Аннотация: Серия рассказов об Эпохе предшевствующей Эпохе Данайской принцессы.
На сотни миль вокруг царило Серое Безмолвие. В сумрачном мареве не шевельнулся бы ни один порыв ветра, само по себе редкого, в этом, вот уже сотни лет мертвом, как сама смерть, месте. Ни единый звук не нарушал мрачную симфонию этих древних земель. Вот уже бесчисленная череда дней, недель, месяцев и годов проходила для этого уголка мира, в мрачной тишине и могильной разрухе. Истерлись веками высившиеся серые стены и монолиты, когда-то шумного и наполненного жизнью города, стоящего на перекрестке земель.
Вар Ханг бесшумно пошевелился. Да, он помнил те далекие времена, когда впервые поглотил этот кишащий жизнью человеческий муравейник. Он сладко прищелкнул сгустками щупалец. Это был Великий день, впервые, когда Он почувствовал себя сытым. Ничто не могло омрачить этого воспоминания. Ничто, кроме того пожалуй, что тогда он служил и был рабом, а не был свободным. Вар Ханг сердито загудел, но тут же восстановил тишину. Это было давно. Теперь он никому не служит, никому кроме своего голода.
Голод... Да, чувство некой пустоты, если конечно можно назвать чувством непонятное ощущение внутренней нехватки и не наполненности.
Да, если перевести эти ощущения на человеческие, то, наверное, это был голод. Всепоглощающий и всеобъемлющий. До боли гадкое состояние. Он помнил его. Давно, еще до того, как Желтый Камень, появившись в небе, пожрал часть Его тела и силы. До того, как небо вновь обрушилось на землю, чтобы подарить Ему очередной период прохлады и накопления.
Когда же это было? Впрочем, неважно. Какое это имеет значение по сравнению с голодом. Вар Ханг вновь загудел. Чувство голода становилось непреодолимым и раздражающим. Что же Его разбудило от голодного сна? Что всколыхнуло от вечной дремоты?
Вар Ханг встрепенулся, и его сознание объяло подвластные Его разуму земли. Сил на это хватило, но голод стал терзать Его с еще большей злостью. Вар Ханг загудел, ограждаясь от этого чувства. Что-то кольнуло Его сгусток, и Он устремил сознание к этому уколу.
Вар Ханг довольно зашипел. Да, вот оно - человек пересек границу Его владений. Пища передвигалась на странном животном к северу от Него. Душа была замарана тьмой, но это ничего, Он поглотит ее с радостью. За сотни лет это первая его пища. Вар Ханг радостно загудел.
* * *
Бунно остановил шестинога у покореженного валуна и, не спешиваясь, оглядел горизонт. Утерев вспотевшее лицо пыльной ладонью, искатель снял с седла мех и, скинув пробку, приложился к горлышку, запрокинув голову к темному небу. Теплая, мерзкая жидкость, все же смочила пересохшую глотку и Бунно, откашлявшись, сплюнул в пыльную землю. Криво ухмыльнувшись своим мыслям, искатель привязал мех к седлу и распрямился в седле, похрустывая, затекшими от долгой скачки, суставами.
Итак, он почти на месте. Серо-желтая пустыня не радовала глаз, но, чтобы добраться до цели, другого пути нет. А цель была уже близка, и обещала сотни золотых монет. Даже на таком расстоянии Бунно различал вдали полуразрушенные стены и башни Проклятого Города.
Искатель усмехнулся. На его памяти таким эпитетом награждали почти каждый город из древней эпохи. Нынешние люди дико страшились всего, что осталось от антийцев или их предшественников, о которых вообще ходят в быту только страшные сказочки и легенды, которыми, темными ночами пугают детей. За всю свою воровскую жизнь Бунно не встречал ничего страшного или сверхъестественного во всех этих полуразвалившихся древних манускриптах написанных на непонятных языках. Зато за них хорошо платили. Причем не только жрецы этого новоявленного ордена, посвященного некой божественной бабе (Бунно не вникал), но и частные собиратели раритетов. И работка эта принесет ему монет раз в десять больше, нежели любая воровская вылазка. Бунно спешился размять затекшие ноги и, сделав десяток шагов, устало присел на искореженный временем и непогодой древний валун.
