Аннотация: Ранняя проба пера. Повесть о воителе, наткнувшегося в пустыне на затерянный город, грозящий исчезнуть с лица земли.
Алексей Морозов
1. Бен-Ишта
По залитой солнцем мертвой пустыне двигался изможденный всадник на худом как палка коне. Высушенная кожа -- и животного, и человека -- доказывала, что, прежде чем добраться до этого места, названного Гнездом Шакалов, они проделали огромный путь. Конь, несущий хозяина на своей спине, то и дело спотыкался и готов был упасть в любой момент. Всадник выглядел не лучшим образом: его лицо представляло собой сплошную маску отчаяния, губы, потрескавшиеся от нехватки воды, что-то беззвучно шептали, но серо-голубые глаза отдавали ледяным холодом, который даже в этом жарком аду не мог расплавиться. Тело человека, загоревшее в этой пустыне, было покрыто каплями пота, который стекал вниз, смешиваясь с песком. За спиной, на кожаных ремнях, которые перекрещивались на мускулистой груди, в ножнах висели два узких и острых как бритва меча. Наряд всадника завершали кожаная юбка на бедрах и сапоги из шкуры медведя. Все остальное было за ненадобностью отброшено далеко позади, почти в самом начале пути.
Глаза мужчины поднялись к небу, и, заметив две черные точки, кружащие над ним, всадник устало ухмыльнулся. Он приподнялся в седле и, словно издеваясь над самим собой, крикнул, погрозив кулаком летящим в небе птицам:
- Эй вы, дьявольские отродья! Клянусь далекими сейчас от меня озерами Микении, я никогда не стану вашим кормом! Так что перестаньте кружить над моей головой и убирайтесь в преисподнюю, к себе домой!
Получив в ответ лишь насмешливый клекот, мужчина наклонился к лошадиной шее и прикрыл глаза. Сон принес ему хоть недолгое, но желанное успокоение. Сам не зная, куда он идет, конь внезапно свернул на восток, где от желтизны песков у любого заболят глаза.
Сон принес мужчине покой ненадолго. Тишина была нарушена громким яростным криком, в котором звучали боль, страх и отчаяние. Всадник открыл глаза и поднял голову, прислушиваясь. Крик повторился. Мужчина, удивленный тем, что здесь, в Мертвой пустыне - месте, в которое боялись заглядывать даже самые отчаянные храбрецы Средиземноморья, - оказалось хоть одно живое существо, резко пришпорил лошадь. Усталое животное, послушавшись хозяина, чуть свернуло в сторону. Крик доносился из-за небольшого песчаного холма, который как раз предстал перед всадником. Новый крик, казалось, пробудил в мужчине какие-то резервы сил, и он, соскочив с коня и выхватив мечи, бегом преодолел отделяющее его от холма расстояние.
Увиденное им зрелище ужаснуло его.
Огромное существо, похожее на увеличенного в размерах скорпиона, зажало в передних конечностях тело мужчины, покрытое бронзовым загаром, и явно собиралось пообедать им.
Не раздумывая больше ни секунды, вооруженный двумя мечами мужчина спрыгнул с холма, и один из его клинков, описав сверкающую дугу, врезался в одну из конечностей, держащих "бронзового" человека. Все произошло так быстро, что чудовище, не успев среагировать, потеряло одну из своих лап.
Что-то похожее на верещание вырвалось из глотки существа и, отпустив свою жертву, оно обернулось к новому противнику. Ужасные челюсти с быстротой молнии рванулись вперед, но схватили лишь воздух. Несмотря на свое тяжелое состояние, мужчина, казалось, обрадовался схватке. Его тело сжалось в тугую пружину, а глаза, в которых заполыхали боевые искорки, внимательно следили за движениями чудовища. Гигантская клешня двинулась к воину, но, встретив на своем пути обжигающий удар стали, вернулась на место.
- Эй ты, переросток! - крикнул мужчина. - Подойди ближе и отведай моей стали.
Руки его еще крепче сжали мечи, приготовившись к схватке. Внезапно что-то произошло, и прямо на глазах у воина скорпион стал обрастать роговыми пластинами. Еще мгновение -- и перед ним уже стояло закованное в броню существо, которому удары его клинков были все равно что человеку писк комара. Теперь, уверенный в своей непобедимости, скорпион двинулся вперед, чтобы наконец разделаться со своим противником.
Сильный удар стального клинка оставил лишь царапину на роговой пластине чудовища, не причинив ему абсолютно никакого вреда, зато уродливая клешня ударила воину в грудь, едва не переломав ему все кости. Отлетев в сторону, воин почти сразу поднялся на ноги. В руках он держал всего лишь один меч; второй выпал из руки во время полета и теперь был недосягаем.
Увернувшись от следующего удара клешни, мужчина бросился вперед, и стальной клинок вновь ударил в броню скорпиона -- и снова никакого результата. Тут же лапа чудовища сомкнулась на талии воина, который держал в одной руке меч, а второй пытался освободиться. Челюсти скорпиона открылись, обнажив жуткую пасть, ощеренную множеством зубов, и его хвост с острым жалом на конце приготовился поразить жертву. Два фасеточных глаза смотрели с плохо скрываемым торжеством.
"Глаза!" - осенило воина, и его руки, подняв клинок, опустили его острием в глаз чудовища. Глаз лопнул, а сталь продолжала погружаться дальше, покуда не задела мозг.
С пронзительным верещанием скорпион отбросил жертву в сторону и закачался, словно дерево во время бури. Воин упал на песок, но тут же вскочил, ожидая, что монстр вновь бросится на него, но этого не случилось. Визг внезапно прервался, и чудовище, захрипев, упало в песок. Тело его вдруг стало таять как воск в огне, а через мгновение и вовсе пропало, оставив на земле меч воина. Устало вздохнув и подобрав оружие, он подозвал к себе скакуна. С легкостью прыгнув в седло, он уже собирался было уехать, но голос, прозвучавший за спиной, остановил его. Человек, которого он спас, бросился на колени и, ухватившись руками за стремя, склонил голову.
- О мой господин! Рамесс благодарит тебя за свое спасение и жаждет оплатить свою жизнь.
- Как тебя зовут? - спросил мужчина.
- Рамесс, мой господин, - ответил человек, подняв от стремени свою голову.
- Рамесс? - переспросил воин. - Ты что, вагриец?
- О нет, мой господин, я из поселения Рагвар-Бен-Ишта, что лежит к востоку отсюда.
- Как же ты забрел сюда, или у вас так гулять принято? - вновь спросил воин.
- О нет, жрец Рамесс-Хотеп послал меня за травами для ритуала Себек в Гнездо Шакала.
- Значит, здесь поблизости есть поселение? Ты можешь отвести меня туда?
- Да, господин, но жрец...
- Плевал я на твоего жреца: у меня в брюхе пусто и жажда мучает. Лучше перестань называть меня господином. Я -- Конар из Кессарии. Садись.
