Пестрый глянец книжных обложек на уличных лотках нестерпимо режет глаз русского интеллигента, будь он хоть "либерал", хоть "патриот". Каждый настоящий писатель, критик и литературовед считает своим долгом периодически обрушить гнев на криминальное чтиво. Считается, что именно этот мутный поток детективов и триллеров размыл фундамент великой русской литературы, унес массового читателя от родного континента в безбрежное море пошлости. То есть люди, лет десять назад взахлеб читавшие Булгакова, Платонова, Рыбакова, Аксенова и т. д., в одночасье, испробовав полуграмотного Доценко с его "Бешеным", подсели на кровавые боевики.
Неужели вам хочется верить, что несколько поколений читателей, воспитанных с юных школьных лет в традициях русской литературы, тщательно оберегаемых советской властью от тлетворного влияния западного масскульта, приученных к качественно отредактированным книгам, на самом деле оказались круглыми дураками, не способными отличить Божий дар от яичницы? А что, многие верят. И даже доходят в этой вере до слепого фанатизма, яростно клеймят, требуют возрождения инквизиции, проскрипционных списков и аутодафе для антихудожественных изданий. Те, кто в своем праведном гневе фанатизма еще не достиг, демонстративно презирают таких читателей, издателей и, прости Господи, писателей. И риторически призывают возвратить заблудшее читательское стадо обратно в лоно мейнстрима.
А вот я в повальную глупость нашего читателя не верю. Ну не могут миллионы врачей, инженеров, офицеров и ученых сплошь оказаться безнравственными глупцами, смакующими кровавые ужасы! Про пенсионерок я уже и не говорю. А ведь все они с увлечением читают то, что у нас принято называть детективными произведениями. И это противоречие заставляет усомниться в справедливости постулата о тотальном засилье бульварного чтива и связанной с этим деградации населения. Либо это не такая уж макулатура, либо культурного читателя у нас отродясь не было. Либо ревнители мейнстрима что-то темнят.
Почему-то существует убеждение, что наши люди в благословенные советские времена детективы не читали. И даже вроде как и не очень-то хотели. Во всяком случае, если судить по ассортименту книжных прилавков. Ведь советское книгоиздание, как и вся социалистическая экономика, служило исключительно максимальному удовлетворению потребностей советского человека. А если потребностей не было, то их и не удовлетворяли. Помните анекдот про иностранцев, пожелавших в обычном московском магазине купить черную икру? Находчивый директор торговой точки их спросил: "Вы тут уже полчаса толчетесь, а кто-нибудь из покупателей за это время спрашивал у продавца черную икру? Так зачем же мы будем держать товар, который не пользуется спросом!"
Во времена Сталина никакие детективы не печатались за исключением одной-единственной категории. То была короткая эпоха расцвета советского шпионского романа. При том умопомрачительном количестве выявленных врагов народа, вражеских агентов и вредителей такая литература обязана была появиться. Но к 60-м волна пошла на спад, еще выплеснулись незабвенные "Ошибка резидента" и его же "Судьба", но к тому времени авторитет КГБ настолько укрепился, что шпионы перестали к нам соваться и тема оказалась исчерпана. Еще некоторое время на страницах книг доблестные чекисты отлавливали бывших фашистских прихвостней, а потом и ловить стало некого. Вот тогда им на смену пришли следователи МВД и прокуратуры.
Существованию детективного жанра в СССР мы обязаны двум причинам. Первая - идеологическая. Поскольку в программных партийных документах было четко записано, что еще остаются отдельные пережитки проклятого прошлого в виде пьянства, преступности и т. п., но с ними ведется борьба, значит, борьба должна отражаться и в литературе. То же самое с зарубежным детективом. Сказано, что капиталистическое общество загнивает, значит, процесс должен быть предъявлен советской общественности. Вторая же причина никогда не афишировалась, хотя особо и не скрывалась. Это причина экономическая. Детективы приносили ощутимый доход. Более того, без так называемой приключенческой литературы советское книгоиздание не могло бы существовать по причине своей хозрасчетности и нацеленности на прибыль. Оно просто стало бы нерентабельным и разорилось. Вот на этом пункте стоит остановиться подробней.
