Ходит ветер шесть дней, семь ночей,
Потопом буря покрывает землю.
При наступлении дня седьмого
Буря с потопом войну прекратили,
Те, что сражались подобно войску.
Успокоилось море, утих ураган - потоп прекратился.
Я открыл отдушину - свет упал на лицо мне,
Я взглянул на море - тишь настала,
И все человечество стало глиной!
примерно XXIII век д.н.э.
Первыми в глаза любому прибывающему в Урук бросаются горгульи.
Чудовищные гранитные твари распростерли крылья над причальными воротами, а из-за того, что они находились под днищем города, казалось, что горгульи несут гладкую черную черепаху купола Урука на своих спинах. На самом деле, если приглядеться повнимательней, можно разглядеть тонкие нити, убегающие в небо от окраин. Именно они удерживают город над бесконечным океаном.
Чилдерман оперся на перила прогулочной палубы "Могола", рассматривая горгулий. Шквальный ветер, вырывающийся из-под города, нещадно трепал его широкополую шляпу и просторный плащ. Он с огромным удовольствием сдул бы в океан и покоящийся у ног Чилдермана саквояж, но тот оказался слишком тяжел для своего размера. Бесчисленное количество багажных наклеек на нем свидетельствовало, что саквояж и его хозяин регулярно пускались в путешествия между ковчегами.
Команда "Могола" по мере приближения к массивному диску Урука засуетилась, стравливая газ из баллонов воздушного корабля. Капитан, очевидно, просчитался с высотой и ветром, и теперь, вместо того, чтобы аккуратно залететь под город, судно неслось прямо в распахнутые пасти горгулий. Сбросить скорость не помогали ни завывающие в ужасе ходовые пропеллеры, ни исходящие ревущими белесыми гейзерами парореактивные тормоза.
К подобным проблемам Чилдерман относился философски. Хотя, откровенно говоря, он начинал сомневаться, что сделал правильный выбор, ступив два дня тому назад на палубу "Могола". С другой стороны, учитывая складывающуюся ситуацию, он не видел другого выхода, кроме как наблюдать за разрастающимся в размерах черным куполом Урука. Метаться по палубе и искать спасения на такой высоте казалось ему бессмысленным занятием.
Корабль тряхнуло, и Чилдерман вынужден был вцепиться в перила руками. Вентиляционные арки, тянущиеся по низу купола, и горгульи стремительно ушли вверх, а перед Чилдерманом открылось обросшее аэратами дно города. Капитан пошел на отчаянный шаг, распоров несколько баллонов с газом. Если расчет окажется неверным, "Могол" будет размазан не об купол, а об водную гладь, под которой уже мелькали спины гигантских косаток. Проклятые твари за последние пару сотен лет исхитрились обзавестись телепатическими способностями и паника на борту "Могола" звучала для них колокольчиком, сзывающим на ужин. Ходившие среди рыбаков байки о том, что попутно косатки научились подманивать с помощью телепатии дельфинов и китов и вот-вот доберутся до людских мозгов, при взгляде на кишевшую бурыми спинами воду начинали казаться подозрительно реальными. По крайней мере, Чилдерман уже давно не видел ни одного дельфина.
На счастье немногочисленных пассажиров, корабль прекратил падение на довольно приличной высоте. Ни о каких причальных воротах больше не могло быть и речи, и капитан повел судно к аварийному крану. Пассажиры в это время могли полюбоваться внеплановыми видами болтающихся на покрытых белесым налетом цепях термальных электростанций, добывавших электричество для города из разницы температур водных слоев. Некоторые из тех, мимо которых проходил "Могол", оказались подняты и распространяли вокруг себя сногсшибательную сероводородную вонь. Вокруг них, верткие как коралловые рыбешки, крутились чистильщики на канатах. Ловко орудуя огромными мачете и скребками, они сдирали с подводных частей станций наросшие водоросли и ракушки.
Полосу неба, видневшуюся из-под дна Урука, прямо по курсу расчертили гроздья канатов с крюками, сброшенные аварийной командой. Двигатели "Могола" несколько раз взрыкнули, судно развернулось боком, и крюки застучали по палубе. В погоню за ними бросилась вся свободная от вахты команда.
Чилдерман проверил, не улетел ли во время встряски саквояж, поднял его и направился на нижнюю палубу. На этот раз судьба оказалась к нему благосклонна.
Матросы похватали канаты и принялись крепить их на вбитые в палубу кольца. Через несколько минут корабль оказался опутан ими как паутиной. Наверху взревели моторы и "Могол", поскрипывая корпусом, пополз ввысь, в распахнутый люк.
Чилдерман пристроился около трапа, пока еще поднятого на борт.
-- Господин, вам нельзя покидать пассажирские палубы до того, как мы пришвартуемся, -- пробегавший мимо молодой матрос попытался было сдвинуть его с места.
Попытка оказалась неудачной. Чилдерман, не говоря ни слова, отодвинул парня в сторону. Налетевший порыв ветра снова взметнул полы незастегнутого плаща и мальчишка узрел две подмышечные кобуры, из которых торчали длинные серебряные стволы. Верный признак того, что такого пассажира не стоит лишний раз нервировать. Учтя это, матрос благоразумно удалился по своим делам. В конце-концов, у болтающегося по Земле с двумя допотопными револьверами за пазухой психа может оказаться и еще что-нибудь такое, знакомства с чем лучше избегать.
"Могол" вздрогнул последний раз, поднимаясь мимо аварийных лебедок, и застыл в доке.
Добро пожаловать в Урук, третий по величине город-ковчег Индики.
Внизу, в тени города, мировой океан продолжал нести свои бесконечные волны дальше. Планету давно стоило бы переименовать в Океан, на крайний случай, в Потоп, но большинство людей по старой привычке продолжали называть ее Земля.
Через украшенную ажурной решеткой арку вентиляции под купол влажный морской воздух затекал как вода. Вместе с ним до Чилдермана доплывал гомон спустившейся с лиан стаи бонобо. Обезьяны облюбовали массивный череп горгульи для своих разборок. Как оказалось, твари раздражали не только его -- несколько минут спустя из ремонтного люка показалась голова. Разразившись бранью, она скрылась внизу, после чего бонобо, отчаянно вереща, бросились врассыпную -- рабочие пропустили по наброшенной на череп горгульи сетке ток.
Чилдерман расположился на одной из тысяч скамеек, установленных среди зелени устроенного террасами парка, тянущегося по окружности Урука. Наверху его заполоняли декоративные кустарники, производящие на свету повышенное количество кислорода, нижние же уровни отдали на откуп агрокультиваторам. По колено в соленой морской воде, они бродили между посадками модифицированного риса и сои, вручную собирая вредителей. Зерновые культуры редко входили в повседневный рацион рядовых жителей ковчегов, зато пользовались большим спросом у тех, кто страдал излишком денег.
Мимо Чилдермана прошествовала строгого вида дамочка, за которой семенил выводок молодых леди из числа дочерей тех самых потребителей зерновых культур. За девушками, отчаянно скучая, тащилось с полдесятка телохранителей. Дама активно жестикулировала сухонькими ручонками, тыкая пальцами-тростинками то в свисающие с ребер жесткости купола лианы, то в бескрайнюю гладь океана.
Прислушавшись, Чилдерман понял, что дама объясняет историю возникновения нового мира. Судя по выражению лиц слушательниц, это не доставляло им особенного удовольствия. Да и что могло быть приятного в признании факта деградации человечества?
Говорят, при библейском потопе разверзлись хляби небесные. Неприятно, но хотя бы понятно, что наступает конец старого мира. Повторный потоп выглядел совсем иначе. Слишком быстро тающие ледники и поднявшийся уровень океана никак не сказалось на количестве осадков. Зато суша полностью исчезла меньше чем за сотню лет. Человек, уверенно пристроившийся на троне царя природы, вдруг обнаружил, что сам трон наполовину ушел под воду. Вот так ни фига себе, сказал он, а процесс-то, оказывается, необратим!
