Вино приятно расслабляло мышцы тела и развязывало мыслительные узелки, которые застревали в узких коридорах извилин громоздкими боками комплексов и когнитивных искажений и мешали свободному и плавному протеканию умственных процессов. Шутки, зачастую избежав фильтра внутренней цензуры, спрыгивали с сугробов извилин сразу на кончик языка, в глазах горели веселые чертинки, и губы то и дело размыкались если не громким хохотом, то проницательной (как мне хотелось самой в это верить) ухмылкой. Я чувствовала себя счастливо и комфортно, но знала, что сдержанные этим вечером комплексы и когнитивные искажения наутро прорвут этаноловую плотину и беспощадным цунами разрушат все те хрупкие конструкции, которые так нужны были для выживания, но которые я не умела построить так, чтобы они не сломались от первого же дуновения ветерка недовольства мной, или критики меня, или просто неловко вставленного в предложение слова. Мельчайшие семечки отличного от приятного ко мне отношения, которые в психологической экосистеме здорового человека развеялись бы пылью по ветру, в моем мире разрастались буйными тропиками, питающимися соками своих же сложностей в отношениях с собой. Завтра будут муссоны и тропические ливни слез, оплакивающих гробы сожалений о неточно выраженной мысли или непроизнесенного замечания. Или же, напротив, погребальные урны с прахом слишком откровенных признаний не слишком близким собеседникам. В любом случае, найдется тысяча и одна сказка, где добрый главный герой моих комплексов раз разом будет побеждать злодеев трезвого восприятия себя.
Трезвого. Я вздохнула, опустив нос в резной бокал темно-синего стекла. Раз в голову приходят такие мысли, значит, пора сворачивать лавочку остроумия, ярмарку веселых историй и элитарную винодельню сложных мыслей, закрывать свой счет и отправляться домой. Ничего хорошего вечер уже принести не сможет, когда этаноловая плотина начинает протекать. Я надела свою джинсовую куртку с неяркой вышивкой на серо-голубой ткани, поочередно со всеми попрощалась, обняв каждого, и направилась к выходу из бара, готовясь искать встречающее меня такси среди нескольких штук таких же, ждущих своих клиентов вдоль богатой на увеселительные заведения улочки. Настроение стремительно портилось, а ведь я обещала себе, что поперебираю логический конструктор своей тревожности, мучавшей меня весь вечер, и не буду откладывать это дело в самый дальний ящик.
Мимо плыли желтые фонари уличного освещения, дробясь в каплях дождя на стекле на мелкие фасеточные ячейки, из-за чего казалось, что на меня из темных улиц смотрят золотыми глазами гигантские черные ночные стрекозы. Скоро начнет светать, и с каждым новым люменом солнечного света на квадратный метр асфальта люмены фонарей будут падать, и рано или поздно стрекозы, погрузившись в беспробудный сон без электричества, потушат свои глаза. Очень не хотелось бы, чтобы эти городские наблюдатели заснули недовольные мной, и сверлили бы меня следующим вечером укоризненно-выжидательным взглядам, связывая его пристальностью меня по руками и ногам, лишая сил делать что-либо. Поэтому нужно доехать до дома, зажечь свечу и погрузиться в медитацию о своей тревоге, как бы сильно мне не хотелось спать и отложить этот процесс на завтра. Теперь просто надо. Ничего не поделаешь.