Та смотрела на девушку широко раскрытыми глазами - что с ней? Всегда спокойная, уравновешенная, сейчас она была далека от этого. Нездоровый румянец покрыл лицо, руки тряслись, язык заплетался. - Да что с Вами, Людмила Николаевна?! Вы пугаете меня - что случилось? - и Людмила рассказала все, что с ней произошло.
  - Срочно меняйте место жительства! Есть куда пойти? - Девушка отрицательно покачала головой. Набрав номер, начальница несколько минут подробно расспрашивала про комнату, потом, повернувшись, сказала:
  - Я даю Вам три дня в счет отпуска - для решения проблем... - снова набрала телефонный номер. - Леша? Довезешь Людмилу Николаевну до дома - подождешь ее, а потом поедешь вот по этому адресу - записывай... - Бедная девушка плакала навзрыд...
  
  ... Уже несколько дней жила Люся на новой квартире. Хозяйка за умеренную цену предоставила ей небольшую уютную комнату. Девушка немного успокоилась, пришла в себя - вот только не было сна... Она пыталась читать книгу, но мысли снова и снова возвращались туда, к старому дому. *Господи, - шептала девушка, помоги все забыть...* В окно постучали. Вошедшая хозяйка сообщила, что вызывают ее, Людмилу. - Меня?! - У нас кто-то еще есть по имени Людмила? - улыбаясь, спросила та. Накинув платок, девушка вышла на улицу, осторожно приоткрыла калитку - никого; открыла шире - никого, и в тот момент, когда она стала задвигать засов, кто-то, вывернув из-за столба, сильно пнул по двери и крикнул так, как обычно кричат при желании испугать человека. От неожиданного ора девушка сильно вздрогнула, потом, замерев, выпрямилась и стала белая, как полотно; тело ее странно затряслось; она резко развернулась и пошла в противоположную от двери сторону - прямо на злую собаку. На громкий лай выскочила хозяйка.
  - Люся, Люся, ты что - не ходи туда, Грей разорвет тебя! - она вовремя подскочила к девушке и оттолкнула ее - до собаки оставалось два - три шага...
  
  ... На минуту Людмила перевела дыхание. Ее раскрасневшееся лицо, горящие глаза и часто прерывающийся голос говорили о том, что память ничего не забыла. Страшно зудело тело - экзема, перешедшая в псориаз, захватила новые участки тела, покрыв их плотной твердой оболочкой, и Люся постоянно чесалась, особенно в минуты душевного неравновесия.
  - Хватит, моя хорошая, хватит - потом расскажешь, - говорила Машенька, прижавшись щекой к щеке сестры. - Какой кошмар... И как ты все это выдержала?!
  - Сама не знаю...
  ... Она еще долго рассказывала, как отпаивала ее хозяйка какими-то отварами, как постоянно накладывала на все ее тело какую-то мазь (в прошлом работала она медсестрой), давала лекарства - и потихоньку Людмила пришла в себя, вышла на работу; Дарья Саватеевна вынудила девушку подать на Блюденова в суд - и суд состоялся...
  - И ты простила этого подонка?!!
  - Молодой он... Далекая родня наша - по линии матери... Жениться хотел - да зачем он мне сдался, такой урод...
  - Боже, какая ты у нас сердобольная... Да ты же святая у нас, Людка...
  - Да уж... До сих пор в ушах звучит его умоляющий голос... Он так каялся! Не хотелось ломать ему жизнь... Пусть живет - тюрьма ведь никого не делает лучше... Только знаешь, как-то увидела его в парке - и снова мне стало плохо... Все слышался угрожающий голос его: *Я найду тебя! Из-под земли достану!* Из-за этого и в больницу попала. Иду по улицам, и мне кажется: вот сейчас он выскочит; разношу пенсию, а мысли далеки от этого - думаю: сейчас отберет... Ни днем, ни ночью не спала - тело мое так зудело!!! Думаю - что бы сделать такого, чтобы зуд облегчить... Взяла нож и соскоблила все болячки... Столько крови было... И совсем не больно... Шок, наверное был...
  - Что дальше будешь делать?
  - Не знаю, Манечка, не знаю... Одно точно - жить здесь больше не буду - в Челябинск перееду: Дарья обещала на почту устроить - переводом...
  ... До конца своих дней Людмила жалела о двух вещах: о том, что простила Блюденова, и о том, что родители не нашли для нее бабку. Не знала она, что искать ее запретил отец - не верил он ни в каких целителей и колдунов...
  
  Глава девятая
  
  - Ты куда лезешь, Брюхов? Отстань! - Танька забралась на верхушку дерева - Боже, страшно-то как... Она взглянула вниз и зажала полу пальто - Вот дурак, лезет прямо за мной... - Отстань - тебе говорят! Прыгну...
  - Не ври - с такой высоты не прыгнешь... Испугаешься!
  - Я? Я испугаюсь? Смотри - и она сиганула вниз. Подруги - Иринка и Галка - замерли - вот дура! Там же замерзшее болото...
  - О-ой! - вскрикнула Танька и дико заорала: - Больно! Ногу больно! Ой-ой-ой! - по лицу ее катились крупнющие слезы. - Сломала... Наверное, сломала... Боже, как больно... - подоспевшие друзья испуганно смотрели на нее - что теперь делать? Распухшая нога не давала встать, и Женька побежал за санками.
  ... Ее везли, как королеву - осторожно, с остановками.
  - Женька, давай к коновалу - нельзя мне домой - дома отец... Убьет... - Она вспомнила, как однажды пробила голову, упав с березы во дворе - до сих пор на голове вмятина... А уж как матерился отец, как он тряс ее за плечи - просто ужас...
  
  Коновалом звали местного врача. Почему такая кличка была у него - Танька не знала. Осмотрев ногу, тот вполне серьезно сказал:
  - Перелом ноги... В Еткуль надо, в больницу... Женя, беги за родителями, пусть придут. - Танька замерла - что сейчас будет...
   Прибежала запыхавшаяся мать, за ней - отец. Увидев дочь с такой ногой и выслушав рекомендации врача, Николай бросился искать транспорт, и вскоре машина мчалась в районную больницу. Танька ликовала: отец не ругался! Она видела, как переживают за нее родители, как они любят ее - и была счастлива, несмотря на сильную боль в ноге...
  
  .Мария достала фотографию Михаила - внутри все сжалось, сердце пронзила жгучая боль. Не в силах больше сдерживать страдания, Машенька отвернулась к стене и безмолвно заплакала. Никогда больше не увидит она своего Михаила... Встреча с ним снова и снова проходила перед глазами - это было единственное, что от него осталось... Память да вот эта фотография... Слезы текли и текли по лицу Машеньки - казалось, они никогда не кончатся. "Если на этой неделе не будет писем - будет свадьба со Степкой!"
  Остаток недели она провела в тревожном ожидании, но писем так и не было. Как жить дальше без Михаила, без его любви - она не знала. На нее снова напала депрессия, апатия. Мария боролась, старалась не поддаваться им, но все попытки были безуспешны. Работа, друзья, родные заставляли ее иногда смеяться, но этот смех не был искренним, идущим от всего сердца. Искренним было одиночество и отчаяние - в них она была настоящей Машенькой, той, которую все знали и любили. Она убеждала себя, что ничего страшного не произошло, что она жива, что когда-нибудь снова почувствует себя счастливой - нужно только верить в это и ждать...
  И снова жалела, что сожгла письма от любимого и что никогда теперь не прочтет прекрасных слов о любви...
  
  К решению Марии выйти замуж за Степана родители отнеслись неоднозначно. Мать с Людмилой были в недоумении, они умоляли девушку не делать этого - семья без любви принесет одни страдания, а вот отец... Он всегда для всех был загадкой, его мысли никогда невозможно было предугадать. Вот и сейчас он пришел в спальню дочери, когда та уже почти спала. Похлопав по плечу, сказал:
  - Поговорить бы надо... - дочь кивнула головой. - Не переживай так - Степка хороший, работящий парень... Иногда в жизни лучше выйти замуж за того, кто тебя любит, а не кого ты... Он окружит тебя своей заботой, любовью - и ты сначала привыкнешь к нему, а потом и полюбишь... Что твой Михаил - так, тьфу! А Степка - надежный - подумай хорошо, дочь... - Мария кивнула. Ей было уже все равно - скорей бы только закончились страдания...
   Сватовство было назначено на субботу.
  "Ах, Мишка, Мишка... - вздыхала девушка. - До самой смерти буду помнить нашу любовь, тебя и все прекрасное, что было между нами..." - спазмы сжали горло. Глубоко вдохнув, Машенька задержала дыхание - ни к чему слезы, скоро на работу. Она полежала еще несколько минут и встала - предстоял тяжелый день с многочисленными делами и проблемами.
  - Стол-то на сколько человек готовить? - спросила Вера, увидев вышедшую из спальни Марию. - Кто придет сватать тебя?
  - Да не знаю я, мам! Степка говорил, что из Красногорска брат с женой приедет, еще один брат - да какая разница?!
  Мать, взглянув на дочь, промолчала...
  Вечером, придя с работы, Машенька закуталась в пуховый платок и села у печки. Она чувствовала страшную усталость, разбитость от невыразимой сердечной тоски, от которой на глазах постоянно блестели слезы. Ее нервы были на пределе, и никакая тишина или нежная материнская забота не могли их успокоить.
   Вера виновато смотрела на дочь - где найти подходящие слова, чтобы облегчить страдания той, которая является ее частичкой и ее продолжением?
  - Доченька, Степан...
  - Не говори мне о нем, - тихо, почти шепотом попросила Мария. - Дайте мне отдохнуть, я так устала...
  Вера бесшумно прошла в зал и прилегла на диван. "Хоть бы поплакала, - подумала она о дочери, - все было бы легче..."
  Время двигалось медленно, оно словно замерло. Мирно потрескивающие дрова наполнили комнату уютом и теплом, но не принесли облегчения. Ноги Марии онемели от неподвижности; в теле ощущалась тяжесть, словно оно было напичкано свинцом.
  Вернувшаяся из зала мать застыла в изумлении: дочь сидела все в той же позе, ее глаза по-прежнему были сухи - ни одной слезинки не проронила Машенька.
  - Милая... - с нежностью произнесла Вера. - Мария не повернула голову, не отозвалась... - Пойди на кровать, приляг... - та, кивнув, вдруг обхватила голову руками и застонала...
  - Господи, что мне делать... Что мне делать?! - она с ясностью представила, что предстоит ей через два дня... Неужели "это" случится? Неужели ничего нельзя сделать, чтобы "это" не состоялось?
  - Доченька, - плача, говорила Вера, - я сейчас упаду в обморок - от жалости к тебе... Ну скажи, чего ты хочешь? Пойдем в спальню, полежишь маленько, отойдешь, а там и наши придут.
  - Людмила уехала? - Да, да, сегодня в обед...
  Мария чувствовала, что мать ведет ее на кровать. Не раздеваясь, она повернулась к стене и закрыла глаза - Вера, не желая мешать дочери, тихонько вышла из спальни.
   При мысли о Степане девушка почувствовала приступ чего-то такого, что заставило ее сглотнуть - тошнота, что ли? Она сделала несколько глубоких вдохов, стараясь избавиться от неприятного чувства. " Как же я буду целоваться, если он мне так противен... - она представила его полные губы на своих, свое тело в его мясистых руках - и завыла, как раненый зверь...
  
  Бесконечные раздумья не покидали Веру всю ночь.
  Сердце ее разрывалось на части при виде мучительных страданий дочери, но она не знала, как помочь ей забыть Михаила и сердцем принять Степана. "Сама должна ты, Манечка, решить, как поступить... Только сама... Чтобы не обвинять потом
  никого..." - думала Вера, лежа на диване; раздражал доносившийся спокойный храп мужа, да и все его поведение огорчало ее... "Все, наверное, мужики такие... Сердце у них стальное, что ли...". Закрыв глаза, она стала вспоминать, все ли приготовлено к сватовству, но мысли так и крутились возле одного: как сделать так, чтобы не выдать Машеньку за Степана... Нравился он ей, но дочь свою сделать несчастной она не хотела. "Вот возьму и позову жениха чистить картошку - пусть все поймут, что он неугоден... Нет, нет, Николай непредсказуем - не дай Бог разозлить его... А может, завидев сватов, веником начать подметать пол? Ну и что, что они окажутся в туче пыли и мусора... Ох, нет... Степку жаль - такой позор ни к чему ему..."
  Закашляла Мария - не спит, что ли? Посмотрела на часы - тридцать пять шестого - пора отца будить, да заодно и Машеньку. Мать на цыпочках подошла к двери дочери, прислушалась - тишина. Открыла дверь и тут же услышала:
  - Мам, ты чего?
  - Лапочка моя, вставай, скоро на работу...
  - Я не пойду...
  - Как это? - Вера удивленно взглянула на дочь.
  - Отгулы взяла...
  - А-а-а. Ну, спи, спи... - и закрыла дверь.
  Николай уже проснулся и кряхтел, натягивая носки.
  - Ты че, ушла от меня, что ли?
  - Да храпишь ты дюже...
  - И что? Ты вон свистишь как да все время вздыхаешь - надоело прямо! - я ведь не ухожу спать на пол?!
  - Да ладно тебе - с утра придираешься, наруби лучше лытку - холодец сварить надо...
  - Ладно! - буркнул отец и вышел на улицу.
  Через час они пили чай. Мать ходила на цыпочках, боясь разбудить дочь.
  - Что ты как... - грубо сказал Николай, видя неуклюжую походку жены. - Она что - принцесса у нас? Пусть встает да помогает тебе, коли не на работу. В честь ее, между прочим, праздник-то...
  - Доброе утро, - тихо сказала Мария, войдя на кухню. Лицо ее все опухло, ввалившиеся глаза покраснели. - Вы обо мне?
  Вера не знала, что сказать, зато отец быстро нашелся:
  - Ты что, епт... мать, нам нервы мотаешь? Не хочешь за Степку - так и скажи! Нечего слезы крокодильи лить - смотреть противно!
  - Отец!!! - крикнула Вера, но тот уже разошелся:
  - Что "отец"? А ну давай так - говори как на духу: выйдешь за Степку или нет? Говори!!! - Машенька взглянула на отца - и в ее глазах тот увидел такую ненависть, что тут же, поперхнувшись, крикнул:
  - Да ну вас к иб... матери - что хотите, то и делайте! - и, схватив одежду, выскочил во двор...
  
  Быстро пролетели два дня - наступила суббота. Сватовство было назначено на обед. В доме Машеньки с утра уже был готов стол, и сейчас шли одни наставления.
  - Не забудь, доченька, сделать легкий поклон, когда выйдешь на смотрины. И не смотри никому в глаза... Ну надень новую блузу - должно быть что-то новое.
  - Не хочу... Не навязывайте - все равно не надену...
  - Ну, хоть губы подкрась - бледная вон какая! И зачем не дала Степану измерить свой палец - жених обязан подарить кольцо невесте - так положено!
  - Отстаньте от меня! - зло крикнула Маша и ушла к себе в спальню.
  ... Дверь хлопнула три раза - верная примета, что пришли сваты, они уже здесь и входят в дом.
  - Заблудилась овечка, ищем - не у вас ли она? - громко заговорила вошедшая женщина лет сорока. - Не дождавшись от хозяев положенного ответа, настойчиво прокричала: - У нас замочек, у вас - ключик! - и снова тишина. Выкрикнув знаменитое "У вас товар - у нас купец!", она широко отворила дверь, и в проеме показалась вся семья Егошиных. Вера зорко следила, как они входят; когда дед поставил обе руки на косяк двери (справа и слева), она подумала: "Ну уж нет, не быть по вашему! - и, прикусив язык, сделала незаметную дулю. - Не властвовать вам над нашей Машенькой!" - вслух же сказала:
  - Знать не знаем, ведать не ведаем, к чему эти разговоры.
  Сватья, она же сестра Степана Надежда, напрямую спросила:
  - Не желаете ли отдать свою дочь за нашего сына?
  - Нет, нет, что вы - какая с нашей девки жена - она хроменькая да кривенькая...
  Николай смотрел на жену и ничего не мог понять - что такое она говорит - какая хроменькая? - но вмешиваться не стал.
   Видя, что хозяева никого не приглашают к накрытому столу, сватья заговорила:
  
  - У вас есть девушка одна -
   Скромна, красива, молода,
   У нас жених ей прям под стать,
   Есть у него и ум, и стать!
   Мы предлагаем в одну нить
   Их две судьбы соединить...
  
  - Жених наш и пригож, и умен, вином не балуется... - познакомиться не желаете?
  - Коли жених такой завидный, не мешало бы и познакомиться... Проходите, гости желанные, хоть и незваные...
  И опять Николай ничего не мог понять - что творится с женой? Что такое она говорит и почему так загадочно себя ведет?
   Обсудив погоду, поговорив о новостях в деревне, сваты попросили вывести и показать *товар*. Мария вышла в простеньком платьице, с гладко зачесанными волосами. Вид у нее был... - краше в гроб кладут. Она подняла взгляд и увидела глаза женщины - они были чернее ночи, и такие маленькие... Девушку охватил ужас - как не поверить, что бывают недобрые глаза... Рядом сидел сухонький старикашка с маленькой зауженной бородкой - боговерущий, что ли, подумала Машенька. Глаза его, словно буравчики, осматривали девушку с ног до головы. И только Степка внушал доверие - чисто выбритый, наодеколоненный, он открыто смотрел на невесту и улыбался. Мария села на приготовленный для нее стул.
  - Что ты, что ты, Машенька, рано еще садиться! - спохватилось Вера Наумовна.
  - Пусть садится!
  *Боже, у кого из них такой противный голос - фу... - Машенька, чуть сморщившись, подняла глаза, и внутренний голос подсказал - дед! Он сверлил ее своими буравчиками как рентген, но Мария вдруг смело, вызывающе посмотрела на него - тот крякнул и опустил голову. Мария села. Ноги ее подпрыгивали, и чтобы скрыть это, она положила ногу на ногу.
  Встал Степан. От волнения он покрылся потом - тот скатывался отовсюду, и жених не успевал смахивать его своей широкой мужской ладонью.
  - Дядя Коля, тетя Вера... - руки его слегка подрагивали; отпив немного воды, он продолжил: - Я прошу руки вашей дочери... Запала она в душу мне - с самой первой встречи... - Он не знал, что еще нужно говорить в таких случаях - выручила Вера Наумовна:
  - А ты, Степа, не у нас, а у нее спроси - тебе с ней жить, а не с нами!
  Степан посмотрел на Марию, и столько было мольбы в его глазах, столько теплого чувства, что Мария, встав, тихо ответила: "Согласна..."
  " Доченька, что же ты делаешь, доченька?! - кричала душа бедной матери, - пока не поздно - одумайся! Не своей ведь дорогой пойдешь, не свою судьбу проживешь! - она во все глаза смотрела на дочь, пытаясь поймать ее взгляд, но Мария сидела как мумия...
  Подскочивший Степан вручил охапку цветов. Она безрадостно приняла букет и, сославшись на головную боль, удалилась.
  Чтобы скрыть неудобство и некорректное поведение дочери, родители заговорили о свадьбе, и все однозначно решили: быть ей Восьмого марта. До события оставалось восемнадцать дней...
  
  Глава десятая
  
   Утром следующего дня вся деревня уже знала, что Степка женится, а Марина Николаевна выходит замуж. Эту тему обсуждали все, кто хоть мало-мальски был знаком с семейством молодоженов. Бабы, встретившись у колодца, судачили об этом по нескольку часов кряду.
  - Слышала новость-то?
  - Какую?
  - Степка Егошин женится!
  - Да-а ты что! И на ком?
  - Да на учительше, что недавно приехала...
  - А Катька, Катька-то как? Он ведь за ней раньше тащился...
  - Тю-ю, нашла о ком говорить!
  - Слыхала - Степку-то учиха приезжая охмурила - женится он на ней!
  - Вот и хорошо, остепенится малость, можа...
  - Да... Не завидую я ей, в такой семье поедом съедят...
  - А Степка для чего? В обиду не даст, поди-ка...
  На следующий день, в воскресение, на правах жениха Степан пришел в дом своей невесты. Отец встретил его во дворе, где скалывал лед возле крыльца.
  - У-у, кто пришел... - он радостно протянул руку будущему зятю и предложил сигареты. - Как там твои?
  - А что им сделается? На обед вот невесту приглашают...
  - Ну, беги, беги в дом - Маша-то, наверное, только-только встала...
  - Ой, - вскрикнула та, увидев Степана, - чего тебе? Зачем пришел?
  - Так за тобой, моя женушка!
  - Я тебе пока еще не жена! - огрызнулась Мария. - И в следующий раз предупреждай, если хочешь прийти...
  - Да ладно тебе - одевайся давай - тятя в гости приглашает...
  Девушка, удивленно вскинув брови, молчала, словно решала - пойти или нет.
  - Подожди, я сейчас... - и скрылась в спальне.
  ... Они шли по улице - Машенька смотрела себе под ноги, изредка отвечая на вопросы Степана. А он, опьяненный ее близостью, о чем-то все говорил и говорил... Она плохо слушала - в голове само собой крутился монолог: "Как войду я и что скажу этим малознакомым людям... - она вспомнила визгливый голос деда и страшные глаза тетки... - Господи, помоги мне одолеть все круги ада...*
  - Ну что, готова к встрече? - Степан словно чувствовал переживания девушки и ее нежелание встречаться с родственниками будущего мужа. - Ничего не бойся - в обиду не дам!
  Машенька, вздохнув и слегка улыбнувшись, спросила:
  - Правда?
  - Никому не дам обидеть - вот те крест!
  - Да ну тебя! Открывай двери!
  
  ... Боже, чем это так пахнет? - спрашивала себя девушка, сидя за столом хозяев дома. - Ужас какой... И как только Степка живет здесь? - она незаметно пробежала глазами по комнате. - Икон-то сколько... Точно боговерущие...
  - Что, Мария, не нравятся тебе наши хоромы? - грубовато спросила тетка Мария. Машенька, вздрогнув, пролепетала:
  - Что Вы - хоромы как хоромы.
  - Да вижу, вижу, как осматриваешь все. И вы здесь со Степкой жить будете...
  - Здесь?
  - Здесь, здесь! - она замялась, не зная, как более корректно задать вопрос. - Ты хочешь спросить, где будете спать? Так на полу и будете!
  - Хватит пугать ее! - обрезал Степан. - Придумаем что-нибудь!
  Машенька видела, что не нравится она тетке, как осерчала та на Степана, когда он заступился за невесту - сразу губы поджала...
  - Тять, а ты че молчишь-то, словно воды в рот набрал? О чем поговорить-то хотел с нами?
  Тот, погладив тощую бородку, взглянул на Марию своими буравчиками...
  - А вот то и скажу - никуда Степан из дома не уйдет - жить будет с нами! Чтобы ты знала: кормилец он в семье, без него пропадем мы - поняла?
  - Да я... - Машенька оторопела от визгливого голоса старика; она никак не ожидала такого разговора и сидела красная как рак.
  - Это что - ультиматум? Да захочу - сегодня же уйду - и никто меня не удержит! Я к вам по-человечески, а вы опять за свое? Ноги моей не будет в доме, если не прекратите это...
  - Степа, Степа, ты что - это же твои родители! - кричала Машенька. - Успокойся. Пожалуйста... - она гладила Степана по спине и видела, как намокла у него рубашка, как градом катился пот. Впервые ей было жаль его...
  
  ... Медленно, не торопясь, шли по улице два человека. Мужчина - среднего роста, мощный, широкоплечий, почти что образец мужской силы - положил руку на худенькое плечо девушки. Они спустились с пригорка и направились к озеру.
  - Степ, - начала Мария. - Я не обещаю тебе любви... Сердце мое занято другим... - Помолчав, добавила: - Любить снова я пока не готова... Но я обещаю быть тебе хорошей женой...
  - Ждешь его?
  - Ты знаешь?
  - Мир полнится слухами...
  - Не веришь мне?
  - Не верил бы... - договорить Степан не успел: Машенька, подойдя к нему вплотную, доверчиво взглянула в лицо - и жених утонул в ее глазах, растворился, словно воск.
  - Давай не будем загадывать! - предложил он. - Кроме тебя, мне никого не надо!
  - Спасибо, Степа, я ценю это... Проводи меня до дома - поздно уже.
  ... Всю ночь Машенька вела мысленный диалог с Михаилом.
  " Мишка, Мишка, ты даже представить себе не можешь, как я тебя любила... И почему все так вышло? Разве я не любила тебя сильнее жизни? Степан... Люблю ли я его? Нет, конечно!!! Рядом с ним мне хочется взять его руки и погладить их материнским, утешающим движением. Красив ли он? Единственным красивым мужчиной в моей жизни был ты - высокий, заботливый, добрый, умеющий любить так, что захватывает дух. Наверное, потому у тебя всегда были женщины... А Степка... Он невысокого роста, не очень красив; в нем много чего-то такого, что заставляет меня жалеть его. Всю свою короткую жизнь я мечтала встретить человека, который стал бы мне большим другом, который и хорошее бы понял и за плохое бы не осудил. Таким человеком мне казался ты... - слезы стояли очень близко, вот-вот упадут, а плакать Машеньке не хотелось - брезжил уже рассвет, скоро на работу. Она повернулась набок, и по щеке ее покатились горошины - так много, что она не успевала их смахивать...
  
  Глава одиннадцатая
  
   Наступила ранняя весна. Первые жаркие лучи солнца только-только тронули зимний покров. Кое-где обнажилась земля, но в полях и лесах стояли сугробы, превратившиеся в твердый наст...
   Танька вздохнула - наконец-то она дома... Как же надоела ей больница с бесконечными ее процедурами! Как надоел ей этот дурацкий гипс, из-за которого она вынуждена ходить, как... Как кто? Не сумев подобрать нужных слов, она выматерилась - так, чтобы никто не слышал.
   Прибежали подруги - Иринка с Галкой - уж радости было...
  - Пятого марта - вечер, пойдешь? - спросила Ира.
  - Где? Прямо в школе? Кто такое выдумал?
  - Да Марина Николаевна отстояла - зачем, говорит, клуб, если дискотеку можно в школе проводить?
  - Пойду - обязательно! Коновал гипс не снимет - сама сниму!
  - Ты что... Ну, даешь... - девчонки удивленно смотрели на подругу, а в душе знали: она сделает так - на то она и Танька!
  ... И вот она настала - самая настоящая дискотека в школе. Играла музыка, то здесь, то там раздавался звонкий девичий смех. Танька пришла одной из первых - вместе с сестрой. На нее оглядывались, ей улыбались - и это было так приятно! Как соскучилась она по школе, своим одноклассникам - ну и по танцам, конечно. Больше всего на свете любила она вальс. Это музыка завораживала ее, окрыляла - ей хотелось, не останавливаясь, все кружиться и кружиться... *Вот только сегодня это навряд ли получится... - подумала она, глубоко вздохнув: недавно сломанная нога по привычке смотрела в сторону.
   Заиграли вальс - и она встрепенулась, душа ее рванулась навстречу музыке - с кем, с кем станцевать этот прекрасный танец?! И вдруг увидела: прямо на нее шел юноша года на два, на три старше ее. Она замерла.
  - Пойдем? - улыбаясь, спросил он.
  - Да! - вспыхнув, ответила она.
  Боже, какое это счастье танцевать вот так - свободно, широко, воздушно, слегка наклоняя и поворачивая голову в такт звучавшей музыке! Кудри ее разметались, платье раздулось колокольчиком, и ей приходилось *сдувать* его рукой - но как счастлива была она!
  Их пару назвали самой красивой и вручили приз - этого Танька никак не ожидала...
  
  ... Отец с матерью, чем-то взволнованные, сидели на кухне. Машенька, сняв пальто, присела на табурет - тишина. Николай, скрестив на груди руки, играл пальцами; побледневшая мать смотрела в окно.
  - Что-то случилось? - спросила уставшая Машенька. Родители переглянулись.
  - На вот, письмо тебе.
  Мария услышала стук собственного сердца; почувствовала, как заволновалась в ее жилах кровь и как тело стало свинцово-тяжелым. Облизнув сухие губы, она взяла в руки конверт с незнакомым штемпелем и адресом. Знакомым и родным был только почерк Михаила. Тихо и бесшумно прошла в спальню. Родители в ужасе смотрели друг на друга...
  ... Мария каталась по кровати... Зажав лицо подушкой, дико выла... Потом, словно опомнившись, схватила пальто и выбежала на улицу. Яркий диск луны освещал холодную землю. На одном дыхании она спустилась по тропинке к озеру и, остановившись у проруби, умылась ледяной водой. Только тут, наедине с природой, она дала полную волю своим слезам...
   Вера на цыпочках прошла в спальню, взяла письмо и начала читать:
  "Родная моя, единственная... Представляю, как измучилась ты в ожидании моих писем, да я и сам весь извелся... Поверь, моя любимая, что если была бы хоть маленькая возможность сообщить тебе о внезапном отъезде, я воспользовался бы ей. Но я - человек подневольный и подчиняюсь Уставу Советской Армии. Нас моментально собрали и отправили... По известным причинам я не могу сказать тебе куда именно, но вернуть обещали через месяц. Прошло уже три, а мы все еще здесь. Милая, родная моя, я и это письмо отправляю тебе чудом - комиссовали паренька, с ним и передаю это письмо. Обещаю: больше такого не повторится. Жди меня - я постараюсь приехать на майские праздники... Боже, как же я хочу прижаться к тебе и услышать стук твоего сердца! Люблю тебя, моя ласточка, красавица моя... Твой Михаил".
  Из невидящих глаз Веры катились слезы...
   Утром Вера побежала к коновалу, и тот, осмотрев девушку и не найдя ничего существенного, предложил попоить ее нервоуспокаивающими травами. Машенька смотрела в потолок и ни на что не реагировала - ее занимал единственный вопрос: как теперь быть. После всего, что произошло на озере ночью, она не испытывала больше потребности плакать, душа ее была покойна и холодна.
   До свадьбы оставалось два дня. У бедных родителей не было сил смотреть на страдания дочери, и они, как сговорившись, понимающе молчали, ожидая, что предпримет Машенька.
   Наступило утро следующего дня. Николай встал сам не свой - болело все тело. Да что тело - душа его болела! Всю ночь Машенька бредила, звала то Михаила, то Степана. Больше терпеть такое не было сил.
  - Пошли! - почти крикнул он Вере - и они вошли в комнату дочери.
  Та лежала с открытыми глазами. Увидев измученных родителей, почему-то сначала испугалась, а потом безутешно заплакала - и это вывело Николая из себя.
  - Что ревешь как белуга? Можно подумать - насильно замуж тебя выдаем! Изверги мы, что ли, какие? Или ты думаешь - тебя нам не жаль? Еще как!!! Мать вон извелась вся, да и я... - голос Николая сначала дрогнул, потом обмяк и стал каким-то теплым, родным...
  - Папка... - Машенька не могла говорить; она подбежала к отцу и, положив голову на грудь, снова беспомощно заплакала. Прислонившись к косяку, горько, взахлеб, ревела мать. Ком стоял в горле, но Николай не позволил упасть ни единой слезинке - что за мужчина, считал он, если, как баба, плачет...
  - Машенька, подумай хорошенько... Пока ведь не поздно... - кое-как выдавила мать.
  - Мама!!! Как не поздно - послезавтра свадьба!
  - Да на х... такая свадьба! - своим зычным голосом крикнул отец. - Кому нужна эта свадьба?! Тебе? - Машенька молчала.
  - Не могу... Пригласительные всем разосланы, столько денег потратили...
  - На х... эти деньги, гости! О себе думай!
  - Папка, - Мария взвыла... - А Егошины... Что сделают они с нами? Они же... - Мария подбирала слово. - Они же со свету нас сживут! Там одна тетка что значит!!!
  - Переживем - нашла о чем беспокоиться! Решай - за тебя никто это не сделает! Как решишь - так и будет! - и они вышли из комнаты.
  "Что делать? Что делать? - спрашивала себя девушка. Она мучительно искала ответ на самый трудный вопрос своей жизни, от которого зависело будущее. Она то явственно представляла месть Егошиных, *черные* дела ненавистной тетушки, страдания родных и близких - и от жалости к ним ее сердце обливалось кровью; то вспоминала Степана - никому не нужного и потерянного - и душа ее плакала... - Он-то за что страдать должен?
  - Нет, нет, я не имею права подставлять их. Разве они в чем-то виноваты? Она, только она виновата во всем, ей и расплачиваться... Михаил сильный. Он переживет. А я... Я буду просто жить..."
  Она уверенно вышла из спальни и направилась к родителям.
  - Я за Степку замуж выйду, - сказала она, и родители вздрогнули: перед ними стояла совсем не их дочь. За какие-то минуты она преобразилась; в ней появилось что-то совсем незнакомое им, и это незнакомое пугало...
  Перед ними была другая Мария. С другой, совсем не ее, судьбой.
  
  Часть третья
  
  Глава первая
  
   Говорят, хорошим людям не везет в любви. Мария считала себя хорошим человеком - и вот ей не повезло.
  Петр Алексеевич был первым человеком, с которым она решилась говорить о себе.
  - Что ж, в любви многим не везет... - он внимательно и понимающе посмотрел на нее. - Вы еще будете счастливы, Машенька! Вы не как другие... Вы - сильная!
  - ?
  - Как Вам сказать... Многие не имеют характера - у Вас он есть! Вы не позволите вертеть собой плохому человеку... И это замечательно! Другие, с открытым сердцем, позволяют - мне кажется, это очень плохо...
  - А я... Я не такая?
  - Нет, Марина Николаевна, Вы не такая. Я все время наблюдаю за Вами. Я ведь старше Вас - глаз у меня наметан. Я на дискотеке видел, как Вам тяжело было, но Вы танцевали с математиком, смеялись во время аттракционов... - и все думали, что Вы веселая... Сердце у Вас надежно спрятано в броню - понимаете?
  - Не очень...
  - Вы стойкая... Вы все выдержите.
  - А Степан?
  - Для меня стало загадкой Ваше решение выйти замуж за такого, как Степан. Мне нет дела до того, почему Вы отказались от такой великой любви, которая была у Вас и которая встречается не так часто, как хотелось бы... - - он смело взглянул на девушку. - Степан не для Вас. Он неплохой, но... Так, знаете, не гром, а слякоть, не рычание, а крысиный визг.
  Машенька стыдливо опустила глаза. Несмотря ни на что, ей стало легче, горе как будто отодвинулось.
  - Пока во мне бьется сердце, пока у меня есть нервы - я буду бороться за Степку, я сделаю из него хорошего человека. Другого мне не дано!
  - Кто знает, Марина Николаевна, может, и не зря свела вас судьба вместе... Возможно, Вам еще будет хорошо. - Его улыбка была странной - мудрой и насмешливой одновременно - он видел многое такое, что было недоступно другим людям. - Набирайтесь сил - вас ждет большая жизнь, они Вам очень даже пригодятся...
   Машенька ушла, и он, подойдя к окну, долго еще смотрел ей вслед, думая: " Да, милая девушка, много горя принесет тебе этот брак... Ох, много! Выдержишь ли?"
  
  ... В день свадьбы Машенька словно умерла - ее сердце перестало мучиться. Ни кровинки не было в ее лице - оно было даже не бледным, а по-настоящему черным. Ее одевали в свадебный наряд, благословляли иконами - она не промолвила ни словечка.
  В сельсовете им велели поцеловаться - она сначала шарахнулась в сторону, а потом, закрыв глаза и плотно сомкнув губы, разрешила жениху поцеловать себя. Она не хотела Степана. Она понимала, что теперь он - ее муж, что имеет на нее право, но душа ее сопротивлялась, никак не могла смириться с выбором...
  "Прощай, моя любовь... - думала Мария. - Прощай, мое счастье. Теперь я другая... И рядом со мной... - она взглянула в окно: машина въезжала в деревню.
   Свадьба проходила в сельской столовой, рассчитанной на двадцать - двадцать пять человек, а пришло... Всех гостей усадить было некуда - пришлось подставлять дополнительные столы и накрывать их белыми простынями. Машенька обрадовалась, увидев, сколько комсомольцев пришло поздравить ее. Простая свадьба грозилась вылиться в настоящую комсомольскую - это для всех было неожиданно и приятно.
   Прозвучал начальный свадебный аккорд - и в зале установилась тишина. Первое слово дали Петру Алексеевичу. Он не был красив, но глаза выражали его всего. Они были пламенные, лучистые, внимательные, наблюдающие, умные. Глядя в них, человек не видел невзрачной, немного нескладной внешности.
  Он не был и многословен - скромно поздравил молодоженов и в заключение своей речи сказал:
  - От имени местного правления дарю молодоженам ключи от квартиры.
  Боже, что здесь началось! Молодежь топала ногами, визжала на современный лад; люди постарше громко аплодировали, вытирая уголками платков влажные глаза.
   Машенька, грустно улыбаясь, от души поблагодарила всех за подарки. Она все еще находилась под впечатлением слов Петра Алексеевича. "Слава Богу - у нас своя квартира, не будет возможности постоянно пересекаться со старшими Егошиными."
  Она взглянула на мужа - тот опрокидывал рюмку за рюмкой, не умея противостоять уговорам всех поздравляющих. "Степа, - шепнула она, - перестань пить." Тот, посмотрев на жену, улыбнулся: "Все, все, - больше не буду..."
   Единственным грустным человеком на свадьбе была Вера Наумовна. Невеселые мысли одолевали ее. "Ох, не своей дорогой пошла ты, доченька... Упустила птицу счастья своего; что теперь будет - одному Богу известно!" Рядом никого не было - все плясали под музыку баяниста Виктора Киселева. Женщина налила себе стопочку водки и выпила. Щеки ее порозовели, кровь забурлила, и как-то разом на душе стало легче. Подскочила Мария, жена баяниста, далекая родня Веры, и они разговорились - было что вспомнить.
  - Тетя Вера, давайте выпьем за молодых, за дочь Вашу - хорошая она у Вас!
  - А давай! За красавицу мою, за счастье ее настоящее!
  Они выпили - и закружилась голова у Веры Наумовны, пятна красные выступили на всем лице ее.
  - Ой, тетя Вера, что с Вами - Вы вся в пятнах... На вас порча, что ли?
  - Типун тебе на язык! Выдумала же! Пойдем лучше в круг!
  
  ... Машенька, опустив голову, сидела на кровати. Степан подошел к окну, закурил.
  - Степ, ты что - нельзя курить в комнате, иди во двор или... - она вздрогнула от резкого движения мужа и замерла, увидев его глаза. В одну минуту он превратился в самца, еще секунда - и он набросится на нее.
  - Степа, ты что, погоди... Я прошу тебя... Я не готова... - Машенька умоляюще смотрела на него. - Пожалуйста... - но он уже скидывал пиджак, расстегивал рубашку. Мария закрыла глаза... Она не хотела ощутить Степана физически, она даже презирала его сейчас... Тело ее помнило ласки Михаила, его нежную, завораживающую прелюдию, которую до сих пор хранила ее память. "Что делать? Что делать? Убежать? А завтра? Что скажет завтра Степан родителям по поводу ее девической чистоты? - Мария застонала. - Придется сдаться, иначе тетка..." А Степан, уже готовый ко всему, лез целоваться. Сомкнув губы, чтобы не попала в рот его слюна, она позволила себя раздеть и безразлично отдалась ему в руки.
  ... Они молча лежали рядом. Они не слышали биения своих сердец - они были чужими.
  Степан храпел, и это раздражало женщину. От близости с ним она не получила ни малейшего удовольствия: его движения были резки, грубы и принесли ей не только душевные страдания, но и физическую боль. "А ладно! Это даже к лучшему! Пусть денег в дом больше приносит да не пьет по-черному... А я уж как-нибудь..."
  
  Глава вторая
  
   Со свадьбы Вера возвращалась одна. Она не понимала - как так получилось, что с гулянки исчез ее благоверный? Она хорошо помнила, как страдала ее душа, глядя на грустную дочь-невесту; как она выпила за счастье той с женой баяниста; как Николай... Кровь отхлынула от лица бедной женщины. "Неужели? Нет, нет, этого не может быть... - утешала она себя. - Мне кажется... Я просто выпила лишнего..."
   Татьяна читала книгу, когда мать переступила порог дома. Увидев ее одну, дочь машинально спросила:
  - А папка где?
  - Он не пришел?
  - Ну, мам, даешь! Вы же вместе ушли!
  - Да, да... - растерянно ответила Вера и прошла к дивану. Сердце разрывалось от промелькнувшей догадки, но она прочь гнала ненужные мысли. " Все хорошо... Все хорошо..."
  - Дочь, сделай-ка мне чайку... С мятой... - та удивленно взглянула на мать.
  ... Проснулась Танька от ужасного крика. Стремглав выскочила и увидела: озверевший отец тащил мать за волосы на кухню.
  - А-а-а-а - вопила женщина, всеми силами упираясь в косяк. Увидев дочь, Николай отпустил волосы, продолжая материться так, что у Таньки из орбит глаза вылезли - в жизни такого не слыхала она! Снова подскочив к жене, он в ярости занес огромный кулак - ну нет! Видеть такое дочь уже не могла. Словно ветер, сорвалась Танька с места и в тот момент, когда рука отца должна была опуститься на бедную голову матери, она встала между ними... Что это? Миллионы, миллиарды брызг салютом вырвались из ее глаз - красивые, разноцветные, а на языке... Она пальцами вытащила косточку - зуб? Точно зуб! Вернее, половина зуба...
  Родители продолжали ругаться. Николай что-то кричал, угрожая Вере; видя, что та не сдается и продолжает его обвинять, забежал на кухню и схватил пустое ведро...
  - Ой-ой-ой... - дико заорала женщина, смахивая кровь, что ручьями стекала с головы. Платье моментально стало мокрым. - Изверг, ты что делаешь?!! - кричать она уже не могла: голова кружилась, глаза застилала кровь... Не одеваясь, она выскочила на улицу и побежала...
  
  ... Прошел месяц. В жизни Машеньки ничего не изменилось. Разве что она сама... Нет, она не умерла - продолжала жить, как и полагается женщине, взвалившей на свои хрупкие плечи все хозяйство да заботы о муже. Степан целыми днями пропадал на работе - и это ей нравилось. Освободившись от школьных обязанностей, она готовила ужин, стирала, наводила порядок. Ее дом превратился в некую крепость, скрытую от посторонних глаз. В совершенной тишине она могла позволить себе встретиться с прошлым... Ни на минуту не забывала она Михаила - он давал ей силы жить, на что-то надеяться...
   В Степане она обрела понятливого мужа. Он не был ненасытным и лишний раз не приставал к Машеньке, за что та была благодарна ему. Хотя, если честно, даже редкие минуты близости вызывали в ней ужас. Она не хотела его - никогда... Отдавалась без единого поцелуя, всячески стараясь увернуться от тонкостей интимной близости. Понимал ли это Степан или был таким непритязательным - Мария не знала. Да и не пыталась узнать. Она выполняла роль жены-самки без особого удовольствия - надо - значит, надо.
  ... Ровно месяц жила Вера у приятельницы на другом конце деревни. Она подстриглась наголо - так быстрее заживала рана. Женщина ждала, что Николай попросит прощения и вернет ее домой - но тот не приходил... Он ждал, что жена вернется, ведь в доме, кроме него, осталась ее дочь-любимица - но возвращаться та и не думала...
  
  Глава третья
  
   Говорят, в природе царствует три весны: весна света, весна воды и весна травы. Время последней по праву приходится на май, когда кругом все обновляется, наполняется силой и удивительным перевоплощением...
   Мария с волнением встретила цветущий май. Ее сердце жило ожиданием чего-то светлого, неповторимого. Она по-прежнему получала письма от Михаила, полные любви и заботы. Теперь они поменялись ролями: Михаил писал - Машенька не отвечала. Она складывала конверты в секретный ящичек, и в минуты отсутствия мужа - читала их, целуя дорогие сердцу строки. И вдруг телеграмма: " Буду День Победы - встречай".
  "Господи, как хорошо, что Степка на работе и не видел сообщения... - думала взволнованная женщина, ложась на диван. - Сердце ее трепетало - оно никак не хотело забыть Михаила. - Я должна его увидеть, - прошептала Машенька, - должна... Во что бы то ни стало должна!"
   Она вышла на улицу. В окне Петра Алексеевича горел тусклый свет. Ей хотелось поделиться с ним, человеком умным и сильным, умудренным богатым жизненным опытом. Мария осторожно взошла на невысокое крыльцо и потянула дверь...
  ... А Степка был уже дома. Не увидев жены, наспех оделся и направился к отцу. На душе было тревожно, страшно хотелось выпить...
  Его встретили сдержанно, почти отчужденно.
  - Бражка есть? - тетка подняла удивленные глаза и, увидев тоскливый взгляд племянника, удалилась в сенцы.
  - Тять, как дела-то? - тот, крякнув, недовольно взглянул на сына. - Чего это ты выпить захотел? Несладко живется, что ли?
  - Опять за свое?! Все у нас хорошо...
  - Меня не проведешь! - взвизгнул тот. - Почему опять один?
  - Да отстаньте вы от меня!
  Тетка принесла молочную бражку.
  - Не готова еще...
  - Да ладно! - Степан залпом осушил литровую банку и вышел на подворье. Здесь прошло все его детство, каждый закуток напоминал о былом... Затянувшись сигаретой, взял топор и пошел к колодцу - скалывать лед. Голова захмелела, но думы... С каждым ударом топора на душе становилось все муторнее. "Не любит она меня - и никогда не полюбит! - размышлял он. - В постель-то не заставишь лечь - все дела, дела... Я же мужик в конце концов! - он выпрямил спину и посмотрел в сторону озера. Вспомнилась встреча с женой, когда они, будучи неженатыми, стояли на берегу этого самого озера и чудно разговаривали - под ложечкой засосало... - А ведь тогда она правду сказала... Не люблю, говорит, но буду хорошей женой... В чем могу упрекнуть я ее? Да ни в чем! В доме порядок, я ухожен - что еще надо? Любви? Так я же люблю ее! Люблю!" - на душе стало веселее.
  - Тетка, налей еще! - с порога крикнул он.
  - Я те налью!!! Дай лучше умою - легче станет!
  - Никогда, слышишь, никогда не будет по-твоему! Знаю я твои умывания! Смиритесь уж вы с выбором - признайте Маринку!
  ************
  - Мам, ну пойдем домой - хватит уж сердиться! - в который раз уговаривала Мария мать.
  - Нет, Машенька, нет... - вздохнув, уверенно произнесла женщина. - И не уговаривай. Принеси мне лучше одежду...
  - Зачем?
  - Уеду я, Манечка, уеду... Вот дождусь конца учебного года... И с Татьяной уеду...
  - Мамочка, подумай - куда ты ее возьмешь? Ни работы, ни жилья у тебя нет - жить где будете? Квартиру на двоих снять в городе - не так-то просто...
  - Ничего... Как-нибудь...
  - Мам, ей ведь скоро поступать... Оставь ее у меня. Пока. Устроишься и заберешь...
   Вера и сама не раз думала об этом. Мысли о расставании с младшенькой сразу вышибали слезы. Но, поразмыслив, она согласилась оставить ее под присмотром старшей сестры.
  - Как сама-то?
  - Да ничего, все нормально... Степка помогает, корову даже иногда доит... - она усмехнулась.
  - Ну и ладно, доченька, я рада... Ступай, принеси одежду и немного денег - из тех, что отложены...
   Сердце Таньки разрывалось от тоски по матери. "Почему, почему она не идет домой? Ладно, папку разлюбила, а меня? - рассуждала она, сидя у печки, накрыв ноги подолом и поджав их под себя. - Мамочка, мне без тебя так плохо - вернись!" - шептала она, словно верила, что молитва будет услышана и обязательно исполнена. Хлопнула дверь, и через секунду вошел отец.
  - Картошку сварила?
  - Да. И всех уже покормила!
  - Молодец! - Что ела?
  - Я... - Татьяна не знала, что сказать... Вернувшись из школы проголодавшейся, она с молоком поела ту картошку, что сварила для поросят.
  - Сходи за мамой...
  - Цыц! - пронзительно крикнул отец. - Шмакодявка! Чтобы к матери - ни шагу! Узнаю - убью!
  Танька, хлопнув дверью, убежала в спальню и дала там волю слезам...
  
  Глава четвертая
  
  - О чем думаешь? - спросила Машеньку Валентина, когда та безотрывно смотрела в окно.
  - "Вспоминаю далекое и прекрасное прошлое..." - процитировала та.
  Она и вправду думала о судьбе, о том, как та жестоко обошлась с ней, лишив самого дорогого - любви Михаила. Когда-то ей казалось - жизнь остановится, без его любви она не сможет прожить и дня... А вот живет ведь, переболела...
  - Ты все еще помнишь о нем?
  - Иногда, Валюша, очень редко...
  Мария взглянула на коллегу и, вздохнув, подумала: "Ни к чему откровения... Это моя личная жизнь..." Она понимала: глупо было надеяться, что семейная жизнь поможет забыть большую любовь, выкинуть Михаила из головы.
  - Пойдем с нами на вылазку - приедет Виктор, друг Степана, моя сестра...
  - Нет, моя хорошая, на этот раз у меня свои планы, и нарушать их я не намерена...
  
  Она сидела в автобусе, как и тогда, полгода назад. Но Боже - какими разными были эти дороги! Тогда - она летела на свидание ветром, замирала от счастья... А сейчас? Она жаждала этой встречи, она снова хотела ощутить нежные прикосновения его крепких рук и навсегда запомнить запах тела - такой родной и неповторимый... И боялась встретиться с ним - что скажет ему? Что не свободна, что вышла замуж, устав от ожиданий? Сердце ее гулко стучало, на лице выступали капельки пота. Приоткрыв окно, она глубоко вдохнула. "Дурно что-то мне... Подташнивает, что ли?" Вытащила конфетку и разом съела - стало намного легче.
   Вот и вокзал. Автобус сбавил скорость и аккуратно остановился. Машенька вышла последней и, поправив прическу, посмотрела по сторонам. Михаил уже мчался к ней - сияющий и довольный, он закружил ее в своих объятиях, отчего той стало совсем плохо. Он целовал ей все лицо, радостно приговаривая: "Машенька моя, Машенька..."
  - Привет... Давай присядем - укачало что-то в автобусе... - только здесь Михаил обратил внимание на нездоровую бледность любимой, на уставшие ее глаза.
  - Ты заболела, Машенька? Что с тобой? - он преданно заглядывал ей в глаза, целуя каждый пальчик на руке. - Может, скорую?
  - Ну что ты, милый... Все хорошо... - Как же ей хотелось прижаться к нему, не выпускать рук из его прохладных ладоней... Но сейчас, как никогда, она отчетливо понимала, что не может, не имеет права обманывать его, подавать какую-то надежду - ведь в ней зародилась новая жизнь, о которой она догадалась буквально пять минут назад. Пока это только маленький живчик, но он будет расти, постепенно принимая человеческие очертания. Ради него, своего малыша, она снова готова пожертвовать счастьем, порвать всякие отношения с любимым человеком.
  - Мишенька... - слезы безудержно катились по щекам... - Мишка, что я наделала...
  - Машенька, ты о чем? Родная моя, глупенькая... - он крепко обнимал ее за плечи, шепча на ухо самые красивые слова в мире. Мария, обхватив его обеими руками, безудержно плакала. Оглядывались прохожие - кто-то понимающе улыбался, кто-то осуждающе качал головой.
  - Пойдем в парк - там скамеечки, холодок...
  Он помог ей подняться, взял сумочку, и они тихонько направились в сквер...
  