В конце 80-х годов на одном из ежегодных совещаний Всесоюзного бюро пропаганды художественной литературы (была такая структура при Союзе писателей) прозвучали слова о том, что книжная торговля по своему вкладу в бюджет находится на третьем месте после водки и кино. При этом доходы в сфере кинопроката падают, а в книжной торговле растут. Напомню, что это было время тотального книжного дефицита и неслыханной спекуляции книгами.
В идеологизированной советской экономике имелось много странного с точки зрения здравого смысла. Своеобразием отличалось и ценообразование в книжном деле. Цены здесь так же, как и писательские гонорары, устанавливались из расчета за печатный лист и должны были направлять покупательский спрос в нужном направлении. Самой важной, а потому самой дешевой была политическая литература, занимавшая 35 - 40 процентов в общем объеме издаваемых книг. Ее оценивали в 1 - 3 копейки за лист. Максимум - 4, если в твердом переплете и суперобложке. А бумага на политиздатскую продукцию, если помните, всегда шла самая хорошая. Следующими по важности числились отечественная классика и детская литература, цена на которые не могла превышать 6 - 8 копеек за лист, затем современная советская литература по гривенничку, зарубежная классика дотягивала до 15 копеек, а уж современная зарубежная литература, дабы поменьше соблазняла строителей самого передового общества, стоила копеек 16 - 20 за лист. Подойдите к своим книжным полкам и убедитесь сами, взяв в руки книги, напечатанные в конце 70-х и начале 80-х. "Петр Первый" А. Толстого из серии "Школьная библиотека" стоит рубль сорок, а "Современный итальянский детектив" - три пятьдесят. Каждые десять - пятнадцать лет ставки слегка корректировались в сторону повышения, а качество полиграфических материалов - в сторону удешевления. На смену переплетному коленкору шли бумвинил, мохнатый неткор и полиамидная пленка, а шитый блок заменялся клееным.
Так вот, республиканские издательства за счет одной книжки "приключений" покрывали все годовые убытки от издания литературы на национальных языках, абсолютно убыточной поэзии, публицистики и прочей "политики". Именно поэтому пресловутую "Анжелику" печатали в Средней Азии, а землей обетованной для книголюбов стала Молдавия. Но общее количество таких коммерческих книг для всей страны было строго лимитировано Госкомиздатом. Примерно восемьдесят в год. Все остальное протаскивалось контрабандой. Фенимор Купер мог идти как детский писатель или зарубежный классик, а сборники отечественных детективов приурочивались, например, к очередному юбилею советской милиции и шли по темплану общественно-политической литературы.
Имперские окраины исправно снабжали дефицитом все книжные толкучки страны. Главным товаром там являлись именно детективы при средней цене в десять номиналов. Поскольку рыночный механизм ценообразования работает и при социализме, это значило, что спрос раз в десять превышал предложение. Сборник романов Агаты Кристи шел по 30 - 40 рублей. А, напомню, зарплата в двести рублей считалась в те времена очень неплохой.
Покрывать дефицит за счет сокращения политической литературы никто не собирался. Идеология превыше всего. Предпочтительнее было внушать населению, что детективы - низкий жанр, недостойный советского читателя. В определенной мере это удавалось. Никто ведь не утверждает, что братья Вайнеры равны Достоевскому. Но вот вызвать всеобщее отвращение к ним и им подобным не получилось. Народ детективы любил и ради них был готов на многое. На заводе, где я работал двадцать лет назад, сложился своеобразный кружок любителей польского языка. Люди учили язык именно для того, чтобы читать детективы. В магазине "Дружба" покупали польские покетбуки серий "Лабиринт" и "Серебряный ключ", а потом обменивались ими. Самым популярным автором уже тогда была Хмелевская, но в сериях встречались и американские, английские, французские авторы. Причем не из худших - та же Агата Кристи, например. Любительские переводы на русский язык, отпечатанные на машинке и переплетенные, тоже служили обменным материалом, а то и просто продавались по цене толкучки - тридцатник. Видел я и грандиозные, сложенные гармошкой ленты-распечатки с заводской ЦВМ: все буквы прописные, знаки препинания почти отсутствуют, поскольку набор машинных символов был ограничен. Ну и, естественно, ходили светокопии-"синьки". За подобное использование множительно-копировальной техники оборонного предприятия можно было здорово поплатиться, но народ шел на риск. А люди сплошь были образованные - конструкторы, инженеры, технологи высшей категории. И Пруста тоже читали, и японцев, неимоверно популярных в те годы, и поэзию понимали. Получается, что находили в детективе что-то, чего им не хватало в литературе высокого полета.
