- Родригес! Вы прохвост! - голос полковника, казалось, сейчас разнесёт все перегородки в доме. - Нет, не заплачу! И не мечтайте! Что? Вы мне ещё грозите? Ой, да не надо, Санта Мария, мне этого всего. Не заплачу. Не видел я вами обещанного, а вы опять деньги хотите? Всё. И скажите спасибо, что полиция о вас не узнает. Ах, они в курсе... Ну, тем более! Ни сегодня, ни завтра. Никогда, Родригес. Слышите - "Ни-ког-да"!
Трубка упала на рычаг телефона, и плотный мужчина с багровым от гнева лицом сел за массивный письменный стол. С портрета на противоположной стене на него смотрел благородный идальго Дон Мигель Пабло де Эстебано - славный предок с чистой кровью, чьи наследники с гордостью носят его славное имя. Черный, вышитый золотом, бархатный костюм с роскошным воротником, шпага, кинжал и высокая шляпа с богатой тульей - всё, как и полагается, честь по чести.
Нет, вы подумайте, сперва он обещает встречу с духом умершего родственника, а потом назначает удвоенную таксу исключительно за то, чтобы этот самый дух отправился туда, откуда он его, якобы, и извлёк! Каков наглец! Постеснялся бы! Ладно бы стол покрутил или ещё там чего, а то "Всё выполнено. Общайтесь"! А как общаться-то? Жулик! Жулик! Право слово - первостатейный жулик и больше ничего! А всё туда же: - "У нас чистая экзотерика". Тьфу...
Отставной полковник махнул с досадой и потянулся за курительной трубкой, которую он оставил лежать рядом с телефонным аппаратом за пару минут до неприятного разговора. Рука ощупала зелёное сукно стола. Трубки на привычном месте не оказалось.
Дон Эстебано слегка ослабил ворот сорочки и повернулся к столу. Пресс-папье, стопка бумаг, телефонный аппарат, набор ручек на подставке, чернильница - всё на месте. Кроме трубки. Тогда он поднялся с кресла и заглянул под стол. На ковре трубки тоже не оказалось. Ветеран мексиканской разведки сжал кулаки и, крепко ругаясь себе под нос, стал методично прочёсывать комнату. Да, не будь он Дон Эстебано, если не отыщет пропажу в своем собственном кабинете!
Трубка, к счастью, нашлась. И, естественно, совсем не там, где её ожидал обнаружить седовласый полковник. Она была вставлена в рот одной из губастых настенных масок, доставленных в своё время откуда-то с юга и изображавших древних индейских божков с труднопроизносимыми именами.
- Дьявольские штучки, - процедил полковник и, наконец-то, сладко затянулся. Всё же жизнь прекрасна, когда наполнена маленькими радостями! Надо бы открыть фрамугу... Не то, чтобы он не любил запах табачного дыма. Его не любила Мария, а этим было сказано многое. Ну, не хотел дон Эстебано снова выслушивать от своей экономки, что и где ему надлежит делать на собственном ранчо. И не выгонишь ведь... Эта ворчунья - уже семейное достояние. Оттого приходилось ему приспосабливаться и мужественно выносить женское занудство.
Полковник приоткрыл окно и, выпустив очередной клуб дыма, разогнал его кистью. Наверху что-то упало. Потом звякнуло и начало методично стучать, словно кубинский сумасшедший пустой миской о прутья решётки.
- Час от часу, - проворчал Дон Эстебано и, выбив трубку, отправился наверх. В дверях он обернулся. Трубка лежала там, куда полковник только что её и положил: на зелёном сукне стола.
- Смотри у меня! - погрозил ей полковник пальцем и принялся подниматься на второй этаж по скрипучим ступеням конца позапрошлого столетия.
Наверху располагалась летняя мансарда, бильярдный зал и ещё пара нежилых комнат. Комнаты были. Мебель в них была, ведь не стоять же им пустыми, в конце концов! А вот назначения у них не было. Так, то гостя, двоюродного племянника, на кушетку уложить, то портреты предков хранить.
Кстати, о предках. Портреты портретами, портреты за звонкие монеты "наваять" мог любой мазила. Их теперь развелось, что грязи. А вот составить родовое древо так, чтоб и не соврать и не стыдно было - это вопрос куда более, так сказать, пикантный. Кого тут, в Мексике, не копни, так в третьем поколении либо раб, либо креол, либо бывший каторжник. И неизвестно, что ещё лучше. Оттого-то и связался он с тем жалким прохвостом, дабы из первых уст покойного деда осведомиться, что там и как, и кто кем был.
Не успел Дон Эстебано ступить на последнюю ступеньку, как странные звуки стихли. Он отдышался и стал прислушиваться. Не идти же вниз после того, как поднялся только потому, что где-то на крыше решила спариться пара голубей. Ну, может, не голубей, а птиц покрупнее, но ведь не горгулий же! Всё должно иметь своё логическое объяснение, ведь иначе и быть не может! Домашних животных в доме не было. Собакам место на псарне, лошадям в конюшне, Марии - на кухне. И больше никак!
Внезапно что-то щёлкнуло, и дверь на веранду начала медленно, со скрипом, открываться.
"Ветер, - слегка изменившись в лице, успокоил себя полковник. - Вот оно и объяснение! Надо сказать Марии, чтобы защелку проверила. Он двинулся к открытой двери, насвистывая себе под нос один из тех привязчивых мотивчиков, которые каждый день крутят по радио.
- Бу! - что-то заорало ему в ухо, заставив отшатнуться и опереться ладонью о деревянные шпалеры.
