Так воздух першит, вода из озёр
уходит в песок под глиной,
где небо, самшит, холодный Азов,
его берега, тот длинный,
убористый вид, на сто тысяч вёрст
потери, тоска, печали,
к дефекту зрачка, как жалость и стыд,
что язвят его вначале.

И не потому ль не стоит грустить 
ввиду запустенья вида,
когда не равнин, а житель пустынь
какая же в том обида?
Тебя ли луне суметь удивить прохладой, 
полночным жаром,
Когда только вид деревьев, да лай 
собак тебя провожает.

Оставшись один - куда не иди, 
в какой половине года 
мошною бренчать, песками трясти,
у тела взаймы, у сводок -  
не всё ли равно, ногами в волне,
дурной опасаясь вести  
и сам оттого двусмысленн вполне,
что не на виду, а вместо.

Что вне этих стен к ветрам принесёт     
день завтрашний, день вчерашний,
за сколько морей, парнасов и сёл 
застрявших меж гор и пашен,
за взмахами крыл и криков над ним -  
привыкший вообще к прощаньям,
но выйдешь за дверь, увидишь огни - 
и сразу же возвращайся.