  - Ты замужем? - от неожиданного вопроса Мария вздрогнула - как он догадался? Опустив голову, она обреченно произнесла:
  - Да. Как догадался?
  - Ребенка ты ждешь - все признаки налицо...
  - Да???
  Нависло гробовое молчание. Не хотелось говорить уже ни о чем. У обоих предательски дрожали руки, голос.
  - Почему так, Машенька? Ведь я любил тебя!!!
  - Не знаю, Миша, ничего не знаю... - она закрыло лицо ладонями. - Наверное, устала ждать - писем не было долго - целых три месяца!
  - Разве это срок? Да и не специально же я не писал - причина была! - он взглянул на нее. Боже, сколько тоски в родных глазах! Машенька снова заплакала. Она неистово желала, чтобы он обнял ее, как пять минут назад, прижал к себе. Но он, не шелохнувшись, сидел и смотрел куда-то вдаль. Она чувствовала, как он страдает, как обижен ее предательством...
  - Прости меня, Миша... Виновата я...
  - Ты хоть любишь его?
  Она не знала, что сказать, где найти такие слова, чтобы передать чувства, которые она испытывала к Степану - да и были ли они, эти слова?
  - Знаешь, я счастлива была с тобой, и об этом мне хотелось кричать всему миру... А рядом с ним... мне хочется плакать - от жалости, что ли... Я и смеяться-то совсем разучилась...
  Она говорила, и каждое ее слово болью отзывалось в его сердце. Как он любил ее в эту минуту - ее еще не располневшую тоненькую фигурку в тонком красиво облегающем пальто; каждое движение прямых, не знающих косметики, ресниц; взмах родных рук, которыми когда-то она обнимала его... Он неистово желал снова обладать ею...
  - Машенька, родная моя... - она почувствовала всем любящим сердцем его желание и мотнула головой.
  - Нет, Мишенька, нет - пожалей меня... Ни к чему это... Проводи, если можешь - автобус уже подошел...
  Господи, как же это тяжело - расставаться с любимыми... Они шли, ничего не видя перед собой. Еще чуть-чуть - и они расстанутся навсегда! Михаил вдруг резко развернулся и начал целовать Машеньку - горячо, исступленно и отчаянно... В глазах его Мария увидела слезы - одна из них скупо скатилась по щеке, и Машенька нежно захватила ее губами.
  - Прощай... прощай, Мишенька... - спазмы сдавили горло. - Век буду помнить... - Она силой оттолкнула любимого и вбежала в салон - водитель ждал только ее...
  
  Глава пятая
  
   Возле дома Степана ждала Машенька. Первое, что он увидел в опускающихся на землю сумерках, - ее глаза, сияющие каким-то особенным светом. Она прильнула к нему, к его грязной одежде и заплакала. Впервые жена обняла Степана, и от этого внутри пронеслась мысль: "Может, не все так безнадежно?" Он обнял Машеньку, и они вместе вошли в дом. Степан вглядывался в нее и не мог понять: то ли она действительно светится счастьем, то ли ему просто кажется.
  - У меня для тебя новость - не знаю, как ты к этому отнесешься... - Машенька загадочно, как-то непривычно посмотрела на него. Лицо ее раскраснелось, глаза излучали какую-то особенную, известную только женщинам, радость. Он догадался и тихо спросил:
  - Машенька... Неужели?
  - Да, Степа, да... У нас будет малыш...
  Она смолкла, потому что вошел отец. Увидев глупо улыбающегося Степана, его сияющие глаза, спросил:
  - Ты че, выпил, что ли?
  - Да, папка, выпил! Давай и ты со мной заодно! - крикнул задорно Степан.
  Машенька быстро организовала ужин, Степка достал самогон (где взял?) - и начался настоящий пир...
  - Вы сидите, а я отлучусь. Ненадолго. - Степан догадался: побежит к матери... Сказать вслух не решился - побаивался тестя. А тот сам понял: такой радостью не поделиться с матерью был бы большой грех...
   Быстро одолев подъем в гору, Мария постучала в дом, где квартировала мать. Дверь открыла хозяйка.
  - А Веры нет - она уехала...
  Весь мир рухнул, все вдруг стало серым, бессмысленным. До последнего она надеялась, что родители, прожив тридцать шесть лет вместе, помирятся...
  - Она что-нибудь передавала?
  - Сказала, что связь будет держать через дочь, что в Коркино. Больше ничего.
  ... Медленной походкой возвращалась Мария домой. "Мамочка, что же ты сделала..." - шептала она в ночной тишине. Подойдя к своему дому, прижалась к столбу и горько заплакала.
  **********
  Класс писал контрольную работу. Марина Николаевна смотрела на Татьяну - как она изменилась - совсем взрослая стала! Та, почувствовав взгляд, улыбнулась ей одними глазами. Она любила свою строгую сестру, гордилась ею. Правда, немного стеснялась ее располневшей фигуры. "Если я буду учителем, то непременно такой, как Машенька, - часто рассуждала она, - доброй, честной, справедливой, не то что этот "гусь"..." Боже, как же она ненавидела математику и ее преподавателя Николая Александровича! Он был для нее образцом того, каким не должен быть учитель. "Вечно у него любимчики - Нина Усова, Валя Гладунец... Ради них он будет весь урок распинаться, лишь бы те поняли материал. - рассказывала она своим подругам Гале Мироновой - дочери Петра Алексеевича и Прасковьи Алексеевны - и Иринке Мякишевой, с которой познакомилась два года назад. - Неужели вы не видите, что он... что он... - не зная, как выразить чувство недовольства преподавателем, она соскакивала с места и показывала, как тот ходит по классу с метровой линейкой в руках и спрашивает: "Кто не выполнил домашнее задание?" - и если руку поднимал не его любимчик, а например, Федька Хакимов, он клал линейку ему на голову или плечо и говорил: "А ты, Федя, ничего не знаешь, кроме бишбармака!" - и никогда не объяснял, - представляете? У, ненавижу таких!" - заключала Татьяна. Девчонки смеялись, а Танька злилась еще больше: " Чего ржете? Не так, что ли?"
   Урок подходил к концу - пора было закругляться. Машенька, собирая тетради, услышала: "Смотри, смотри!". Обернулась и поняла: при наклоне из-под платья выглядывала сорочка. Танька замерла - как поведет себя сестра? А она, собрав тетради, спокойно повернулась к классу и сказала:
  - Вы никогда не видели женских сорочек? Сходите в магазин - она висит там во весь рост! Урок закончен, до свидания! - и вышла.
  - Ну и сестра у тебя, коза, - клевая! - Танька показала язык тому, кто это сказал - Кольке Валееву. В коридор все выходили улыбаясь...
  
  - Да что случилось-то? - спрашивали друг у друга учителя, когда увидели плачущую Марину Николаевну. - Да брат ее мужа, Васька Егошин, на тракторе перевернулся. - Как это? - Работал на силосной куче, забрался на самый верх и оттуда... Жидкостью захлебнулся. - Ужас какой! - Дети есть? - Сын совсем маленький...
  ... Больше всего Машенька боялась за Степана - не сорвался бы, не начал бы пить... Опасения оказались не напрасными. Степан неделю не выходил на работу - все это время ночевал у отца, там же и пил. Машенька переживала - как отреагирует Петр Алексеевич на прогулы, ведь уборочная страда, урожай пропадает. Муж клялся, что завяжет, завтра выйдет на работу, но наступало завтра - и все повторялось сначала.
  - Тетя Маруся, зачем Вы спаиваете его? Ему же на работу! - с горечью спрашивала она тетку, на что та отвечала:
  - Он что - маленький, чтоб его контролировать? Сам знает... Тяжело ему...
  - Кому сейчас не тяжело?! Вам не тяжело? Но Вы же...
  - Цыц! Учить еще будешь! Не школьники мы! - заорал дед.
  Господи, ну какой же у него противный голос! Как же Мария не любила этих людей, боялась их, но вынуждена была терпеть ради сохранения брака.
   Возвращаясь домой, она испытывала горькое разочарование. Мария понимала, что сделала ошибку, пытаясь порвать с прошлым, что брак со Степаном не принес ей желанного счастья. Но на свет вот-вот должен был появиться ребенок - ее малыш, и ради него она обязана... Слезы, жаркие, злобные, появились внезапно; они падали крупными каплями, но женщина их не замечала.
  
  ... Степан не смел обнять ее - его знобило, руки дрожали. Но Машенька сама обняла его и заговорила - искренне, проникновенно:
  - Я прошу тебя, Степа, не пей больше... Ты же обещал...
  Степан, грубо оттолкнув ее, спросил:
  - Не нравлюсь такой - да? Да ты и... - он обреченно махнул рукой. - Только ты... это... не лезь ко мне... по пьяни... ударить могу...
  - Что-о?
  Мария не помнила, как и куда он убежал; в голове крутилась одна и та же мысль: "Я ошиблась... Боже мой, как я ошиблась..."
   Степана привели вечером под руки - все это время он был на озере. Мария ахнула, увидев его в грязной одежде, снова сильно подвыпившим. Тот, потеряв равновесие, рухнул на пол и захрапел.
   Всю ночь Степан бредил, и всю ночь Мария не отходила от него. В бреду он звал жену, а та, держа его за руки, тихо плакала.
  ... Наступил февраль. До родов Машеньки оставались считанные дни, и эти дни были наполнены настоящей семейной радостью. Степан так же резко бросил пить, как и начал. Он ничего не давал жене делать - сам варил, стирал, делал уборку. И Мария была почти счастлива. Омрачало одно - отсутствие матери - как она там? Ей было горько сознавать, что та не увидит родившегося внука или внучку, не возьмет на руки родное крошечное существо. От сестры Машенька узнала, что мать снимает квартиру в Шершнях и работает сторожем в политехническом институте.
  
   Глава шестая
  
   Степан сидел на холодной скамейке у больницы. Он ждал, когда на свет появится настоящее чудо - их с Машенькой ребенок. "Интересно, кто это будет - мальчик, девочка? А вдруг сразу двойня - есть в кого!" - размышлял молодой человек, поеживаясь от холода. Он прикрыл глаза и поднял голову к небу, словно искал там чьей-то поддержки. Кто-то осторожно потряс его за плечо - это была молоденькая девушка, по всей вероятности, медсестра.
  - Что? Уже?
  - Все хорошо. Поздравляю, папаша, у Вас сын, четыре сто, 57 сантиметров.
  - Не понял... Что пятьдесят...
  - Да рост, рост Вашего богатыря. И жена у Вас умница. Сильная.
  Лицо Степана было бледное и дрожало. Вдруг, все осознав, он сорвался с места и, подбросив шапку вверх, закричал:
  - Сын! Сы-ын у меня родился! - он кружил медсестру так, что у той спала косынка. - А посмотреть, взглянуть на него можно?
  - Ну что Вы, нет, конечно! Но я Вас уверяю - это прекрасный парень, будущий озорник: так кричал о своем появлении, что...
  - А Маша... Жена моя как? К ней можно?
  - Она слишком утомлена - родить с таким весом... Завтра, завтра приходите!
  
   В доме было тепло и тихо. Машенька спала чутким сном матери: она и во сне прислушивалась к дыханию сына. Боже, как же он походил на своего отца! Ничего от матери! Ребенок завозился, закряхтел, словно почувствовал - приближается час кормления. Степан тоже проснулся - в нем говорило отцовское любопытство - как там сын? Здоров ли?
  - Я тебе подам, - сказал он, быстро вскакивая с кровати. - Осторожно, но неумело взял он сына и подал его Машеньке. Тот зачмокал полненькими губами и запищал.
  - Сейчас, сейчас, мой хороший... - нежно приговаривала Мария.
  - Степ, водичку дай - на столе стоит. - Она обтерла грудь и дала ее малышу. Тот, уткнувшись в нее крошечными кулачками, сначала запищал, ища неумелыми губами сосок, а найдя, со стоном схватил его и сразу затих. Молодые родители, улыбаясь, смотрели, как быстро и деловито насыщается их сын.
  ... Проводив мужа на работу, Мария подошла к постели сына и, аккуратно вынув его из кроватки, положила рядом с собой. Нелегко было бедной женщине забыть то, что произошло с ней; образ Михаила по-прежнему жил в ее сердце, но она никак не могла вспомнить лицо - помнила только его слезившиеся глаза и теплые, ласковые руки. Вся потребность женской любви обратилась теперь на Игоря, маленькое существо, лежащее рядом. "Мои чувства - ерунда; главное - правильно воспитать сына... У него должна быть настоящая семья..." - так рассуждала молодая женщина, нежно поглаживая маленькое чудо. Мальчик безмятежно спал на кровати. Громко стукнула дверь. Машенька прикрыла тельце сына одеялом и встала.
  - Можно к вам? - на пороге стояла разрумянившаяся Валентина.
  Мария кивнула и сделала жест: "Тссс"
  - Только заснул... Здравствуй!"
  Они радостно обнялись.
  - Раздевайся!
  - Ой, на Степку-то как похож... вылитый прямо...
  - Да уж - что верно, то верно... Папин сын!
  - А Егошины-старшие-то видели? В их породу ведь!
  - Да видели, видели! - засмеялась Мария. - Сама не ожидала - весь вечер пестовали его, целовали. На душе аж легче стало. Выпьешь?
  - А ты?
  - Что ты - я ведь теперь кормящая мать! - с гордостью произнесла Мария.
  - Ну чуть-чуть - за сына... Давай?
  - А давай! - они быстро накрыли стол, Машенька достала свой любимый ликер.
  - За тебя, Машенька, и за сына твоего! Растите добрыми, здоровыми!
  - Спасибо... - Мария пригубила вино, поморщилась. - Давно не пила.
  - Вот-вот, потому я и здесь. Шестого марта в школе вечер - соберутся учителя со своими половинками - приходите - это приказ директора!
  - Ой, как здорово... Я так соскучилась по всем... А...
  - Не знаешь, куда Игоря деть? Так сама же говоришь - Егошины рады... Пусть посидят!
  - Не зна-аю... Страшно как-то... Впрочем, сестры должны приехать, так что...
  - Вот и славненько. Давай - до встречи!
  - Спасибо, Валя, за визит. Всем огромный привет.
  В дверь постучали. На пороге стоял улыбающийся Петр Алексеевич с огромным букетом весенних цветов.
  - Где тут у нас молодая мамочка? - он протянул Марии цветы.
  От неожиданности та засмущалась: кровь хлынула к лицу, загорели щеки...
  - Простите... Я в таком виде...
  - Да ладно Вам! Я что - не понимаю?! Показывайте своего богатыря! Ух ты!!! Егошинская порода! А характер, надеюсь, будет мамин?
  От его голоса веяло такой теплотой, таким соучастием, что Мария, не сдержавшись, подошла к нему и, уронив голову на плечо, заплакала... Он не уговаривал ее, он просто дал ей выплакаться, потому что знал: многое таится в груди этой худенькой, но очень сильной женщины...
  
   Вечер проходил в школьной столовой, за столиками. Ведущие подобрали красивые, достойные слова о женщинах, чем сразу расположили к себе всех гостей. Сразу было оговорено: в течение вечера нужно найти самую гостеприимную, самую хозяйственную, самую оригинальную, самую смелую... Какими только словами ни характеризовали женщину - Василиса Премудрая и Елена Прекрасная; прекрасная леди и "спящая" красавица; Баба Яга.
  А мужчины? Они на фоне женщин явно проигрывали: если рыцарь - обязательно скупой; всадник - без головы; если работник - то Балда. От таких сравнений в зале то и дело раздавались громкий смех и бурные аплодисменты.
   Машенька взглянула на мужа - он был сегодня на высоте. Белоснежная нейлоновая рубашка, заправленная в брюки клеш, модный галстук - все делало его стройным, подтянутым. Правда, надел все это он без особого удовольствия - но надел же! Взяв его под руку, Мария тесно прижалась к плечу...
   Объявили конкурс для мужчин "Рыцарский турнир" - и Степан смело вышел на поединок. Его глаза потускнели, когда услышал задание: нужно было сказать как можно больше хвалебных слов о Даме сердца. Он проиграл - запас слов иссяк после пяти комплиментов. Машенька видела, как он переживал, как неудобно было ему перед ней. "Ну, чего ты, Степа? Это же игра!" - шептала она на ушко ему, но тот сидел виноватый и подавленный.
   Медаль "Самой-самой хозяйственной" вручили учителю географии; "Самой внимательной" - Валентине.
   Первая часть вечера закончилась, и всех пригласили на банкет. Мария боялась за Степана - не забыл бы наставления...
  Ух ты! Давным-давно не видели учителя такого богатого застолья! После первого традиционного тоста рекой полилось шампанское, потом - водка и вино: спиртного было больше чем достаточно.
   Машенька ждала, когда Степан начнет за ней ухаживать, но тот сидел красный как рак, по лицу стекал пот. Жена поняла: он не знает, как воспользоваться столовыми приборами. Улыбнувшись, она сама положила ему салат, колбаску, но Степан сидел не шелохнувшись.
  - Степа...
  - ???
  Вдруг он залпом опрокинул стопку водки и тут же налил вторую.
  - Ты что, Степан! Здесь же вечер, люди...
  - А плевать я хотел на всех... - шепнул он. - Это я так, для храбрости.
  Настроение Марии испортилось. "Господи, хоть бы не напился... Хоть бы не напился... - молилась она, глядя на неуправляемого мужа. Раздались аккорды вальса.
  - Пойдем? - предложила Машенька, надеясь хоть этим отвлечь Степана.
  - Ты же знаешь - не люблю...
  - Пойдем... Медленный танец - ты же умеешь... - тот отрицательно покачал головой.
  И вдруг она увидела: прямо к ней шел Петр Алексеевич. Радостный, довольный, излучающий необыкновенную теплоту, он, подойдя, спросил:
  - Даму Вашу на танец можно?
  - Берите... - выдавил Степан, и снова налил водки...
  - Ну, ну... - Петр Алексеевич прикрыл стакан ладонью. - Не торопись, вечер только начинается... Покурим?
  Они вышли, а Мария, взволнованная непредсказуемостью мужа, подошла к Прасковье Алексеевне.
  - Нелегко Вам, Марина Николаевна... Это цветочки... - она осеклась, увидев полные страданий глаза коллеги. - Простите...
   Прошло минут пятнадцать - муж не возвращался. Накинув пальто, Машенька вышла на улицу и увидела одиноко стоявшего управляющего. Лицо его было бледным, каменным, руки нервно подрагивали.
  - А Степан? Где Степан? - крикнула женщина.
  - Откуда мне знать, куда рванул Ваш благоверный... Ненормальный...
  
  У Егошиных уже все спали, когда Степан постучал в окно.
  - Кто там? - испуганно спросила Мария.
  - Открывай, тетка, это я, Степан.
  Беззвучно открылась дверь, и через минуту Степан сидел уже за столом.
  - Бражки налей!
  - Не будет тебе бражки! - завизжал дед. - Не дам - вот ей-богу не дам! Дитя у тебя - его рОстить надо, а не пить!
  - Да что вы все... - Степан смачно выругался. - Налей, говорю! Мне плохо!
  - Счас, счас, - тетка взяла кувшин и вышла в сенцы.
  - О-о, какая прелесть... Холодненькая... - он залпом осушил кувшин и завалился на полати.
  ... Степка, а ну вставай! Вставай - тебе говорят! На работу пора, а ты... - Мария дергала его за одежду, била по щекам - тот не просыпался. Разозлившись окончательно, она вскочила и танком пошла на тетку:
  - Я же говорила... Я просила... Я умоляла Вас не привечать его спиртным... - яростно, сквозь зубы, говорила Мария; тетка пятилась: впервые она видела сноху такой грозной, решительной. - Если еще раз... - загремел брошенный Марией стул, - я заявлю на Вас, самогонщиков... - хлопнув дверью, она выскочила на улицу.
  - С ума баба сошла! - констатировал дед. Голова его нервно тряслась, руки дрожали. Только тетка тихо сидела на кровати. Ее маленькие глазки извергали столько ненависти, что деду стало не по себе.
  - Ты че, Марусь...
  - Вот тварь подколодная... Я ей еще покажу-у...
  Резко вскочив, она подбежала к Степану.
  - Степка, слышишь, вставай! Иди отседова! - тот промычал что-то нечленораздельное и повернулся набок. Та, схватив ушат холодной воды, опрокинула его на племянника.
  - Ты что - сдурела, что ли, тетка?! - с головы Степана стекали капли воды. Они катились по лицу, попадали за уши - и тот тряс головой, стараясь смахнуть их на пол.
  - Чтобы змеи твоей подколодной... - тетка тяжело дышала; ее голос вмиг превратился в шипящий шепот, - здесь не было, иначе...
  - А то что? Что вы лезете в нашу жизнь? Мало, что ли, я вам помогаю? Ненавижу... Ненавижу вас...
  Выскочив на улицу, он прямиком бросился в МТС. Было около десяти часов утра...
  
  Глава седьмая
  
   Она снова плакала. Слезы катились по щекам, висели каплями на примятых подушкой волосах.
  - Манечка, ну что ты... Ну, вот увидишь - все наладится. - успокаивала Людмила, поглаживая лежавшую на кровати сестру. Мария отрицательно мотала головой.
  - Оставь... Никогда не будет этого... Уже в который раз... Он даже не помнит, что завтра у нас годовщина... - закрыв лицо руками, она продолжала всхлипывать, стирая слезы тыльной стороной руки.
  - Неужели так безнадежно?
  - Не знаю, Людка, ничего не знаю... Не пил бы - и все было бы нормально... Он ведь трезвый хороший... Помогает во всем. Игоря любит...
  - Может, уехать вам?
  - Что-о? - брови Марии поползли вверх; подумав, она вдруг нараспев произнесла:
  - Слу-шай... а ведь ты дело говоришь... Подальше от Егошиных... А Танька? Отец как?
  - У Татьяны скоро экзамены, поступление в педучилище... Дай Бог, все получится...
  В такой ситуации отец, может, с матерью помирится...
  - Мамочка... Как же я по ней соскучилась! Как она там...
  - Я была у нее - комнатка - настоящая конура! У меня в общежитии - и то больше!
  - Господи, и почему мы такие невезучие? - сестры легли на кровать и, обнявшись, замерли. Помолчав, Машенька спросила:
  - Как дела у тебя на новом месте?
  - Да все хорошо. Замуж вот собираюсь...
  - Да ты что?! За кого? И когда?
  - Думаем, летом или в начале осени. Он сирота, воспитывался в детдоме...
  - Так это хорошо! Мешать никто не будет!
  В кроватке завозился сын, и Мария, улыбнувшись, взяла его на руки.
  - Родной мой... Хороший... - она нежно целовала его, прижимая к груди. - Сокровище мое... - мальчик затих, словно что-то понимал. - Счастье ты мое ненаглядное...
  ***********
  И снова наступил май - сердце весны, месяц цветов, любви и черемхового холода. В природе все зацвело, заблагоухало. На землю словно обрушился цветочный дождь: на смену умирающим подснежникам пришли белоснежные ландыши: они справляли новоселье на солнечных пригорках или в тени застенчиво-робких полуголых деревьев; праздничными факелами пылал конский каштан, осторожно, но настойчиво отодвинув в сторону красавицу-сирень. "Рано, рано радуешься, дружок!" - шептала та в сердцах, и через несколько дней выбросила тысячи, миллионы лиловых, кремовых, белых букетов. Красота необыкновенная!
   Мария стояла на берегу озера и смотрела на мирно плавающих птиц. Где-то совсем рядом щебетали птицы, и от этого на душе был почти что праздник. Рядом в коляске спал сын. "Господи, хорошо-то как!" - подумала она. Душа давно не испытывала такого наслаждения, как сейчас... Присев на траву, Машенька подняла лицо к солнцу - оно было такое жаркое, жгучее! Незаметно на смену радостным мыслям пришли другие...
   Она почти привыкла к роли молодой жены и матери и считала, что с обязанностями вполне справляется, вот только чувство одиночества не покидало ее. Более того, оно с каждым днем становилось невыносимее. Мария была уверена: счастливого лотерейного билета она никогда уже больше не выиграет, что все самое радостное, чудесное осталось позади, в прошлом. Надо жить, растить сына и пытаться быть счастливой там, где нет и намека на это счастье.
   Что-то громко звякнуло - почтовый ящик? Мария тут же отбросила все мысли о письмах - ждать их было не от кого. В груди защемило...
  - Ма-аша-а! - кричала Танька, спускаясь по тропинке, что вела из огорода Машеньки. Она знала: если сестры нет дома, но запор открыт - значит, она на своем излюбленном месте. Мария поднялась и прижала указательный палец к губам - та сразу поняла: племянник спит.
  - Привет, моя хорошая. Садись, здесь так тихо, безмолвно...
  Татьяна села, как-то странно и загадочно взглянув на сестру.
  - Все в порядке? Ты из дома?
  - Неа... На консультации была. Я так боюсь...
  - Чего? - настороженно спросила Машенька.
  - Математику - ни черта в ней не смыслю! Еще эти дециметры, сантиметры - будь они неладны... - она чуть не выматерилась.
  - Сдашь! - уверенно подбодрила Мария общую любимицу. Иначе просто быть не может! На День открытых дверей когда поедешь? В эту субботу? Волнуешься?
  - А че волноваться? Не экзамены же! - она опять странно посмотрела на Марию.
  - Ты что-то скрываешь?
  - С чего бы это? Нет, конечно!
  - Как отец? С хозяйством управляешься?
  - Да нормально. Спасибо теть Фене - свою скотину гонит - нашу прихватывает. - Слушай, - дрожащим голосом сказала она, - дай мне мамин адрес - не могу я уже без нее! - закрыв лицо руками, Татьяна заплакала.
  - Бедная ты моя... - Мария гладила ее кудрявые волосы, худенькое тело. - Не плачь, мы скоро будем вместе...
  - Ага, жди... Отец даже слышать о ней не хочет! Она... - девочка рыдала уже навзрыд. - Она бросила нас, да? Ну скажи, бросила, да?
  - С чего ты взяла? Вырастешь - поймешь...
  - Отец все время говорит: бросила, бросила... Заколебал уже...
  - Не слушай... Мама любит нас... - слезы стояли близко: еще немного, и она расплачется. А плакать нельзя - Степан не любил этого: сразу думал - из-за Михаила. - Мы скоро все будем вместе - вот посмотришь...
  Татьяна, слушая сестру, и вправду верила, что, может быть, не все еще потеряно, что родители - чем черт не шутит? - возьмут и сойдутся.
  - Маш... Покорми меня - я так проголодалась...
  - Да что ты говоришь?! А хочешь, я что-нибудь вкусненькое приготовлю?
  - Хочу! Вареники... как у мамы... С картошкой и салом...
  - Заметано! Присмотри за Игорем!
  Мария убежала, а Танька, достав из лифчика письмо от Михаила, долго смотрела на знакомый почерк и думала: отдать - не отдать? Она видела: Машенька жила не плохо - не хорошо. Доставала тетка - всячески старалась очернить ее в глазах Степана. Поначалу тот пил редко, но, как говорится, метко. С рождением сына все изменилось: если не каждый день, то через день он был под шафе. Отношения с Петром Алексеевичем окончательно испортились; Мария так и не узнала, что сказал ему Степан в тот злополучный вечер...
  "Может, это и к лучшему, - рассуждала Машенька, - уж больно Степка ревнивый. - Она всячески старалась защитить мужа, найти оправдание его поступкам. Вот и сейчас она понимала, как тяжело ему: мечется меж двух огней... - Нет, единственный выход спасти семью - уехать подальше от родителей, от этой противной, мерзкой тетки".
  Татьяна вспомнила, как умоляла сестра Петра Алексеевича дать Степану последний шанс, поверить ему.
  - Марина Николаевна, не жалеть его надо, а учить ответственности... Ведь не первый раз прогуливает!
  - Поверьте ему... Пожалуйста... - по щекам Марии стекали слезы. - Он поймет... Должен понять...
  - Зачем за него ручаетесь?! Ни к чему это - подведет он Вас! - в горячах чуть ли не кричал Петр Алексеевич. - Ах, Марина Николаевна, Марина Николаевна... Погубит он Вас!!!
  Мысли девочки прервал знакомый голос:
  - Вот и готовы вареники! Не проснулся? - Машенька, приоткрыв тюль, посмотрела на сына. Тот безмятежно спал, сладко причмокивая соской-обманкой. - Пошли?
  В небольшой, но уютной комнате царил полный порядок. На фоне скромной мебели выделялась красиво заправленная кровать - кипельно-белые кружева придавали ей необычность, торжественность. "У нас так было только при маме, - невольно подумала Танька, - а сейчас..." Сердце девочки сжалось от безмерной тоски по матери. Влажными глазами она посмотрела на сестру, и та, поймав ее взгляд, все поняла... Зафыркал чайник, всплыли в чугунке вареники.
  - Прошу к столу! - улыбаясь, проговорила Мария.
  Закряхтел сын - она стрелой подлетела к нему. Тот, открыв глазки, заулыбался, обнажив беззубый ротик.
  - Сладкий мой... - ворковала молодая женщина. - Проснулся, мой хороший... Ну, иди, иди к мамочке... - Мария взяла его на руки и, быстро обмыв грудь, дала ему; тот, обрадовавшись, уверенно схватил сосок и начал свою работу. Широко раскрытыми глазами смотрел он на мать, словно на всю жизнь хотел запомнить родной образ.
  Хлопнула дверь, и в комнату вошел Степан. "Слава Богу, трезвый!" - подумала Машенька.
  - А вот и папка наш пришел... - выбрав удобное для сына положение, она повернула его лицом к Степану. - Кто это? Это папочка твой... - мальчик серьезно, не моргнув, смотрел на мужчину. - Хочешь к нему?
  - Сейчас, сейчас... - Степан умылся и подошел к сыну. - Иди ко мне... - он не умел говорить ласковых слов, он их просто не знал, но глаза его... Они излучали настоящую отцовскую любовь... Они были прекрасны...
  - Есть будешь?
  - Татьяна, как там батя?
  - Нормально.
  Повернувшись к жене, он предложил:
  - Может, прогуляемся? Давно не были...
  ... Татьяна везла коляску, Мария, взяв мужа под руку, шла рядом. Она чувствовала, как неудобно ему от того, что приходится так идти - он не привык к этому. А Машенька нуждалась в его крепком плече, поддержке. Ей хотелось быть счастливой, ей нужно было дополнительное топливо, чтобы жить дальше...
  - У, кто пришел... - знакомо сказал отец. - Проходите, проходите... Танька, собирай на стол! Доставай что есть!
  - Там вареники в сумке - достань, Танюш.
  - Папка, ты квас ставил? - зычно спросил Степан, - уж больно вкусный он у тебя.
  Отец вышел в сенцы и, зачерпнув из фляги жидкость, внес в дом. Степан залпом осушил большую кружку.
  Через полчаса стол был готов. Машенька, взглянув на мужа и заметив необычно блестящие глаза, испуганно подумала: "Выпил, что ли?" Отец с удовольствием поедал вареники - они напоминали ему о былом...
  - Степа, ешь, ешь, ты ведь голодный... - лепетала жена перед мужем, подкладывая в тарелку вареники.
  - Пап, еще-то квас есть?
  - Да как нету - есть. Мань, сходи-ка в сенки...
  Степан был весел как никогда в последнее время. Разрумянившийся, он заигрывал с сидящим на коленях сыном, шутил. Мария с ужасом наблюдала за ним. А тот пьянел на глазах. Не имея желания больше сдерживаться, она с укором спросила:
  - Ты опять за свое? Ты же обещал!!!
  - О чем это наша мамка гутарит? - повернув к себе сына и чмокнув его в щечку, он передал его Марии. - Ты о чем?
  - Да как о чем? - почти закричала Машенька. - Ты опять пьешь?! И где только ты ее находишь??!! - губы Марии дрогнули, глаза мгновенно заполнились слезами.
  - Как где? - улыбаясь, смело глядя в лицо жены, спросил тот, - я виноват, что ли, что квас у папки такой...
  
  Глава восьмая
  
   Солнце слепило глаза. Танька, небрежно набросив на них газовый платок, уставилась ввысь. В воздухе пахло гречей и медом.
  - Тань... - чуть слышно позвала Галка. Сдав первый экзамен, подруги лежали на берегу небольшого озера, радуясь блистательному летнему дню. - Ты не передумала поступать?
  - Ты что, Галчонок! - Танька приподнялась на локте. - Никогда!
  - А я не знаю... Отец хочет, чтобы пошла в агрономический, а сердце мое...
  - Что? Ты раздумала поступать в геологический?
  - Ой, не знаю... - Галка засопела носом... Мои последнее время все ругаются - словно прорвало их... Татьяна молчала - слишком знакомая история.
  - Помнишь, мы на уроке как-то обсуждали замечательную фразу: "Если человек нашел свое призвание - труд становится для него радостью"? Ты готова отказаться от любимого дела? Готова вот так просто сдаться? Не смей предавать мечту! - горячо заключила она. Галка искренне засмеялась.
  - Танька, ты у нас - особенная! Правда, правда... Всегда все знаешь... Мне бы твою уверенность...
  Она легла на спину и замерла. Пронизывающе и звонко пела неугомонная мошкара. По небу, сказочному и пронзительно синему, неспешно неслись белоснежные кучевые облака.
  - Та-ань... Ты знаешь, почему заря бывает алой, а облака розовыми?
  - Не знаю... Расскажи...
  Во все глаза смотрела Танька на подругу - такой ее она еще не знала.
  - Галка-а... да ты же клад... Господи, как я люблю тебя!
  Обнявшись, подруги еще долго лежали под палящими лучами солнца. Далеко и грустно куковала где-то кукушка, и в такт ее голосу Галка рассказывала грустную легенду о красивой любви Купалы и Костромы.
  "Убитые горем, молодые влюбленные бросились в священную реку и нашли там погибель" - закончила рассказывать Галка, и Танька, перевернувшись на живот, тихо заплакала. Она явно представляла гибель Купалы, ужасное существо, в которое превратилась его любимая Кострома...
  **********
   Говорят, одиночество бывает разным. Например, физическим, когда у тебя нет близких людей, когда знаешь, что дома тебя никто не ждет. Бывает и так, что человек одинок внутренне. Есть семья и родители, друзья и коллеги, а тебе очень одиноко. Такое одиночество испытывала Мария. Уехал Петр Алексеевич, где-то в Еманжелинске осела любимая подруга. Все чаще и чаще к сердцу подкатывало щемящее чувство тоски. "На работу, на работу надо... - думала Машенька, укачивая шестимесячного сына. - Там обо всем забывается... Может, тетка посидит четыре месяца с Игорем, а там - в садик... Была бы Татьяна дома, но та поступила в педучилище... - Женщина улыбнулась. - Какая молодец - добилась своего! - с гордостью подумала она о младшей сестре. Вспомнился вечер, когда вся семья, поджав животы, хохотала над Танькиной историей.
  ... Она вышла на вокзале и сразу растерялась - столько народу и транспорта... Прямо как в Москве! Присев на скамейку, огляделась. Играла музыка, где-то совсем рядом раздавался голос женщины, оповещавшей об отправляющихся поездах.
  "Странно... - подумала Татьяна, - говорит рядом со мной, а я ее не вижу... - она повертела головой: никого... Люди, словно муравьи, двигались в разных направлениях. "У кого же спросить?" - Татьяна внимательно изучала сидевших на скамеечках. Облюбовав пожилую пару, направилась к ней.
  - Здравствуйте. Вы не подскажете, как добраться до педучилища?
  - До педучилища? На восьмерке! На восьмом трамвае до остановки "Площадь павших революционеров".
  - Спасибо.
  "Найти бы эту восьмерку... И какой он - этот трамвай, вживую... Видела только на картинках..." И вдруг - какое счастье! - на остановку подкатывала восьмерка. Обрадовавшись, девочка заскочила в салон.
  - Здрасти... - поздоровалась она с кондуктором. Та не ответила. Увидев свободное место, села рядом с женщиной.
  - Здрасти! - женщина, удивленно взглянув, подвинулась ближе к окну, не ответив на приветствие.
  "Какие невоспитанные... А еще городские! В деревне у нас все здороваются, а здесь... - подумала девочка и стала рассматривать билет. - Счастливый! Господи, мне попался счастливый билет! Что нужно сделать? - спросила она у себя, и сама себе ответила: съесть! Она стала отрывать маленькие кусочки и бросать их в рот. Парень, что сидел напротив, почему-то улыбался. - Чето скалится..." - отвернувшись, Танька стала смотреть в окно.
  - Ваш билетик? - от неожиданного вопроса девочка вздрогнула. Подняв личико вверх, увидела женщину с красной повязкой на рукаве.
  - Билет? - Танька чувствовала, как покрывается пятнами. - Я... У меня... - она протянула замусоленнный обрывок билета.
  - Счастливый, что ли был? - звонко спросила кондукторша. Та кивнула.
  - Ну ты даешь, девонька, - что будем делать?
  - Не знаю... - пожав худенькими плечиками, Танька чуть не заплакала.
  - Докуда едем?
  - До педучилища...
  - Слушай, ты не местная, что ли? Педучилище в противоположной стороне. На восьмом трамвае ехать надо.
  - А это... - у Татьяны перехватило дыхание, - это не восьмой, что ли?
  - Это восьмой, восьмой, только троллейбус. Тебе надо трамвай - поняла? - Догадавшись, что девочка не отличает трамвай от троллейбуса, добавила: - Трамвай по рельсам ходит, а троллейбус колесами по земле. Сиди уж - я скажу, где удобнее пересесть.
  ... Вот оно какое - педучилище... Разинув рот, Татьяна оглядывала розовое здание.
  С трудом найдя вход (крыльца было два), она осторожно открыла тяжелую дверь и оказалась в просторном коридоре. Опять звучала музыка, и опять Танька глазами искала тех, кто ее исполнял. Так и не увидев никого, она на цыпочках поднялась на второй этаж.
  - Не подскажете, где принимают документы?
  - Где приемная? Так вот же - девушка показала на открытую дверь кабинета.
  - Вы из сельской местности? - спросила женщина, что принимала документы.
  - Ага.
  - Жилье есть?
  - Неа.
  - Характеристика есть?
  - Ага.
  Женщина, сняв очки, внимательно оглядела абитуриентку и голосом, не терпящим возражения, сказала:
  - Говорят не "ага", а "да" - это Вам на будущее. Вот Вам направление в общежитие. Расписание экзаменов - в коридоре на стенде. Удачи и - до свидания!
  Танька, довольная и счастливая, выскочила на улицу.
  - Фу... - выдохнула она накопившееся волнение. - Слава Богу - документы приняли... Найти бы еще это общежитие...
  В тот же вечер она познакомилась со всеми, кто приехал поступать в училище; через день на "отлично" написала диктант; предстояли экзамены по пению и математике. Пения она не боялась, а вот математики...
  
  - Попробуйте воспроизвести мотив песенки - сказал ей экзаменатор и ударил по клавишам. Долго Танька помнила эту мелодию, часто потом сама играла на пианино: "Соль, соль, фа, ми, ля, ми; соль, соль, фа, ми, ля" - Солнце золотое светит над страной; в этот край любимый едем мы с тобой...
  - Так... Неплохо. А это... - он сыграл "Солнечный круг! Еще бы! Как ни знать известную всем песню?!
  - Напойте ее! - и Танька запела. И чем дальше она пела, тем краснее становилось лицо преподавателя. - Фальшь! Еще раз! И снова фальшь!
  Этого вытерпеть Танька уже не могла.
  - Да что такое фальшь? Не знаю я! - крикнула она.
  - Это, милая девочка, неверное исполнение музыкального номера.
  "Все - пропала я, - с ужасом думала девочка, глядя на придирчивого преподавателя. - Стыд-то какой - не поступила..."
  - Ваш листок...
  Вызывающе взглянув на учителя пения, Татьяна подала зачетный лист.
  - Будем отрабатывать, барышня - и поставил "Зачтено".
  Пулей выскочила Танька из кабинета, вприпрыжку добежала до остановки. "Господи, счастье-то какое! - сделав воздушный пируэт, мотыльком влетела в трамвай. На нее оборачивались - не каждый день в городе можно увидеть рыжеволосую девчонку со счастливой улыбкой на веснушчатом лице...
  ... И вот наступил самый волнительный для Татьяны день - последний экзамен по ненавистному предмету. Семен Григорьевич, математик средних лет, неоднократно подходил к парте, молча смотрел на выполненные задания. Татьяна заранее настроилась на провал, потому в душе был полный штиль. Решив примеры, сформулировав правило десятичной дроби, она пыталась решить задачу - бесполезно: не хватало знаний, логического мышления. Потеряв всякую надежду на удачу, она сложила листы и подошла к преподавателю.
  - Что же Вы - диктант написали на "отлично", зачет по музыке получили, а на математике подумать не хотите? Сядьте и думайте - время Ваше не вышло.
  Татьяна посмотрела по сторонам - в аудитории осталось четыре человека.
  - Да я не решу... Не понимаю я их... - откровенно призналась она.
  - Тсс... - преподаватель приложил палец к губам...
  В кабинете остался один человек. "Все... Тупая курица... Сейчас заберут лист, а там..." Слезы были уже на подходе - еще минута, и она разревется...
  - Ну что, красавица? - Семен Григорьевич по-отечески взглянул на нее. - Не решила? - Танька отрицательно мотнула головой. И вдруг он ей стал диктовать... Разве такое бывает? Бывает! Когда люди находятся на одной волне понимания и внутренней симпатии...
   А девчонки по комнате ждали ее с нетерпением. Уставшие от нервного напряжения, непривычного городского ритма и жуткой духоты, они лежали на кроватях в одних сорочках.
  - Сдала? - дружно соскочив с кроватей, в один голос спросили они вошедшую Татьяну. Та, сделав несчастную гримасу, молчала.
  - Ты что - не сдала? Не ври!
  - Надо же... Как жалко... А мы уже обсуждали, с кем будешь жить...
  - Я сдала-а! - закричала Танька. - Сдала-а! - запрыгнув на кровать, она стала пружинить ее, подскакивая вверх все выше и выше...
  Девчонки ринулись к ней, и вмиг она оказалась в плотном кольце дружеских рук.
  Эмоции зашкаливали...
  
  Глава девятая
  
   Машенька стояла в огороде, любуясь результатом своего труда. Ровные, длинные грядки, покрытые разнообразной зеленью, с одинаковыми проходами между ними придавали участку опрятный вид, несли гармонию и красоту. Все это женщина создала своими руками, вложив немало физических и моральных сил - хотелось жить как все, ни в чем не нуждаясь. Плодоносили огурцы, кое-где краснели помидоры, придавая кусту декоративный вид; а уж лучок и укропчик были давнишним гостем на столе. Вздохнув, Мария прислонилась к забору и посмотрела на тропинку, ведущую на озеро. "В хорошем месте находится наш дом, - подумала она, - рядом озеро, недалеко и школа с конторой; правда, садик дальше, чем хотелось бы, да МТС ... Надо бы Степану лавочку заказать - поставим ее вот сюда, под яблоню, рядышком - стол, - мечтательно рассуждала женщина. Набрав в руки огурцов, зеленого лука с укропчиком, она медленно пошла к дому - во дворе под навесом спал сын.
  Мальчик рос серьезным карапузом и был копией своего отца - с момента рождения он ничуть не изменился. На лице особо выделялся широкий, чисто егошинский нос - взглянув на мальчика, сразу можно было определить, чья кровь играет в жилах. Степка гордился этим, нескромно хвастался.
  Степан... Всем хорош был мужик - работящий, добрый, щедрый, правда, не в меру вспыльчивый, горячий. Он стал незаменимым помощником тестю: помогал косить сено, сгребать, но и выпить любил... Мария видела, как трудно было ему удержаться трезвым, как все больше и больше он привязывался к *зеленому змию* - видела, страдала, но поделать ничего не могла. Муж держался, пока не ходил к родственникам. Стоило сходить - и без выпивки он не мог. Жена чувствовала: они говорят что-то про нее, родителей, настраивают против; ждала, что Степан вот-вот сорвется, наорет, но шло время, а Степка ни разу на нее не только руку не поднял, но и слова плохого не сказал, всегда заступался.
  - Степ, - заговорила как-то с ним Мария. - Может, поговоришь с теткой... Посидит она, может, с Игорем... А я работать пойду... Муторно мне в одиночестве сидеть...
  - А че, и поговорю... Чужой, что ли он им...
  Ко всеобщему удивлению, тетка согласилась. Помочь обещала и сестра Степана - Надежда. Вот только сейчас тетка слегла - верно, с испугу.
  ... В тот день Мишка, блудня, опять не пришел с табуном. Поискав быка в округе, Маруся поняла: поблизости его нет - верно, пасется на кладбище, где не кошеная, никем не тронутая трава была выше человеческого роста. Она не раз находила его там, потому, долго не раздумывая, взяла хорошую хворостину и отправилась знакомой тропой. Был теплый, комфортный вечер. Над землей поднималась туманная дымка. Кладбище, или "лес покоя", находилось в полутора километрах от деревни. В могилах лежали не только односельчане, но и чужие, умершие в соседних деревнях. Лес на погосте возвышался зеленой стеной, и только кое-где с берез опадали одинокие пожелтевшие листья. Тропинка вела в самую чащу - туда и свернула задумавшаяся женщина. Она шла медленно, сбивая ногами серушки - хоть они и симпатичные, но толку от них никакого.
  - Миша, Миша, - с любовью в голосе звала она непослушное коровье чадо. И чем дальше уходила в чащу, тем тревожнее становилось на душе. - Да куда ты запропостился, паршивец... - ворчала она, раздвигая высокую траву, колючие кусты шиповника. Деревья теперь не казались ей мертвыми - они были живыми и протягивали свои искривленные руки к ней; казалось: вот-вот они скрутят ее в смертельных объятиях. Чужой, страшный мир сучков, коряг, замшелых пеньков стал казаться жутким и опасным: отовсюду грозила беда.
  - Миша, Миша, иди ко мне! - кричала она, проходя около выкопанной могилы. Ужас сковал ее, но она продолжала звать:
  - Миша, Миша...
  - Меня зовешь, что ли? - потеряв дар речи, покрывшись панцирем, она вся задрожала; посмотрела по сторонам - никого. Голос из могилы кричал: - Не узнала, что ли?
  Перекрестившись и схватив в руки длинные полы платья, женщина бросилась бежать не оглядываясь - и откуда только силы взялись!
   Ночами она стала плохо спать. Если засыпала - то постоянно дергалась и подскакивала, дико вскрикивая; постоянные головные боли и сердцебиение усугубляли ее положение. Дед несколько раз пытался разговорить ее, но та отмахивалась. Вся надежда была теперь на Надежду - обученная теткой нескольким методикам лечения испуга, она должна была снять стресс и вернуть женщину к нормальной жизни.
  
  Глава десятая
  
  - Не хочешь спросить, как прошел мой первый рабочий день? - в упор спросила Мария, убирая со стола посуду. Степан, вальяжно распластавшийся на диване после вкусного, сытного ужина, немного смутился: ему и в голову не приходили такие мысли...
  - Ну и как? - зевая, принужденно спросил он.
  Машенька до мельчайших подробностей стала рассказывать, как встретили ее коллеги и ученики, что изменилось в школе за период отсутствия - ведь не работала она больше года. Оглянувшись, увидела: муж не слушал ее - засыпал безмятежным сном ребенка.
  Вздохнув, женщина присела на табурет. "Ничего-то ему не интересно..." - пронеслось в голове. - Только бутылка и заставляет разговориться..."
  Она подошла к зеркалу и увидела себя со стороны: уставшие, почти бесцветные глаза, потерявшие всякий блеск и горение; горькая складка у губ... Проведя рукой по волосам, взглянула на сына - тот спал, повернувшись набок и причмокивая губами. Раздевшись, Мария легла на диван и уставилась в потолок, радуясь, что удалось лечь одной, без мужа - она по-прежнему не хотела его...
  Ничего не желала женщина - ни славы, ни богатства - был бы только душевный покой. Она завидовала людям, которые жили с гармонией в душе, например, Петр Алексеевич, так неожиданно переехавший в другой район и не соизволивший почему-то попрощаться с ней, Мариной Николаевной; вспомнила, как уютно и тепло было в родительском доме, пока там горел огонек любви...
  "Любовь... Это теперь не для меня, - размышляла уставшая женщина, - мое дело - сохранить брак, сыну - отца..." Мысли, тяжелые и бесконечные, давили грудь, не давали заснуть. "Мама... Мамочка... Как же не хватает тебя... Я забыла твой запах - запах защиты, спокойствия, бесконечной заботы..." Утомленная невеселыми мыслями, она не заметила, как заснула: тяжелая духовная усталость взяла свое.
  Проснулась, когда муж уже собирался на работу.
  - Ты поел? - протирая глаза, тихо спросила она, войдя на кухню.
  - Ага, - нехотя ответил муж. - Задержусь сегодня - к отцу зайду.
  - Игоря заберешь?
  - Заберу. Пока!
  Он ушел, а она, зевнув, глянула на часы: десять минут восьмого. Сегодня ей к третьему уроку. Проснувшийся сын замахал ручонками, обнажив в счастливой улыбке несколько зубов.
  - Ну что, мой хороший, - будем собираться в гости? - тот словно понял: исчезла улыбка, стал по-взрослому серьезный взгляд. - Ах, ты мой сладкий, хочешь быть с мамочкой... Нельзя, мое солнышко... Мамке на работу надо...
  Мария взяла сына на руки и прижала к груди. В нос ударил неповторимый родной запах - и от бесконечной нежности к родному существу она стала неистово целовать его, приговаривая: "Мой сладкий... Мой хороший... Любовь моя..." Затихший мальчик
  не уворачивался от ласки - он будто все понимал, не мог только сказать...
   Осеннее утро встретило их прохладным ветерком. Надежно укрыв сына и усадив его в коляску, Мария быстрыми шагами направилась к Егошиным.
  - У меня сегодня педсовет - Игоря заберет Степан, - раздевая мальчика, быстро сообщила она тетке. - Если будет пьяный - не отдавайте. - Маруся недовольно посмотрела на сноху.
  - Как не отдавать-то? Отец все же...
  - Не мне вам объяснять... Прекрасно понимаете о чем я... Все - я побежала.
  Поцеловав сына, выскочила и почти бегом направилась в школу - до начала урока оставалось двадцать пять минут.
  - Марина Николаевна, - окликнула ее Людмила Андреевна, завуч, пришедшая на смену Прасковьи Алексеевны. - Опаздываете... Приходить нужно за полчаса до уроков.
  - Простите... Больше не повторится...
  - Надеюсь...
  Раздевшись, учительница написала на доске небольшой воспитательный текст - пусть дети поразмышляют, выскажут свое понимание темы.
  "В каждом человеке, птице и звере живет маленький теплый солнечный зайчик. И если к каждому всякому живому существу отнестись с добром (только не притворяться, только по-настоящему!), то в нем этот солнечный зайчик проснется, и всякий ответит вам тоже добром, потому что почувствует в себе солнышко и жизнь.
  И если тебе вдруг покажется, что человек злой или делает плохо, ты сразу же не сердись на него, не обвиняй его. Это значит, что солнечный зайчик в нем очень крепко заснул... Ты постарайся разбудить его, и увидишь, как все будет хорошо."
  - Прочтите внимательно текст, - обратилась она к ученикам, когда в классе воцарилась полная тишина. - Как вы думаете, какой вид текста перед вами: повествование, описание или рассуждение? Света, пожалуйста.
  - Мне кажется, что перед нами текст-рассуждение, потому что... - девочка умело доказывала свою точку зрения.
  - Кто не согласен с ней? Есть желающие что-нибудь добавить? - полная тишина. - Какова идея текста? Подумайте, какую мысль хотел донести автор до каждого читателя? - и долго еще рассуждали восьмиклассники, не боясь высказывать свои мысли, даже если они были неправильными - они знали: учитель не осудит их, не оборвет грубо, потому как главная его задача - научить детей иметь свою точку зрения и умело защищать ее. Даже если она идет вразрез с критикой...
  
