Витька стал свободно ходить на охоту, не шарахаясь от каждого встречного в лесу. Больше всего он любил охотиться на уток, тщательно выбирая место для засады. Выстрел надо было сделать так, чтобы утка упала в доступном месте. Иначе патрон пропадал зря. Собаки у Витьки не было, и он сам лез в камыши или воду за добычей.
У него появились знакомые охотники из Клюквина и, даже, из двух больших областных городов. Городские приезжали на охоту в клюквинские места, специально выбирая отпуск в сентябре.
Приезжие, как правило, имели отличные ружья и хорошее снаряжение. Многие приезжали с собаками, или привозили надувные резиновые лодки. Однако практически все стреляли плохо, делая много подранков, которых потом не могли добить или достать в камышах. Расстреляв патронташ в двадцать четыре патрона, редко кто мог похвастаться одним - двумя чирками на поясе.
Иногда Витька ночевал у костра с компанией городских, всегда шумно отмечавших охотничьи успехи и неудачи. Охотники, видевшие стрельбу Витьки, поражались неизбежности попадания. Стрелял он обычно три- четыре раза, чаще всего влет. Подранков никогда не было. У него часто допытывались, как он стреляет, какое берет упреждение, как выбирает дистанцию выстрела. Витька, глуповато улыбаясь, объяснял, что бьет тогда, когда видит лапти. Лаптями Витька называл оттянутые назад в полете перепончатые лапки птицы. Увидеть у свистящей пулей утки "лапти" никто не мог, поэтому объяснение Витьки вызывало у охотников раздражение.
Часто ему приходилось наблюдать, как городские попусту тратят патроны в стрельбе по бутылкам. Особым шиком было успеть разбить в полете из двустволки две одновременно брошенные бутылки. Как- то Витьку задразнили и пригласили пострелять по бутылкам. Сначала он отказался, сославшись на дороговизну патрона. Тогда ему подсунули заряженную двустволку. Витька попросил третий патрон, который взял в зубы. Ему подкинул три бутылки сразу. Первую Витька разбил на взлете, вторую на самом верху, а третью, успев перезарядить правый ствол, у земли. Больше к нему не приставали.
Как-то Витька попал в компанию , среди которых было несколько важных начальников и, даже, один московский писатель. В этот вечер он не охотился, а вместе с писателем натаскал бредешком в заливе рыбы на уху. Писатель оказался добродушным мужиком, который сам с удовольствием волок бредень по глубине, а Витьку послал по мели. Наловили ведро разной рыбешки и почти столько же раков. Варил уху писатель, сказавший Витьке, что терпеть не может стрелять по живности, а вот ловля рыбы - совсем другое дело. У рыбы, утверждал писатель, нет в мозгах центров боли, а одни рефлексы. Поэтому, даже Христос, ко всякой твари милосердный, разрешал ловить рыбу для еды и, более того, сам ею людей кормил.
У костра, когда выпили и поели ухи, писатель разругался с самым важным начальником по вопросу убиения живого. Начальник, влюбленный в охоту, обозлился на писателя, когда тот начал стыдить охотников за причинение боли и обрыв жизни, не ими подаренной.
-Ты, когда в магазин идешь за говядиной, знаешь, как мясник кувалдой между рог корову кончает? А когда в ресторане отбивную жрешь, думаешь, как свинья визжит под ножом? А как бройлеров на птицефабрике бьют, думал, бульончик хлебая? Все вы, жалельщики, сами себе врете. Цинично врете. Человек животное, и ему мясо нужно есть. Только ни один из вас в магазине про боль животного не думает. Отшибает у вас память сразу же. И еще ложь ваша в том, что собак и кошек любите только потому, что их есть не хочется. Были бы вкусными, в раз бы сентиментальность слетела.
Писатель тоже разгорячился:
-Человек бройлера сам выкормил, когда он из яйца вылупился. Жизнь ему дал, согревая яйцо в инкубаторе. Если бы не человек, то и куренка бы не было. Есть право у человека эту жизнь и отнять. А ты по утке бьешь, которая сама себя на природе выкормила, свободной жила и от человека не зависящей. Чувствуешь разницу?
-Ну, ни хера себе, нашел оправдание, - заорал начальник.
Ты, что себя господом богом возомнил? Жизнь, бля, он дал! Да кому жизнь дать - не от нас зависит. Или ты думаешь, что свинье от того, что ты ее выкормил, не больно, когда ее в сердце ножом пыряют ?
