Мизухара Кристина : другие произведения.

Полный привод, или Километры вдоль нормальности. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жаклин Рочестер врач из Оксфорда (GB) двадцать шесть лет, замужем, влюбляется в восемнадцатилетнего студента, мальчика прекрасного как сама любовь Александра МакЛарена из Глазго (GB). Влюбляется с первого взгляда и - в бесконечность. Восемь лет разницы в пользу женщины. Мужчине восемнадцать и у него есть мечта. Женщине двадцать шесть и её мечта - восемнадцатилетний мужчина. Плюс толпа родни и собака. Что из этого получится? Посмотрим.
  Полный привод,
  или
  Километры вдоль нормальности.
  
  Норма - установленная мера, правило
  или положение, общепринятый
  порядок, положенное количество
  чего-либо.
  
  Глава 1. Отъезд.
  
  Наш Федя с детства связан был с землею
  Домой таскал и щебень и гранит...
  Однажды он домой принес такое,
  Что мама с папой плакали навзрыд.
  
  Высоцкий В.С.
  
  Дверца духовки захлопнулась мягко и профессионально, своими звуками напоминая действия ненавязчивого, вышколенного лакея.
  "Пусть постоит, для начала, минут сорок", - подумала Жак о мясе на косточке, которое только что поставила, в двойном экземпляре - одна порция дядюшке Ламу, другая - её мужу Чарльзу, и продолжила дальше готовиться к отъезду.
  
  Она собиралась навестить в Глазго своего единственного кровного родственника Лавалета Фортескью, а для неё просто дядюшку Лама - родного старшего брата своей покойной матери.
  
  Жак была рада этой поездке. Она очень давно не видела горячо любимого дядюшку, который содержал и растил её сам с девяти лет, после того, как родители Жак - его родная сестра с мужем, погибли в автомобильной катастрофе.
  Мистер Фортескью был археологом. Серьёзным археологом. И стал он таковым, как и положено среди серьёзных археологов, полностью посвятив себя своему ремеслу, своей науке, периодически закапываясь по макушку или в пески Среднего Востока, или каменистый ил близ Чокекирао.
  
  Дядюшка Лам никогда не был женат - ему не удалось встретить спутницу жизни среди коллег или женщину, которая согласилась бы, по доброй воле, жить всю жизнь в палатках, готовить на керосинке или костре, принимать душ только при счастливом стечении всех обстоятельств и занять очередь за порцией внимания дядюшки Лама сразу после его незабвенной археологии и простоять там всю свою жизнь. И, как следствие, детей у старика тоже не имелось.
  
  Практически вплоть до последнего времени, когда возраст дядюшки приблизился к тому самому нежному периоду "зашисят", археолог колесил по Миру в поисках того, что еще не откопали, не опознали или, что уже откопали, но, опознав, опять закопали от греха подальше. Он самозабвенно рыл всё, что ему разрешали рыть, и разбирал на фракции различной величины и формы всё, что разбиралось, а что не разбиралось, складировал у себя в лаборатории и в своей квартире в Глазго, как запасливая белка у себя в дупле. Но последние года 3-4, когда силы стали подводить старого матёрого ищейку, он вдруг понял, что уже устал. Он был настолько поглощён своим занятием и доволен своей участью, что, вдруг поняв, что уже не в силах справляться с походными условиями и будучи уже не так заинтересован в постоянных поисках, страшно удивился. Как это так, всю жизнь справлялся, и всё время что-то выискивал, и вдруг - устал.
  
  Когда первое удивление прошло, ещё некоторое время мистер Фортескью пытался бороться, как человек, который боится остаться не у дел после долгого пребывания в авангарде. Он дрался сам с собой как лев за то, что он ещё ого-го, и наравне с остальными его коллегами (которые, справедливости ради, нужно сказать, не все были намного моложе своего куратора) может весь день под палящим солнцем или в промозглом влажном холоде на коленках ползать вдоль и поперёк по грунту внутри предполагаемого бывшего жилища предполагаемых бывших древних арамеев, но всё больше и больше убеждался в том, что он, скорее всего, для своих коллег и учеников уже больше обуза, нежели помощник. А вот в том, что они не в состоянии без его помощи отличить обычный гладкий булыжник с берега моря от аккуратно отшлифованного, не исключено, что рукой человека, шара правильной формы, он давным-давно убеждал себя сам, и эти его убеждения не имели ничего общего с реальным положением дел.
  