Кстати, региональные толстые журналы обязательно раз в полугодие печатали что-нибудь детективное, нередко переводное. Это "Новому миру" и другим столичным "толстякам" такие ухищрения были ни к чему, подписка на них и так была лимитированной, следовательно, дефицитной. А провинция выкручивалась, как могла. Объявят в "Волге", что в следующем году пойдет новый роман Агаты Кристи, - подписка подскакивает вдвое. А "Сельскую молодежь" люди только ради этого и выписывали. Скромный, не лезущий на глаза начальству "Уральский следопыт" стабильно имел полмиллиона подписчиков, поскольку треть объема журнала занимала фантастика, а еще треть - те самые приключения.
Увы, увы, все в прошлом. "Волга" засохла и исчезла. "Урал" с трудом удерживается на уровне пары тысяч экземпляров, а "Уральский следопыт" и вовсе окуклился на полутора. Нормализация издательского процесса оставила их без подписчиков. Да и не только их. Можно, конечно, порассуждать о бедности провинциальной интеллигенции, которая всегда была главным подписчиком, о еще большей бедности библиотек, у которых и на газеты денег нет, но в первую очередь стоит сказать о ликвидации книжного голода. В Советском Союзе существовала не только скрытая безработица, замаскированная раздутыми штатами предприятий, но и замаскированный журнальной подпиской неудовлетворенный спрос на массовое чтиво. Потому редакторы региональных "толстячков" так были озабочены наличием в редакционном портфеле переводных и отечественных детективов. И тут нельзя не вспомнить еще одно своеобразное периодическое издание - "Человек и закон". До сих пор по всему СНГ на антресолях и в чуланах лежат многолетние комплекты этих тоненьких книжечек. Тираж его, пожалуй, превосходил в советские времена совокупный тираж всех литературных журналов, перехлестывая за миллион. Там печатались романы Жоржа Сименона, "Огарева, 6" Юлиана Семенова, "Анискин и Фантомас" Виля Липатова. Вот ради них народ и выписывал "Человек и закон", а не ради морализаторских проповедей, очерков о народных судьях и трех страничек ответов юристов на вопросы о квартирном обмене и алиментах.
А кинопрокат на чем деньги делал? На "Семье Ульяновых", что ли, или, напротив, на "Сталкере"? Нет, на "Пиратах XX века". А когда по телевизору под праздничек шла очередная серия "Знатоков", вся страна прилипала к экранам. Так что не будем лукавить, будто наш народ был литературно непорочен. Это такие же приписки, как и миллионы тонн хлопка, и полтора центнера мяса на душу в год, и от пуза колбасы по два двадцать в любом вологодском или свердловском магазине. Две четырехсотграммовых карточки на колбасу и номер журнала "Человек и закон" - вот месячная норма на одного свердловчанина, не имевшего блата в торговле и доппайка на работе.
Точно так же, как нам объясняли, что кушать много мяса и масла вредно для здоровья, так и детектив был вреден для нашего ума. Поэтому его по-всякому ограничивали. Существовала всего одна разновидность жанра - полицейский роман. Точнее, исходя из советских реалий, милицейский. При этом он нередко походил на длинный газетный очерк о суровых буднях. Никакая мисс Марпл у нас не могла появиться, потому что с преступностью в Советском Союзе боролась исключительно милиция. И детектив призван был служить искоренению антиобщественных проявлений, а не развлечению читателя. Не всякий писатель мог вот так запросто написать роман или повесть о милиции и нести в редакцию. Нет, сперва он должен был это право заслужить, точнее, выслужить. В самом прямом смысле - отработать хотя бы годика три в органах. Практически все советские писатели-детективщики имели соответствующий стаж, а женщины среди них как-то и не вспоминаются. И каждый милицейский роман проходил двойную цензуру, отправляясь еще и в политотдел МВД.