Вытянув дрожащие ноги, он вытащил из поясной сумки потемневшую трубку и тряпичный мешочек с табаком. Рогач фыркал рядом, перебирая всеми шестью лапами и тыкаясь мордой в плечо человеку.
Бунно рассеяно оттолкнул морду в сторону и, набив трубку, закурил.
Да, эта работа была получше многих. Никакого риска, пару недель пути туда и обратно и оплата в любом случае - даже если поездка не принесет никаких результатов. Эти монахи настоящие психи. Платят, за какой-то древний мусор такие деньжищи. Недаром в некоторых местах их жгут как хворост. Молятся какой-то бабе.
Бунно сплюнул и тихо рассмеялся. Ему - то, какое дело, платят эти святоши отлично, так что пусть делают что хотят, хоть члену своему молятся. Картинка, возникшая в мозгу искателя, рассмешила его еще больше, и Бунно расхохотался, представляя, как монахи кланяются дыбом стоящему изваянию.
Искатель встряхнул головой. Все-таки хорошо, что он подрядился на это дело. В последние пару лет его дела шли из рук вон плохо. Он умудрился задолжать Скарпе довольно крупную сумму и воровской глава намекнул ему, что долг неплохо бы вернуть. Залечив три ребра и попорченное лицо, Бунно совсем было отчаялся, когда его нашел этот монах и предложил ему работу. Поначалу вор хотел отказаться, но два кошеля наполненных золотом избавили его не только от долга Скарпе, но и позволили неплохо отметить свое избавление от проблем, так что монах, как ни крути, спас ему жизнь, а неблагодарным Бунно не был никогда. В благодарность он проработал на старика три месяца и не разу не пожалел об этом. За это время, он добыл для монаха три непонятных камня с древними письменами, и одну статуэтку получив за это монет больше чем за пару лет воровской жизни. В общем, удача повернулась, наконец, к Бунно тем местом, которое нужно. Так он стал искателем.
Бунно встряхнул темноволосой головой, прогоняя воспоминания, и поднялся на ноги, вытряхивая истлевший табак из трубки. Пора было двигаться. До полной темноты он планировал достичь разрушенных стен Проклятого Города.
* * *
Вар Ханг недовольно гудел. Это Существо медлило, заставляя Его ждать, а Он не любил ожидания. Голод усиливался еже мгновенно, а терпеть, и бодрствовать одновременно, было сложно. В былые времена Вар Ханг бы дотянулся до Существа и выпил бы его душ за пару мгновений. Но теперь Он был не так силен, как прежде, и приходилось терпеть, пока жертва приблизится настолько, чтобы было можно поработить разум и заставить окоченеть члены. Гул сотряс темное тело Вар Ханга. Он был недоволен, Он был зол.
Когда черно-серое небо потемнело, превращая все вокруг в густую и вязкую тьму, Бунно достиг высохшего русла древней реки. До города оставалось не больше лиги, и искатель решил не останавливаться на ночлег, стремясь достигнуть стен как можно скорее. Десять сотен монет манили его своим блеском, обещая все блага этого падшего мира.
Бунно крякнул и, достав из-за пазухи флягу, приложился губами к горлышку. Вода водой, а варлийская выпивка греет такими ночами не хуже углей в животе.
Бунно огляделся по сторонам. Всюду грязно-желтый песок и искореженные ветром и временем камни. Как говорил тот монах? Бунно вспомнил россказни старика о древнем мире. Том самом, который был до того, как Черный Скиталец обрушил небо на землю. Всеобщее благоденствие, красота и Солнце в небесах согревающее своим теплом. Бунно скривился: очередные бредни выживших из ума монахов. Сколько он себя помнил, Солнце появлялось в небе только дважды. Первый раз он был зеленым юнцом лет семи и второй спустя десять лет, когда казнили старуху Марак. Но зато он хорошо знал, что все остальное время в его жизни, в небе разливалась лишь грязно-серое покрывало вечных сумерек, которое помнили десять поколений его предков. Длинные Зимы и короткие промежутки тепла перемежались друг с другом всю его жизнь и сотни других жизней.
Бунно вновь приложился к фляге и, сглотнув огненное пойло, направил шестинога вдоль высохшего русла.