  И тогда он смирился. Он был всё-таки умным, этот дядюшка Лам.
  
  Закончив последние раскопки каких-то древних поселений каких-то древних племён в Монголии, дядюшка не стал, как планировал, отправляться в центральную Америку, в Панаму, для того, чтобы поковыряться в ещё более древних поселениях еще более древних индейцев куна, а оставил все дела и все свои планы, и отправился в свою квартиру в Глазго, которая пылилась без него на протяжении последних года-двух, и в которой за столько лет он наскладировал столько претендентов на артефакты, что его жилище, как место раскопок, своим потенциалом могло бы посрамить площадь возле Форума в Риме, где дядюшкины коллеги роют уже около ста лет.
  
  В свою берлогу в Глазго мистер Фортескью приезжал, чтобы обработать материал, немного отдохнуть и разработать следующий маршрут. Это была его родная квартира. Он купил её на собственные деньги, ещё будучи довольно молодым мужчиной, для того, чтобы жить поближе к Институту исторических наук и археологическому центру университета Глазго, который активнее других университетов по Миру занимался исследованием археологии мировых сражений, актуальных в то время для Ламберта Фортескью.
  
  Проколесив по планете с дядюшкой с малых лет, Жаклин, тем не менее, умудрялась неплохо учиться, то там, то сям - помогали способности, явно выше средних. Когда у дядюшки заканчивались полевые работы, и он оседал там, где ему было удобно обрабатывать собранный материал (обычно это были большие города с их авторитетными Университетами), Жак шла в школу в этом же месте. Это были и Штаты, и Великобритания, и Франция. Общаясь со многими коллегами её дяди из разных стран по многу месяцев подряд, девочка довольно бегло научилась разговаривать на французском и испанском языках. И ещё немного на немецком. Лингвистика ей всегда давались легко - когда они с дядюшкой прибывали, допустим, в Марокко, Жак, пару недель послушав местное наречие, всё время звучавшее вокруг них, начинала понемногу изъясняться на этом языке и позже иногда уже даже служила переводчиком для всей команды.
  Иногда, изучая школьные предметы самостоятельно, во время каникул или учебного года, девочка сдавала экзамены экстерном. Да она, в принципе, была готова на всё, только бы дядюшка больше не отправлял её в закрытую школу в Дэрби, как он сделал это в первые два года своего опекунства, когда, немного испугавшись свалившейся на него ответственности за маленькую девочку, перепоручил её воспитателям-профессионалам в частной школе для девочек в Дэрби, графство Дэрбишир в Англии.
  
  Профессионалы профессионально справились со своей работой - уже после года пребывания в этой школе девочка ненавидела их, школу, все школьные предметы во главе с математикой, Дэрби и весь Дэрбишир в придачу. Подождав ещё год - может, ребёнок всё-таки привыкнет и образумится - дядюшка забрал Жаклин с собой, и с тех пор разговоров о закрытых частных школах в Дэрби, или где бы то ни было еще в Мире, у них не заводилось.
  
  Когда наступило время Жак выбирать профессию и учиться дальше, она поступила в медицинскую школу в Лондоне, в университете Сити, факультет общественного здравоохранения и первичной медицинской помощи. Сначала бакалавриат. А потом и магистратуру. Дядюшка, будучи сам весьма образованным человеком, всячески поощрял стремления и труды племянницы в получении профессии и оплачивал её учебу, тем более, что уже давно убедился в её достаточно высоких умственных способностях и серьёзности подхода к овладению знаниями, которыми она планировала зарабатывать себе на жизнь.
  