В общем, кто мог, засобирался вон с этой планеты.
А вот следующая часть повествования оказалась сильно подрихтована рассказчицей, дабы не смущать нежное сознание воспитанниц. На людей, называвших вещи своими именами, всегда смотрели довольно криво.
В оригинале, насколько помнил Чилдерман, всем на разбегающихся с Земли кораблях места не хватило. Оставшиеся доживали свой век в удивительном и странном мире. Человеческая наука напряглась из последних сил и выпустила в нарождающийся мировой океан сотни видов водорослей, производящих атмосферные газы, дающих дешевые органические материалы для будущей кустарной промышленности, метановое топливо и пищу. Воздушное пространство она заселила их братьями-аэратами.
По прогнозам, первую сотню-другую лет мировой океан должен был вести себя весьма неспокойно. Так что оставшимся на Земле пришлось отказаться от идеи настроить себе плавучих ковчегов и повторить судьбу Ноя. Впрочем, решение все же нашлось благодаря ранее разработанной технологии орбитальных лифтов.
Последние корабли космического флота притащили к Земле несколько сотен самых крупных булыжников из пояса астероидов и разместили их на геостационарных орбитах. Затем астероиды заякорили n-полимерными тросами, поднявшими над остатками суши приспособленные к условиям нового мира города. Для защиты от периодических припадков погоды на них установили атмосферные щиты. Разве, будь у Ноя такая возможность, он не согласился бы на то, чтобы его ковчег висел в сотне метров над водой?
Благоразумно сгладив вопрос о брошенной на затопленной Земле части человечества, дама потянула выводок дальше.
Еще сотня лет, прикинул Чилдерман, и такая же, как она, будет рассказывать о том, что мир изначально наполняла вода, а ковчеги подвесил не иначе как сам Господь Бог, завязав тросы бантиком через дырки в небесном куполе.
Он встал, чтобы размять затекшие ноги и посмотрел на часы. Наниматель безбожно опаздывал. Однако прогулка по Уруку дала Чилдерману ценную информацию для размышления. Его осведомители не ошиблись -- судьба города действительно висела на волоске.
-- Теперь вы понимаете ситуацию?
Скрывающиеся в полутьме львиные статуи следили поблескивающими изумрудными глазами за мечущимся взад-вперед Ульрихом Кромверком, энамэром Урука. Кабинет энамэра, просторное помещение с колоннами, из-за слишком маленьких окон и захламленности антиквариатом казался скорее складом контрабандистов, чем апартаментами высшей власти ковчега.
-- У меня нет ни малейшего желания привлекать к Уруку внимание Ноблерата и корпуса шеду. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что будет, если в городе объявятся сыны Мардука? Энлиль забери этого Рутенберга... Надо было придушить его, пока он не влез в совет!
Собеседник Кромверка, скрывающийся между полос тусклого света, льющегося из узких стрельчатых окон, промолчал. Энамэр с первой секунды встречи пытался выловить на его узком лице с тонкими чертами хоть какие-то эмоции, но оно продолжало оставаться маской белого фарфора с черными провалами глаз. Складывалось впечатление, что эту маску отлили с застывшей навечно полуулыбкой, за которой, в зависимости от ситуации, могло скрываться все, что угодно.
-- Чтоб его асаги еще в детстве сожрали... -- продолжал метаться между колонн кабинета Кромверк. -- Теперь эта сволочь переманила к себе половину городского совета и вот-вот открыто схватится со мной за власть!
Кромверк на мгновение остановился, и в его глазах блеснула ярость. Он лихорадочно расстегнул верхние пуговицы, обнажив в складках блестящего морского шелка бронзовую кожу, покрытую тонкими лиловыми линиями татуировок. Когда-то Кромверк бороздил воздушный океан на вольных судах и, как и большинство невежественных матросов, приписывал чернильным узорам волшебную силу. Теперь, будучи энамэром Урука, одного из самых больших городов-ковчегов Индики, он прекрасно знал, что в мире ковчегов нет никакой магии, но существует самая серьезная движущая сила -- баланс.
И он, бывает, больно ударяет по тем, кто пытается нарушить его законы. Как существование постпотопной Земли зависело от искусственно созданной биосферы, так и жизнь городов-ковчегов зависела от царящего в них равновесия. Городам крайне вредили любые потрясения, в том числе борьба за власть. Борьба за власть, как известно, слишком часто приводит к волнениям масс. А многотысячетонный город, подвешенный в сотне метров над мировым океаном, не тот объект, который легко может пережить последствия массовых возмущений -- разрушения, взрывы и погромы. Постпотопные правительства Земли, они же ее главные полицейские, к революциям, путчам и прочим, вредным для стабильности ковчегов, явлениям относилась крайне негативно. И с любыми предпосылками к оным боролись радикальными средствами.
-- Вы понимаете, к чему меня пытается подвести Рутенберг?
Молчаливый собеседник Кромверка кивнул. Баланс -- основа сохранения жизни на нынешней Земле. Общество не должно выходить за определенные рамки. А там, где оно выходит, появляются сыны Мардука.
-- Рутенберг подогревает население, он знает, чего я боюсь. Эта сволочь надеется раздуть в городе пожар, на тушение которого прибудут шеду. Мне уже приходится принимать непопулярные контрмеры! А сам он в это время постарается отсидеться в тишине...
Визит шеду не обрадует ни одного энамэра ковчега. Хотя расчет Рутенберга сложно было назвать идеальным. Корпус шеду не станет выяснять, кто здесь прав, и разберется с той из двух сторон, что попадется под руку. Логика Ноблерата не страдала излишней извилистостью. Не можете договориться между собой? Застрелитесь. Или возлюбленные сыны Мардука прилетят и перестреляют всех сами.
Пятьдесят процентов за то, что пострадавшей стороной окажутся Рутенберг сотоварищи. Но оставшиеся пятьдесят процентов приходились на Кромверка, и энамэра подобный расклад не устраивал.
Прежде чем встретиться с Кромверком, Чилдерман обошел почти все портовые кабаки, в которых собиралась донная чернь. Они кипели как креветочный суп в котлах уличных торговцев. Обсуждались непомерные налоги, низкие квоты на вылов рыбы и продажность чиновников. Чилдерман побывал во многих городах Индики и точно мог утверждать, что большинство муссируемых слухов -- ложь. В заведениях рангом повыше к налогам и квотам добавлялись таможенные сборы и задирание цен городскими монополистами. По странному стечению обстоятельств, все они входили в число членов совета Урука. Вычислить работу провокаторов было несложно, но становилось совершенно очевидно, что подобного развития ситуации нынешний энамэр не предвидел.
Между тем, если реакция зажиточных горожан на мнимые грехи Кромверка носила достаточно спокойный характер, то рыбаков, рабочих, агрокультиваторов и прочих уже подготовили к взрыву. Чтобы выплеснуть нетрезвую толпу на улицы, оставалось только дать сигнал. Тогда ее можно будет усмирить лишь силой. И как только Кромверк выдвинет навстречу бунтовщикам городскую стражу, подогретая провокаторами толпа рванет. После этого энамэру останется только повеситься на шелковом шнурке. Если у Рутенберга хватит ума все это время прятаться за кулисами, то он загонит Кромверка в патовое положение. Беспорядки в городе начнутся, неважно -- попытается тот усмирить толпу или без этого. В таком случае Рутенберга должно было заботить только одно -- чтобы Ноблерат не выяснил, куда тянутся ниточки, за которые дергают недовольных.