Периодически инициировались дискуссии о вреде детектива. Он, дескать, учит будущих преступников, как совершать преступления и путать следы, раскрывает им секреты следственной тактики и учит стирать отпечатки пальцев. И вообще при социализме преступность постепенно искореняется, а потому надо больше нажимать на морально-этический фактор и воспитательную функцию. Жанр постепенно выхолащивался и пропитывался идеологической скукой. Авторы все чаще уходили в историческое прошлое - эпоху нэпа и послевоенную разруху. Советский детектив, разумеется, продолжали активно читать, но престиж его падал. В литературе он занимал маргинальное положение. Естественно, литературоведы и критики обходили его стороной. Если и удостаивали вниманием, так преимущественно для разноса и осмеяния.
Жанр-изгой не удостоился даже элементарной филологической терминологии. Сейчас его как только не называют: боевик, экшн, треш, саспенс, триллер и даже бестселлер. Немалое число читателей рекламную надпись на обложке "Бестселлер года" именно так и воспринимает. Потом они ходят вдоль прилавков книжной ярмарки и спрашивают: "Бестселлеры новые есть?" И продавцы тут же выкладывают новинки криминальных серий. Они говорят на одном языке.
Отечественные интеллектуалы всегда относились к детективу с некоторым высокомерием и пренебрежением. Это усилилось на рубеже 70-х и 80-х, когда погоня за материальными благами в стране приняла тотальный характер. Зарубежный детектив стал таким же элементом престижного интерьера, как хрустальная люстра, импортный мебельный гарнитур и кофейный сервиз "Мадонна". Торговое сословие включило дефицитную книгу в перечень обязательного домашнего инвентаря. Здесь и пролегла граница духовного размежевания. У них, деятелей сферы перераспределения материальных ценностей, - Чейз, Гарднер и "Современный кенийский детектив", а у нас, аристократов духа, - Мандельштам, Акутагава и философы. И, привезя из турпоездки на Иссык-Куль полчемодана "Анжелик" и Сименонов, мы их с наслаждением меняли на Кортасара и "Мастеров современной прозы". В пропорции один к двум, один к трем, один к пяти. Соотношение бредовое: "Современный английский детектив" равен Борхесу с Маркесом, а на добивку уговаривают взять что-нибудь из "Литпамятников". Вот из-за всего этого детективную литературу и стали считать жлобской, чтивом умственно убогих. Поделом, конечно, да только сейчас это выходит боком.
Массовый интерес к детективу - не столько литературный феномен, сколько социальный и культурный. А потому заслуживает внимания и изучения. Впрочем, и филологам тут есть чем заняться. За рубежом на данную тему защищают диссертации, а вот в России это, скажем так, непрестижно. Поэтому почти все, что у нас знают об этом жанре и о его восприятии читателями, получено из иностранных источников. Отсюда, например, всеобщая убежденность, что читатель обязательно отождествляет себя с главным героем детективного романа, а если детективный цикл имеет успех, то причина исключительно в замечательном сквозном образе этого самого героя-сыщика. Или героини.
Первое, что нынче бросается в глаза на уличных книжных лотках, - многократный перевес отечественных детективов над переводными. Чейз, Гарднер, Агата Кристи и еще парочка всем известных имен почти теряются в море нового русского чтива. При этом, если взглянуть на выходные данные, окажется, что половина "иностранцев", если не больше, вышла из печати еще год-два назад. Вывод напрашивается сам собой: на прилавках засилье не детектива вообще, а именно современного российского. Вот что покупают и читают наши люди. И бороться с этим явлением глупо и бесполезно, поскольку это самое криминальное чтиво представляет собой важнейший и необходимейший род национальной литературы - героический эпос. Ну и отчасти сказку. Может, швейцарцы или датчане могут обходиться без современного эпоса, как и без литературы вообще, а для нас это самое насущное.