  Почему медицина? А почему бы и нет? Жаклин считала медицину довольно выгодной профессией, поскольку эта квалификация неплохо оплачивалась, а её факультет и специализация открывали неплохие горизонты в карьере. И к тому же, помотавшись с дядюшкой по полевым лагерям в различных широтах и климатах, она не хотела иметь работу, сопряженную с некомфортными, антисанитарными условиями труда, ощущая накопившуюся и нереализованную потребность в чистоте, тишине, тепле и уюте.
  
  Что же касается отношений девушки с противоположным полом, то они никак не хотели развиваться по классической схеме: увидела - влюбилась - встретились - переспали - поссорились - помирились или расстались. Меха под огнём огорчений и пессимизма от этого невезения раздували, как водится, подруги. Слушая, как они взахлёб рассказывают об отношениях с мальчиками, о том, как это всё интересно и здорово, Жак им немного завидовала и всё мечтала повторить их подвиг. Девушка хотела хоть раз так же влюбиться, так же потерять голову, отпустить себя именно посредством отношений, именно таким способом, ибо другого она, или попросту не знала, или знала, но они были для неё не приемлемы. Ей хотелось так же взахлёб хвастаться тем, что он ей сказал, и как она ему ответила, и что при этом чувствовала, и прочее и прочее. Но голова упорно не терялась, чего-то большего, кроме как лёгкую симпатию и внутреннее согласие и одобрение, испытывать к мальчикам не получалось и, как следствие, Жак чувствовала себя немного неприкаянной.
  
  И весь трагизм ситуации усугублялся ещё и тем, что периодически она замечала со стороны сильного пола к себе все признаки повышенного внимания, и даже иногда подвергалась ухаживаниям разной степени смелости или наглости, умелости и изощренности, ибо была довольно мила, хоть и не явная красавица - худенькая, среднего роста, с каштановыми волнистыми волосами, глазами приятного цвета шоколада, достаточно тонкими чертами лица, хоть и не совсем правильных форм и рисунков - что называется: "не красавица, но смотреть приятно". Однако же, желания как-то ответить на все эти шаги в её сторону у девушки не возникало, и выдавить из себя что-то большее, чем искреннюю благодарность и извинения по поводу отсутствия взаимности, не получалось.
  
  И, тем не менее, годам к двадцати у Жаклин обнаружились зачатки умения неплохо подать себя при знакомстве и, что ещё более важно, подав, не опустить. Она, с одиннадцати лет общавшаяся с учёными мужами - коллегами и оппонентами дядюшки Лама, обладавшими определённым менталитетом и манерой поведения, приняла на себя всю эту их органику и сохранила умение правильно и разумно себя вести в любом обществе, корректно и, при необходимости, обтекаемо, выражать свои мысли, особенно, если приходилось возражать собеседнику, была довольно близко, не понаслышке, знакома с этикетом поведения в обществе, в котором предполагалось общение в соответствии с этим самым этикетом. Но при всём при этом, она не стала ханжой и, будучи студенткой, могла со своими подругами пойти в паб, выпить там пива и довольно много, могла выкурить сигарету, могла вставить грязное словцо. Но всё это как-то так в барах и оставалось, к самой Жак это не приставало ни коим боком.
  
  Ещё в институте, да и после него, у неё случилась парочка непродолжительных романов, после которых девушка окончательно отчаявшись испытать "то самое", махнула на это всё рукой и приготовилась возвести в ранг жизненной заповеди выражение "не очень-то и хотелось". И именно в это время Жак встретила Чарльза Рочестера.
  
  Дядюшка Лам тогда приехал на какую-то очередную конференцию в Лондон, и Жак, не успев встретить его в аэропорту, пошла сразу к зданию Британского музея, в одном из актовых залов которого и событие и намечалось. Привыкнув к тому, что вход в здание самого музея свободный и бесплатный, Жак и подумать не могла, что в это крыло её не пустят и потребуют или пропуск, или приглашение. Ни того, ни другого у неё не было, и если бы не молодой человек, который, увидев её стоящей у окна с расстроенным лицом, не поинтересовался, в чём дело, и не протянул ей свободное приглашение, она бы никогда не попала к дядюшке Ламу и не познакомилась бы со своим будущим мужем.
  
