Город четыре месяца дырявил зубочистками небоскребов серую перину облаков, нависшую над ним сверху. Она была так часто утыкана этими стеклянными иголками, что стала похожа на шкуру дикобраза. Всю зиму он недовольно ворочался, вздрагивая перхотью снегопадов при каждом новом уколе. Такое отношение никому приятно не бывает - ни небесному зверю, ни земному человеку. Вот и облачному дикобразу оно в конце концов надоело. Не выдержав такого абъюзивного отношения со стороны городских архитекторов, он в порыве бессильной злобы разом сбросил все свои иголки, разорвался разочарованием в людском роде на тысячу мелких ошметком отдельных редких облачков и расползся по чашке небосвода в поисках более гостеприимных краев.
Так выглядит оттепель в этом Городе. В течение зимы небесный дикобраз тоже иногда сбрасывает иголки в порыве капризного гнева, но, как правило, быстро успокаивается и стыдливо собирает их обратно на свою шкуру через пару-тройку дней. Но рано или поздно приходит Весна. Она ужасно раздражает дикобраза Зимы, заставляя его совершать компульсивные плевки своими иглами. Но наступает момент, когда вернуться и собрать их уже нельзя: Весна, конечно, любит поспать "еще пять минуточек" после каждого звонка календарного будильника, но всегда просыпается. Обычно это происходит поздно, а не рано, но такой исход неизбежен.
Сейчас Город переживает третий сброс иголок дикобразом зимы. Улицы снова завалены снегом, но от его легкой пушистости середины января остались только смутные, как туман бессилия, воспоминания. Некоторые из этих игл в своем полете потепления от небосвода до асфальта превращаются в копья. Это дело нежных, как свежая свинина, ручек маленьких купидонов, которые мечтают влюбить в зимний Город как можно больше людей. Копья зимы вонзаются в души людей, превращая их в уродливых дикобразов. Они вынуждены жить в тесной клетке грудины, и, как и их родитель, переносят плохое к себе отношение с агрессией. Начинают ворочаться в грудной клетке, рвать копьями-иглами легкие и сердца, вызывая кашель кровью у своих жертв. Сами-то они прячутся за баррикадами из таких фраз, как "весеннее обострение", "авитаминоз" и "я в порядке, просто грущу". Но главврачи психиатрических клиник правду знают. И знают, что иголки, воткнутые в вены пригвожденных к туману Города пациентов, по которым текут психотропные препараты, никак не помогут этим несчастным. Они уже заражены. Они уже влюблены в туман, и тот отвечает им взаимностью. Даже если подобрать эффективное лечение, все равно проколы от иголок-копий в душах "больных", как их называют медсестры между собой, останутся навсегда. И туман будет просачиваться в них по капле, обуславливая отрицательную динамику болезни.
В Городе есть люди, которые "слезли с иглы". Будь то медицинский катетер или пока не подвергнутый терапии прокол сброшенной зимний дикобразом стрелы. Но шрамы на их локтевых суставах или запястных костях до конца жизни этих счастливчиков будут напоминать им о невероятном везении быть непризнанными и обделенными любовью Города.
***
В прямоугольную плашку окна кто-то добрый залил акварель чистейшего голубого цвета. Залил неаккуратно, потому что весь асфальт забрызган лужами этого счастливого цвета. Кто-то даже попытался скрыть следы действий своих трясущихся от предвкушения весны рук, размазав тряпкой теплого ветерка эти капли по асфальту. Но он остается мокрым, отражая своей серой кожей цвет неба.
Я сижу на пожарной лестнице с сигаретой и рассматриваю свои шрамы от капельниц. На обоих запястьях остались маленькие вытянутые пятнышки сейчас уже белого цвета. Конечно, они до смешного меньше белых борозд, вьющихся по коже предплечий до самых локтей. На правой руке даже выше. Это - годовые кольца моих психологических травм и неэффективных попыток с ними бороться. Еще немного заживут - и можно будет забить их татуировками.
В течение всей зимы мечты о них не посещали мою черепную коробку. Как будто все место в ней занял какой-то туман безысходности, не оставляя ни одного квадратного миллиметра для хоть чуточку счастливых мыслей, желаний и планов. Но стоило световому дню потянуться на ложе дня и отодвинуть кончиками пальцев заката и восхода наступление ночи аж на семь часов вечера, как в голове стало проясняться. Даже курить снова захотелось бросить.
Радостные мысли голосят настолько громко, что заглушают собой тихие причитания разумности и рациональности о том, что пора уже готовить эскиз татуировок, что нужно придумывать и искать замену курению для перерывов в работе, что пора вернуться в спортзал. И многое, многое другое. Но кто их будет слушать, когда сознание подернуто туманом радости, в котором так многообещающе проглядываются хрустальные замки
А на сердце кошка выцарапывает когтем предостережение, что этот сияющий туман - тот же самый, что и зимой. Искусная обманка, прекрасный фокус с колодой моих мыслей.
Эти царапины вызывают желание курить. Только что же хотела если не бросить, то хотя бы снизить количество сигарет в единицу времени.