Мужчина протянул Рамессу руку и, когда тот ухватился за нее, втянул на спину изможденного коня.
- Что это за тварь пыталась тебя убить? - спросил Конар, когда конь, привыкший к тяжести двух седоков, медленно двинулся в восточном направлении.
- Это порождение ада вызвано царем Агиды. Дух древнего демона проснулся под звуки льющейся крови и пения жрецов. Теперь он приходит каждый день и требует новых жертв.
- Что ты там бормочешь, Рамесс?
- Боюсь, я ничего не смогу тебе объяснить. Лишь Хотеп, верховный жрец богини Себек, сможет это сделать.
Солнце медленно скрылось за невидимым отсюда берегом моря, когда наконец усталый и измученный конь, на спине которого сидели два седока, достиг зеленого оазиса Бен-Ишта. При виде поселения Рамесс спрыгнул с лошади и пошел рядом, придерживая рукой стремя.
Оазис был окружен высоким песчаным валом, который превышал рост взрослого человека примерно в десять раз. Войти внутрь можно было лишь через деревянные ворота, окованные медью и изукрашенные сценами из жизни богини Себек. По обе стороны от ворот стояли стражи с пиками в руках и закованные в позолоченные панцири, сверкающие в уходящих лучах солнца. Взглянув на эти панцири, Конар понял, что они еще ни разу не служили для того, ради чего были изготовлены, и, судя по всему, жизнь в оазисе не отличалась воинственностью, а была тихой и мирной.
Над вратами в поселение возвышались две хижины, установленные на высоких деревьях, что позволяло взобравшимся на них стражникам осматривать окрестности.
- Кто вы и что вам надо? - спросил один из стражей нарочито свирепым голосом.
- Я Рамесс-Амон, сын Рамесс-Хотепа, вернулся из Гнезда Шакала.
Узнав юношу, стражи, схватившись за ручки, отворили ворота, пропуская сына жреца и его спутника.
За воротами начиналась не очень широкая главная дорога, вдоль которой по обеим сторонам были выстроены дома.
Проезжая по дороге, Конар замечал устремленные на него удивленные взгляды, из чего он заключил, что чужеземцы не баловали Бен-Ишту своим посещением.
На главной площади Рамесс дернул коня за узду и попросил кессарийца спуститься с коня. Он указал Конару на огромный, четырехугольный дом, стоявший посреди площади.
- Это дом моего отца, - сказал Рамесс, когда кессариец спустился с коня, - я должен проводить тебя к нему. Следуй за мной.
С этими словами Рамесс-Амон подошел к обители жреца и, откинув полог, завешивающий дверной проем, сказал:
- Входи, мой отец ждет тебя.
Не понимая смысла слов Рамесса, Конар вошел внутрь -- и сразу же очутился в полутьме. У очага на скамье сидел старик в одежде жреца и, склонившись над огнем, что-то шептал. Видимо почувствовав чужое присутствие, старик обернулся и, увидев кессарийца, указал на скамью, приглашая гостя сесть. Конар сел, а жрец, закончив какой-то свой ритуал, спросил:
- Приветствую тебя, храбрый воин! Богиня Себек послала мне видение о том, как ты спас моего сына от неминуемой гибели, и я благодарю тебя от всего сердца. Но как случилось, о чужеземец, что ты забрел в эти неприветливые места?
- Мое племя, что жило далеко на севере, было уничтожено арденцами почти под корень, уцелели лишь немногие. И я один из тех, кто отправился поискать лучшей жизни за горами Кессарии. Но скажи, что происходит здесь у вас? Что за чудовища рыщут в этих краях? Или они были всегда?
- О, это слишком долгая история, и я боюсь, что прежде, чем ты дослушаешь ее до конца, ты умрешь от голода.
- Твоя правда, жрец. Не найдется ли у тебя мяса и доброго кувшина с вином?
Старик улыбнулся и хлопнул в ладоши. Тут же в комнату вбежали две девушки, которые, поставив перед Конаром деревянный поднос с едой, скрылись за занавесью.
Пока гость насыщался, старик внимательно наблюдал, поглаживая рукой седую бороду. Едва только с едой было покончено, старик заговорил:
- Наш народ, о храбрый воин, не всегда жил в этом оазисе. Очень давно, сотни лет назад, в далекой и таинственной Вагрии у царицы Нефертари родились два сына: Амонхотеп и Сетхамон. По прошествии шестнадцати лет оба они выросли, стали сильными и смелыми юношами. Не было равных им воинов, любого побеждали они. Несмотря на такое сходство, они различались характерами: Амонхотеп по всему царству слыл юношей добрым и никогда не пытался оскорбить кого-либо, Сетхамон же ненавидел людей и при любом случае норовил затеять драку. Шло время, и царица Нефертари, умирая в преклонных годах, завещала престол Амонхотепу, из-за чего Сетхамон затаил на него злобу. Однажды ночью царевич приказал своим гвардейцам напасть на Амонхотепа и увезти его в далекие северные земли, откуда он не смог бы вернуться назад. Стражи исполнили приказание и бросили Амонхотепа посреди мертвой пустыни, ибо думали, что без воды и пищи он скоро погибнет, и тогда ничто не помешает Сетхамону править царством древних. Но не оставили боги Амонхотепа без своей помощи: три дня и три ночи он брел по пустыне, пока наконец не дошел до оазиса. Напившись воды из его источников и утолив голод плодами с деревьев, Амонхотеп дал оазису название Бен-Ишта, что на языке древних означает "место спасения".
В Меннофере же, столице Вагрии, царские вельможи, узнав, что власть захватил Сетхамон, сами пожелали уйти, и один из гвардейцев указал им путь на север. И ушли они, собрав жен и детей своих.
Тридцать дней и ночей шли они к Мертвой пустыне, покуда однажды не вступили на ее границы. В оазисе Бен-Ишта встретили они Амонхотепа.
За десять лет они построили на этом месте город, назвав его Рагвар. Но однажды пришла беда с востока: огромные скорпионы и пауки явились и стали охотиться за жителями города, пожирая тех, кто выходил за его стены.
Спросил Амонхотеп богов, что за беда эта, но боги молчали, и всего лишь сто лет назад люди Бен-Ишты узнали, что глубоко под землей расположен древний как сама Схелла город -- Агида, некогда столица огромной империи нелюдей, где приносили человеческие жертвы и поклонялись забытым ныне богам. Великий чародей того времени Ра-Амон выступил против агидеев, но был повержен, и его дух навсегда стал пленником в подземельях Агиды.
Пятьдесят лет назад к нам явились посланники Агиды -- высокие, смуглые воины, не принадлежавшие ни к одной расе на Схелле, и от имени подземных владык потребовали с нас огромную дань -- десять невинных девушек в год за право жить здесь...
- Так почему же вы не ушли? - спросил Конар.