  Чарльз был историком и преподавал в Оксфорде историю и социологию. Ему исполнилось тридцать и для него это тоже оказался первый брак, что было довольно типично, для современной английской молодёжи. Чарльз показал себя умным, интеллигентным, забавным, зрелым, амбициозным, заинтересованным в семье - короче, подходяще удобным. Он далеко являлся не тем, кто мог, что называется, "снести крышу" двадцати четырёхлетней девушке, но, тем не менее, романтическая составляющая их отношений была, всё-таки, основополагающей.
  Жак так же искренне старалась стать для Чарльз а хорошей, достойной женой после того, как они поженились, и она переехала к нему в Оксфорд, где у он снимал довольно неплохую квартиру - её даже не пришлось менять с присоединением Жак. Свою квартиру в Лондоне, оставшуюся ей от родителей, она, с помощью дядюшки Лама, сдавала через агенство.
  
  По приезде в Оксфорд, новоиспечённой жене не составило большого труда устроиться в больницу имени Черчилля, доктором в приемный покой.
  
  Итак, по большому счёту, к поездке всё уже давно было продумано и прикинуто - что взять с собой из вещей, что оставить Чарльз у из еды, что купить в подарок для дядюшки Лама - это, конечно же, была бутылка отличного Teacher"s, что привезти потом в подарок Чарльз у - это, конечно же, бутылка хорошего Banff. Также ещё была целая посылка для дядюшки от лаборатории при Музее естествознания в Лондоне. Её Жак не открывала, и что там внутри, не имела ни малейшего понятия. Во-первых, знала не понаслышке, как могут быть хрупки и уязвимы предметы, которые археологи посылают негласно друг другу, минуя доставку почты Её Величества, и как можно легко разрушить то, что не разрушили века времени. А во-вторых, как потом трудно правильно уложить всё это, щадимое временем и тобою богатство так, чтобы неожиданности в дороге были к нему столь же благосклонны.
  
  Было утро. Вторник. Пятнадцатое августа. Жак только что попрощалась с Чарльзом, проводив его на работу. Поставила замаринованное мясо в духовку и приступила к окончанию сборов. Такси прибыло в одиннадцать. Девушка ехала с пересадкой на поезде через Бирмингем. Упаковав поджарившееся мясо в фольгу и в корзину для пикников, посылку для дядюшки - в пластиковый чемодан, переложив её своими летними вещами, Жак захлопнула за собой дверь и с лёгкой душой отправилась в поездку.
  Скорый поезд из Лондона, на который девушка села в Бирмингеме, домчал её за три часа в Глазго. Всю дорогу Жаклин думала о дядюшке Ламе и своих родителях, периодически вспоминая себя в детстве. Всё дело в том, что как только опекун окончательно и бесповоротно обосновался в Глазго, он успел сделать одну вещь - жениться. И племянница этому несказанно обрадовалась.
  
  А дело было вот в чем.
  
  Когда дядюшка оставался одиноким холостяком, ей приходилось не реже чем раз в четыре-шесть месяцев ездить его проведать. Она приезжала, мыла окна, полы, убирала накопившуюся грязь на кухне, пила с дядюшкой чай, справлялась о его здоровье и уезжала. Хоть в дом и приходила женщина из службы помощи университета Глазго раз в неделю - готовила, меняла, стирала постельное бельё и пылесосила, но этого не доставало. Приезжала Жак и отдраивала всё остальное.
  