-Как ты не понимаешь, что цель важна. Если ты убиваешь, чтобы самому прокормиться и не сдохнуть, то это одно дело. А когда убиваешь так, из азарта - то другое. Вон, смотри, у тебя под носом жратвы полно. И хлеб, и помидоры, и сало. Ну, на хрена ты эту крякву долбанул? Какая у тебя цель?
-Цель какая? Да цель я тебе как нечего делать придумаю. Цель-наказание. А чего она на колхозном гумне зерно общественное клевала? Устраивает тебя такая цель? Что смешно?
-Да, смешно.
- А мне смешно, когда ты одно убийство оправдываешь, а другое нет. Если тебе душу живую убивать жалко, то ты к человечеству обратись. Ты же писатель. Не надо, мол, мясо больше лопать, ребята. Совсем не надо. Не духовно это. Посмотрим, как оно тебя послушает. Это тебе не на охотников тявкать. Они хоть и убивают, зато не пи...дят про любовь к братьям нашим меньшим, делая при этом из них колбасу.
Витька дремал и плохо понимал спорящих. Подскочил он от звука выстрелов. Начальник и еще двое стреляли в черное небо, переполненное звездами. Писатель, оказывается, уснувший рядом, тоже проснулся и закричал:
-Вы, что, сдурели! Что вы делаете?
-По звездам бьем!
-Зачем?"
-Да, скучно. Вдруг собьем.
Писатель встал, подошел к начальнику и попросил ружье:
-Лупите, идиоты, по звездам, а они далеко. Вон, видишь, светится здоровая, голубая. Это планета. Венера называется Она не звезда, она близко.
Он поднял ружье и прицелился. Все с интересом поднялись, ожидая выстрела.
Писатель в планету не попал. Оно, конечно, дробью трудно...
Витька сквозь сон слышал, как он тяжело опустился рядом и пробормотал:
- Две вещи в мире поражают меня больше всего - бесконечность звездного неба и нравственный закон внутри человека.
Писатель, держась за голову, еще долго покачивался и тихо повторял:
- Насчет первого может быть ты, старик Кант, прав, а вот насчет второго - херушки.
Витька не понимал о чем он. Видимо у писателя голова здорово болела с перепоя. А, может, о патронах жалел. Ухайдакать такое количество попусту - было просто бессовестно. Вот и жаловался какому - то Канту. Деньги то немалые. А ведь у каждого, поди, семья, дети.
Утро было серое с хмарью. Охотников разбудили странные звуки, доносившиеся от кострища. Вороны и сороки, окружившие ведро, звонко долбя по жести клювами, доедали остатки холодной ухи. Все повысовывались из палаток и смотрели, как птицы ссорились и толкались крыльями, по очереди залезая в ведро.
Большой начальник взял фляжку со спиртом и пошел к ведру. Умные вороны разлетелись сразу, а сороки расселись на ветках и стали кричать на начальника, чтобы не мешал завтракать и убирался. Начальник, плеснув в уху спирта, снова ушел в палатку.
Через минут пять почувствовалось, что птицы надрались. Почувствовали это и сами сороки, взлетавшие криво и при попытках посадки на ветки, терявшие равновесие. Одна вообще комом грохнулась с сучка, и убежала в кусты с рыбьим хвостом на голове. Две, самые пьяные, бились в ведре, пытаясь выбраться, но только мешали друг дружке.
Проснувшийся Витька смотрел на сорок, и ему стало их жалко.
"Попадутся лисе, дуры, костей не останется. Ну чего они их мучают ?" - подумал он. Вынул из патронташа свой единственный патрон с пулей - жаканом и вставил в затвор... Жакан было жалко, но не дробью же. Пуля перебила палку, на которой висело ведро и, вывалившиеся на свободу сороки, разбежались. Витька взял свой рюкзачок и пошел в лес, не обращая внимания на крики недовольных городских.
Охотники некоторое время молчали. Потом писатель подошел к большому начальнику и присел рядом.
-Как ты думаешь, сколько среди нас интеллигентных людей?- спросил писатель.
-Не знаю. Четверо, наверное. Я университет кончал. Венька вон - директор магазина, тоже где- то учился. В пищевом или торговом... Семен Михайловича с четвертого курса медицинского выгнали. Но четвертый все же курс. Почти интеллигент. Про тебя не знаю. Может ты вообще неграмотный. Но, вроде, писатель, значит - инженер душ человеческих. Четверо выходит интеллигентов. А что?