- Уйти? - переспросил старик. - Уйти отсюда невозможно. Многие жители Бен-Ишты пробовали, но скорпионы и пауки неизменно возвращали их назад. Мы обреченный народ, кессариец. Ничто не может нас спасти. Вот уже пятьдесят лет мы выплачиваем дань Агиде, и уже пятьсот девушек-девственниц погибли под безжалостными ударами ритуальных стилетов их жрецов. Нет, кессариец, твой совет невыполним. Много лет живет наш народ под сенью деревьев Бен-Ишты, но еще дольше живет на этой земле зло, затаившееся в глубинах Схеллы.
Легкий шорох прервал разговор. Откинув полог, в комнату вошел сын жреца- Рамесс.
- Что случилось? - спросил старик.
- Барабаны в Агиде говорят о кануне дня, - ответил Рамесс, сжимая кулаки.
- О, Себек! - воскликнул в отчаянии жрец. - Когда же это кончится?
- Что значит "канун дня"? - спросил кессариец, выжидающе глядя на старика.
- Это... Это особый день в жизни Агиды, да и в жизни Бен-Ишты. В этот день сборщики, кроме десяти девственниц, уводят отсюда пятерых мужчин в расцвете сил, чтобы на алтаре Ромена пролилась их кровь. О боги! Даже вагрийцы не льют столько крови, сколько проливают ее эти чудовища.
Старик как-будто впал в транс. Он сидел на скамье, раскачиваясь во все стороны, словно королевская кобра, и, казалось, перестал что-либо и кого-либо замечать. Рамесс тронул Конара за плечо и указал глазами на выход. Они вышли из дома жреца и остановились на пороге.
- Он никогда не хочет видеть того, что происходит в канун дня, и поэтому за несколько часов до прихода сборщиков погружается в магический сон, - пояснил Рамесс, кивнув на дверь.
- Скажи, Рамесс, где тут можно хорошо выспаться? - спросил Конар, уже твердо приняв решение.
- За домом лежат листья баабы; если ты не привередлив, то, я думаю, они послужат тебе хорошей постелью.
Уже уходя в указанную сторону, кессариец внезапно остановился и крикнул вслед удаляющемуся Рамессу:
- Да, и еще: когда должны прийти сборщики?
- Завтра утром, - ответил сын жреца, и его силуэт скрылся в темноте.
Конар зашел за хижину и повалился на свежие пальмовые листья, которые должны были служить ему постелью. Сон пришел не сразу; сначала были воспоминания о том, как год назад демон, вызванный черным магом из Ардена, уничтожил весь народ кессариев. Весь, кроме небольшого отряда, который в эту ночь был слишком далеко, чтобы сражаться вместе с сородичами против порождения тьмы. В этом отряде был он - еще молодой паренек, несколько дней назад сменивший имя и державший оружие только для охоты.
Отряд вернулся лишь через две ночи и, обнаружив мертвые тела и сожженные дома, впал в боевое безумие. Песня смерти долго кружила над опустошенной долиной, пока ночь не скрыла печаль во тьме своих крыльев.
Оставшиеся в живых воины выкрасили тела в алый цвет и поклялись отомстить Ардену за своих сородичей, за пролитую кровь.
Ночью в селение пришел старик и рассказал кессариям правду, правду о том, как и отчего умерли люди. Но ни один из кессариев не отступил в сторону, когда старик попросил помощи.
Три дня воины шли по горам в столицу Ардена, пока однажды ночью первый из них не увидел башни Ксалга.
В день битвы казалось, что сами небеса рушатся на головы кессарийцев, а воздух стал вязок, как болото. Не все выдержали это, многие погибли в темных коридорах города, но эти жертвы не были напрасны. Лишь пятеро добрались до конца пути, избегнув последней ловушки Каа-Хема - демона из мрачных пустынь Страны Снов.
Недолгой была эта последняя битва; недолгой, но страшной. Все свое черное мастерство употребил маг на то, чтобы уничтожить кессарийцев, но проиграл. Копье Конара - юного воина - вонзилось в грудь колдуна и оборвало его последнюю связь с жизнью: черный камень Омала.
Но даже теперь, спустя год, Конар продолжает слышать хриплый насмешливый голос мага и последние проклятия, сорвавшиеся с губ умирающего чернокнижника. Проклятья, обращенные к нему, юному воину Кессарии.
Сон сморил Конара под самый рассвет, когда первые лучи солнца окрасили пустыню в оранжевый цвет и оазис пробуждался от забытья. Сновидения, казалось, полностью опутали его, но когда Рамесс осторожно подошел к нему и коснулся рукой его плеча, кессариец мгновенно вскочил на ноги, хватаясь рукой за меч. Узнав сына жреца, он успокоился и, бросив "А, это ты." стал растирать затекшую шею. Покончив с этим занятием, он внезапно спросил:
- Послушай, Рамесс, ты сможешь найти в оазисе десяток крепких мужчин, способных держать в руках оружие?
- Да, конечно. Но зачем это тебе? - Рамесс был явно удивлен.
- Чтобы встретить ваших сборщиков и оказать им "теплый прием".
- Ты что, наелся мяса дикой панкагуа или тебя укусил бешеный пес? - страх, зазвучавший в голосе сына жреца, невозможно было не заметить.
- А что? Неужели это такая бредовая затея? Или вы всю жизнь хотите прожить под пятой скорпиона? Нет! По мне - уж лучше погибнуть в бою, чем жаться по углам от страха.
- Но... - начал было Рамесс.
- Хватит! - прервал его кессариец. - Ты сможешь дать мне десяток бойцов или нет?
- Хорошо, - внезапно решился Расмесс, - жди меня у ворот.
Он быстро развернулся и двинулся вглубь деревни, кое-где исчезая в домах.
Конар не мешкая двинулся к воротам. К деревянным резным перилам был привязан его конь, а внизу у самых копыт лежало набитое соломой корыто. Створы ворот были раскрыты, но стражи не стояли на своих местах. Конар поморщился от презрения к этим "воинам" и вскочил на коня. Скакун уже не раскачивался как раньше, потому что теперь не испытывал ни жажды, ни голода.
Ждать Рамесса пришлось не долго, со стороны главной площади выбежали с десяток мужчин, вооруженных копьями, мечами и топорами. Все они выражали явную готовность уничтожить своих узурпаторов.
- Вы знаете, куда мы идем? - крикнул Конар, поднимаясь в седле.
- Да! - ответил ему хор голосов.
- Тогда вперед, покажем агидеям, что и жители Бен-Ишты кое на что способны.
Гул голосов был ему ответом.
2. Сон
Засаду устроили у одного из песчаных холмов примерно в четверти мили от Бен-Ишты. По словам Рамесса именно с этой стороны приходили сборщики Агиды.
Конар выпрямился в седле и взглянул на восток. Казалось, само небо побелело от песков Мертвой пустыни, но ни одной черной точки на горизонте видно не было. Солнце тем временем поднималось все выше, покуда не встало над головами жителей Бен-Ишты.