   С педсовета Машенька возвращалась грустной и задумчивой. Она предложила коллегам в очередной выходной совершить большую прогулку на природу - была уверена: организму нужно устроить небольшой праздник, дать ему наполниться необычайными и прекрасными приключениями. Ее поддержал профсоюз.
  ... Было раннее сентябрьское утро. Солнце не успело еще разогнать туманную дымку, повисшую над небольшой деревушкой, что спряталась среди густых уральских лесов.
  Учителя гуськом спустились к озеру Каменное и расположились на солнечном пригорке. Белоствольные березки мягко роняли на землю пожелтевшие листочки. С пригорка хорошо просматривалась вся местность: озеро, гладкое и загадочно-заманчивое; берега, упирающиеся в воду каменными подножиями; исхоженная не одним десятком людей тропа, ведущая в соседние деревни...
  - Смотрите, - неожиданно крикнула Людмила Андреевна, - здесь даже тарзанка есть! - Все с интересом повернули головы: надо же - уцелела! Никто не знал, сколько ей лет, но сколько помнили себя - она всегда была здесь...
  Вскоре под открытым небом лежали сумки, продукты, какие-то канаты. Мужчины, руководимые Юрием Андреевичем, ставили палатки; женщины под руководством бессменного профсоюзного лидера чистили картошку, готовили еду.
  Степан подошел к тарзанке проверить надежность: вроде все по правилу: ветка, на которой висел канат, не прогибалась; веревка закреплена надежным узлом; поверхность рукоятки - гладкая; берег для купания - пригодный. "Надо бы проверить глубину озера..." Быстро скинув спортивный костюм и оставшись в одних плавках, он зацепился за канат и, оттолкнувшись от берега, издав крик восторженности и ликования, осуществил прыжок в воду - плюх!
  - Ого! - кричали со всех сторон. - Молодец! Не ушибся?
  Степка, гордый и довольный, вынырнул из воды и красивым брассом направился к берегу, откуда ему протягивали стопку горячительного. Марина Николаевна восхищенно смотрела на мужа. Перехватив ее взгляд, он вспомнил наказ: пить вместе со всеми.
  - Спасибо, не сейчас... - отказавшись от стопки водки, он подошел к жене и взял полотенце.
  - Идемте на поляну, застолье готово...
  - Юрий Андреевич, первое слово за Вами!
  Вокруг тонкого покрывала, небрежно наброшенного на землю, расположились те, кто пожелал на время расстаться с семейным бытом. Улыбался каждый, кто пришел сюда, преодолев километры с тяжелым рюкзаком за спиной.
  - С точки зрения нашего разума, - начал Юрий Андреевич, - поход выходного дня - это не отдых, а напряжение психики, позитивное напряжение... Это расслабление, отдых нашего ума, и эти расслабления нам необходимы... Это - в конце концов! - любование природой... Что может сравниться с этим? Ничего! Желаю как можно чаще собираться вот так - на свежем воздухе в окружении замечательной компании! За вас, за каждого из вас, дорогие коллеги!
  - Ура! Ура! Ура! - проскандировала молодежь. - А потом - на тарзанку!
  - Нет, нет, - весело сказала Машенька, - мы - за грибами! Чувствуете запах? Слюнки текут - так хочется груздяночки, вареников, правда, Степа?
  Тот, издав что-то непонятное, вдруг поднял стопку и произнес:
  - Дай Бог не последнюю! - и осушил стаканчик.
  - Ешь, ешь, - подкладывала еду Машенька, опасаясь быстрого опьянения мужа. - А потом - за грибами!
  ... Она привалилась к белоствольной березке - какое блаженство в осеннем лесу! Тихо. Красиво. В руке - белый гриб, что нашла под кленовым листочком. Подняв голову, увидела кусочек неба и яркую-яркую листву, что тешилась под ласковыми лучами бабьего лета. "Ничто не заменит красоту, - подумала она, - особенно осеннего леса". И почему-то подумала о Михаиле... Оглянувшись в поисках Степана, увидела: тот, опустившись на колени, пил из горла бутылки. Ярость захлестнула ее; находясь в состоянии настоящего исступления, она, подскочив кошкой к мужу, крикнула:
  - Ты что - сдурел? Где взял бутылку?
  Тот, мирно улыбаясь, спокойно ответил:
  - Там... На поляне... Ее же много...
  Машеньку охватил ужас - какой стыд...
  - Ты дурак, что ли?! У тебя не все дома?
  - Да все нормально... Не переживай...
  Выхватив бутылку и разбив ее о дерево, она повалила Степана на землю и стала бить кулаками куда попало, а когда закончились силы, истерично заплакала, сев рядом с ненавистным телом, приговаривая:
  - Колун... Каким был колуном, таким и остался...
  Озверевшая, она хлестала его по щекам в надежде отрезвить, но тот только мычал и на глазах ее засыпал...
  
  Глава одиннадцатая
  
  Посидев с полчаса в тени под деревом и немного успокоившись, Машенька вышла к озеру: там никого уже не было, и только Юрий Андреевич разговаривал с каким-то мужиком. Присмотревшись, женщина узнала в нем того самого мотоциклиста, который когда-то добросил ее с Татьяной до школы. Скромно поздоровавшись, Мария наспех стала складывать свои вещи в рюкзак.
  - Марина Николаевна, познакомьтесь - это Виктор, из соседнего села. Он довезет вас до дома. Где Степан?
  Кровь прильнула к лицу, загорелись кончики ушей.... Мария опустила взгляд - какой ужас... Стыд какой... Она не знала, что сказать людям, которые беспокоились о ее непутевом муже, о ней...
  - Спасибо... - голос ее дрогнул, глаза мгновенно наполнились слезами.
  - Ну-ну, все хорошо. Ведите к мужу - мы его быстро отрезвим...
  Степан уютно лежал на осенней траве. Храп, богатырский, громоподобный, равномерно оглушал небольшую поляну. По телу ползали муравьи, но мужчину это не трогало - он спал чудным сном здоровенного детины.
  - Ух, ты - какой тяжелый! - крякнул Виктор, взваливая бесчувственную тушу на свой загорбок.
  - Давай, давай - это тебе не гайки крутить! - шутил директор школы, слегка поддерживая Степана. - Куда везти-то его, Марина Николаевна?
  - Куда? - она не думала об этом, а потому вопрос застал врасплох. - Куда? А давайте к Егошиным - к старикам...
  Мотоцикл зарычал и рванулся с места. Уставшие, измотанные, Мария с Юрием Андреевичем неспешно двинулись по дороге - им предстояло пройти пешком немалые километры....
  
  Едва добравшись до дома, Мария быстро достала чемодан, скинула в него самые необходимые вещи. На первое время. Решение уйти от мужа созрело мгновенно. "Как, как можно прожить всю жизнь с таким мужланом, как Стапан?! Не могу больше - сил нет каждый день с тревогой поглядывать на часы и думать: трезвый придет или пьяный... Исправится? Да никогда - горбатого могила исправит! - думала женщина, с трудом сдерживая подступившие слезы. - Игорь вырастет, поймет. Не может не понять - ведь сын же!!!" Она присела на краешек стула и оглядела комнату. Ничего не держит ее здесь - ничего! Вскочив, она схватила чемодан и прямиком направилась к отцу - там был сын, и там было спасение! Отец поймет, а там... Там будет видно...
  - У-у, кто это к нам пришел? - с улыбкой встретила ее Татьяна, держа племянника за руку; Игорь заулыбался, замахал своими ручонками и, сделав шаг навстречу, мягко приземлился на пол.
  - Мой хороший, иди ко мне... - ласково, с какой-то необъяснимой нежностью, Машенька обняла мальчугана и уткнулась ему в плечо. - Родной мой... Единственный... - Татьяна заметила дрогнувший голос сестры, но спрашивать ни о чем не стала: надо - сама расскажет. - Давно приехала?
  - В обед. Слава Богу - автобус до деревни пошел. А Степка?
  - Не спрашивай... Отец где?
  - Да в магазин пошел - пряников купить для внука. Он Игорю нажевал хлеб вперемешку с оставшимся печеньем, залил кипяченым молоком - и этой будормагой кормил его - представляешь?
  - Ну и как - тот ел?
  - Еще как - за уши не оттащишь! - сестры засмеялись.
  - Я пока поживу у отца... Как думаешь - не выгонит?
  - Да ты что - отец ведь... Хотя... кто его знает... Степку он любит... Помнишь его наказ, что на свадьбе давал?
  - Какой?
  - Странно, что ты забыла... Говорил - даже если поругались - из дома ни на шаг! И не сметь мужика оставлять голодным!
  -А-а-а... Помню, конечно... Только не всегда это получается...
  - Тебе плохо со Степаном - да?
  - Мне ужасно с ним, Танечка... Если бы ты знала, как тяжело мне с ним... И неправда, что говорят "Стерпится - слюбится..." Не слюбится, если нет любви...
  Мария, судорожно вздохнув, обняла сестру и безмолвно заплакала. Только сейчас Татьяна поняла, какую непростительную ошибку совершила, спрятав от сестры то письмо, что пришло в начале мая... Прошло уже семь месяцев... Она и сама забыла про него. Нераспечатанное, оно лежало в детской коляске, на самом дне...
  - Маш, прости меня... Виновата я перед тобой...
  - Что ты, что ты - ты тут ни при чем... Сама виновата - спасти решила человека, который не в состоянии о себе позаботиться...
  - Не о том я, сестренка! Письмо... Письмо от Михаила было... Помнишь, на берегу мы сидели...
  - Что? - глаза Марии округлились. Слезы молниеносно исчезли. - Какое письмо?
  - От Мишки! Оно в наматрацнике, в коляске! Хочешь, я принесу?
  Прикрыв лицо руками, сестра снова залилась слезами.
  - Не надо... Не надо письма, Танечка... Ни к чему оно мне... Соль... Лишняя соль на рану...
  Хлопнули двери - Мария вздрогнула... Она не знала, как отнесется отец к ее решению расстаться со Степаном, но сердцем чувствовала: отец поймет. Как же не хватало ей матери, ее понимающего взгляда! В такие минуты - особенно! Машенька вытерла остатки слез и уставилась на дверь: "Господи, помоги!"
   С огромным свертком в руках Николай переступил порог своего дома. Первое, что увидел, - печальные глаза дочери и ее виноватый взгляд. По сердцу резанула боль... Жизнь со Степаном у дочери не складывалась. И парень вроде неплохой, и дочь любит, а вот поди же - нет счастья...
  - Что, Игорек, дождался свою мамку? - весело спросил дед. - На-ко, держи гостинец! - и протянул внуку красивого петушка на палочке. - Кто это? Петушок? Как он поет - ну-ка покажи! - Игорь, на минуту замешкавшись, вдруг крикнул: "Ку-ка-ле-ку-у-у! - и все рассмеялись...
  - Ну что, за стол, что ли садиться будем? Татьяна, собирай еду - чувствую: разговор будет долгий.
  ... Не могла Машенька передать отцу те чувства, которые испытывала к Степану... Слов таких не было - в душе была одна пустота.
  - Наслышан я о вашем походе... И кому такая мысль в голову пришла - взять Степана с собой? Ты разве не знаешь непомерную тягу его к спиртному - зачем выставлять напоказ это? Мудрая жена не поступит так... - Николай сердито взглянул на дочь, и у той зашлось сердце: опять будет ругать ее, выгораживая и всячески защищая зятя.
  - Папка...
  - Цыц! Не смей перебивать! Я разве плохого тебе желаю? Скажи вот - Степка бьет тебя?
  - Ты что - да я сразу бы...
  - Хочешь сказать - ушла бы? Вот-вот, и я о том же! Не битая ты, не колотая - а надо бы тебе пару раз врезать, чтобы дорожила мужем. Он ли тебе не помогает - ты ведь, почитай, весь день в школе - кто корову раньше доил? Степан! Кто не боялся приготовить еду, если ты задерживалась на собраниях? Опять же Степка! Да ты не смотри так на меня - я же мужик, и я знаю, что такое ночь, проведенная без женской ласки!
  - Ну папка!!!
  - Что папка, папка?! Вижу я - не подпускаешь ты мужа к себе, на расстоянии держишь...
  - Откуда тебе знать?
  - Знаю! Недавно ночевали у нас - он к тебе, а ты от него! И что с того, что я рядом спал? Не услышал бы! Или сделал бы вид, что не слышу... Запомни, Маня: ублажать мужика надо, ублажать... Ты дай ему в любое время, ублажи его - он на руках тебя носить будет, весь мир перевернет... Вот тогда и крути из него веревки, лепи из него послушного мужика... Это закон жизни, от которого никуда не деться... Подумай над этим, дочь...
  Николай встал и, закурив сигарету, вышел во двор. Дул холодный осенний ветер. На душе было мерзко, гадко. Он вспомнил жену, свою любовь к ней... И тут же заставил себя не думать о ней. Все кончено. У них разные дороги, вот только сердцу не прикажешь: нет-нет, да и затоскует оно по первому телу, что было под тобой - оно ведь самое родное, любимое...
  
  Глава двенадцатая
  
   Уже неделю жила Машенька у отца, и каждый вечер Степан приходил в гости. Он осунулся и похудел, разговаривал только с тестем. О чем был разговор - Мария не представляла. Временами ей было жаль мужа, ведь не все же время тот был пьяным. Были же и хорошие моменты - но их было так мало! Чтобы покончить с неопределенностью, Мария снова решилась на откровенный разговор. Говорить было трудно - обида еще не прошла, она, казалось, с каждым днем только увеличивалась, все больше отдаляя жену от мужа.
  - Как дальше жить будем, Степан? - холодно спросила она, когда тот в очередной раз переступил порог тестя. - Прости, если оказалась плохой женой... Не лежит у меня сердце так, как должно лежать оно у любящей жены - прости... - Мария перевела дух. - Но жить-то, Степа, как-то надо - сына поднимать...
  Степан слушал молча, его впавшие щеки налились густой кровью, на щеках заходили тяжелые желваки.
  - Маринка, прости - дурак я... Обещаю... - он резко замолчал, вскинув синющие глаза - видимо, вспомнил, что обещаний давал множество раз, но никогда их не сдерживал. - Поверь еще раз! Не могу я без вас - пропаду совсем... Хочешь, переедем - ты ведь давно мечтала об этом!
  - Да куда, Степа, можем мы уехать? И как ты бросишь отца, тетку - они пропадут без тебя!
  - Ничего, обойдутся. Митька давно их в Красногорск зовет - пусть едут! А мы на центральную усадьбу рванем - там МТС вон какая большая - работы хватит!
  - Было бы замечательно... - Мария подошла к мужу и, заплакав, припала к его плечу. Степан неумело уговаривал, поглаживая вьющиеся волосы жены. И чем она моет их - такой приятный запах! - Степка, ну брось ты пить... Одна беда от этого...
  Не доведет до добра твоя пьянка - поверь мне...
  - Не буду... вот увидишь... Пойдем домой... Без вас там холодно...
  И он увел Машеньку домой, и они провели настоящую хмельную ночь. И она была их первой ночью любви... Степан был пьян от счастья, от запаха любимого тела. Он даже испугался этого чувства - раньше такого не было...
  - Ты моя жена, Маринка... Моя жена... - шептал на ухо Степан, замирая от счастья. Он целовал Марию, словно боялся, что не хватит на это оставшейся ночи...
  Мария затихла, ей было как-то неловко перед Степаном. Поняв, что окончательно предала Михаила, она заплакала...
  **********
  Солнце было уже довольно высоко, Когда Мария навестила отца. Игорек возился возле печки - помогал Татьяне делать варево свиньям. Увидев мать, попытался быстро побежать, но, споткнувшись о коврик, упал и заплакал.
  - Маленький мой... - Машенька, подхватив сына на руки, подбросила его вверх. - Ты что - нельзя плакать! Больно? Покажи, где кровь? - сын стал искать следы крови и, не найдя, развел ручками: мол, нет их... - Нет? Тогда не плачь... Не будешь? - тот отрицательно покачал головой. - Умница моя... - мать горячо поцеловала сына.
  Татьяна была чем-то расстроена - в глазах ее блестели слезы.
  - Что случилось?
  Бросив на стол ложку-мешалку, она побежала в спальню и дала там волю слезам.
  - Да что произошло - расскажи! - настаивала старшая сестра. Опять отец доставал?
  - Да ну его! Как же иногда я ненавижу его!
  - Понимаю, Танечка, понимаю... Но он - наш отец, причем мудрый, умный... Постарайся понять его...
  - Что?!! И ты туда же?! Ты хочешь, чтобы я бросила учебу из-за этой скотины? Да сгори она совсем - не заплачу! Вот закончу учебу, уеду в город и никогда - слышишь? - никогда не вернусь в эту проклятую деревню! Достали меня эти коровы,куры, свиньи!
  - Отец настаивает, чтобы ты бросила педучилище? Странно - он никогда мне об этом не говорил. Успокойся, все будет хорошо. Я поговорю с ним. Где он?
  - Да скотину на водопой повел - будь она неладна! Смотри, не проболтайся, что пожаловалась тебе - я ведь для него всегда маленькая, наподдает еще... И почему именно я стала младшей?!! - голос ее дрогнул, слезы опять полились из глаз... - Вы всегда надо мной издевались! - горько заключила она.
  - Да ты что, сестренка, - мы же любя, играючи!
  - Ничего себе - любя играючи... "Танька, помой посуду!" А ведь я изо всех сил старалась опередить вас в еде - и опережала, выходила не последняя, а что делали вы? "Ты младшая - мой!" Как я вас тогда ненавидела! И мама тоже хороша! Усядутся с Бабчихой на кухне и клюют семечки на пол - Танька, мол, уберет! Опять Танька!
  - Помню, помню... Но зато она научила нас быть чистоплотными! Иногда я хожу по квартирам учеников и вижу, как неумело вымыта посуда: под ободом кружек видны крошки... Как пол помыт кругами... А мама учила нас мыть в одном направлении и последовательно, по одной досточке - помнишь?
  - Помню... Бедная наша мамочка... Хорошо, что она переехала к Нине в Увельку - может, домик себе купит... Я недавно была у нее, а уже соскучилась... Мань, а правда, что я очень похожа на нее?
  - Правда, Танюша, правда... Очень похожа... Особенно глазами и фигурой... Ножки у тебя такие же полненькие, как у нее...
  - Надо же... Я и не знала... Отец только иногда так на меня смотрит... Как ты думаешь - у них есть еще шанс помириться?
  - Честно? Думаю, сестренка, нет... Гордые они... Не умеют прощать... Особенно отец...
  - Ты думаешь, он разлюбил мать?
  - Нет, не разлюбил... Он всегда будет любить ее... Но помириться - не по... - в сенцах загремели ведра, и Машенька, прижав палец к губам, перевела разговор в другое русло.
  - Татьяна, дай-ка мне месиво - неохота разуваться...
  Вылетев из спальни стрелой, та подала еду для свиней, стараясь не встречаться с отцом глазами - пристанет, словно банный лист, с расспросами...
   Отец, вернувшись домой, догадался: Мария знает о разговоре с младшенькой.
  Ну, что ж, придется поговорить еще раз - откладывать нельзя.
  - Девки, давайте-ка попьем чаю, заодно и поговорим...
  Быстро сообразив перекус, семья дружно расселась вокруг стола - для каждого в доме было отведено определенное место. Пустовал только один стул - мамин: его никто никогда не занимал.
  - Ну что, Татьяна, успела нажаловаться сестре?
  Танька, заморгав часто-часто, сглотнула слюну.
  - Почему сразу "нажаловалась"? Просто рассказала... - недовольно буркнула она.
  - Ну-ну... Не лезь в бутылку... Дочь, пойми, ты должна бросить учебу и вернуться домой...
  - Да зачем, папка?!! Пусть учится - она же мечтала работать в школе! - вмешалась Мария.
  - Тяжело мне одному с хозяйством... Ладно, Феня помогает... И ладно, что зима на носу - нет срочной работы в колхозе... А весна придет - что делать будем? Я с раннего утра до позднего вечера на посевной. Ты - вечно в школе своей пропадаешь - кто с хозяйством управляться будет? Знаю, о чем вы думаете - продать, заколоть... А как жить будем - без молока, мяса - об этом думали? Легче всего пустить все по миру... Так что - думай-не думай - вернуться надо домой...
  Танька, выскочив из-за стола, топнула ногой и заорала:
  - Не-ет! Я не брошу, я буду учиться! А скотина мне ваша на фиг сдалась - продавайте, колите - мне не жалко!
  - Я-те поору! Я-те потопаю - ишь какая настырная! Все - сказал, значит, сделано! До Нового года учишься и - домой! Ни копейки больше не дам! - схватив фуфайку, он выскочил во двор и закашлялся. "Вот вредина, а! Не будет она - будешь!" Сердце колотилось так сильно, что перехватывало дыхание; все тело ломило, горело. "Заболел, что ли? - пронеслось в голове... - Давно такого не было... Ах, мать, мать, и почему ты не рядом - это было бы так кстати..." Испугавшись появившихся мыслей, он вышел в улицу и побрел куда глаза глядят - лишь бы забыться, лишь бы не вспоминать... Образ жены все чаще и чаще всплывал перед глазами, избавиться от которого он не мог. А может, не хотел?
  
  Глава тринадцатая
  
  Мария долго не спала - смотрела в темноту. Услышав голос мужа, вздрогнула.
  - Марин, а ты Михаила досель любишь? Вспоминаешь о нем?
  Дрожь, тихая, почти незаметная, коснулась ее тела. Едва сдержав вздох, ответила:
  - Не будем об этом... Ни к чему...
  Повернувшись к жене, Степан корявой рукой провел по ее волосам, лицу. Нутром ощутив беззвучные слезы, сказал:
  - Ну-ну... Мне это мешает, понимаешь? Я не могу делить тебя с ним... Забудь его!
  Он прижал ее голову к своей груди, поцеловав в макушку. Тесно прижавшись к мужу, смахнув одинокую, нежданно набежавшую слезу, Машенька ответила:
  - Все хорошо, Степа... Не надо переживать. Прошлое - оно ведь у всех есть... И у тебя оно было... Катерина вон до сих пор по тебе сохнет...
  - Тю-ю, нашла о ком говорить... Кроме тебя - никого не надо!
  - Ну и хорошо... Давай спать.
  Повернувшись спиной к мужу и умышленно зевнув, закрыла глаза. Грусть охватила ее душу. "Мишка, родной мой... Как ты там? Женился, наверное...!" Сердце сжала тоска, ревность... Не могла Мария представить рядом с ним другую женщину... А если представляла, ею обуревала такая ярость, что она вынуждена была вскакивать и бежать к ведру с холодной водой... Его письмо, так и не распечатанное, лежало в потайном месте - подальше от Степана. Как же хотелось прочитать его!!! Но она все откладывала - боялась новой боли...
  Почувствовав, что жена больше не откликнется на разговор, Степан вышел на кухню. "И когда она все успевает?" - подумал он про Марию, оглядывая начищенные до блеска кастрюли, белоснежные занавески на окне. Нежность новой волной подкатила к сердцу. Вспомнил юношеское чувство к Катерине. Да какая там к черту любовь! Физическое влечение... Перед глазами стояла последняя встреча с ней...
  - Степушка, милый, - женщина догнала его на горе, когда тот, не спеша, возвращался с работы. - Люб ты мне, не могу из сердца вырвать... Вернись, ноги твои мыть буду...
  - Отстань, Кать... - он стряхнул с плеч ее длинные руки. Покачнувшись и чуть сгорбившись, она стянула с головы цветастый платок, когда-то подаренный Степаном, вытерла слезы и усталой походкой пошла прочь от него. Дня через два-три она снова встретила его возле гаража.
  - Зачем ты так со мной, Степа, - грубо и бесчеловечно? Я что - не очень красивая?
  Раньше нравилась тебе!
  Степан взглянул на несчастную женщину - и сердце его зашлось... Ведь любил же когда-то он чуть раскосые ее глаза, крапинки вокруг острого носика, жадные до поцелуев губы. "Я соскучился по ласке... От жены не дождешься..." - подумал Степан.
  - Степушка, милый... - Катя ткнулась лицом в его распахнутую фуфайку, почувствовав бурно бьющееся сердце любимого. От неожиданности Степан растерялся. - Ну, глянь на меня! Люблю, люблю же я тебя! - Ни слова больше не говоря, она потащила его в лес, на ранее облюбованную поляну.
  - Ненормальная ты, Катя... - но та уже не слышала его. Опрокинув Степана на спину, навалившись всем телом, принялась целовать его горячими губами. - Степушка, уйди от нее... - В одно мгновение ее сладкие поцелуи превратились в змеиные укусы. Степан всегда знал, что из Кати получилась бы хорошая, преданная жена, но... Жизни с ней он не представлял - была черная, пугающая пустота.
  - Я Маринку люблю, Катя! Не ищи со мной встреч... И за эту прости...
  - Нет, нет! - горячо шептала та. - Ты мой, только мой... Никому не отдам... - она ловко стянула с него фуфайку и... Сопротивляться уже не было сил. Подмяв женщину под себя, он увидел ее глаза - изжелта-карие, они были переполнены слезами, отчаянием и еще чем-то таким, отчего хотелось целовать их - жадно-жадно... По жилам Степана разлился жаркий огонь; сознание, мысли заволоклись густым туманом. Через секунду все исчезло - в мире были только они и их полынная любовь...
  **********
  Подходила к концу вторая четверть. Мария писала отчет по проведенным контрольным работам, когда в кабинет постучала секретарь школы.
  - Вас вызывает завуч.
  - Прямо сейчас?
  - Да, она уже ждет...
  Машенька, быстро спустившись на первый этаж, постучала в дверь.
  - Да-да, Марина Николаевна, войдите...
  Завуч была не одна - на стуле сидела Наталья Николаевна, классный руководитель 7А класса. Не очень-то жаловала ее Мария - вечно у той были к ней претензии...
  - Присаживайтесь. Вот Наталья Николаевна пришла с жалобой на Вас...
  - Да? И какой же? - улыбаясь, спросила учительница.
  - Пожалуйста, Наталья Николаевна...
  Усевшись удобнее, та вызывающе глянула на русоведа - Мария, выдержав дерзкий взгляд, приготовилась к диалогу.
  - Марина Николаевна, Вы сознательно "зарезали" моих отличников и несколько хорошистов? У них только по вашему предмету плохо...
  - Не поняла - как это сознательно? И кого это, интересно мне, я "зарезала"?
  - Ой, не притворяйтесь, пожалуйста, Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду!
  - Потрудитесь напомнить. Ах, эти... А Вы в курсе, что отличником не может быть человек, который пишет проверочные работы на "удовлетворительно" и у которого техника чтения чуть выше среднего?
  - Да уж не скажите! Дети боятся Вас - как только внеклассное чтение, они бегают, как ищейки, в поисках литературы... Где взять тексты, если их в библиотеке почти нет?!
  - Где? Просто нужно чуточку потрудиться - спросить у соседей по площадке, по подъезду - у кого-то же все равно есть! И запомните, Наталья Николаевна, слабому в знаниях ученику я могу не поставить двойку, а уж отличнику и хорошисту - поставлю обязательно - на то они отличники и хорошисты!
  - Вы посмотрите, Людмила Андреевна, с ней же невозможно разговаривать... А на уроке - Вы были у нее на уроке? Она так спрашивает с учеников - просто ужас!
  Завуч не успевала поворачивать голову из стороны в сторону, но Машенька видела: злости на лице не было.
  - Скажите, Людмила Андреевна, если бы переводной экзамен отличник или хорошист сдал на оценку ниже той, которая стоит за год, - что бы Вы сказали?
  - Что оценка не соответствует действительности!
  - Видите, Наталья Николаевна, как все может обернуться... Так что, прошу Вас, не лезьте в мою работу, занимайтесь своим делом. Я могу идти?
  - Нет! - почти взвизгнула Наталья Николаевна. - У меня еще замечание к Вам! Зачем Вы употребляете на уроке слово "девственный"? Не рано ли семиклассникам знать значение этого слова?
  Марина Николаевна неожиданно рассмеялась, тем самым разозлив коллегу еще больше.
  - Ну и даете Вы, Наталья Николаевна.... За кругозором следить надо, расширять его, так сказать. Стыдно не знать, что слово это - многозначно! Мы часто, например, говорим, "девственная природа" - слышали такое выражение?
  Вся пунцовая, с ненавидящим взглядом, та прошипела:
  - Да ну Вас!.. Не родился еще человек, который переспорил бы Вас...
  - Возможно... Я могу идти?
  - Да, конечно,- ответила завуч, и Мария достойно вышла из кабинета.
  Проверив оставшиеся тетради (уроков больше не было), она аккуратно сложила их в стопку и стала собираться домой.
  - Вы большая молодец! - услышала женщина, склонившись над портфелем. На пороге стояла Людмила Андреевна. - Я восхищена Вами: не каждый может дать достойный отпор... И еще... Комиссия восторгалась Вашей рецензией на работу слабого ученика. Спасибо Вам за умение аргументированно доказывать свою точку зрения...
  ... Счастливая и окрыленная, Машенька возвращалась домой. Как же хотелось ей поделиться радостью, но с кем? Отец никогда не любил ее работу, Степан был далек от этого, матери же не было рядом. "Людка, Людка бы поняла!" - подумала Машенька о своей подруге. Слишком давно они виделись с ней - у каждого теперь своя семья, свои заботы... Она вспомнила Михаила - вот кто любил слушать ее, радоваться успехам! "Сегодня я прочту письмо - обязательно!" - дала зарок себе женщина, и легкой походкой направилась в садик: он работал уже больше недели, и каждый день Игорек приходил оттуда радостный и довольный. И это было ее самым большим счастьем...
  
  Глава четырнадцатая
  
  Побрившись, умывшись и переодевшись, Степан сел за стол. Мария рассказывала о последних новостях в деревне, когда тяжело скрипнула дверь - супруги замерли в ожидании гостя. Постаревший, сильно исхудавший, совсем не похожий на себя, Николай переступил порог родных людей.
  - Ты чего так поздно? Случилось что?
  - А что - поздно нельзя? - прищурив глаза и склонив голову набок, спросил он.
  - Да ты садись, папка, садись... - Степан выдвинул табурет и посмотрел на жену. Та, не мигая, смотрела на мужа.
  - Что? Никаких 100 граммов! Мы же договорились!
  - Ну немножечко-то можно ради тестя... - заискивающе пролепетал Степан. - Совсем по чуть-чуть...
  Николай закашлялся - до слез в глазах. Достав замусоленный платочек, вытер слезившиеся глаза, высморкался.
  - А не мешало бы, дочь... Что-то хворо мне... Не серчай...
  Машенька достала граненые стаканы, тарелку, положила вилку.
  - Только закусывать - договорились?
  - Ты Маня, ступай, займись своими делами, а мы потолкуем...
  Мария ушла, прихватив с собой сына. Отец молча смотрел на Степана из-под мохнатых насупленных бровей и казался тому незнакомым, чем-то озабоченным.
  - Ты вот скажи, Степка, - медленно произнес он, не отрывая от зятя недоброго взгляда. - Правда, что ты подал заявление в МТС центральной усадьбы?
  Степан поперхнулся, ответил не сразу.
  - Да... Сарафанное радио работает на все 100... Ну, что тебе, батя, сказать - правда... Решили мы начать новую жизнь. Надоело захолустье...
  Тесть вспомнил слова Николая Александровича Зуенка, парторга совхоза. Приехав на свадьбу Машеньки со Степаном и улучив момент, когда Николай был один, сказал:
  - Попомните мои слова, Николай Олимпьевич, - погубит Степан Вашу дочь... Ой, погубит...
  Как сказать об этом Степану, как остановить его не делать очередную глупость - Николай не знал. Сердце его сжималось, пульсировало так сильно, что приходилось все время откашливаться.
  - Не боишься с насиженного места срываться? Это ведь центральная усадьба, у всего начальства на виду?
  - А че мне, батя, бояться? Работать я умею - сам знаешь...
  - Уметь-то - умеешь, да одного этого мало... Слаб ты на выпивку, Степка, отказать не умеешь... Там все чужие - не простят...
  - Да ладно тебе о грустном - перебил его зять. - Все будет нормально... В "Козла" сыграем?
  - Нет... Душа что-то болит... Пройдусь маненько - авось, полегчает...
  Одинока и безлюдна была деревня в это позднее зимнее время. Николай взглянул на черное небо - на нем холодно горели миллиарды звезд. Тоска окутала уже немолодого человека, хотелось тепла, ласки, душевного общения - ничего этого не было... Он снова вспомнил жену, ее мягкое, податливое тело, которое любил больше всего на свете... Он не гнал теперь мысли о ней, потому как понял: забыть ее не в силах. А простить? Наверное, нет - слишком глубоко засела обида, вот только откуда она взялась - Николай не понимал...
  ******
  Новый год приближался с бешеной скоростью. Татьяна ждала этого праздника и боялась - она вынуждена будет покинуть педучилище, ставшее ей родным, милых девчат, с которыми так подружилась...
  ... Был субботний день - все разъехались по домам, и только она решила остаться в общежитии. Уткнувшись в подушку, девушка неподвижно лежала на кровати с белоснежным бельем. Тишиной и покоем дышала комната. Изредка доносилась злые порывы ветра, и от этого на душе было еще тоскливее. Второй месяц она не была у отца - как там он, сестра и племянник? Обида переполняла ее сердце, но она понимала: отец не изменит своего решения, придется смириться с ним. Уехать бы к маме - да куда там! В маленьком домике ютится пять человек, дети старшей сестры Нины спят на полу. Не по-детски вздохнув, Татьяна вытащила полотенце, мочалку с мылом и направилась в душ. Из актового зала доносилась робкая музыка - кто-то учился играть. Осторожно приоткрыв дверь, увидела девчат-однокурсниц - Алтухову и Рямину.
  - Вы что - тоже домой не поехали?
  Улыбающиеся, счастливые, девушки дружно ответили "нет" и пригласили Татьяну на прогулку по городу.
  - Ой, здорово-то как... Я сейчас, быстро - и побежала в душ.
  Через час девушки сидели в трамвае, решая, куда двинуться дальше.
  - Девчонки, я так беляшей хочу... Поехали на вокзал - они там такие вкусные...
  - А поехали! - засмеявшись, вскрикнули будущие педагоги и, крепко обнявшись, встали на задней площадке: все сидения в трамвае были заняты...
  В кругу подруг Татьяна на время забыла свои проблемы. Город заворожил ее праздничной иллюминацией, ледовыми фигурами - не хотелось думать о грустном, о встрече с отцом. И все же... Где-то в глубине души она жалела и понимала его. Вот и сейчас, дыша свежим декабрьским воздухом, стоя у подножья горки, она почувствовала: с отцом неладно. Сердце ее было не на месте, слезы почему-то подступали так неожиданно и близко, что приходилось незаметно смахивать их мохнатой рукавичкой.
  - Ты плачешь, что ли? - наклонившись, спросили девчата.
  - Как можно?! Это злющий ветер выбивает слезы...
  ... А Николай в это время лежал на кровати - всеми забытый, заброшенный.
  "Скажи, мать, скажи, что мне делать теперь?! Я не хочу больше помнить тебя... Я не волшебник... Я обычный мужчина... Дети выросли, разбежались, Танька вот только - твоя любимица... Что скажу я им всем, если спросят..." - мысли сумбурно лезли в голову, в ушах звенело... Сросшиеся черные брови его дрогнули, изломились, но через секунду выпрямились. Он походил по комнате и снова прилег. Он уже почти привык засыпать в одиночестве, в тишине. Как назло, вспомнились яркие подушки, вышитые умелой рукой жены, набитые настоящим гусиным пером... Как, как получилось так, что теперь все кажется нереальным, неправдоподобным? Ведь было же время, когда он, счастливый, засыпал под боком у жены на этой самой постели, но только такой уютной и чистой... Куда все это подевалось? Вопросы, мучительные и жестокие, не давали ему покоя. Вконец измотанный от внутреннего монолога, он заснул - был одиннадцатый час ночи.
  
  Глава пятнадцатая
  
  В комнате сидели двое - молодая женщина с ребенком на руках и юная девушка. Та, что помладше, часто всхлипывала, обвиняла отца во всех своих горестях и печалях; та, что постарше, нежно гладила курчавые волосы сестры... Они обе выросли в семье, где родители любили друг друга. Конечно, мама с папой ссорились, но дети знали: они всегда будут вместе. И вдруг... Девочки не хотели лезть к отцу с разговорами и расспросами-выяснениями, почему он так поступил: привел в дом другую женщину. Да, им всегда нравилась тетя Феня, они по-своему любили ее, но чтобы она переступила порог их дома в качестве жены и мачехи - это было уж чересчур...
  - Он запутался, она его околдовала! - зло кричала Танька, размазывая по щекам "черные" слезы. - Я не верю, что он разлюбил маму! Любит... Просто он устал от одиночества!
  - Успокойся, Танечка... Ничего страшного не произошло... И потом... Это не предательство по отношению к нашей матери... Она сама сделала такой выбор...
  - Замолчи! Слушать не хочу! Зачем тогда он забрал меня из педучилища, если знал, что женится?!!
  Мария смотрела на сестру и не знала, что ответить - а правда, зачем?
  - Не знаю... Может... - она на минуту задумалась, а потом спросила:
  - Как произошла ваша встреча? Расскажи...
  - Да что рассказывать... Приехала из интерната, открываю дверь, а она сидит у поддувала, золу из печки выгребает. Я сначала не поняла, обрадовалась даже встрече, а отец:
  - Вот, дочь, твоя новая мамка... - Татьяна снова вскочила и забегала по комнате. - Какая она мне мамка? Нет, ты представляешь, он на ухо мне шептал: "Подойди и поцелуй ее!" Это что - правильно?
  - А она?
  - Она? - Танька замялась, голос ее потеплел. - Она отругала его за это!
  - Вот видишь, может, подружимся еще с ней...
  - Ага... Счас...
  - Ну-ну... Успокойся... Все будет хорошо... Домой пойдешь или останешься?
  - Домой. А то опять прибежит, орать будет...
  ... Открыв дверь, Татьяна увидела плачущую Феню - та сидела за столом и в чем-то убеждала отца. Увидев падчерицу, виновато встала и неожиданно сказала:
  - Если ты против - я сейчас же уйду... Я никогда не хотела занять место твоей матери... Прости меня, девочка...
  Она подошла к Татьяне и обняла ее. И вдруг сердце девочки оттаяло, оно почувствовало такую искреннюю любовь чужой женщины, что... Не в силах больше сдерживать бесконечные страдания, она припала к груди ставшего вмиг родного человека и заплакала...
  *******
  Давно пропели первые петухи, а Машенька, тяжело вздыхая, не могла заснуть. На диване, свернувшись калачиком, сладко похрапывал муж. Рядом с ней лежал главный мужчина жизни - ее сын. В темноте не было видно его лица, но мать чувствовала: оно спокойно, ни тени волнения. Пододвинувшись ближе к родному комочку, обняла его и поцеловала в губки: "Спи, мой хороший... Я с тобой..." Сын, словно почувствовав настроение матери, открыл глаза и снова закрыл их: сон взял свое.
   В комнате становилось прохладно. "Верно, ветрище на улице, выдуло все тепло." - подумала женщина и, встав, подошла к окну. В природе творилось что-то необычное. Казалось, что она отмечает небывалое торжество. Небо приобрело удивительно лазоревый цвет. Таким оно бывает только накануне Сретения, когда встречаются две соперницы: Зима и Весна. А березы! Они стояли возле дома в жемчугах - и было это так красиво, что Мария, сдвинув шторы в одну сторону, замерла от невиданного зрелища. Коралловый цвет веток... Откуда он здесь? Это солнышко, уже не зимнее, но еще и не весеннее, только-только поднималось на небосводе и бросало на них свои робкие лучи... Машенька вспомнила:
  - Ночь зимой - как черный кот,
   День - как серенькая мышь...
   Но весна, весна идет,
   Ярко, звонко каплет с крыш...
  "Хорошо сказано!" - заключила она и, повернувшись лицом в комнату, увидела: ее малыш не спал. Он спокойно лежал на кровати и наблюдал за ней. Личико его разрумянилось, вспотевшие волосы стояли торчком.
  - Ах, ты мой Ерошка, дай помну тебя немножко... Раз, два, три, четыре! - Сын не сопротивлялся: он привык к утренней гимнастике под нежный голос матери.
  - Ничего себе - сами встали, а меня не разбудили! - забаритонил Степан, услышав родные голоса. - Который час?
  - Да уж четверть восьмого! Вставай, вставай, папка, печку топи - бр-р-р как холодно!
  Через час комната наполнилась теплом.
  - В гости пойдем?
  - Куда такую рань?
  - Да к отцу наведаемся... После обеда... Надо же посмотреть на молодоженов...
  
  Глава шестнадцатая
  
  Ночь выдалась на редкость беспокойной. Татьяна ни на минуту не сомкнула глаз - переживала из-за предательства отца и представляла, что теперь будет с мамой. Она пыталась понять их обоих... В конце концов решила: на все - воля Божья. Нет смысла что-то просчитывать, анализировать - все решено заранее... Она вспомнила теплые объятия тети Фени, заступничество за нее, свою падчерицу, перед отцом - и благодарность заполонила ее сердце. "Все, хватит философствовать!" - приказала она себе. - Не так уж и плохо иметь две мамы!" Зрачки ее глаз сузились до мизерных размеров, веки отяжелели и медленно опустились на глаза. "Раз, два..." - лениво шептала девушка, но Морфей уже уносил ее туда, где были Мир, Покой и Благодать - все, что могло бы сделать страдалицу счастливой...
  *******
  Когда Мария вошла в дом, она не узнала его - так он изменился! На нее пахнуло чем-то забытым, родным и уютным. "Словно мамой пахнет..." - пронеслось в голове.
  В зале стояла красиво заправленная панцирная кровать. Подушки, огромные, пышные, сразу бросались в глаза. А запах еды! Стоял такой аромат, от которого просто кружилась голова.
  Танька спала на диване - лицо ее цвело, дышало покоем и счастьем. Ревнивая нотка пробежала по Марии, но она тут же прогнала ее прочь - все же хорошо!
  - Она что - все еще дрыхнет? - недоуменно спросила Машенька, кивая в сторону младшей сестры.
  - Тсс... Пусть поспит еще... Устала она... - шепотом произнесла Феня и пригласила всех к столу. Отец, молчаливый и растерянный, смотрел на дочь не отрываясь - он словно хотел поймать ее взгляд, чтобы понять, одобряет она его выбор или... Но Машенька не смотрела на него - зачем обсуждать то, что давно решено?
  Боже, каким же вкусным показался всем обед! В центре стола восседал огромный горшок, в котором гармонично ужилось несколько видов мяса, различные овощи, грибы и даже огромный кусок рыбы - все это вызвало огромное желание взять деревянную - именно цветную деревянную ложку! - и хлебать, ощущая насыщенный вкус незнакомого блюда. Наваристый, густой суп заменял обед из трех блюд.
  - Ой, как вкусно... Тетя Феня, а можно рецептик?
  Скромно улыбаясь, женщина согласно кивнула головой.
  - Это семейный рецепт. Моя мама научила меня... На нем выросли все мои племянники...
  У Фени не было своих детей, и замужем она почти не была - в день свадьбы началась война, муж ушел воевать, да так и не вернулся. Всю невостребованную любовь она передала трем племянникам. Нелегко было жить с братом; постоянные стычки с его женой Клавдией выводили ее из себя, но она терпела - куда пойдешь в незнакомом месте? Да и то, что она была немкой, настораживало многих, держало на расстоянии. Может, потому и потянулась ее душа к новой соседке Вере, что приехала из соседней деревни. Уж больно искренней была она, доброй. Да и детки у нее славные, особенно последняя, Танечка. Частенько, когда та приезжала домой на выходной и вынуждена была рано вставать, чтобы проводить скотину в табун, она, жалея девочку, отправляла ее спать, а стадо выгоняла сама...
  - А вот и Танечка проснулась! - с необыкновенной нежностью произнесла она, когда та, заспанная, лохматая, встала с постели. - Умывайся и - к столу! А потом сбегаешь в магазин - сбегаешь? Мне-то некогда...
  - Угу... - еле слышно пролепетала Татьяна и пошла умываться.
  Отец со Степаном вышли курить во двор, а Феня стала собирать Машеньке гостинцы.
  - Что Вы, тетя Феня, ничего не надо... И так все было замечательно... Спасибо Вам, мы пойдем...
  - Не обижайтесь на меня... Чем смогу - помогу... Игорька приводите, если куда надо сходить... Николай-то... Чахнет совсем... Жалко мне его стало...
  Мария подошла к женщине и обняла ее - робко, неуверенно.
  - Спасибо за все... И за отца тоже... Все будет хорошо - я обещаю Вам...
  *******
  Медленно, день за днем, шаг за шагом Николай с Феней привыкали жить одной семьей. Было непривычно каждый день встречаться, разговаривать за столом, спать рядом, приспосабливаться к повадкам и привычкам, при этом стараться не нарушать личное пространство друг друга. Николай страдал. Целыми днями он пропадал на работе, где мог спокойно, ни от кого не прячась, обдумать то, что произошло. Он не мог пережить позора и конфуза, что случился в их первую совместную ночь, когда он обнимал ту, которая стала ему женой. Его "желание" не работало, не хотело работать, и он ничего не мог с собой поделать. Феня, эта чудесная, мудрая женщина все поняла...
  - Коля, не надо... Я понимаю... Нужно время... Да и не молоды мы уже...
  Он пытался прижать ее к себе в надежде вызвать мужское желание, но организм молчал. Откинувшись, он прикрыл глаза рукой - хотелось провалиться сквозь землю, убежать на край света...
  Вскоре он заболел. После работы, не выпуская из рук тряпочки, что заменила ему носовой платок, он, уставший и поникший от беспрерывного кашля, смотрел по телевизору передачу. Феня испекла какие-то плюшки, достала малиновое варенье, заварила душистый чай и поставила все перед ним.
  - Спасибо...
  Жена, чтобы не мешать ему, удалилась, но через минуту снова вошла: в руках ее было что-то вроде шали; она накрыла ему плечи и спину. Ток пробежал по всему телу Николая. Сбросив с себя покрывало, пролив чашку с чаем, он упал перед ней на колени и, обнимая их, стыдливо зашептал:
  - Феня, прости меня...
  - За что, Коля?
  - Я все еще люблю... Прости... Не могу забыть...
  - Ты думаешь - я не знала этого раньше? Я видела, как ты сходишь с ума от тоски и одиночества, особенно в выходные дни; видела, как тяжко тебе - и решила помочь... Не терзай себя... Объединим наши одиночества - и не будем больше об этом...
  - Расскажи о себе...
  И чем больше он узнавал о Фене, тем больше был уверен: она поможет забыть ему прошлое и начать новую жизнь...
  
  Глава семнадцатая
  
  Николай встал рано. На кухне Феня уже топила печку, стараясь не греметь посудой. Молча выпив стакан вкуснейшего чая, спросил:
  - О чем задумалась, Феня?
  Та, вздрогнув от неожиданного вопроса, вдруг пододвинула табурет близко к мужу и, глядя на него голубыми, как небушко, глазами, ответила:
  - Знаешь... Праздник приближается... Было бы просто замечательно созвать всех твоих девочек... Как думаешь, примут они приглашение?
  - А почему бы и нет? Давно мы не собирались вместе... - кашель, мучительный, надрывный, прервал их диалог. Феня сочувственно покачала головой.
  - К врачу тебе наведаться надо, Коля... Не нравится мне твой кашель...
  - Пройдет - не неженка я... Таньку в Коркино послать надо, к Анне - та все организует... На том и порешили.
  *******
  Говорят, каждый человек может быть магнетически привлекателен и невероятно красив. Истинная красота его - внутреннее сияние Души, то драгоценное зернышко, которое дает плодотворные всходы при условии правильно выбранного пути с правильным человеком...
  *******
  Феня волновалась: скоро застолье, а в доме никого не было - неужели не приехали? Посмотрела на часы - нет, зря волнуется: время еще не вышло, позволяло ждать. Быстро оглядела стол, подошла к зеркалу: хороша, ничего не скажешь! На фоне смуглого лица предательски выделялись большие, как озеро, голубые глаза - они сияли счастьем. "Господи, помоги, пошли мне удачу!"
  - А вот и мы! - громко крикнула Машенька, широко раскрыв дверь. - Принимайте гостей, хозяева!
  - Ой-ой-ой, сколько вас... Проходите, проходите, располагайтесь. Это что за красавица такая? - Феня протянула руки маленькой девочке, сидевшей у матери на руках. - Иди ко мне, моя хорошая... - Та, внимательно изучив незнакомую тетю, взглянула на мать, перевела взгляд на незнакомку и вдруг доверчиво протянула руки.
  - Надо же... - смеясь, произнесла Людмила, - обычно Лариса не сползает с моих рук...
  - А Игорек где? - спросила новоявленная хозяйка, - и вообще, где ваши мужчины?
  - Да здесь он, и они здесь - на крыльце курят... С папкой вместе, - сказала Машенька. - Тетя Феня, помощь нужна? Мы готовы!
  - Да нет вроде... Сами управились... Давайте познакомимся - иначе запутаюсь я...
  Улыбаясь, смотрели сестры на мачеху - ни тени ненависти в их глазах... Зардевшаяся, немного сконфуженная хоть и добрым, но оценивающим взглядом, Феня то и дело смахивала капельки пота и смачивала языком пересохший от волнения рот...
  ... Вскоре все семейство сидело за огромным столом. Роль тамады, как всегда, взяла на себя Мария.
  - Мужчины, дорогие наши, не забывайте, пожалуйста, о своей миссии - ухаживать за женщинами... Проверьте - у всех ли горячительное... - виртуозно исполняла она свою роль.
  И вдруг увидела... отца. Гладко причесанный, в красивой новой рубашке, удивительно шедшей ему, он сидел рядом с тетей Феней - близко-близко, плечом к плечу... Слезы набежали неожиданно и обильно - не заметить их было невозможно. Наступила такая тишина, что слышно было тиканье часов и всхлипывания сестер. Каждая из них понимала: это конец... Нет больше в жизни отца их матери, их любимой мамочки... Слезы текли и текли, и мучительно тянулось время... Феня молчала - она понимала бедных девочек, их непередаваемую ревность и боль. Понимала, потому молчала. Отец виновато опустил голову - если бы знали дочери, как болело его сердце, как страдала его душа... В одно мгновение, словно кадры кино, промелькнула перед глазами вся его жизнь. Вот он ночью покинул полевой стан и убежал на часок-другой к молодой жене - соскучился по любимому телу... Вот на сенокосе они упали на скошенную траву и, опустошенные страстной любовью, наблюдали за парящими в небе орлами... Вот, прячась от детей, лезут на сеновал и, сгорая от той же ненормальной любви, занимаются ею... "Боже... - успел подумать Николай, глядя на своих повзрослевших дочерей. - Они ведь все - семя нашей любви... Вера, Вера, посмотри, какие у нас красивые, хорошие девки... Если бы ты была рядом..."
  Раздумья прервал подступивший кашель. Феня, положив руку на его плечо, вдруг встала, первой прервав затянувшуюся паузу.
  - Ну что - вижу я: трудно вам начать разговор... Да я понимаю... Не осуждайте отца - не он, я на себе его женила... - все, взбодрившись, заулыбались. - Да, да, не смейтесь - сам бы он не решился... Жаль мне стало его да Танечку... Так что никуда теперь я не уйду - родными стали вы мне... Не знаю почему - словно всех вас родила... - Голос ее задрожал, в уголках глаз заискрились крошечные слезинки. - Не довелось мне иметь своих детей, не знакомо чувство материнства... Позвольте заботиться о вас как о родных... Обещаю - буду доброй мачехой...
  - Тетя Феня, ну что Вы - мы вовсе не против этого, - как-то враз заговорили все сестры.
  - Поднимем стопочки, - сказал Степан, - за новую семью... За тебя, батя!
  - За вас! За вас! - неслось со всех сторон - и грусть отступила, уступив место радости и покою.
  Через час гости осмелели, стали шутить и смеяться. Хозяйка не успевала подкладывать закуску - так все было вкусно и необычно...
  "По диким степям Забайкалья..." - запел Николай свою любимую песню. Ее подхватили, как это бывало раньше, и сестры поняли: нет, не забудет отец их мать. Она будет жить в его сердце вот этой песней, что звучала сейчас, - ведь они так любили петь ее вместе! В его нежном взгляде, что бросал он на дочерей, - ведь это плод их любви... Незаметно исчезла ревность к Фене, и девочки, обступив мачеху, желали ей счастья.
  - Садитесь, садитесь за стол! - крикнула хозяйка после небольшого перерывчика. - У нас есть что сказать вам... Машенька, в мае мы с Колей хотим съездить ко мне на родину, в Сибирь - не поможешь с хозяйством? Утром корову будет доить Клавдия, жена моего брата, а вечером - ты. Ну, а в выходной - Татьяна поможет.
  - Не вопрос - помогу, конечно... Кстати, где беглянка наша - что-то не видно ее...
  - В обиде на нас... К подруге убежала, - невесело констатировал Николай.
  - Вчера послали в магазин, - подхватила Феня мужа, - так продавец недодала ей двадцать восемь копеек. Говорим - сходи, пусть пересчитает товар, негоже девочку обманывать. Так она в слезы - не пойду, и все! Давай, говорю, я схожу - разобраться-то ведь надо... Она хлопнула дверью и убежала. Поздно вечером пришла, ни с кем не разговаривает, утром снова сбежала...
  Мария вдруг громко засмеялась - все недоуменно повернули головы.
  - Она не виновата, тетя Феня, потому и не пойдет. Думаю, все дело в чулках.
  - В каких?
  - Она чулки купила - они как раз и стоят двадцать восемь копеек. По пути забежала ко мне примерить их. Они оказались короткими - так она оставила их у меня, говорит: "Анечке потом передашь."
  - Вот дуреха... Почему не признаться - разве я стала бы ворчать?
  - Я, грешным делом, подумал: взяла деньги себе... Раньше, при матери-то, все вы позволяли себе то яйца сдать на деньги, чтобы посмотреть запретное кино, то сдачу не отдать...
  Девчонки засмеялись - да, было дело... Но все это - в прошлом. Сейчас начиналась новая жизнь.
   Расходились все поздно вечером. Феня хлопотала: доставала яйца, делила их каждому поровну; сало - кому простое, кому копченое... Видно было - давала от души, и это очень подкупало девочек - часто ли встретишь такую добрую мачеху?
  