  Мистер Фортескью женился года полтора назад. Его избранницу звали Эшли. Ей исполнилось пятьдесят два года, и она вместе с подругой содержала небольшое кафе в одной из парковых зон Глазго. У Эшли была уже взрослая дочь по имени Маргарет и двое внуков по имени Брайс и Маркас - четырёх и семи лет отроду соответственно. Всех их Жак уже однажды видела и со всеми ними уже имела удовольствие познакомиться, когда приехала к дядюшке, что называется, на знакомство где-то месяцев восемь назад, и не узнала его квартиру - ту будто приговорили к чистоте.
  Всё было вымыто, вычищено, упорядочено, убрано и спрятано, но тактично, в обход дядюшкиного кабинета, - кабинет был "амнистирован" и "помилован". Племянница к такой картине жилища, где обитал её дядюшка со всеми своими артефактами, крайне не привыкла, ибо, будучи спокойным, покладистым ребёнком, если только дело не касалось частных школ, она никогда не пыталась наводить порядок в доме с такими жильцами. Жак не считала себя вправе корректировать дядюшкины взгляды на быт и комфорт. Да и сам опекун, видимо, считал точно так же. Никто не имеет право подвергать сомнению и, как следствие, переосмысливать его привычки и уклад жизни, поэтому был злой как черт, метал громы и молнии и грозился, что дайте ему только время, и он всё вернёт вспять.
  Но Эшли и, присоединившаяся к ней, Жак успокоили старика, пригрозив, что если он не смирится с тем, что в его квартире теперь хотя бы можно жить, то они "приговорят" и "казнят" и его кабинет, и зачистят, и замоют, и "заубирают" его "до смерти". Старик попыхтел, но увидев своих женщин, порхающих к праздничному столу с блюдами и обратно, и что-то щебечущих друг с другом, растаял и махнул рукой.
  
  Тогда знакомство прошло очень хорошо к удовольствию всех сторон. Эшли оказалась довольно современной, умной женщиной, хоть и выглядела несколько замученной и усталой. Поначалу Жак даже не могла взять в толк, что же привлекло её в дядюшке, который слыл домоседом, непубличным человеком, далёким от бизнеса, политики и социальных течений и веяний. Но потом, поговорив с ней, послушав её суждения о людях и людском, присмотревшись, как она слушает дядюшкины рассказы о работе и его мысли об устройстве различных малых и больших социумов в различные времена в различных точках Земного шара, поняла, что дядюшка нашел еще одного своего преданного почитателя.
  
  Где сейчас находится отец Маргарет - или Марго, как её все называли - Жак, понятное дело, не спрашивала, и ни Эшли, ни Марго о нём ни разу не упоминали. Видимо, воспоминания об этом человеке были не из разряда приятных для матери и дочери, и Жак решила не спрашивать о нём даже у дядюшки Лама.
  
  Таким образом, избавленная от необходимости регулярно проведывать своего родственника и следить за его домом и бытом, девушка целых восемь месяцев, а может быть и больше, не показывалась в Глазго. Более того, и сейчас, будучи в отпуске, выбралась только к его окончанию.
  
  Когда она позвонила мистеру Фортескью и сказала, что приедет, то через некоторое время ей перезвонила Эшли и заинтриговала, что в этот раз в честь её приезда устроит небольшой ужин прямо у себя в кафе. В это заведение Жак ещё ни разу не заглядывала и поэтому почувствовала предвкушение.
  
  Глазго встретил её солнцем и теплом в противовес хмурому сегодня с утра Оксфорду, и в Жаклин еще больше укрепилось предчувствие удачной поездки.
  
  Было около четырёх часов, когда девушка, расплатившись с таксистом, направилась к входной двери дядюшкиной квартиры - половины двухэтажного дома на двух хозяев, типичного для Шотландии - коричневый камень, с черной окантовкой по периметру, с низко расположенными, высокими, узкими окнами за каменным невысоким заборчиком с железной калиткой из прутьев. По всем этим постройкам, включая дом, вились, наверное, все виды лиановых кустарников, встречающихся в этих местах. Всё очень сильно и красиво заросло. А в общем-то, здесь всё оставалось точно так же, как и в её детстве и юности, когда племянница приезжала сюда с дядюшкой и жила здесь с ним по нескольку месяцев, пока он отдыхал и занимался обработкой собранного материала.
  