- Конар, смотри! - Рамесс указал вперед, и на лбу у него выступили капли пота.
Далеко на востоке двигались четыре черные точки. Они довольно быстро приближались, и вскоре можно было разглядеть четырех смуглых исполинов, сидящих верхом на скорпионах. Каждый из сборщиков был выше Конара на целую руку и намного шире в плечах.
- Приготовиться! - прозвучал голос кессарийца, и когда отряд сборщиков стал еще ближе, прозвучал еще один приказ. - Пора!
Крик воинов прорезал гнетущую тишину пустыни, и, как лавина, жители Бен-Ишты во главе с Конаром бросились на столь ненавистных им сборщиков. Смуглые воины опешили; они не ожидали, что здесь их будет ожидать отряд вооруженных людей. Но это было лишь на мгновение, в следующую секунду сборщики вынули из-за поясов сверкающие топоры - и завязалась битва. Почти сразу же половина отряда Конара полегла на месте, сраженная мощными ударами исполинского оружия. Другая половина была прижата к холму и теперь яростно билась за свои жизни. Топоры взлетали и опускались в гущу толпы, каждый раз унося чью-нибудь жизнь.
Лишь Конар, казалось, словно обезумел. Бросив один из своих мечей Рамессу, он вторым яростно отражал выпады исполинского топора. Ему удалось вырваться из полукруга осады, и на его мече заиграли солнечные блики, когда он погрузил его по самую рукоять в грудь смуглого исполина. Не успело еще упасть тело, как кессариец уже осаждал второго сборщика. Те, казалось, поняли, от кого исходит реальная угроза, и один из них переместился на помощь своему товарищу.
Конар увернулся от выпада сборщика, проскочил между ними, оставив на боку одного резаную рану. Казалось, кессарийцем овладела первобытная жажда крови. Его мускулистые руки поднимали и опускали широкий меч, нанося врагам всё новые ранения. Несмотря на свое мощное телосложение, Конар был ловок словно барс, а гибкое тело в сочетании со звериной силой давало ему огромное преимущество перед врагами. Острый меч Конара вновь взлетел вверх, и опустился на обнаженную смуглую ногу сборщика. Послышался хруст костей, и отрубленная конечность отлетела в сторону. Вслед за ней на песок рухнул еще один гигант - противник бен-иштимцев. Теперь оставался только один противник: трое лежали на песке: один без сознания с отрубленной ногой и двое мертвецов. Одновременно жители Бен-Ишты бросились на последнего сборщика. Мгновение, и всё было кончено. Но и потери иштимцев были немалы: из десяти человек уцелели лишь пятеро, включая кессарийца и Рамесса.
Конар расправил плечи и устало упал на песок. Все-таки эта схватка утомила и его. Только сейчас можно было заметить множество мелких ранок, оставленных топорами сборщиков, из которых не переставая сочилась кровь, смешиваясь с потом.
- Что будем делать теперь? - спросил кессарийца подошедший Рамесс.
- Пойдем в Бен-Ишту, и ты расскажешь жрецу о сражении, а потом... потом я отправлюсь в Агиду, чтобы посмотреть на ее владыку.
- Ты что, с ума сошел? - удивился Рамесс.
- Нет, просто мне захотелось взглянуть на того, кто правит вот этими, - Конар кивнул на тела сборщиков.
- Но...
- Перестань! Я знаю, что делаю.
- Тогда я иду с тобой.
- Нет!
- Да!
Кессариец понял, что возражать не стоит. Он поднялся и зашагал к поселению.
***
После рассказа Рамесса жрец, к тому времени уже пришедший в себя, позвал к себе кессарийца и затеял с ним непродолжительную беседу.
- Рамесс рассказал мне о твоем решении ехать в Агиду. Я не пытаюсь отговорить тебя, так как понимаю, что это бесполезно. Но для того, чтобы попасть туда, тебе не нужно полагаться на свою силу, хотя я знаю, что ты силен. Одна сила тут не поможет. Во-первых ты не знаешь дороги и что ждет тебя в пути. Во-вторых ты не знаешь в лицо владыку Агиды, и поэтому я хочу тебе помочь. Здесь, - старик вложил в руку Конару змеиный браслет, - скрыта вся мощь Вагрийских владык. Он будет направлять и защищать тебя. Этот браслет мне передал когда-то Ра-Амон, верховный жрец Бен-Ишты, и сказал, чтобы я отдал его тому, кто достоин. Судьба выбрала тебя. Ты оказался достойным, и поэтому я вручаю этот браслет тебе. А теперь всё.
Жрец повернулся к огню, сообщая, что разговор окончен. Кессариец вышел из хижины и, свернув за угол, повалился на свою постель из листьев баабы. На этот раз сон пришел быстро, и, едва закрыв глаза, Конар провалился в темноту забвения.
... Он шел по мощеной камнями дороге обнаженный, без оружия и покрытый страшными ранами. По обеим сторонам от него росли странные змееголовые цветы, они кланялись ему словно слуги и протягивали навстречу свои длинные, покрытые жижей листья. Внезапно дорога вздыбилась и раскололась, оставив перед кессарийцем ужасного демона с четырьмя длинными и мускулистыми, покрытыми отвратительными наростами руками. Листья змееголовых цветов сначала поникли, а затем, скрыв Конара своими головами, стали хлестать демона стеблями по ужасному лицу.
Вдруг на дорогу вскочила белая фигура с мечом в руке и стала рубить демона, но тут же попала в руки чудовища и была заживо съедена.
Тут перед Конаром возникла женщина в черном платье, которая, нежно обняв его, припала ртом к его шее. Внезапно она отскочила от него и разразилась жутким хохотом.
- Теперь ты мой! - прокричала она, поднимаясь в воздух.
Прямо перед Конаром возник светящийся меч. Он взял его в руки и бросил в женщину. Дьявольский хохот тут же стих и послышалось шипение. Вместо женщины в воздухе висела огромная, в полмили длиной, змея с мечом в шее.
Змея вдруг превратилась в демона, а потом в старуху, которая, крикнув что-то, исчезла вместе с мечом.
Ужасный демон, освободившись от змееголовых цветов, двинулся к Конару. Но между ними внезапно появился черный конь. Демон закричал и ударил скакуна, но тот, громко заржав, превратился в светящийся меч, который сам прыгнул в руку кессарийца.
Конар шагнул навстречу чудовищу и ударил. Демон упал и, зарычав от бессильной злобы, исчез. Мир внезапно исчез и превратился в непроглядную тьму, из которой на Конара смотрели черные глаза.
Кессариец прыгнул, закричав, и меч распорол темноту ночи. Яркий свет ударил ему в глаза, на мгновение ослепив. Мир распался на две части, разделенные одной чертой. Конар переступил через нее и оказался на белом ковре. Чей-то голос, до боли знакомый, произнес:
"Ты сделал правильный выбор. Теперь ты свободен..."