  
  Глава восемнадцатая
  
  Незаметно пришла весна. Из всех времен года Машенька больше всего любила ее - за трогательно-прозрачную чистоту. На нее женщина всегда возлагала большие надежды.
  ... Тихо, не спеша шла Мария по улице. Миновав крутой поворот, поднялась в гору и оглянулась - какая красота! Деревня, утопая в изумрудной зелени, купалась в розоватых лучах весеннего солнца. Взглянув на часы и на минуту задумавшись, Мария вдруг побежала по проторенной тропинке вниз и вскоре очутилась у подножья озера. На берегу его лед успел уже растаять, и в прозрачной вешней воде виднелся каждый камушек, каждая галька. Зачерпнув ладонью леденящей воды, осторожно сделала несколько глотков - хороша водичка - вкусная, чистая! А воздух! Сделав глубокий вдох, замерла - каков же он живительный, чистый, ничем не отравленный! Сельчане молодцы - сберегли дивную красоту...
  У Машеньки было время подумать о себе, своей семье - стадо еще не пригнали, а погонят - она сразу увидит... Присев на огромный камень и подставив лицо теплому ветерку, задумалась...
  Да, жили они со Степаном... Люди не скажут, что плохо. Но любила ли она мужа - то люди не знали. Как не знали и то, на что способна Машенька, как может любить она - ошалело и преданно... Три года прошло, а в сердце ее один лишь Михаил. Да, изменила она ему, но только физически - что поделаешь, если природа так устроена - но душой, мыслями... С его именем она вставала и засыпала; ему посвятила не одно строчку никому не известных стихов; его письмо, так и не прочитанное, грело ее душу и заставляло жить дальше. Свою судьбу она не связывала с ним - что потеряно, того не вернешь, и все же... Михаил был дорог ей как память о прошлом, счастливом прошлом... Никто никогда не любил ее так, как он... Да она и не хотела ничьей больше любви... Она боялась только одного: годы сотрут память о нем, и она забудет чудный запах его тела и волос, его сильные руки, его голос... "Ой, не хочу этого!" - вслух произнесла Машенька и, испугавшись собственного голоса и мыслей, оглянулась - не слышит ли кто? Но в природе царила вечерняя тишина. Солнце успело подойти близко к горизонту и вот-вот должно было упасть за него. Машенька, расправив примятые складки платья, тяжело вздохнула и направилась вверх - туда, откуда пришла.
   В доме родителей было пусто - Танюшка была в интернате, отец с Феней уже неделю гостили в Сибири. Мария отметила: все, что принадлежало их матери, новой хозяйкой было не тронуто. Более того, вещи были аккуратно свернуты и покрыты чистой тканью. Раскрыв шифоньер, женщина увидела: платья и пальто тоже были накрыты чехлами. "Спасибо, тетя Феня... - Она погладила вещи матери и, поцеловав одно из платьев, прижалась к нему щекой. - Мамочка, милая, это все, что напоминает о тебе..." Оторвавшись от одежды, подняла взгляд и заметила клетчатое пальто - оно висело на отдельном гвоздике и сильно выделялось среди старой одежды. "Новое? - Мария взяла его в руки. - Точно новое! Для кого? - Пошарив по карманам, вытащила бумажку. "Таня, это пальто - тебе! - записка, что ли? - Если впору - можешь носить, а нет - пусть висит до нашего приезда: потом сдадим обратно в магазин. Будешь дома одна - закрывайся на запор хорошо. Пока. Папа, тетя Феня" "Надо же... Чужая женщина так заботится.." - с благодарностью подумала Мария, но в глубине души опять зашевелился "червячок" - ревность иногда позволяла себе являться в ненужное время в ненужном месте... - Ну, ну... Успокойся... Все хорошо..." Желая быстрее избавиться от неприятного чувства, она поспешила в сарайку...
  Просепарировав молоко, Машенька отлила себе жиденькой сметаны, достала из холодильника масло, творог и, закрыв дверь на замок, поспешила домой...
  **********
  - Привет! - тихо, не похоже на себя, поздоровалась Татьяна. Мария сразу определила: сегодня ту лучше не трогать...
  - Что на этот раз, сестренка? Расскажи, если можешь...
  - В двух словах не объяснишь...
  - А ты русский язык в помощь возьми - он богат на слова: синонимы, анто...
  - Да ладно тебе! - резко оборвала Татьяна. Устала что-то я... Столько проблем...
  Машенька, подойдя вплотную, обняла сестру, поцеловала в щечку.
  - Расскажи, а я послушаю...
  Они сели на диван. Танька, положив голову на плечо сестры, почти шепотом говорила:
  - Понимаешь, за активную жизненную позицию - я ведь отвечаю за культмассовый сектор - меня наградили путевкой в Ульяновск... Она денег стоит, а откуда они у нас? Все, что было, отец с тетей Феней с собой забрали... - Татьяна не плакала, но Мария чувствовала: еще чуть-чуть - и...
  - Ну что ты, милая... Мы что-нибудь придумаем... Такое раз в жизни бывает - разве можно отказываться? - она говорила и все сильнее прижимала сестренку к себе. "Бедная, бедная Танечка... Как же помочь тебе, если и вправду не окажется денег? - безмолвно рассуждала Мария. Она знала: сама помочь ей не в силах: еле концы с концами сводила... Зимой Степан зарабатывал очень мало, а ее зарплаты едва хватало на то, чтобы оплатить садик да купить самое необходимое. - Не грусти, моя хорошая, найдем какой-нибудь выход..."
  - Скоро прощальный звонок - мне речь произносить, а я не знаю как... - снова заговорила Татьяна. - Как подумаю, что больше не увижу ЕГО - сердце останавливается... И с девчонками из комнаты жаль расставаться - подружились мы... Благодаря им я серьезнее стала...
  - Тебе кто-то нравится? - Машенька, развернув Татьяну к себе, смотрела ей прямо в глаза. - И кто он - тот, по которому так сохнет самая лучшая девочка в мире?
  - Да так... Васькой зовут... Посматривает на меня, а подойти не смеет...
  - А почему думаешь, что он симпатизирует тебе?
  - Так это, друг его, Казиев, сказал... Господи, у меня сердце как у воробышка бьется, когда вижу его... Он такой высокий, голубоглазый... И так мне нравится...
  - Глупышка ты моя... Чего ты... Любви не надо бояться... Это самое прекрасное чувство на Земле - лучше еще не придумали... - Мария вдруг замолкла и, глубоко вздохнув, подумала о письме: что в нем? Наверное, ни слова о любви... А ведь какие письма получала! И зачем разорвала их? Сейчас бы показала сестре...
  - Который час? Ох, Танька, засиделись мы - пора за Игорем в садик... В клуб-то пойдешь?
  - Еще бы... Конечно, пойду. С Иринкой Мякишевой пойдем... Она и ночевать у нас будет... С матерью ее я договорилась... Ладно, пошла я...
  - Пока, пока... До завтра...
  Хлопнула дверь, и в комнате повисла тишина. Мария, открыв шкатулку, достала конверт. "Родной мой... Я начала забывать твои черты лица... И фото нет - все порвала, прости... Как ты там? - она гладила дорогой конвертик, целовала его, нюхала, стараясь уловить дорогой запах... Открыть-не открыть? Открыть-не открыть? И снова не открыла... Снова положила на дно шкатулки, завалив разными безделушками. Видимо, не пришло еще время...
   А Татьяна тем временем выбирала наряд - не каждый день дискотека в клубе... Его было немного - несколько юбок с блузками да три платья - всего лишь! Больше всего нравилось ей носить юбку с нарядной блузкой. На юбки сегодня спрос особый - в моде они. Разные. С разрезом и без, с пуговицами и без них. А о длине и говорить не приходится: мини, миди, макси. Длинные она не любила - скрывали ее стройненькие ножки; миди-юбки? Нет, они ей тоже не нравились... Мини - вот идеальный вариант для нее! Отыскав и отутюжив юбку-карандаш, длина которой была чуть-чуть выше колена, примерила на себя - самое то! Вот только блузки, яркой, солнечной - Танька любила такие цвета - не было. И вдруг она вспомнила про мамин сундук - там столько старых вещей! Она бросилась в отцовскую спальню и открыла "заветный" сундучок - Боже, сколько в нем забытых вещей! Девушка вытаскивала какие-то ткани - они лежали метрами - шали, платки. Платки были яркими, тоненькими-тоненькими... "Интересно, из чего это они? На шифон не похожи... Наверное, это и есть газовые платки - они были модны в пору маминой молодости... Мамочка моя... Как жаль, что нет тебя рядом - подсказала бы сейчас..." Танька на минуту взгрустнула, но, вспомнив о танцах в клубе, снова начала примерять платки. Вот этот! Да, да! Очень красивый... И так освежает! Так, так... Осталась прическа... С этим сложновато... Непослушные кудряшки лезли в разные стороны - как же уложить их? Вымыв волосы, она высушила их пылесосом, сделала начес - он сегодня был в моде! Не расчесываясь, она надела свой наряд и только потом стала придавать волосам какую-то форму. Какую - она не знала, просто укладывала пряди друг на друга, стараясь поднять их как можно выше. Получилось! Боже мой, как красиво получилось! "Буду все время начес делать!" - подумала она и пошла за сладкой водой - та заменяла ей лак для волос.
   Звякнула щеколда - пришла Иринка. Татьяна спряталась в спальню и на зов подруги не отвечала. Постояв несколько секунд в комнате, Ирина пошла к выходу.
  - А вот и я! - громко крикнула Танька. Ира обернулась и замерла: вот это да! Сказочное преображение! Перед ней стояла... Неужели это Танька - рыжая, худая, с торчащими в разные стороны волосами?
  - Та-анька-а... - нараспев говорила подруга. - Ты чудо... Надо же так измениться... Слушай, а где ты взяла такой наряд? Обалденно...
  - Ирка, ты че, какой наряд? Старое все! Вот только платок...
  - Какой красивый... Только знаешь, надень его не так, а в виде галстука.
  - Да? Ты так считаешь? Ну, давай, поколдуем еще...
  ... Когда они вошли в клуб, то сразу попали в круг танцующих - он был до самых дверей. На них смотрели с улыбкой, кто-то кивал головой - здоровался. Из магнитофона доносилась музыка твиста. Татьяна не любила ни его, ни музыку шейка - не ее все это. Она обожала медленные танцы, в особенности - вальс. Танцевала она его всегда красиво и от души.
  - Привет, Татьяна, - весело поздоровалась с ней приятельница Надя Блинова. - Давненько не виделись... Как ты?
  - Да нормально. А ты? Вовка пишет?
  - Пишет, пишет...
  Заиграли вальс, и Танька увидела: к ней шел все тот же Петька Говорухин - с ним когда-то она завоевала приз за лучшее исполнение танца. Краешком глаза заметила: Иринка уходит с Олегом. "Помирились, что ли? - задала она себе вопрос, но ответить не успела - вальс заворожил ее, увлек за собой... "Боже, как хорошо... Хорошо-то как... - душа девушки пела, трепетала, ведь танец отражал весь ее характер - стремительный, легкий, жизнерадостный, энергичный, романтичный...
  Петр пытался прижать ее к себе плотнее, но Татьяна держала дистанцию между собой и партнером - позволить плотный контакт она могла только любимому... У нее никогда не было интереса к Петру, она никогда не пыталась с ним флиртовать - с чего бы это он так ведет себя? Руки ее были сухи и легко, почти не касаясь, лежали на его плечах. Она не смотрела ему в глаза - лишь изредка скользила по его лицу поверхностным взглядом - и это означало: он был ей безразличен. Но Петр... Он настойчиво пытался прижать ее к себе - и это вызвало в ней неудовольствие, неприятный осадок. Кое-как дождавшись окончания танца, сказала: "Все - танцевать с ним больше не буду!" - и вышла на улицу. Настроение окончательно испортилось, захотелось домой, в полную тишину. Разыскав Иринку, предложила идти домой - и та согласилась.
  - Ну и как - помирилась с Олегом?
  - Неа... - невесело произнесла Иринка. - Запуталась я... Не знаю, кто больше нравится - он или Николай. Олег - ровесник, Николай намного старше, знает много - мне с ним интересно... А тянет к Олегу...
  - Загадка... Слушай, Иринка, хочешь выпить?
  - Ты о чем это, Тань? Как это - выпить?
  - А так... Отец всегда говорит "По пьянке теряют голову" - не хочешь испытать, как теряют голову?
  - Не знаю... А где спиртное возьмем?
  - Да у нас дома целая фляга браги - представляешь? Тетя Феня поставила - говорит, пригодится...
  - Ну ты даешь... Вообще-то забавно... Давай попробуем...
  - По рукам?
  - По рукам!
  И они, взявшись за руки, побежали - легко, весело, вприпрыжку - им всего лишь было чуть больше шестнадцати...
  
  Глава девятнадцатая
  
  В окно кто-то тарабанил. С трудом открыв глаза, Татьяна, спустив с кровати ноги, попыталась встать. Перед глазами все поплыло, закружилось так, что пришлось снова лечь. "Бля-я... Это что - я так напилась, что ли? - вспомнив вчерашний вечер, потрогала голову. - Вроде на месте..." Рядом лежала Иринка, и ее голова тоже была на месте.
  - Ир, а Ир, ты слышишь меня? - Татьяна попыталась приподнять голову, но та от кружения запрокидывалась куда-то назад, удержать ее было сложно. Болела спина, словно ее кто-то переехал...
  - Иринка-а-а-а! - протяжно закричала Танька, - проснись, пожалуйста-а...
  Та мертвецки спала и на зов подруги не отвечала. Поняв, что никто не поможет, Татьяна сползла на пол и села, отбросив голову на кровать. "Уф-ф-ф, какая гадость... Во рту как кошки на...ли... Интересно, который час? - Кое-как, по-пластунски, доползла до выключателя и, опираясь на стенку, встала - было без четверти четыре. - Можно еще часок-полтора поспать... Господи... Как корову-то доить... Сил нет... - она пыталась сжать кулаки, но от слабости не смогла. - Вот это да... А ведь отец был прав... Вот так напьешься... Тебя и износилуют... Ищи потом ветра в поле... Кто, где и когда... - представив это, она пришла в ужас и как-то сразу отрезвела. - Что же было вчера... Помню - Степан приходил - проверить, как мы тут... Банку с брагой успели спрятать... Потом... Никак не пьянели... Наливали еще несколько баночек... И все - полный провал в памяти... - Сделала несколько шагов - идти вроде может. Тихо, осторожно прошла на кухню, включила свет. - Боже, кого это вырвало? Меня, Иринку? - Брезгливо зажав рот, достала тряпку, налила воды - все тело гудело, с новой силой подступала тошнота. - Гадство... Как же вытереть... - Зажав нос и отвернув лицо, она наугад стала вытирать рвотину. То и дело подступали позывные - благо, желудок был пустой... Очистив неприятный участок, открыла флягу - и глаза полезли на лоб: в ней не хватало литров пять браги. - Ничего себе - попробовали... Что же я скажу теперь тете Фене, папке? Капец... Отец убьет меня...
  Она рванула в спальню и зычно закричала:
  - Иринка, вставай!!! - Та что-то промычала и повернулась на другой бок. - Ну, я тебе сейчас задам... - Татьяна принесла ковш холодной воды и, повернув лицо подруги к себе, плеснула в него холодной воды.
  - Ты че, сдурела, что ли? - слегка приподняв голову, спросила та, и тут же ее стошнило.
  - Иринка, ты что? С ума сошла, что ли? Фу, противно как... Вставай, вставай, тебе говорят, убирай давай!
  - Не могу... Танька, не могу... Голова кругом...
  - Зато вчера было хорошо! Полфляги выпили!!!
  - Молока... Или простокваши принеси...
  Тут и вспомнила Татьяна, что перед выпивкой пили они молоко да ели творог. Не надо было этого делать: молоко тяжелее спиртного, и если его вылить в желудок, то оно будет внизу, а спиртное вверху. И если не плясать, активно не шевелиться - а они не плясали и активно не шевелились - сначала впитается молоко, потом спиртное; следовательно - опьянение наступит не скоро...
  - Знаешь, почему мы столько выпили бражки?
  - Почему? - еле спросила подруга.
  - Потому что молоко не давало пьянеть! Сразу пьянеть! Мы свалились, когда выпили большую дозу... Понимаешь?
  - Не очень...
  - Да ну тебя! Что делать-то будем? Браги-то мало!
  - Да ты... это.. Водой разбавь...
  - Вот даешь... - немного поразмыслив, сказала: - А ведь ты дело говоришь... Придется так и сделать - другого выхода нет...
  Взглянула на часы - пора доить корову.
  Солнце уже оторвалось от земли, но солнечные лучи его скользили мимо. Накинув фуфайку - было прохладно - она вышла во двор и тут же столкнулась с несколькими соседями - они уже гнали скотину в стадо.
  Скромно поздоровавшись, Татьяна направилась в сарайку.
  - Скажи-ка, девонька, кому это ты всю ночь в любви объяснялась? И кто в гостях у тебя был?
  - Че-е? С чего вы взяли? Никого у меня не было!
  - Не скажи-и... Всю ночь песни пели да в любви объяснялись... Давненько такого концерта не слыхали - сказали и захохотали - противно так...
  - Да идите вы... - так и хотелось сматериться - чтобы знали... Но женщины выходили уже в улицу...
  Быстро подоив корову и отправив ее в стадо, Татьяна зашла в спальню. Иринка так и не встала - будить ее теперь не было смысла. Девушка подошла к окну и, откинув шторку, ужаснулась: в форточке стоял рупор... "Вот почему слышен был наш разговор - мы забыли его убрать..."
  *******
  Умиротворенные и если не счастливые, то очень довольные, возвращались супруги домой. Мерно постукивали колеса дальневосточного поезда, и под стук этих колес каждый думал о своем: Феня - о том, как повезло ей с Николаем и его девчонками; Николай - как замечательно прошла встреча с родственниками Фени. Он никак не мог назвать Феню женой, супругой - не поворачивался язык, и все - хоть ты тресни! Оно и понятно - ведь за спиной тридцать шесть лет законного брака с родной женой, с Верой...
  Мысли о ней не давали ему спокойно спать, наслаждаться тем уютом, теплом, которые создала ему Феня. С самого первого дня она оберегала его от всего, что могло навредить его здоровью: сама возила фляги с водой, сама колола дрова - кругом сама, сама... Николай все чаще кашлял и задыхался, особенно на морозе - и это ее беспокоило, временами - пугало, но ни о какой больнице он слышать не хотел. Она видела: муж был благодарен ей, ведь она не расспрашивала его ни о чем - она просто жила настоящим и была довольна сложившейся судьбой.
  ... В Коркино они приехали пополудни. До автобуса оставалось три часа.
  - Коля, давай пройдем до базара - у нас столько молока, сметаны, авось, можно будет продавать...
  - Ты что - будешь каждый день ездить, что ли?
  - Да хотя бы два раза в неделю - и то деньги!
  Они никак не могли идти вровень: Феня вырывалась вперед, а Николай угнаться за ней не мог - не было сил.
  - Епт...мать, ты что как метеор, остановись хоть на минуту - передохнуть...
  Смеясь, та отвечала:
  - Сядь-ка, Коля, на пенечек да съешь вкусный пирожочек - а я сейчас, быстренько. Не успел он и глазом моргнуть, как ее уже и след простыл.
  - Во баба дает - любого за пояс заткнет, - подумал он, усаживаясь в тени на скамеечку. Отовсюду летел тополиный пух, и это раздражало его. "И как люди живут здесь - духота, дышать нечем... Хорошо в деревне - просторно, свежо..." Он прислонился к прохладному стволу и прикрыл глаза - ненадолго.
  - Коля-я, - кто-то тихо, осторожно трогал его за плечо - открыл глаза. Перед ним стояла улыбающаяся Феня.
  - Посмотри-ка - она раскрыла сумку, и он увидел огромную красочную детскую книгу. - Не удержалась - купила Игорю. И Тане гольфики - красивые такие...
  Николай молчал. Да и что он мог сказать? Спазм сдавил горло, и мужская слеза подступила к глазам...
  *******
  - Феня, налей-ка бражки... Морозит что-то...
  Феня достала литровую банку и вышла в сенцы - самодельный напиток стоял на полке, в самом углу. Зачерпнув зелья, она поставила его перед мужем, нарезала колбасы, несколько кружочков огурца.
  - Заедай, пожалуйста. И ложись потом под одеяло - пропариться надо...
  Выпив от души любимый "квасок" и угнездившись удобнее на диване, Николай вскоре захрапел так, что...
  Сделав в холодильнике ревизию, Феня поставила на нижнюю полку баночки со свежей сметаной - для продажи. Ей не терпелось увидеться с Машенькой (Татьяна была в интернате), поговорить о рынке и вручить Игорю книжку. Взглянула на часы - до вечера еще далеко. Накрыв мужа теплым пледом и сделав в сторону несколько шагов, услышала:
  - Ой-ой-ой... Ой-ой-ой! - Николай, бешено вскочив, рванул к двери, пнул ее ногой и пулей выскочил на улицу. - Ой! Ой-ой-ой! - он то на ходу расстегивал брюки, то приседал, зажав свой живот. - Бля... Не добегу ведь! - и снова приседал, стараясь удержать водянистую массу в себе. Не добежал - свернул за угол сарайки и дал себе свободу. Серая масса полилась прямо на землю - а запах! Ни с чем не сравнимый кислый запах, какого он никогда не нюхал... Все кишки урчали, пищали, живот распирало.
  - Коля, что там у тебя? - кричала Феня. - Понос, что ли?
  - Да... Иди в дом и принеси чистые кальсоны... Я в бане помоюсь...
  - Холодной водой?
  - Ну и что! Давай быстрее...
  Пока она искала белье, он опрометью бросился в баню - и опять не добежал...
  - Ну иб...мать... - Каловые массы лились как из ручья. Растопырив ноги и косолапя, он кое-как добежал до бани и скинул вонючее белье...
   Через час, обессиленный бесконечным урчанием в животе и позывными, он пил крепкий чай, настоящий чифирь, и верил: уж он-то ему поможет...
  - Не понял - с чего бы это? Все вроде свежее...
  Феня, загадочно прищурив глаза, вдруг сказала:
  - Бражка-то - разбавлена... Как думаешь - кто бы мог это сделать? - и тут же сама себе ответила: - Степан... Только Степан мог это сделать...
  - Вот гад, а... Выдумал же... Ну я ему дам!
  - Молчи, Коля, молчи... Обидеть легко человека... А вдруг не он - не пойманный ведь не вор. А брагу я вылью...
  
  Глава двадцатая
  
  Уже неделю Степана не было дома - работал на центральной усадьбе. Огромные поля ее требовали внимания и рабочих рук. Ночевал где придется - иногда под открытым небом прямо на полевом стане, иногда - у знакомого; один раз даже в кочегарке, что находилась недалеко от МТС.
  Стоял июнь, и в школе были каникулы. Машеньке повезло: в этом году у нее не было выпускных классов, а потому в отпуск она пошла в начале месяца. В один из пригожих дней, оставив сына на попечение тети Фени и отца, она села в молоковоз и минут через сорок была уже на окраине Каратабана. Поблагодарив водителя, шустро выпрыгнула из машины и уверенно зашагала в контору.
  - Мария Николаевна? - удивился Николай Александрович, увидев ее в своем кабинете. - Рад, рад видеть Вас ... Как здоровье отца? Слышал - неважнецкое...
  - Да спасибо - все хорошо. Николай Александрович, не могли бы Вы...
  Разговор был долгим и очень душевным. Из всего сказанного Мария поняла: чтобы получить жилье, нужно встать на очередь, и сделать это должен был Степан.
  ... Она шла по селу и не узнавала его - как же оно изменилось! Дойдя до ДК, свернула вправо - где-то здесь была ее родная школа. По-прежнему в аллее стояли скамейки, и по-прежнему над ними шумели тополя, но самой школы не было - ее давно снесли и построили новую - многоэтажную и светлую. Мария присела на скамейку и задумалась... "Где же вы теперь, дорогие сердцу учителя - Лавина Мария Сергеевна, Лилия Васильевна, любимый педагог-химик, супруги со смешной фамилией "Старуха" - Григорий Кириллович и Нина Васильевна? - Вспомнила, как боялись они Григория Кирилловича, директора школы, ведь тот одной своей фигурой(был высоким, здоровым) наводил на всех ужас; при виде его все замирали и стояли по стойке "Смирно"... Говорят, из старых учителей остались только Семен Михайлович да Надежда Терентьевна. Слышала, что здравствуют и по-прежнему работают Бакина Анна Васильевна да Садовская Анна Григорьевна. - Надо бы повидать их..." - рассуждала Мария, наблюдая за маленькими детьми, что весело играли на лужайке. Взглянув на часы, заторопилась: не опоздать бы на встречу с нынешним директором школы... Идти решила берегом реки, и пока шла, в памяти всплывали кадры из прошлого. Вот до боли знакомая дорога в Гроднецкое - сколько же километров отмахали они по ней тогда, когда учились здесь! По ней она бежала ночью, когда мечтала купить то красивое платье на выпускной в десятом... Машенька заулыбалась - ну и партизанка же была, даже ночи не испугалась! Но платье ей так и не купили - отец дал отворот-поворот - мол, будешь работать, тогда и купишь, а ему это не под силу. Это сейчас она понимает его, а тогда... Бежала и ругала - всякими нехорошими
  словами...
   Школа встретила ее удивительной тишиной - шли экзамены... На стук в дверь директора никто не ответил. Мария поднялась на второй этаж и тут же столкнулась с Семеном Михайловичем. От Татьяны, влюбленной в учителя, - а любили его все девчонки класса - она знала: тот работал завучем по воспитательной работе и преподавал математику.
  Увидев ее, широко и радостно заулыбался.
  - Машенька... Каким ветром?
  Узнав причину прихода и немного подумав, ответил:
  - Я могу ошибиться... Но мне кажется, вакантного места литератора нет...
  У Марии сразу пропало желание идти к директору - зачем, если все уже известно. Немного поговорив о Татьяне, она стала прощаться, и вдруг:
  - Маша, Вы же можете устроиться в интернат - там нужен воспитатель... И комнату дадут - с обратной стороны здания. Так что - пройдите к директору.
  - А его нет...
  - Да здесь он где-то... На экзамене, наверное... Ждите - он обязательно придет...
  *******
  Переезд был назначен на субботу. Несколько дней подряд Мария, отправив сына в садик, уезжала в Каратабан наводить порядок в комнате. Возвращалась на попутках вместе со Степаном. Того не радовал переезд, и вообще он не горел желанием жить здесь, на центральной усадьбе. Может, оттого, что часто ломался трактор, и он вынужден был заниматься его ремонтом, а не настоящей работой; может, потому, что привык к своей деревне, односельчанам, а здесь были все чужие, незнакомые.
  - Степ, ну чего ты? - спрашивала его Мария. - Все будет хорошо - вот увидишь...
  Тот только молча вздыхал. - Никого из новичков не садят сразу на хороший трактор - откуда механику знать, какой специалист пожаловал... Потерпи...
  - Да и так уж терплю... Надоело... - буркнул Степан.
  Внутри Машеньки все похолодело - не дай Бог, сорвется и запьет. Она давно перестала верить мужу...
  - Степа! Мы же с тобой договорились - не пасовать! Все будет хорошо...
  Знаешь, я все думаю - как же Игоря мы будем в садик отправлять - мне в интернате нужно быть в семь часов утра; ты тоже уходишь рано...
  - Вот уж не знаю...
  Помолчав, Мария добавила:
  - Придется Татьяне жить с нами - на нее вся надежда. Ты не против?
  - Делай как знаешь... Мне все равно...
  Не успели они войти в дом, как на пороге появилась Феня. Мария сразу уловила необычность поведения мачехи, ее воспаленные глаза. В красивом, цвета яркого изумруда, жакете, с красиво уложенными волосами, женщина казалось моложе своих лет. "А замужество ей явно на пользу, - подумала Машенька, - расцвела прямо..."
  - Откуда Вы такая нарядная? И красивая такая...
  Феня зарделась еще больше; поправив и так хорошо уложенные волосы, неожиданно присела на скамейку.
  - Да с рынка я... Молоко продавала... Мать вашу видела... - сказала и осеклась: у Марии брови полезли вверх - то ли от удивления, то ли еще от чего.
  - Да? И где это вы пересеклись?
  И Феня, искренне, ничего не скрывая, рассказала о встрече с той, которую с недавних пор считала своей соперницей.
  ... Быстренько продав молочные продукты (стояла недолго - на тот момент были уже постоянные клиенты, которые ждали ее с нетерпением), Феня решила дойти до Анны, средней дочери Николая, чтобы отдать оставленные для нее масло, молоко и сметану. Позвонила в дверь - никто не откликнулся. Позвонила еще раз - тишина. "Надо же как неудачно... Верно, на работе все..." И вдруг... дверь открыла Вера. Что-что, а этого Феня никак не ожидала - встретиться лицом к лицу с женой Николая, матерью тех, кого она успела полюбить всем сердцем, всей душой... Испуганно взглянув в лицо соперницы, побежала по ступенькам. Кровь кипела во всем теле, глаза пылали жаром, а сердце... Бедное сердце - ей казалось, что оно сейчас не выдержит, лопнет.
  - Феня, вернись! - крикнула Вера. - Не уходи... Я прошу тебя... Давай поговорим...
  Ничего себе!!! О чем? О Николае? О ней? И вообще - о чем можно говорить двум женщинам, влюбленным в одного мужчину?! Все тело Фени вдруг задрожало, по лбу побежал холодный пот... Боясь потерять равновесие, она прислонилась к косяку двери в подъезде и прошептала:
  - О чем говорить, Вера?
  - Я не держу на тебя зла... Ты ведь не разлучала нас... Мы сами разошлись...
  Это было сказано с такой искренностью, что Феня поверила: не может быть между ними вражды, ведь перед нею стоит та самая Вера, с которой они когда-то проводили свои золотые вечера.
  - Проходи... Поговорим по-женски...
  И она вошла. И они обнялись, заплакав по-бабски - горько и безутешно: одна жалела о том, что так глупо и легко потеряла семейное счастье; другая - в знак благодарности той, которая не стала камнем преткновения на пути ее к долгожданному браку.
  Немного успокоившись, они улыбнулись друг другу и стали пить чай. Никогда он не казался им таким вкусным, как сегодня, ведь в него была вложена вся сила человеческих чувств и эмоций, главным из которых было доверие...
  
  Часть четвертая
  
  Глава первая
  
  Прошло три месяца, наступил сентябрь. Машенька скучала по урокам, которые когда-то приносили ей не только учительское удовлетворение, но и возможность забыться, отойти, пусть на время, от жизненных проблем, житейских неурядиц. Сердце ее разрывалось при виде вконец измученного мужа: тот похудел, осунулся, стал молчаливым и вспыльчивым. Мария чувствовала: еще немного - и он сорвется. Во что это могло вылиться - она не представляла... Единственной отдушиной для Степана всегда были родители: у них он позволял себе "разгрузиться", расслабиться, забыть про всех, включая Машеньку и трехлетнего сына, но те переехали в Красногорск, к старшему сыну Дмитрию. Переезд этот был для Степана болезненным. "Господи, помоги!" - шептала Мария долгими ночами. - Дай силы ему устоять перед "зеленым змием"..."
  ... Шла уборочная страда. На нее молодая женщина возлагала большие надежды - даст Бог, Степан получит неплохие деньги, может, еще и премию. Семья испытывала катастрофический цейтнот - обносилась одежда у Марии, да и у Степана тоже... Сына бы свозить куда-нибудь - не видел ни цирка, ни зоопарка. Заветной мечтой матери было купить ему большую педальную машину, чтобы он мог на ней ездить. Ах, мечты, мечты... Что стоила бы жизнь без вас?!
  Мария читала книгу, когда у двери кто-то завозился. Взяв себя в руки, подошла к дверям, открыла: пахнуло знакомым запахом - перегаром. Степан еле держался на ногах, вся одежда была мокрой и грязной.
  - Ты откуда такой? Мокрый почему?
  - Дык... дождь, Машенька, на улице...
  - Да?
  - Каюк мне... Поймали на краже...
  Он сел на пол, закрыв лицо руками. Мария так и не поняла - плакал он или нет, внутри ее все клокотало, бурлило от негодования...
  Было ли ей жаль мужа - трудно было сказать. Первое, что пришло в голову - затаскают по судам... Как жить с таким грузом, как смотреть в глаза знакомым, этим же ученикам и учителям... "Боже мой... - думала учительница. - Из очереди на квартиру тоже снимут... Снова жить в нищете? О Господи, ну почему все так? Неужели она никогда не сможет жить нормально, по-человечески?" Взглянув на пьяного мужа - тот спокойно засыпал, прижавшись к стенке - выругалась... Схватив легкое пальто, пулей выскочила на улицу и опрометью бросилась к озеру - в такие минуты ее могла успокоить только вода. Нашла свою иву, что склонилась над берегом, шагнула на мостик. Пахнуло сыростью и рыбой - Мария поморщилась...
  Вернувшись на берег, скинула шлепанцы и пошла по воде. Кое-где по поверхности плыли осенние листья, но пены не было, как не было и маленьких пузырьков, что появляются осенью от смешивания воды с воздухом. "А вода уже холодная, ноги сразу чувствуют... - подумала Машенька и, решительно развернувшись, побежала к мостику. - Господи, не хочу думать... Ни о чем не хочу думать... - силой вдалбливала она себе мысли, но они, как сговорившись, лезли и лезли в голову. О чем могла думать несчастная женщина в такой нелегкий час? О своей судьбе, конечно! - Кто заставлял меня выходить за Степана? Никто! Что связывает меня с ним? Ничего, кроме сына! Знала, что все браки не по любви приносят одни страдания? Знала! Знала, что брак цементирует духовная близость, общность интересов? Еще как знала! Знала, что в несчастном браке рождаются несчастные дети? Не только знала, но читала и даже видела! Так кого винить теперь, дорогая ты моя? Да никого - только себя!" - так рассуждала Мария, стоя все на том же мостике и вглядываясь в кромешную тьму ночи. Слез не было. Только щемило сердце да подрагивало тело. "Домой надо - вдруг Игорь проснется, хотя маловероятно... - Взглянула на часы. - Скоро Татьяна придет - с Головастиком своим в кино ушла. - Она слегка позавидовала сестре - живет по каким-то своим правилам, упряма и тверда - против своей воли не пойдет... - Мне бы ее характер..." - подумала Мария. Слез по-прежнему не было, только где-то глубоко-глубоко в душе затаилось что-то леденящее, что должно было вот-вот растревожить душу. А пока штиль, как будто ничего и не случилось.
  ... Вдоль берега потянулись люди. "Кино, верно, закончилось, подожду молодых..." Тело начинало знобить, но молодая женщина не придавала этому значения - от влаги это, озерной сырости...
  А сестры все не было. "Да куда они запропостились? Поздно уже." Посмотрела на небо - на нем не было видно ни луны, ни звезд. Стояла редкостная тишина - слышно было, как плескались рыбки в воде да ухал филин...
  Мария присела на край мостика. "Боже, как неохота домой... Не хочу видеть Степана... Нет у меня сил больше..." Подождав немного, еще раз вгляделась вдаль - никого... Медленно, как побитая собака, пошла по тропинке, что вела к интернату.
  ... А Танька была уже дома. Увидев сестру, испугалась - на той не было лица, все тело знобило. Она помогла ей раздеться, уложила в постель.
  - Тихо, Танечка, Игоря бы не разбудить... В интернат беги... - женщине трудно было говорить: зуб на зуб не попадал. - Скажи воспитателю... завтра не смогу выйти - заболела...
  - Счас, счас... Ты только скажи, какие таблетки дать?
  - Никаких... Беги... Воды только дай... И скажи, пусть она передаст Анне Ивановне... фельдшеру... чтобы ко мне пришла... - сказала и отключилась.
  "Господи, Боже ты мой, что случилось-то? Степка почему в коридоре спит?" - спрашивала Татьяна, вернувшись с задания. Она пыталась растормошить его - да куда там... От возни проснулась Машенька. Увидев хлопочущую возле Степана сестру, закричала:
  - Не трогай его! Пусть спит... там... - и, уткнувшись в подушку, заплакала:
  - Господи, что теперь будет... Зачем, зачем... - она хотела еще что-то сказать, но вновь потеряла сознание.
  **********
  Машенька открыла глаза, потому что кто-то взял ее за руку. Это была Анна Ивановна. "Так, так... Пульс чуть выше нормы - это не могло вызвать обморок... Давление оставляет желать лучшего, но и оно не может быть причиной такого состояния... В чем же дело?"
  - Скажите, Мария, на белье у Вас давно было??
  - Что? Не поняла...
  - Ну... Месячные давно были?
  От смущения и стыда молодая женщина запылала; казалось, что загорелись не только щеки, но и нос, плечи, грудь.
  - Да не смущайтесь вы так... - с нежностью в голосе проговорила Анна Ивановна. - Впрочем, краснота - это хороший признак... Знаете почему? В Римской империи был такой обычай: набирая воинов в войско, Гай Юлий Цезарь бросал в спину воина палку. Если человек был храбрый, смелый, сильный духом - он краснел; если бледнел - от него избавлялись. Почему? Потому что такой воин боялся страха, способен был на предательство и подлость.
  - К чему Вы клоните?
  - К тому, что Вы очень сильная натура, Машенька. И беременность Вам будет только к лицу!
  - Что?!!
  - Ребенок у Вас будет, ребеночек...
  - Не хочу! - Мария отвернула лицо, чтобы скрыть появившиеся слезы. - Этот еще маленький...
  - Вам решать... Советую крепко подумать... В случае чего - двери моего кабинета всегда открыты... Приходите за направлением.
  ... Она ушла, а Мария, пересилив слабость, подошла к окну и открыла форточку - в комнату ворвался прохладный осенний ветерок. "Хорошо-то как..." На школьном дворе пацаны гоняли футбол, по-взрослому ругаясь матерными словами. "Слава Богу, никто не слышал нашего разговора... Родить второго? Да ни за что на свете!!! Что же делать? Уволиться? Так до конца учебного года не отпустят - вот дурацкий закон!"
  Ноги онемели, и она вернулась на кровать. Положив подушку чуть выше обычного, легла. Мысли, разные и тяжелые, роились в голове, ища себе выхода, но его, как назло, не было... "Как сказать об этом отцу, тете Фене? - Она заранее знала: отец не позволит разрушить брак. Он во всех бедах снова будет обвинять ее на том простом основании, что в семье все зависит от женщины. - А может, и вправду я во всем виновата? - от обиды она поджала и без того бледные губы. - В чем, в чем моя вина? Что я делаю не так?"
  Лицо Марии опухло от слез, как и сама голова от невеселых дум. Чего только она ни испробовала, чтобы отвадить мужа от спиртного! Пилила его: "Сколько ты будешь пить? Сопьешься совсем!" - бесполезно! Прятала бутылки, выливала их содержимое в помойное ведро; шантажировала: "Водка или я! Уйду, если не бросишь пить!" Казалось, все испробовала, а результатов как не было, так и нет. В горле исстрадавшейся женщины пересохло так, что язык прилип к небу, а мысли шли и шли... "Ну почему, почему Степка пьет? От недостатка любви? - Мария глубоко вздохнула, чувствуя за собой вину. - Конечно, мужчина должен, приходя домой, пьянеть от счастья... Разве она подарила ему настоящую любовь и тепло семейного очага? Нет, конечно! Один-ноль в пользу Степана. Разве она выполнила перед ним свое предназначение как жены? Нет! Она вся ушла в работу. На первом месте, конечно, была семья, сын... Стоп! Сын, но не Степан!!! Два-ноль в пользу мужа. - Господи, помоги, я совсем запуталась... Что скажет мой сын, когда вырастет и узнает, как я несчастна? - Горло сдавило так, что стало трудно дышать. - Сынулечка мой... Кровинка моя несчастная... Прости меня... - слезы горечи, отчаяния застилали глаза. - Ты должен черпать из меня силы, а их у меня почти не осталось..." - Испариной покрылся лоб, и чем дальше и глубже женщина анализировала свое поведение, тем обильнее он скатывался по едва заметным ее морщинкам. Скрупулезно, шаг за шагом Машенька отыскивала те ошибки, которые стали причиной недомолвок между супругами. Из всего передуманного поняла: не имеет она права уйти от мужа... Это судьба ее - карма, как говорят, и ее надо отрабатывать. Как? Принять ситуацию! Принять судьбу! И принять мужа-алкоголика?! В Марии снова заговорила гордыня. "Господи, неужели я заслуживаю этого?" Дьявол шептал: "Брось мужа, уйди от него!", но чей-то внутренний голос говорил: "Муж дан тебе по судьбе! Уйти - не выход из положения... Придет такой же, и будет намного больнее... Единственный способ изменить судьбу - смириться. Уважать мужа, любить его, простить... Ради детей, ради их будущего..."
  
  Глава вторая
  
  Оставив сына на руках Фени и отца, Мария, взяв направление, отправилась в больницу. На сердце было неспокойно - ведь не от чужого, от своего ребенка ехала она избавляться... "Господи, прости меня! - просила она всю дорогу, пока шла пешком до перекрестка, на котором останавливались автобусы до Еткуля. - Прости и ты, неродившийся мой малыш... - Женщина еле сдерживала слезы. - Видит Бог, как тяжело отказаться мне от тебя, но... Не могу я, понимаешь, не могу... Прости..."
  И за Степана болела душа - скоро собрание Правления совхоза. Каким будет решение? Одно Мария знала точно: мужа не посадят; если бы дело шло к этому - его давно бы забрали уже...
  - Степ, ты только не отказывайся, признавай свою вину, - наставляла она мужа. - Говори, бес, мол, попутал...
  Тот молча, чуть-чуть улыбаясь, слушал жену. Они снова жили в ладу, и это радовало его, окрыляло. Не знал только Степан, какой ценой это досталось Марии. Она с трудом гнала мысли о Михаиле, она умоляла Бога помочь ей забыть его. Даже письмо, что согревало душу и сердце, порвала. Так и не распечатала, не прочла. И это была уже третья Мария. Это была все та же женщина - сильная, волевая, но во многом другая, не знакомая.
  ... Операция прошла успешно. Машенька влюбилась в золотые руки Пака - хирурга больницы. Слава о нем и его коллеге Кулаке гремела далеко за пределами района. Их любили, обоготворяли - и было за что!
  - Закодировать, говорите? А вы уверены, что он хочет этого? - спрашивал тогда ее Пак. - Если нет желания больного - все обречено на провал. Более того, будет еще хуже...
  И Машенька отступила. Она принесла себя в жертву мужу - лишь бы сохранить семью, лишь бы дети и будущие внуки знали, что у них есть родные бабушка с дедушкой...
   В Соколовку она вернулась под вечер третьего дня. У двери квартиры отца стоял новый мотоцикл "Ковровец". "Интересно, кто это к нам пожаловал?" Переступив порог, сразу увидела сына - Господи, как же она соскучилась! Подхватив его, она закружилась - тихо-тихо.
  - Ух, какой же ты тяжелый стал!
  - Маша, Маша, ты что! Нельзя тебе тяжести поднимать! - заботливо говорила Феня. - В нем вес-то уже не маленький...
  - А где наши папки?
  - Да за бутылочкой ушли - мотоцикл-то обмывать надо...
  - Так это ваш? Вот здорово! И когда и где вы купили его?
  - Да сегодня и купили! Луиза Васильевна по заказу привезла. На сенокос, Машенька, пешком не находишься...
  - Стопроцентно согласна!
  - Слышишь, пришли, заразы, а не заходят... Я им сейчас...
  Она выскочила за дверь, и вскоре все сидели уже за столом. Кроме Таньки - та была в Каратабане.
  - Фень, дай бражки, маловато нам... - просил жену Николай. Степан молчал, молчала и Мария...
  - Я сказала - хватит! - жестким тоном ответила Феня. И Мария удивилась. После встречи с матерью та совсем изменилась: стала уверенней, что ли. Кроме того, она не запрещала Татьяне навещать мать, все время передавала для той деньги. Это было просто удивительно - кому скажешь - не поверят.
   За разговором быстро летело время. Машенька устала и пожелала лечь. Не успела закрыть глаза - как ей казалось - раздался стук и глухой голос мачехи:
  - Коля, открой, я тебе сказала! Не смей!
  Отец, улыбающийся, стоял на кухне с банкой браги.
  - Не открывай, пока не выпьем - не даст же! - обратился он к дочери.
  Мария захохотала.
  - Папка, ты что - закрыл ее в кладовке?
  - Ну да... Она ж не дала бы выпить...
  - А как, как она там оказалась?
  - Так обманул... Позвал помочь, якобы, - она пришла, а я ее раз - и на запор!
  - Коля, открой! Ну я тебе задам! Уж я тебе отплачу!
  Машенька бросилась спасать мачеху.
  - Не сметь! - закричал отец. - Дай нам выпить!
  Но она уже не слышала - открывала кладовку. Феня, сняв с головы платок, хлестала отца куда попало. Хлестала любя, с улыбкой на губах. Перепало и Степану...
  - Ты колдунья, что ли? - спрашивал отец. - Чем приворожила ты всех девок моих, а? Все горой за тебя!
  - А ничем, Коля... - Она положила ноги на табуретку и, никого не стесняясь, сказала: - Мне и вправду кажется, что я всех их родила...
  
  Глава третья
  
  "Боже, как же давно я так не спала! - проснувшись, подумала Мария. - И на сердце - полный штиль... - Осмотрела комнату: ни сына, ни Степана... - Где они?"
  Осторожно встав, скинула ночное белье, переоделась и вышла в кухню. Феня чистила картошку. Увидев падчерицу, улыбнулась.
  - Доброе утро, Машенька! Будить не стали - больно уж сладко ты спала...
  - Где мои?
  - Да к Надежде ушли, сестре Степана. Там тетка Маруся приехала... Дом все никак не может продать...
  - А-а-а... Надо было и меня с собой взять...
  - Да куда тебе... На улице грязь месить?
  - Дождь был?
  - Еще какой! Как из ведра...
  Она встала и, прихрамывая, пошла к столу.
  - Что это с Вами?
  - Ой, не говори... И смех и грех... - одной рукой она вытерла скатывающийся по лбу пот, другой - спрятала волосы под косынку - Мы ведь, Машенька, у Егошиных дом решили купить... В хорошем месте стоит, да и продают не очень дорого... Так вот... Утром, как только закончился дождь, мы на мотоцикле отправились к Надежде - Маруся-то у нее остановилась.. - Она тихо засмеялась... - Да... Это надо было видеть...
  - Ну... Тетя Феня, не тяните - говорите!
  - Ну так вот... Коля-то ведь не ахти ездить... А тут - после дождя... да по деревне... Едем, виляем... Руки у отца твоего трясутся - упасть боится... А тут лужа - большущая... Не объехать... Только по ней... А в ней - гуси... - она снова заразительно засмеялась - видимо, кадр отчетливо стоял перед глазами; Машенька, не зная последствий истории, тоже улыбалась...
  - Кш-ш-ш - еще издали закричал отец. - продолжала женщина. - И в тот момент, когда Коля поехал по луже, они, испугавшись громкого звука, рванули в разные стороны... - Поджав живот, Феня хохотала - заливисто и безудержно... - Маша... Это надо было видеть... Словами не передать... - Мария тоже смеялась - искренне и добродушно. - Коля, сначала растопырив ноги, потом - задрав их вверх, матерился - прямо к мотоциклу бежал гусь... - Епт... мать... Ты куда несешься? О-ой, сука-а-а - потеряв равновесие, мы шлепнулись прямо в лужу... - женщины смеялись одновременно - неконтролируемо и простодушно...
  **********
  Уже несколько дней Мария с семьей жила в Каратабане. И каждый день благодарила Бога: "Господи, спасибо тебе за мужа моего... Держится пока - не пьет..." Она прекрасно понимала: не пьет - потому что нет рядом родственников. Степан не работал - сразу после инцидента с зерном его отстранили от занимаемой должности до решения заседания Правления. "Господи, скорей бы уж... И как Степан решился на кражу - ведь восемь мешков зерна - не фуражного, самого что ни на есть настоящего! - не горстка... - Она почувствовала, что начинает снова осуждать мужа. - Стоп, стоп! Не осуждать, а помогать ему стать нормальным человеком - вот моя задача! - Мысли беспорядочно лезли в голову. - Куда пойдет работать, если уволят - ума не приложу... Учиться не хочет - не для меня, говорит, мозгом ворочать ... Ах, Степка, Степка, неведомо тебе чувство любви к профессии..."
   Сама Машенька уже не жалела, что стала воспитателем. "Надо же... Никогда бы не подумала, что могу обойтись без уроков... Впрочем, какая разница где и как воспитывать ребятишек - на уроке или в спальне..." Увидев детей после больничного, она поняла, как соскучилась по ним, что каждый из них по-своему ей дорог. Теперь вечерами она подолгу засиживалась в комнате мальчиков, рассказывая им разные истории. Это были не просто случаи, это было то, что делало детей мягче, покладистее и добрее...
  - Вам, Марина Николаевна, в детском доме работать бы - так славно все у Вас получается... И прогуливать пацаны стали меньше... - говорила ей напарница.
  - Да уж... - отвечала Машенька. - Чувствую: много пользы принесла бы...
  Смириться с данной работой помогла Анна Григорьевна Садовская, бессменный библиотекарь школы, замечательный человек. Это она заставила взглянуть на роль воспитателя с другой стороны, предлагая женщине бесценный материал в виде различных книг и брошюрок.
  - Машенька, у тебя все в порядке? Какая-то ты не такая сегодня...
  "Может, рассказать про Степана? Ой, нет... Справимся как-нибудь сами..." Не знала Мария, что обо всем уже эта мудрая женщина знала; это она уговорила своего мужа, директора совхоза Садовского, не возбуждать уголовного дела на Степана - жаль было Машеньку, ведь выросла на глазах. И он согласился - не ради Марии - ее он не знал - ради Николая Олимпьевича, отца Машеньки. Слишком хорошо знал он семью его; всякий раз, когда волей судьбы он оказывался в деревне, заезжал к нему раскурить трубку, поговорить.
  - Да все нормально, спасибо... - подойдя вплотную к библиотекарю, обняла. - За все спасибо, Анна Григорьевна.
  Вышла с тяжестью на сердце - не так-то просто носить в себе груз невысказанных мыслей, отравленных чувств...
  **********
  Степан вернулся никакой - зло поблескивали глаза, голос осип - так бывает в минуты горького отчаяния. Мария замерла - спросить о решении заседания Правления не решалась: пусть расскажет сам. Большими глотками отпив холодной воды, муж упал на кровать - прямо в одежде! - и отвернулся к стенке. Раздражало тиканье часов. Закрывшись подушкой, он буркнул:
  - Не хочу говорить! Потом...
  Да что говорить! Бедная женщина поняла: все очень плохо... И нет никакой надежды исправить что-то... Пока Степан приходил в себя, она прикинула, как теперь они будут жить. Только на ее зарплату - ужас! "Нет, так жить нельзя... Напишу письмо в Облоно - может, есть вакантные места русоведов... Если есть - не уволиться, а оформиться переводом: так стаж сохранится..." Степан зашевелился. "Господи... Помоги ему!" Тот, вздохнув, повернулся лицом к жене. Увидев ее ожидающие печальные глаза, сказал:
  - Уволили меня... И дали штраф в пятьдесят рублей...
  - Что?!!
  Нет, не ослышалась Мария - пятьдесят рублей штрафа. Таким было решение всех членов заседания. Суровое решение.
  - Альтернатива?
  - Полтора года на зоне...
  - Ничего... Как-нибудь обойдется... - Разум Марии работал трезво - как никогда! -
  Обратимся к знакомым, родственникам...
  - Много их у тебя?
  - Митька, брат твой, шахтером работает, детей нет - может, поможет? Я у сестер спрошу - глядишь, с миру по нитке, голому на рубашку.
   В первый же выходной разъехались в разные стороны: Степан - к брату в Красногорск, Мария - к сестре в Коркино. Набрали тридцать рублей - где взять остальные? Не двадцать копеек - двадцать рублей! Для многих это сумма неподъемна. Опросили всех знакомых - ни у кого не оказалось, многие сами еле-еле сводили концы с концами.
  - Последняя надежда - на отца с тетей Феней... Может, не успели отдать деньги за дом...
   Дождавшись очередной выходной, поехали в деревню.
  - Вот, Степка, что и требовалось доказать... - злорадствовал отец. - Все по пьянке бывает! Золотой ты мужик, да падок на пьянку... Ну и угораздило же тебя!
  Феня молчала. Она сидела, сложив руки на коленях и о чем-то думая.
  - У нас там что-нибудь осталось?
  - Да почти ничего! На книжке у меня шестьдесят рублей - на черный день оставила. Жалко снимать... Вдруг понадобятся - под Богом ведь ходим...
  Наступила тишина. Феня чувствовала себя неловко... Нет, ей не жаль было денег... Она просто не привыкла оставаться без них, не представляла, что это такое...
  - Посидите, я сейчас. - она вышла, оставив всех наедине со своими размышлениями.
  Все по-прежнему молчали. Зашевелились, когда та появилась в дверях с деньгами в руках.
  - Возьмите... Когда сможете - тогда и отдадите...
  Мария заплакала, не выдержав напряжения.... Степан сидел с опущенной головой... И только отец - открыто, с благодарностью! - смотрел на жену. Каждый понимал: деньги Феня взяла в долг у брата - тот работал продавцом в местном магазине и жил в одном доме с ней...
  