В городе может существовать только одна власть, и меняться она должна без потрясений. Если Рутенберг выставит Кромверка крайним, эта власть, благословением Ноблерата, упадет к нему в руки сама. Но в сложившейся ситуации Чилдерману больше всего не нравилось одно -- никаких гарантий того, что бунт не приобретет неуправляемый характер, не было.
-- Рутенберг не дурак, -- заявил Кромверк, останавливаясь, чтобы сделать глоток вина. -- Эта сволочь копает глубже. Я знаю, что он переманил на свою сторону часть городского совета. Он использует их деньги и влияние, ведь один он не сможет скинуть меня...
Влиятельные люди, очень влиятельные люди, и богатые и очень влиятельные люди -- так, примерно, можно было охарактеризовать членов совета. Пятнадцать министров ковчега, с мнением которых Кромверк вынужден считаться. Плюс Рутенберг -- человек, которого Кромверк проглядел как угрозу, когда тот начал подниматься во власть. Каждого своего члена на согласование Ноблерату выдвигал сам городской совет, он же выбирал и согласовывал с Ноблератом энамэра. И последние двадцать лет энамэр Урука не менялся.
-- Как я понимаю, вы знаете, кто эти люди?
Солнечный свет отразился от бронзовой створки витражного окна и выхватил из темноты бледное лицо Чилдермана.
-- О да, -- лицо Кромверка осветила улыбка. -- У вас будет список.
Рождение ребенка вне пределов квоты, отведенной Ноблератом Индики, считается преступлением. Каждый неучтенный фактор нарушает баланс города, а значит, может повлечь его падение и гибель населения. На заре постпотопной эпохи это понимали не все, и вот уже больше тысячи лет обломки двух городов, энамэры которых не проявили должного уважения к принципам баланса, обрастали кораллами на дне мирового океана. Ковчеги, хоть и казались чудом древней науки, давно уже классифицируемой как магия, не были приспособлены к спуску на воду.
Поэтому баланс биомассы должен соблюдаться. Но только в области ее прибавления. Сидя на вычурном вимперге, украшавшем фасад дома, Чилдерман собирался уменьшить вес Урука на двадцать один грамм. Все остальное, когда душа покинет тело, пойдет на удобрения для городских садов, исправно улучшавших воздух под куполом. Роскошь иметь кладбище и игнорировать бесплатный источник перегноя не мог себе позволить ни один город.
Рупрехт Ландэм, первый человек из списка подозреваемых Кромверка, владел судоходной компанией, правда, другой, не той которой принадлежал "Могол". Иначе работа могла бы показаться Чилдерману несколько более приятной.
-- Послушайте, Кромверк, -- сказал он в кабинете энамэра, прочитав список. -- А разве не проще прихлопнуть самого Рутенберга, а не тратить время на его единомышленников?
Кромверк опустился в кресло у окна и вновь приложился к вину.
-- Вы не поверите, но я не знаю, где он находится. Он игнорирует заседания совета уже месяц. К тому же смерть только одного Рутенберга ничего не решит. Его прихлебатели просто найдут себе другого лидера. К сожалению, мне придется избавиться от них всех. Иначе в один прекрасный день они опять попытаются свернуть мне шею.
На мгновение задумавшись, Кромверк добавил:
-- К тому же я всего лишь, энамэр, а не гегемон Индики, чтобы позволить себе открыто убирать членов совета, признанных Ноблератом. Как вы понимаете, -- Кромверк ухмыльнулся. -- По факту их гибели будет проведено тщательное расследование.
Чилдерман соскочил с вимперга на балкон старинного здания, выстроенного из настоящего камня еще до того, как Урук поднялся в воздух. Проектировщики довольно четко разделили город на каменный центр в духе причудливой и изысканной готики, и расходящиеся от него кругами зоны, занятые жилблоками из строительного коралла и прессованных водорослей.
Ландэм или не подозревал о намерениях энамэра или оказался слишком беспечен -- дверь на балконе не запиралась.
Чилдерман посмотрел вниз. У входа в резиденцию, перед кованными решетчатыми воротами, топтались два здоровых лба с арбалетами наперевес. Отвратительно организованная охрана.
В призрачном свете луны, пробивающемся через увитый лианами купол, комната, куда попал Чилдерман с балкона, выглядела выплывшей из глубин допотопного периода. Бархатистые обои украшали полотна Премацци и Шторка, вдоль стен расставлена деревянная мебель, но самое главное -- посреди комнаты бил фонтан. Чилдерман зачерпнул ладонью воду, оказавшуюся пресной. Как он успел заметить, даже Кромверк не позволял себе подобных излишеств.
Беглый осмотр коридора убедил Чилдермана, что внутри дома охрана отсутствует. Оставалось лишь вычислить, в какой из десятка комнат спит Ландэм. Чилдерман убрал револьвер в кобуру и вытащил допотопный виброклинок из циркониевой керамики. Стоил он дорого, но с работой справлялся гораздо лучше хрупких костяных ножей. При удачном стечении обстоятельств хозяин дома попрощается с жизнью очень тихо.
Ландэма он обнаружил в четвертой по счету комнате. Владелец крупнейшей судоходной компании Урука почивал на массивной кровати в обнимку с двумя юными куртизанками, едва ли распрощавшимися с девственностью до встречи с ним. Громовой храп Ландэма, похоже, мешал соплячкам спокойно спать, так что одна их них отчаянно вертелась, то накрываясь подушкой, то толкая в бок толстяка. Того это мало беспокоило -- в комнате витал стойкий запах вина из морского винограда.
Чилдерман аккуратно прикрыл за собой дверь и подошел к кровати. Ландэм разметался по ней, обнажив рыхлую грудь. Оставалось надеяться, что клинок сможет проткнуть такую груду жира до самого сердца.
Спящий оглушительно всхрапнул, и девчонка снова толкнула его. Должно быть, довольно чувствительно, потому что Ландэм заворчал и попытался открыть глаза. Чилдерману не оставалось ничего, кроме как резко зажать рот жертвы рукой и всадить клинок под ребро. Ладлэм дернулся, глаза его выкатились из орбит, но древний композит сделал свое дело. Тело Ландэма обмякло, и в комнате воцарилась тишина. Толкавшая его девчонка удовлетворенно пробормотала что-то во сне и, повернувшись на другой бок, спокойно засопела.
Вряд ли ее пробуждение окажется приятным.
Чилдерман убедился, что в коридоре все еще пусто, и покинул затихшую спальню.
Городской совет Урука только что уменьшился на одного члена. Исключая Кромверка и Рутенберга, их осталось четырнадцать.
-- Какое счастье, что в наше время не существует свободной прессы, -- Кромверк выглядел подавленным. -- Иначе город бы уже трясло.
-- Вы еще помните, что это такое? -- Чилдерман, похоже, удивился.
-- Я досконально изучил архивы Урука, -- пожал плечами Кромверк. -- Там содержится масса интересных вещей. Но главное -- начинаешь понимать, насколько ковчеги зависят от стабильного функционирования того, что построили наши предки. Если завтра на Уруке откажут атмосферные щиты, первый же шторм отправит нас на дно океана...
-- Вы можете обратиться на Ницир. Орден инженеров вышлет вам бригаду мастер-техников для наладки.
-- Почему бы им не сделать так, чтобы инженеры постоянно находились в Уруке? Вдруг они не успеют сюда добраться?
-- Свой мастер-техник увеличит самостоятельность города и дестабилизирует устоявшуюся политическую систему. Разве это не очевидно?
Кромверк вздохнул.
-- Ладно, речь не об этом. Похоже, я оказался не единственным умником в Уруке. Рутенберг убрал одного из членов совета. Хвала Утнапишти, некому распустить слухи об этом.
-- Надо думать, пришибли того, кого вы считали принадлежащим к вашему лагерю?
