Минуты.

Много и часто приходиться слышать о предопрелелённости всего происходящего. Не знаю и, наверное, не придётся узнать, что же всё-таки управляет нами, но в это утро я проспал. Проспал потому, что увидел замечательный сон, и сигнал будильника оказался лишь иллюстрацией к тому, что происходило со мной там. Реальность переплелась с фантазией и подарила мне лишний час здорового сна. Правда, блаженство пробуждения было омрачено показаниями часов. 7:30. Катастрофа. Через десять минут я должен вылететь из дома, если не желаю опоздать на службу.

Ничего не поделаешь, не в первый раз. Мысли о завтраке отметены в сторону. Быстро побриться, одеться и в путь. Дочь уже собирается в школу. Жена побежала делать бутерброды. Ей выходить намного позже. Военная подготовка помогает уложиться в десятиминутный норматив, желудок ещё не успевает осознать, что его обделили, и я покидаю квартиру в обычное время. Всё как обычно, только немного неуютно от вчерашней размолвки с дочерью. Выросла, считает себя центром Вселенной, но всё равно она такая добрая и такая хорошая. Вечером, надеюсь, помиримся.

Прогноз погоды оправдывается. Плюс два. Идёт мокрый снег, бегут грязные ручьи, машины окатывают прохожих этой смесью, к счастью не меня. Я спешу на остановку. До родной "Каширской" надо добираться на автобусе или троллейбусе. Можно доехать до "Кантемировской" или "Царицына", но почему-то мне не нравится входить в метро на этих станциях по утрам рабочих дней. Кажется, что на "Каширской", легче войти в вагон. Точнее найти момент, когда можно более и менее удобно втиснуться в поезд, двери которого открываются с правой стороны, а не с левой как на остальных станциях моей зелёной ветки московского метро. Поэтому я достаточно долго иду к Каширскому шоссе, чтобы потом выбрав один из вереницы автобусов, отправиться в путь к одноимённой станции.

Сегодня везёт. Подлетает экспресс из Братеева, у которого до метро больше нет остановок. Он почти пуст по утренним меркам. Перед ним только что отъехали два его собрата по маршруту. Я встаю у окна, двери закрываются. Поехали. Уже светает.

Отсутствие промежуточных остановок, конечно, не добавляет скорости при движении, поскольку вокруг нас с автобусом то, что принято называть плотным рабочим движением. Не обращаю на это внимания, главное, что движемся чаще, чем простаиваем, и движемся в правильном направлении. Почему-то вспоминаются те блаженные времена, когда весь путь занимал менее пяти минут. Но это мелочи, доедем за двадцать. Ничего страшного.

Перед "Каширской" пробка всё-таки возникает. Странно, обычно здесь уже не бывает заторов. Многие поворачивают на проспект Андропова, и поток машин уменьшается. Сегодня почему-то не так. Путь между двумя последними перед метро светофорами едем очень медленно, и призрак очередного опоздания на службу начинает обретать всё более реальные очертания.

Уже несколько лет отношусь к этому спокойно и не пытаюсь вылезти из кожи вон, чтобы совместить время начала рабочего дня с фактом моего прибытия на рабочее место. Если задержался с утра, то своё время я отработаю вечером. Вот только на дежурства всегда выезжаю заранее, чтобы не подвести тех, кого меняю. Начальство периодически начинает борьбу с опозданиями, но постоянно терпит неудачи. Когда вдруг решили записывать опоздавших, то народ перед проходной разворачивался и, сообщив о себе по телефону пришедшим вовремя коллегам, удалялся по своим делам. Возвращались люди примерно через час, когда проверяющие удалялись. Не могут же они стоять на проходной целыми днями.

Сегодня же, войдя в метро на несколько минут позже обычного и вычислив величину опоздания, я втиснулся во вторую дверь второго вагона, которая удачно остановилась рядом со мной. Двери закрылись, поезд тронулся. Всё как обычно. Дружеское чувство локтя в области печени, лёгкая перебранка дамы и джентельмена, касающаяся правильности положения его руки. Книги, газеты, игры на мобильных телефонах. Всё как обычно. Пролетаем перегон до "Коломенской", выезжаем на свежий воздух, минуем Нагатинский мост, спустя минуту въезжаем в туннель перед "Автозаводской". Где-то в середине туннеля поезд останавливается. Вижу красный семафор, слышу как по соседнему тоннелю проносятся поезда в обратную сторону. Через минуту доносится голос дежурной по станции, что из поезда шедшего перед нами высаживаются все пассажиры. Тоже обычное дело. Самого выгоняли не один раз именно на "Автозаводской".