* * *
Вар Ханг трепетал. Он чувствовал свое нетерпение. Голод пожирал Его изнутри. Существо двигалось слишком медленно. Оно о чем-то размышляло. Ар Ханг чувствовал его мысли и его состояние. Его влекло сюда, в эти руины. Что ж - это хорошо. Это правильно... Душа Существа - эта эфирная сущность, светилась сладкими всполохами, обещая насыщение. Жертва приближалась.
Бунно достиг обветшалых стен города в тот момент, когда чернильная тьма захватила все вокруг. Мрак сгустился настолько, что протяни искатель руку перед собой, то не увидел бы ничего кроме тьмы. Сердито выругавшись, Бунно извлек из седельной сумки заготовленную заранее связку факелов и, запалив один, посветил перед мордой шестинога.
Блеклого света хватало лишь шагов на пять, а дальше все опять захватывал мрак. Бунно пустил рогача тихим шагом, вглядываясь вперед и тихо матерясь. Наконец блеклый отсвет высветил выщербленные ветром и временем стены с узким проломом. Искатель спрыгнул наземь и, держа шестинога под уздцы, повел факелом из стороны в сторону освещая разлом.
Шестиног фыркнул и внезапно натянул поводья. Бунно, собравшийся было шагнуть в проем, недовольно обернулся, понукая животное, но рогач уперся всеми шестью лапами в каменистую почву, отказываясь идти.
Рогач фыркнул и отпрыгнул назад. Не удержавшись на ногах, Бунно растянулся на земле, пропахав, пузом, добрых пять локтей. Факел вылетел из ладони и, зарывшись в пыль, погас. Матерясь и отряхиваясь от пыли, искатель поднялся на ноги, намереваясь отвесить рогачу хорошего пинка, но передумал. Трехметровая зверюга тряслась как осиновый лист, закусив удила и пыталась вырваться. Озадаченный, Буно подошел к животному, Шепча успокаивающие слова и поглаживая взмыленные бока.
- Да тихо ты, - бывший вор похлопал рогача по крупу, - а черт с тобой, оставайся здесь.
Он подвел животное к большому валуну и, умело стреножив, завязал поводья вокруг камня.
- Стой здесь зверюга, - Буно хмыкнул и пристегнул к бедру узкий, слегка искривленный клинок.
Связку промасленных факелов он туго привязал за спиной и направился к разлому.
По уму, искатель знал, что нужно было дождаться времени, когда чернильный мрак, хоть немного рассеется, иначе в таких потемках недолго свернуть себе шею угодив в какую-нибудь яму, но нетерпение сжигало его огнем, и Бунно не хотел больше ждать. Он проделал слишком долгий путь, и напоминание о десяти сотнях требовало немедленно поторопиться.
Он подхватил с земли погасший факел, отряхнул от налипшей пыли и, запалив его, подошел к дыре в стене.
Камни древней кладки кое-где раскрошились и держались только на 'честном слове', грозя свалиться на голову. Бунно инстинктивно пригнулся и шагнул внутрь...
* * *
Жертва приближалась. Вар Ханг ощущал ее сладкие миазмы всеми фибрами своих сгустков, шелестящих во мраке. Существо уже вошло в пределы стен, старательно пряча свой нарастающий, с каждым шагом, страх. Вар Ханг довольно загудел, это было хорошо - страх делает пищу еще слаще. До чего же глупы эти существа называющие себя людьми. Все их существо кричит об опасности, а они все равно идут ей навстречу. Вар Ханг снова загудел. Пора было отправляться навстречу трепещущей жертве...
* * *
Бунно пересек пролом в один прием, стараясь не задерживаться. Стена была толщиной шагов десять и внутри набита сгнившими бревнами и камнями с песком, грозящими обрушиться и погрести под собой человека словно блоху. Бунно достиг внутренней части стены и, перемахнув через обрушенную кладку, оказался на мостовой. Только теперь он шумно выдохнул и оглядел окружающий его мрак, приподняв факел над головой.
По улице заплясали причудливые тени, обтекая древние стены и проулки. Бунно достал из-за пазухи свернутый лист пергамента и, разложив его прямо на мостовой, принялся изучать в неровном свете факела, что-то бормоча себе под нос и водя пальцами по линиям, начерченным на воловьей коже. Эту старую карту вручил бывшему вору все тот же монах, рассказывая, что это план города, который предстояло посетить искателю. На истлевшем куске кожи линиями и фигурами были изображены улицы дома и стены. Поясняя, старик ткнул пальцем в темное пятно в центре карты.