-- Это очевидно. Сукин сын, надо отдать ему должное, мыслит так же, как и я. Вы понимаете, что это значит? Если я останусь без поддержки...
-- У вас осталось мало времени, -- лицо Чилдермана ничего не отражало. -- На ближайшем заседании порекомендуйте членам совета с большим вниманием отнестись к своей охране. У Ландэма и Керстхоффа она была ни к черту. С ними спокойно могли разделаться даже вы сами, не обращаясь для этого ко мне.
-- Разве это не создаст вам проблемы?
-- Вряд ли. Мои услуги стоят слишком дорого, чтобы ваши провинциальные шуты могли мне что-то противопоставить.
При этих словах Кромверк почувствовал себя неуютно. Хорошо хоть в этом он успел опередить Рутенберга, пусть это и стоило ему очень больших денег.
Элайджа Страйкер внял высказанному на совете предупреждению. Как и предполагал Чилдерман, это не особенно усложнило его задачу, но заставило отказаться от ее исполнения в жилой части города. Кроме того, при неудачном раскладе, ему предстояло избавить Урук от двух охранников Страйкера, свято веривших, что они хорошо умеют обращаться с арбалетами. По возможности Чилдерман старался обойтись без лишних трупов, ведь Кромверк считал, что платит ему только за убийства ближайших соратников Рутенберга.
Чилдерман выследил Страйкера на донном уровне города, занятого транспортными и рыболовными компаниями. Почему-то тот питал святую уверенность в том, что дно -- территория, на которой безраздельно властвуют только портовики. Поэтому, спускаясь туда, Страйкер расслаблялся и позволял себе заниматься делами без сопровождения двух шкафообразных молодчиков, с трудом способных связать два слова вслух, но обладавших отменными рефлексами.
По задумке строителей ковчега, основное назначение донного уровня города заключалось в размещении опорных конструкций города. Но с течением времени потребность в рабочих площадях росла, и воздухолетчики, и рыболовы продвигались все дальше вглубь от портовых ворот. Развесив под потолком гирлянды чадящих газовых ламп, они осветили нутро Урука и перекроили его под свои нужды. Сейчас между гоферовых опор пятидесятиметровой высоты парили десятки пришвартованных грузовых судов. Некоторые из них стояли на разгрузке, и цепочки носильщиков тащили по паутине веревочных мостов крепко связанные тюки. Разделенные сетками из канатов, дно делили между собой и самые большие корабли ковчегов -- носители, брюхо которых набивали как икра десятки рыболовных суденышек. Носители выходили в океан и выпускали парусные лодки на охоту за основой пропитания ковчегов -- рыбой и пищевыми водорослями.
На дне стоял несмолкаемый шум, в который вплелись тысячи человеческих голосов, скрип портовых механизмов, грохот киянок ремонтников и сотни других звуков. И всюду, всюду царила густая, тяжелая вонь тухлой рыбы и гниющих водорослей.
Чилдерман, в отличие от постоянных обитателей дна не привыкший к местным ароматам, вынужден был натянуть на нижнюю часть лица шарф, ткань которого хоть немного смягчала запах.
Планировка дна и снующие туда-сюда воздушные корабли, не позволяли возводить здесь дома, так что даже конторы важных шишек вроде Страйкера представляли собой просто огороженные картонными стенами участки, внутри которых стояло немного мебели. С нескольких сторон их подпирали штабеля ящиков с сушеной рыбой. На одном из них устроился Чилдерман. Он ждал, пока Страйкер вдоволь наговорится со своими управляющими.
-- Мы ничего не можем поделать, -- пожаловался сидящий ближе всех к Страйкеру тип. -- В последние годы улов падает.
-- Ну и?! Может быть мне просто уволить всех и набрать новые рыболовные команды?
-- Вряд ли это поможет, -- собеседник Страйкера покачал головой. -- Люди вкалывают как проклятые, ничуть не хуже чем раньше. Просто, похоже, древние установки биосферы оказались ошибочными.
-- Очень интересно. И в чем это выражается?
-- Зеленых водорослей стало слишком много. Планктон перестал справляться с их излишками, и во многих местах они создали пленку, которая полностью поглощает солнечный свет. Кое-где уже кроме как под парусом ходить невозможно, винты застревают в водорослях. Рыба, жившая в верхних слоях воды, либо погибает, либо уходит в другие места...
-- Мы можем попробовать расчищать участки и разводить там рыбу самим? -- подал голос еще один из управляющих.
-- А чем ты будешь дышать после этого? -- вопрос прозвучал на несколько голосов.
-- Но если водорослей слишком много... -- попытался оправдаться тот.
-- Тебе-то откуда знать? Количество водорослей рассчитали тысячу лет назад, когда у нас еще были компьютеры. Может быть, у тебя дома тоже завалялась счетная машина?
Среди управляющих прокатилась волна смеха.
-- Все, поржали и хватит, -- Страйкер встал из-за стола. -- Идите работайте.
После ухода подчиненных, Страйкер застыл около стола, задумавшись о чем-то своем.
Чилдерман беззвучно спрыгнул на пол у него за спиной и достал виброклинок.
-- Стой, ты кто такой?!
А он, похоже, недооценил охранников Страйкера. Или им просто повезло. Зато его полоса везения закончилась, и обойтись без шума не получится -- оба охранника вошли в кабинет в самый неподходящий момент.
-- Поднимай руки и без фокусов.
Охранник обошел Чилдермана, держась на расстоянии, и несколько секунд спустя тот почувствовал, что арбалет направлен ему в спину.
Страйкер развернулся. На его лице отпечатался ужас от осознания происходящего. Он попятился и завизжал:
-- Убейте его, это шестерка Кромверка!!!
Но еще раньше, чем тетива арбалета сказала "вжик" и вытолкнула болт, Чилдерман опрокинулся на спину, выхватывая револьверы. Ему было откровенно все равно, из какой позиции стрелять, даже вверх ногами. Обоим арбалетчикам Страйкера хватило по пуле, чтобы распластаться на нестерпимо воняющих рыбой досках из прессованных ламинарий.
Страйкер зашелся бабьим визгом и кинулся наружу. За стенами конторы он свернул в лабиринт ящиков. Выругавшись, Чилдерман вскочил на ноги и припустил за ним.
Ящики занимали почти все свободное от кораблей пространство. Искать там Страйкера наугад было бессмысленно. Чилдерман, разбежался и взлетел на ближайшую пирамиду. Сверху часть дна, принадлежавшая Страйкеру, просматривалась как на ладони.
За одним из поворотов мелькнула дорогая лиловая куртка.
Рабочим, сбежавшимся на крики, показалось, что под потолком пронеслась тень, вроде легендарной летучей косатки. Вслед за этим раздался грохот выстрелов.
Тело Страйкера с пулями в черепе и сердце нашли несколько минут спустя.
Счет стал пять-три в пользу Кромверка.
-- Храни нас Мами, Чилдерман, кажется, процесс начал выходить из-под контроля!
Кромверк снова не мог усидеть на месте. Он метался по кабинету, едва не сшибая многочисленные антикварные безделушки допотопной эпохи, собранные за годы энамэрства.
-- А чего вы ожидали? -- Чилдерман любовался игрой света на лезвии стального стилета в запыленных лучах солнца. -- Пусть это скрытая, но война. К тому же я не вижу причин для паники. Кортасар, если я не ошибаюсь, не был вашим сторонником. У вас появилась возможность не платить мне за него.
Густаво Кортасара нашли сегодня утром во дворе, нашпигованного арбалетными болтами как морской еж иглами. Убийца оказался настолько нерасторопен, что переломал ноги, спускаясь с крыши дома жертвы, и через полчаса после убийства его нашли скулящим и извивающимся как червяк. Введенная семейным дознавателем в вены пара капель раствора яда морской змеи, развязала горе-убийце язык практически мгновенно. Змеиный яд даже в слабой концентрации жег тело изнутри нестерпимым огнем, и продолжаться это могло часами. Убийца Кортасара, как и любой обитатель ковчега, знал это с детства. Так что в обмен на быструю смерть от удавки он рассказал все. Например, имя заказчика -- Николаса Ковальски.