  Глава четвертая
  
  "Ах, Мария, Мария... - кто-то снова шептал ей изнутри. - Неправильно все это... Не должен человек руками других людей решать свои проблемы... Чем больше с таким человеком по-хорошему, тем сильнее он борзеет... - Машенька повернулась на другой бок в надежде избавиться от грустных мыслей, но они текли и текли - хоть и спокойно, но заставляя женщину страдать... - Должна быть какая-то ответственность..." - Мария вздохнула. На сердце было тревожно, неспокойно: хоть и решилась проблема, но радости не было. Она посмотрела на мужа. В темноте не было видно его лица, но она чувствовала: на нем нет и тени переживания. "Спит, как хорек... А ты лежи и думай... - пронеслась сердитая мысль. - Как рассчитываться с отцом - ума не приложу... Хорошо, если ответ на запрос придет положительный, а если нет? - Мысли не давали заснуть. - Утренняя заря Мария, вечерняя Марианна, полуденная полуночная Наталья, отнесите мою бессонницу..." - читала про себя вконец измученная женщина...
  Встала рано, только-только забрезжил рассвет.
  - Ты чего, Маш? Выходной же... - недовольно буркнул муж.
  - Уснешь тут... От переживаний голова кругом...
  - Каких? Накручиваешь себя... Все же нормально...
  - Ты хоть думаешь насчет работы? Как жить на одну зарплату будем?
  Степан молчал. - Опять молчишь? Удобную позицию выбрал - молчать...
  - Не начинай, а...
  Тут Мария взорвалась - никогда Степан не видел ее такой.
  - Ты мужик в конце концов или нет? Ты глава семьи, а ведешь себя как... - она замялась, стараясь найти слова чуть мягче тех, что чуть было не сорвались с губ. - Не молчи - что делать будешь? Отвечай!
  - Да не ори ты!
  - Что?!
  Мария видела: Степана не пробить - слишком толстокож был... От обиды задрожали губы, и она заплакала. Не от бессилия. От разочарования. От крушения надежд. От очередной ошибки, допущенной ею...
  **********
  Прошел год... Неудачный год... Довесок к тем неприятностям, что пережила молодая семья в прошлом. По-прежнему Степан метался в поисках работы. На новом месте, в Полетаево, наконец-то устроился кочегаром. Мария целыми днями пропадала в школе - нагрузка зашкаливала. С некоторых пор пропало желание идти на работу.
  ... Подходила к концу вторая четверть... Быстро заполнялась аудитория - учителя спешили на педсовет. За столом важно восседала директриса - женщина, которую не очень жаловали в коллективе за излишнюю резкость, грубость, доходившую иногда до безрассудства.
  - Та-ак... - начала она, и все опустили головы. - Напоминаю, что на следующем заседании каждый из вас должен предоставить отчет о прочитанной вами дополнительной литературе - за два последних месяца... - По аудитории пополз шепот. - Хватит разговаривать! Ольга Владимировна, отчет за вторую четверть готов?
  - Конечно! - бодро ответила завуч по учебной части - и вышла к небольшой трибуне. Пока говорила, директриса чертила у себя какие-то треугольнички, квадратики - знаки, смысл которых понимала только сама.
  - Так... - и опять все опустили головы... - Не поняла, какие меры борьбы с двоечниками были приняты Вами как человеком, ведущим мониторинг успеваемости по классам?
  Та заново начала перечислять все, что было проделано в течение четверти.
  - Сядьте, Ольга Владимировна, и подумайте над моим вопросом. То, что Вы сказали, отчетом назвать нельзя - так, детский лепет... В конце я снова предоставлю Вам слово, а пока - думайте!
  Вся пунцовая, с горящими глазами, та села на место. Стояла жуткая тишина. И вдруг Мария, не сдержавшись, подала голос в защиту завуча.
  - Может, не надо так, Ирина Николаевна? Это для Вас она подчиненный человек, а для нас - руководитель, причем, отзывчивый, добрый... - Машенька перевела дух. Голос ее окреп, стал звонким. - Что Вы делаете? Вы же растаптываете ее авторитет перед нами... Унижаете ее... Как потом она что-то будет с нас требовать? - Мария
  промокнула лоб, облизнула губы. - Вы показываете сейчас, каким не должен быть директор... - она ждала, что ее поддержат, но - увы! - этого не произошло. Каждый сидел с опущенной головой, боясь поднять глаза - не дай Бог встретиться взглядом со школьным монстром. Не дай Бог...
  - Ольга Владимировна, Вы наняли адвоката?
  Та сидела ни жива ни мертва - что теперь будет? Мария, взяв свои талмуды, гордо вышла из кабинета... Так она оказалась в опале. Выдержит ли бесконечные придирки, замечания главного администратора - женщина не знала. Одно было ей известно: если человек захочет найти недостатки в другом, он обязательно их найдет...
  **********
  Этого Машенька никак не ожидала - в конце четверти на урок пожаловала сама директриса. Не предупредив, она села на перемене на заднюю парту и притихла, словно мышка... Мария и не увидела бы ее, если бы не дети - кое-кто из них показывал на нее большим пальцем. Улыбнувшись, учительница спокойно начала урок. На доске были начерчены схемы; девятиклассникам нужно было дать характеристику предложениям и найти среди них те, в которых была допущена ошибка. Марина Николаевна была спокойна: дети давно научились читать схемы, причем, делали это с завидной скоростью. Не успели выполнить задание, как получили новое от Ирины Николаевны: написать небольшой диктант. Машенька, пробежав по тексту, покачала головой - надо же, какой сложный текст: каждое предложение насыщено всевозможными знаками препинания. Но и здесь женщина не смутилась: дети умели "чувствовать" предложение, понимали интонацию - этому она учила их на протяжении достаточного времени.
  - Марина Николаевна, - начала директриса анализ урока. - Что это у Вас за манера обращения к ученикам - "Анечка", "Наташенька"? Вы что - не знаете, как нужно разговаривать с ними? Никаких Танечек! Только по фамилии или по имени и фамилии - понятно?
  - Где такое написано? - неуверенно спросила учительница. - Покажите мне такой документ!
  - Вы что - не верите мне? - лицо ее побледнело, глаза засверкали тысячами молний. - Ну и ну... Скажите - раньше этот текст Вы писали с детьми?
  - Если я скажу "нет" - Вы не поверите, потому спросите лучше у детей.
  - Еще чего... С диктантом справились неплохо.
  "Слава Богу - хоть одно радует... - подумала Машенька. - К чему еще придираться будет?" - она смело взглянула на руководителя школы. Не отвела взгляда, хотя видела, как та "сверлила" ее насквозь, пытаясь смутить, заставить стушеваться. Этого ей не удалось - перед ней стояла Машенька, которую она совсем не знала, которая могла ринуться в бой, если этого требовали обстоятельства...
  - От нагрузки устаете? - неожиданно спросила Ирина Николаевна.
  - Привыкла уже...
  - Я сделала заявку на русоведа - авось, дадут кого...
  "Зачем, зачем она это делает? - спрашивала себя Мария, пока та что-то объясняла. - Мне нужны часы, деньги, чтобы отдать долг... Я же просила..."
  - Дай Бог... Я могу идти?
  - Конечно.
  - До свидания.
  Бедная Мария выскочила из кабинета директора, еле сдерживая слезы. Внутри все негодовало. "Как, как она может так со мной? Она же знает мое положение!"
  Никого не хотелось видеть. Она вспомнила: завтра же выходной! "Возьму Игоря - и к Татьяне! - на душе полегчало. - Господи, как хорошо, что та рядышком - сорок минут езды на автобусе..."
  **********
  Деревня, в которой жила и работала младшая сестра Машеньки, называлась непонятно как: одни называли ее Нарыбаково, другие - Туктубаево, третьи - Сирюси. Ее можно было назвать не деревней даже, а селом - такая она была большая.
  Машенька быстро отыскала дом, в котором жила Татьяна: он находился рядом с клубом. Сестры дома не было - пригласили в баню.
  - Ну, и кто это к нам пожаловал? - улыбчиво спросила Валентина Васильевна, учительница математики, проживающая в одной квартире с Татьяной. - Как тебя зовут?
  - Игорь... - еле слышно прошептал мальчик.
  - Идемте, я провожу вас в комнату Татьяны Николаевны.
  Непривычно было слышать Марии, что Танька, ее сестра Танька, теперь Татьяна Николаевна. Старшая сестра внимательно изучала комнату: чистота и порядок! На столе - две стопки тетрадей; взяла первую попавшуюся, открыла - корявым почерком исписана вся тетрадь. А ошибок!
  Хлопнула дверь. Машенька, прижав к себе сына, приложила палец к губам. Напевая мелодию "Бабьего лета", Татьяна открыла дверь в комнату...
  - Маша? Ой, как здорово!!!
  Сестры обнялись, присели на кровать. Мария взяла теплые руки девушки в свои.
  - Господи, как же я рада видеть тебя! Не узнать - повзрослела, похорошела...
  - Да? Что-то я и не приметила, - пошутила Татьяна. - Это я после бани разрумянилась... Игорек, пойдем чай ставить? - она схватила племянника и ойкнула. - Ничего себе! Прямо неподъемный стал!
  - Растем, Татьяна, растем...
  **********
  - И что теперь будешь делать?
  - Не знаю... Если заберут ставку, на восемнадцати часах трудновато будет. Степка гроши получает...
  - Выпивает?
  - Пьет, Танечка, не выпивает... Каждый выходной... А если в Красногорск на выходной уедет, так... - не договорив, смахнула слезу. - Знаешь, мне как-то все равно стало... Раньше психовала, прибить была готова, а сейчас... Лишь бы не бушевал...
  - Бедная ты моя, бедная... - Татьяна взяла сестру под руку, положила голову на плечо... - Брак не принес тебе счастья...
  - Я про себя и думать перестала... Игоря вот на ноги бы только поставить...
  - Второго не хочешь?
  - Да надо бы... Не должен он быть один... Да и большой уже... Ладно, что же мы - все обо мне да обо мне, - спохватилась Мария. - Ты-то как?
  - А что я? У меня все хорошо... Слушай, мне так помогают твои методы работы - просто здорово!
  - Да?!
  - Ты замечательный учитель, и я счастлива, что училась у тебя! Ну, где бы я научилась искренности, доверию, уважению - всему тому, что так необходимо детям?
  - Ты не сердишься на меня? Из-за меня ведь отец не смог дать тебе денег...
  - Перестань... Не хочу вспоминать... У меня все замечательно!
  - Ну, а на личном фронте как? С Головастиком переписываешься?
  - Что ты... Зачем? Он так унизил меня...
  - Да ты что! Расскажи!
  - Что рассказывать-то? Детская любовь... После расставания я часто думала: почему он так со мной поступил?
  - Как?
  - Сначала пригласил к себе в общежитие, а когда приехала и навестила его - сказал, что больше встречаться не хочет... Это я тогда не могла понять... А сейчас... В комнатных тапочках я пришла к нему - понимаешь? Ему стыдно было за меня, а другой обуви, как ты знаешь, у меня не было... - Танька вздохнула. - Да и к лучшему это... О нем почти не думаю - так, иногда, по привычке...
  - Милая моя, самая лучшая девушка на свете, как же я понимаю тебя... Встретишь еще любовь - чистую, настоящую... - грустно говорила Машенька, вспоминая свое чувство к Михаилу - сильное, огромное...
  Татьяна молчала, загадочно улыбаясь. Мария поняла - та что-то не договаривает.
  - Ну-ка, колись... У тебя кто-то есть?
  - Ой, Машенька, ничего говорить не буду... Дабы не сглазить...
  - Кто он?
  - Самый лучший на свете...
  И Машенька увидела счастливые глаза сестры, услышала проникновенный ее голос...
  
  Глава пятая
  
  Прошло почти три года. Машенька с семьей жила в Красногорске. Отработав год в школе и получив от поселкового совета однокомнатную квартиру, ушла в декрет.
  Степан работал на шахте, куда попал по ходатайству брата. Тяжко приходилось ему, ох как тяжко! Хоть и привыкший к физическому труду, он болезненно привыкал к изнурительной работе в забое, к двенадцатичасовому рабочему дню, полному опасностей и риска. Психологический груз снимал привычным для себя способом - алкоголем.
  - Ты хоть бы меньше пил! - ворчала жена. - Совсем в алкоголика превратился!
  - Отстань! - "взрывался" пьяный Степан. - Ты не знаешь, что такое забой... Это... Это же постоянная нехватка кислорода... Бесконечные думы "Хоть бы не остаться под землей!" - понимаешь ты или нет?
  - Ну, ну... Успокойся... Работают же другие - твой брат, например.
  - Да он другого-то труда и не видел - с молодых лет батрачит там...
  - Как знаешь... - махнув рукой, Мария выходила с маленьким сыном на улицу и ждала своего первоклассника. Виталий (так Машенька назвала последыша) совсем не походил на своего старшего брата. Открытый высокий лоб - точь-в-точь как у матери... Материнские губы... Даже взгляд был такой же, как у Машеньки. "Маленькая копия мамы" - шутили родственники и знакомые. И Мария была согласна. Боже, как она любила своих мальчиков, как ухаживала за ними! Пока не перегладит белье, пока не отутюжит старшенькому свежую рубашку и брючки - спать не ляжет. А об уроках и говорить не стоит - все объяснит Игорю, все покажет... Дети были единственной отрадой ее. Ради них она терпела пьянку мужа, ради них, находясь в отпуске мыла подъезды... Все мысли были только о них... А о себе? Думала ли Мария о себе? Как-то заикнулась - уйду, мол, от Степана, так отец такую бушу поднял... "Опозорить решила нас? Чем тебе не мужик - подумаешь, пьет! Кто сегодня не пьет?" "Оно и вправду - сплошь и рядом... Митя вон - и тот туда же..."
  Тревожные мысли постоянно сопровождали Марию. Иногда, чтобы отвлечься от них, она выходила с ребенком на улицу, садилась на качели и качалась, качалась... "Почему, почему я, да и все мы, такие несчастные? Неужели во всем виноваты сами?"
  бесконечно спрашивала она себя, предаваясь полному одиночеству. Проходившие мимо люди здоровались, кто-то подходил, интересовался здоровьем ее и делами, и на какое-то время уходила печаль, на сердце Машеньки появлялась оттепель...
  **********
  В апреле была круглая дата у Анны. Машенька недолюбливала зятя - тот еще пьяница... "Ладно бы пил... Так еще над женой издевается... Бедная Аннушка... Сколько же выпало на твою долю..." - жалела Мария сестру. Вспомнила последнюю встречу - по спине пробежал холодок. Накрутив длинные волосы на кулак, муж таскал Анну из одного конца квартиры в другой, приговаривая: "Ты же знаешь, что такую картошку не ем... Знаешь? - Анна молчала. - Пельмени не ем - знаешь?" Застав его за таким занятием, Мария, собрав все силы, врезала ему пощечину.
  - Еще раз - ты слышишь? - если еще хоть раз тронешь сестру - посажу! Не она - я тебя посажу...
  Сашка не ожидал такой оплеухи - от кого? От этой... Он не мог найти подходящего слова. Но к жене больше не прикасался. Да и та после этого осмелела - чуть что - подскакивала к телефону и набирала номер милиции. "Это все она, сеструха, научила ее..." - со злостью думал он о Машеньке. Что делать было ему? Ретироваться и на некоторое время уходить к матери.
  ... На торжество приехали все - Боже, сколько народу собралось! Не пожелала приехать только Феня - чувствовала себя неважно. Зато отец, посвежевший, похорошевший, ни на минуту не отходил от первой жены, матери своих детей. Наклонившись близко друг к другу, они о чем-то мирно беседовали. Иногда он брал ее руки в свои и целовал. Это было так печально и трогательно, что девчонки, еле сдерживая слезы, говорили смеясь:
  - Ну, папка... Вот бы тетя Феня увидела... Такой бы скандал закатила...
  - Да не... Она баба с понятием... - и, снова повернувшись к Вере, продолжал:
  - Ты посмотри, мать, какие у нас дети хорошие... Что не жилось тебе с нами, а?
  По лицу несчастной женщины безудержно текли слезы, и она молча глотала их...
  - Пойдем, мать, спать...
  И они ушли. Никто не осуждал их - понимали.
  ... Быстро убрав со столов и уложив детей спать, сестры - все пятеро! - собрались на кухне. Анна разогрела оставшиеся голубцы, - как же вкусно она их готовила! - достала самогон.
  - Ничего себе! - воскликнула Людмила, никогда не любившая выпивать. - Откуда это?
  - Да вот... - отозвалась Анна. - Чему в жизни не научишься?
  - Сама, что ли?
  - Ну, а кто еще? На такую кучу народа не напокупаешься - цены-то кусаются! Давайте, девчонки, ближе к столу... - взглянув на сестер, заулыбалась. - Ну их, этих мужиков - они там, а мы - здесь!
  Загремели табуретки, и через мгновение дружеское сообщество женщин поднимало первую стопку.
  - Давайте, девчата, ... - Мария, помолчав, с грустью добавила, - за нас, за нашу семью...
  - За нас! - чокнувшись со всеми, произнесла старшая сестра Нина. - Дай Бог всем здоровья!
  Не пила только Татьяна. С той поры, как с подругой попробовала вкус бражки, на дух не переносила спиртное. Впрочем, быть веселой она могла и без него.
  - Нина, спой что-нибудь... Ты ведь у нас замечательно поешь! Помнишь, как в детстве, стряпая пельмени, вы с мамой пели нам старые-старые песни? А мы слушали их, завороженные вашим пением...
  - Правда, правда... Спой, сестричка...
  Нина запела почему-то грустную - одну из любимых мамы.
  "Не веселую, а печальную я вам, граждане, песню спою,
  Как на кладбище Митрофановском отец дочку зарезал свою... - перед глазами каждой женщины пронеслись кадры прошлой жизни, особенно в Гроднецком, когда вся семья их купалась в счастье. - Мать, отец и дочь жили весело, но изменчива злая судьба,
  Надсмеялася над малюткою - мать родная в могилу слегла... - Людмила тихонько подпевала - голос ее был несравним с Нининым, но она, не стесняясь, пела. Подперев кулачком щеки, Татьяна вытирала слезы. - После матери отец дочь любил, но недолго была благодать, он нашел себе жену новую, - Надя, Надя вот будет нам мать...
  - Да ну вас! - прекратила петь Нина. - Зачем тоску-то нагонять?
  - Пожалуйста, пой... - попросила Машенька. - Пожалуйста... - почти с мольбой повторила она.
  "Злая мачеха невзнавидела малолетнюю крошку-дитя,
  И ничем ее не обидела, но отцу все ж задачу дала:
  Всей душой люблю, тебя, милый мой, но ведь жить мне с тобою не в мочь,
  Говорить тебе даже совестно - жить на свете мешает нам дочь... - плакали все, кроме Нины. - Ты в приют отдай или в детский дом, Только сделай ты это скорей,
  А не сделаешь - я уйду от вас, мне одной будет жить веселей.
  Мысля зверская пала в голову, перестал отец дочку любить,
  И в приют отдать было совестно, и решил отец дочку убить..."
  - Стоп, стоп, стоп! - неожиданно прервала Машенька. - Больше не надо. Зачем слушать про злую мачеху? У нас - добрая, славная - правда же? - обратилась она с вопросам к сестрам - и те закивали...
  - Да, повезло нам с мачехой... Хорошая она...
  - Маму с папкой жалко... - грустно произнесла Татьяна. - Сердце разрывается, глядя на них...
  - Давайте выпьем и за маму, и за тетю Феню!
  - Давайте! Не каждому так везет, как нам. За здоровье родителей!
  После очередной стопочки разговорились.
  - Молодец, Феня! - говорила Людмила. - Дом купили, хозяйство, что было при маме, умножили. Во дворе теперь не только куры, но и гуси с утками.
  - Да, да... - подхватили разговор Машенька с Анной. - Когда ни приедешь - всегда хлебосольна, гостеприимна... Полную сумку всего наложит... А уж отца бережет...
  - За нас заступается как за родных! Помнишь, Маш, - обратилась Татьяна к сестре, - я в огород грядки полоть вышла в одном купальнике - помнишь? - так отец что сделал? Тяпку в меня бросил! Что, мол, передо мной оголилась, бесстыжая?! А тетя Феня увела его в дом, что-то сказала - и все, папочку как подменили!
  - И все-таки... Как хорошо было бы, если бы родители помирились... - задумчиво произнесла Людмила. - Жаль, что все так обернулось...
  - Интересно, о чем они могут говорить наедине? И что могут делать - папка-то, как говорит Тетя Феня, совсем атрофировался...
  И только Машенька молчала. Она вспомнила свою любовь, ласки Михаила - и прикрыла глаза... "Глупые вы, мои сестренки... Удовольствие можно получить по-разному... Но, наверное, это дано не каждому..."
  - Ну что, будем ложиться? - обратилась она к сестрам. - Завтра по домам, не мешало бы выспаться...
  Нет, спать она не хотела.. Навеяли воспоминания - хотелось тишины, одиночества, чтобы еще раз ощутить вкус счастья - хоть и потерянного, но не забытого.
  ... Проснулась от шума, что исходил из кухни. Подняла голову - все лежали штабелем на полу и крепко спали. Не было только Степана. "Он, что ли, так рано встал?" Выйдя на кухню, опешила: муж пил прямо из горла.
  - И когда ты только напьешься! - раздраженно крикнула она. - Нам ехать надо - ребенок маленький.
  Муж не реагировал - с удовольствием пил зелье. Водка была перемороженная, с кусочками льда.
  - Ты где такую взял?
  Сделав передышку, тот буркнул:
  - В морозильник спрятал и забыл...
  - Не пей - ты сейчас опьянеешь! Она же как спирт - смотри сколько кристаллов!
  Знал ли Степан, что после бурного застолья нельзя поправлять здоровье алкоголем? Конечно, знал! Знал, что это - верный путь к алкоголизму и запою - и все равно пил.
  - Запей хоть рассолом! Есть минеральная вода - выпей!
  - Неа... Не хочу, и не проси...
  - Пойдем прогуляемся... На сердце станет легче...
  - Ты че встала? Меня пасти, что ли? Я вроде совершеннолетний...
  Машенька с ужасом смотрела, как муж опорожнял бутылку. Она давно поняла, что водка стала ему единственной радостью и что рождение второго ребенка не остановило его. "Какой там этикет! Он ведать-не ведает, что водка не предназначена для питья в одиночку... - Мария выдохнула воздух, собравшийся в легких, и стала быстро-быстро дышать через нос, выдыхая его через рот - так она освобождала себя от подступившей тревоги. - Это атрибут общения, а не средство опьянения. Спокойно, Мария, спокойно... - говорила она себе. - Не падай духом... На тебе дети - ты за них в ответе..."
  Для себя Мария решила: если на этот раз Степан потеряет работу - выгонит его. "Сколько можно терпеть, страдать?! Пусть живет с родителями, встречается с собутыльниками - мне все равно... Как-нибудь перегорюю". Как человека ей, конечно, было жаль его. Физически и умственно он все больше деградировал, и это больно отзывалось в сердце бедной Машеньки.
  На шум вышла Людмила.
  - Вы ругаетесь, что ли? С утра пораньше...
  Степка, качаясь, пытался выйти на балкон, но, споткнувшись о чьи-то ноги, упал.
  - О-ой, бл...дь! - вскрикнула Анна, и с трудом вытащила ноги из-под захрапевшего Степана. - Голова-а боли-ит...
  - Заболит тут... Все - на втором автобусе не уедем. Господи, ну к чему мне такое мучение, а? - Мария закрыла лицо руками и замерла. Слез не было - и это удивляло ее. - Выплакала? Наверное.
  ... Кое-как добрались до вокзала. И снова Степан просил на бутылку. Видя, что жена не думает давать на выпивку, дико, во всеуслышание, закричал:
  - Это мои деньги! Кровные! Дай, тебе говорят!
  Вся пунцовая от стыда, Мария, улыбаясь, так же во всеуслышание,сказала:
  - Степа, милый... Приедем - две бутылки поставлю, только сейчас не пей - дети у нас... И люди кругом...
  
  Глава шестая
  
  - Ты долго будешь позорить меня, а? - едва переступив порог, гневно спросила Машенька. - Тебе не стыдно - через весь поселок я тащу сына на руках, а ты...
  Степан молчал - отвечать был не в состоянии. Голова разламывалась; сильно хотелось пить, стонали мышцы.
  Машенька, пересилив нежелание возиться с пьяным мужем, все-таки стащила с него куртку, скинула сапоги и повела на диван.
  - Ну ты хоть маленько-то шагай... - выговаривала она мужу. - Не ломовая же я лошадь... - муж что-то пытался говорить, но в тепле его так развезло, что вместо слов от издавал непонятные звуки. - Когда-нибудь ночью коньки отбросишь... - положив повыше подушку, она осторожно положила мужа на постель... И будут хоронить тебя одни алкоголики...
  - Тебя зато...
  - Что тебя? Я умру, так обо мне хоть память какая-то останется, а ты? Да ну тебя! - махнув рукой, она направилась на кухню. Игорь уже раздел Виталика, и тот карабкался на табурет.
  - Ух, какой у меня хороший помощник! - похвалила она старшего. - И что бы я без тебя делала...
  Прижавшись к тельцу сына, замерла. Сын гладил ее волосы, приговаривая:
  - Я всегда буду помогать... Мам, купи мне велик... У всех есть...
  Мария, подняв голову, улыбнулась.
  - Конечно, милый. Только потерпи маленько - хорошо? Сначала мы купим сад, а потом сразу велосипед - согласен?
  - Угу...
  Машенька прижала к себе сыновей. "Господи, помоги мне выдержать все это... Не дай сломиться под тяжестью груза..." Слезы подступили к глазам, она незаметно смахнула их. Маленький сын поднял голову - он не мог еще говорить, но глаза его сказали о многом.
  ... В сентябре Машенька вышла на работу. Она с головой погрузилась в любимое дело - здесь она забывала о неприятностях дома, о своем горе-муже. В ноябре ее приняли в партию - и она была счастлива как никогда в последнее время. На первом же партийном собрании ее выбрали парторгом. Она упиралась, - на руках двое детей! - но отвертеться так и не удалось.
  - Марина Николаевна, - заикнулся как-то директор школы, - Вы бы наладили контакт с шефами - очень нужна их помощь.
  - И кто шефы?
  - Вы разве не знаете? Шахта. Бывшему парторгу не удалось это сделать. А помощь их ох как нужна нам - особенно сейчас.
  - Не обещаю, но попробую...
  - Я верю в Вас... В Вашу искренность...
   В пятницу, проведя два урока, Мария отправилась на шахту. Путь был не ближний - административный корпус находился далеко на выезде. Добравшись на ближайшем рейсовом автобусе до пункта назначения, она неторопливой походкой направилась прямо к парторгу шахты.
  ...
  При закрытых окнах не было возможности спрятаться от духоты, а в открытые мгновенно влетал ветер-разбойник, прихватив с собой слой пыли и песка.
  - Вот тебе и безветренный день... - еле слышно прошептал Ринат Ильясович.
  Включив сразу все вентиляторы и подойдя снова к окну, увидел молодую женщину, которая при порывах ветра то прижимала к коленям подол пышного платья, то крутилась волчком, стараясь придать растрепанным волосам вид какой-то прически. Это было так забавно, что парторг невольно улыбнулся. "И куда спешит эта стройная женщина?" - неожиданно задал он вопрос, и снова улыбнулся... Подойдя к зеркалу, поправил свои смоляные волосы, в которых кое-где пробивалась тоненькая нить седины.
  - Разрешите?
  За большим письменным столом Машенька увидела мужчину средних лет нерусской национальности. "Башкир, наверное" - молниеносно пронеслось в голове. На столе лежали бумаги, и тот сортировал их - уверенно и быстро. Равнодушно взглянув на вошедшую и не ответив на вопрос, продолжал перебирать бумаги.
  - Я к Вам, - робко начала Марина Николаевна. - Я из школы... Парторг...
  Человек за столом упорно молчал.
  - Простите... Я, кажется, не вовремя...
  - Почему же? Очень даже вовремя... Проходите! - парторг и сам не знал, почему так поступил с женщиной: ему вдруг захотелось помучить ее, понаблюдать, какова будет реакция. - У нас время обеда - поесть не желаете? Здесь рядом столовая...
  Машенька сглотнула, вспомнив, что с самого утра во рту не было и крошки. Пожав худенькими красивыми плечами, согласилась.
  ... Спустя полчаса, они по-деловому обсуждали план работы на год.
  - Очень приятно, Марина Николаевна, обрести в Вашем лице человека, не равнодушного к судьбе школы. Я обещаю в ближайшее время обсудить намеченное с руководителем шахты. Думаю, трений не возникнет.
  Машенька ушла, а парторг снова подошел к зеркалу. "Да... Годы несутся... И нет им возврата назад..." - с легкой грустью подумал он...
   Результаты встречи были отличными. Шеф дал согласие на материальную помощь школе; в первую очередь - на приобретение компьютеров. Он прекрасно понимал: время не стоит на месте, и отставать от прогресса было бы непростительно глупо.
  - Ну и как Вам, Ринат Ильясович, новый парторг школы?
  Он заметил, как стушевался тот от неожиданного вопроса, как заходили у него желваки и заблестели глаза. Заметил, но промолчал...
  **********
  Приближался Новый год. Мария любила праздники - раньше они ассоциировались у нее с дружным застольем, хорошей песней и душевным разговором с близкими людьми, а теперь... Степан... Ее бесконечная боль и страдания... "Господи, хоть бы он работал... А если нет? Тогда не пойду на вечер - выдумаю какую-нибудь причину..."
  На душе было неспокойно. Скоро двенадцать ночи, а Степана не было. "Может, после смены прямиком направился к отцу или Мите?" - женщина встала, поставила чайник. Оглядела комнату - какая нищета! Нормальной мебели - и той нет, все старое, дряхлое. "Когда же мы по-человечески жить будем? Несчастный ковер или палас купить не можем... - присев на табурет, облокотилась на стол. - А если квартиру двухкомнатную получу, чем заставлять ее будем - этим старьем?"
  Раздался звонок. "Слава Богу, пришел домой - значит, трезвый." Открыв дверь, удивилась - Степан был весь седой от мороза. Под носом поблескивала жидкость, руки окоченели.
  - Ну и мороз... - с трудом выговорил он. - Сто грамм есть?
  Машенька не стала ворчать - понимала, что в такой ситуации отказывать грех. Налила полстакана водки, выставила еду.
  - Только закусывай.
  - В деревню когда поедешь?
  - Думаю, в этот выходной. Мальчишек хочу у твоих оставить... Вдруг тете Фене помощь потребуется... - При упоминании мачехи Мария вздохнула. - Надо же, еще врачами называются... Не скажи она сама об этом, они так бы и не заметили...
  - А как определили, что рак у нее?
  - Ты не помнишь, что ли? Тетя Феня при тебе же рассказывала.
  - Не помню...
  И Марии пришлось заново пережить то, что услышала в тот злополучный день.
  ... Ранним утром несколько женщин, среди которых была и Феня, ехали на автобусе в районную больницу. Ехали с пересадками. В ожидании очередного автобуса продрогли: зима показывала свой характер - температура уже несколько дней держалась ниже двадцати градусов. С трудом отыскав нужный кабинет, женщины ахнули - народу...
  Слава Богу, очередь на флюорографию продвигалась быстро.
  - А Вы не могли бы сделать результат сегодня? Мы периферийные, из деревни...
  - Из деревни, говорите? Из какой же?
  Феня назвала.
  - Да уж... В Вашу деревню проехать...
  - Да, да! - подхватила женщина, - доехать до нас очень сложно... Потому и просим...
  - Подходите к четырем - думаю, результат будет готов.
  Кое-как дождавшись положенного времени, Феня постучала в кабинет.
  - Ну и как у нас результаты?
  - Все нормально, не волнуйтесь.
  - Да? А я так переживала...
  - С чего бы?
  - Понимаете, доктор, шишечка у меня в груди... Маленькая такая - с горошину...
  - Что? - подняв брови, удивленно спросил молодой человек. - Какая шишечка? - Обследовав грудь, он направил женщину к хирургу. Диагноз поставили сразу - рак...
  Феня не заплакала, она стоически перенесла сообщение доктора. Может, потому, что болезнь пока ее не тревожила. Операцию назначили на январь...
  
  Глава седьмая
  
  Машенька думала, что сойдет с ума за этот месяц. Проблемы словно договорились - появлялись друг за другом. Не успели Феню отвести в больницу, как случился приступ у отца - благо, заботу о нем взяла на себя Анна. Не все в порядке было с Игорем - стал заикаться. Мария, изведясь от переживаний, спрашивала себя: "Почему? За что Бог наказывает меня? Ладно, меня, а сына - за что? Не его ли она холила, оберегая от всего, что могло повредить его здоровью и настроению? И вот результат..." Невропатолог, осмотрев мальчика, только развела руками - на все нужно время... И спокойная атмосфера в доме... В этот момент Мария ненавидела мужа - как же он достал ее! Вернувшись в тот день домой, она побежала за детьми - те были у старших Егошиных. Не обнаружив у них мужа, расстроилась.
  - Вы бы хоть маленько пожурили своего сына, племянника - он ведь совсем запился... - обратилась она к сидящему Борису - отцу Степана, и тетке Марусе. Дед привычно поглаживал реденькую бородку, глядя в пол и о чем-то усердно думая.
  - Как же - удержишь его... С утра пораньше помчался к друзьям...
  - Ты сама виновата... - глухо буркнул дед.
  Машенька взорвалась.
  - Я-то в чем виновата? Что Вы с больной головы на здоровую! - голос ее обиженно задрожал. - Я что - плохая мать, хозяйка? Кручусь как белка в колесе, а Вы все недовольны...
  - Живешь с ним как с братом...
  - Что?!
  - Что слышала! - съязвил дед. - Выходила за непьющего - запил при тебе!
  - Да как же Вам не стыдно говорить такое? Он же всегда пил!
  Дед, соскочив со стула, завизжал:
  - Цыц, шмакодявка! Стыдить еще вздумала! На себя посмотри!
  - Да ну Вас! Толстокожие, как и Степка - не достучишься до Вас!
  - Молчать!!!
  - И не подумаю!
  - Издохни, дура! - дед зло топнул ногой. - Изыди дух твой!
  Мария встала как вкопанная - о чем это он? Словно сотни молний пронзили ее тело... От произнесенных во гневе слов стало жутко - затылок сковало, и по нему поползли мурашки...
  - Вы что... - женщина трудно дышала. - Разве можно такое говорить? Это же великий грех...
  Дед смачно выругался и, сплюнув, засеменил в свою комнату.
  ... Кое-как Машенька дотащилась до дома - все тело ныло, болела голова.
  - Игоречек... Присмотри за братиком... Плохо что-то мне...
  Обессиленная, она прилегла на диван и впала в забытье.
  ... Мария так и не поняла, что с ней произошло: то ли она слишком близко к сердцу приняла сказанное дедом, то ли слова, произнесенные тем во гневе, сразу поразили жертву, то есть ее. Как бы там ни было, очнувшись глубокой ночью, она уже не испытывала и толики того состояния, с которым вернулась от свекра. Мальчики спали на кровати, крепко обнявшись."Прохладно как... - женщина поежилась и поправила на сыновьях одеяльце. - Милые мои... Как вы тут - не замерзли? Батареи чуть тепленькие... - тыльной стороной ладони она провела по личику детей, приложила два пальчика сначала к своим губам, потом - к устам сыновей. - Как же я люблю вас... Родные мои... И как бы я хотела, чтобы все у вас было хорошо..."
  Вздохнув, забралась под одеяло. Спать не хотелось. "Где носит Степана? Совсем мужик лишился рассудка... - Взглянула на часы. Шел шестой час утра. - Надо к Лиде зайти - рассказать все, может, она что-нибудь подскажет... - Перед глазами снова возник образ деда, и сердце заколотилось часто-часто. - Вот дурной какой, а... Как топнул ногой - прямо ужас..."
  Незаметно Машенька погрузилась в сон. Она видела школу, незнакомых учеников, какие-то поезда - то, что раньше никогда ей не приснилось.
  Проснулась от детских голосов - Игорь назидательным тоном разговаривал с младшим братом.
  - Ты должен меня слушаться - я твой старший брат. Понял?
  Тот понимающе кивнул. - Иди умывайся, будь осторожен с мылом.
  - Это кто это так разговаривает? - улыбаясь, спросила Мария, открыв полусонные глаза - Виталя, братик тебе правильно говорит - ты должен его слушаться. - тот смотрел на мать задумчивыми глазами. - Беги быстренько в ванную умываться, а мы с Игорем маленько поговорим.
  Не успел малыш выскочить из зала, как Машенька рукой пригласила старшего на диван.
  - Игорек, я так рада, что у меня растет такой помощник, как ты - спасибо тебе. Только знаешь... - она взяла холодные руки сына в свои и, поцеловав, стала нежно гладить их. - Только знаешь - в этом возрасте приказной тон может не принести ожидаемой пользы.
  - Почему? - мальчик смотрел на мать добродушными глазами. "Господи, до чего же он на Степку похож!" - подумала Мария.
  - Таким образом ты только настроишь брата против себя - понимаешь? Ты лучше вместе с ним поделки делай, чаще разговаривай перед сном - вот и потянется он к тебе, для него ты авторитетным братом будешь... - Мария прижала мальчика к себе. - Совсем взрослый ты у меня... И что бы я делала без тебя?
  В ответ тот крепко обнял мать, и они замерли от чудесной близости и взаимного понимания...
  
  Глава восьмая
  
  До Нового года оставалось несколько дней. Все чаще и чаще Мария проигрывала в голове неприятную ситуацию с дедом. От этого "кино" она пыталась избавиться волевым усилием - ничего не получилось. Старалась отвлечь себя кроссвордами, чтением книг, но и это было безуспешным. Уровень тревожности повышался ночью, и именно ночью обострялась болезненность воспоминаний. Кроме этого, ее душили обиды на свою судьбу.
  - Лида, скажи, ну неужели я такая никчемная, чтобы вот так ненавидеть меня? - спрашивала она хорошую знакомую, которая заменила ей в последнее время подругу. - Мне страшно...
  - Марина Николаевна (она не могла решиться называть ее по-другому: та была классным руководителем ее сына), сходите в храм, закажите Сорокоуст - будет намного легче...
  - Правда, Лидочка? Мне как-то неудобно... Сходим вместе?
  - Сходим... И не отказывайтесь от новогоднего вечера - это будет Вашим спасением.
  - Вот этого позволить себе я не могу - детей не с кем оставить...
  - Нашли о чем переживать! Да к нам приведите! Миша мой обожает маленьких...
  - Не будем загадывать... Но за предложение спасибо!
  Машенька обняла женщину, поцеловав в щечку.
  - Спасибо и Михаилу Васильевичу - он такой молодец! Председатель родительского комитета таким и должен быть...
  Они долго еще разговаривали - было о чем. Машенька хотела избежать одиночества, и это сегодня ей удалось. Она уходила от Колбышевых окрыленной, наполненной позитивными мыслями и огромным желанием жить...
  **********
  Впервые за годы своей жизни Новый год Машенька встречала без особого желания. От сестры она узнала, что с отцом все в порядке, а вот с тетей Феней... Операция была перенесена на более позднее время, но домой женщину не отпустили - назначили лучевую терапию.
  Мария была рада, что Степан в праздничные дни работал; в противном случае ей пришлось бы объяснять ему, почему на вечер идет одна, без него. Она давно решила, что так будет лучше: никто из коллег не должен узнать "изнанки" их семьи. Думала ли когда-нибудь Машенька, что в жизни ее наступит период, когда придется скрывать мужа, их отношения в семье? Никогда! В душе она всегда верила, что наступит день, когда Степан поймет свою ошибку, перестанет пить ради нее, детей. Но чем дальше шло время, тем отчетливее женщина понимала: этого никогда не произойдет. В душе ее уже не было отчаяния. Там было все выжжено. Остались только пустота и холод. Женщина чувствовала: ее внутренняя Вселенная дала сбой... Чтобы заполнить эту бездну, нужно было иметь сумасшедшее желание жить и быть счастливой.
  ... Была пятница. С утра Мария чувствовала себя неважно - легла поздно из-за отчета по предмету. Сон оставлял желать лучшего - женщина часто вздрагивала, порой просыпаясь от собственного голоса. "Господи, да что это со мной?" - спрашивала она себя, лежа в жуткой ночной темноте, но ответа на вопрос не было. Понежившись в кровати и дождавшись, когда проснутся дети, быстро соскочила и подошла к сыновьям.
  - Ну, как мои лапочки спали? Не замерзли?
  - Не-ет - потягиваясь, с улыбкой ответил Игорь.
  - Ах, вы мои хорошие, быстро, быстро вставать и умываться!
  Пока братья умывались, Машенька, сделав утренний моцион, привела себя в порядок и подошла к зеркалу. "Как же я сдала... Прямо старухой стала..." - недовольно подумала она. - Ладно, попробую преобразиться.
  Разогрев приготовленный с вечера завтрак, пригласила к столу детей.
  - Вы ешьте, мне некогда. Игорь, Виталика я в садик не поведу - он полностью под твоей ответственностью - понял? - Тот кивнул. - Вечером отведу вас к Колбышевым, у меня сегодня торжество - приду поздно. - и ушла.
  Поколдовав немного над прической, подкрасив брови и ресницы, достала из шифоньера новое платье. На душе стало чуточку веселей.
  - Какая ты красивая... - трогательно произнес старший сын, увидев преобразившуюся
  мать.
  - Класивая, класивая... - повторил младший.
  - Ах, какие вы подлизы... - смеясь, Мария обняла сыновей; головы их сомкнулись, и дети не увидели скатывающиеся по щекам матери слезы.
  **********
  Столы для торжества были накрыты в столовой, куда до поры до времени никого не впускали. Учителя, немного удивленные таким приемом, кучнились у дверей в ожидании приглашения. Двери неожиданно открылись, и откуда-то с высоты полилась чудесная музыка - то звучал вальс - плавный, грациозный, мелодичный. Хотелось танцевать, кружиться, порхать - музыка заворожила так, что многие, не удержавшись, тут же нашли себе пару и полетели по кругу.
  - Вас можно? - кто-то тронул Марию за локоть; подняв глаза, она вся залилась краской: перед ней стоял Ринат Ильясович.
  - Вы?
  - Не ожидали? - он взял женщину за руку и вывел чуть ли не в середину зала.
  Как же легко и умело он вальсировал! Мария отметила его белоснежные зубы и отсутствие какого-либо запаха изо рта. Почему-то сделала глубокий вдох - как же хорошо от него пахло!
  Неожиданно танец закончился, и это чуточку расстроило женщину. Ей хотелось кружиться и кружиться в вальсе с этим не очень молодым, но далеко не старым, человеком. Его руки уверенно вели ее по кругу; глаза его излучали такое необыкновенное тепло, что все волнения, все неприятности Машеньки как-то разом растворились, покинули душу и сердце ее...
   Когда все расселись по местам, Мария увидела, что парторг сел рядом с Валентиной Егоровной, завучем по учебной части, и профоргом. Почему-то резануло по сердцу - стало вдруг снова одиноко и больно. "Ну какое мне дело до него? Он же не мой! - убеждала себя женщина. - Интересно, кто пригласил его на вечер? Администрация школы?"
  - Лена, - обратилась она к сидящей соседке, - Вы не скажете, что делает в нашем кругу парторг шахты?
  - Как что? Он муж нашего завуча...
  - Что?!
  Она чуть не выдала себя... "Боже мой... И как это я сразу не догадалась..." -Захотелось домой. Она встала, чтобы уйти, но директор окликнул ее.
  - Марина Николаевна, Вы куда? Вечер только начался...
  - Мне домой надо... К детям...
  - У всех дети...
  Она вынужденно села, опустив голову и закусив губу. "Нет, мне надо уйти... - думала она. - Подальше от греха... - Подняла голову и встретилась взглядом с парторгом. - Господи, не смотрите Вы так на меня! Умоляю..." - говорили ее глаза, но сердце... Оно мечтало о другом... Вспомнилась любимая с детства песня со словами "Парней так много холостых, а я люблю женатого..." Мария горько усмехнулась. Услышала голос парторга... Свою фамилию. О чем это он? Ах, да! Компьютеры... Это же она уносила заявку на помощь. В ушах шумело, словно где-то рядом ходили поезда. Вручили грамоту. "Нет, нет... Я должна уйти... Я не должна быть здесь..." - внушала себе Машенька. Она не слышала музыки... Очнулась, увидев возле себя парторга.
  - Можно на танец?
  Она бы все отдала, чтобы снова очутиться во власти этого уверенного в себе человека, но чувство долга... "Ни к чему это... На чужом несчастье счастья не построишь..."
  - Нет, спасибо, я ухожу.
  ... Медленно шла Машенька по улице. Осталась позади школа, ДК. Домой не хотелось. Пыталась вспомнить хоть что-нибудь хорошее из семейной жизни за последнее время, но увы! Со Степаном они давно стали чужими, не о чем было им говорить...
  "Как бы я хотела в свою деревеньку... Залезла бы на чердак, спряталась бы в сене... - грустно подумала Мария. - Здесь, кроме сада, и пойти-то некуда... А вот и дом...
  - Марина Николаевна!
  Вздрогнув, оглянулась: в нескольких шагах от нее стоял Ринат Ильясович.
  - Опять Вы? - выдохнула из себя женщина. - Что Вам нужно от меня? Идите к своей жене! - она уже не говорила, а почти кричала. - Не ходите за мной! - подбежав к подъезду, дернула дверь - та не открылась. Дернула еще раз - бесполезно. Примерзла.
  - Сам Господь за нашу встречу... - проговорил парторг.
  - Вы что - сбежали с вечера?
  - Почему сбежал - просто ушел. По делам...
  - Какие дела?! Вы хоть понимаете, что делаете? Я, между прочим, с Вашей женой работаю...
  Парторг прислонился спиной к двери, вздохнул.
  - Что Вы со мной делаете, Марина... С первой нашей встречи я потерял покой... Мечтаю, как мальчишка...
  - Не надо об этом - прошу Вас... У нас нет будущего...
  - Почему, Марина?
  - У нас семьи... И главное - дети...
  - Ах, Марина Николаевна, Марина Николаевна... Молоды Вы еще... Не понимаете, что дети - это не все... - Немного помолчав, добаременивил: - Если мужчина разлюбил женщину, детьми его не удержишь...
  **********
  Прошло несколько дней. Мария постоянно вспоминала новогодний вечер и Рината Ильясовича. "Что значат его слова - "Дети - еще не все"? Неужели в жизни бывает что-то такое, что может отодвинуть детей на второй план? - задавала вопрос женщина. - Неужели на самом деле он разлюбил жену? За что? Она ведь красавица, умница... - Мария закрыла последнюю тетрадь и глянула на часы. - Ого! Времени-то всего ничего: не было даже двенадцати. Может, отпроситься у Валентины Егоровны? Ой, нет... На глаза ей лучше не попадаться - вдруг что-то знает... Да нет... - Совесть Машеньки была чиста - ее мужу она дала отворот-поворот... Хотя и жалела об этом... - Ну почему, почему я не могу быть с тем, кто мне нравится? - Вспомнила Михаила - в душе она давно его похоронила. А в сердце? Сердце постоянно вспоминало, особенно в минуты отчаяния. - А говорят - время лечит... Нет, не время лечит, а жизнь исцеляет..."
  В кабинет постучали.
  - Да, да! - воскликнула Мария и направилась к выходу; дверь отворилась, и на пороге появилась Валентина Егоровна. Ее доброжелательный тон успокоил Машеньку - значит, она ничего не знает...
  - Марина Николаевна... - начала она. Какой же у нее был голос - прямо божественный! А глаза! Задумчиво-серые, окаймленные пушистыми ресницами, они смотрели на Марию открыто, покоряюще. "Интересно, сколько ей лет? Она явно моложе своего мужа..." - Через несколько дней у нас педсовет - не желаете поделиться опытом воспитательной работы?
  - Чем?
  - Ну, например, ... - она на минуту замешкалась. - "Воспитание морально-этических норм на уроках русского языка и литературы..." Я была на Вашем уроке - это выглядело просто потрясающе! Где Вы берете такие тексты?
  - Да не знаю... Все время читаю, выписываю...
  - Ну, так договорились?
  - Договорились.
  - И еще. Я напоминаю - послезавтра Ваше дежурство в комитете по охране общественного порядка. Вы уж там построже с пьяницами... На школьную лавочку повадились, будто другого места им нет...
  Лицо Марии загорелось, и она, представив пойманного пьяного мужа, опустила глаза и кивнула...
  