- Это Храм, мальчик мой. - Монах слепо щурился. - Где-то там, нужное нам сокровище хранили древние жрецы. В Большом Зале над алтарем...
Бунно тогда мало что понял из слов старика. Он только смотрел на морщинистые узловатые пальцы монаха, порхающие по карте, и мечтал о том, как потратит баснословные деньги, обещанные ему за это дельце.
Искатель тряхнул головой, отгоняя воспоминание и, определив направление, свернул пергамент. Упрятав его снова за пазуху, он двинулся вверх по, мощеной булыжниками, улице, держась ровно посередине.
Факел чадил, не переставая, играя рваными тенями и Бунно, почти не останавливаясь, двигался вперед. С тех пор, как он перешел разлом, его не оставлял непонятный страх. Чернильная тьма тянула к нему свои сгустки, и воображение рисовало перед искателем омерзительно липкие щупальца, старающиеся схватить его. Лишь неровный свет разгонял мрак с одной стороны, как, казалось, что с другой его касались чьи-то мертвые руки. Дрожа Бунно перебрасывал факел в другую сторону и все тут же повторялось с другой. Сердце вора колотилось, словно бешенное и хотя сам себе он говорил, что это только разыгравшееся воображение, внутренний голос шептал и рисовал все новые страхи. Когда что-то липкое коснулось его щеки, Бунно чертыхнулся и завопил от неожиданности, размахивая факелом в разные стороны.
Тьма прянула прочь, как живая, и искатель остановился хрипло дыша. Еще мгновение он восстанавливал дыхание и успокаивал дико бьющееся сердце. Мимо лица что-то порхнуло и Бунно, разглядев, наконец, что его так напугало, нервно захихикал. Мышь! Чертова, летучая мышь! Чтоб ей пусто было!
Вор глубоко вдохнул, успокаиваясь, и утер свободной ладонью выступивший от страха холодный пот. Чертова летучая мышь! Бунно вновь хихикнул.
- Возьми себя в руки, дуралей! - выругал себя искатель, стыдясь собственного малодушия. - По возвращении, тебя ждут все блага мира, а ты едва не наложил в штаны из-за летучей мыши!
Бунно перекинул факел в другую руку, и двинулся дальше, нервно смеясь и качая головой.
К концу часа он достиг Храмовой стены, преграждавшей раскинувшуюся перед ней центральную площадь. Вход в огромное здание, чей купол терялся высоко во мраке, располагался восточнее, и Бунно пришлось преодолеть еще сотен пять локтей, двигаясь вдоль стены, прежде чем он набрел на сгнившие за века остатки главных ворот, ведущих внутрь.
Чадящий свет факела мигнул, и у самых ворот неожиданно погас. Бунно выругался. Похоже, облитая маслом, ветошь попросту выгорела дотла. Вор на ощупь достал из связки, привязанной за спиной, еще один факел и, ругаясь в темноте, нащупал мешочек с кремнем на поясе. В окружившей его тьме заискрили всполохи и наконец, пламя охватило факел, разгораясь все ярче. Бунно приподнялся с колен, щуря заслезившиеся от яркого света глаза, и вновь уставился в темный проем, собираясь с духом.
Старик рассказывал, что Храмовый комплекс, это один огромный лабиринт, но если не отклоняться от главного коридора, широкой лентой идущего от главных ворот, то он выведет прямо в большой зал, где и храниться то самое Сокровище, забрать которое подрядился Бунно. Так что, шансов заблудиться, просто нет. Вор прошептал сквозь зубы очередное ругательство, поминая старого хрыча едким словом, и двинулся вперед.
Широкий коридор встретил его затхлым воздухом. Пахло сыростью и кое- где Бунно, в свете факела, заметил покрывавшую стены плесень. Это показалось ему странным. Воздух за воротами был сухой и пыльный, никакая плесень не захватила бы коридор так близко от выхода. Бунно хмыкнул, озадаченно разглядывая стены. Отвалившаяся штукатурка сохранилась лишь у каменного пола, выложенного массивными квадратными плитами, выше, обнажая древнюю каменную кладку, истертую временем и сыростью. Бунно поежился. В коридоре было холодно, и этот холод продирал до костей. Искатель похвалил себя за предусмотрительность, заставившую его нацепить на себя шерстяную рубаху под кожаную куртку.