Машинист наконец объявляет, что по техническим причинам отправление поезда задерживается. Все воспринимают это спокойно. Для меня такое объявление обычно предвещает то, что скоро поезд отправится. Жалко, конечно, что народ, высаженный из поезда, ринется к нам. Но в тесноте, да не в обиде. Всем надо ехать. Мои двери не откроются, а на "Театральной" многие выходят, протиснемся.

Но ожидание затягивается, окна запотевают. После третьего объявления о задержке отправления приходит понимание, что всё это надолго. После четвёртого народ начинает обустраиваться. Прошло около получаса с момента остановки. Кто-то снимает верхнюю одежду. Молодёжь, оказавшаяся на сиденьях, уступает места ветеранам. Сердечник получает валидол от своего более запасливого коллеги. Рядом со мной дамы соглашаются, что в нашем вагоне не так много народа. Не так тесно, как могло было быть, если бы они смогли втиснуться в предыдущий поезд. Дышать становится сложнее, несмотря на то, что машинист призывает открыть окна и говорит о включении аварийной вентиляции.

Пробую отжать двери. Не получается. Слабоват. Другим везёт больше, их двери поддаются. Завидую счастливчикам. Спустя ещё минут десять желание открыть двери появляется и у мужчины стоящего неподалёку. Он пробирается ко мне и вместе мы легко справляемся. Дамы замечают, что так значительно лучше дышится. Мне же лучше всех, воздух самый свежий. Напарник устраивается рядом, и мы, как и люди у других дверей, изображаем из себя некое подобие атлантов, прилагающих усилия в горизонтальном, а не вертикальном направлении.

Машинисту не нравится народная инициатива, у него инструкция. Он требует закрыть двери. Сначала сурово и настойчиво, затем просто просит не выходить из вагонов. Обещает организовать выход на станцию. Очередное объявление о задержке по техническим причинам вызывает лёгкий смех у одних и улыбку у других. Стоим больше часа и понимаем, что случилось нечто серьёзное. Наконец и машинист просит проявить понимание и говорит, что в поезде, отошедшем от "Автозаводской" в сторону "Павелецкой" взрыв и пожар. Получается, через один поезд от нас. Ведь ещё один высадили. Мы, конечно, понимаем, что нам повезло больше, нежели тем, кто был там. Но желания подольше просидеть под землёй от этого не прибавляется.

Дело не во мне. Я, в конце концов, здоровый мужик и офицер. Опыт ноябрьских и майских праздников, которые мы с однокурсниками встречали на Васильевском спуске Красной площади в оцеплении, не прошёл бесследно, и я могу простоять ещё не один час, удерживая дверь и не особенно при этом напрягаясь. На службе наверняка уже поняли, что ждать меня в ближайшее время не приходится. Вот только бы супруге нежно любимой отзвониться, чтобы сказать, что я в порядке, а то ведь переживает. Впечатлительная. Но мобильный не берёт в туннеле. Девушка рядом уже в который раз бессмысленно пытается отправить сообщение, не пытаясь скрыть его содержания, каждый раз отворачиваюсь, чтобы не смотреть.

Пейзаж за открытой дверью давно уже стал привычным. Тёмные стены и провода. Красный глаз семафора стал неотъемлемой частью интерьера и сегодня мне не придётся увидеть вместо него зелёный сигнал. Народ старается не думать о худшем, постепенно становится веселее. Несколько приятелей оживлённо обсуждают какой-то эпизод студенческой жизни. Общее оживление вызывает предложение одного из них на руках отнести до станции молодую и красивую. Парень у передней двери достаёт видеокамеру и кричит:

- Братцы! Давайте, я вас сниму!

Никто не возражает, в ответ раздаётся:

- Давай! И сюда камеру передай!
- Передавай, передавай! Может быть вернут даже!

Парень не отвечает и, поднимая камеру, над головой выбирает планы поинтереснее:

- Лысенький в середине! - кричит он непонятно-кому. - Помаши рукой!

Ответа не последовало. Оператор не настаивал и через несколько минут закончил съёмку. Пообещал отправить материал на Би-Би-Си. Разумеется, тут же нашёлся деловой человек, заявивший, что надо не просто отправить, а продать запись. По давно заведённой традиции гонорар было предложено пропить.

Немного спустя свет стал ярче, люди оживились, понимая, что на состав подали ток. В Гипотезу подтвердила настойчивая просьба машиниста не выходить из вагонов, из которой я узнал величину напряжения. Век живи - век учись. А то бы никогда не узнал, что поезда в метро ходят на восьмистах двадцати пяти вольтах.