  Дядюшка встретил её с радостью. Заметно, что соскучился. Жак не стала вручать старику, что называется, с порога, его посылку, и благоразумно умолчала о ней, боясь тут же потерять дядюшку на весь вечер. А потом и еще дня на два.
  
  - Жак, дорогая, как я рад тебя видеть! Как хорошо, что ты снова здесь, со мной! - закричал дядюшка, только лишь распахнув дверь и шагнув за порог, и обнял племянницу. Он пытаясь взять у неё из рук чемодан, но Жак не дала и постаралась быстрее пройти внутрь.
  
  Лавалет Фортескью ростом был не на много выше племянницы, почти весь седой, хоть в молодости он красовался блондином. Всегда довольно мелкие черты его, на самом деле, не самого красивого лица, с годами стали еще более мелкими и невыразительными. Но всю природную невзрачность уравновешивал свет из молодых глаз, который бывает только у умных, увлеченных людей.
  
  Опекун выглядел очень даже не плохо, и девушка надеялась, что так же он себя и чувствовал. Потом, чуть позже, она планировала измерить ему давление несколько раз в течение дня и попросить посмотреть его медицинский журнал. Ожидать нареканий и жалоб на здоровье от дядюшки было бесполезно, поэтому Жаклин, предпочитала ознакомиться с мнением его врачей.
  
  Квартира тоже не разочаровала. Везде прибрано и уютно, как и в прошлый раз. Женская рука чувствовалась здесь очень явственно и повсеместно. В квартире имелось две спальни и комната для гостей на втором этаже, и холл с кухней, кабинетом и большой кладовой - на первом. Большая кладовая, дверь которую переоборудовали для входа прямо в кабинет, а не в коридор, как при покупке, послужила решающим доводом при приобретении квартиры мистером Фортескью - эта кладовка своими размерами была призвана нанести сокрушительный удар заносчивой площади возле бывшего Форума в Риме.
  
  Хозяин хлопотал вокруг своей гостьи, пока та выставляла гостинцы на кухне, и очень обрадовался своему любимому мясу на косточке и бутылке "Teacher"s".
  
  Они поговорили об общих знакомых из Штатов и Франции, которые не забывали мистера Фортескью и периодически позванивали ему, чтобы проконсультироваться или просто узнать, как дела, и часто передавали приветы и его любимой племяннице. Дядюшка рассказал о некоторых студентах Университета в Глазго, диссертации которых он курировал на данный момент. Жак рассказала о Чарльзе и передала дядюшке от своего мужа привет.
  
  - Тебе ведь Эшли говорила, что сегодня у неё в кафе будет вечером ужин в твою честь? - проговорил дядюшка, как только они поделились друг с другом первостепенными новостями. - Так вот. Марго заедет за нами с тобой в шесть. Осталось, кстати, двадцать минут. Я пойду переоденусь. - И поднялся с кресла.
  
  - А я? - заморгала ошарашено Жак. - Мне ведь тоже нужно принять душ и переодеться. - Она поднялась на ноги.
  
  - Да, пожалуйста! - воскликнул гостеприимный хозяин. - Комната для гостей и ванная в твоём распоряжении. Хотя, как по мне, так ты отлично выглядишь. - И ринулся за своими приготовлениям. Для дядюшки, как для археолога, перерывшего половину земного шара, любой человек, включая его самого, не припорошенный трёхсантиметровым слоем земли и пыли, мог смело претендовать на звание "отлично выглядящего" и преспокойно отправляться, да хоть на приём к самой Елизавете.
  
  Гостья, прекрасно знавшая квартиру, без колебаний поднялась на второй этаж. Войдя в комнату для гостей, последнюю от лестницы, она нашла её в отличном состоянии - воздух был свежим, постель, судя по всему, тоже, везде чисто и опрятно, и девушка с воодушевлением принялась распаковывать вещи и обустраиваться.
  Как оказалось парой минут позже, душ тоже работал. Ополоснувшись, Жак надела джинсы и тонкий свитерок тёмно-синего цвета и, расчесав свои роскошные вьющиеся кудри длинною до плеч, спустилась вниз.
  