Конар открыл глаза и обнаружил себя лежащим на лиственной лежанке из бааба. Солнце ярко светило ему в глаза. Он поднялся.
- Доброе утро, кессариец, да ниспошлет солнцеликий Амон тебе удачу, - приветствовал его Рамесс, выходя из-за хижины. - Насколько сладостным было твое забвение?
- Всю ночь мне снились демоны и чудовища, и если бы я был стар, то я бы умер от страха, - ответил Конар, прицепляя к спине мечи. - А как спалось тебе?
- Клянусь великими и грозными богами, мой сон был ядовит как жало скорпиона, - грустно усмехнулся Рамесс. - Скажу честно: не нравится мне твоя затея с походом в Агиду.
- Тебе не дано меня понять, Рамесс. Лишь великие боги могут это сделать, - кессариец вышел за ограду и направился к своему коню.
3. Мелина
Путь в Агиду не был далек; по словам жреца, они должны были проехать на восток около четырех миль, а дальше браслет сам укажет дорогу.
Они выехали как только Конар проснулся. Поначалу кессариец был удивлен, увидев Рамесса верхом на сером жеребце. Он-то думал, что в Бен-Иште вовсе не разводят лошадей. Но потом Рамесс рассказал ему, что конь очень давно сам пришел в оазис полумертвый и еле дышащий, с мертвым хозяином в седле. Этот жеребец - единственный в Бен-Иште.
Примерно через два часа езды на восток они въехали в небольшой лесок, а скорее даже рощу, которая, казалось, росла без воды. Проезжая мимо деревьев, Конар видел их абсолютно голые и сухие ветки; лес был мертвым.
Внезапно кессариец почувствовал, как его правую руку, на которую был одет браслет, потянуло на север. Сначала Конар удивился, но вспомнив слова жреца "Он будет направлять тебя", последовал за браслетом, повернув коня на север. Через некоторое время впереди за деревьями мелькнула серая поверхность скалы.
Вероятно когда-то очень давно всё это место до леса было захвачено Великим Северным морем, и эта скала была одним из множества подводных камней, которые перекрывали проход морякам древности. Но потом море отступило и ушло на дальний север, за земли великих славов, а эта местность превратилась в пустыню.
Скала приближалась, а браслет по-прежнему тянуло к ней, как магнитом.
- Да поможет нам великий Ра, - заговорил Рамесс, - не нравится мне это место.
Они приблизились к серому массиву и спешились. Конар подошел к скале.
То, что кессариец вначале принял за скалу, на самом деле таковой не являлось. Стена была сложена из нескольких каменных блоков, и ее форма напоминала треугольник. Кое-где отдельные куски блоков рассыпались в прах, именно поэтому Конар принял стену за скалу. Сквозь тонкий, полустертый рисунок проглядывали непонятные и очень древние буквы.
Чей-то громкий гортанный крик разорвал тишину пустыни. Конар обернулся - и тут же на них со всех сторон посыпались десятки смуглых сборщиков, каждый из которых сжимал в волосатой руке исполинский топор. Казалось, что их смуглые тела превратили утро в вечерние сумерки. Кессариец выхватил из-за спины свой меч, и теперь утр окрасилось в красный цвет.
Он отбил чей-то удар и погрузил меч в смуглый живот врага. Тут же присел, чтобы избежать сверкающего диска, нацеленного в его шею, и наотмашь ударил кулаком в лицо сборщика, возникшего перед ним. Однако он знал, что численный перевес врага скоро даст о себе знать, и их головы - головы Рамесса и Конара - будут сбиты с мускулистых шей.
Мельком взглянув на иштимца, Конар понял, что силы у того уже на исходе.
Они поднимались наверх по склону скалы, отступая под яростным натиском сборщиков. Слишком поздно кессариец понял, что они попали в заранее приготовленную ловушку. Краем глаза он заметил сзади огромное отверстие, крикнул Рамессу, предупреждая его, но было уже поздно: нога иштимца соскользнула вниз. Конар бросился ему на помощь, но тоже поскользнулся и полетел вслед за Рамессом. Тьма окутала его черной вуалью, и он почувствовал, что не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. А потом его сознание провалилось в забытье...
Сознание медленно возвращалось к Конару. Сначала в разум вкрались слова, произнесенные певучим женским голосом:
- Как он силен! Должно быть, в этом теле заключена вся огромная мощь вождей Кессарии. Перенесите его в мои покои и прикуйте к стене.
Конар почувствовал, как его поднимают в воздух и куда-то несут. Тело по-прежнему отказывалось слушаться его, ноги и руки были тяжелы как скалы.
Потом раскрылись какие-то двери, и кессариец почувствовал, как его опускают на каменный пол и приковывают к стене кандалами. Сделав свое дело, стражи вышли из помещения.
Оставшись один, Конар открыл глаза. Убранство комнаты, куда его принесли, могло на равных соперничать с королевскими покоями: всюду были разбросаны шелка, каменья, золотые украшения. Все стены были завешаны коврами, кроме той, к которой его приковали, а в кольцах под потолком висели серебряные светильники.
Легкий скрип заставил кессарийца повернуть голову в сторону двери. Дверь открылась, и в комнату медленно вошла молодая и красивая женщина. Шелковистые черные волосы спадали на ее обнаженные плечи, темные глаза смотрели ясно и прямо, узкие брови и смуглая кожа делали ее похожей на шалуссийку. Длинное черное платье изящно облегало ее стройную фигуру, а обычные медные браслеты шли ей больше чем золотые украшения. Кессарийцу показалось, что его посетили видения.
- Кто ты? - спросил он. - Что ты делаешь в этом городе зла?
- Меня зовут Мелина, - ответила женщина приятным певучим голосом. - Я здесь такая же пленница, как и ты.
- Пленница? Однако я не вижу оков на твоих руках.
- Мой муж знает, что сбежать отсюда я не могу, поэтому ему не нужны оковы, чтобы удержать меня здесь.
- Твой муж - владыка Агиды? - спросил Конар.
- Да, и в этом мое несчастье, - по ее лицу покатились слезы.
Конар чуть приподнялся и соразмерил длину цепи. Оказалось, что он может двинуться в любую сторону, но только на пару шагов. Он зарычал от бессильной злобы.
- Как долго я здесь? - спросил он Мелину.
- Уже два дня. Тебя принесли позавчера рано утром и приковали в главном зале. А потом я приказала принести тебя сюда.
- Как давно ты здесь?
- Больше трех лет. Каа-Хем, владыка Агиды похитил меня, когда мой караван шел из Шалуссии в Варгану. Когда-то я была наследной принцессой Шалуссии, дочерью великого Эзгиршаха.
Милена замолчала, роняя на пол слезы.
- И ты не пыталась бежать?
- А куда? На протяжении сорока лиг вокруг одни пески.
- Не так далеко на западе, на расстоянии четырех миль, есть поселение Бен-Ишта, - ответил кессариец.