-- Меня не волнует эта паскуда Кортасар! -- взорвался Кромверк. -- Но его друзья в совете наверняка потребуют осуждения Ковальски. Если бы эту работу выполнили вы, я не лишился бы своего человека! Ковальски владеет половиной производства газовой ткани на Уруке и для меня его поддержка в совете никогда не была лишней!
-- А разве Кортасар занимался не тем же самым?
-- Вот то-то и оно, -- Кромверк устало вздохнул. -- Ковальски решил обтяпать под шумок свои дела и устранить конкурента. Проклятый идиот, он даже не знает подоплеки событий!
-- Вы перехитрили сами себя, Кромверк. -- Чилдерман убрал стилет. -- Надо было поставить своих сторонников в известность о ваших планах. Или вы им недостаточно доверяете?
-- Да.
-- Ну тогда у вас проблема -- как спасти Ковальски, не привлекая внимания Ноблерата. Есть варианты?
Кромверк посмотрел на Чилдермана мутным взглядом.
-- Издеваетесь? То, что происходит в городе, вот-вот станет известно на Ницире. Я прикладываю все усилия, чтобы не допустить этого, а вы предлагаете мне дать возможность Рутенбергу возможность разобраться со мной одним махом?!
-- И что вы собираетесь делать?
-- Отправлю Ковальски на удобрения для окружных полей.
Ковальски не дожил до суда. Его кортеж расстреляли прямо на улице.
К этому времени все оставшиеся в живых члены совета сообразили, куда дует ветер, и забились по углам. Единственным, кто попытался бежать из Урука, оказался банкир Грэм Триз, решивший, что верность энамэру не стоит собственной жизни. Но его воздушный корабль, едва покинув причальные ворота, превратился в огненный шар. Пылающие обломки рухнули в океан, распространяя вокруг себя удушливый запах селитры.
Чудом выжил матрос, в момент взрыва ковырявшийся в носовых снастях корабля. Взрывная волна вышвырнула его в воду. Бедняга отделался обгоревшей шевелюрой и парой сломанных ребер, но совсем повредился рассудком. На допросах у дознавателей Кромверка он нес только какую-то несусветную чушь об огромной черной птице, взмывшей с борта корабля за несколько мгновений до взрыва. Но птицы, как известно, не пережили Потоп.
Пару дней спустя еще два члена совета, Луис Эпплтон и Грег Эфрикян, не разминулись на узкой улочке Урука. В перестрелке погиб Эфрикян, примкнувший к Кромверку. Но и Эпплтон дожил только до следующий ночи, после чего Чилдерман пристрелил его в портовом борделе.
К вящему ужасу Кромверка, через неделю после прибытия Чилдермана в городе не осталось ни одного живого члена совета кроме него самого и Рутенберга.
Практически лишенный верховной власти город притих, больше не помышляя ни о каких волнениях.
Двери распахнулись, впуская Чилдермана с саквояжем в руках.
-- Вы куда-то собрались?
Кромверк подрагивающей рукой налил себе вина, расплескав содержимое бутылки по столу. Его уже мутило, причем не столько от выпитого, сколько от событий последних дней. Нанимая Чилдермана, он был уверен, что обтяпает все по-тихому, но Рутенберг оказался слишком ушлым типом. Если отбросить жертв хаотических разборок членов совета между собой, четверо сторонников Кромверка оказались на фабрике удобрений благодаря нанятым Рутенбергом убийцам. Которые, следовало признать, орудовали не хуже Чилдермана.
И следы такой резни будет сложновато скрыть от инспекции Ноблерата. К тому же, мерзавец Рутенберг так и не объявился.
Чилдерман подошел к Кромверку и отодвинул от него бутылку.
-- Сегодня я покидаю вас.
-- Уже? -- Кромверк с трудом поднял на него взгляд
-- Моя работа практически выполнена.
-- Валите на все четыре стороны! Все равно мне конец...
Чилдерман усмехнулся.
-- Прекратите истерику, Кромверк, и оцените ситуацию спокойно. В городе остались только две реальные силы -- вы и Рутенберг. Как только останется кто-то один, Ноблерату и шеду будет абсолютно все равно, каким образом это достигнуто. Ноблерат назначит новый совет, но пройдут годы, прежде чем эти люди наберут достаточный вес, чтобы противопоставить себя вам.
Чилдерман уселся в кресло напротив Кромверка и опустил саквояж на пол.
-- К тому же я выследил Рутенберга.
Кромверк подался вперед.
-- Вы убили его?
-- Нет.
Чилдерман опустил руку в раскрытый саквояж.
-- Дальше эту проблему вы будете решать между собой.
Укола иглы, выброшенной появившимся из саквояжа пневматическим инъектором, Кромверк даже не успел почувствовать. Судорожно вздохнув, он повалился на густой ворс ковра.
Восходящее солнце залило рыжим золотом купол Урука. Лениво поднимаясь над бесконечной гладью океана, оно осветило три крошечные фигурки на его плоской вершине.
Здесь, на огороженной площадке, почти в трех сотнях метров над уровнем океана, безраздельно властвовал пронизывающий утренний ветер. Он свистел в натянутых струнах сеточного ограждения, звенел натянутыми тросами, удерживающими метеорологические приборы и азартно крутил чашки анемометров. Люди не поднимались сюда несколько десятков лет, и в городе почти никто не помнил дороги, ведущей на крышу мира.
Одна из фигур, завернутая в черный плащ, наклонилась над двумя другими, распластавшимися на ледяном металле обзорной площадки. В ее руке что-то блеснуло и лежащие заворочались, издавая негромкие стоны.
-- Что вы вытворяете, Чилдерман?! -- первым пришел в себя Кромверк. -- Вы спятили?
-- У меня тот же вопрос, сволочь, -- Рутенберг поднялся на колени, держась за голову. -- Ты, кажется, слишком долго испытывал мое терпение за мои же деньги...
Рутенберг и Кромверк уставились друг на друга. В голове каждого из них промелькнула вспышка озарения.
-- Ты кто такой, мать твою?! -- Кромверк, опираясь на вибрирующую сетку, заставил себя подняться.
Лицо Чилдермана скрывали огромные круглые летные окуляры, кожаные ленты от которых обхватывали его голову. Рот и нос закрывала маска для работ на больших высотах. Но Кромверк готов был поклясться, что под маской Чилдерман улыбался.
-- На вашем месте я бы задался другим вопросом, -- Чилдерман показал рукой на север.
Сфокусировав взгляд в указанном Чилдерманом направлении, Кромверк обнаружил строй воздушных кораблей, приближающихся к Уруку.
-- Это, господа, флот корпуса шеду, визита которого вы, Кромверк, так боялись. Впрочем, ваши опасения напрасны -- сыны Мардука лишь констатируют факт утверждения власти в Уруке в лице того из вас, кто встретит их у причальных ворот. Путь к ним лежит через этот люк, -- он постучал ногой по торчащему из пола штурвалу. И встречать их должен только один.
-- Зачем ты водил нас за нос все это время?! -- выкрикнул Рутенберг, но часть фразы потонула в вое ветра. -- Ты из Ноблерата?
-- Я всего лишь скромный слуга тех, кто следит за равновесием этого мира. Шеду, господа, не всегда приходят с огнем и мечом. Это крайность, которой Ноблерат старается избежать. В большинстве случаев достаточно лишь заставить таких как вы все сделать за шеду. Они даже дали вам инструмент для этого -- меня, вашего скромного пастыря.