-А я тебе так скажу. Ни одного,- сказал писатель.
-Как это?
-А так. Один, правда, был. Да ушел только что из компании нашей бл..ской, - показал писатель на деревья, где исчез Витька..
В работе и охоте Витька взрослел, и, поскольку, природа брала свое, стал проявлять интерес к девушкам. В городе было две танцплощадки, на которые Витька иногда ходил, уныло отирая спиной заграждение. Танцевать он не умел, а пригласить девчонку, будучи ущербным в искусстве пляски, боялся. Наглости не хватало, и уж слишком сильно сердце билось от мысли, что надо будет положить руку на талию. Даже дурнота подступала. Кроме того, необходимо было и говорить чего- нибудь умное или, по крайности, веселое. А тут перед глазами черно. Словом, проблем было немало.
Танцплощадка жила внутренними и внешними страстями. Галантерейное поведение парней на грохочущем музыкой, освещенном круге сменялось немилосердными разборками из-за девок за его пределами. Когда Витьку звали кого-то бить, он долго и нудно разбирался - за что? Категорически отказывался бить сообща одного, сколько бы ему не доказывали, что для этого паразита и десятка, таких, как Витька, мало.
Если причины для драки были убедительны с точки зрения Витькиной справедливости, то шел и сражался хорошо. В боевых сходках разных районов его уважали за кряжистую силу и ловкость. Он легко уходил от велосипедных цепей и заборных штакетников, ловко увертывался от финки и хорошо кидал камни. Последнее ценили особенно. При преследовании противника Витька мог на бегу засадить камнем точно по затылку или спине. После этого оставалось только добежать до упавшего и окончательно убедить его ногами в неправоте.
Однажды Витька все- таки пошел провожать одну девушку и чуть не женился. Девушка жила на параллельной улице, и дворы их домов разделялись общим забором. Знал он ее еще с детства худой девчонкой с двумя жидкими белесыми косичками. Обращал на нее внимание мало. Бегает за забором, ну и пусть бегает. На танцплощадке она стояла всегда одиноко, хотя от былой худобы ничего не осталось, а появился вызов женских форм. Кавалеров у нее не было, потому что, как объяснили Витьке знакомые ребята, она любит кусаться при поцелуях. Многие предупреждали. Девушка на танцплощадке стала смотреть на Витьку очень внимательно, и это не осталось незамеченным. Парни объяснили Витьке, что девка втюхалась в него до смерти, и пора ему, если он не дурак, снять плод. Но быть бдительным и обойтись без поцелуев. Сразу к цели.
Витька решился и после танцев пошел с ней рядом. По дороге они о чем - то разговаривали, точнее она что-то спрашивала, а он в ответ потел и кашлял. Подошли к лавочке у дома. Луны не было, поэтому было очень темно. Витька опомниться не успел, как девушка повалила его на себя, не сказав ни одного слова любви. В траве было много чего-то колючего, и Витька потерял невинность с неудобством, хотя испытанное ему понравилось. Опасаясь крапивы, Витька долго искал лопух, чтобы вытереть себя в середине. Только оттер, как женщина потребовала новой страсти. Но было липко и потно, да и комары словно озверели от обширности голого для кровопийства. Они до этого в траве спали, а им вдруг такой праздник жизни устроили... Тут- то Витька и пообещал жениться. Пообещал, чтобы любить в нормальных условиях, и потому, что после снятия плода женщину обижать нельзя, а надо оформлять продолжение счастья законным образом. Она сразу заинтересовалась предложением, напомнила, что ее зовут Аня, и учится она в медицинском училище. Витька сказал, что в воскресенье придет с матерью свататься.
Мать выслушала сообщение Витьки кисло. Она старела, начала болеть и в помощнице по дому очень нуждалась. Против женитьбы сына она ничего не имела против , хотя до нее доходили слухи о странностях Ани. Но у сына странностей было не меньше, и все об этом знали. Главную тревогу у матери вызывали скверные отношения, сложившиеся с будущей родней.