Она молчала. Конар не мог долго этого выносить.
- Что ты знаешь о человеке, которого принесли со мной? - спросил он.
- Он где-то здесь, и Каа-Хем сказал, что его судьба решена.
- Что это значит?
- Его принесут в жертву Ромэну на исходе луны.
- О Марс! - воскликнул кессариец. - Ты сможешь меня освободить?
- Я... я не знаю. Ключи у стражников, но я попробую, если...
- Что "если"?
- Если ты возьмешь меня с собой.
Она села возле него на колени и внезапно прижалась к нему всем своим телом. Кессариец ощутил под рукой мягкое, податливое тело Мелины, задрожавшее от его прикосновения.
- Забери меня с собой, не оставляй здесь одну, прошу тебя! Я буду тебе женой, любовницей... кем угодно, н только забери меня из этого ада.
Конар почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Он сильнее прижал женское тело к себе и поцеловал Мелину.
- Хорошо, - ответил он внезапно охрипшим голосом. - Но сначала помоги мне освободить Рамесса.
Она оторвалась от него, встала и медленно повела смуглыми плечами.
- Я согласна, - сказала она, и черное платье соскользнуло на пол.
4. Подземелье
Когда Мелина ушла, кессариец оторвался от стены и осмотрел цепь, к которой был прикован, в поисках хотя бы одного слабого звена, но такого не нашлось. Проклиная агидейских мастеров, он дернул оковы на себя и обнаружил, что стена, к которой они крепились, очень старая, и если дернуть с должной силой, то можно выдернуть из нее кольца.
Конар сел на пол. Чего ему сейчас не хватало, так это его меча. Ощущение опасности, возникшее сейчас, с каждым разом усиливалось и заставляло кессарийца быть в постоянном напряжении. Он чувствовал, что очень скоро что-то должно произойти.
Время тянулось медленно, словно час был равен году, а минута - дню.
Повернувшись лицом к правой руке, кессариец с удивлением заметил, что на ней тускло поблескивает браслет, который ему дал жрец Бен-Ишты. Удивленный тем, что его не сняли как все остальное, Конар коснулся пальцами матовой поверхности. Словно иглы вонзились в тело кессарийца. Браслет, заискрившись, коснулся одного звена цепи, и оно тут же исчезло. Поняв, в чем дело, Конар коснулся браслетом цепи у второй руки. Через секунду он уже был свободен.
Потирая затекшие запястья, он поднялся на ноги и подошел к двери. Приложив к ней ухо, он понял, что в коридоре стоит страж. Кессариец схватил одно из покрывал и, крикнув "Эй, есть там кто-нибудь? Я хочу пить!", затаился за дверью.
Едва только стражник зашел, Конар накинул ему на голову покрывало и, выдернув у него из-за пояса исполинский топор, ударил сборщика рукоятью по затылку. Тело стража рухнуло на пол и осталось неподвижным, а Конар, выскочив за дверь, свернул направо. Топор сильно оттягивал руку, но кессарийца это мало беспокоило. Главное, что теперь он не безоружен и в случае чего сможет дать достойный отпор. Темный коридор, по которому он шел, ничем не освещался. Из-за этого Конар продвигался очень медленно, внимательно ощупывая стены и пол.
Ощущение опасности вновь настигло кессарийца, когда он в очередной раз ощупывал стену, из-за угла внезапно выскочила какая-то тень и чем-то размахивая накинулась на него. Конар спокойно отбил топором выпад незнакомца и ударил туда, где по его мнению находилась голова исполина. Послышался звук ломающихся костей, и руку кессарийца залила горячая влага. Конар понимал, что звуки схватки уже дошли до ушей остальных стражников, и не пройдет и минуты, как сюда хлынет целая толпа смуглых сборщиков, поэтому он, нащупав ответвление, поспешил убраться из этого места. Он оказался прав: со всех сторон послышались крики, и минутой позже коридор кишел стражниками.
Тоннель, по которому теперь шел Конар, заканчивался широкими ступенями, ведущими вниз. Кессариец вглядывался в глубину пропасти, куда вели эти ступени. Иногда ему казалось, что там, глубоко внизу, вспыхивали какие-то разноцветные огоньки. Из-за этого он вспомнил сказку, которую когда-то давно рассказывала ему мать. О том, что когда-то на заре мира люди часто воевали с кровавой империей, которую населяли оборотни. Много человеческой крови пролили чудовища, чтобы ублажить своих богов, много умерло людей на алтаре темной империи, много сильных воинов навеки пропало в ее лесах, прежде чем Марс, разгневавшись, не спустился с небес на землю и не уничтожил своим огненным мечом кровавых чудовищ, их богов и их страну. С тех пор остатки этой расы живут глубоко под землей, лишь иногда выходя на поверхность, чтобы похищать людей, а из их черепов сооружать страшные пирамиды.
Чем дальше Конар спускался, тем темнее становилось вокруг, но мало по малу глаза кессарийца привыкали к темноте, и вскоре он уже мог различать отдельные предметы. Лестница была изготовлена из непонятного серо-желтого камня и спускалась так далеко, что ее конца невозможно было разглядеть. С потолка свисали огромные конусы сталагмитов, с которых капали мутные капли воды.
Дотронувшись до одной из стен, Конар заметил, что к его руке прилипли блестящие крошки - пещера была богата золотом.
Кессариец спустился еще немного и остановился перед широким деревянным мостом. Осторожно он перешел через него и оказался перед входом в город. Огромные черные башни высились над стенами из того же камня, что и лестница.
Внезапно послышался душераздирающий визг, и на Конара со всех сторон посыпались серые узкоголовые твари. В костлявых руках они сжимали длинные пики. Кессариец размахнулся топором. Сверкающий диск опустился в гущу серых тварей и, дробя ужасные головы и тела, приготовился к ужасному пиршеству. Уродливая, неестественно худая рука потянулась к Конару, но тут же была отрублена по самое плечо. Пика скользнула по обнаженному торсу кессарийца, оставив за собой кровавую полосу.
А топор в мускулистой руке продолжал свою жуткую оргию, круши черепа и конечности костлявых тварей. Жуткий вой еще одного противника сменился предсмертным хрипом, когда топор, хрустнув, сломался при ударе о камень.
Твари, радостно заверещав, с новой силой нахлынули на кессарийца. Отбросив бесполезный уже топор, Конар схватил одного из "серых" и, орудуя им как тараном, принялся расшвыривать по сторонам своих противников. Когда тело "серого" в его руках обмякло, вокруг осталось не так много врагов. Как оружие серый уже не годился, его тело было покрыто резаными ранами от пик своих соотечественников, а все кости раздроблены в мелкое крошево.
Конар откинул труп в сторону и подхватил с каменного пола пещеры одну из пик.
- Ну вы, дьявольские отродья, - крикнул он, - какого дьявола вы ждете? Идите, отведайте моих ударов!