Чилдерман прижал правую руку к груди и поклонился.
-- Поздравляю, господа, вы прекрасно поработали над тем, чтобы в городе остался только один законный столп власти.
-- Что ты хочешь от нас? -- выкрикнул Кромверк вопрос, на который уже знал ответ.
-- Только одного, -- Чилдерман отступил к ограждению -- Вы, Рутенберг, навсегда должны запомнить, что значит пытаться нарушить установленный порядок и чем за это можно заплатить. А вы, Кромверк, уже убедились, что расслабляться на вашей должности опасно для жизни. Впрочем, какое из этих двух напоминаний вам пригодится, будет зависеть от того, кто из вас уйдет отсюда живым.
-- А если мы договоримся? -- Кромверк пытался переорать усиливающийся ветер.
-- Договоритесь? -- Чилдерман рассмеялся. -- Не смешите меня, господа. В игре может быть только один победитель.
Он вскочил на парапет и раскинул руки. Плащ, до этого развевавшийся по ветру, вдруг стал жестким, как плавник, и обрел очертания крыла. Налетевший ветер подхватил Чилдермана и смахнул его с купола. Мгновение спустя огромная черная птица уже парила в воздушном потоке, планируя в сторону приближающегося флота шеду.
Проводив ее взглядами, Кромверк и Рутенберг уставились друг на друга.
Кромверк первым нащупал рукоять ножа на поясе. Стоило ему ухватиться за нее, как лицо его исказила злобная гримаса. Такая же появилась на лице Рутенберга, который понял, что у него тоже есть нож.
Взревев, они бросились друг на друга.
002. Последний выстрел в пустоту
Если смотреть на Землю из космоса, то вот уже почти полторы тысячи лет она похожа на блаженной голубизны шарик, местами заметенный белым налетом облаков. Поэтому Землей планету можно называть теперь только условно. Как известно, жизнь вышла из воды, в воду же она и вернулась. Или, скорее, вернулась вода, скрыв под безмятежным индиго мирового океана жалкий временный плацдарм эволюции, именуемый сушей.
Некий гипотетический наблюдатель, рассматривая Землю из космоса, конечно, мог бы заметить и то, что сине-белая поверхность планеты усеяна неаккуратными темными пятнами, как будто Творец, поддавшись экспрессии, взмахнул кистью, которой красил окружающий космос, и капли с нее разлетелись во все стороны. Но при ближайшем рассмотрении пятна становятся гигантскими булыжниками, украшавшими собой когда-то пояс астероидов, а ныне застывшими на геостационарных орбитах в сотнях километрах над поверхностью воды. Если взглянуть на них еще ближе, то окажется, что серая каменная поверхность усеяна следами деятельности разумных существ -- шахтами, постройками, назначение которых кануло в лету, и удивительными механизмами, основная задача которых заключается в недопущении того, чтобы бывшие астероиды сдвинулись со своего места хотя бы на миллиметр. Поэтому, если бы наш наблюдатель обладал способностью видеть силовые струны, натянутые между ними, планета предстала бы в виде оплетенного сеткой детского мячика.
Возможно, эти камни до сих пор остаются главными достопримечательностями орбиты Земли. Если не сказать единственными -- следы былой цивилизации (спутники, технологический мусор, отработанное ракетное топливо и прочее) давно уже завершили свой путь огненными росчерками в атмосфере.
Возможно, увиденное заинтересовало бы гостя еще больше, и тогда он спустился бы вниз по тянущимся к поверхности океана n-полимерным нитям. На их концах он бы обнаружил более достойные объекты для изучения. Такие, как города-ковчеги.
Мать-природа учит, что при любом изменении среды обитания выживают только наиболее приспособленные виды. Так, например, в свое время исчезли динозавры, уступив место млекопитающим. Теперь же те из млекопитающих, кто не был приспособлен к проживанию в водной среде, последовали за динозаврами. Признавать очевидные факты как всегда отказался только человек. И если большая часть человечества, обнаружив приближающийся Потоп, успела отбыть в дальний космос, то оставшиеся его представители предпочли жизнь в подвешенных над океаном городах. Благо перед отлетом, а точнее сказать бегством, лучшие умы человечества успели подготовить дивный новый мир к обитанию в нем тех неудачников, которым не хватило места на звездных кораблях.
Но кое-что они не предусмотрели -- эволюция продолжала поднимать вверх по своей лестнице некоторые виды, и они уже вступили в борьбу с Homo Sapiens за господство в океане.
Если наш вымышленный наблюдатель оставит на время изучение размеренной жизни ковчегов и обратится взором к поверхности океана, то в нескольких сотнях километров к югу от города Эрцету наткнется на крошечную лодку из прорезиненной водорослевой ткани.
В лодке находится один-единственный человек. Голова его обмотана тюрбаном из грязной белой тряпки, тело укрывает покрытый разводами соли черный плащ. Человек сидит на кормовой банке, опустив взгляд ко дну лодки. Из его рук безвольно свисает револьвер. Человек размеренно раскачивается из стороны в сторону, но волны здесь не при чем. Рядом с лодкой периодически вспениваются буруны, и из воды показывается спина косатки. С высоты хорошо видно, как она методично нарезает круги вокруг застывшего в штиле суденышка.
Между косаткой-телепатом и человеком идет многочасовая борьба. Мощные суггестивные сигналы обрушиваются на мозг человека. Косатка голодна и принуждает его сделать шаг за борт, но тот упорно сопротивляется. Хищник, привыкший к тому, что обычно из лодок с истошными воплями высыпается толпа рыбаков, удивлен таким поведением. Косатка достаточно осторожна, чтобы не подплывать к лодке слишком близко, но не достаточно умна, чтобы убраться от нее подальше -- в сознании кита-убийцы по-прежнему главенствуют звериные инстинкты, а не разум.
Человек в лодке встает, подходит к борту, и инстинкты косатки окончательно берут верх. Полет, сопровождаемый россыпью переливающихся всеми цветами радуги брызг, прерывается грохотом выстрелов. Взгляд горящих глаз, провожающих мертвое тело, при падении разрывающее водную гладь, уже ничуть не кажется затуманенным. Лицо стрелка прорезает кривая ухмылка, он вытаскивает из-под банки гарпун с тросом и с силой швыряет его во всплывшую тушу косатки. Подтянув ее к борту, человек вгоняет гарпун еще глубже, а трос крепко завязывает на уключине. Затем он принимается кромсать шкуру, добираясь до мяса. Учитывая наличие установленного на лодке опреснителя, работающего на солнечных батареях, обезвоживание ему не грозит, а вот трехдневный голод начинает давать о себе знать.
Кровь из ран косатки ручьями стекает в морскую воду, привлекая ее собратьев, но человека в лодке это не беспокоит -- ему хватит и так. Наглотавшись сырого мяса, он отваливается спиной на банку, достает из стоящего рядом саквояжа помятую черную шляпу, накрывает ею лицо и засыпает.
Вода вокруг лодки периодически вскипает. Под ее дном начинается дележ лакомых кусков, и часть тех, кто позарился на слишком жирный, сам оказывается в желудке более удачливого едока. Борьба за выживание продолжается, но так как она скрыта водной толщей, представление можно считать законченным.
Поднимаясь обратно на орбиту Земли, наш наблюдатель может видеть, как в направлении лодки с привязанной к ней мертвой косаткой медленно ползет пассажирский цеппелин, самое распространенное средство передвижения над мировым океаном. Спустя час их пути пересекутся.