Пройдя локтей пятьсот он замерз, словно в разгар Длинной Зимы, стуча зубами и греясь от одиноко чадящего факела. Бунно ежился едва, не пританцовывая на месте. Чертов туннель, словно, не желал заканчиваться.
Факел замигал, и искатель, чтобы не остаться в кромешной тьме, поспешно выдернул из-за спины еще один. Когда свеже-промасленная ветошь запылала во мраке, вор отбросил тлеющую головешку сгоревшего факела прочь.
Наконец, коридор, плавно сворачивая к северу, уперся в покосившиеся металлические створки, позеленевших, от времени, ворот...
* * *
Вар Ханг затрепетал от предвкушения. Жертва была совсем рядом, так близко, что Он ощущал всю гамму охвативших Существо чувств. Нетерпение, сомнения, страх. Все переливы ауры источала эта душа. Тихий гул пронесся над темным залом, сдувая вековую пыль.
Вар Ханг потянулся сгустком, стараясь коснуться ауры Существа, и раздраженно отдернул щупальце прочь. Желтый цветок стоял у него на пути, раня и обжигая...
* * *
Одна из створ проржавела, похоже, насквозь и когда Бунно, кряхтя, пнул ворота ногой, мерзкий скрежет и звук лопнувшего металла, наполнил мрак коридора. Ворота перекосились еще больше, и часть их рухнула, подняв тучу пыли к потолку. Бунно закашлялся, отгоняя пыль ладонью, и шагнул в проем, полыхая факелом. Идти стало тяжелее и искатель, посветив вниз, обнаружил, что бредет по щиколотку в серо-бурой пыли, словно песок, заполнявшую зал. Бунно поднял факел повыше, опасаясь, как бы случайная искра не превратила эту пыль в море ревущего огня, и двинулся дальше, стараясь выше поднимать ноги.
Так он преодолел еще локтей пятьдесят, прежде чем наткнулся на ступени скрытые толщей пыли, едва не споткнувшись о них. Бунно прищурился, вглядываясь во тьму.
Зал был огромен, но свет факела осветил лишь шагов пять вокруг искателя. Все остальное скрывалось в клубящемся мраке и Бунно, как ни старался, не смог разглядеть границы его стен.
Искатель выругался, сделав еще пару шагов по ступеням. Серо-бурая масса взметнулась к потолку, частью вспыхивая в огне факела, частью забивая нос и пересохшую глотку. Бунно, кашляя и чихая, отмахнулся от нее и наконец, разглядел могильно-черный сгусток вверху. Там, где, скорее всего, заканчивались ступени.
'Алтарь' - мелькнуло в голове вора и нетерпение с прежней силой охватило его. Бунно, раскидывая пыль ногами в разные стороны, устремился вверх, перескакивая через две ступени сразу. Еще немного и он вернется в город, где его будут ждать баснословные деньжищи. Удача на его стороне!
Он метнулся вперед, одолевая последнее расстояние, отделявшее его от долгожданной добычи и...
...Победный возглас застыл в его горле. Огромный черный сгусток поднимался ему навстречу, заполняя все пространство вокруг. Руки Бунно внезапно ослабели и выронили чадящий факел. Тот скатился вниз и, вспыхнув последней искрой, погас.
Мрак вздымался вокруг, хлеща сгустками рваных теней в разные стороны. Крик замер в пересохшем горле искателя, когда одно из щупалец вонзилось ему в грудь, распространяя по телу леденящий холод смерти. Бунно вскинул руки вперед, ограждаясь от боли, и увидел, как они серо-бурой пылью распадаются в прах. И тогда темный зал потряс дикий вопль ужаса, звучащий на одной ноте.
А потом все окутала тишина...