  Глава девятая
  
  О ссоре жены с дедом Степан не знал - Машенька скрыла это. Ссорить мужа с родителями она не хотела, потому как знала: что бы ни случилось, Степан встанет на ее сторону. Это значило, что между кровными родственниками могло наступить долгое отчуждение...
  - Прошу тебя, не оставляй детей одних, и чтобы к восьми вечера были дома. - наказывала она мужу, когда тот собирался с детьми к тетке. - Я приду поздно - у меня дежурство.
  Степан молчал. Она чувствовала: он что-то хочет спросить, но не решался.
  - Денег не дам - обойдешься без выпивки. Ты хоть понимаешь, что на тебе дети?
  - Хватит бубнить... Сам знаю - не маленький...
  - Будь ты человеком - пойми, наконец... - она не договорила: Степан уже выходил на площадку. - Игорь, не отходи от папы! - успела крикнуть она сыну.
  Они ушли, и в комнате повисла тишина. Перекусив, Машенька быстро оделась и пошла на дежурство - времени было без двадцати пяти девять.
   На улице хозяйничал рождественский мороз. Он щипал уши, нос, и женщина, подняв песцовый воротник, погрузила в него свое личико. "Ну, Янус, ты и даешь..." - вела непринужденный разговор она с тем, в честь которого был назван месяц январь. - Бр-р-р! - передернув плечиками, она вдохнула жгучий морозный воздух и ненадолго задержала его в легких. - Как хорошо, свежо...
  Поселок только-только просыпался. Улица, по которой шагала Мария, была тиха и пустынна. Плавно скрипел под ногами снег. Скрип, скрип - слушала Машенька мелодию зимнего утра, и от этой мелодии в душе ее зарождалось что-то очень чистое, светлое... Вот и елка-красавица. Разноцветные огоньки ее бежали то вверх, то вниз - и это было так завораживающе, что женщина вынуждена была сбавить шаг. Рядом с елкой в сугробах купались красногрудые снегири. "Вот бы Витальку сюда... Визжал бы от восторга..."- с нежностью подумала она о маленьком сыне. - Надо будет привести их на площадь - покататься с горки."
  ... Дружинников было восемь человек - все мужчины, кроме двух женщин, включая Марию. Для наблюдения она попросила участок, прилегающий к школе - там знакомы все ходы-выходы, лазейки.
  - Марина Николаевна, Вам придется побыть некоторое время одной. Напарник будет часа через два. - сообщил начальник штаба. - Не боитесь?
  - А чего бояться - не ночь, кругом люди ходят...
   Напарник действительно пришел через два часа. Каково же было удивление Машеньки, когда она увидела... парторга шахты.
  - Вы что - специально попросились на этот участок? - недовольно бросила она. - Я не буду с Вами дежурить! До свидания... - и зашагала прочь.
  Краешком глаза она видела, как Ринат Ильясович, поправив шарф, посмотрел по сторонам. Она чувствовала, что он идет за ней, соблюдая дистанцию. Он не был навязчив - и это радовало и огорчало ее. "Ну подойди же! - кричало ее сердце. - Нельзя, нельзя тебе быть с ним... - твердил разум, - Так и до беды недалеко..."
  Молча дошли до штаба - будочка была закрыта. Уйти, не сказав ничего руководителю, Мария не могла. Парторг, мило улыбаясь, смотрел на нее. "Вот какой, а... Самодовольный индюк!" - чуть не вырвалось у нее.
  - Так и будете бегать от меня? - спросил он в упор Марию. - Это дает мне право надеяться...
  - Не поняла...
  - Надеяться на ответное чувство...
  - С чего вы так уверены, а? Я не давала Вам повода...
  - Тогда зачем убегаете? Докажите, что для Вас я - пустое место...
  - И докажу! Идемте!
  ... Как будто Снежная Королева промчалась на тройке и засыпала поселок чистым, искристым снегом. Пушистый и легкий, он кружился в воздухе в каком-то загадочном, известном только ему, танце. Мария стряхивала снежинки с волос и ресниц, но они, огромные и невесомые, летели и летели...
  Мужчина и женщина по-прежнему шли молча. Их молчание не было тягостным, гнетущим. Это было Молчание Любви. Вернее, ее проявление. Машенька где-то читала, что "любовь - это не только тогда, когда есть о чем поговорить, но и тогда, когда есть о чем помолчать вдвоем." "Как правильно сказано... - подумала она. - Интересно, о чем думает он?".
  - Вы думаете, меня раздражает молчание? - прервал он ее раздумья. - Нисколько! Мне очень даже комфортно. И я чувствую... - он открыто и безбоязненно заглянул ей в глаза, - я чувствую, что у нас... общие интересы ... И даже мысли очень схожи...
  - И что сие означает? - раздраженно спросила она.
  - Что означает? Да бросьте претворяться - Вы же знаете!
  - Я? Знаю? К великому стыду - нет... - Конечно, она все знала, но ей так хотелось, чтобы это сказал он. - Ну... Так что - скажите!
  - Так бывает только между очень родственными душами... - выдавил он из себя и, облегченно вздохнув, близко подошел к Марии. - Мне кажется, что я на самом деле чувствую и слышу Вашу Душу...
  - Не надо, Ринат...
  Она впервые назвала его так. Ей хотелось, чтобы он взял ее холодные руки в свои и погрел. Она мечтала заглянуть в его темные, как ночь, глаза, но не решалась...
  - Смотрите! - неожиданно крикнул парторг, и Мария повернула голову в сторону поднятой им руки: подростки лет четырнадцати-пятнадцати стояли на крыльце магазина и считали деньги - видимо, между ними была складчина.
  - Надо же - сколько их много... Они что - выпить хотят?
  - Наверное... Но это наше предположение. Неужели продавец даст спиртное несовершеннолетним?
  - ?
  - Отойдем в сторонку... - и они встали у невысокого дерева, что одиноко стояло в одном из дворов. Отсюда все было видно как на ладони.
  Один из подростков отделился от толпы и вошел в магазин.
  - Вернулся ни с чем... - обрадованно произнесла Мария. - Молодец!
  Парторг, улыбнувшись, многозначно посмотрел на женщину. Ему нравилось наблюдать за ней - она была так искренна и простодушна...
  - Она-то молодец... А подростки? Смотрите - они упрашивают мужчину...
  Подростки на самом деле толкали тому деньги...
  - Идемте! - скомандовал Ринат, и через считанные минуты они были уже возле магазина...
  **********
  Дежурство заканчивалось - до сдачи смены оставалось несколько минут.
  - Да... Потрудились мы сегодня на славу... - не поднимая глаз, проговорил парторг. - Три протокола в день - это редкость!
  - Чему Вы радуетесь? Тому, что родителям придется заплатить штраф за своего ребенка? О том, что о их проблемах узнают на работе?
  - Вам их жаль?
  - Кого - детей или родителей?
  - Родителей, конечно...
  - Мм-да-а... Они обязаны следить за своим ребенком... Должны знать, где находится их чадо...
  - Может, сначала надо было навестить семью, узнать ее "поднаготную", а потом уж...
  Парторг внимательно посмотрел на Марию. Впервые он встретил человека, который пытался оспорить протокол, защитить семьи тех, кто считался нарушителем порядка.
  - А что... Вы дело говорите... Устроим рейд по квартирам, выясним... А пока... - он повертел бумажки в руках. - А пока...
  - Спрячьте их... - попросила женщина. Не будем давать им хода... Пока...
  Парторг открыл папку. Хлопнула дверь, и на пороге появились молодые парни.
  - Добрый вечер! Нам приказано вас сменить.
  ... В сумерках крыльца почти не было видно. Ринат Ильясович протянул Машеньке руку.
  - Осторожно, не упадите...
  "Ухаживает, как за цветком..." с благодарностью подумала Машенька и доверчиво вложила маленькую ладонь в его властные, чувственные, крепкие руки. Она почти наизусть знала их - "сфотографировала" при первой встрече. Тогда ей казалось, что они умеют все: пахать, косить, красить, забивать гвозди. А сейчас ей хотелось, чтобы они перенесли ее через сугробы... Она жаждала поцелуя...
  - Надо будет сказать, чтобы свет провели...
  Он неожиданно подхватил Машеньку и стал осторожно спускаться по ступенькам. "Как же это здорово - быть на руках у сильного мужчины!" - думала она. Ей хотелось утопать в его руках - страстных и ласковых... Она чувствовала, что падает в бездну, выбраться из которой было бы для нее равносильно гибели. - Пропала ты, Машенька...
  Она не видела его лица... Она только чувствовала его горячее дыхание на своих щеках... Ее волнение передалось ему - и он робко прикоснулся к губам...
  Сердце колотилось как бешеное. У обоих. "Господи, что мы делаем... Что делаю я? Он же может уйти из семьи..." При воспоминании о Валентине Егоровне, к которой она питала глубокое уважение, ей стало не по себе.
  - Ты что, Ринат? Что ты делаешь? У нас же семьи... - Она пыталась сказать еще что-то, но парторг закрыл ее губы своими - холодными и горячими...
  - Милая... Не говори ничего... Я счастлив...
  - Нет! Мы не можем быть счастливы! Отпусти меня!
  Она силой ударила его в грудь, и когда тот поставил ее на ноги, крикнула:
  - Не ходи за мной!
  Он не посмел ослушаться. Ему было почти сорок, и он был... Нет, он не был влюблен. Он любил. Да, у него была семья и работа, которым когда-то он отдал лучшие годы и всего себя. Была жена, которую он с удовольствием представлял всем знакомым, называя ее дамой сердца. Их супружеские чувства не были пылкими - они создали семью скорее по расчету, чем по любви. Будущая жена поразила его не столько внешностью и манерами, сколько глубоким интеллектом...
   С некоторых пор он перестал чувствовать себя главой семьи, все вопросы решала ОНА . Незаметно исчез интерес к жизни, и рутина поглотила его. "Да мне плевать на брачный статус! - размышлял парторг, куря сигарету и тихо шагая по улице. - Я люблю другую женщину! И это не прихоть. Я не виноват, что "солнечный удар" постиг меня в этом возрасте... - отыскав глазами урну, выбросил окурок. - Наша встреча - встреча родственных душ... Одиноких родственных душ..."
  Он вспомнил теплые губы, робкий поцелуй - и застонал...
  
  Глава десятая
  
  Машенька потеряла покой и сон. Она была верна мужу физически, но в душе понимала: морально она предала его. Чувствовал ли Степан на подсознательном уровне душевную измену - Машенька не знала. Она снова и снова прокручивала кадры своего неудачного замужества. Народная пословица "Стерпится - слюбится" не оправдала себя. Мария не считала мужа плохим человеком, но они были слишком разными. Не раз она говорила себе: "Жить с нелюбимым человеком - безнравственно, терпеть скандалы на почве пьянства - бессмысленно." - но жила и терпела. "Как поступить? Вести двойную жизнь? Я не смогу... - рассуждала она, оставшись наедине со своими мыслями. - Все тайное рано или поздно станет явным. - Чем больше Мария погружалась в мир любовного треугольника, тем тревожнее становилось на душе... - Я не должна видеть его... Забыть... Забыть во что бы то ни стало... - и не могла... Чтобы отвлечься, решила взять сыновей и отправиться в Коркино.
  - Как хорошо, что ты приехала... - обнимаясь, говорила Анна. Сейчас должен отец подъехать - наведаемся к тете Фене.
  - Как она? Операцию сделали?
  - Нет, ее же перенесли на март. Слу-ушай... Что я расскажу тебе...
  - Ну прямо заинтриговала... Игорек, присмотри за братом - мы поболтаем.
  ... В тот день Николай решил съездить к Фене один - не хотел никого отвлекать от дел. Доехав до Коркино, нанял такси, и минут через сорок был уже в областной. Прождав часа полтора, подошел к регистраторше.
  - Здравствуй, голубушка... Мне бы жену увидеть...
  - Операция была?
  - Не, отложили пока.
  - Фамилия?
  - Эйзенгут Феня.
  Девушка несколько раз пробежала по списку, но такой больной не нашла.
  - Вы ничего не путаете? Ее точно сюда привезли?
  - А то как же - сюда... У нее же рак...
  - Простите, таких людей у нас нет...
  - Как это нет? - лицо Николая сначала побледнело, потом стало красным. - Как это нет, когда я ее самолично доставил сюда. Ищите!
  Дежурная удалилась и вскоре вернулась с моложавой женщиной. Выслушав посетителя, та открыла журнал, пробежала по списку - таковой больной не было.
  - Ну епт... мать! Вы что - за дурака меня держите? Здесь она!
  Он так разволновался, что не мог уже контролировать себя.
  - Успокойтесь... Сейчас мы узнаем...
  Минут через двадцать он увидел спускающуюся по ступенькам улыбающуюся Феню.
  - Ты чего шумишь-то? Все отделение на ноги поднял...
  - Так х... ли говорить...
  - Да тихо ты! Я ведь не Феней здесь записана...
  - Не понял...
  - Меня Дорой зовут... По документам - Дородея...
  - Как???
  - Как, как... Дородея...
  - Ни хрена себе... Настоящая немка!
  - А ты с кем живешь-то? С немкой и живешь...
  **********
  Прошло несколько часов, а отца все не было.
  - Опять, наверное, автобус не пошел...
  - Наверное... Слушай, у тебя есть что-нибудь выпить? Тяжко мне что-то...
  - Я без этого не живу! У тебя что-то случилось?
  - Давай выпьем - легче рассказывать будет...
  ... Раскрасневшись от спиртного, Машенька, наскоро покормив детей, прошла в спальню и рассказала обо всем, что накопилось в душе. Анна, не шелохнувшись, слушала исповедь сестры. Ни разу не прервав ее, не подняв ни разу на нее взгляда и не задав ни единого вопроса, она смотрела в пол и о чем-то сосредоточенно думала.
  - Только башку в петлю... - резко сказала она, и Мария испугалась.
  - Ты о чем, Анна?
  - Не с нашим характером мужьям изменять... Другим - можно, нам - нельзя...
  - Ты дура, что ли? Разве можно такое говорить? Я с тобой как с сестрой, а ты...
  - И я тебе как сестра говорю; попомнишь мои слова: не доведет твой роман до добра...
  - Иди ты... знаешь куда? Знала бы - ни за что не приехала!
  Взглянула на часы - еще не поздно, можно уехать.
  - Игорь, Виталя, собирайтесь - автобус скоро!
  Не попрощавшись с сестрой, Мария вышла с глубокой обидой на нее...
  
  Глава одиннадцатая
  
  Безмерная радость переполняла Марию - наконец-то она получила двухкомнатную квартиру-сталинку. Ей хотелось как можно быстрее взглянуть на жилье, считавшееся в поселке элитным и дорогим, но ключ по каким-то причинам задерживали.
  - Как же Вам повезло, Мариночка... Там такие комнаты... А кладовка... О такой можно только мечтать...
  - Да? Не представляю даже... Несколько лет прожила в однокомнатной хрущевке...
  И вот наступил один из лучших дней... Забрав сына из садика, Машенька всей семьей отправилась на смотрины.
  ... Облицованный гранитной крошкой, четырехэтажный дом поражал своей капитальностью. Просторные комнаты, высокие потолки, объемная кухня внушали женщине беспричинный страх. Заглянув в ванную, туалет, подумала: "Господи, даже не верится - неужели в этой огромной квартире будет жить моя семья? Раздолье-то какое... И велосипед в подвал не нужно уносить - коридор-то вон какой широкий..."
  - Ну и как? - стараясь не показывать тревоги, спросила она мужа. Пожимая плечами, тот ответил:
  - Непривычно как-то... Столько места...
  И только сыновья беззаботно играли в войнушку и прятки, бегая из комнаты в комнату и крича: "Чур меня! Чур меня!"
   - Степка... Страшно почему-то... - взяв Степана под руку, Мария горестно вздохнула.
  - Да уж... С непривычки это...
  - В дверь постучали.
  - Здрасьте... Так это вы нашими соседями будете?
  - Выходит, мы. Сколько же у нас соседей?
  - Да трое... Три квартиры на площадке-то...
  - Скажите... - Мария смело взглянула на женщину. - Квартиранты давно съехали?
  - У-уф-ф... Квартиранты-то здесь не держатся...
  Дрожь прошла по телу Машеньки, и она, облизнув слипшиеся губы, спросила:
  - Почему?
  - Да не знаю - не задерживаются как-то... Поживут маленько - и съезжают. Раньше-то здесь, давненько уже, удавленники были... Двое... Может, поэтому...
  Мария чувствовала, как холод сковывал ее тело. В голове шумело... Лицо... "Боже мой... - Женщина, приложив руки к щекам, отошла к окну. - Все лицо у меня горит..." Еле справившись с волнением, произнесла:
  - Спасибо Вам... Меня Мариной Николаевной зовут. Можно просто Мариной. А это мой муж - Степан. Ну что, орлы, пошли домой? - обратилась она к детям.
  - Посли, посли - обрадованно закричал последыш.
  Все, улыбнувшись, дружно переступили порог и разошлись - кто куда...
  ***********
  Мария чувствовала: завершился определенный этап ее жизни. Что дальше?
  За десять с гаком лет супружества жизнь напоминала болото: внешне - покрытое спокойной изумрудной гладью, внутри - содержащее не первой свежести застоявшуюся воду. Единожды пожертвовав высокими чувствами, Машенька так и не познала настоящего женского счастья: муж оказался не тем человеком, который был нужен ей. Надежда на то, что с ней Степан будет другим, лопнула как мыльный пузырь. "Чистота в доме, вкусная еда и свежее белье - это еще не счастье... - думала Машенька, лежа на новом диване в новой квартире. - Нет душевной близости, сердечного тепла... Господи, вся моя жизнь одна борьба... Неужели так будет всегда? Почему я не могу взять то, что плохо лежит? - она вспомнила Рината. - Почему увести из семьи мужчину аморально? - щеки ее пылали, тело замерзало. - Это нервное... Пройдет...
  Невозможно было оставаться дома; она оделась, чтобы пойти к Егошиным: уж лучше быть там, нежели сидеть в одиночестве в этой жуткой квартире и глохнуть от невыносимой ее тишины. В дверь позвонили, и она вздрогнула. Подошла к двери, взглянула в глазок.
  - Уф-ф, как хорошо...
  Пришли Колбышевы - Лида и Михаил Васильевич. Ппоставили на пол три пакета.
  - Что это?
  - Ну... Раз Вы отказываетесь делать новоселье... Это наши подарки! Вы обедали?
  - Нет. Не хочется.
  - Хоть яблоко съешьте - смотрите, какие они красивые!
  Машенька обратила внимание - при разговоре супруги не смотрели на нее, постоянно отворачивали взгляд. Предчувствуя неладное, спросила:
  - Что-то случилось?
  Сердце ее остановилось. Они не просто так пришли... Они что-то знают...
  - Лида, что случилось?
  - Ты только успокойся... Все позади...
  Мария чувствовала: еще немного, и она свалится. Упадет прямо на пол.
  - Витальке голову в садике пробили... Качелей...
  Она не помнила, что было потом. Очнулась от нашатыря.
  - Ну, Марина Николаевна... Горе прямо с Вами...
  - В садик надо... Помогите встать...
  Представив рану на голове сына, она снова потеряла сознание. И снова очнулась от резкого запаха аммиака. Встала и, накинув пальто, схватив на ходу шаль, выбежала. Пока неслась, вспомнила, что когда-то удивлялась одной и той же сцене в садике: дети играют на площадке, носятся, а воспитательница сидит на скамейке и с кем-нибудь разговаривает... " Вот коза... - выругалась про себя Мария. - Не сидеть, а играть вместе надо! И за детьми следить..."
  Подбежав к садику, рванула калитку и, вся растрепанная, неприбранная, ворвалась в группу. Тихо на ковре сидели дети. Рядом - воспитательница качала на руках Витальку. Не было сил говорить, тем более упрекать... Взяв на руки сына, прильнула к его груди и заплакала...
  - Не плачь... Мне не больно... - говорил малыш, убирая непослушные волосы с ее лба. - Пальсик, пальсик... - перед глазами Марии промелькнул перебинтованный палец сына, и тут же ее стошнило - от жалости к маленькому комочку, что назывался ее сыном. Желудок был пуст - в последние дни она почти ничего не ела, только пила...
  - Маленький мой... - целуя мальчика, приговаривала Мария. - Конечно, не больно, ты же у меня мужчина... - слезы градом катились по щекам. - Я люблю тебя, мой хороший... Сейчас мы пойдем в больничку...
  Вдруг женщина поставила сына на пол и пошла - прямо на воспитательницу. Глаза ее извергали столько боли и ненависти, что та, испугавшись, попятилась назад...
  
  Глава двенадцатая
  
  В мучениях прошел почти месяц. Все это время Машенька была на больничном - рана на голове сына плохо поддавалась лечению, и мать, боясь осложнения, постоянно ходила с малышом на перевязку. Много сил уходило на обустройство жилья - женщине хотелось сделать его уютным и душевным - только так можно было избавиться от тошнотворного запаха, который исходил, как ей казалось, от квартиры. Облюбовав в магазине обои с преобладанием розовых и оранжевых оттенков, уговорила продавца отложить их на недельку - до получки.
  Прекрати! - истерично закричала она на подругу, когда та однажды заговорила о парторге. - Да, мне плохо, одиноко! - Мария прислонилась к стенке и закрыла глаза. - Ты не представляешь, как мне плохо... - в ее голосе было столько тоски и обреченности, что Лидии стало не по себе. - Это какие-то глупости, бред... Я не хочу никого любить... - почти шепотом произнесла она. - Я устала страдать - ты это понимаешь?
  Пронзительно зазвенел звонок. Увидев Рината, Машенька взбесилась:
  - Уходи! - она указала рукой на лестницу, ведущую вниз. Руки ее заметно дрожали. - Немедленно! И никогда - слышишь? - никогда больше сюда не приходи! За то, что квартиру помог получить - спасибо... - Парторг хотел что-то сказать, но Машенька
  буквально вытолкнула его на лестницу.
  ... Она стояла в прихожей - долго и молча. Лидия замерла - такой Марину Николаевну она никогда не видела. Осмелившись, вышла из кухни. Боже, каким же потухшим, безжизненным был взгляд у подруги!
  - Мариночка, может, тебе кофе, чаю налить?
  - Я ничего не хочу... - отрешенно ответила та. - Мне бы сейчас куда-нибудь зарыться, чтобы пережить весь этот ужас, кошмар...
  Она прошла в зал, села.
  - Успокойся, скоро Степан придет, Игорь из школы вернется.
  Мария, подняв глаза, вздохнула.
  - Лидочка, займи немного денег - не хочу обои терять...
  - Так ты же выкупила их! Не хватило?
  - Пропил их Степка... Не знаю только кому... - она снова вздохнула и закрыла глаза...
  - Горемыка ты моя... Как же ты терпишь все это? Откуда силы берешь? - вела молчаливый разговор Лидия и все гладила, гладила несчастную женщину...
  **********
  Ночь выдалась прекрасной. Впервые за два месяца Мария видела поселок после полуночи. Необычная тишина успокаивала, и женщина наслаждалась ею. Минут через сорок она подошла к своим дверям, прислушалась. "Господи, как хорошо, что дети спят... И Степан..." Бесшумно провернув в скважине ключ, вошла. Муж сидел на кухне; увидев супругу, виновато опустил голову. В последнее время он не находил себе места - понимал, что стал для жены источником раздражения и душевного беспокойства, особенно после того, что случилось. Для Машеньки же совместное общение стало в тягость. "Нет, нет, ни к чему грустные мысли, - успокаивала она себя. - Они, говорят, несчастья притягивают." Молча раздевшись, женщина прошла в маленькую комнату, где с некоторых пор вместе с ней спали дети. Картина, которую она увидела, заставила улыбнуться: оба сына держали в руках газету, где была напечатана статья о Машеньке. Вспомнила, как обрадовался Игорь, увидев портрет матери на первой полосе газеты, как он хвастался перед всеми, что у него такая замечательная мама... Присев на краешек кровати, Мария, осторожно и нежно поцеловав мальчиков, вытащила из рук их "драгоценность" и внимательно всмотрелась в образ той, что с улыбкой смотрела на нее. Ей было неприятно осознавать, что автором материала была Валентина Егоровна, завуч школы, жена парторга. Когда она представляла ее частью семейного дуэта, из груди вырывался стон, напоминающий сдавленный крик. Мария ревновала, и это было ужаснее всего. "Любить - это не так плохо... - размышляла она. - Я благодарна Богу, что меня любят... И я... люблю. - призналась себе Мария. - Я распутна? Не знаю... Я позволила себе думать о чужом муже. Он все время со мной... Хочу ли я, чтобы он знал об этом? Нет!!! Он - моя Ахиллесова пята... Как же мне хочется открыть дверь, утонуть в его объятиях...
  Тогда исчезла бы эта депрессия... У меня выросли бы крылья..."
  Размышления прервал муж - от его кашля Мария пришла в себя, поежилась.
  - Степан... - тихо, но уверенно произнесла Мария. - Я больше не могу изображать семейное благополучие... Я хочу развестись - устала от твоего бесконечного вранья, пьянства.
  - Не-ет... - глядя в глаза жены, пролепетал Степан. - Не надо... Я пропаду без вас... - его глаза сначала сузились, потом округлились, и вдруг он закричал - громко и пронзительно: - Я убью тебя! Подожгу квартиру! - посуда, что стояла на столе, полетела в стену и разбилась на десятки осколков.
  Мария молча усмехнулась. И это испугало его - такой Степан видел Марию редко, но знал: в таком состоянии она была способна на многое. На память пришли слова: "Я, Степа, долго могу прощать... Но настанет день, когда я хлопну дверью и уйду - без жалости и сожаления..." Смягчив голос, он упал перед женой на колени:
  - Мариночка... Прости меня... Пожалуйста...
  Мария, взяв мужа за подбородок, подняла его голову.
  - Наш брак изжил себя... Я больше не могу - прости...
  ***********
  Прошел месяц после того, как Мария сообщила мужу о решении развестись. Супруги по-прежнему спали в разных комнатах. Их брал висел даже не на ниточке - на волоске. Степан с удвоенной силой отдавал себя работе, стремясь таким образом вернуть утраченное доверие. Он хотел доказать жене, что может быть хозяином своему слову.
  А Мария как можно меньше старалась быть дома. Весна в этом году была ранней.
  Звон весенней капели радовал ее сердце, а яркое солнышко и теплый ветерок дарили радостное настроение.
   Учителя с нетерпением ожидали седьмое марта - намечалась поездка в Челябинский драматический театр. Омрачало одно - не было транспорта. С заявкой в гараж опоздали. Единственной организацией, которая всегда считалась палочкой-выручалочкой, была шахта.
  - Валентина Егоровна, помогите нам! - обратилась лидер профсоюзной организации к завучу школы.
  - В смысле?
  - Ну, Ваш муж же не последний человек там - попросите его...
  - С этим вопросом лучше к Марине Николаевне...
  - Что-о? - у Машеньки перехватило дыхание. - Я-то тут причем?
  - Да больно уж уважает Вас Ринат Ильясович. Говорит, мол, умная, тонкая, понимающая... Вот Вам и карты в руки...
  - Нет! - взмолилась женщина. - Я не могу... Мне плохо... Болею...
  - Никто не заставляет Вас идти прямо сейчас - подхватил директор. - Сходите завтра, послезавтра...
  - А почему бы Вам самому не позвонить? Вы же директор! - в учительской нависла тишина...
  
  Глава тринадцатая
  
  Автобус прибыл ранним утром - прямо к крыльцу школы. Учителя засуетились, забегали, словно муравьи, но вскоре, усевшись на свои места, затихли.
  - Ну что, элита общества, места хватило всем? - задорно спросил водитель. Получив утвердительный ответ, внимательно осмотрел салон и тихо, себе под нос, сказал: - Ну, поехали...
  Мария любила дорогу и всегда испытывала состояние, схожее с ощущением счастья молодой, неопытной ящерицы, греющейся на теплом камне под воздушными розовыми облаками. Прикрыв глаза, женщина предалась воспоминаниям. Одни из них были мучительны, и она пыталась от них быстрее избавиться. Другие вызывали целую палитру чувств и эмоций - от искренней радости до глубокой печали.
  На повороте автобус остановился. Парторг, тщательно выбритый, празднично одетый, вошел в автобус, и сердце Машеньки заколотилось... "Зачем, зачем он здесь?! Видит Бог - я не искала с ним встречи..." Она видела, как парторг наклонился к жене и что-то сказал ей... Вот, подняв голову, встретился взглядом с Марией, и она подкожно почувствовала его и свое волнение. Их глаза выражали неодолимую тягу друг к другу... Щеки женщины пылали, и ей казалось, что это видят все сидящие в автобусе. Он был от нее в нескольких шагах... Она видела его светящиеся глаза, руки, к которым иногда прикасалась жена - и умирала от ревности и ненависти к той, что сидела с ним рядом и называлась законной женой. Марии хотелось убить ее или себя, лишь бы избавиться от болезненных ощущений. Валентина Егоровна положила голову на плечо мужа - и это был конец: видеть это Машенька уже не могла. Сказав что-то невнятное водителю, она неожиданно для всех вышла из автобуса и перешла на противоположную сторону улицы. Ей хотелось одного - умереть! Через час она сидела в квартире Колбышевых.
  - Что мне делать, Лидочка? - ревела она белугой. - Я в отчаянии!
  - Да ничего не делай - само собой рассосется...
  - Как же мне тяжело... Просто невыносимо...
   Домой Машенька вернулась после обеда. В квартире было пусто, холодно. Прошлепала в спальню, с трудом расправила диван. Голова разламывалась, но, пересилив боль, она прошла в ванную и, ополоснувшись теплой водой, вышла на кухню попить чай с лимоном. В дверь зазвонили. Видеть никого не хотелось; решила не открывать - пусть думают, что никого нет, но звонок раздался снова - нетерпеливо, настойчиво... "Ну кто там такой беспардонный?" - недовольно спросила женщина, открывая дверь. Первое, что бросилось в глаза - ЕГО улыбка. Она излучала столько радости и счастья, что сердце Машеньки защемило не столько от внутренней радости, - она же мечтала обнять его в дверях! - сколько от боли.
  - Это тебе! - протянул он букет - огромный и очень красивый. - Выбирал с душой...
  - Ты... зачем пришел?
  - Может, впустишь? Знаю, что ты одна...
  - Зачем? Зачем ты пришел? Ведь... - он прикрыл ее рот рукой, не дав договорить. Опустив голову, прижался ко лбу Марии.
  - Что ты со мной делаешь... Сколько можно мучить меня и себя? - его голос, тихий, ласковый и такой родной, обволакивал Машеньку, проникал в каждую ее клеточку и там оседал... Как же мучительны были эти минуты! По щекам Марии струились слезы; она, всхлипывая и глубоко вздыхая, не успевала их смахивать.
  - Мы погубим себя - понимаешь ты это или нет? - почти шепотом спросила она; хотела уйти, но парторг, крепко сжав ее, переступил порог и закрыл дверь.
  - Не надо, Ринат... Ты убьешь меня! - крикнула Мария и стала бить своими кулачками ему в грудь. - Как я буду смотреть в глаза твоей жены... Ты предлагаешь мне быть любовницей? - она ревела уже в голос.
  - Не будь ей! Давай уедем куда-нибудь...
  - Что-о? Ты с ума сошел...
  - Да, я сошел с ума - ты права... - вытащив из кармана сигареты, попытался закурить, но его руки дрожали, прыгали от волнения. - Я люблю тебя... Безумно люблю... Разве ты не видишь этого?
  - И я люблю! - сказала и, округлив глаза, замерла: такого признания она от себя не ожидала.
  - Милая моя... Нежная... Самая лучшая женщина...
  **********
  Испив друг друга до дна, обессиленные и счастливые, они лежали на диване, крепко обняв друг друга. Мария, зарывшись лицом в густую растительность на груди Рината, вдыхала аромат его тела. Даже пот, исходивший от него, был особенным, родным. После того, что произошло несколько минут назад, она не хотела ни о чем думать - даже о последствиях. Она была счастлива от этой грешной любви. Настроение ее поднялось выше нулевой отметки. Улыбнувшись, глядя в родное лицо, в цыганские глаза любимого, спросила:
  - А почему ты называл меня инопланетянкой?
  - Ты ни на кого не похожа... Ты особенная...
  Машенька взглянула на часы - пора идти к Мите за детьми.
  - Я довезу тебя! - крикнул Ринат, направляясь в душ.
  Послышались струи льющейся воды. Мария блаженно закрыла глаза и задремала. Во сне почувствовала, как теплый ветерок ласкает ее обнаженные груди. Открыла глаза и увидела склоненную у своей груди голову Рината.
  - Солнышко мое... Как же я люблю тебя... - она застонала, когда тот оттянул ее сосок и зачмокал, как ребенок. Господи, силы снова покинули их, и они сдались в плен самому прекрасному чувству на земле - любви...
  **********
  Наступил новый май. Поселок утопал в цветущей сирени и акации. Мария шла не спеша, иногда позволяя себе останавливаться, чтобы вдохнуть душистый аромат.
  "Как празднично сад расцветила сирень
  Лилового, белого цвета,
  Сегодня особый, сиреневый, день,
  Начало цветущего лета..." - вспомнила она прекрасные строки. Женщина не чувствовала себя больше потерянной и одинокой. Встречи с парторгом заставили ее забыть о напряженных отношениях с мужем, жизнь с которым становилась все тяжелее и бесцветнее. Мария надеялась на перемены к лучшему. "Я никогда не любила мужа, потому развод не будет болезненным. На квартиру, скорее всего, Степан претендовать не будет. Я имею профессию, на жизнь всегда заработаю... Вот только папка... Как всегда, будет пилить, воспитывать..." Незаметно она подошла к своему дому и, доставая из сумочки ключ, оглянулась. Худенькая фигурка женщины на качелях показалась знакомой. Анна? Конечно же! Мария бросилась на детскую площадку. Боже, как же она соскучилась по общению! Та, увидев подбегающую сестру, встала и, сделав несколько шагов, остановилась.
  - Анна! - звонко крикнула Машенька и, подбежав, крепко обняла ее. - Господи, как же я соскучилась! Здорово, что ты приехала!
  - Маш, прости меня... - тихо прошептала Анна. - Я была неправа...
  - Ты о чем? А... Понятно... Забудь все!
  ... Степан вернулся домой позже положенного времени. Дверь открыл своим ключом. От него пахло валерьянкой и корвалолом. Услышав возню, Мария вышла в прихожую. Противоречивые чувства кипели в ее груди: от презрения до сострадания.
  - И где ты был так долго? Только не говори, что на работе.
  - В вытрезвителе я был...
  - Что-о?
  - Что слышала.
  - Опять штраф, опять сообщение на работу? Да тебя же уволят!
  - Раз знаешь, зачем спрашиваешь?
  - Как ты достал своими приключениями! - зло бросила она мужу и закрыла дверь в спальню.
  - Нелегко тебе с ним... - участливо проговорила Анна.
  - Да это я так уж... Сегодня он если и выпил, то самую малость.
  Ей почему-то расхотелось поливать мужа грязью, осыпать ворохом обвинений. Она поняла, что Степан - в прошлом, что ни за что теперь бороться не надо.
  - Знаешь, - Мария повернулась лицом к сестре, - сколько раз я открывала шкаф и выбрасывала все его вещи на пол? А теперь не хочу..
  - Почему?
  - Перегорело все. Выцвело... Это конец нашей совместной жизни...
  - Мань... Не горячись. У всех такая полоса бывает... Степка ведь хороший... И тебя любит...
  - Ну почему, почему вы все о нем говорите? А меня кто-нибудь спросил, как я без любви к нему живу?
  - Господи, да успокойся ты! Я не хотела тебя обидеть...
  - Пойдем со мной в садик, по дороге поговорим...
  Они вышли во двор, и Анна заметила: Мария с кем-то встретилась взглядом. Глаза ее заиграли радугой, заискрились.
  - Это он?
  Машенька кивнула головой, провожая взглядом отъезжавшую со двора машину. Сердце ее защемило от накатившей нежности к тому, кто сидел за рулем. Прикосновение сестры вернуло ее в реальность.
  - Ты так и продолжаешь с ним встречаться? Забудь его! Он женатый человек!
  - Ты опять за свое?! Да я люблю его - понимаешь, люблю! Так люблю, что дух захватывает...
  - Эта любовь называется страстью... А она, как ты знаешь, быстро заканчивается...
  - Ну и что... Могу я быть, хоть недолго, счастливой? Если бы ты знала, как мне с ним хорошо - надежно и спокойно...
  - Что в нем такого, чего нет в Степане?
  - Да они совершенно разные... - задумчиво произнесла Мария. - Человека ведь любят не за что-то, а несмотря ни на что...
  - Глупо все это. Знаешь - в постели все мужики одинаковы!
  - Ах, сестричка, сестричка... Есть мужчины, которые, сделав свое дело, тут же поворачиваются к тебе спиной, а ты лежишь и думаешь: "Вот идиот! Думает только о себе!". Таков мой Степан. А есть такие...
  - Ну, договаривай, коль начала...
  - А есть такие, которые после всего продолжают тебя ласкать, доставляя блаженство, удовольствие...
  - И твой - этот... такой, да?
  - Не говори так, Анна, иначе опять поссоримся...
  - Дурочка ты, Маринка... Ты хочешь сказать, что запросто можешь перешагнуть через его жену, детей? Да не в нашей крови это! Мы совестливые, слишком сердобольные...
  Мы не сможем перешагнуть через человека - пойми ты это... Мы или сойдем с ума, или...
  - Или что?
  - Сама знаешь...
  **********
  Перевалило уже за полночь, а сестры еще не ложились. Как в пору далекой юности, они сидели за столом и разговаривали.
  - Врачи так и сказали?
  - Да. Если, говорят, месяца три проживет, то будет жить еще долго...
  - Как думаешь - протянет?
  - Не знаю... Жаль ее... Знаешь, когда мы с отцом везли ее домой, она вся приободрилась, порозовела даже. Гладила меня по плечу, приговаривая: - Ничего, Анечка, мы еще Димку твоего на ноги поставим... - по лицу Анны скатилась одинокая слеза. - Над папкой все смеялась...
  - Да? И почему же?
  - Так он ведь так и не запомнил ее настоящего имени! Едем за ней, слышу, бубнит что-то. "Ты чего бубнишь? - Выматерился, как всегда, и говорит: - Да имя ее забыл... Ну, немка... Этим все и сказано... Как зовут ее? - Дорой, Дородеей зовут! - всю дорогу шептал - боялся забыть... Кое-как в больнице вспомнил..."
  - Да уж... Отец наш в матах мастак... А помнишь, как однажды в Коркино он матерился на нас прямо на улице, в центре города?
  - Что-то не припомню...
  - Ах, да... Я с Танькой же была! Пошли на базар - мы впереди, он - за нами. И вдруг:
  - Ну епт...мать! Вы что, как лошади, рысью бежите - не угонишься за вами!
  - Папка! Чего на всю улицу-то кричишь - это тебе не деревня - город!
  - Ну и х.. с ним, с вашим городом! Мне что теперь - и слова сказать нельзя?!
  Сестры дружно рассмеялись.
  - У меня в этом году экзаменов нет - отсижу ассистентом первого июня - и в деревню! Рядом с тетей Феней буду...
  - Хорошо бы... А как же твой?
  Мария промолчала.
  - Слушай, как думаешь, отец с матерью сойдется, если...
  Анна отрицательно покачала головой.
  - Я разговаривала с ней на эту тему. Простить, говорит, открытую измену отцу не смогу... Гордая у нас мамочка...
  - Ох, не говори... Столько лет вместе прожили, при встрече радуются, а сойтись не могут...
  - Давай не будем загадывать... Время покажет...
  - Анна, как у тебя-то дела? Твой Сулико обижает еще?
  - Ну... Во-первых, Сулико он только для меня - никак не для вас... Во-вторых, сами разберемся... На днях вот сама колодец в саду вырыла - соседи все удивляются...
  - Да ты что! Вот козел, а! Ну зачем он тебе такой? Ты из нас самая красивая - разве не найдешь достойного?
  - Ты что - люди-то что скажут? Отец с матерью переживать будут - нервы зачем трепать? А потом... привыкла я к нему... Вот смотрю я на Татьяну со Славкой - и жалко мне их становится... Не матерятся друг на друга, не обзываются, а счастливыми их назвать язык не поворачивается... Славка к ней - она от него... Разве это жизнь? А мы хоть и ругаемся, да ночью счастливее нас никого нет...
  - Да... Татьяну на самом деле жаль... Татарина своего забыть не может...
  - Не татарин он - башкир. Сколько писем разорвали отец с Феней, не показав ей... А он все пишет и пишет...
  И долго еще в маленькой комнате горел свет. В деревне давно было бы слышно, как запели петухи и замычали коровы, а здесь - тишина, только часы точно отмеряют время - четыре часа утра...
  
  Глава четырнадцатая
  
  Феня умерла в конце июля - ей было всего лишь пятьдесят восемь. Незадолго до смерти захотела рыбки - свежей, озерной, и Николаю быстро доставили ее прямо в дом. Пока Марина чистила улов, поглядывая на кастрюльку, в которой вот-вот должна была закипеть вода, Николай, сидя на краю кровати, держал в своих руках руки исхудавшей и обессилевшей жены.
  - Родне-то в Томск сообщить?
  - Не надо... - бескровными губами прошептала измученная женщина.
  - Они ведь родственники! Неудобно как-то...
  - Им только... - она облизнула сухие губы - деньги нужны...
  Калейдоскопом вспыхнули перед ним картинки: вот Феня лежит в больнице, и к ней, кроме его детей, никто не ходит; вот Анна пишет письмо племяннице Алле, в которую Феня вложила все свои силы и которая по неизвестной причине не навещает тетушку, хотя знает о ее страшной болезни; вот Феня не соглашается вызвать родственников из Сибири, потому как тем нужны будут только деньги, но Николай, ослушавшись жены, вызывает их проститься с сестрой и убеждается, что на самом деле их интересует только сберкнижка Фени. Пришлось снять деньги, чтобы купить им билет на обратный путь.
  - Ну, сейчас будем есть уху! - громко сообщил Николай. Я сейчас...
  - Коля... Посиди со мной... - теперь она взяла его руки в свои, и из глаз ее выкатилось несколько слезинок. Николай замер - давно Феня не разговаривала так - раньше как-то молча смотрела на него, а тут... Неожиданно перевернувшись на кровати - легко и быстро, словно была не больной женщиной, а ребенком, - она выпустила руку мужа, и тот стремглав выскочил во двор.
  - Ну, Маня, готова ушица-то? Ждет ведь Феня ее - ох, как ждет...
  Когда вошли, женщина лежала на боку. Наклонившись, Николай понял: жена умирала - тих и спокоен был ее лик. Прикрыв рукой рот, он наблюдал, как та выпустила последний глубокий вдох... Мария, чтобы не спугнуть умирающую и дать ей спокойно отойти в мир иной, выбежала во двор и дала волю слезам...
  **********
  Николай переживал: Феня завещала похоронить ее по немецким обычаям в соседней деревне Александровка, а какие это были обычаи - сказать не успела. Ситуацию разрешил Александр, брат ее, приехавший на похороны из Еткуля.
  - В Александровке половина кладбища отведена католикам.
  - Кому-кому? - удивленно переспросил Николай: в жизни он не слышал таких слов... - И чем они отличаются от русских?
  - Не от русских, дядя Коля, а от православных...
  - Да мать твою же в душу! - обозленно пробормотал он. - Православный - это я, что ли? А она?
  - Она - католичка, потому крест нужно будет поставить не в ноги, как положено у вас, а в голову.
  - Что-о? - убедившись, что Александр говорит вполне серьезно, произнес: - Вот антихристы, а...
  Похороны были назначены на час дня.
  - Почему она так раздулась, Маш? - спросила Татьяна.
  Та, пожав плечами, не ответила. Скрипнула дверь - пришли две женщины-соседки.
  - Ой, девки, что это ее так разнесло? Двери, что ли, открывали? Или окна?
  - Так форточка в спальне до сих пор открыта - душно было... - ответила Людмила и покраснела как рак.
  - О Господи, закрывайте быстрее - ее сейчас так разнесет, что крышка гроба не закроется... Тащите таз с марганцем! Топор не забудьте! - командовала та, что постарше. - Надо было сразу топор-то под гроб положить... Тело бы от жары да сквозняков не раздулось...
  - Мы не знали... потому открыли... Запах был...
  - Ой, девки, молодые вы еще - ничего не знаете... Ума, надеюсь, хватило - не оставлять покойницу на ночь одну?
  - Нет, мы всю ночь с ней просидели...
  - Смотри-ка, хоть и опухла, а лицо-то как у молоденькой - ни одной морщинки....
  Народ подходил и подходил... Негде было уже стоять, а люди шли и шли...
  ... После похорон, отведя поминальный ужин, семья собралась за столом.
  - Папка, что теперь делать будешь? Снова ты один остался... - задала вопрос Людмила. - Может, с мамой сойдешься?
  - Этот вопрос давно решен... Не можем мы сойтись... Как говорится, врозь нам скучно, вместе тесно...
  - Ну, тогда к кому-нибудь из нас переезжай! Не молодой ведь уже... Болеешь часто... - тихо проговорила Машенька.
  - Вы что, девки... Хороните меня, что ли? Не могу я к вам поехать - зачем мне под старость лет мешать вам, переживать, если поссоритесь... - затянувшись сигаретой, он осмотрел каждую из дочерей и, склонив голову, вздохнул. - Единственный выход у меня - снова жениться!
  - Ну ты даешь! - в голос удивились девчонки. - На ком, интересно?
  - Пока не знаю... Поспрашиваю там же, в Александровке... Жить-то мне осталось немного...
  
  Глава пятнадцатая
  
  Лето заканчивалось. Заканчивался и отпуск - в конце августа Машенька должна была выйти на работу.
  Достав из холодильника мясо и порезав его небольшими кусочками, поставила варить. На цыпочках подошла к сыновьям - те крепко спали в объятиях Морфея. Наклонившись, осторожно поцеловала старшего. "Господи, как же он вырос - совсем взрослым стал... Копия отца в миниатюре... Даже волосы - один к одному!"
  - Игоре-ек, - еле слышно позвала она сына. - Ты слышишь? Что приготовить вам на обед?
  Пока Игорь соображал, маленький, чуть продрав глаза, закричал:
  - Беешей хочу! Беешей хочу!
  - Ах, ты мой проказник! Я думала ты спишь... - поцеловав его в щечку, обратилась к первенцу:
  - Ну... Что прикажете приготовить вам?
  - Беляшей... Они и вправду вкусные... Или чебуреков...
  - Что ж... Обед я уже готовлю... Беляши придется отложить на вечер - согласны?
  - Конечно! - серьезно ответил Игорь. - Мам, отпусти нас к тетке - давно у нее не были...
  - К тетке, говоришь? Не зна-а-ю... Мне некогда с вами идти - папе обед варить надо, он скоро с работы придет.
  - Да мы сами... На велосипеде поедем...
  - Да? Дороги не боишься?
  - Ты что! Я в кружке "Юный водитель" лучше всех экзамены сдал!
  - О, да ты у меня еще и нескромный хвастунишка? Ну, я тебя сейчас задам! - Мария схватила полотенце и, смеясь, побежала за сыном...
  **********
  Борщ удался на славу - ярко-оранжевый, наваристый, душистый. До прихода мужа оставалось часа два. Зашла в зал, открыла окно. Так... С чего начать? Оглядев оценивающим взглядом содержимое небольшого плательного шкафа, остановила свой выбор на платье изумрудного цвета, которое уже несколько лет висело нетронутым. Провела вспотевшей ладонью по волосам. "М-мда... Прическа оставляет желать лучшего..." - Сняла с вешалки облюбованное платье и, приложив его к груди, подошла к зеркалу. На нее смотрела стройная молодая женщина с распущенными прямыми волосами. Наклонилась ближе к зеркалу и, всмотревшись, печально вздохнула: в уголках глаз появились первые, еле заметные, мимические морщинки.
  - Ну что, займемся наведением красоты? - задала она самой себе немой вопрос, и отправилась в душ. Вернувшегося с работы Степана она встретила свежей, отдохнувшей и... помолодевшей.
  - Ты стал пунктуальным... По тебе можно часы проверять.
  Муж молчал. Широко раскрытыми глазами он осмотрел Марию с ног до головы - в ней появилось что-то новое, загадочное. И это настораживало его...
  - С тобой все нормально?
  - В смысле?
  - Ты какая-то не такая... Загадочная и чужая...
  - Не выдумывай! Все нормально.
  Степан подошел к жене - она зажмурила глаза и почувствовала его влажные губы на своей шее.
  - Не надо, Степа... То, что я разговариваю с тобой, не отменяет моего решения развестись. Вот разгружусь маленько и подам заявление.
  - Я же слово дал... Поклялся даже...
  - Цену своего слова забыл? А я помню! Самое последнее - из дома тащить... Да, кстати, что ты делал в мое отсутствие в саду? - Глаза Степана забегали. - Ну-ка посмотри мне в глаза? Ты чего растерялся - совесть не чиста?
  - Да ну тебя... Корми давай!
  - Ох, Степка, смотри у меня! Не дай Бог...
  ***********
  Мария летела на работу как на крыльях. Она готова была расцеловать всех знакомых, шедших ей навстречу. Еще бы - она видела ЕГО! Встретив его машину на углу дома, она чуть не оглохла - так сильно забилось ее сердце! Она ужасно боялась не увидеть его больше после той бурной встречи, когда вдвоем они провели прекрасную ночь в саду и расстались только под утро. Она верила его словам, обожала его жгучие поцелуи - ей так нравилось быть счастливой! И вот сейчас она встретила его - безукоризненно одетого, тщательно выбритого. Ей хотелось подбежать к нему, обнять и прижаться к груди - сильно-сильно, но она понимала, что на улице этого сделать нельзя и невозможно...
  С самым серьезным лицом она переступила порог школы и сразу же столкнулась с Валентиной Егоровной.
  - Что это с Вами? - не здороваясь, сразу спросила та.
  - Со мной? Ничего особенного! Рада видеть вас всех в добром здравии и настроении!
  Женщина была счастлива, и ей не хотелось отвечать на глупые вопросы...
  
