Аннотация: сиквел незаконченной повести. когда все говорили о конце света, подумалось мне, что это не такая уж плохая тема
-- Странный чай. - замечает чуть нараспев Алиса, отпивая из большой чашки.
-- Не скучай. - машинально откликаюсь я. В тетради - неловкая, кособокая дробь, уже больше похожая на оружейную, вылезла за четкую красную линию.
-- И не собиралась. Но этот чёртов чай пахнет рыбой...
Декабрь уже настощая зима. И внизу мелькают тучные толстые прохожие, переодически поскальзываясь или сталкиваясь. В таком снегопаде протяни руку - и уже не сможешь её увидеть. Что бы не замерзнуть нужно обязательно двигаться.
На крыше ещё холоднее чем внизу. Сидящая на крыше Тома уверена в обратном. Нет, руки не окоченели, просто писать устала. Нет, щёки покалывает не от мороза, просто снежинки щекотные.
Томка складывает тетрадь и ручки в пакет что бы не намокли, снимает шапку и вытянувшись, замерев с рукой над пропастью отпускает её.
Тёмный комок с едва слышным, даже там, внизу, шлепком, исчезает в сугробе.
-- О чём вообще можно думать в такой холодрыге. - Алиса кладет руки на батарею, аккуратно, переворачивая с ладони на тыльную её сторону.
-- Ты разве не читала ту книгу? С первым снегом думать можно только о смерти. Слова выходят некрасивые и обязывающие какие-то...
-- Тамара, выпей наконец лекарства.
Эта Тома, сегодняшняя, сидит на крыше. Она громко, вслух, уверяет сама себя, что совсем не одиноко. И что есть ещё много других знакомых людей.
Неполучается только.
Всё не так, все не те.
-- Если не получается, лучше попробуй по-другому.
Томе повезло, сейчас, ещё чуть-чуть, и она попробует другой вариант. Он будет намного проще и главное, это выглядить не совсем её решением. Скорее, общим.
Торопится уже некуда, она откровенно скучает. Как-то наплевательски, со стороны, смотрит. Ей порядком надоело и тепло уютной больницы и тупая боль в сломанной ноге.
И ещё много вещей.
-- Алиса! Алиса! - я смотрю на неё огромными от ужаса глазами. Тереблю за руку, царапаю стесанными пальцами мокрый от грязи бок.
Усталый врач, с редким, жетоватым оттенком глаз, оттаскивает меня и другой берет Алису за руку. Замерев, шевелит губами.
-- Пульса нет. - откликается он через минут. -- Для этой тогда труповоз, а эту с собой. - он кивает в мою сторону.
Мне хочется сказать, что он неправильно, не там, но как всегда, от волнения горло будто чем-то забивает и я только хриплю. Держащий меня врач озадаченно заглядывает мне в лицо.
-- Успокоительного бы вколоть. Эй, ты слышишь меня вообще? - он водит рукой перед моими глазами.
Где-то рядом, под капотом разбитой машины, остывая, шипит мотор.
Она снова не выдерживает. Или, может, просто хорошая идея. Томка снова достаёт из пакета тетрадь и теперь, зелёную ручку. Первым делом, как учили в школе, нужно поставить число. Цифры трудноразличимые, только выдавленные черенком. Как шрифт для слепых.
-- Паста замёрзла. - констатирует Тома.
Слишком уж засто звучат слова вроде "холодно".
Я довольно спокойно смотрю на Алису. У неё новый, небросский макияж и вся она совсем бедная. И холодная уж наверняка.
Я опираюсь локтями о край гроба.
-- Алис? - смотрю на лицо с закрытыми глазами. -- Ты как всегда соврала. Ты только подожди чуть-чуть, ладно? Мы всё скоро к тебе прийдем. - я все-таки трогаю её за руку. Не холодная. Только пахнет всё вокруг химией.
Над окраиной города, да нет, над всеми, неторопливо подывается чёрное солнце.
Блестящее, будто глянцевое...
Тома качает головой.
-- Всё совсем не так.
И ей кажется, солнце могло бы этому улыбнуться.
Чертово солнце в чертову полночь. На двадцать первое декабря.