Серые твари, посовещавшись о чем-то между собой, внезапно подняли долгий и протяжный вой. Конар бросил в одного из крикунов пику. Тот захлебнулся своим криком, и вой на мгновение сбился с ритма, но тут же зазвучал с новой силой.
Откуда-то из глубины города послышался ответ - одинокий рев разъяренного хищника. Серые твари замолкли, ожидая прихода того, чей голос был ими услышан. Конар поднял с пола еще две пики.
Рев приближался, и вскоре показался тот, кому он принадлежал. Кессариец содрогнулся. Когда-то, лет восемь назад, в Кессарию к поселенцам-хазарам пришел человек, он назвался Альваресом из Тартесса. Этот человек очень долго жил у них и часто рассказывал детям о далеких южных странах. Из всех детей Конару больше всех нравились эти истории, и он подолгу слушал Альвареса. Однажды тот рассказал ему о Тартессе, вернее о западной его части, где в темных лесах живут оманы - огромные львы, один вид которых вызывал у обычного человека неподдельный ужас. Но Конар не был обычным человеком, он родился и вырос там, где люди постоянно боролись за выживание как с другими людьми, так и с хищными животными. С самых ранних лет, насколько он себя помнил, его обучали лишь двум вещам: убивать и выживать. Причем убивать всегда оставалось на первом месте.
Но когда огромное тело омана выскользнуло из ворот, кессариец невольно ужаснулся. Да, сказки Альвареса - по крайней мере эта - оказались правдой. Несмотря на огромное тело, лев двигался быстро, и, как все из рода кошачьих, был необычайно ловок, а его толстая шкура заменяла ему кольчугу. Пики, зажатые в руках Конара, были словно соломинки против скалы, и шкуру омана ими было не пробить.
Серые твари зашипели, указывая на кессарийца, и огромный лев, раскрыв чудовищную пасть, прыгнул на северянина. Конар скользнул в сторону, но лапа омана была быстрее. Острые когти врезались в грудь кессарийца. Конар согнулся от боли, на груди его заалели кровавые полосы. Оман вновь прыгнул, и еще три алые полосы пролегли на груди кессарийца. В очередной раз прыгнув, лев немного промахнулся. Его тело пролетело над головой Конара, и мясистая часть живота омана пронеслась перед лицом северянина. Лишь мгновение кессариец видел перед собой единственное уязвимое место льва, но и этого мгновения хватило, чтобы нанести удар. Но слишком слаба была рука северянина, острый клинок пики лишь задел омана и, оставив резаную рану, отлетел в сторону. Жуткий рев разнесся по пещере, когда пика порезала живот зверя. Оман повернулся к обидчику и уже в который раз прыгнул.
Конар знал, что раненый зверь еще опаснее чем невредимый, и поэтому следующая пика полетела в голову омана. Острое жало начисто оторвало левое ухо льва, а сам он, зверея от запаха крови, извернувшись прыгнул к кессарийцу. Конар поймал зверя в свои объятия и, обняв льва за шею, сжал руки. От напряжения мускулы а руках кессарийца вздулись канатами, казалось, что не выдержат напряжения и порвутся. Пот градом лил со лба северянина, заливая ему глаза, но он лишь сильнее сжимал руки. Лев, стараясь высвободиться, рвал тело кессарийца, раз за разом оставляя янтарные полосы. Из его горла вылетали судорожные хрипы, а лапы в бешенстве били по полу. Конар почувствовал, что силы на исходе, и в последнем порыве сжал шею омана. Послышался хруст, и тело льва забилось в агонии. Лапы в последний раз заскребли по полу, и вот зверь обмяк в мускулистых руках северянина.
Конар отбросил от себя мертвое тело льва и огляделся. Серых тварей нигде не было. Увлеченный битвой, он не заметил, как они разбежались. Решив, что не стоит входить в город, кессариец обошел его стороной и свернул в один из тоннелей, которые черными дырами виднелись в стенах пещеры. Что особенно удивило северянина, когда он вошел в почти непроглядный мрак тоннеля, так это то, что его стены были очень гладкими, почти отшлифованными. Как это было сделано - рукой человека или течением воды - кессариец не мог сказать, не настолько он был искушен в ремеслах. Сейчас его больше заботило то, сколько времени он провел в этой тьме пещер. Час? День? Он не знал. Казалось, в этом мраке время остановилось навсегда.
Пустота в руке раздражала его и усиливала чувство опасности, которое не проходило у него с того момента, как он шагнул за порог покоев Мелины. Вспомнив об острых пиках лежащих у города серых тварей, он невольно чертыхнулся, но возвращение туда сулило новые хлопоты, а их у северянина и так было предостаточно. Поэтому он решил не возвращаться, а идти дальше, покуда ноги сами не выведут его куда захотят.
Внезапно кессариец почувствовал, что сзади кто-то есть. Он резко обернулся и успел заметить огромную и чудовищно нечеловеческую тень. Какая-то масса, схожая издали со змеиным телом словно вросла в стену. Такого тела не было ни у одного живого существа на Схелле. Змеиная, желеобразная масса была неразличима на фоне черных стен тоннеля. Казалось, она сливалась с их чернотой. Неподдельный страх затмил на мгновение разум Конара, но тут же, оправившись, он понял, что лучшее, что он сейчас может сделать, так это быстро идти по коридору. Он зашагал быстрее, и тут же почувствовал, как желеобразная масса отделилась от стены и беззвучно двинулась следом за ним.
Много раз, проходя по коридору, он видел в стенах ответвления, но ни разу не свернул, а ужасная тварь, следовавшая за ним, старалась не упустить ни одного человеческого движения. В проходах у стен он не раз замечал гладкие человеческие кости, из чего заключил, что тварь двигается намного быстрее него, и в случае поворота в сторону он сразу же станет ее едой.
Сколько он прошел, северянин не знал. Иногда ему казалось, что царство Агиды занимает всю землю под Мертвой пустыней. Все сильней его донимала жажда, но, как и все горцы, живущие на севере, он привык к такого рода лишениям.
- Эй ты, дьявольская тварь, - обернулся он к пройденному им пути. - Йошим тебя забери! Долго ты еще будешь гонять меня по этому подземелью?
Что-то отделилось от стены и, когда Конар уже приготовился к схватке, внезапно свернуло в один из проходов.
- Эй! Куда ты делся?
Кессариец удивленно заглянул в проход, но ничего не увидел. Тварь словно растаяла в воздухе. Осторожно северянин пошел по главному коридору, не рискуя войти в ответвления. Через десяток локтей тоннель внезапно повернул налево, и дорогу кессарийцу перегородила толстая деревянная дверь, окованная железом.
5. Ра-Амон
Яркий свет ослепил северянина, едва только тот отворил тяжелую дверь. Прикрывая глаза рукой, Конар вошел внутрь. Дверь за ним внезапно сама собой затворилась, и по другую ее сторону кессариец услышал змеиное шипение, как будто кто-то или что-то рвалось войти сюда.