Что касается криминального содержания, так оно в былинах и тех же сказках на каждом шагу, словно за тысячу лет мало что изменилось. Вот медведь рэкетирует крестьянина-фермера, требует отстегнуть пятьдесят процентов урожая, иначе тому не поздоровится. Но мужик обводит вокруг пальца быковатого вымогателя, оставляя ботву ему, а репу себе. Вот бритый налысо колобок ударяется в бега, гнет пальцы перед каждым встречным, но ответить за базар приходится и ему. А вот хитрая лиса из ледяной избушки покушается на чужую жилплощадь, обалтывая зайца. Тот, косой, прописывает ее к себе, а когда трезвеет, оказывается уже на положении бомжа. В какие только структуры бедолага не обращался, ни прокурор-медведь, ни "крутой" бык не смогли отбить его лубяную избушку. Всех запугала лиса. Но потом появился петух с косой на плече и попер буром. Лису выгнал, а сам остался с зайчиком, вроде как крышу обеспечивать.
Что уж говорить о былинах! Васька Буслаев с бандой отморозков творит в Новгороде сущий беспредел. Собственного крестного батюшку убил тележной осью. Потом, правда, и сам убился, прыгая через заветный камень. Показал удаль, гробанулся не хуже, чем на джипе. Киевские богатыри, отправляясь на зачистки в ордынскую степь, тоже кровь льют рекой, периодически устраивают разборки меж собой и пьют очень много зелена вина. А вот очень современный сюжет: по ложному обвинению заточили в узилище ветерана локальных войн Илью Муромца, но, когда орды исламистов осадили столицу, сам князь Владимир молит у богатыря прощения. Илья снова идет в бой, но не ради князя, а чтобы родину защитить. Вы думаете, этот боевик звучал в княжеских палатах? Вряд ли как и прочие былины о муромском крестьянине Илье, Алеше - сыне деревенского попа и сиротке Добрыне из мелкоторгового сословия. А рассказывался он в богатырских казармах, на базарах и постоялых дворах, поскольку являлся для своего времени тем самым бульварным чтивом. На княжих пирах блистали Бояны с иными песнями, высокохудожественными и эстетически выдержанными. Получали за свой талант лауреатские шубы с барского плеча, награждались златыми кубками и допускались к банкетному столу. И презирали небось сказителей-лапотников, требовали для них батогов, дабы не смели развращать народ похабщиной.
Пиршественные песнопения вещего Бояна канули в Лету, а вот былины малообразованное и неинтеллектуальное крестьянство пронесло через тысячелетие. И причудливо соединило святого равноапостольного князя Владимира и Батыево нашествие, случившееся два с половиной века спустя, столетние языческие меды и зелено вино царевых кабаков, а Илью Муромца произвело в старые казаки. Почему народ с таким упорством хранил в памяти и передавал от поколения к поколению архаичные предания, лишь слегка их модернизируя и дополняя реалиями текущей жизни? Не желал расставаться с полюбившимися героями и привычными сюжетами? Но ведь на протяжении тысячи лет возникло и исчезло неисчислимое множество разного рода сказаний, преданий, сказок и других, в том числе былиноподобных, произведений. А все дело в том, что в героических былинах народ обретал духовную опору, веру в себя и свою страну, надежду на достойное будущее.
Сдается, что за последнюю тысячу лет, несмотря на православную традицию, коммунистическое воспитание и демократические ценности, вятичи, кривичи и прочие братичи, включая татаровичей, не очень-то изменились в плане национальной ментальности. По крайней мере потребность в героическом эпосе у них, у нас то есть, сохранилась. И меня это радует, поскольку этот род литературы рассказывает о победе добра над злом, а если конкретизировать - о победе наших над врагами. При этом враг может быть как внешним агрессором вроде Идолища Поганого, так и местным уроженцем славянских кровей Соловьем-разбойником.
А теперь скажите: присутствует ли героико-эпическая линия в нынешней так называемой серьезной литературе? Есть ли в ней герой в буквальном смысле слова? Замучаешься искать! Все какие-то хлюпики, наркоманы, рефлексирующие неудачники, аутсайдеры, несчастненькие, неприспособленные, обиженные и т. д.
И вы хотите, чтобы люди забыли про детективы и читали только такое? Не будет этого. Они лучше вовсе бросят читать, чем станут подобным способом доводить себя до депрессии и суицида. А вот презираемое криминальное чтиво, как ни странно, продолжает будить чувства добрые, рассказывать о подлинном благородстве, о людях долга и чести. И даже вселяет оптимизм.