I 'Выродок'
...Края ямы были сырыми и рыхлыми, словно речной песок. Земля крошилась между пальцами, забиваясь под грязные, обломанные ногти, но мальчишка с упрямством обреченного, продолжал лезть вверх. Толпа выла от восторга и ненависти, забрасывая его комьями грязи и мерзко воняющими отбросами, но мальчишка лишь вяло вздрагивал искалеченной плетями спиной, когда очередной ком попадал по незаживающим ранам. В помутневших, синих, словно лед, глазах, царила обреченная пустота. Казалось, он был абсолютно слеп, к тому, что происходило вокруг него. Грязь и нечистоты сыпались почти без перерывов, а напор толпы лишь набирал силу. Темные силуэты в зареве горящих костров превратились в размытые тени, скачущие над его головой, подобно завывающим демонам.
Мальчишка впился, черными, от земли, пальцами в край ямы и попытался подтянуться. Тут же, из темноты над ним выскочила размытая фигура, и увесистая нога ударила его в лицо, опрокидывая назад, в яму, разбив губы в кровь и ломая нос.
- Твое место там, грязный выродок! - Услышал он, прежде чем провалиться в спасительное беспамятство...
Байярд открыл глаза в сумеречной мгле, бесшумно положив ладонь на рукоять одного из мечей, и настороженно прислушался к мраку окружавшему его. Тяжелое воспоминание растаяло, оставив лишь горькое послевкусие и острое чувство опасности. Тишина вокруг него была гнетущей. Даже обычные ночные звуки стихли, словно живность вокруг притаилась в ожидании чего-то.
Байярд осторожно приподнялся, напрягая слух. В трех локтях от него беспокойно перебирал массивными лапами шестиног. Этот просто так беспокоится, не станет.
Резкий щелчок взорвал тишину. Байярд метнулся в сторону за мгновение до того, как в воздухе прошелестела стрела и, чиркнув по камню, вильнула во - тьму. Перекатившись, воин выпрямился во весь свой рост, сжимая в ладонях рукояти длинных мечей. Следующую стрелу он отбил, уже в полете располовинив ее надвое.
- Ловок, однако, чертяка, - послышался хриплый голос из-за груды каменных глыб справа от воина, и из темноты выступили четверо. Один сжимал приклад черненого арбалета и недобро ухмылялся. Остальные трое ощетинились кривыми клинками.
- Даром, что выродок, - глухо отозвался второй, обросший кустистой бородой, - всех под нож их, тварей.
Голос его дрожал от ненависти.
Байярд молчал. Все его тело дышало мощью и готовностью к драке. Острые жала мечей подрагивали в полутьме, кулаки побелели от внутреннего напряжения.
- Тише Брек, - арбалетчик похлопал бородатого по плечу, - мы же не душегубы. Просто освободим господина от его добра...
Байярд вдруг метнулся вперед, в миг, сокращая расстояние между собой и бандитами. Ужом скользнул грабителям за спину и взмахнул клинками. Ночь окрасилась кровью. Бородатый застыл с перерезанной глоткой так и не осознав, что мертв, а Байярд уже вонзил жало второго меча подмышку следующему.
Хриплый рухнул на спину, спасаясь от смерти, и откатился в сторону, отбросив бесполезный арбалет. Быстрота воина завораживала. При огромном росте и тяжелой мускулистой фигуре, белоголовый двигался стремительно и гибко, словно атакующая змея. Не успел вожак коснуться спиной каменистой почвы, как двое из его подельников уже отправились к праотцам.
Стрелок вскочил на ноги, выхватывая меч, но белоголовый не стоял на месте. Пущенный, как копьё сильной рукой длинный меч, пронзил горло третьего из грабителей, а мощный удар ногой, обутой в меховой сапог, вновь опрокинул стрелка на спину. Гул клинка рассек воздух и последнее, что увидел вожак, прежде чем умереть, был блеск стальной молнии мелькнувшей перед глазами.
* * *
Рваные тени плясали по древним стенам в неровном свете одинокой свечи освещавшей серую келью. Обветшалый камень кое-где покрылся паутиной трещин, а отсыревшая от времени, штукатурка осыпалась на мраморный пол.
Усталый, белобородый, седой старик, подслеповато щурясь, водил узловатым пальцем по полуистлевшему пергаменту, беззвучно шевеля пересохшими губами и кутаясь в овчинную шкуру, наброшенную поверх серой хламиды. По келье гулял холодный ветер, и дед, то и дело прикрывал морщинистой ладонью, грозящий потухнуть, слабый огонек свечи.