Несколько лет назад любимая курица матери Чернушка пролезла под забором на территорию соседей и исчезла. По этике слободы чужих куриц, появившихся на своей территории, полагалось перекидывать через забор на родину. С соседями справа и слева у матери никогда на этой почве проблем не было. Куры перекидывались туда и обратно. А тут Чернушка ушла и не вернулась. Соседи справа и слева намекнули, что видели Чернушку на огороде соседей с тыла, и, якобы, будущая Витькина теща сыпала ей зерно, как своей. Мать пошла выяснять отношения, но ее оскорбили и обозвали. Потом мать долго наблюдала в заборную щель, не появится ли Чернушка, но курица, как в воду канула. Скорее всего, в суп. Отношения с соседкой после этого случая настолько похолодели, что мать с тоской ждала воскресенье. На всякий случай собирала информацию о невесте. Узнала много чего, но помалкивала до поры.
Перед сватовством Витька купил две бутылки водки. Когда с матерью подошли к воротам соседей, то улица, оповещенная Аней, собралась у крыльца почти в полном составе. Встретили их хорошо и усадили за стол. Будущая теща и мать расцеловались, сплюнули по сторонам незаметно, и разговорились почти тепло. Витька молчал и глядел на невесту, которую в темноте ночи рассмотрел не детально, а частями. Она ему глянулась миловидностью курносого лица с многочисленными веснушками. Тесть в разговоре не участвовал, а только глазами показывал Витьке, когда наливать. Он был согласен. На все. И дело то почти сладилось, но, как обычно, выпивка и бабы это самое все испортили. Раскрасневшиеся мать с тещей начали хвалить своих детей и дошли до образования. Теща намекнула, что девка у них студентка, ученая, а Витька простой слесарь. Но ладно уж, так и быть, хотя, конечно, Витьке такой товар за огромное счастье. Мать, получившая кое-какую информацию о невесте, запела, что иной раз от этой самой образованности с солдатами на поезде уезжают, а потом возвращаются в город на попутках. Так, что про качество товара ей говорить не надо, и , еще неизвестно, кто - кого осчастливит. Тогда теща намекнула, что счастье, конечно, и с дураком возможно, но не полноценное. Особенно, если дурак такой, что сам себе башку из ружья разносит. Слово за слово, и дело дошло до обвинения в курокрадстве, после чего дискуссия приобрела активно-злобную форму. Витьку и мать выперли из дома на улицу. Мать, на радость улицы, сразу уходить не желала, а желала доказать.
-Нет, вы видели, образованная она у них!- кричала мать, отбиваясь от Витьки, который пытался увести ее домой, - ученая, бля, сученая, крученая...
- Пусть твоя ученая научится сначала время по часам понимать. Самая тупая в училище. Если бы учителям не давала, давно бы выперли...
Мать явно имела какие-то сведения, порочащие невесту, но, увидев кур на улице, переключилась на Чернушку. Она снова вырвалась из рук Витьки и стала угрожать не состоявшейся теще, подбоченившейся на крыльце:
-Если ты, паскуда, курицу живую не вернешь, то доску в заборе выбью и Рекса на твоих курей натравлю. Всех передушит, так и знай!
-Нет, вы слышали, она угрожает. Да, я теперь, случись чего, в тюрьму тебя засажу! И пса твоего поганого. Вона свидетелей сколько! - кричала теща, которую тоже держали, но уже многими руками из-за мощи порыва.
- Не успеешь. Он и тебя удавит, -отвечала утаскиваемая мать.
-Нет, успею!
-А ежли успеешь, то суд мне в ножки низко поклонится, что такой гниды не стало. И выпустит. И медаль еще дадут...- доносился до тещи последний козырь матери.
А Аня бежала за ними, стараясь не приближаться к матери, и плакала. Она, что-то хотела сказать Витьке, но из-за слез не могла.
Когда пришли домой, то теперь мать разрыдалась. От задора ее не осталось ничего. Витька гладил мать по волосам, пытаясь успокоить, но она отталкивала его. Потом вдруг сама успокоилась и заговорила:
- Витенька! Не надо тебе на ней жениться, сынок, не надо. Ты мать то ее видел. Это же хищница. А яблоко от яблоньки не далеко падает. Время пройдет, и она такой же станет. Жизнь тебе изувечит. А ты у меня дурачок, добрый. Не дай бог - пить начнешь. Не такая тебе жена нужна, не такая.
-Мам! Но я же пообещал, я слово ей дал - сказал Витька, - и это.., ну было у нас, одним словом. Как же мне теперь отступать. Нехорошо это, нечестно.
- Да тебе же отказали. Ты, что не понял. Отказали.
- Ну не она же отказала. Поженимся так, сюда к тебе придем жить.