  Глава шестнадцатая
  
  Без парторга Мария не жила - существовала. Прошло более десяти дней, как рассталась она с Ринатом, - тот уехал на учебу в Свердловск - а она уже страдала. Жизнь превратилась в сплошной день сурка. После бессонных ночей она шла на работу и, проведя уроки, обложившись кипой тетрадей, сидела в кабинете, прячась от коллег, особенно от Валентины Егоровны. Иногда в ее голову приходила мысль уволиться или перевестись в другую школу, лишь бы только не встречаться с ней. Ей было стыдно перед ней, перед собой за связь с женатым человеком, но разорвать этот затянувшийся узел она не могла и не хотела. " Какой ужас - я - любовница... Я сплю с семейным человеком... Но я люблю его... - оправдывала она себя. - Я достойна осуждения, ненависти, но оттолкнуть его свыше моих сил... Я умру без него... Жизнь потеряет всякий смысл..." Внутренний голос шептал: "Прекрати все это... У этих отношений нет будущего... Останешься у разбитого корыта... " Умом Мария все понимала, а вот сердцем... Ринат все чаще настаивал на воссоединении, предлагал бросить все и уехать. Куда? Мария не хотела быть виновницей его развода с женой - милой женщиной, к которой она питала особые чувства. Да и потом... "Пройдут годы, поутихнет любовная страсть, и он вспомнит о жене - ведь с ней осталась его дочь... Ой, нет... Этого я вынести просто не смогу..." Машеньку охватила паника. Она вдруг осознала, что до конца парторг так и не будет ее - таких женщин, как Валентина Егоровна, не бросают и не забывают. От одной этой мысли ей захотелось плакать; быстро сбросив тетради в сумку, она выскочила на улицу. Ей казалось, что прохожие бросают на нее подозрительные взгляды. Они что-то знают? Какой ужас... Мария прибавила шагу. Две женщины шушукались возле магазина. О ком? О ней? Женщина побежала. В панике обернулась - тетки кивали головами и смотрели ей вслед уничтожающим взглядом. Господи, да они все знают! Как же это я не догадалась... Шило в мешке не утаишь...
  Подбежав к дому, остановилась отдышаться. Сердце громко стучало, прямо выпрыгивало из груди. Кровь горячо пульсировала в висках, на шее. В ушах шумело.
  Вспомнив про скамеечку под окном, медленно побрела. Присела.
  - Марина Николаевна, Вам плохо? - кричала соседка из окна своей квартиры. - Я сейчас.
  Она спустилась со стаканом воды. Машенька выпила с такой жадностью, что удивилась сама. Стало немного легче.
  - Вы какая-то бледная, Мариночка... Заболели?
  - Нет, нет, все нормально... Это я так...
  Домой идти не хотелось. Когда в квартире никого не было, она ощущала себя не очень комфортно. Особенно после той ночи, когда услышала странные звуки...
  - Скажите, Мария Степановна, а те квартиранты, что съехали перед нами, никогда ни о чем не говорили Вам? Квартира какая-то странная...
  - Да был как-то разговор... Скрип она слышала - как будто удавленник на ветке качался...
  - А Вы... Вы что ответили?
  - А что я могу сказать? Ерунда, мол это... Удавленники-то давно были... Говорят, только семь лет самоубийца не может расстаться с земным образом: каждый день в полночь раскачивается на ветке дерева возле своего дома... - У Марии зашевелились волосы, и она сделала попытку пригладить их. - А потом уходит... А еще говорят, он свистит, кричит... - Машенька уже ничего не слышала, она думала: "Надо спилить дерево под окном... Может, поэтому мне дурно в квартире, когда там никого нет. И эти потолки... Зачем их такими высокими сделали?"
   Все, что происходило после разговора, Мария помнила слабо - на нее словно надели черное покрывало сна. Очнувшись вечером, не могла понять - это был все тот же день или следующий. Приподняла голову и тут же откинула - болело все тело. ... Услышав шаги за дверью, закрыла глаза и сделала вид, что спит. Через минуту почувствовала: кто-то трясет ее за предплечье.
  - Пусть поспит еще... Я зайду позже... - услышала она знакомый голос и открыла глаза: перед ней стоял Михаил Васильевич.
  - Раздвиньте шторы - на свет хочу смотреть... И окно откройте - душно...
  Надвинув под подбородок одеяло, она виновато смотрела на председателя родительского комитета. Ни одна слезинка не выкатилась из ее глаз; живые чувства, эмоции словно атрофировались - остались только рефлексы: пить, есть, шагать, глотать. Окинула взглядом комнату, поежилась...
  - И что с Вами было? - нарушил молчание Михаил.
  - А что со мной было?
  - Вы не помните? - Машенька отрицательно покачала головой. Она знала, что Михаил не одобряет ее роман с парторгом, но внутренняя интеллигентность не позволяла ему вмешиваться в отношения.
  - Это... обязательно обсуждать? Настроение на нуле...
  - Милая моя... - он поцеловал ее потные руки. - Вы съехали с катушек... Ваши нервишки требуют внимания...
  - Наверное... - от признания ей стало легче. Она отчетливо понимала, что он чертовски прав.
  - Хотите правду?
  Машенька улыбнулась, и этим самым разрешила другу перейти грань дозволенного.
  - Вот здесь у Вас... - он положил ее руку туда, где находилось ее сердце - пустота, потому Вы нашли кого-то, чтобы заполнить ее.
  С болью в груди, отгоняя навязчивые воспоминания, Мария открыто смотрела на человека, который стоил десятка друзей.
  - Я люблю его... И не знаю, как жить с этим...
  - Я понимаю Ваши чувства, хотя... не одобряю, и Вы об этом знаете...
  - Знаю, Мишенька, знаю... - что-то или кого-то вспомнив, сдвинула брови и вздохнула. - Спасибо за понимание... Помоги мне подняться...
  - Лежите... Наслаждайтесь тишиной. Детей приведем утром - они у нас.
  - Нет, нет... Не оставляйте меня одну! - почти выкрикнула Машенька. - Я боюсь!
  Она вспомнила рассказ женщины об удавленниках, представила дерево под окном с раскачивающимся беднягой - и, соскочив с дивана, быстро оделась и вышла из дома...
  **********
  Они стояли молча - друг против друга - и смотрели ненавидящими взглядами. Две несчастные женщины с поломанными судьбами.
  - Ты зачем приехала? Добить меня? Уезжай - смотря куда-то вдаль, за горизонт, тихо сказала Мария. - Ты всегда была мне больше чем сестрой... А теперь я тебя почти ненавижу... Уезжай!
  - У тебя совсем крыша поехала? Зачем тебе этот роман? И что ты выдумываешь насчет своей квартиры? Квартира как квартира - радуйся, что живешь в такой!
  - Уезжай! - громко, настойчиво повторила Машенька.
  Щелкнул замок двери. Отойдя от окна, женщина обессиленно рухнула на кровать. Она зарыдала в голос, зная, что здесь, в глухой квартире, ее никто не услышит. Проклинала ли она себя и свою жизнь? Нет, она жалела себя... За свою неудавшуюся жизнь, за непутевую, несчастную любовь, за трагические события, сопровождавшие ее всю жизнь. Жалела своего отца с матерью, которые не смогли сохранить свою любовь, семью. Жалела Степана - она ни в чем его уже не винила...
  Она плакала и чувствовала, как вместе со слезами выходит все отболевшее, что мешало ей жить. Уснула в слезах, вспоминая лица и события прошлых лет...
  Проснулась в холодном поту. "Который час? Господи, да я совсем не спала... К чему такой сон? Страшный какой..."
  Она видела огромную яму, в которую провалилась зимой. Страшная жара и духота изводили ее. Она просила помощи у летающих над нею Ангелов, но те удалились, не пытаясь даже помочь...
   Мария не помнила, как отключилась буквально на несколько минут, но зато в ее голове и памяти хорошо отложились обрывки того страшного сна... Перевернувшись на другой бок, застонала: болела каждая косточка тела. Хотелось помыться в ванне, но оторваться от дивана не было сил. Громкая мелодия дверного замка нарушила ее покой и тишину.
  - Господи... Я на полпути в ад... - разлепив иссушенные губы, проговорила она самой себе и подошла к дверям.
  - Мам, ты чего не открываешь? - спросил Игорь, вернувшийся из школы чуть раньше положенного времени. - Ты чего дома?
  - Так сегодня же среда... Выходной у меня - забыл?
  - Точно - забыл! - широко улыбаясь, ответил тот. - Ты заболела?
  - Да нет... Иди ко мне, мой хороший...
  Она гладила сына по редким волосам, истово целуя в макушку. Ее сердце заходилось от бесконечной нежности к нему - такому теплому и родному...
  - Мам, ты че - плачешь, что ли?
  - Да нет, это я так... Люблю тебя... Так люблю, что слезам тесно... Несчастные вы мои...
  - Мам, ну ты че - какие мы несчастные?
  - Прости, прости, мой хороший... Это я так... С собой разговариваю... В сад пойдем? Мне одной не справиться - везти много надо. Возьмем велосипед и... - Наконец-то она выдавила из себя светлую улыбку и, еще раз поцеловав сына, пошла в душ смыть плохое настроение.
  **********
  Вот и пришла принцесса-осень - незаметно, украдкой. Пожелтела от летних раскаленных солнечных лучей трава, зашумели поблекшими листьями деревья. Никогда природа не выглядит так восхитительно-трогательно, как осенью: позолотой покрыты верхушки деревьев, радует человеческий глаз яркие цвета кустарников.
  - Игорек, ты только посмотри - сколько здесь лекарственных трав! - кричала Машенька, набивая рюкзак аптечной ромашкой и чистотелом.
  - Зачем они нам?
  - Как зачем? Вот заболеешь зимой - лечить ими буду! Вон какие у тебя угри... Умоешься чистотелом - глядишь, и пройдет все...
  Мимо на небольшой скорости двигался автомобиль. Ринат? Он! Сердце конвульсивно сжалось... Уже несколько дней машина парторга по нескольку часов стояла за углом дома, но Машенька не выходила - зачем? У их отношений нет будущего! "Лучше оборвать, пока... Что пока? Пока смерть не разлучит нас? Господи, да что же это такое - куда ни кинь - везде клин!"
  Положив руку на плечо Игоря, она, не оглядываясь, дошла до своего сада и наглухо закрыла калитку. Внутри все разрывалось, с бешеной скоростью колотилось сердце... Зашла за куст, отыскала взглядом автомобиль парторга: Ринат сидел с закрытыми глазами, устало привалившись к боковому стеклу... По всему телу побежала дрожь, стальным кольцом сдавило горло и сердце. "Ринат... Любовь моя... Как же давно мы не виделись - целую вечность... Я пытаюсь забыть тебя - у меня это плохо получается... - вела внутренний монолог Машенька. - Господи, ты здесь, на расстоянии вытянутой руки... Но я не выйду - прости меня..." На душе было невыносимо. Вздрогнула - зазвучал продолжительный звук серены. Это звал ее любимый. Боже, как же тянуло ее к нему, но она по-прежнему осознавала, что так больше нельзя, что нужно положить конец их отношениям...
  - Игорь, ты иди домой, я задержусь ненадолго... Возьми картошку, все остальное я принесу.
  - Правда? - обрадовался сын. - Комары заели... - он хлопнул себя по руке. - Вот гады!
  - Ну, беги, беги, мой хороший, я скоро...
  **********
  - Что ты здесь делаешь? Зачем я тебе? - выдавила она из себя ненужные вопросы.
  Повернув Марию к себе, парторг взял ее за щеки и страстно поцеловал. Так умеет только он. От его поцелуев сносит крышу и хочется умереть, чтобы заново родиться.
  - Я люблю тебя... Я скучаю по тебе...
  "Стоп! Не расслабляться!" - шептал внутренний голос Машеньки.
  - Ринат, постой... Нам нужно поговорить... - она решительно убрала его руку со своих плеч.
  "Господи, какой же он красивый!" - Цыганские глаза его улыбались, несмотря на серьезное выражение лица.
  - Я устала...
  - Так впереди два выходных - давай уедем куда-нибудь!
  - Я устала от всего этого...
  - Не говори загадками - от чего "всего этого"?
  - Устала быть любовницей, устала прятаться, словно преступница... Устала терзаться ревностью, зная, что ты с ней...
  - Ты прекрасно знаешь: я готов разорвать брак - он для меня мука... Дело только в тебе...
  - Думаешь так легко расстаться с человеком, с которым ты прожил десяток лет? Я не могу... Не хочу причинять боль... Не по-человечески это... Грязно...
  - Куда ты клонишь? Хочешь сказать, что наши чувства обречены?
  - Что ты хочешь услышать от меня? Люблю ли я тебя? До безумия! Хочу ли я быть с тобой? Да! Когда? Никогда!
  - Ну почему - мы же любим друг друга! Я люблю тебя!
  Господи, как же тяжело это слышать... И как хотелось ей прикоснуться к нему, потрогать упругий его волос!
  - Пойдем в сад... Я хочу обнимать, целовать тебя...
  Незаметно выскользнув из машины, оглядевшись по сторонам, они юркнули в открытую калитку.
  ... Прильнув к груди Рината, Мария тихо всхлипывала. Он, гладя ее по волосам, приговаривал:
  - Успокойся. Все будет хорошо...
  - Я достойна всеобщего презрения...
  - Не говори так, милая... Ты заслуживаешь самого лучшего... Ты самая прекрасная женщина...
  Он лег, их лица стали совсем рядом. Мария не видела его глаз, но чувствовала: они смотрят глубоко в ее душу.
  - Поцелуй меня...
  Их тела сплелись. Каждый волосик их тела наэлектризовался... Дыхание стало частым... Мягко, но требовательно Ринат притянул к себе любимую и стал целовать - страстно и горячо. Его губы нежно исследовали сначала ее губы, рот, затем шею, грудь и живот.... Все тело Марии горело... Испепеляющий жар внутри ее заставлял шептать:
  - Господи, как же я люблю тебя, Ринат! Я хочу тебя... Хочу от тебя ребенка!
  - Что-о? - от сказанных слов парторг потерял дар речи; он спустился ниже ее живота и стал целовать ее бедра, промежность.
  - Родная моя... И я... И я думал об этом... Хочу, чтобы по свету бродила наша кровиночка...
  Глаза Марии горели лихорадочным блеском. Щеки пылали... Расположившись меж ног Рината, стала целовать его... Впервые в жизни... Ей не было стыдно - на том простом основании, что у любви не бывает стыда... Она любила - преданно, самозабвенно.... Как никогда не любила... Каждый сантиметр его тела доставлял удовольствие... Спустившись вниз, поцеловала дорогое местечко и легла, безмятежно сложив голову на живот дорогого ей человека...
  **********
  Поставить точку в отношениях со Степаном Машенька не могла. "Он любит меня... Для него это будет ударом... - думала она каждый день. - Но я не люблю его - зачем обманывать?" Вспомнила слова Рината, грустно произнесенные при расставании: - Прошу тебя - пожалуйста, будь со мной честной... Хочешь быть с ним - оставайся, не хочешь - давай сойдемся: делить тебя с ним не хочу...
  - Не забывай - у меня маленькие дети. Это самая больная и весомая причина не быть с тобой...
  - Я, кажется, тебе говорил: дети - еще не все. Главное - чтобы были чувства... Есть они - все перемелется... И дети не станут помехой...
  
  Глава семнадцатая
  
  Приближался большой праздник - День учителя. В свой красивый и самый добрый профессиональный праздник учителя принимают поздравления от учеников - настоящих и бывших...
  Войдя в школу, Машенька сразу заразилась хорошим настроением: повсюду на стенах были прекрасные слова об учителях, огромные букеты осенних цветов и фруктов украшали столы. А музыка! Она вдохновляла, заставляла жить и творить добро ради молодого поколения. Мария шла по коридору улыбаясь - сколько поздравлений! Ее считали настоящим учителем, и она гордилась этим...
   После уроков всех педагогов пригласили в актовый зал. Сев поближе к сцене, чтобы лучше видеть выступающих, Мария в ожидании торжественной части стала перебирать поздравления дорогих учеников.
  - Марина Николаевна! - подняв голову, она увидела чем-то встревоженную Валентину Егоровну. - Вас к телефону...
  - Меня? Интересно, кто же это... - бесшумно встала и, подобно ласточке, быстро пролетела в учительскую, стараясь избежать общения с завучем.
  - Да, я слушаю...
  - Это Марина Николаевна Егошина?
  - Все правильно - это я...
  - Простите, Вас беспокоит бригадир участка, где работает Степан. Не скажете, почему он не вышел на работу?
  - Как не вышел? - ей казалось, что земля уплывает из-под ног. - Вы ничего не путаете? Он утром ушел на смену...
  - Ну если Вы считаете, что я что-то путаю, дойдите до парка, освежите память... - и бросил трубку. "Боже мой... Стыд какой... - Она оглянулась по сторонам - никого. - Слава Богу, никто не слышал..."
  А в ушах уже гудело, глаза пылали так, будто их выворачивали каленым железом. Схватив в кабинете пальто, она выскочила на улицу и побежала. Испытывая противоречивые чувства, думала: "Это сон... Не может Степка пойти на такое..." В груди появилось необъяснимое чувство тревоги, и пока она бежала, оно измотало ее вконец: сердце стучало как гулкий бубен, воздуха не хватало. Перед парком сбавила скорость, огляделась. Впереди маячили незнакомые фигуры. Обведя взглядом толпу, обрадованно вздохнула: Степана нет. И вдруг, словно ужаленная змеей, она ойкнула и попятилась назад: на виду у всех со снятыми штанами и оголившимся задом лежал ее пьяный муж. Видимо, хотел сходить в туалет, да не смог снять брюки...
  Боже, стыд-то какой... Внутри все горело. Машеньке казалось - еще минута, и от нее останется один лишь пепел...
  - Все в порядке? На Вас лица нет... - спросил чей-то голос.
  - Все хорошо - не волнуйтесь...
  Голова раскалывалась.
  - С Вами точно все хорошо?
  "Господи, как же надоели люди, их любопытные взгляды... - Как же она ненавидела в этот момент Степана! Взялась за сердце - в нем словно черная дыра образовалась... - Стучит как молот... Почему же так? Он же обещал... Тошно... Хочется ничком упасть прямо здесь, на глазах у всех, и умереть... - Взглянула на мужа - словно лезвием по тому же месту... - Все... Это конец... Болото... Хочу на зловонное черное дно... Тишина и покой там... Наверное..." Женщина медленно побрела по аллее. Судьба давала ей еще один шанс, подарив мужчину, который любил, хотел заботиться, оберегать, дарить тепло, но ей уже ничего этого не надо было.... Она была в совершенном отчаянии.
   Не сомкнув глаз, пролежала до утра. Завтракать не стала - отпила несколько глотков мятного чая. Поплелась на работу - кое-как, без настроения. Вспомнила проклятья деда, слова сестры. Чувство тревоги нарастало, а сердце набатом отбивало: какой стыд, какой позор! Дорогу перебежал ухоженный черный кот - все к одному! Глаза пылали гневом, обидой, разочарованием. Никого не хотелось видеть. Кое-как отвела два урока и пошла в медпункт. Бессильно опустившись на стул, уставилась в одну точку. Услышав шаги, вздохнула. Дверь распахнулась, и на пороге появилась полная женщина в очках.
  - Вы ко мне?
  "А к кому же еще, если сижу здесь..." - крутились в голове невысказанные слова.
  - Да... - вымолвила с трудом...
  Осознание действительности стало ясным - словно пелена с глаз упала. Это так подействовал укол.
  - Вы меня слышите? - донеслось откуда-то издалека. - Зайдите в аптеку вот с этим рецептом...
  - Спасибо.
  Смотрела на нее, стараясь переварить услышанное.
  - Вижу твое удивление... - это слова не для нее. Адресованы той, что сидела на скамейке, придерживая сильно выпятившийся живот. - Смешно как-то: любовница встречается с твоим мужем, а ты не можешь выцарапать ей глаза...
  "Это обо мне, что ли?" - взглянула на женщин.
  - Как ты не можешь понять, что это - временное развлечение. - продолжала медсестра, обнимая знакомую за плечи.
  "Я никогда бы не стала встречаться, если бы не было чувств"... - думала Мария, выходя из медпункта. Осенние лучи пригревали слегка озябшие плечи. Ковер из опавших разноцветных листьев пружинил под ногами. До дома - рукой подать, но ей хотелось идти и идти. После увиденного в парке Мария ни на секунду не сомневалась, что расстанется со Степаном. "Если не покинет квартиру - уйду сама. Сниму где-нибудь квартиру ближе к школе." Не заметила, как ноги привели в сад. Резкий звук заставил вздрогнуть, подпрыгнуть на месте. Ринат! "Нет, нет - все в прошлом... Я забуду тебя, как страшный сон... Сотру из памяти даже имя твое..." Щемящая тоска подступила к сердцу. Подняла глаза и увидела Его... Сердце забилось пойманной птицей.
  - Ринат!!! - смутилась, поняв, что обозналась.
  "Я схожу с ума... В каждом прохожем вижу его черты..."
  На сад опускались сумерки. Уши и нос замерзли. "Сейчас бы чаю с малиной и горячую ванну... Спать хочу... Господи, как же хочется спать..." Открыв калитку, кое-как добралась до постели и рухнула, потеряв сознание...
  **********
  Сколько времени прошло - Мария не знала. Проснувшись от холода и поняв, где находится, ужаснулась. "Господи, который час? А дети? С кем они?" Помчалась по дороге к поселку. У подъезда на лавочке, спиной к ней, сидела сгорбленная одинокая фигура. От боли сжалось сердце - Игорь! Услышав шаги, тот поднял голову.
  - Мам, ты где была?
  В глазах защипало, и две слезинки поползли вниз, к подбородку.
  - Сыночек мой... Прости меня...
  Он подошел, крепко-крепко обнял, с трудом веря, что мать здесь - жива и невредима. Рядом с ним.
  - И папки нет...
  Улыбка исчезла с лица... Опять Степан... Ее головная боль... Воспоминания вызывали страдания, мгновенно закипала кровь.
  - Господи, бедный ты мой ребенок... - изо всех сил прижала его к себе.
  - Мама, мама! - повернув голову к игровой площадке, увидела: оторвавшись от взрослых, к ней семенил ее маленький сын. В глазах снова защипало от предчувствия слез.
  - Иди сюда! - крикнул Игорь, протягивая брату руку.
  В горле застрял горький ком. Мария заплакала, не стесняясь подошедших Колбышевых.
  - Почему ты пачешь? Тебе похо?
  - Ну, что ты, маленький мой... Мне очень хорошо... Иди ко мне...
  Раскрыв объятия, она целовала своих сыновей, роняя на землю счастливые слезы...
  
  Глава восемнадцатая
  
  Степан пришел через два дня. Увидев возле двери чемодан с накинутым на него плащом, понял: это вещи для него. Дома никого не было. На столе - записка: "Степан, ради Бога, оставь нас. Я больше не могу. С детьми не разлучаю - приходи в любое время - только трезвый. Ключ оставь у соседей." Побагровев от злости, пнул чемодан так, что тот отлетел в дальний угол и раскрылся. Сердце защемило, глаз задергался. "Еще чего... Хочешь - сама выметайся..." Открыл холодильник - ничего, кроме еды. Голова раскалывалась, хотелось опохмелиться. Встал на табурет, заглянул на полку - ничего. Вспомнил, что где-то на трельяже всегда стоял одеколон - точно! Подбежал, трясущимися руками отвинтил колпачок и опрокинул содержимое флакона в рот. По телу пробежала спасительная теплая волна - хорошо... Не раздеваясь, прилег на диван, задремал. Сквозь сон слышал, как открылись двери, как кто-то вошел в прихожую. По аромату духов понял: Мария. Сделал вид, что спит.
  - А ну вставай! - непривычным голосом крикнула жена. - Вставай, тебе говорят! - и выдернула из-под головы подушку.
  - Ну чего ты... - миролюбиво, с улыбкой, протянул он.
  - Уходи! Прошу тебя - уходи с миром!
  - С миром, говоришь? А этого ты не хочешь? - повертев перед лицом ее кукишем, заорал:
  - Я что тебе - подзаборная собака, которую захотел - выгнал, захотел - пригрел? Я здесь прописан, и дом мой - здесь!
  - Уходи-и, прошу тебя... Я не могу так больше... - умоляюще просила Мария. - Ты же знаешь - квартиру получила я...
  - А я деньги зарабатывал! Сад на какие деньги купили? На мои отпускные!
  - А сколько ты пропил! Степан, ну не зверь же ты - оставь нас в покое! Что толку от такого брака?
  - А от какого - толк? С ним, что ли?
  Машенька побледнела - знает? Тогда тем более!
  - Я ненавижу тебя! Сколько горя, позора принес ты нам!
  - А ты? И кому это "нам"? Детей не трогай - они и мои тоже!
  - Ты уйдешь или нет, а? - Мария сделала несколько шагов вперед. Кровь кипела, в висках больно стучало. - Ну не зверь же ты, в самом деле...
  - Зверь, зверь - еще какой зверь! Хочешь идти к нему - иди, детей оставь!
  Не вытерпев, Мария бросилась на него с кулаками.
  - Ты оставишь нас в покое, а? Ненавижу... Убила бы...
  Размахнувшись, Степан ударил ее по лицу - наотмашь, всей силой. Ойкнув, Мария на минуту прикрыла лицо, но не проронила ни слова. Вдруг подскочила к шифоньеру и стала выкидывать оттуда вещи - свои и детские. В ярости шептала:
  - Раз так - уйдем мы...
  С ужасом наблюдал Степан, как летят в сумку вещи. Еще минута - и она уйдет...
  - Не-ет! Куда пойдешь - к нему? Не пущу, убью!
  Словно метеор, он пробежал в кладовку и достал топор. У Марии зашевелились волосы, по телу побежали мурашки. Пересилив страх, сделала шаг вперед по направлению к двери.
  - Стой! Я брошу топор - не веришь? Еще шаг - и я убью тебя!
  - Да брось ты... - сказала Мария. - Не хватит храбрости... Ты ведь трус... - и снова сделала шаг.
  - А-а-а! - размахнувшись со всей силы, Степан запустил топор.
  Нечеловеческий крик раздался в воздухе. Пролетев все расстояние коридора, топор упал прямо у ног несчастной женщины, задев стопу левой ноги.
  Мария, обхватив голову руками, сползла на пол. Она была в диком шоке...
  **********
  Нелегкие времена наступили в семье Егошиных. Отрезвевший Степан не мог поверить в случившееся. Он просил прощения, ползая на коленях перед женой, но в ответ слышал единственное слово - уйди! Пережив шок, Машенька оказалась в плену нелегкой болезни и теперь пила антидепрессанты. Похудевшая, измученная бесконечным недосыпанием, она испытывала страшное отчуждение, свою ненужность. Внутри ее образовался вакуум, заполнить который было нечем. Депрессия разъедала ее, как червяк яблоко.
  - Мариночка Николаевна, поешьте что-нибудь - ну хоть маленечко, хоть чуть-чуть! - уговаривала ее Лидия, круглосуточно дежурившая у изголовья подруги. - Отощали совсем... И гулять надо - силы-то как восстанавливаются? Едой да прогулкой!
  - Не хочу... Ничего не хочу...
  - Давайте к специалисту сходим! Что эта медсестра знает - ничего!
  - Ты тоже считаешь... - Мария, отвернув голову к стенке, безмолвно проглотила подступившие слезы.
  - И никакая Вы не дура - кто Вам такое сказал? У Вас, может, и не депрессия вовсе... Может, простая нехватка йода... К эндокринологу сходить надо - щитовидку проверить... - пояснила она.
  "Ах, Лидочка, Лидочка... Знаю я, какая у меня щитовидка... - думала Мария, глядя на проворные руки подруги. - Депрессия у меня..." Машенька была одинока, но в свой мир одиночества никого не хотела впускать. Иногда в ее теле появлялись тупые и острые боли, но она мужественно переносила их, считая это Божьей карой за грех, что совершила. Новый внутренний голос нашептывал ей: "Ты сама виновата... Все идет от грехов твоих."
  **********
  - Дочь, а ну вставай, хватит спать!
  - Ты... как здесь оказался? - спросила Мария внезапно появившегося перед ней отца.
  - Тю-ю, я уж часа два как здесь... На первом автобусе приехал.
  - Который час? Неужто я так долго спала? - посмотрев на часы, вздохнула. - Как в квартиру попал?
  - Так Степка открыл...
  С дивана как ветром сдуло. Выскочив на кухню, увидела успевшего захмелеть Степана.
  - Ты что здесь делаешь?! Ты долго кровь мою собираешься пить, а? Убирайся вон, иначе вызову милицию! - Развернувшись к отцу, истерично закричала:
  - Ты зачем приехал? Мало мне одного алкаша, так еще и ты с бутылкой? Уезжай, не хочу тебя видеть!
  - Дочь, ты чего... Мы же за встречу пригубили...
  - Это ты называешь "пригубили"? Да он уже лыком не вяжет! Господи, как же вы все мне надоели - никого не хочу видеть! Вон из квартиры - оба!
  - Ты сдурела, что ли? Не с той ноги встала?
  - Да, да, я дура - ты разве не видишь? А кто меня на свет такой родил? Ты! Господи, и зачем я только... - она еще что-то хотела сказать, но спазм сдавил горло, и она заплакала, как ребенок - жалобно и беспомощно. Увидев вплотную подошедшего отца, кошкой сорвалась с места и, подбежав к дверям, рванула их на себя.
  - Убирайтесь! Ненавижу вас! Чего сидишь? - заорала она на мужа. Тот, сжав кулаки, еле сдерживал себя. - Не прощу, никогда не прощу тебе этого! - Глаза ее горели нездоровым блеском, все тело знобило. - Папка, ну зачем, зачем вы нас такими родили? Ни у кого нет счастья! - Она плакала, и каждая ее слезинка болью отдавалась в его сердце. Закурив сигарету, взглянул на дочь - такой тоски и печали он еще никогда не видел. Что с ней? Заболела? И тут же услышал:
  - Я жду. Уходите...
  Хлопнули двери - и тишина. Такая, что стало жутко. Подбежала к столу, скинула всю посуду в раковину - и запела. Громко так... И чем больше в душе нарастал страх, тем громче пела. Вспомнила песни детства, как пели их сестра с матерью. Уже и посуды грязной не осталось, а она все пела и пела:
  *Милый тут вынул кинжал, низко над Олей склонился,
  Оля закрыла глаза, веночек из рук покатился..." - почти речитативом кричала она. Обильно стекали слезы - неимоверно крупные, они отвесно падали то на грудь ее, то на пол. "... А через несколько дней слегла и крошка Джамей. И всем шептала в бреду: "Барон, тебя я люблю, барон, к тебе я приду..." - уже шепотом, чуть нараспев, пела другую песню Мария, глядя перед собой в какой-то иной мир, известный только ей, и никому более. Слишком громко звучали в душе ее песни... Слишком тихо плакала ее душа... И когда слез совсем не осталось, женщина оделась и вышла на улицу. Сердце просило чего-то... Не раздумывая, быстрыми шагами Машенька отправилась в сад - там был ее причал, там воздух был пропитан счастьем - хоть и хрупким, но настоящим. Брови выгнулись дугой, когда увидела перекопанную на участке землю и новые саженцы. Откуда? Кто это сделал? Из глубины сада потягивало знакомым дымком и печеной картошкой - жгут костер? Тихонько, еле слышно отворила калитку и пошла туда, откуда слышны были голоса.
  - Здравствуйте. Извините, а что вы здесь делаете?
  - А Вы что?
  - Я хозяйка этого сада.
  - Да? - вставая и загадочно улыбаясь, спросил немолодой мужчина. - Был Ваш... А теперь мой. Вот расписка... - он протянул женщине обрывок старой бумаги, на котором Мария сразу узнала корявый почерк мужа. Холодным потом покрылось все ее тело, предательски задрожали руки.
  - Этого просто не может быть! - надломленным голосом крикнула она. - Вы же взрослый человек, понимаете, что эта расписка не имеет никакой юридической силы!
  - Зато деньги имеют! Я отдал ему последние - так что... Или деньги... Или...
  - Что "или"? Убирайтесь отсюда, вы такие же алкаши, как и мой муж!
  - Э,э, - осторожнее на поворотах! - раздался чей-то голос, и Мария окончательно поняла: нет у нее больше любимого сада... Ничего больше нет... Все пропил Степан... Сначала была мысль - разыскать, посмотреть ему в глаза - ведь должно же еще что-то человеческое в нем остаться! - но, подумав, решила: ни к чему это... Не поймет он... Удивилась - какая на душе благодать... Тихо, спокойно, словно ничего и не случилось... Пошла. Холодный осенний ветер дул в лицо - она его не замечала. Она же любила ветер - всегда любила. Даже в далекой юности... Мечтала: вот отобьет Михаил телеграмму, что едет к ней, - она купит цветы и будет его встречать... Обязательно будет сильный ветер... Он будет рвать ей волосы, платье... Боже, как давно это было... Выйдя к своему дому, присела на скамеечку. Ветер гудел в верхушках деревьев, стоном отзывался в проводах. Но она не боялась, ей ничего уже не было страшно. Поднялась и уверенной походкой направилась к старшим Егошиным - там находились ее дети, ее любимые дети. Так она решила сама - чтобы не видели ее болезни, страданий. Громко залаял пес - не узнал, значит... Открыла калитку и сразу столкнулась с Верой, старшей снохой, женой Дмитрия. Усталой походкой прошла в дом - дед грелся на полатях, тетка Маруся хлопотала у печки. Увидев сноху, засуетилась.
  - Ты чего такая смурная? Случилось что?
  - Да ничего... Это я так... Тетя Маруся... - голосом осипшим, угасающим позвала она родственницу - тихо так, спокойно. - Если со мной что-то случится... - помолчав и сглотнув внезапно появившийся в горле ком, таинственным взглядом посмотрела на тетку. - Детей... не отдавайте никому...
  - Ты что? Помирать, что ли, собралась?
  - Это я так... На всякий случай... Не к кому больше им идти... - и вышла из дома.
  Куда теперь? Никуда не хочется... В памяти несчастной женщины не осталось никаких закладок, куда бы захотелось вернуться еще раз. Невыносимая душевная боль сжимала ослабевшее сердце. Хотелось забыть все - и сил не было забыться. Хоть кто-нибудь бы рядом был - никого не было... Она одна... Сплошное одиночество души...
  Еще издали увидела знакомую фигуру с огромным букетом цветов - Лида! Боже, как хорошо, что хоть кто-то вспомнил о ней, Машеньке! Подбежав, закружила так, как кружила когда-то подругу юности Людмилу.
  - Это тебе! - торжественно произнесла та. - От НЕГО! Так у тебя завтра юбилей - тридцать лет? Вот даешь - не сказала даже! - она не заметила, как перешла на "ты"
  - Слушай... Я и сама счет времени потеряла... Правда, у меня же день рождения... Пойдем в магазин, купим что-нибудь... Я ведь теперь спиртное не держу в доме. Взглянув на букет, окунулась в него лицом и, захлебнувшись ароматом, вздохнула.
  - А с этим что делать? - показала на цветы, с любовью завернутые в красивую подложку. Подумав, отыскала глазами урну и прямиком направилась к ней.
  - Ты что?! Это же от Рината!
  - Знаю, Лидочка, знаю... С этим покончено - навсегда!
  Вышли из магазина, прихватив с собой легкого марочного вина.
  - Лид, а давай зайдем сначала в больницу... Тяжко мне что-то... Устала я...
  - Давно бы так!
  Приняв к сведению все рекомендации невропатолога, Машенька прошла в процедурный кабинет. За все свою жизнь не приходилось ей получать уколов, а тут сразу несколько. Тревога потихоньку отступила - она сразу почувствовала облегчение, вот только пальцы на руках словно онемели. Не придав большого значения, Машенька вышла на улицу и взяла Лидию под руку. Медленно, разговаривая по душам, они двигались по знакомому тротуару. Ноги у Марии стали слегка заплетаться... Остановилась, когда идти стало невмоготу.
  - Ты чего? Тебе плохо?
  - Лидочка, мне страшно... Тянет все тело... Пальцы онемели... Идти не могу...
  - Да что с тобой, подруга? С чего бы это? - Она толкнула Машеньку вперед и ужаснулась - та ступала на землю не ступней, а внешней ее стороной, отчего походка напоминала медвежью.
  - Тебе какие уколы поставили?
  - Не знаю, Лида! - недовольно крикнула Мария. - Мне плохо...
  С трудом добравшись до больницы и осознав, что произошло, Машенька, вся красная от боли и злости, заорала прямо с порога:
  - Вы что мне выписали? Что Вы мне дали?
  - Успокойтесь, я прошу Вас...
  - Вы что - выписали уколы для шизофреников? Но я... Я... - размазывая слезы по лицу, она сделала резкий шаг в сторону врача, отчего тот, испугавшись, отодвинулся к окну. - Вы что - не понимаете, кому какие выписывать? Да Вам коновалом работать надо! Я же не законченная психопатка...
  Она слышала, как в коридоре переговаривались пациенты, как кто-то жалел ее... Она слышала все, но сделать ничего не могла.
  - Направление в областную дайте! - сказала и, откинувшись к стене, закрыла глаза...
  **********
  Слегка захмелевшие, они сидели на диване, прикрыв ноги одеялом. Обнаженные их души сплелись меж собой, как две виноградные лианы.
  - Как ты?
  - Да слава Богу. Лидочка, как же я устала - ты не представляешь...
  - Ну почему - не представляю? Очень даже представляю. И понимаю... - она погладила Машеньку по плечу. - Все будет хорошо - вот увидишь...
  - Свежо предание, да верится с трудом... Ничего не хочется... Эта бесконечная тревога - как она меня достала! Всю грудь заложило - свистит аж...
  В дверь позвонили. Вздрогнув и слегка смутившись, Мария подошла к двери.
  - Мама, мама, мы присли! - радостно кричал младшенький. - Ула-а, мы дома!
  Подхватив сына на руки, прижалась к лицу. Господи, какой родной запах! Все отдала бы ради этого чудного, неповторимого аромата своего сына! Оторвав лицо, поманила к себе старшего. Тот, серьезно взглянув на мать, по-взрослому сказал:
  - Все - больше никуда мы не уйдем! Почему мы должны жить там, а не дома - не понимаю...
  Ничего не ответила Мария - только глаза опустила, чтобы скрыть подступившие слезы. Оглянулась, а Виталька уже хозяйничал за столом.
  - Чаю хочу! С моложеным!
  - А его нет - мы же не знали, что вы придете! Обещаю - завтра обязательно куплю! - стараясь быть веселой, бодро сказала Мария. - Пельмени будете?
  - О... Конечно! - мечтательно произнес Игорь. - Давно не ели...
  Пока женщины готовили ужин, братья обследовали все "закоулки" квартиры: им казалось, что здесь должно было все измениться, ведь они отсутствовали долгое время. Но все было по-прежнему, изменился только воздух - в нем появился новый запах - запах больницы.
  - Игорек, уберешь со стола, мы с тетей Лидой поговорим...
  Опустившись на диван и обхватив голову руками, Машенька задумалась.
  - Что же делать, Лидочка? Как сказать им, что я подала на развод? - неожиданно спросила она. Лидия молчала. Она боялась навредить подруге, сказав что-нибудь невразумительное.
  - Марина Николаевна... - осторожно начала она. - Это сугубо личное дело... И давать советы Вам я не вправе. - она снова перешла на официальный тон общения. - Не торопитесь... Взвесьте все... У вас ведь дети...
  Послышалось проворачивание ключа в скважине - Степан? Соскочила и коршуном подлетела к детям.
  - Где тут мои гаврики? - с улыбкой спросил тот.
  - Мы не пойдем - здесь останемся! - уверенно произнес Игорь.
  - Так... Понятно... - Сев на табурет, Степан расстегнул куртку - пахнуло терпким мужским потом, отчего Марию чуть не стошнило. - Сказала уже?
  Мария молчала. Ярче лампочки горели ее глаза. Грудь сдавило, трудно стало дышать.
  - Ну что, Игорь, ты согласен бросить родного отца ради чужого дяди?
  - Степан, остановись, что ты делаешь... Они ведь дети...
  - А что я делаю? Они должны знать... Идите сюда! - грозно крикнул он. Испуганные необычным поведением родителей и грубым окриком отца, те вышли из кухни и встали как вкопанные. - Знаешь, что ждет тебя, Игорь, если ты уйдешь с ней к чужому мужику? Тебя будут бить, потому что ты пасынок! Ты сдохнешь с голоду, потому что мать зарабатывает намного меньше меня! Не уходи - не она, я куплю тебе машину! Я брошу пить, жизнь свою положу ради вас - верь мне. Хочешь машину?
  С ужасом смотрела Мария на семейный спектакль - о чем он говорит? И зачем? Голова ее опять загудела, мысли разбрелись, она не могла сосредоточиться.
  - Степка, ты что делаешь?
  - Не лезь, Лида, это наше дело!
  - Игорь, Виталька... - еле слышно прошептала Мария. - Не верьте.... Это неправда... Я люблю вас...
  - Ага - любишь... Так, что к другому мужику подалась...
  Мария видела, как старший, нахмурив брови, сделал шаг в сторону отца.
  - Игорь, сынок... - пролепетала она. - Не делай этого... - ее вдруг повело в сторону, и она, с трудом сделав шаг навстречу детям, повалилась на пол...
  
  Глава девятнадцатая
  
  Прошел год с тех пор, как Татьяна с семьей - мужем и сыном - переехала в Новогорный. Грустила - в школу устроиться практически было невозможно.
  - Ты давай не хандри! - говорила Мария, двоюродная сестра из Озерска. - Созывай родню, будем отмечать твое двадцатипятилетие!
  Никогда прежде не приходилось Татьяне приглашать на день рождения столько гостей - да и застолье такое она делала впервые. Народу было... Приехал даже отец. Встречи с ним стали редкими и безрадостными. Новая жена, Пелагея, в отличие от Фени, оказалась не столь хлебосольной и доброй. Все, что осталось от Веры, Феня только приумножила; Поля же, наоборот, все уничтожила: искромсав все тряпки, лежавшие в сундуке и хранившие память о матери, выткала половики, не дав падчерицам ни одного сантиметра; опустел двор - вся живность ушла под нож. Вырученный капитал разделили поровну, чем вызвали неодобрение у детей Николая. Влезать же в отношения отца с новой мачехой никто не решался - тот запретил говорить на эту тему. Выбрав на семейном празднике удобный момент, заговорили о Марии.
  - Да ты что! - вырвалось у сестер. - Она расходится со Степаном?
  - Да развелась уж, наверное... Я был-то месяц назад...
  - Надо же... Все-таки решилась... - задумчиво произнесла Анна.
  - Так ты знала? Почему же от нас скрывала?
  - Да все надеялась - вдруг образуется...
  - Завтра же поеду к ней! - решительный голос Людмилы вывел Николая из себя.
  - Цыц! Никто никуда не поедет! Поняли? Ни-кто... Это их семейное дело, пусть сами и разбираются!
  Весь вечер из головы Татьяны не выходил разговор о Марии. "Маринка, милая наша Маринка... Как же так? Неужели настолько все серьезно? И неужели ничего нельзя уже исправить?"
  **********
  Мария чувствовала: с ней что-то происходит... Пыталась разобраться в себе, но все усилия были тщетны. Никогда не было ей так страшно, как сейчас. Никого не хотелось видеть - грустить было гораздо приятнее в одиночестве. "И почему мне досталась именно такая судьба? Почему я не могу быть счастливой?" - от этих мыслей, назойливо крутящихся в голове, сжималось уставшее сердце. Боль давила грудь. Женщина понимала - бесполезно грустить, печалиться о том, чего у нее никогда уже не будет... Вчера окончательно перевернулся весь ее маленький мир. Совсем недавно все было понятно. Пусть одиноко, пусть грустно, но понятно. Теперь же она ничего не понимала. Она не верила своим глазам. Игорь, ею обожаемый сын, встал на сторону отца. Купился на машину. "Глупый, глупенький мой сыночек... Неужели ты не понимаешь - "сказки" все это... Продаст последние штаны ради..." Вспомнила чьи-то слова: "Вы такая... такая красивая, сильная... Вы не можете быть несчастной..." - усмехнулась. В голове кипел вулкан, мысли толкали друг друга, не давая сосредоточиться - они были такими же серыми, как последние дни Машеньки. На миг представив сыновей без нее, любящей матери, но рядом с отцом-алкоголиком, ужаснулась. Из глаз покатились огромные бусины слез. Жить не хотелось...
  "Дзинь, дзинь, дзинь... - пронзительно, пугающе верещал дверной звонок. Вставать не хотелось, видеть кого-то - тем более. - Дзи-инь..."
  - Ты все еще не одета? Ну-ка быстро одеваться! - тихо, но настойчиво командовала Лидия. - Ты что, забыла - мы же в областную едем!
  - Да? Что-то я не помню, когда договаривались...
  - Здрасти... - Лидия перешла на просторечие. - Вчера и договорились!
  С трудом одевшись и сделав нечто вроде прически, вздохнула: никакого настроения... Оглядев взором зал, вспомнила детей. "Боже, как же хочется забыть это черное вчера, перечеркнуть прошлое и начать все с нуля - возможно ли?"
  ... Ее положили в неврологическое отделение. Удивилась, что на окнах не было решеток и никто не изгалялся над себе подобными.
  - А зачем они здесь? - вопросом на вопрос ответил врач-невролог. - Здесь лежат больные с эмоциональным истощением и депрессией - понимаете? У психов, как изволили выразиться Вы сами, срыв, как правило, бывает вызван приемом алкоголя, наркотических и психотропных веществ, повлекших за собой изменение психического состояния - Вы таковые употребляете?
  - Нет. - односложно ответила Мария.
  - У Вас, дорогая моя, скорее всего невроз. Точные результаты покажет диагностика.
  Бульончик давно ели?
  - Что?
  Куриный бульончик давно ели?
  - Не помню...
  ***********
  Семейно-бытовая конфликтная ситуация стала стартом невроза Машеньки. Даже спустя месяц - столько она наблюдалась в отделении - этот фактор вызывал болезненные и тягостные переживания. Нездоровый климат в семье мог явиться причиной появления невроза у детей, и это беспокоило ее больше всего. Женщина отчетливо сознавала, какой урон нанесла она детской психике, решившись на развод со Степаном.
  - Скажите, доктор, а потеря сознания - от чего это?
  - Милая моя, да вы на ногах микроинфаркт перенесли - удивительно, что без последствий... Ваши стрессы, бесконечные волнения не прошли даром! Берегите сердце - это главный орган Вашего организма!
  - Пусть лучше сердце болит, чем психика...
  - Ну-у - доктор развел руками, не зная, стоит ли спорить с пациенткой. - Все в человеческом организме взаимосвязано - не мне Вам объяснять.
  - Егошина, к Вам пришли.
  - Ко мне? - удивилась Машенька. Она никого уже не ждала. Это там, дома, она нуждалась в близких людях - ей было так тяжело! Но все словно забыли о ней... Никого рядом... А теперь - зачем они? Глаза вспыхнули недобрым блеском, обида подступила к сердцу. Не пойти? Неудобно как-то, не по-человечески.
  Вышла в коридор и чуть не подпрыгнула от радости - Танька! Та стояла такая повзрослевшая, родная, что хотелось подбежать и, как в старые времена, обнять и расцеловать.
  - Привет... - улыбаясь, выдавила она из себя. - Пойдем вон туда - видишь пустую скамеечку?
  Они крепко обнялись. Мария сумела подавить в себе подступившие слезы - и это было ее маленькой победой.
  - Как ты? Домой скоро?
  - Обещают на Новый год. Потерплю еще десять дней. Какая ты взрослая стала, Танька... А веснушки твои куда девались?
  - Так зимой они прячутся! - задорно ответила та. - Погоди, вот придет весна... - и они рассмеялись. - Ты тоже хорошо выглядишь...
  - Да уж... Расскажи о себе...
  - А что рассказывать - временно устроилась в садик, но скоро, наверное, уйду... Нина Яковлевна, директор школы, пообещала свои часы - ее переводят заведующей Гороно в Кыштым. Вот жду не дождусь...
  - Как отец?
  - Да никак! Совсем обезумел дед... ОНА сняла с его книжки деньги, чтобы купить себе пальто - представляешь? Людке было так тяжело с деньгами, попросила у отца, тот - у тети Поли - и что ты думаешь та сказала? Помочь нет возможности! Вот гадина какая!
  - Узнаю свою сестренку... Ты в своем репертуаре...
  - Нет, ты вот скажи - зачем человеку в ее возрасте шелковые сорочки, плавочки, туфли на каблучке? Она же носить их не будет! Это для своей дочери она - точно для Надьки!
  - Не горячись - остынь маленько, а то кипишь вся. С таким характером на работе нелегко, наверное?
  - Да наверное... Меня уж теперь не переделать. Но я рада, что такая, а не другая... Смотрю вот я в садике на одну даму и думаю: как это она попала на стенд - будь моя воля, никогда бы не записала ее в передовики!
  - Это почему же?
  - Не любит она детей - нет, не любит! Есть у нас в группе Андрюшка - хорошенький такой мальчишка. Только сопливый очень. Не успеешь вытереть, а они тут как тут. Случайно увидела - подошла она к нему да как схватит салфеткой за нос - тот от боли аж заплакал...
  - Сердобольная ты моя... - сказала Мария и, обняв сестру, неожиданно спросила:
  - Скажи, Степку тебе тоже жалко?
  - Конечно! Столько лет прожили вместе! Не представляю даже, как на сенокосе без него будем...
  - Ладно... Домой приеду - помирюсь...
  **********
  - Егошина, у Вас что сегодня - день открытых дверей? - открыв дверь палаты, громко кричала медсестра. - Еще один посетитель к Вам!
  Соскочив с кровати, Мария, поправив волосы, вышла в коридор. Людка! Новая прическа делала сестру неузнаваемой.
  - Людка-а, ты сдурела... - Приложив худенькие ладошки к щекам, Мария осуждающе смотрела на ту, которую совсем недавно считали все красавицей с роскошными косами, а теперь... - Зачем ты обстригла свое богатство? Ужас...
  - Тебе не нравится? - повертелась перед Машенькой, стараясь показать чудесные локоны, что красиво ложились на плечи. - А говорят - здорово!
  - Непривычно как-то...
  Взявшись за руки, они прошли вдоль коридора, облюбовав место на камчатке.
  Говорили о многом, только не о здоровье Машеньки. Та видела: Людмила что-то скрывает, уходит от разговора о детях. Сердце гулко стучало - что-то с детьми?
  - Люд... Я же вижу - ты что-то не договариваешь... Все в порядке?
  - Знаешь... - начала старшая сестра. - Я бы не сказала... В общем, Игорь лежит в больнице... - она видела, как кровь отхлынула от лица Марии, сделав его восковым, маскообразным.
  - Что ты, что ты! Ничего страшного - постаралась загладить вину Людмила. Она чувствовала себя скверно, словно ее уличили в чем-то гадком, отвратительном. - Простудился он, осложнение на почки...
  - Что-о? - голос сестры задрожал. - В квартире, наверное, простудился... У нас ведь холодно - я за ночь несколько раз подхожу к ним поправить одеяло... А что Степка... Он ведь не встанет...
  В душе Марии зарождалась тревога. Вроде все пришло в норму, и вот опять это состояние... Она понимала: не нужно думать о плохом, но оно, это плохое, так и лезло в голову. "Господи, неужели это никогда не кончится, - думала она, расставшись с сестрой. - А ведь почти полмесяца я радовалась жизни..." Еле дождавшись утра, побежала к доктору.
  - Опять, говорите, симптомы депрессии? Нет, милая моя, это не депрессия. При ней женщина не будет наводить прическу, как у Вас... Она не будет тщательно отслеживать свой вид... Это просто эмоциональное расстройство!
  - Тогда от чего это, доктор, - дрожат все конечности, тоска на душе такая, что жить не хочется...
  - Давайте-ка мы с Вами отменим кое-какие препараты - слишком давно Вы их принимаете...
  - А вредные мысли - что с ними делать? Может, какие-нибудь антидепрессанты?
  - Имеете в виду негативные мысли? Нет, дорогуша моя, антидепрессанты... - он хотел сказать что-то очень важное, но раздумал. Взглянув на женщину, вдохновенно заговорил:
  - Чтобы не сойти от них с ума - творите! Выражайте себя в чем-нибудь: пишите стихи, сочиняйте музыку, создавайте сценарии к фильмам - одним словом - творите! Не хотите вставать - творите лежа! Не можете выражаться словами - рисуйте, лепите, вырезайте, ремонтируйте, делайте уборку, наконец! Выражайте все наболевшее, сидящее внутри через что-то - вот это и будет для Вас настоящим антидепрессантом!
  