Когда глаза привыкли к свету, северянин огляделся. Небольшая каморка без окон и с единственной дверью, в которую он вошел, была обустроена неким подобием стола, стула и постели. Стены были сплошь "голые" и изрисованные какими-то знаками. На полу расстелены шкуры, кое-где выеденные молью. Звук голоса заставил его резко обернуться. У двери стоял старик. Сплошь седой, с морщинистым вагрийским лицом и бородой до пояса, одетый в рваные лохмотья и подпоясанный зеленой, наполовину истлевшей лентой.
Гневно вонзив в кессарийца испепеляющий взгляд, он сжимал побелевшими пальцами старый посох, набалдашник которого был направлен на северянина.
- Кто ты такой? - гневно спросил старик. - Еще один прислужник Каа-Хем?
- Прости, если нарушил твой покой, - было видно, как трудно северянину говорить эти слова. - Меня зовут Конар, я родом из Кессарии - северной страны.
Старик внезапно подскочил к кессарийцу и схватил его за правую руку.
- Откуда... откуда ты получил это? - взволнованно спросил он, указывая на браслет. - Кто дал его тебе?
- Его мне дал жрец Бен- Ишты, - ответил Конар, поняв наконец, о чем идет речь. - Он говорил, что эта штука будет помогать мне, хотя пока от нее никакой пользы, разве что...
- О Себех! - прервал его старик. - Слава тебе и процветания детям твоим Анушпу и Кему. Он пришел!
Конар ровным счетом ничего не понимал. Старик внезапно опустился на колени перед северянином и низко склонил голову.
- Эй, папаша, ты что, огината наелся? - кессариец поднял старика с колен.
- Сейчас ты всё поймешь, - сказал тот, усевшись на свою постель. - Сотню лет тому назад я отдал своему сыну этот браслет со словами "Храни его, пока не придет достойный..."
Кессариец вскочил со своего места.
- Сотню лет... Но это значит, что ты... что вы и есть Ра-Амон, верхо...
- Верховный жрец Бен-Ишты, - закончил за него старик. - Да, это так, а ты, я вижу, уже знаком с нашей историей. Тогда нет нужды ее рассказывать.
После этих слов наступило долгое молчание. Северянин никак не мог осмыслить то, что сказал старик.
- Что это? - спросил он, оторвавшись от размышлений и заметив, что Ра-Амон достает что-то из дальнего угла каморки.
- По твоим ранам и изнуренному лицу я вижу, что прежде чем добраться сюда, ты прошел долгий и опасный путь. Я знаю, как Агида высасывает из людей соки, необходимые ей для жизни. Поэтому, я думаю, тебе не помешает укрепить твои силы.
С этими словами старик поставил перед Конаром грубо выточенную деревянную миску, наполненную дымящимся мясом. Опасаясь спрашивать, чьё это мясо, северянин, поблагодарив Ра-Амона, принялся за еду. Когда трапеза была закончена, кессариец сказал:
- Спасибо тебе, старик, но мне пора. Есть у меня тут одно незаконченное дельце, которое предстоит разрешить безотлагательно.
Он встал со стула и, осмотревшись еще раз, направился к двери.
- Скажи, Ра-Амон, неужели у тебя не найдется хоть одного добротного клинка? С оружием в руках все-таки намного спокойнее.
Маг усмехнулся и что-то тихо произнес, держа правую руку на весу. Ладонь Ра-Амона посеребрилась, и внутри сжатого кулака левой руки появился широкий двуручный меч. Маг протянул его кессарийцу.
- Держи. Я думаю, этот меч подойдет тебе больше всего.
Северянин сжал рукой рукоять меча, подстраиваясь под его тяжесть, и кивнул с улыбкой.
- Да, я думаю, это вполне мне подойдет.
- Когда выйдешь за дверь, увидишь в стене два отверстия. Сверни налево, - подал ему совет маг. - А теперь - прощай. Думаю, мы видимся в последний раз, - старик открыл дверь.
Из проема пахнуло ледяным холодом, но Конар не обратил на это внимания. Он шагнул за порог и, увидев в стене два ответвления, не раздумывая свернул в левое.
Идя по узкому коридору, Конар, следуя совету Ра-Амона, не старался куда-либо свернуть. Несколько раз тоннель сворачивал в сторону, отчего кессарийцу уже стало казаться, что он попросту ходит кругами. На самом деле тоннель, по которому он шел, незаметно поднимался вверх, как раз туда, куда ему было нужно.
Из-за светлой каморки Ра-Амона глаза северянина не совсем привыкли к темноте, и он осторожно пробирался вперед. За следующим поворотом его нога соскользнула, и если бы не крепкие руки, уцепившиеся за край пропасти, он бы сорвался вниз.
Толи из-за какого-то природного катаклизма, толи по вине людей, часть пола тоннеля упала вниз, отчего образовалась щель локтей в пять в ширину. Но, ловкий от природы и сильный из-за постоянных физических упражнений, кессариец, уцепившись за края пропасти, стал осторожно перебираться на другую сторону. Почти вслепую он ухватился за трещину в камне и... едва не сорвался. Каменное крошево посыпалось из-под пальцев. Вовремя он успел уцепиться за другую трещину.
Очень долго, ощупывая каждую трещину или камешек, и держа меч во рту, перебирался через эту пропасть северянин, прежде чем мог почувствовать под ногами твердую поверхность. Потирая затекшие руки, он свернул при следующем повороте... и тут же наткнулся на смуглого сборщика. Тот стоял у массивной двери, спиной к северянину. Исполинский топор висел у него на руке, готовый в любой момент раскроить врагу череп.
Кессариец крикнул и метнул меч, когда смуглолицый гигант повернулся в его сторону. Широкий клинок вонзился в грудь сборщика до середины. Гигант беззвучно рухнул на колени, а затем опрокинулся на спину.
Северянин подошел к телу и, вынув меч, обтер его об одежду сборщика. Осторожно он приоткрыл дверь. За ней сотни смуглых гигантов носили по огромному залу различные вещи. Посередине зала стоял огромный треножник, а вокруг него был начертан пожалуй самый ужасный из всех магических знаков - пентаграмма.
Конар проскользнул в щель открытой двери и, пробежав несколько локтей незамеченным, затаился за огромным черным камнем, который стоял у широкой дыры черного колодца. Только тогда он позволил себе оглядеться.
Огромный зал был расписан сценами ужасных жертвоприношений. Пол из черного мрамора, казалось, был выточен из цельного куска. Старинные колонны подпирали высокий потолок, в центре которого было пробито круглое отверстие, из которого просачивался луч солнечного света. За то время, которое северянин провел в Агиде, это был первый настоящий "живой" свет, который он увидел.
На мраморном полу в центре пентаграммы был установлен треножник, на котором зеленым пламенем горели угли. Картину завершал трон, украшенный драгоценными камнями и золотом.