Мать пошла к иконе в углу комнаты, которая появилась в доме после смерти отца. Она опустилась на колени и сказала глухо:
-Господи, ну вразуми ты сына моего, умом слабого. Не дай самому себя сделать несчастным. Прости грех отца покойного, кару на сына то не переноси.
Потом встала, пошла к себе и легла на кровать. Витька подошел к ней и сказал:
-Мама, ну не женюсь я. Да и в армию мне скоро. Ты спи, не плачь, не надо.
Витька лежал в темноте и разрывался между не сдержанным обещанием женщине и жалостью к матери. Ему вдруг вспомнились слова старшего сержанта на вокзале, которые тот произнес много лет назад: "Ты вообще никогда не давай слово тем, кого не знаешь. Я тебе больше скажу. И тем, кого знаешь и, даже, любишь, тоже не давай".
Глава 6. Земеля
Витьку призвали в армию на восемнадцатом году. Сначала хотели отправить в стройбат, но Витька, по наущению Бугра настаивал, что он квалифицированный слесарь и сварщик, поэтому его определили в войска танковые. В учебке Витька несколько раз стрелял из АКМ по мишеням. Его умение попадать было отмечено, но без должного внимания. После учебки попал в ремонтную роту, где занимался починкой боевой техники. Ему неплохо жилось в армии. Простоватый и исполнительный, он не вызывал у командиров раздражения. Дедовщина его не коснулась, потому что, на втором году службы ему повезло попасть в ГДР, откуда однажды по тревоге в составе танкового батальона оказался в Чехословакии. Чехи требовали свободы, а русские, немцы, поляки и болгары вошли к ним, чтобы убедить быть со свободою поосторожней. Заваруха на пражских улицах впрямую его не коснулась, поскольку не его было дело водить танк и вертеть стволом с башней. Ремонтная рота была расквартирован на окраине чешского города. Жили в палатках, установленных между деревьями длинного сквера, разделявшего улицу на две половины и выходившего к школьному стадиону. Сквер был обтянут колючей проволокой. На стадионе стояла техника под охраной. На службе Витька очень быстро сошелся с Земелей - трактористом из деревни, расположенной в восьмидесяти километрах от Клюквина. Они были одногодки и, каким то чудом, попали в один взвод, хотя и разными путями, но из одной географической юности. Несмотря на разницу характеров, Витька с Земелей подружились крепко. Землячество в армии вообще большое дело, когда одиночество человека, вдруг оказавшегося частичкой большой массы, увеличивается. Общая память о местах прошлого и понимание друг друга при обсуждении дембеля с возвращением домой объединяет людей очень сильно. Земеля сильно отличался от Витьки. Не по- деревенски наглый и веселый, он словно искал приключений на свою задницу. И находил.
Жили замкнуто, поскольку в увольнительные солдат не пускали, опасаясь эксцессов со стороны недовольного населения. Где- то недалеко квартировались и немцы, которых иногда встречали около колонки с водой. За водой к колонке ходить приходилось группой с ведрами и оружием без права применения. Когда наливали ведра, особенно доставали чешские пацаны, дразнившиеся и, даже, кидавшиеся, камнями. Взрослые не кидались, но смотрели зверем, и чувствовалось, что при малейшей оплошности со стороны советских солдат, может возникнуть стычка.
На занятиях замполит много говорил о сдержанности и терпимости. Чехословакия, в отличие от СССР, вступила на социалистический путь развития недавно - учил замполит. Уровень политического понимания неизбежности социализма у населения пока низкий, не то, что в СССР. Поэтому только сдержанностью и убеждением можно обратить чехов на правильную дорогу, Насилие неприменимо к заблуждающимся.
Земеля встрял с вопросом:
- Товарищ майор, вот, когда за водой ходим, терпежу никакого нет. Камнями кидаются, плюются. А когда немцы приходили, то ихний офицер круг штыком нарисовал вокруг колодца и очередь вверх дал. Вмиг поняли. Ни один чех за круг не сунулся. Все разбежались. А потом этот офицер еще в магазин заходил. Мы в стекло видели. Набрал чего - то, мороженного кажись. Продавец к нему. Заплатить бы надо. Так тот ему прикладом, как саданет в лицо. Вышел и раздал кульки своим. Идут, автоматами играют, чехи от них шарахаются. Это как?