На самом деле вовсе не читатель бросил серьезную литературу. Наоборот, это литература мейнстрима бросила читателя в угоду моде, групповым вкусам, запросам зарубежных славистов и издателей, премиальным жюри, пожеланиям критиков и собственной ограниченности. Она изолировалась от читателя, которого по большому счету не уважает, обзывает дураком и требует при этом, чтобы он ее любил.
Русский "крутой" боевик чужого места в умах и на прилавках не занимает. Он заполнил только тот сектор литературы, что освободился после ухода советского эпоса. Ну да, после исчезновения литературы о Великой Отечественной и Гражданской, колхозно-партийных эпопей и рабочего романа. Свято место да не будет пусто! И жанр, вроде бы активно пропагандирующий буржуазный индивидуализм, культ силы и жажду наживы, самым непредсказуемым образом, оказалось, дрейфует в сторону тех самых героико-патриотических повестей и производственных эпопей. Разные Слепые, Тупые и Бешеные, начинавшие с добычи "зелени" для себя лично, постепенно включаются в борьбу с чеченскими террористами и разными экстремистами, освобождают наших пленных и заложников, совершенно бескорыстно рискуют жизнью ради интересов страны. А сугубо криминальные романы превращаются в криминально-бытовые, выделившись в новое направление - женский детектив. Обозначился и производственный роман, точнее, технотриллер. Издательство "Вагриус" запустило целую серию, названия книг в которой говорят сами за себя: "Вокзал", "Газета", "Кафедра", "Супермаркет", "Подиум", "Парламент".
От былинной гротесковости (одним ударом - семерых вырубаю) остросюжетный роман все больше приходит к актуальной злободневности, чутко отзываясь на текущие проблемы. В том числе политические и экономические.
Кстати, какой вы представляете себе эпоху нэпа? Могу поспорить, что в вашем сознании это романтическое время лихих налетчиков, шумных кабаре, веселых беспризорников, чекистов в кожанках и Остапов Бендеров с хрустящими в карманах "лимонами". Именно этот образ существует в массовом сознании благодаря плутовским (а по сути - авантюрно-криминальным!) романам Ильфа и Петрова, а также фильмам, в основе которых лежат опять-таки приключенческие романы. А голодные, нищие послевоенные годы молодым поколением воспринимаются сквозь призму телесериала "Место встречи изменить нельзя" во всем блеске ресторанной жизни. И вы думаете, что постперестроечные 90-е предстанут в сознании россиян середины XXI века как время лишних людей? Нет, ребята, мы живем в эпоху бесшабашных спецназовцев, жизнерадостных ментов, бандитов на "мерсах" и крутых дамочек.
Русский человек привык, а точнее, приучен искать в книгах ответы на вопросы, которые задает ему жизнь, будь то традиционные "Что делать?", "Кто виноват?", "Отцы и дети", "Преступление и наказание" или самые актуальные. Но с актуальными получается загвоздка. Как жить в эпоху передела собственности, чиновничьего и бандитского беспредела, терроризма и распространения наркомании, черного пиара, коррупции, потери социального статуса и разрушения общественной морали? По сути, именно современный российский детектив обращается к этим болезненным темам. Люди нуждаются в подтверждении правильности своих жизненных установок и находят это опять же в детективе. Им необходима вера в крепость государства, в надежность армии и правоохранительных органов, в то, что воры и бандиты обязательно окажутся в тюрьме... или по-своему наведут искомую справедливость. Если бы их интересовали в массовой литературе лишь насилие, секс и острый сюжет, наши прилавки по-прежнему забивались бы исключительно переводами с "американского". Уж чего-чего, а дешевых доконвенционных книжек на сто лет хватило бы.