Рыбацкие доки Эрцету встретили Чилдермана густой многослойной вонью тухлятины. Сезон дождей сменился внезапной жарой, и редкое судно успевало дотащить до города пригодной к употреблению хотя бы половину добычи. Рыбацкий профсоюз согнал в доки всех жен и детей, которые, нацепив на лица плотные повязки, разбирали улов, вываленный вдоль стен. Забракованные ими полуразложившиеся тушки почти мгновенно сметались в открытые в полу люки, однако даже это не спасало доки от запаха, впитавшегося, казалось, даже в тысячелетний композитный сплав.
Чилдерман, отвыкший за время вынужденной морской прогулки от спертого воздуха дна ковчегов, вынужден был спешно покинуть доки, закрывая лицо полой плаща. Лодку он оставил в оплату команде подобравшего его судна. Вряд ли жалкое резиновое суденышко помогло бы ему добраться до Ницира, куда Чилдерман направлялся с самого начала.
В водах Индики снова объявились пираты. Даже Чилдермана серьезно озадачило внезапное появление тяжелого воздушного монитора, с борта гондолы которого взметнулись абордажные крючья. Командование корпуса шеду уверило Ноблерат, что последний небесный отморозок Эдвард Тич пошел на корм рыбам почти сотню лет назад и с тех пор ни один здравомыслящий энамэр не рискует принять в своих доках разбойничье судно. Чилдерман готов был поклясться, что ковчеги Атлантиса, Пацифии и Северных Вод придерживаются того же принципа. Страх перед корпусом шеду за столетия его существования превратился в прочную опору мирового баланса. Но, похоже, авторитет сынов Мардука дал трещину.
Как бы то ни было, спасаться с борта дирижабля пришлось бегством. В обычной ситуации Чилдерман просто перестрелял бы всех нападавших, но кто-то из пиратов, сообразив, что легкой добычи не будет, подпалил пассажирский цеппелин, и огонь вот-вот должен был добраться до баллонов с горючим газом. Перерезав с десяток пиратских глоток, Чилдерман спустил на воду шлюп, который в темноте отнесло достаточно далеко от вспухшего огненным шаром дирижабля. Правда, в спешке пришлось пожертвовать частью содержимого своего саквояжа. А в схватке у шлюпа с руки Чилдермана сорвали печать Турангалилы. Последнее беспокоило его больше всего -- печать успешно открывала любые двери, как в буквальном, так и в переносном смысле. И если многочисленные люки ковчегов можно было отпереть тысячью других способов, то двери в дома членов городских советов и энамэра теперь представляли серьезную проблему для официальных визитов.
Покинув залитые мутным газовым светом доки, Чилдерман внезапно очутился посреди плотной толпы. По улице, выкрикивая невнятные лозунги, двигалось несколько сотен людей. Некоторые тащили в руках грубо намалеванные плакаты.
Вообще-то в ковчегах не принято было устраивать массовые шествия, и местная власть должна была строго следить за этим. Любая толпа несла в себе угрозу беспорядков. Беспорядки нарушали баланс. А малейший намек на это влек за собой весьма плачевные для энамэра последствия. Иногда это был корпус шеду. Иногда сам Чилдерман.
Однако сейчас Чилдермана в Эрцету привела не угроза стабильности ковчега, а случай.
Чилдерман напрягся, автоматически потянувшись за револьверами, но толпа, похоже, не проявляла агрессии. Да и скорее это была не толпа, а вполне организованная процессия, в которой смешались люди самого разного достатка, от рыбаков до зажиточных торговцев. Прислушавшись, можно было разобрать, что основная масса нестройными выкриками прославляет какое-то вознесение.
Удивительным было и то, что здесь соседствовали не только агрокультиваторы, окутанные резким запахом перегноя, рыбаки, рабочие электростанций в промасленных комбинезонах, но также и вполне состоятельные на вид граждане города. Сословная система, поставленная на службу поддержания баланса, давала явный сбой. И если массовое скопление рабочего люда вполне поддавалось объяснению -- их легче всего было раскачать на общественно-опасное поведение -- то смешение с ними вышестоящих слоев общества обещало серьезные проблемы городу.
И все же, даже мимолетного взгляда на собравшихся было достаточно, чтобы понять -- вряд ли в их головах зрели опасные революционные идеи.
-- Эй, уважаемый, что здесь у вас происходит? -- обратился Чилдерман к увлеченному общим порывом рыбаку.
-- Вознесение! Спасение! -- перекрикивая нарастающие вопли толпы, проорал тот.
-- Хорошее начало. И кто спасется?
-- Мы! Мы достаточно пробыли на проклятых богами ковчегах, чтобы великие предки вернулись из космоса и принесли нам в дар сушу!
Похоже, здесь пока не забыли историю Потопа и знают, что такое космос, машинально отметил про себя Чилдерман. И еще он вспомнил, что Эрцету никогда не попадал в сводки корпуса шеду. Будучи пограничным между Индикой и Атлантисом городом, он отличался редкостным спокойствием. И имя энамэра как-то в голове у Чилдермана не отложилось.
-- И каким же образом суша вернется? -- поинтересовался он.
-- Пророк Этана объявил день своего вознесения, и в этот день он заговорит с самим корабельщиком Утнапишти и теми, что ждут своего часа на орбите!
-- Да неужели? -- хмыкнул Чилдерман. -- Но, если я не ошибаюсь, наши предки покинули Землю, и отправились они гораздо дальше орбиты Земли...
-- Тебя обманули, чужак! -- в глазах парня светился неподдельный восторг. Или даже фанатизм. -- Этана слышит зов Утнапишти и предков и приведет их к нам! Они живут тысячи лет на тех небесных камнях, что удерживают наши города, и ждут Дня Вознесения! Ай-я, это будет наш Этана, что поднимется в небеса волей предков!
Чилдерман оглянулся. Улицу заполняли сотни бессмысленно улыбающихся людей, одержимых бредовой идеей. Подобная ересь возникла на ковчегах впервые за сотни лет. Кто, Эрре его задери, вбил людям в голову такую чушь, и куда смотрит энамэр?
Поинтересоваться этим у своего нового знакомого Чилдерман не успел. По толпе разнесся протяжный вой, она заволновалась, и Чилдермана оттеснили к стене. Движение прекратилось, и выкрики стихли.
Улицу перекрыла стена обтянутых китовой шкурой щитов, угрожающе ощерившаяся острозаточенными бамбуковыми пиками. За щитами, укрывавшими городскую стражу, возвышался помост. По нему нервно расхаживал приземистый тип в грязно-голубой форме с рупором в руках.
-- Граждане Эрцету! От лица энамэра предлагаю вам разойтись мирно, -- голос, усиленный рупором, отразился от стен домов и заметался над процессией. -- Любые массовые собрания запрещены законами Ноблерата, и вы об этом прекрасно знаете! Поддаваясь на провокации лжепророка, вы только усугубляете положение и заставляете нас применять силу!
Толпа в ответ засвистела.
-- Проваливайте! -- раздалось из рупора. -- Освободите улицу или мы применим силу!
-- Сам проваливай, прихвостень Хумут-Табала! Пусть твой хозяин сначала определится, на каком свете ему быть, а потом указывает нам!
Презрительная кличка резанула по ушам Чилдерману. Хумут-Табал, если ему не изменяла память, перевозил души мертвецов на тот свет, а сам не принадлежал ни к миру мертвых, ни к миру живых.
-- Убирайтесь! Идите работать! В доках вместо вас вкалывают ваши жены и дети! Бездельники! -- не остался в долгу стражник.
-- Мы не верим выродкам Хумут-Табала, он всех нас утащит с собой на дно! -- вперед выскочил растрепанный субъект в комбинезоне агрокультиватора. -- Кипур боится возвращения суши! Кому тогда будет нужен энамэр?! Он боится вознесения Этаны, потому что тогда некому будет поддерживать в нем жизнь!
Из толпы донеслись одобрительные выкрики.
-- Мерзавцы, как вы смеете...