За его спиной скрипнула тяжелая дверь, такая же древняя, как и все вокруг, и в келью втиснулся молодой монах, держа перед собой позеленевшего металла лампу, дающую не в пример больше света, нежели одинокая свеча.
- Отец? - Тихо шепнул вновь вошедший, зная, что настоятель не любил когда его отвлекали от чтения.
Старик с хрустом распрямил затекшую спину и воззрился на монаха с ожиданием.
- Что случилось Маюн? Вернулся кто-то из искателей?
- Нет, господин, - монах склонил голову, - мы потеряли вора.
Настоятель вздохнул, качая седой головой:
- Что же твориться в этих руинах? Сколько уже не вернулись из этих стен - трое?
- Семеро, отец, - Маюн вздохнул, - мы с братьями вели вора до Черты, а после ожидали еще сутки, но напрасно. И Черта снова сдвинулась...
- Я чувствую, что чаша весов опускается. - Шепотом произнес старик. - Тьма заволновалась в далеких пределах. Есть ли еще время?..
- Господин?
- Нет, Маюн, ничего, - настоятель потер усталые глаза, - иди к братьям, мне нужно подумать.
Монах поклонился, собираясь уйти, но остановился, что-то вспомнив.
- Да, господин, Белоголовый возвращается. Сегодня он будет в Керахе, отец.
- А вот это хорошая новость Маюн. - Настоятель слегка улыбнулся. - Извести меня, когда он прибудет к воротам монастыря.
- Хорошо, отец - Монах поклонился и вышел, оставив старика одного.
* * *
Серая сталь клинков дрогнула, сбрасывая наземь алые капли. Белоголовый обтер лезвия об одежду разбойников и поднялся на ноги, хмуро разглядывая трупы. Напряжение отпустило и Байярд, злобно скривив бледные губы, через силу сплюнул горькую слюну. Сознание начало заволакивать белесым туманом, а в голове деревянными молотками застучало привычное из прошлого: ...Дурная кровь...
Воитель пошатнулся и, нашарив рукой, на поясе, старинный кисет, выудил два листика красновато-зеленого растения.
Новый приступ головокружения свалил его на колени, заставив выпустить клинки и опереться ладонью о землю. Перед глазами 'заплясали' цветные пятна и Байярд с усилием втянув губами листья, сжал, перемалывая их зубами.
Через миг боль отступила и воин, судорожно вдохнув, поднялся с колен. Два клинка вновь заняли свое место в ножнах и Байярд, больше не взглянув на трупы, нетвердо зашагал к шестиногу.
Голова еще немного кружилась, но Белоголовый, пристегивая пожитки, знал, что скоро пройдет и это. Долгих, два года он странствовал вдали от этих мест, и решил было, что с приступами покончено. Байярд грустно усмехнулся, взнуздывая животное. Не стоило ему возвращаться, однако, ничего не поделаешь - страх пригнал его обратно.
Белоголовый скользнул взглядом по старинному мешочку с травами. Пару лет без боли и кровавых пляшущих кровавых огней перед глазами сделали его нервным перед страхом. Страхом, что боль вернется опять. Боль , судороги и невозможность вдохнуть полной грудью. Вот что его пугало.
Теперь он вернулся и 'Это' началось снова. Он был прав, или страх перед болью сам восстановил болезнь? Байярд ощупал мешочек. Тот был больше чем наполовину пуст. И это тоже пугало. Белоголовый затянул подпругу, и всмотрелся в горизонт, над которым нависала тяжелая, черно-серая, пелена.
Там, впереди, среди пыльных земель, орошаемых редкими ручьями, стояла Кераха, городишко, обнесенный каменной стеной, а над ним, на каменистых отрогах высилась Потайла - Храм Новообретенных.
Байярд был уверен, что старик - настоятель жив и уже знает, что Белоголовый возвращается. Каким-то непостижимым образом монахи знали всё, что происходит в окрестностях монастыря. Воин хмыкнул и взлетел в седло, устраиваясь удобнее. Если старик знает, то знает и зачем. Белоголовый набросил на плечи серый дорожный плащ и накинул на голову глубокий капюшон, скрывая лицо.
Тяжелый шестиног заплясал передними лапами по воздуху почувствовав пятки седока и рванул с места взбивая клубы пыли.