  Мистер Фортескью разговаривал с кем-то по телефону.
  
  - Она будет через три минуты, - нажал он кнопку окончания вызова на телефоне. И Жак поняла, что речь идет о Марго.
  
  - Тогда, если позволишь, я хотела бы позвонить Чарльзу и сказать ему, что благополучно доехала. - Племянница направилась на кухню.
  
  - Передавай ему привет от меня и поблагодари, что отпустил тебя погостить, - почти прокричал дядюшка на ходу, устремляясь в свой кабинет.
  
  Когда она вернулась, в гостиной, на диване сидела Марго с ключами от машины в руках. Увидев Жаклин, она тут же вскочила и бросилась поприветствовать и обнять её.
  
  - Здравствуй, дорогая. Как хорошо, что ты приехала. Мы очень рады тебя видеть и хотим пообщаться побольше. В прошлый раз всё прошло очень сумбурно и быстро, не успели, как следует, насладиться твоим обществом, - Марго доброжелательно улыбалась.
  Она была энергичной, позитивной молодой женщиной, с кем никогда не соскучишься, потому что они всегда найдут о чем поговорить, и с которыми можно расслабиться, потому что они никогда не лезут не в свои дела. А еще Маргарет, без преувеличения сказать, родилась красавицей. Невысокого роста и достаточно миниатюрна. В прошлый раз её волосы были светло-каштанового цвета, но сейчас там местами отливали, довольно крупные блондинистые пряди, что сделало её статус брюнетка/блондинка пограничным 50/50, что ей, как и большинству красивых людей, опять же шло. Глаза у Марго были зелёно-карие, небольшие, можно даже сказать узкие, как будто с постоянным прищуром, но с такими загнутыми ресницами, что делало их очень привлекательными. Носик походил на нос Эшли - прямой, правильный, аккуратный, с довольно узкими ноздрями. Но добрую долю красоты лицу Марго придавал чувственный рот с одинаковой величины и верхней, и нижней припухлыми губами. Если говорить в общем, то Марго была чем-то похожа или на Ким Бесинджер, или на Дженифер Энистон, со скидкой на двоих сыновей.
  
  - Здравствуй, Марго! - засияла Жак в ответ. Ей очень импонировала эта молодая женщина. - Я тоже очень рада, что наконец-то выбралась к вам. Соскучилась, - Жак ответила на объятия.
  
  - На этот раз, я надеюсь, ты побудешь подольше. И это не обсуждается - мы просто тебя раньше не отпустим. - Глаза Марго зажглись лукавством.
  
  - Да. В этот раз у меня времени немного больше. Надеюсь, мне его хватит, чтобы уговорить вас всех приехать ко мне в гости в Оксфорд. - Засмеялась Жак.
  
  - Спасибо за приглашение. Оно принято. Но сейчас, пока ты здесь, ты в полном нашем распоряжении, и мы сейчас будем тебя чествовать. - Женщина направилась к двери. - Поехали? - спросила она, оборачиваясь к Жак и, уже появившемуся в дверях кабинета, дядюшке Ламу.
  
  - Да-да, дорогая, я готов. Жак тоже. Поехали. - Дядюшка стал торопливо искать в прихожей свою походную куртку, которую племянница помнила еще по частной школе в Дэрби. Кажется, что эта куртка уже стала дядюшкиным Alterego. Или наоборот.
  
  Пока они ехали, Жаклин смотрела на Глазго в окно машины. Ей нравился этот город. Он был эклектичен, как никакой другой. Местами напоминал Лондон, местами Эдинбург, местами Нью-Йорк или даже Париж - во всех этих городах Жак жила, и все эти города стали частью её детства и юности.
  Поэтому, засмотревшись и погрузившись в воспоминания и размышления, девушка не заметила, как они приехали. Когда машина прижалась к обочине, и Марго заглушила мотор, Жак осмотрелась и увидела обычную одностороннюю улицу, которая окаймляла довольно большой и просторный парк. Кафе тоже выглядело довольно рядовым, но и вместе с тем функциональным: в таких местах можно закусить и выпить кофе вкусно и недорого. Оно называлось "C.I.C." и располагалось на первом этаже жилого дома. Довольно старого дома. Окна были большие, витринные, сквозь них виднелось, что в заведении сейчас не очень многолюдно.
  