Дон Эстебано никогда не был трусом, но на этот раз отступление не показалось ему неприемлемым выходом. Держась за сердце и поминутно оглядываясь, он принялся спускаться, бормоча про себя отборные проклятия. Но, когда на кухне раздался истошный крик, полковник, позабыв про подагру, старые раны и проблемы с родословной, кинулся на помощь. Спасти прекрасную даму - дело чести, даже если она и не слишком дама, и не совсем прекрасная.
Мария стояла, прижавшись к стене, не в силах вымолвить ни слова. А здоровенная рыбина на разделочной доске выплясывала сальсу, будто на карнавале в Сан-Мигеле. Всё! Чаша терпения переполнилась!
Дон Эстебано, в конце концов, нашёл таки листок с тем самым проклятым номером и потянулся к телефону.
- Я согласен, - произнёс он, когда Родригес снял трубку. - Приезжайте. И поскорее... Да заплачу я вам! Заплачу, сколько скажете!
Чёртов шаман появился через три четверти часа. Прошёл в кабинет, повёл носом и без предисловий затребовал наличные. Как ни велико было желание придушить мерзавца, Дон Эстебано, скрепя сердце, выписал чек. Родригес помахал бумагой в воздухе, давая чернилам высохнуть, удовлетворенно хмыкнул полными губами и вымолвил с таким видом, словно его только что посадили на кактус:
- Ну что ж, раз мы урегулировали недопонимание, давайте приступим.
- Приступайте, - проворчал полковник. - Уберите эту тварь из моего дома!
Крышка чернильницы громко захлопнулась, и Дон Эстебано вздрогнул, словно запуганный раб под бичом плантатора.
- Не обижайте предка, - вкрадчиво произнес Родригес. - Вы сами его пригласили, чего уж теперь ссориться.
- Это вы его вызвали! Я-то здесь при чём!
Дипломированный специалист по паранормальным явлениям, никак не отреагировав на реплику, закрыл глаза и начал беззвучно шевелить губами. Несколько листов бумаги слетели со стола. Маска на стене жалобно всхлипнула, трубка, которую Дон Эстебан все время держал в поле зрения, вдруг заплясала и повисла в воздухе.
- Санта Мария, спаси и сохрани!
- Он не причинит вреда, - не открывая глаз, процедил Родригес. - Только... достопочтенный Дон Мигель Пабло де Эстебан уходить, увы, не желает.
- Это что ещё за новости! - взревел полковник. Он уже по горло был сыт всей этой чертовщиной.
- Он требует справедливости. Он хочет, чтобы вы вернули семье целостность.
- И что он имеет в виду?! - хотел было возмутиться Дон Эстебан, но не успел закончить. Портрет его высокородного деда с грохотом упал на пол, рама раскололась, засыпав ковер вековой пылью и крошками лепнины. Родригес, нисколько не испугавшись, достал холст из обломков, собственным носовым платком с почтением протёр его и спросил:
- Это ведь он?
Полковник кивнул, затем встал с кресла и подошёл ближе.
- Что тут не так? Всё вроде по канонам...
- Да уж... Писал и правда мастер, - Родригес коснулся холста, провел пальцами по аристократическому носу, по бороде, дотронулся до властной благородной руки. - Только вот предку вашему портрет категорически не по вкусу.
- И что теперь? Койотам отдать? Оно ж денег стоило!
- Хм... Как интересно, - не обращая на полковника внимания, Родригес долго "вслушивался". Через минуту или две он снова хмыкнул и деловито поинтересовался, - С вашего позволения, я заберу портрет на несколько дней?
- Да хоть навсегда!
Три дня прошли в относительном спокойствии. Дух предка, правда, никуда не делся, неотступно следуя по пятам за Доном Энтебано. Но сильно не буянил, время от времени напоминая о себе совсем уж незначительными шорохами и скрипами. Полковник, как мог, успокоил Марию, которая после происшествия на кухне собралась было ехать за помощью к Деве Марии Гваделупской - ещё не хватало без кухарки остаться. И все же, когда на пороге с большим свертком подмышкой появился Родригес, полковник вздохнул с облегчением.
- Я был в Мехико, - без предисловий начал тот, разворачивая бумагу. - Реставратор снял с вашей картины более поздний слой, обнажив, так сказать, суть. Полюбуйтесь на семью ваших предков! - поставив картину на стул, он отошел в сторону.
Несколько минут Дон Эстебано не мог понять, почему кому-то понадобилось замазать фигуру этой, несомненно, красивой, женщины с благородными чертами, стоявшей за креслом прославленного предка. Но, присмотревшись как следует, он всё понял и обречённо прошептал:
- Кватеронка*...
- Донья Эстелита Марко де Эстебан Мартинес, - Родригес подал голос. - Я навёл справки, её мать действительно была мулаткой, но это не помешало ей стать супругой вашего пра-пра-деда.
- Да... Прощай чистая родословная, - выдохнул полковник и привычно потянулся за трубкой. Затянувшись и выпустив облако дыма, Дон Эстебано поинтересовался, - Так теперь вы его отправите восвояси?
- Он уже обрел покой. Вместе с Доньей Эстелитой, - шаман указал на портрет. - Укажите в завещании, что портрет неприкосновенен и должен всегда висеть в этом доме на видном месте.
- А если?...
- А вот тут я уже гарантии не дам. Спокойствие ваших детей зависит от вас.
Дон Эстебано почесал затылок. Ладно, он многое пережил, переживёт и это. А сейчас ... не пригласить ли ему Марию на пару рюмок текилы?...
________________
*Квартерон (от лат. quarta -- четверть) -- в колониальной Америке так называли человека, один из предков которого в третьем поколении был негром (чаще негритянкой). То есть -- потомок мулатки и белого.