- Ну, у кого терпелка слабая, так этих можно и домой отправить. С последующей службой в дисбате. Вы понять должны, что на вас задача особая. У гэдэровцев, болгар, поляков социализм недавно. Поэтому и политвоспитание еще отстает. Не на должном уровне.
По ночам приходилось выходить в караул. На стенах домов и проволоке заграждения стали появляться листовки с требованием, чтобы войска выметались из Чехословакии. Ремонтников в караул посылали часто. Земеля упросил взводного ставить их с Витькой вместе. Одному приходилось ходить по одной половине улицы, а второму по другой. К ночи, когда улица пустела, Земеля приходил к Витьке, и они, пристроившись под кустами, говорили о доме. Больше говорил Земеля, а Витька слушал, либо поддакивал.
Земеля, покуривая, мечтательно вспоминал колхоз, где он, по его утверждению, был орлом номер один и перепортил всех стоящих девок. Нет, не силой, ни в коем случае. Они сами чуть ли не в очередь стояли к нему на свидание с порчей. Не дала ему только одна - приехавшая в колхоз на должность завклубом выпускница культурного техникума.
Была она по совместительству библиотекаршей и секретарем комсомольской организации колхоза. Отношения у них не заладились сразу. Как-то, поручила она Земеле по комсомольской линии оформить транспарант к праздничному первомайскому собранию в клубе. Тема - роль хлеба в жизни страны. Земеля на длинном кумаче написал, где- то, услышанное : "Чем больше хлеба - тем толще мы!". Повесил призыв над сценой клуба вечером. Утром, когда на собрание явилось начальство из райкома, библиотекарше влетело на полную катушку.
Земеля и в библиотеку записался и в книжки умные лупился допоздна в читальной, чтобы произвести впечатление на девку, но все попусту. Ноль - внимания, фунт - презрения. Перед армией, отчаявшись, Земеля подговорил приятеля оборвать электрический провод на клуб, когда они останутся с библиотекаршей в комнате вдвоем.
В темноте полез к девке, чтобы уговорить силой на любовь. Библитекарша такой любви не захотела, расцарапала ногтями лицо Земели до кровавого безобразия, да еще и ниже пояса, так ногой саданула, что утром он едва явился на сборный пункт. Опухло внизу так, что думал - все, кранты ему, как мужику... Слава богу, обошлось. Проверил еще в СССР, когда в самоволку оторвался.
Земелю библиотекарша, видимо, здорово зацепила. "Ничего, ничего - говорил он Витьке, - еще посмотрим, как она себя поведет, когда из армии приду. Все- таки в Чехословакии был, а это тебе не хухры- мухры. Тут смерть геройскую принять можно, как не хера делать. Понимать должна ".
Под утро проверяющий офицер застукал их. Взбесился он не на шутку, потому что на стороне Земели листовки висели на каждом третьем доме. За покидание поста Земеле влепили пять нарядов вне очереди, а Витьке дали два за соучастие в расслаблении бдительности. Обоих заставили обдирать листовки. При этом от ночных дежурств не освободили.
На следующем дежурстве Витька сам поперся на сторону Земели, потому, что приятель побаивался покидать пост. Тот обрадовался и стал опять говорить про библиотекаршу. Он много думал. Решил на ней жениться. Резонов для этого у него было три. Во первых - это единственный путь добраться до прелестей девки. Уж после законного то брака, только окончательная стерва не даст. Во - вторых, библиотекарша - девка честная, а жениться на всякой шалаве Земеля не желал. Не так воспитан. Невеста должна быть невинной. В третьих, если уж она красавцу Земеле не дала, то замужней бабой тем более никакому постороннему не даст. Сколько бы ее не просили. А верность женщины - основа семьи. Про верность мужчины для семейной крепкости Земеля ничего не говорил. Мутный вопрос.
Тихо подкравшийся проверяющий прервал мечтания Земели матом и погнал его на другую сторону. Листовками были усеяны не только стены домов, но и проволока заграждения. На этот раз приятелям дали по десять нарядов и пригрозили гауптвахтой с отправкой на родину. Оба от нарядов подустали и не высыпались.
Озлобившийся Земеля сказал Витьке:
-Пасут нас ночью чехи. Когда видят, что я к тебе пошел, или наоборот, тогда и клеют на пустой стороне. Ну, ладно, суки.
