Он не был ни охотником, ни лесником, он не был ни лесорубом, ни любителем пробежаться по накатанной лыжне. Он не занимался этим никогда, и у него не было ни малейшего желания заниматься этим в будущем. Ему просто не хватало кислорода, было душно в маленькой комнатушке захламленной всякого рода предметами. Это был его мирок, и он ему ужасно надоел, осточертел, приводил в уныние.
Ему просто нужно было развеяться, слиться с природой, почувствовать себя её частицей. Поэтому он и находился сейчас в глубине леса, где поют лишь птицы и говорят лишь сосны и ели, трепеща ветвями под редкими накатами ветра.
Он медленно шёл по натоптанной тропинке, уводящей куда-то в чащу. По сторонам был один только снег, ровный слой снега, из которого тут и там в совершеннейшем хаосе торчали голые ветки малинника и сухой травы, а на его поверхности сосновые и еловые шишки выкладывали замысловатые узоры. Где-то в вышине долбил дерево дятел, выдавая виртуозную чечётку, а какие-то маленькие птички огромными стаями стремительно сбрасывали снег с верхушек деревьев, садясь, время от времени, неразделимой тучей на ветки.
Воздух пах озоном, хвоей, снегом, и к этим запахам робко примешивался аромат наступающей весны.
Он шёл по тропке, останавливаясь время от времени, чтобы лучше почувствовать жизнь, кипевшую в этом лесу. Он смотрел на всё это и постепенно, неспеша, забывал о цивилизации.
Сколько же людей натоптали эту тропинку, и почему никого он не встретил за всё время своей прогулки? Он не мог этого объяснить, да, быть может в этот момент и не хотел. Он был рад одиночеству, рад нетронутой человеком природе. Он шёл медленно, всегда вперёд и пока не хотел возвращаться.
Тропинка всё также тянулась глубоко в лес, извиваясь и петляя, будто люди, протоптавшие её, обходили невидимые преграды. Чем дальше она уходила, тем плотнее становился снег. Снег здесь был не белый, а какой-то желтоватый, словно кто-то тут прошёлся то ли в грязной обуви, то ли грязными лапами. Следов не было - только желтоватый снег.
Он шёл, а тропинка расширялась, и лес становился всё гуще. Теперь стежка виляла между старых разлапистых елей и молодых рябин. Идти здесь было нелегко, и ему приходилось сгибаться и закрывать руками лицо, чтобы не разодрать колючими ветками кожу.
Он не заметил, как стало тихо. Мёртвая тишина. Она заставляла усомниться в реальности звуков как таковых и слуха как одного из чувств. В этих местах не догадывались о существовании ни тех ни другого. Человек остановился и прислушался ...ничего. Слух, будто выпал, провалился в бездну. Ни ветерка, ни птицы, ни шороха веток - ничего. Всё куда-то исчезло. А может не исчезало? Может всё было? Может сейчас в это время шумит ветер, шелестя сухой травой, может птицы поют да так, что заслушаешься, может быть ветки трутся друг о друга, создавая странный шорох.
Человек был в замешательстве. Он огляделся по сторонам и тут же немного успокоился, потому что трава стояла, не двигаясь. Ветра не было. Да и ветки не двигались. Чего же им двигаться, ни с того ни с сего, ведь они сами на это не способны. Или способны? Совсем нет.
Он сделал шаг и услышал знакомый хруст снега при минус пяти-шести градусах Цельсия. Приятный звук вывел его из состояния неопределённости и нарастающей паники, и человек рассмеялся своей глупости. Смеялся он от души и долго.
Человек опять двигался вперёд уверенно, отдыхая и наслаждаясь. Опять он мог смотреть на небо, голубое с рваными облаками, сквозь которые пробивались солнечные лучи, на верхушки деревьев, на пелену снега, застилавшую всё под ногами.
Тропинка закончилась, не приведя никуда, но он не заметил её конца, потому что был увлечён странным рисунком на стволе толстого, в три обхвата, дерева. Он не знал, что же это такое, что там изображено и пытался всмотреться внимательнее, но... неожиданно опора под ногами исчезла, и он по пояс провалился в снег. От внезапности произошедшего перехватило дух. Он стоял в снегу и проваливался ниже, словно это был зыбучий песок. Затем темнота.
Он не помнил, как выбрался из снега, не помнил, когда начался снегопад. Он бежал по исчезающей тропинке назад.
"Куда исчезли все эти люди, создавшие тропинку? Где они? Наверное, они вернулись домой. Я уверен".
Он тяжело дышал от бега и совершенно не был уверен, что все они попали домой. Он не был уверен, что сам когда-либо попадёт домой, хотя делал для этого всё возможное на что был способен.
И снова:
"А может тропинка протоптана не людьми? Может быть, она вообще никем не протоптана, а сделана искусственно?"
Он бежал и от снега уже ничего не видел на расстоянии вытянутой руки. Тропинка неумолимо исчезала. Теперь он бежал почти наугад, по памяти, но это было всё равно, что запомнить городскому человеку дорогу в пустыне, ведущую к источнику. И он не запомнил. Остановился. Шёл снег. Ветра не было. Ветви елей и сосен шевелились. Они тянулись к нему, окутывая колючим холодом.
Он закрыл глаза и ...спрятался ...прямо, как в детстве.