Детектив, кроме всего прочего, отражает массовое сознание и порой обращается к сугубо местным проблемам. Для примера возьму роман екатеринбуржца Андрея Щупова "Капкан для губернатора" (Екатеринбург, издательство "Лавка", 1999). Главный герой этого политического триллера откровенно списан с губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя. Точно так же этот решительный региональный лидер готов активно вмешаться в события более масштабные, чем предписывает его должность. На свой страх и риск он посылает в Югославию партию самоуправляемых снарядов ПВО "Стратос-2", чтобы таким способом остановить натовские бомбардировки и разрастание балканского кризиса. Этому решению предшествуют серьезные аналитические проработки ситуации. Но происходит утечка информации, и СМИ готовы представить его поджигателем третьей мировой войны. Дело в том, что в области проходят губернаторские выборы и конкуренты намерены таким образом устранить главного претендента на высокую должность. Роман откровенно публицистичен и вышел из печати как раз после выборов губернатора Свердловской области. В нем задета еще одна специфическая и болезненная тема - бедственное положение уральской оборонки. Не надо забывать, что основные интеллектуальные силы региона сосредоточены именно в режимных институтах, конструкторских бюро и на оборонных заводах. А уж отношение к событиям на Балканах - прямое отражение общественных настроений в российской глубинке.
Появление в литературе фигуры сыщика или следователя возможно лишь в цивилизованном обществе, где соблюдаются хотя бы элементарные права личности. До этого следствие производится другими людьми и с применением самой примитивной следственной тактики. Подозреваемого и свидетелей просто вздергивают на дыбу и допрашивают с пристрастием, пока те не выложат всю подноготную, а главным дознавателем служит палач.
Самая передовая цивилизация когда-то была в Китае. Вот китайцы и придумали детектив. Они вообще изобрели все на свете, кроме ложки: бумагу, книгопечатание, порох, фарфор, компас. Уже в Средние века в Поднебесной одним из героев народной городской повести стал справедливый судья, расследующий загадочное убийство. Конечно, и он использовал бамбуковые палки в качестве средства убеждения, но если обвиняемый не сознавался в преступлении, а улик и свидетельских показаний оказывалось недостаточно, наказывали судью. Он уходил в отставку и получал ту меру, которую сам собирался применить к подозреваемому. Обычно лишался головы. Так что у него имелся отличный стимул для сбора доказательств и их аналитической обработки.
Поскольку детектив - жанр массовой литературы, обязательно наличие читающих масс. В средневековых китайских городах уровень грамотности оказался достаточно высок для появления полноценного масскульта. В России подобные условия возникли лишь после отмены крепостного права. В связи с этим многие сразу вспомнят "Преступление и наказание" Ф. М. Достоевского. Бытует мнение, что знаменитый роман вполне может считаться детективом. Возникло оно все из-за той же неисследованности жанра и отсутствия внятной терминологии. В детективе необходимы загадка и особый главный герой, а здесь все ясно с самого начала, так что это скорее криминальная драма. (Вот "Братья Карамазовы" - уже ближе к жанру.)
Детектив не так следовало писать. А как? Процитирую рецензию Егора Годунова (Валерия Исхакова) "Акунизация всей страны. Гомункул русской литературы" из еженедельника "Книжный клуб" (Екатеринбург, 2000, ? 3): "Вы вот, к примеру, Федор Михайлович, несчастную старушку-процентщицу угробили, только-то и делов, а уж такую философию развели, такой талмуд отгрохали. Проще надо, батенька, проще. И главное - короче. Почитайте Агату Кристи, к примеру, или Гарднера с Чейзом, посмотрите пару детективов американских: одного убили, второго, третьего - и никакой философии, и ловкий сыщик в два счета убийцу определил, дело закрыл, все довольны. Порфирий Петрович, впрочем, у вас хорош. Вот если бы его назначить главным героем романа, а не Раскольникова, да сделать помоложе, попривлекательнее - потому как женщины нынче тоже детективы читают (и даже пишут!), - и любовь обязательно пришпандорить, пусть даже и несчастную, но только без этих ваших падших женщин, имя ему сочинить позаковыристее..."