На очередном дежурстве Земеля демонстративно перебрался к Витьке. Подождав немного, оба ползком на брюхе переползли на территорию Земели и притаились в кустах на середине улицы. Откуда пойдет диссидент - расклейщик было неясно. Земеля шепнул Витьке:
- А что, если эта сволочь догадалась, где мы, и сейчас на твоей улице шурует?
Витька не ответил, а показал Земеле на одинокую фигуру, появившуюся в начале улицы.
Солдаты, пригибаясь в кустах, бесшумно пошли навстречу, а когда поравнялись, рывком бросились к чеху. У стены дома стоял перепуганный, худенький парень в очках с ведерком клея в руке и пачкой бумаг под мышкой. Спиной прижимался к наклеенной на стене листовке.
"Студент, наверное -подумал Витька про очки. -Надо дежурного вызывать".
Однако Земеля думал иначе, и , свалив парня одним ударом в живот, начал валять его по земле сапогами. Тот поскуливал под ударами, а потом затих. Витька с трудом оттащил Земелю и наклонился над парнем. Парень, слава богу, был жив, но, видимо, ничего не соображал.
-Ты, че офанарел? Ты же его чуть не убил, - крикнул Витька Земеле.
-Чуть, говоришь. Щас доделаю, - сказал Земеля и снова двинулся к студенту, но Витька отбросил его.
- Не подходи. И так, поди, искалечил. Дежурного вызывать надо.
Земеля вдруг успокоился и стал соображать без ярости.
- Витек! Какого дежурного? Ну, как мы его такого сдадим? Ведь тогда наши его чехам должны предъявить. Труба нам будет.
Он оглядел пустынную в лунном свете улицу, перекинул автомат за спину и приказал Витьке:
- Бери, ты за руки, я за ноги, оттащим подальше. Давай на соседнюю улицу.
Они оттащили студента и положили на траву за лавочкой. Спохватившийся Земеля побежал за ведерком клея, листовками и очками. Витька стоял и смотрел на разбитое лицо искателя свободы. Его вдруг взяли такая тоска и жалость к студенту, что он был готов завыть, как волк на Луну: "Ну, чего им не хватает. И дома все под черепицей, и в магазинах без очередей, на улицах чисто. Чего?"
Три дня Земеля и Витька прожили в нервном напряжении. Боялись, что чехи притащатся в часть с парнем для опознания солдат. Потом успокоились. То ли парень ничего не сказал, то ли Земеля начисто отбил ему мозги и память.
Через месяц батальон вообще вывели за пределы города. Расквартировались в жидкой лесополосе, за колючей проволокой. К расположению части из города вела длинная лесная дорога, развороченная гусеницами танков. На входе в лесополосу установили фанерную будку первого КП со шлагбаумом.
Неугомонный Земеля сразу наладился в самоволку. Где-то узнал, что чехи, нуждавшиеся в бензине, охотно берут его у солдат в обмен на сливовицу. И все распри забывают при этом. Великая и миротворная сила - бизнес. Ночью Земеля с канистрой бензина от пускача дизеля добрался до города и, действительно, приволок оттуда трехлитровую бутыль сливовицы. Пару дней взвод ходил оживленным. Когда сливовица кончилась, Земеля снова пошел в город с канистрой, но когда возвращался, был пойман на втором КП. Зачем он поперся через КП, вместо того, чтобы, по умному, пролезть под проволоку, Земеля объяснить не мог. На этот раз он нахлебался сливовицы по дороге и думал, что ему везде будут рады. Сливовицу конфисковали, а Земелю представили командиру утром.
Командир был краток:
-Копай яму.
-Какую яму? - спросил Земеля.
-А это уж, какая тебе нравится. Хочешь в большой сидеть, с удобством - копай большую.
Хочешь махонькую - тоже, пожалуйста. Ты, что думаешь, я тебя в город на губу отправлю? Как же, стану я на тебя казенный бензин тратить и машину гонять туда - сюда. Мы уж так вопрос решим, по домашнему.
Земеля выкопал яму среднюю, куда и спрыгнул нехотя. Командир приказал кинуть ему ватник. Потом, подумав, добавил:
- Если дождь будет, брезентом накрыть. Захочет гадить по крупному - выводить до толчка. Чтобы вонищи не было.
Ночью Витька принес Земеле сгущенки с хлебом и сигарет, а командир с замполитом напились конфискованной сливовицы. Замполит сказал, что от таких методов воспитания разит средневековьем. Командир резко возразил :
Еще месяц тут простоим, то они автоматами торговать начнут, а потом и танками.