В стражника полетела здоровенная тухлая рыбина. Увернувшись, он ловко соскочил на мостовую, и заорал:
-- Стреляйте! Гоните их вон, это приказ энамэра!
Образованное из щитов заграждение двинулось на демонстрантов. Из-за него вылетели сотни арбалетных болтов с тупыми наконечниками. Стража стреляла навесом, даже не целясь. В ответ по щитам заколотили костяные дротики. Разлетающиеся из воздушных пузырей осьминожьи чернила мгновенно расцветили стены домов и щиты влажно отблескивающими кляксами густой синевы.
Приблизившись вплотную к толпе, стражники побросали щиты и бросились на нее с пиками наперевес. Завязавшаяся потасовка превратила улицу в зону боевых действий. И болты, выбившие штукатурку из коралловой стены рядом с головой Чилдермана, уже не были тупыми.
Чилдерман отступил в удачно подвернувшийся узкий переулок. Задрав голову, он обнаружил над собой целую галерею небольших ухоженных балкончиков. В этот же момент в переулок, толкаясь и мешая друг другу, ворвались двое стражников с бешено выпученными глазами. Их намерения явственно читались на покрасневших рожах, покрытых татуировками. Однако они быстро изменились при виде извлеченных Чилдерманом пистолетов. Городская стража редко имела огнестрельное оружие, но была достаточно хорошо осведомлена о том, почему не стоит связываться с вооруженным им людьми. Подняв пики над головой, оба стража порядка отступили обратно на улицу, где их тут же подхватила беснующаяся людская масса, в которой стражников уже было не отличить от демонстрантов.
Чилдерман, отталкиваясь от краббов на контрфорсах, в изобилии окружавших близстоящие дома, прыжками взлетел наверх. Пробежав по аркбутану, он соскочил на балкон, заставленный цветочными горшками. Там же стояло кресло, в котором он, не раздумывая, с комфортом устроился. С балкона открывался прекрасный вид на парки Эрцету, традиционно заполняющие верхние окружные террасы ковчега. Косые лучи поднимающегося в зенит солнца золотили верхушки деревьев через щели в огромных шторах, расположенных так, чтобы зелень не страдала от излишка солнца. На глазах у Чилдермана агрокультиваторы натягивали их, используя сложную систему шкивов и роликов. Наслаждаться зрелищем мешал лишь шум проходящей внизу потасовки.
Сорвав цветок, Чилдерман принялся задумчиво крутить его в руках. То, что творилось на улицах Эрцету, ему нравилось все меньше и меньше. Конечно, нарушение законов ковчегов не должно сходить с рук, однако бездарные действия городской стражи превратили мелкое нарушение в массовое побоище. И, судя по подготовленности демонстрантов к стычке, подобные мероприятия проходят в Эрцету не в первый раз. Открытым оставался также и вопрос о том, что за ненормальный собрался возноситься на орбиту и как он будет это делать.
-- К-кто вы такой? Вы что здесь делаете?! -- за спиной у Чилдермана раздался вибрирующий вопль.
Повернувшись, он обнаружил владелицу балконного сада, симпатичную и жутко перепуганную блондинку лет тридцати. Вцепившись в открытую оконную раму с витражом, она расширенными от ужаса глазами уставилась на Чилдермана. Зрелище тот собой представлял не самое успокаивающее. Время, проведенное в открытой лодке посреди океана, сказалось и на его одежде и на внешности. Обнаружив, что он так и не убрал револьвер в кобуру, Чилдерман направил его на женщину, прижав указательный палец свободной руки к губам. Блондинка совершенно правильно истолковала безмолвное предложение и заткнулась практически мгновенно.
Чилдерман выглянул с балкона вниз. Побросав плакаты, демонстранты разбежались. Дальше по улице исходили паром механические водометы, которыми, судя по обилию луж на мостовой, и разогнали сторонников вознесения. Самые нерасторопные из них еще получали свою порцию наставлений от энамэра под ударами дубинок. Впрочем, таковых оказалось немного, а вот среди стражи хромающих и побитых насчитывалось десятка два.
Сняв шляпу, Чилдерман поклонился хозяйке балкона, не отрывающей от него широко распахнутых глаз, и спрыгнул на улицу. Тащившие мимо вяло брыкающегося рыбака стражники дернулись было в его сторону, но и у этих инстинкт самосохранения сработал быстрее мозгов. Что-то во внешнем виде Чилдермана, нахлобучившего на голову потрепанную шляпу, заставило их благоразумно пройти мимо, не задавая глупых вопросов.
Прикинув, где должен находиться центр города, Чилдерман решительно двинулся по переулку. Пора было нанести визит энамэру Эрцету.
Зиккурат, обнесенный высокой металлопластиковой оградой, изображавшей давно вымерший бестиарий суши, возвышался над россыпью трех-четырехэтажных строений Эрцету, подпирая антеннами митрагласовый купол и ослепительно сверкая стеклянными пузырями верхних уровней. В отличие от большинства ковчегов, башню не успели или не захотели украсить обычными для таких построек архитектурными изысками, оставив в первозданном технологичном виде.
Обойдя ее по кругу, Чилдерман убедился, что тысячелетняя система защиты здания находится в отличном состоянии. Даже сверкающий обруч антенны планетарной связи вращался, обшаривая мертвый многие годы эфир. И что-то Чилдерман не мог припомнить, чтобы инспекции ордена инженеров часто наведывалась в Эрцету.
Приложив руки к уходящей в гоферовую палубу города ограде, можно было ощутить едва заметную вибрацию. Города питались разнообразными источниками энергии. Ближе к экватору купола покрывали светопоглощающие слои, переводившие солнечную энергию в электричество. Под днищем каждого ковчега размещались гроздья термальных электростанций. В некоторых городах по окружности разместили гигантские ветряки. Но мало кто помнил, что в последовавший после потопа период атмосферной нестабильности, когда ковчеги месяцами скрывались за щитами, их питали внутренние водородные источники. Когда сезон ураганов закончился, реакторы остановили и законсервировали, перейдя на термальные электростанции, ветряки и солнечные панели.
Но только не в Эрцету.
Ворота охранялись парой вытянувшихся во фрунт дюжих вояк с алебардами, в масках и многослойных панцирях из искусно подогнанных друг к другу железных пластинок, обитых китовой шкурой. Безусловно, впечатляет любого горожанина. Однако настоящая охрана дворца осуществлялась десятком турелей нейростазов, которые те самые горожане принимали за украшения. Проходя по присыпанной гравием дорожке, обсаженной высокими кипарисами, Чилдерман на мгновение почувствовал себя неуютно, почти физически ощущая прикосновение лучей сканеров, скрывающихся в зелени. Горожане, которым позволялось посещать парк в частном порядке, опасений Чилдермана не разделяли в силу своего невежества. Хотя он не сомневался, что пройдись он по городским тавернам, то собрал бы целый букет историй о загадочных смертях в дворцовом парке, приключившихся с незадачливыми гуляками или ворами.
Дойдя до парадного входа в зиккурат, Чилдерман еще больше пожалел о пропаже печати Турангалилы. У него накопилось слишком много вопросов, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как приемные дни и армия писцов. Но не надо быть гением, чтобы сообразить, что оборванного субъекта в мятом и покрытом разводами соли плаще, вряд ли допустят на аудиенцию к энамэру, сколько бы он ни пытался доказать свою причастность к делам Ноблерата. А Чилдерман никогда не любил тратить свое время впустую.
За прозрачными дверьми взгляду Чилдермана предстали ряды стоек с табличками. Текст на них с того места, где он стоял, различить было невозможно, но смысл процедуры был ясен и так. Между стойками сновали десятки людей в серых костюмах. Один из них, заметив Чилдермана, покачал головой и показал рукой на входную вывеску, где были указаны приемные дни.