Говорить о российском детективе и не вспомнить Б. Акунина просто непозволительно. Это самое имиджевое литературное имя, даже, как утверждают некоторые, знаковое и культовое. Но всякий культ рано или поздно оказывается развенчан. 22 июня 2001 года в телепередаче "Графоман" на общероссийском канале "Культура" ведущий Александр Шаталов на глазах, думается, миллионов телезрителей выбросил в мусорную корзину роман Б. Акунина за то, что он издан в карманном формате, на серой бумаге и в мягкой обложке. И высказался в том духе, что подобную продукцию, отпечатанную пятидесятитысячным тиражом, интеллигентному читателю и в руки-то неприлично брать. Как он прав! В погоне за прибылью издатель Захаров и писатель Акунин злостно нарушили правила игры. Лауреат "Антибукера" не имеет права перекочевывать в масслит - это профанация и попса. Своими необдуманными действиями Акунин не только подорвал процесс беллетризации мейнстрима. Теперь получается - либо наши интеллектуалы стали жертвами ловких литературных проходимцев, либо массовый читатель ничуть их не глупей. В общем, место элитарного беллетриста, похоже, становится вакантным. Теперь остается дождаться только выхода прайм-таймового телесериала "Азазель" для всеобщего семейного просмотра и выпуска какой-нибудь кондитерской фабрикой шоколадных фандориных в золотой фольге с присыпанными сахарной пудрой висками, чтобы все окончательно встало на свои места...
Конечно, основную массу современных российских детективов составляет откровенная макулатура. Но читатель, поверьте, в этом не виноват. Да и писатели тоже. Это издательская политика. Ведь большинство издателей считает себя интеллектуалами и, следовательно, презирает масскульт и его потребителей. И живет стереотипами советских времен. То есть требует от авторов побольше крови, секса и стандартных сюжетных ходов. А главное - скорости. Одноразовые книжки должны выскакивать из печати со скорострельностью "калашникова". Они и летят, все единого стандартного калибра - примерно 5,45 миллиметра. Что-то более весомое проходит с трудом. А люди покупают, читают и с раздражением плюются, но особого выбора у них нет. Издательства, как правило, выплачивают одинаково нищий гонорар и за откровенную халтуру, и за штучный проблемный триллер. В конечном счете остаются по большей части халтурщики. Но в последнее время от них требуют наличия современных реалий, бытовых подробностей и патриотической линии. Читатель хоть и с трудом, но тоже кое-что диктует.
Именно волна читательского спроса породила российский женский детектив - явление своеобразное и в определенном смысле национальное. Тут, естественно, полагается ритуальная песнь во славу Александры Марининой. Но звезда ее меркнет, очарование успеха постепенно развеивается. Года четыре тому назад, когда она была на пике популярности, я спрашивал знакомых женщин, с упоением читавших ее романы, чем привлекателен для них образ следователя Каменской. Они сразу терялись и начинали бормотать что-то невнятное. Потом одна из них созналась, пожав плечами: "Какая-то она никакая. Вечно у нее спина болит и кофе кончился. Мне она и неинтересна вовсе. А вот читаю, как женщин чуханят, чуханят и наконец зачуханивают, и думаю: другие-то еще хуже меня живут. И мне сразу как-то легче становится". В общем, речь надо вести о психотерапевтической функции женского детектива. Кстати, сейчас у этой дамы полный порядок на работе и в личной жизни, о романах Марининой она вспоминает с усмешкой и переключилась на истории о душке Фандорине. Рад за нее.
В Китае, где придумали детектив, однажды додумались перебить всех воробьев, поскольку те, видите ли, жрут чужой рис. Ну и перебили. Но вместо эры благоденствия наступила эпоха гусениц, жучков-пилильщиков, точильщиков и прочих долгоносиков. Вот они-то все и пожрали. Поэтому не стреляйте по воробьям, они едят свой рис. Российский детектив позволяет существовать книжной торговле, особенно в глубинке, держит на плаву издательства и типографии, делится доходами для издания долгоокупаемого мейнстрима, сохраняет в народе навыки чтения, поддерживает его дух и выражает его мнение.
Пусть каждый занимается своим делом. Гении мейнстрима творят свой образ страны, в темных сюрреалистических закоулках которой скрываются маленькие и лишние люди. А чернорабочие коммерческой литературы малюют гигантское панно, где на фоне родных берез наши бьются с нечистью и восходит солнце. Читатель же имеет право выбора. В конце концов, мы живем в свободной стране.
![[]](/img/m/mjasnikow_w_a/epos/novyi_mi.jpg)