  Глава двадцатая
  
  На дворе - настоящая русская зима с трескучими крещенскими морозами. "Какой ясный день... - подумала Мария, усаживаясь в удобное кресло "Икаруса". - Мне бы такого спокойствия и безмятежности..." Огляделась по сторонам - никого из знакомых... Откинувшись на спинку сидения, прикрыла глаза. "Господи, наконец-то домой!" В душе - необъяснимая усталость. Совсем не та, когда много работала - тогда она могла ее контролировать. Сейчас это больше напоминало истощение. "Так... Как учил меня доктор? Нужно найти причину беспокойства... Я знаю ее: Игорь! - при воспоминании о сыне сжалось сердце. - Бедный мой ребенок... - с грустью подумала она. - Скорей бы увидеть тебя, обнять..." В голове - противоречивые мысли. Женщина сомневалась, что Игорь простит ее после всего, что услышал от отца. Неизвестность пугала, заставляла волноваться. Попыталась переключиться на позитив, вспомнить время, когда душа ее пела - было ли такое в жизни? Конечно, было! Она получала удовольствие от каждого прожитого дня, потому что была занята любимым делом и считала себя счастливым педагогом! Ее радовали пение птиц и красивый вечерний закат, бесконечное голубое небо и далекие раскаты грома - она наслаждалась этим сказочным миром! Она готова была свернуть горы, трудиться без сна и отдыха... Только куда все это делось? Почему исчез сказочный гормон радости, ведь есть для чего жить, о ком заботиться... Ответа не было. Были только струны-нервы и что-то такое, что затрудняло дыхание. Представила Степана. "Боже... Вся жизнь без любви... Вечное нежелание интимной близости... Разве это возможно? - из груди вырвался стон. - Снова одиночество в семье... Что же делать? - Склонила голову, обхватив ее руками. - Что же делать? Уйти от мужа - пострадают дети; остаться с ним - заживо похоронить себя...." Очнулась от свежего воздуха, ворвавшегося в салон - приехали! От волнения загорелось лицо - куда сначала: домой? В больницу? Конечно, в больницу! После долгой разлуки обняла сына, вдохнула его запах - Господи, какое счастье - ничего другого не надо!
  - Игорек... Как же я скучала по тебе! - целуя и обнимая его, материнским сердцем чувствовала отчуждение и скрытую сдержанность мальчика. Взглянув в родные глаза, отступила: на нее смотрел совсем не ее сын. От прежнего осталась только оболочка. Глаза... Они были полны... Нет, не ненависти... Недоверия, презрения, боли...
  - Игорь, ты что?
  - Зачем пришла?
  Объяснять и оправдываться не стала - зачем? Ему вбили в голову то, что посчитали нужным... Интересно, кто же так постарался?
  Обида жгла сердце. Достав гостинцы, еще раз взглянула на сына.
  - Игорь...
  Увидев радостную улыбку на его лице, оглянулась: к ним подходили Митя с Верой.
  - Ба-а, ты когда выписалась? - удивленно спросила Вера. Ее лицо вытянулось, стало некрасивым. - Мы тебя не ждали так скоро...
  - Игорь, иди сюда - поманил мальчика Дмитрий, и тот решительно встал между родственниками.
  Такого Мария никак не ожидала. Ее сын, ее кровиночка, плоть от плоти... Как возможно такое? Сын стыдился матери? Почему? Он ведь всегда гордился ей, обожал!
  Стараясь не показывать обиды, стыда, вышла под предлогом навестить врача. "Господи, как хорошо, что его нет!" - выйдя на крыльцо, вдохнула зимнего воздуха. - Нет, нет, ничего страшного не случилось... - убеждала она себя. - Все поправимо... У миллионов людей проблемы хуже моей... - расстегнула ворот пальто: было трудно дышать, жгло в груди... - У меня ничего не случилось... У меня все хорошо... - Чувство пустоты, ненужности заполняло ее душу, врывалось в каждую клеточку ее тела. Знакомый внутренний голос говорил: избегай одиночества! Борись с негативными мыслями, отвлекай себя! Она рада была не слышать, не чувствовать того, что происходило внутри ее - и не могла! Ее жизнь переполнилась страданиями, невыносимой душевной болью, к которым присоединилась безнадежность.
  "Поговорить бы с кем-то, поделиться... Мама! Вот кто нужен мне больше всего на свете - завтра же привезу ее!" - обернулась на скрип открывающейся двери.
  - Так вот ты где... - не мужским голосом сказал Дмитрий. - А мы потеряли тебя...
  - А Игорь... Он ушел уже? - рванулась к двери, но Вера, взяв женщину под руку, тихо, но настойчиво проговорила:
  - Не надо сейчас к нему... Пусть привыкнет к твоему состоянию...
  - Что-о? К какому "моему состоянию"? Вы о чем это?
  Догадка, осенившая ее, болью пронзила все тело.
  - Что вы делаете? - не сказала - в ужасе прошептала Мария. - Кто позволил вам это? - Не ответив на ее вопрос, супруги спустились с крыльца и удалились так же неожиданно, как и пришли...
  **********
  Ощущение безнадежности, одиночества и отчаяния нарастали с каждым днем - они стали для Марии не только невыносимыми, но и разрушительными. Она отвлекала себя как могла различными занятиями: читала свежие методические журналы по русскому языку и литературе, писала стихи и подолгу разговаривала с матерью.
  - Мам, ну почему я такая несчастная?
  - Тебя гложет боль, обида, которые обрушились на тебя как на мать... Поверь мне - все пройдет... Игорь безумно любит тебя...
  - Я не могу поверить в то, что случилось... Что побудило их поступить так со мной? - она имела в виду поступок Веры с Митей, оправдания которому не находила. - Их поступок глубоко ранил и без того слабую психику Игоря - зачем им это, для чего?
  Если бы душа несчастной женщины могла плакать, она пролилась бы на землю кровавыми слезами, которые затопили бы все вокруг - столько было в Марии боли!
  - Мамочка... - она уткнулась лицом в колени матери и поцеловала их через платье. - Ты мой психотерапевт... Я так люблю тебя!
  - Не вини их. Они сделали это из нелюбви к тебе...
  - Почему?
  - Ты срывала на них свою ярость из-за того, что твой муж - пьяница, алкаш. А он ведь им близкий человек... - Вера сделала паузу, чтобы перевести дыхание. - Митя - абсолютная копия своего отца. Похоже, он еще с бОльшим рвением попытается отравить отношения между вами...
  - Как же я устала от всего этого, мамочка... Скорей бы на работу!
  - И когда?
  - Послезавтра заканчивается больничный лист. Господи, даже не верится, что я снова буду учить детей...
  - Еще как будешь! Ты ведь у нас - талант!
  - Ах, мамочка, если бы знать...
  Мать гладила дочь по рукам - как в детстве, изредка прикасаясь к ним жаркими губами. Стараясь скрыть страдальческие слезы, комом застрявшие в горле, подолгу молчала. Мария понимала ее и была благодарна за паузы.
  - Помнишь, ты как-то читала сочинения детей об учителе?
  - Еще бы не помнить... Все помню... Они...
  - Прочти их мне...
  Мария удивленно посмотрела на мать и, ни слова не говоря, удалилась. Она понимала, что та хотела отвлечь ее от горестных мыслей, вернуть в то время, когда она была счастлива...
  **********
  Рано утром, на восходе солнца, Мария вышла из дому и отправилась по знакомой тропинке в школу. Ее внимательные глаза отметили великолепие проделанной за ночь работы батюшки Мороза. Невиданной красоты кружева, тонкие и нежные, невесомо свисали с деревьев и кустарников. Кое-где виднелись оставшиеся с осени паутинки - они напоминали качели. "Господи, красиво-то как... - Элегантность белокурых берез в свадебных нарядах завораживала, заставляла бесконечно любоваться ими... - Обязательно приведу сюда детей... Пусть потом пишут сочинение..." Сделав над собой усилие, оторвала взгляд и посмотрела вдаль. Где-то совсем рядом раздавались детские голоса. Сердце учащенно забилось. Еще несколько шагов - и она войдет в родную школу. Для нее она не была территорией страха. Здесь она всегда была счастлива. Здесь были ее любимые ученики, из которых она "лепила" личность. Она не позволяла себе сказать:"Получи сначала образование, а потом..." Она всегда была рядом с ними - ходила в походы, посещала кино, выслушивала самое сокровенное, поддерживала и советовала. Вспомнила, как однажды прошел слух об ее увольнении из школы - Боже, что здесь было... Именно тогда Машенька поняла, что она - на своем месте - ее считали учителем от Бога, говорили, что таких - единицы...
  Вздрогнула - раздался школьный звонок - такой знакомый и родной... "Хорошо, что никто не увидит меня, - подумала Мария, - быстро отдам больничный и вернусь..." Тихо, едва слышно прошла в конец коридора - дверь в кабинет секретаря была открыта, но на месте ее не было. Постучала в дверь директора.
  - Да, да, войдите!
  Легкая дрожь пробежала по спине и замерла где-то в затылке. Ноги стали ватными, непослушными.
  - Марина Николаевна, голубушка, наконец-то!
  Улыбнувшись, женщина сдержанно поздоровалась, и это не осталось незамеченным.
  - Что-то Вы не на шутку расхандрились... Когда на работу? Отбоя от учеников нет: когда да когда выйдет Марина Николаевна...
  - Неужели?
  Она увидела неожиданную улыбку директора и взгляд, скользивший мимо нее. Оглянулась: в дверях стояли ребятишки - ее родные ребятишки! Господи, сколько же их много и как они все повзрослели!
  - Марина Николаевна, когда к нам придете? - кричали одни.
  - Мы соскучились по Вам! Приходите! - кричали другие.
  Машенька заметно разволновалась. Приглушенное чувство беспокойства, тревоги не давали собраться с мыслями. Так много хотелось сказать любимым ученикам, обнять каждого из них и поблагодарить за теплые слова, но... Она ухватилась за край стола, чтобы скрыть дрожь в руках. Состояние напоминало озноб. Этот день был самым мучительным школьным днем в ее жизни.
  - Ну, все, все! - пришел на помощь директор школы. - Быстро по кабинетам!
  Впервые он видел учительницу такой несчастной и растерянной. Она с болью в глазах смотрела на убегающих учеников...
  - А они за Вас - "в огонь и в воду!"
  - Вы так думаете? - еле выдавила она из себя. - И я за них!
  - Что с Вами? Вам плохо?
  - Знобит что-то... Простыла, наверное...
  - Документы бы надо подписать - Вы же у нас парторг.
  Он вытащил несколько бумажек и подал Марии ручку.
  - Простите... Не могу... Можно, я пойду?
  Она выскочила их кабинета и опрометью бросилась за угол школы. Убедившись, что рядом никого нет, вытащила руки из карманов пальто и вытянула их перед собой. Они не просто дрожали, они... ходили ходуном... "Господи... Как у алкоголика..." Она снова спрятала руки в карман и стала сжимать кулачки. Руки не слушались.
  Мария побежала что есть силы. Миновала свой дом. Бежала долго, потом пошла. И снова побежала. Вернувшись домой, отказалась от обеда, сославшись на нездоровье. Свалилась в постель, спрятав лицо в подушку.
  - Ложись ко мне, не могу уснуть... - предложила вошедшему в спальню мужу. Он обрадовался, услышав долгожданные слова, и удивился, что Машенька была не против его объятий. Наклонившись, крепко поцеловал в губы - и почувствовал, как жена ответила на поцелуй... Что-то новое ворвалось в их отношения - и это радовало и пугало Степана...
  **********
  Проснувшись от ужасной головной боли, Мария пошла за таблеткой. Ее всю трясло - не только руки, но и тело. Вера готовила на кухне блинчики.
  - Ты чего так рано?
  - Посмотри на меня, мам... - Мария вытянула перед собой руки - они дрожали. - Я не смогу... - глаза мгновенно наполнились слезами. - Я не смогу работать в школе...
  - Что ты, что ты говоришь, моя сладкая девочка... - Вплотную подойдя к дочери, взяла ее ладони в свои горячие руки и жадно поцеловала. - Как это не сможешь? Сможешь! Все пройдет - вот увидишь...
  - Не понимаешь ты меня... Как я буду тетради проверять, писать планы?
  - Успокойся, родная. Это нервы...
  - Нервы - это грехи... - задумчиво произнесла Машенька. - Я где-то читала, что если человек перестанет грешить, нервные заболевания пройдут... - немного помолчав, продолжила: - Я решила простить Степана... Я готова простить его и не разводиться. Я готова любить его и быть верной... Я готова пожертвовать собой ради нашей семьи...
  - Ты чего это, Машенька? Говоришь как-то книжно, заученно...
  - Разве? Да все хорошо, мамочка. - сказала так скорбно, печально, что у Веры сердце зашлось и подкосились ноги...
  **********
  А Степан переживал самые прекрасные моменты в своей жизни. Никогда он не был так счастлив, как сейчас, после возвращения Марии из больницы. Даже в медовый месяц ему не было так хорошо с ней, как в эти тяжелые для всей семьи дни. Исчезла потребность искать выпивку и собутыльников - всем сердцем и душой он был с той, которую всегда любил и которую чуть было не потерял. Он ветром мчался домой, чтобы быстрее увидеть Марию - такую желанную, родную. Единственное, что омрачало его - ее глаза - в них словно навсегда поселились грусть и тоска. А в остальном она была прекрасна.
  ... Они лежали на диване, крепко обнявшись. Мария, положив голову на плечо мужа, затихла. Степан играл ее длинными волосами, изредка заглядывая в печальные глаза и целуя их. С его губ слетали самые нежные слова, о существовании которых он раньше не подозревал - откуда они в нем, ведь он никогда не был романтиком, лириком? А слова все лезли и лезли в голову, и он говорил и говорил их самой прекрасной женщине в мире - своей жене.
  - Поцелуй меня, Степ... - Поцеловал. Как умел. - Скажи, если бы я умерла - это допустим - ты сразу бы женился?
  - Дура, что ли? - сказал и осекся. Мария поежилась, но ничего не сказала. - Да я... Да я... - он не знал слов, которые успокоили бы жену. - Да я никого никогда не полюблю - ни в жизнь! Да и не надо мне никого, кроме тебя!
  - Спасибо, Степ... Ну иди, собирайся на работу, я сейчас - полежу маленько...
  - О, теща уже на ногах! Че так рано встали-то? Доброе утро!
  - Дай то Бог, чтобы оно было добрым... Неспокойно на душе - словно что-то должно случиться...
  - Выдумываете все...
  Поставив перед зятем тарелку борща, прошла в спальню к дочери.
  - Доброе утро, Манечка... Как спалось?
  Сладко потягиваясь и улыбаясь, Машенька, не ответив на вопрос, вдруг вытянула руки вперед и трогательно сказала:
  - Господи, какое счастье, что ты здесь, рядом со мной. Иди ко мне...
  Вера, присев на край дивана, с болью смотрела на дочь. Легкий румянец покрыл щеки исхудавшей Марии. Грязные волосы не курчавились, а глаза... В них невозможно было спокойно смотреть.
  - Завтра на работу?
  Машенька, отвернув голову к окну, грустно покачала головой.
  - Ты не рада?
  - Что ты, мамочка, очень даже рада, иначе зачем бы я купила себе такое прекрасное платье... Как подумаю об уроках - на сердце прямо праздник...
  - Ну, я пошел? - крикнул Степан.
  Вихрем вылетела Машенька в прихожую. Обвив Степана руками вокруг шеи, припала к груди и заплакала.
  - Береги себя, Степа... И не пей...
  Он нежно гладил жену по спине, приговаривая:
  - Ты так говоришь, словно прощаешься со мной... Словно мы не увидимся больше... Все будет хорошо...
  - Конечно, Степа... Пока... Удачи тебе! - сказала и, силой вытолкнув его на площадку, закрыла дверь.
   В доме повисла мертвая тишина. Никто - ни она, ни мать - не проронили ни слова. Некоторое время Машенька смотрела из окна вдаль, и Вера видела, как менялось ее лицо. Вот брови - точь-в-точь, как у отца - поднялись высоко вверх, и лицо осенила улыбка. Вот она вывернула руки и стала щелкать пальцами. Вера сидела не шелохнувшись. Сердце ее безмолвно плакало. "Доченька моя! Кровиночка! - отчаянно кричала душа. - Как же вернуть тебе вкус жизни? Что нужно сделать, чтобы ты поняла - все в жизни преходящее, кроме..."
  - Машенька, - прервала ее и свои раздумья обезумевшая от горя мать. - Скажи, ты все еще... - Язык не повернулся назвать имя человека, по вине которого чуть ли не распалась семья дочери.
  - Ты хочешь спросить, думаю ли я о Ринате? Он всегда вот здесь... - она положила руку на сердце и обернулась. Взгляд сказал все. Нет, она не забыла его. Все так же любила - нежно и горячо. - Я была убеждена, что рана зарубцуется... Я молила Бога, чтобы он помог мне забыть его - и не смогла!
  Мать опустила глаза, стараясь не глядеть на стоявшую у окна дочь.
  - И как же теперь?
  - Мы расстались... Навсегда...
  Неожиданно Мария опустилась перед матерью на колени и, зарывшись лицом в подол ее платья, заплакала.
  - Мамочка, как же мне больно...
  Они плакали обе - одна от отчаяния, другая - от бессилия помочь своей взрослой дочери. Сколько слез пролила она в тишине огромного зала, находясь в квартире у Машеньки и видя, как страдает ее малышка, ее любимая доченька...
  - Чайку попьем? - спросила мать, подняв заплаканное лицо Манечки.
  И они с наслаждением пили совершенно необычный чай - крепкий, ароматный. Таким его мог сделать единственный в мире человек - мама.
  *******
  Мария гладила платье, когда раздался звонок в дверь. С замиранием в сердце подошла к двери и, наклонившись, посмотрела в глазок. Колбышевы!
  - Ой, как здорово, что вы пришли! Мам, познакомься - это мои самые что ни на есть настоящие друзья. Завари, пожалуйста, чай - как ты умеешь...
  Супруги не узнавали Марию - она так изменилась! На лице - ни тени грусти... По комнате порхала, как бабочка - легко и воздушно.
  - И что это Вы тут делаете? - подойдя к гладильной доске, Лидия внимательно осмотрела обновку Марии. - Красивое какое... Давно купила?
  - Да дня три назад. Нравится?
  - Еще бы - не то слово! Будешь самой красивой учительницей...
  - Буду, буду, Лидочка! Михаил Васильевич, Вы чего как неродной стоите - проходите!
  - Да нет... Мне кажется - я тут лишний. Пойду... С выходом Вас и - удачи!
  - И даже чаю не попьете? Такого вкусного нигде нет!
  - Не уговаривайте, а то возьму и соглашусь! - улыбаясь, ответил он и закрыл за собой дверь. Подруги прошли на кухню, где вовсю хлопотала Вера.
  - Ну, девчата, и я мешать не буду... Секретов у вас на миллион. Чаевничайте на здоровье!
  - Спасибо, мамочка, - за понимание!
  Оставшись вдвоем, женщины, попив чая, долго разговаривали - душевно и откровенно.
  - Планы на сегодня какие?
  - Сначала - к Игорю, потом - к его лечащему врачу, а потом... А потом до деда хочу дойти - помириться с ним надо.
  - Со Степаном все окей?
  - Все хорошо... Дай Бог каждый день так. Прогуляться не желаешь?
  - Слушай, у меня белье замочено... Давай в следующий раз... Лады?
  - Лады!
  ... Присев на кушетку, Мария зарыла глаза и бессильно опустила руки - устала от ходьбы по заснеженной улице в тридцатиградусный мороз. Потерла щеки - не обморозила? Румянец заливал ее щеки, обветренные губы едва шевелились. Увидев подходившего сына, заулыбалась. Нет ничего роднее его лица...
  Многое передумал мальчик, находясь в стенах больницы. Он понял, что мать с отцом - разные, далекие люди, что живут они вместе только ради них, своих детей; что в жизни часто бывает так, что люди сходятся по ошибке, о которой жалеют потом всю жизнь. Слова тети Веры больно ранили его сердце - какая она сумасшедшая, его мать? Слова не доходили до его сердца, он отказывался в них верить...
  - Мам, ты с отцом помирилась?
  - Конечно, милый...
  - Ты насовсем вернулась?
  - Игорь, ты что - я никуда от вас не уходила...
  - А тетя Вера... - Мария прикрыла его рот рукой.
  - Малыш, не будем об этом. Я с тобой. Все хорошо...
  - Навсегда? - Слезы покатились из глаз мальчика. - Я не хочу, чтобы вы расстались...
  Он вдруг возненавидел и Веру, и Митю - зачем они хотели разлучить его с матерью?
  Взглянув в лицо, испугался - в огромных небесных глазах матери застыли боль и страдание, синие губы прыгали, от гнева трепетали ноздри. Не смея больше сдерживать чувства, мальчик прильнул к матери - он так любил ее! Она всегда казалась ему царицей - доброй и ласковой...
  "Как было бы здорово забыть все одним махом!" - подумала Мария, обнимая сына. Подняв его личико, улыбнулась какой-то неожиданной, искрящейся улыбкой. От этого у бедного мальчика тревожно забилось сердце... Господи, как же не хотелось ему разлучаться с матерью! Хотелось смотреть и смотреть на нее, слышать родной голос. Его окликнули - пора на укол! Мария встала. Ее слегка вьющиеся волосы выбились из-под шали, лицо снова озарилось искренней улыбкой.
  - Ушастик мой... Слушайся доктора... И береги брата - вы ведь одной крови... - с трудом проглотив подкатившийся ком, уткнулась в худенькую грудь сына. - Не провожай меня... Просто погляди мне вслед... - и, крепко обняв, поцеловала его. Пошла. Боже, как она шла! Спокойно, величаво, гордо подняв голову - словно не земная женщина, а царица или всем известная личность. Игорь смотрел ей вслед до тех пор, пока за ней не закрылась входная дверь.
  "Ах, Игорь, Игорь... - рассуждала Мария, неторопливой походкой шагая по улице с глазами, полными слез. - Я верю: когда ты станешь взрослым, когда к тебе придет жизненный опыт, ты поймешь меня и простишь..."
  Совсем близко раздались шаги. Оглянулась - Ринат! Он заметил ее покрасневшие пальцы и не удержался: взял их в свои руки и стал согревать своим дыханием.
  - Ты следил за мной?
  - Каждый день!
  - Милый... - в ее голосе было столько трогательной искренности, что он еле сдержался, чтобы не обнять ее на глазах у прохожих. - Не ходи за мной. Просто посмотри вслед... И запомни такой, какой видишь...
  Ринат молчал. Он не мог ничего сказать против. На иссине-черном небе горели первые звездочки, и на кружева крон деревьев уверенно садился золотистый рогатый месяц. Тянуло холодом. Морозом дышал северный ветер.
  - Что случилось? - обеспокоенно спросил Ринат. - Почему ты запретила давать номер больницы? Я чего только ни передумал!
  На до боли знакомый голос она не обернулась. Выпрямившись и подобрав под пуховый платок прилипшие к мокрому лицу волосы, медленно побрела - ее голова была полна другими мыслями, другими, известными только ей, планами. Она гнала прочь все, что было связано с именем этого человека, но любовь затаилась в ее сердце, напоминая о себе невообразимой тоской и готовая вот-вот вспыхнуть с новой силой. Мария боялась этого. Считала это страшным грехом, из-за которого страдает теперь ее любимый первенец. С отчаянием вглядываясь в непроглядную тьму только что вступившей на землю ночи, подошла к знакомой калитке. Ощутив боль в сердце, постояла несколько минут, вдыхая крепкий морозный воздух, и вошла. Дед бросил равнодушный взгляд в ее сторону. Он не узнал Марию. Она же восприняла его жест по-другому: узнал, но не захотел показать этого - зачем ему сумасшедшая? Стало горько, обидно. Гордо подняв голову, не глядя на свекра, прошла мимо него плавной походкой - не прошла, проплыла лебедушкой. Сколько же готова была она высказать тому, чье проклятье сделало свое дело! Но, собрав все силы, переборов горечь и обиду, звонко заговорила - совсем не так, как планировала.
  - Я, может быть, не самой лучшей женой и снохой была - простите меня. - Она дрожала, слезы катились по бледному лицу, и в тот момент, когда старик участливо спросил, что случилось, она, уронив голову на стол, забилась в истерике, плача и крича:
  - Прошу Вас - простите меня! Мне нужно это!
  - Да прощаю я тебя! Ступай вон! - взвизгнул дед и удалился.
  Мария встала и, пошатываясь, на секунды останавливаясь, чтобы глотнуть свежего воздуха, вышла в улицу. Как же ей хотелось видеть ослепительно искрящийся снег, голубое, как в Венеции, небо и солнце - жаркое, обжигающее своими лучами! Но ничего этого не было - был леденящий холод и пустота. Со всех сторон лаяли псы, где-то от порывов бешеного ветра скрипели двери. Женщина шла, неторопливо передвигая ноги. Неожиданно в памяти всплыл образ родителей, и Мария подумала, что все светлое, что было в ее жизни, связано с ними, только с ними: и ласки, и теплые объятия, и неподдельный интерес к делам дочерей. Они дали ей все, что могли дать родители. Вспомнила отца: в чем только душа держится - ноги, руки сухие, шея, как у мальчугана - пальцами обхватить можно; рубаха вечно колом висит. Зато голос! Сильный, богатый! На сердце женщины потеплело, когда вспомнила о матери - она здесь, совсем рядом! Как же хочется вдыхать аромат ее ладоней - он всегда разный: то с привкусом яблок и корицы, то горьковато-полынный или приторно-сладкий. "Бедная мамочка... Как ты там без меня? Потеряла, наверное..."
  
  Глава двадцать первая
  
  "Странно - завтра Машеньке на работу, - думала Вера, лежа на диване, - а к урокам она не готовится... Раньше, бывало, составляла планы, писала конспекты, карточки готовила..." Встав, она стала ходить по залу. В нем не было ничего лишнего: письменный стол, диван, шкаф с одеждой, шкаф с книгами. На стене - большая фотография - дочь с любимым классом. Мать попыталась представить завтрашний урок Марии. Вот она входит в свой кабинет. Входит с радостью, с желанием вести урок так, чтобы не было скучающих глаз, равнодушных учеников....
  Хлопнула дверь - наконец-то!
  - Манечка, ты с ума сошла! Посмотри, который час!
  - Все хорошо, не беспокойся, пожалуйста. - Подошла и, прижавшись к щеке, глубоко вдохнула. - Мамочка, как же ты чудесно пахнешь... Опять стряпала?
  - А как же? Завтра Степан придет - откармливать надо! Да и Виталька не прочь полакомиться...
  - Спит?
  Подошла к сыну, наклонилась - как же он похож на нее! Представила его взрослым: он будет широкоплечим, высоким, как ее отец, и обязательно с такими же волосами, как у нее... В носу защекотало, запершило в горле.
  - Чай будешь?
  - Нет, мамочка, спасибо. Посмотри, какое звездное небо! - Мария стояла в спальне у расшторенного окна и смотрела вдаль. - Вот я и свободная... - еле слышно прошептала она.
  Вера смотрела на дочь удивленно - красавица! Умный, открытый лоб не портила даже морщинка. И почему она раньше не видела ее таких прекрасных глаз? Душевные переживания сделали их глубокими. "Будь я мужчиной - погибла бы от одного только взгляда..." Продолжая наблюдать проницательными глазами, отметила необычное спокойствие дочери. О чем она думает? Мария вдруг повернулась, сказав:
  - Все в землю лягут, все прахом будет...
  - Ты о чем это, дочь? Глупости какие-то говоришь...
  - Жизнь необыкновенно хороша - не правда ли, мамочка? Пожалуй, я пойду спать - и ты ступай - завтра будет трудный день...
  - Говоришь какими-то загадками... Спокойной ночи!
  Бедное материнское сердце - все-то оно чувствует! Вера долго ходила по комнате, ожидая, когда уляжется беспокойство, причиненное словами дочери. Наконец она заставила себя лечь на диван, но успокоиться было не так-то просто. Взволнованная, раскрасневшаяся, с бьющимся сердцем, она подошла к внуку - тот безмятежно спал, подложив кулачок под щеку. Неслышно приблизилась к спальне дочери - оттуда веяло хрустальной тишиной. "Слава Богу - уснула..."
  **********
  Степан заметно волновался. Вытащив из кармана спецовки сигареты, присел. Чувствовал: что-то сегодня не так, на сердце тоска, хоть волком вой. Взглянул на часы - прошло всего полсмены, и впереди - самый тяжелый в забое участок.
  - Василич, отпусти домой - вся душа изболелась! - обратился к мастеру участка.
  - Что - выпить захотелось? Ненадолго же тебя хватило...
  - Отпусти - как человека прошу... Тяжело мне - домой тянет...
  - Знаем мы эти штучки... Работай давай - исключений не будет...
  Опустился на землю. Вытер вспотевшее лицо, осторожно промокнул лысину, аккуратно прикрытую реденькими волосами. Щемящее чувство тревоги возникло еще вчера, когда прощался с женой. Подумал - от переутомления это. Но прошло уже двенадцать часов, а беспокойство не проходило. Запрокинув голову, взглянул на мастера - тот словно забыл о его существовании.
  - Сволочь ты!
  - Слушай, я ведь и обидеться могу!
  - Да мне твоя обида... - он жестом показал, как наплевать он хотел на эту самую обиду.
  - Думаешь, все время заступаться за тебя будут? Смотри...
  - Что-о? Кто это за меня заступается? Я сам в ответе за поступки!
  - Оно и видно...
  - Да пошел ты!
  Кое-как дождавшись утра, не умытый, со зловещим видом побежал домой. Остановился только перед дверью. Позвонил - тишина. Еще раз. Не дождавшись ответа, со всей силой стал колотить кулаком в дверь. С заспанными глазами вышла теща.
  - Маринка где? - заорал бешено так и вошел в прихожую, залитую ярким электрическим светом.
  - Тихо ты - спит она...
  Пробежал в спальню - никого. Заглянул на кухню - пусто.
  - Где она? Куда ушла?
  - Да здесь она где-то... - испуганно пролепетала Вера.
  Рванул дверь в ванную - и обомлел: с высоты на него смотрела Мария - с открытыми глазами, слегка улыбаясь.
  - Епт...мать... - дико заорал Степан. - Ты что наделала?! - Схватив жену за колени, слегка приподнял. - Мать, тащи быстрей нож!
  Увидев дочь, висящей в петле, та рухнула на пол, потеряв сознание.
  - Милая моя, потерпи, я сейчас... - трясущимися руками он схватив кинжал, обрезал ремень. Не знал тогда обезумевший от горя Степан, что можно было спасти Машеньку, ведь она, освободившись от петли, выпустила последний вдох - искусственное дыхание вернуло бы ее к жизни - но он не знал. Держа на руках любимое тело, целуя жену в еще теплые губы, он плакал - судорожно и неутешно. Очнулся от водички, что вылилась из Машеньки, намочив его брюки в коленях - то вытекла ее последняя моча. Все - за этим начиналась новая жизнь ее бренного тела.
  **********
  С быстротой молнии облетела поселок весть о самоубийстве Машеньки. Родственники были в полном шоке - никто никогда не слышал от нее, что она не хочет жить. Даже наедине с матерью Мария не позволяла себе говорить ничего подобного. Никакой записки или письма она не оставила.
  ... Машенька лежала в гробу с бумажным венчиком на восковом лбу, сложив на груди худенькие руки, безразличная ко всем поселковским новостям, ко всему тому, что совсем недавно еще называлось земной жизнью. Блики от горящих свечей, словно живые, пробегали иногда по ее неподвижному телу. У гроба в глубоком трауре сидели сестры и постаревшие в одночасье родители. Никто уже не спрашивал у матери, как это произошло - все знали наизусть.
  ... В то роковое утро Мария встала очень рано - нужно было успеть отвести младшего сына в садик. Ласково разговаривая с ним, она часто обнимала и целовала его в щечки.
  - Вот вырастишь - сильный будешь, как твой папка. Любишь его?
  - Любью, любью - балуясь, говорил сын. - И тебя любью - очень!
  Обняв сына, Мария села на диван и спросила:
  - А хочешь, я спою тебе песенку про синичку?
  - Хочу, хочу!
  И она запела - тихо и грустно:
  - Среди кустов черемухи, среди густых ветвей,
  Свила синичка гнездышко и вывела детей,
  Свила синичка гнездышко и вывела детей.
  
  Однажды поздно вечером летит она в дупло,
  Из леса кто-то выстрелил и ранил ей крыло,
  Из леса кто-то выстрелил и ранил ей крыло.
  
  Упала замертво она, головкой шевеля,
  Хотела крылышком взмахнуть, но тихо умерла,
  Хотела крылышком взмахнуть, но тихо умерла.
  
  Прижавшись к матери, сын еле сдерживал слезы. Мария, плача, продолжала:
  "Среди кустов черемухи, среди листвы густой
  Сидят и плачут деточки, ждут мамочку домой,
  Сидят и плачут деточки, ждут мамочку домой...
  
  - Родной мой, самый хороший... Помни - я тебя очень люблю... Слушайся братика - договорились?
  Слезы потоком катились по лицу, губы и руки дрожали.
  - Тебе хоодно, ты замезла?
  - Нет, нет, что ты... Пойдем - маме некогда.
  Было морозное зимнее утро. На лазурном небе ни облачка. По заснеженной улице со скрипом скользили детские санки. Мария-коняшка бежала игривой рысцой, сын-кучер в длинном зимнем пальто понукал коня:
  - Быст-ей, быст-ей!
  Так, играя и смеясь, добрались они до садика.
  - Поцелуй меня, мой сладкий... Беги, беги, мой хороший...
  
  - Манечка, о чем задумалась? - спросила Вера, когда дочь, вернувшись из садика, села возле батарее отогреть замерзшие руки. - Не выспалась? Походя вон спишь... - Мария, прикрыв глаза, вздохнула.
  - Чайку попьем?
  - Попьем!
  Мать видела: настроения у дочери не было, но надоедать с вопросами не стала - надо будет - сама расскажет.
  - Может, приляжешь? До Степки-то еще часа полтора...
  - И вправду, мамочка, пойду посплю. И ты иди - тоже, поди, не выспалась...
  Прошло некоторое время, и Вера услышала, как что-то звякнуло. "Вот беспокойная душа - уже встала, - подумала она о Машеньке. - Завтрак, наверное, мужу разогревает..." - и повернулась на другой бок.
  Ах, Вера, Вера... Если бы ты знала, что в эту минуту делала твоя дочь! Если бы ты знала... А Мария, войдя в спальню и найдя детский ремешок от школьных брюк Игоря, готовила себе петлю, ни о чем не сожалея и ни о ком уже не думая...
  
  Глава двадцать вторая
  
  - Почему она не сделала это ночью, когда Виталька спал? Странно как-то - за несколько минут до прихода Степки... Что она хотела этим сказать? - спрашивала Людмила, глядя на родственников, расположившихся у гроба. Вопрос остался без ответа. Мать тяжело дышала - с глубокими вздохами. Ее полноватое тело давно утратило гибкость, и она почти не отходила от покойницы, стараясь скрыть от всех, особенно от бывшего мужа, свою неуклюжую походку. Взглянув на Николая, обратила внимание на костлявые руки, обтянутые прозрачной кожей. Как же сильно постарел ее муж! Кто-то вошел в квартиру, и сразу почувствовался запах множества цветов. Оторвав взгляд от дорогого сердцу образа, увидели учителей во главе с директором школы. Женщины, одетые в черные одежды, смотрели на Марину Николаевну с ужасом - совсем недавно они видели ее живой, цветущей, счастливой. Директор, отделившись от толпы, подошел к Вере и, наклонившись, положил руку на плечо.
  - Наши глубокие соболезнования... - Открыв рот, мать завыла. - все вздрогнули.
  Сестры шмыгали носом, едва сдерживая плач. Слезы катились по щекам, подбородку - их трудно было удержать. Директор кого-то искал глазами - все поняли: Степана.
  - Не трогайте его - он в спальне. Не хочет смотреть на нее в гробу... - громко сказал Николай, и все поддержали его.
  - Мы выбрали хорошее место для могилы - думаю, вам всем понравится. - продолжал Юрий Андреевич (так звали директора школы); заказали обед в столовой на 100 человек и шесть автобусов. Спиртного достаточно.
  - Папка, ты куда?
  - Как куда? За деньгами! Сколько нужно? - обратился он к директору.
  - Не беспокойтесь, пожалуйста. Организацию похорон взяла на себя школа и шахта - Марина Николаевна заслужила этого... - Невозможно было сдержать эмоции - все заголосили. - И еще. Не обижайтесь, что мы не даем вам похоронить ее в Коркино - здесь могилка не будет забыта, постоянно будут приходить родители, ученики, коллеги. Это их просьба. - Услышав раздавшийся со стороны двери шепот - обернулся и сделал запрещающий жест - снова стало тихо. - Дети уже подходят - терпению их пришел конец...
  Татьяна вдруг вспомнила диалог с кондуктором, когда, получив телеграмму, ехала в автобусе на похороны сестры. Та долго смотрела на нее, потом, решившись, спросила:
  - Скажите, у Вас в Красногорске есть сестра?
  - Да.
  - Учительница? Мариной Николаевной зовут?
  - Да. А что?
  - Она у ребенка моего классным руководителем была... Замечательная женщина! Дети так расстроены, девчонки обовшивились...
  Что могла ответить она совершенно незнакомому человеку? Ничего! Заплакала, отвернувшись к окну. Она всегда знала, что похожа на сестру. Теперь ее нет. Никогда не будет! Она никогда не войдет в школу и не скажет: Доброе утро!" Она никогда не увидит своих детей и не узнает, какими они стали и что пережили после ее смерти... Хотелось выскочить из автобуса и упасть в сугроб - чтобы забыться... Но разве можно забыть ту, что всегда была душой компании, ту, которую все любили? "Господи, как жить дальше? Неужели она сделала это из-за НЕГО? Выгоню! Выгоню, как нашкодившего кота!!! Она любила Его, а он? Просто так, наверное, был с ней..."
  - Та-ань, ты где? Не слышишь, что ли? За Игорем сходи!
  - Не надо! - ответил кто-то. Повернули головы - Вера с Митей стояли, прислонившись к стенке. - Мы сходим... Его подготовить надо...
  Как же не хотелось доверять им! Мария не очень откровенничала с ними... Она недолюбливала всех старших Егошиных - но об этом ведь не скажешь в открытую здесь, где много чужих людей!
  **********
  Игорь, радостный и счастливый, выскочил в коридор в надежде увидеть своих родителей, но их нигде не было. Посмотрев по сторонам, увидел машущую руку - это давали знать о себе Митя с Верой. Неохотно передвигая ноги, пошел. Сердце билось, как у раненого птенчика. Настроения никакого.
  - Здрасьте! - сказал и сел на лавочку. - А мама с папой где? Почему они не пришли?
  Супруги переглянулись. Нелегко было мальчику сообщить тревожную весть.
  - Игорек... - издалека начала Вера. - Помнишь, мы говорили тебе, что мама больна?
  - Вы опять? - вскочил, готовый защитить самого дорогого на свете человека. - Я не верю вам! Она нормальная - я видел!
  - Игорь, давай поговорим по-мужски - ты ведь уже большой, многое понимаешь... - подхватил диалог Дмитрий. - С головой у нее проблемы...
  - Неправда, мама нормальная! О ней писали в газетах, ее любили все, только вы... Только вы... - он не мог уже больше говорить. Закрыв лицо руками, оперся на колени - так часто делал его отец - и заплакал, не стыдясь нахлынувших слез.
  - Не плачь... Что поделать... Не пожалела вас... Это от сумасшествия...
  Было невыносимо слушать этот бред. Вспомнил прощальные слова матери - "Не провожай меня - погляди только вслед..." Худенькое тельце его содрогнулось от вновь подступивших слез - заплакал горько, взахлеб...
  Немного успокоившись, грустно спросил:
  - Как она... - язык не поворачивался задать вопрос до конца.
  - Не будем об этом... Собирайся - пойдем домой.
  А в это время на квартире у Машеньки было настоящее паломничество. Люди, желавшие отдать последний долг усопшей, шли и шли, неся живые цветы, венки необычных форм и размеров. Молча глотали слезы, глядя на когда-то веселую, никогда не унывающую учительницу. Невольно вспоминались слова, сказанные в ссоре со Степаном: "Я умру - обо мне хоть ученики будут помнить..." Как в воду смотрела.
  - Все - я больше не могу... - шепотом произнесла Анна. До этого момента она сидела молча, наблюдая за всем, что происходило у гроба. Ей хотелось спрятаться, исчезнуть от лежащих в нем живых цветов, принесенных друзьями и родственниками сестры; от предстоящего мучительного ожидания минуты расставания с той, которая ушла в мир иной так и не помирившись с ней. Хотелось уединиться, чтобы напиться и позабыть весь этот кошмар. Сейчас, как никогда, она сознавала свою вину перед покойной. "Маринка, прости меня! - кричала ее душа. - Ты так нуждалась в любви, а я не понимала..." Она смотрела на сестру, и ей казалось, что та слышит ее, шевелит губами, пытаясь что-то объяснить.
  - Смотри, смотри... - вытерев смятым платочком слезы, подняла глаза и увидела, как толпа расступилась, уступив место вошедшему.
  - Это Он? - нетерпеливо спросила Татьяна.
  Кивнув, Анна, опустив глаза, снова заплакала. Стояла жуткая тишина. Мужчина средних лет, поздоровавшись, снял шапку, и сестры увидели красивые, слегка тронутые сединой волосы. Достав аккуратно сложенный носовой платок, он вытер влажное от снега лицо, промокнул глаза и одиноко встал у стенки, безотрывно глядя в сторону стоявшего гроба. Желание выгнать его у Татьяны пропало - она видела, как тот искренне переживал утрату: постоянно вздыхал, то и дело прикладывая к глазам платочек. Весь его вид говорил: "Я здесь - ты слышишь меня? Люблю тебя, и буду плакать, горевать по тебе... Буду молиться о тебе, моя милая..."
  Долго стоял он так - растерянный и потрясенный, а потом молча, не попрощавшись, вышел. В памяти Анны промелькнул образ сестры, обезумевшие от счастья ее лучистые глаза и слова о мужчинах: "Одно дело - справить свою нужду и отвернуться к стенке, и другое - даже после интимной близости обнимать, целовать еще крепче..."
  "Счастливая ты была, Маринка... - подумала Анна. - И мужики всегда у тебя были достойные..."
  А между тем наступал уже вечер, и народу в комнате поубавилось - все понимали: родным нужно побыть с умершей наедине. Татьяна прижималась к старшей сестре - она всегда боялась покойников и сейчас была в ужасе от того, что предстояло провести ночь у гроба родной сестры. Когда-то, очень давно, она читала, что в такие ночи часто раздается стук - это душа покойного прощается со всеми, кто окружал его в земной жизни. Выходить на улицу, открывать двери или форточку нельзя, иначе покойник заберет с собой. Кто-то на плечо положил руку - испугавшись, вздрогнула, оглянулась: Митя приглашал к столу - они с женой приготовили ужин и привезли его сюда.
  - Поешьте, а я пока посижу с ней - предложил он, усаживаясь на табурет у самого изголовья Машеньки. С трудом встав на онемевшие от долгой неподвижности ноги, все, кроме Людмилы, пошли на кухню.
  - Ты чего? - спросила Анна. - Пошли, ждут же!
  Неохотно поднявшись, пробурчала:
  - Не хочу есть из их рук! Не доверяю!
  - Ну хоть просто посиди - неудобно как-то.
  Тетка Мария тащила Игоря в ванную - тот упирался, крича что-то невразумительное.
  - Отстаньте от него! - крикнула Людмила. - Зачем Вы с ним так?
  - Умыть надо... Чтобы не переживал... По матери чтобы не скучал...
  - Умоете так, что он и не вспомнит про нее! - сказав, пошла спасать племянника, но было уже поздно: приготовленную в кружке воду тетка выплеснула на лицо плачущего мальчика.
  - Все расселись? - спросила Вера, Митина жена.
  - А где Степан?
  - У соседей он - спит... Бабка и его умыла - чтобы на кладбище не бегал.
  Вот это да! Никто не ожидал такой прыти от старой бабки Маруси - и когда только успела приготовить свою "спасительную" водичку?!
  - Ешьте, ешьте! - навяливала еду Вера. - Все свое, натуральное.
  Людмила, посмотрев на ложку, сморщилась - по ней проходила едва заметная нить. Волос! Сделав так, чтобы ложка упала, наклонилась под стол.
  - Люся, что там у тебя? Давай поменяю! - дала другую, и снова с волосом. "Нет, я такое есть не буду... Правильно сестра говорила - доверять им нельзя..." Зато все остальные уплетали за обе щеки - вкусная, ароматная, еда никого не оставила равнодушным ...
  **********
  Был морозный январский день. Один из тех дней, когда повсюду - на ветвях деревьев, на проводах и даже на заборах - появляется изморозь. Все преображается и становится похожим на чудесную сказку, в которую можно окунуться только ранним утром, когда солнце, далекое и холодное, еще не успело подняться над землей...
   Невесело было в квартире у Машеньки, где лежало ее тело, слегка тронутое первыми признаками разложения. По-прежнему у гроба сидели убитые горем родственники - никогда прежде не хоронили они столь близкого человека. Боком ощущая тепло, исходившее от рядом сидевшей Людмилы, мать, прикрыв распухшие глаза, вспоминала последние дни, проведенные с дочерью, спрашивая себя, вправе ли она была так настойчиво просить ее сохранить брак со Степаном. Она даже пыталась представить, что было бы, если бы та жила с другим мужчиной... Перед глазами возникли образы Игоря и Витальки - бедные, бедные дети, привыкшие чувствовать, как та, закончив проверку тетрадей, тихонько входила в комнату, подтыкала им одеяла, целуя каждого то в макушку, то в руки, то в горячие губы - как теперь они будут без матери? Вспомнила, как переживала дочь за старшего сына - тот был подавлен страшным словом "развод".
  - Мать, ты как? - держишься? - Николай, усаживаясь рядом, положил свои шершавые руки на ее - мягкие и теплые. - Не казни себя - видно, так Богу угодно... - Сам он крепился, не плакал. Только на одном месте сидеть не мог...
  - Разойдитесь, разойдитесь - раздались чьи-то голоса, и все увидели огромный красивый венок - он был такой большой, что едва поместился в простенке рядом со своими друзьями - такими же, как он, красивыми, но маленькими - меньше его в разы. Сестры, приложив платочек к глазам, надрывно заплакали - сдерживать себя уже не было сил.
  - От кого это? - спросила Татьяна.
  - От школы - не видишь, что ли? - недовольно прошептала Анна. - Какие молодцы!
  - И директор молодец - ни одной копейки не взял. Сколько спиртного - видела? И на девять, и на сорок дней хватит.
  С улицы донеслись рокочущие звуки - это во двор въезжали автобусы. Вера, упав на грудь дочери, запричитала. Ее поддержали другие. Комната была переполнена людьми. Одни держали венки, готовые по команде двинуться вперед, другие - подходили к гробу, чтобы увидеть ту, ради которой устроены такие пышные похороны.
  - Выходите! - тихо, почти шепотом, скомандовал кто-то, и живая гирлянда из цветов переступила порог квартиры; за ней - плавно поплыли венки. Господи, откуда столько народу? Люди шли и шли - их не держал лютый мороз и северный колючий ветер. Казалось, никакая непогода не могла остановить их - столь велико было желание проститься с Машенькой. Когда гроб поставили на табуреты у крыльца подъезда, сердце отца не выдержало: он внезапно ослаб и стал заваливаться набок - его подхватили рядом стоявшие родственники из Озерска. Церемония прощания у могилы вызвала слезы у каждого, кто присутствовал на кладбище.
  - Она - волнуясь, говорил Юрий Андреевич, - была удивительным человеком со сложной судьбой. Школа понесла огромную потерю, лишившись мудрого, талантливого педагога. Она была... - отвернувшись в сторону и переведя дыхание, дрогнувшим голосом продолжил: - Она была прекрасным учителем и замечательным воспитателем... - всхлипывая, ученики в знак согласия кивали головами. - Она кропотливо создавала уютный микроклимат в коллективе, в котором каждый был значим и любим ею... Она пробыла с нами недолго, а любви и тепла оставила больше, чем на одну жизнь...
  Вы навсегда в наших сердцах, Марина Николаевна... Светлая Вам память!
  
  Глава двадцать третья
  
  Вот и наступила пора, мой дорогой читатель, поставить точку во всей этой истории с Машенькой. Не скрою - писать было чрезвычайно тяжело, ведь я писала о своей сестре, которая была для меня если не идеалом, то самым светлым человечком в моей жизни. Прошло сорок лет со дня ее смерти. Как и тогда, в конце семидесятых, боль не исчезла - она притупилась, затаившись на дне души. Давно умерли родители. Так и не помирившись, они любили друг друга на расстоянии. Похоронены в одной могиле (это была их просьба) в Коркино, куда ежегодно приезжаю я со своей семьей почтить их память. Самая младшая в семье, я пережила всех своих сестер, и теперь, оставшись одна, общаюсь со своими племянниками - их детьми. Мы так и не узнали причину, из-за которой Машенька решилась на такой отчаянный шаг. При вскрытии ее тела анатомопатологи были удивлены, не найдя спиртного в ее организме. Единственное, о чем мы жалели всегда, так это то, что разрешили похоронить сестру в Красногорске... Предвкушая вопрос, скажу: из двух сыновей Марии в живых только старший - Игорь. Младший умер - его убили в двадцатилетнем возрасте (с тех пор мы верим, что высокий лоб - примета не из хороших). Игорь женился на чудесной женщине, которая стала ему опорой во всей его нелегкой жизни. Вырастил двух разнополых детей - дочку назвал Марией. Нет, нет, не в честь матери - в честь тещи. До поры до времени он и не знал, что мать его изначально была Машенькой, что Марина - ее второе имя. Дочь его пошла по стопам бабушки со стороны отца - стала преподавателем начальных классов с уклоном немецкого языка. Игорь... Тяжело говорить о нем. Трудно поверить, что он, любимый сын нашей сестры, не бывает на могиле у матери. Впрочем, судить его не нам... Вся жизнь наша после смерти Марии изменилась. С ужасом вспоминали мы тот день, когда тетка умыла внука и племянника - не потому ли Степан сразу сошелся с Катей, не дождавшись сорокового дня? Не потому ли Игорь, не помня даты смерти своей матери, женился в годовщину ее смерти? Не потому ли нас всех, имеющих отношение к родословной Овчинниковых, долгое время преследовали неудачи? Вечером после похорон отец крепко поругался с племянником из Озерска. У Марии, двоюродной сестры из Озерска, муж влюбился в родную ее сестру... Это было нечто - с трудом удалось сохранить семейные отношения. В этот же вечер Анну сильно избил муж - до неузнаваемости... А у меня через определенный срок умерла новорожденная девочка - совпадения? Никогда не поверю в это! Тогда не пострадала только Людмила, за которую мы больше всего переживали - спас отказ от еды? Стоит крепко подумать... Через некоторое время, получив путевку в санаторий, она познакомилась с молдованкой, которая, будучи не зная ничего, сказала, что всем нам было сделано. Тогда мы не очень поверили в это - были воспитаны совсем по-другому. Но со временем наши представления изменились. Ладан, который посоветовала молдаванка положить над дверью, сделал свое дело: все вернулось к тому, кто желал нам зла: разошлись Вера с Митей; дед с теткой умирали в разное время очень трудно и долго - пришлось делать в потолке дыру; сошла с ума сестра Степана, впоследствии ее нашли убитой на кладбище. Грустно и больно от всего этого, но такова реалия, к которой мы не имели никакого отношения...
  
  Выражаю огромную благодарность тем, кто случайно или по необходимости зашел на мой сайт и прочел повесть. Счастья вам всем, мои дорогие читатели, душевной гармонии и процветания.
  Навсегда ваша Татьяна Николаевна.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"