  - Я не очень часто бываю здесь. - Как бы оправдывался дядюшка Лам, направляясь вместе с племянницей к двери вслед за падчерицей и поправляя свою куртку в руках. - Не люблю, когда много людей, а кормит меня Эшли и дома вкусно.
  
  - Значит, не одна я здесь ничего не знаю. Это хорошо. - Жак подбадривающе улыбнулась своему родственнику.
  
  Внутри тоже оказалось довольно традиционно - матовые панели цвета клёна, немного зелёного пластика и никелированной отделки. Приятно и располагающе.
  Проведя дядюшку с племянницей по небольшому коридору, Марго открыла одну из дверей в отдельный кабинет и посторонилась, давая возможность пройти своим спутникам.
  
  - Добро пожаловать! - сказала она, широко улыбнувшись. И добавила, обращаясь к кому-то внутри комнаты. - Встречайте!
  
  Жак шагнула в помещение, и сразу же на неё нахлынули впечатления. Всей своей массой.
  Во-первых, комната оказалась красивой - два больших окна с очень красочными занавесками с витиеватым рисунком. По ровным, бледно-коралловым стенам высели разные, но со вкусом подобранные, картины. Здесь была и живопись, и современная живопись, и одна настенная композиция в виде изображенного взрыва в центре с плавленой электрической лампочкой, и пара фотографий - в общем, всё очень и очень впечатляло. На журнальном столике и комоде, стояли две вазы, современного дизайна и, если Жак не ошиблась, может быть даже ручной работы.
  
  Окинув это секундным взглядом и оценив вкус и талант дизайнера и декоратора, кем бы они ни оказались, девушка сосредоточилась на людях, сидящих за столом. Во-первых, к ней на встречу сразу же поднялась Эшли.
  
  - Жак, дорогая, ну, наконец-то! Мы очень тебя ждали. И я так же очень рада за Лама - он по тебе скучает и часто вспоминает, и всегда ждет. - На последних словах Эшли посмотрела на дядюшку, который стоял за спиной у племянницы и наслаждался встречей двух самых дорогих его сердцу людей.
  
  - Ну-ну, - протискиваясь мимо Жак с Эшли, мистер Фретескью мимолётно чмокнул жену в щечку, - не выдавай меня так сразу.
  
  Подойдя к столу, он стал усаживаться во главе. Судя по всему, это было его законное место, что Жак очень порадовало - дядюшку здесь, явно, уважали и почитали.
  
  - Позволь познакомить тебя с моей подругой и компаньонкой Алисой, - Эшли, отступая в сторону, указала на женщину, которая в этот момент поднималась со стула, стоящего в дальнем углу комнаты.
  
  - Алиса, это и есть наша Жаклин. Она очень милая и умная девушка. Я уверена, общение с ней доставит тебе массу приятных моментов, - обратилась Эшли к подруге.
  
  - Добро пожаловать, Жак. Очень рада с тобой познакомиться. - С широкой улыбкой Алиса обеими руками пожала протянутую руку Жак.
  - Взаимно. - Девушка слегка кивнула головой и тоже улыбнулась. - Большое спасибо за теплый приём и гостеприимство.
  
  И тут Жак, боковым зрением видевшая, что в комнате находятся еще люди, обратила своё внимание на них, чтобы уж сразу покончить с церемонией знакомства. Два человека, сидевшие до этого в креслах сбоку от входной двери, тут же поднялись со своих мест, стоило гостье развернуться прямо к ним.
  
  Это были девушка и парень. Сначала Жак посмотрела на девушку, потому что та была почти одного с ней роста, и мимолётно слегка улыбнувшись ей, тут же, подняла глаза на парня, потому что тот оказался довольно высок.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"