Замполит ушел спать, а командир еще долго курил. Утром, перед подъемом, вышел к яме и сказал трясущемуся от холода Земеле:
-Вылазь. Пошел на хер спать.. Еще раз повторится, всю рожу разобью. Всерьез разобью, до костей. Это я тебе торжественно обещаю, как бывший пионер.
Земеля, глядя снизу на командира, сразу поверил в его искренность и решил не то, чтобы исправиться, а совершенствоваться в увертывании от наказаний.
Яма, несмотря на кратковременность пребывания Земели под арестом, произвела большое впечатление на солдат. Самоволки прекратились.
Было солнечное утро, когда взводный направил Витьку с Земелей дежурить на первое КП. Витька сидел в будке потому, что разговорами о библитекарше Земеля его окончательно достал. Земеля, собиравший в лесу ягоды, услышал треск мотоцикла и вернулся к шлагбауму. Подъехала сверкающая "Ява", на которой сидел молодой парень в мотоциклетной каске, а сзади девушка в кожаной куртке с пышной копной каштановых волос.
Земеля, разглядывая ноги девушки в коротенькой юбке, сказал парню: "Нет проезда. Разворачивайся". Было непонятно, понял ли парень русский, но разворачиваться на первой передаче начал. Земеля, решивший, что чехи ничего не понимают, закричал Витьке: "Витек, гляди - фифа то какая. Во бы натянуть". Когда мотоцикл почти развернулся, Земеля, похабно ухмыляясь в глаза глаза девушки, добавил: "А задница у тебя справная. Дай пощупать."
Мотоцикл взревел, а девушка, улыбаясь, вытащила из под куртки пистолет и выстрелила Земеле в живот. Витька, искоса смотревший на шлагбаум, вылетел из будки к упавшему Земеле и увидел удаляющийся мотоцикл с кожаной курткой, над которой взлетала копна волос.
Сорвав с плеча автомат, он поймал белой светящейся линией черную спину девушки, потом волосы. Дождавшись, когда копна упадет и откроется каска парня, выстрелил. Выброшенный ударом в голову, парень вылетел вперед, а мотоцикл по дуге врезался в дерево. Витька кинулся к Земеле, который корчился, прижимая руки к животу. Земеля не давал Витьке отодвинуть руки и посмотреть на рану. Извивался и стонал: "Вот сучка, кажись, убила... Ног не чую, Витька... Совсем ног нет. Если жива, вы.. би. И добей. Как друга прошу, Витька. Наши не сразу приедут".
Витька подхватил автомат и побежал к мотоциклу. Парень был неподвижен и, видимо, мертв. Девушка лежала на спине оглушенная, но с пистолетом в руке. Она непонимающе смотрела на Витьку, пытаясь отползти. Пистолет Витька отбросил ногой и полез рукой ей под юбку. Когда коснулся мягкого в трусах и стал раздвигать ноги, девушка замычала и ее вырвало слизистой кровью набок. Глаза на момент стали осмысленными. Ставший на колени Витька вдруг понял, что нет в нем жестокого мужества, чтобы исполнить просьбу друга. В ужасе отдернул руку и снова побежал к Земеле. Тот уже потерял сознание, и Витька, перевернул его бурой от крови гимнастеркой кверху. В этот момент подъехал газик с дежурным офицером и солдатами...
Последующие события Витька помнил неотчетливо. Действия караула были признаны правильными. Пистолет с отпечатками пальцев и ранение Земели были убедительны для чехов, которые, видимо, имели и свою информацию о парочке на мотоцикле. У Витьки была очная ставка с оклемавшей девчонкой, которая полностью подтвердила показания Витьки и признала свою вину. Она смотрела на него без зла и ничего не сказала о тайне, их связавшей.
Земелю комиссовали по ранению и отправили в СССР. Ранение оказалось тяжелым. Пуля задела что-то в позвоночнике, и Земеля стал инвалидом. Ноги отключились, и остаток жизни ему предстояло провести в инвалидной коляске. Врачи сказали, что надежды никакой.
Дослуживал Витька тяжело и кое-как. Оставшись без Земели, начал ощущать не только одиночество. К нему подступила тоска, вызванная чувствами, в которых он не мог разобраться. Она была постоянной и неотвязной. Так, в состоянии черной меланхолии он дождался демобилизации и вернулся домой в Клюквин.
Окончание следует.