Как-то неожиданно вскоре защёлкала дверь между вагонами. Машинист переходил в хвостовой вагон, пробираясь между стоящими людьми. Свободного пространства почему-то заметно прибавилось, и ему почти не приходилось проталкиваться. Он охотно отвечал на вопросы народа, но все ответы не отличались какой-либо оригинальностью. Вполне симпатичный парень с достаточно приятным голосом. Почему он один? А если бы с ним, что-то случилось?

- Долго ещё стоять будем? - спрашивал народ.
- Не знаю. Делаю то, что говорит диспетчер.
- Когда поедем?
- Когда диспетчер даст команду. От меня ничего не зависит.

Проходя мимо каждых дверей, он просил закрыть их, когда надо будет ехать. Те, кто держал их, конечно же, соглашались. Ехать же предстояло в неправильном направлении, что в переводе на обыденный язык означало, что покатимся по той же колее, что приехали сюда, но в обратную сторону, на "Коломенскую". В нашем вагоне он пробыл около трёх минут, осталось пройти ещё шесть вагонов, значит, до кабины он доберётся не ранее чем через четверть часа, которые прибавятся к общему времени ожидания.

Прогноз подтвердился. Вскоре снова прозвучала просьба закрыть двери. Переглянувшись с коллегой, мы подчинились. То же самое сделали и другие. Однако ощущение того, что снова придётся их открывать, не уходило. Смекалка не подвела. Минут через пять, мы снова переглянулись и проделали необходимые действия. Я дал себе слово, что это в последний раз. После этого машинист объявил, что пока команды на движение не поступало, и добавил, что двери можно открыть, не забыв озвучить величину напряжения на поезде.

Видимо, в другом вагоне кто-то настоятельно требовал отправляться поскорее, ссылаясь на плохое самочувствие кого-то из пассажиров, на что было сказано, что мы поедем последними, потому что перед нами стоят другие поезда, а врача на станцию он уже вызвал. Так последние стали первыми, а мы последними ...

Но вот последняя команда на закрытие дверей, которой мы подчиняемся, и, о чудо, поезд начинает движение. Движение в неправильном направлении. Семафор сначала медленно, потом всё быстрее удаляется, и через минуту мы оказываемся на открытом месте. Мелькают мобильные в руках у доброй половины населения вагона, но от них никакого толка. Дозвониться никто не может, сеть безнадёжно забита. Та же участь поджидает и меня. Медленно проплывает за окном пруд, подстанция, автозаправка, стоянка, Нагатинский мост. На проспекте Андропова не видно никаких признаков чрезвычайной ситуации. Въёзжаем в тоннель и ... останавливаемся. Успеваем не слишком бурно выразить негативные эмоции по этому поводу прежде, чем поезд снова трогается. Останавливаемся на "Коломенской", выходим. Заточение в подземелье окончено.

Выхожу наверх, достаю телефон. С женой не соединяет, дозваниваюсь до начальника. Соединило.

- Где ты?
- Из метро только, что достали. Два с половиной часа стояли.
- Ты уж езжай домой, раз такое дело.
- Тогда до понедельника?
- До понедельника.

Огладываюсь. Всеобщее мельтешение. Основная поза половины народа - это напряженное ожидание ответа по мобильному телефону, остальные стремятся попасть в проходящие автобусы. Смотрю на свой аппарат, сигнал со станции, то появляется то пропадает. Проходящий мимо мужчина протягивает стольник и просит позвонить. Не вовремя, сигнал в этот момент пропал окончательно. Извини, мужик, даже за тысячу не получится.

Чтобы поехать домой надо перейти на другую сторону, но милиция не пускает даже в подземный переход. Наверное, это глупо, но у них может быть на самом деле есть для этого причины. Что ж прогуляемся. Иду вдоль проспекта Андропова в обратную сторону. Миную Коломенское, "Каширскую", то что раньше называлось Дьяковым городищем. Через каждые две минуты пытаюсь отправить сообщение супруге. Тщетно. Звонкий сигнал постоянно сообщает о том, что передача не удалась. Только около МИФИ телефон начинает работать. Уходит моё сообщение, получаю те, что были отправлены мне более полутора часов назад. Прохожу мимо института, где работал отец, рядом реклама фирмы, где работал сам. Снова звонит жена. Говорим, связь больше не рвётся.

Вспоминаю утренний сон, где я блаженно носил на руках новорожденную девочку, очень похожую на нашу дочь. Утром я проснулся счастливым, но где теперь это счастье. Не осталось даже ощущения, только полная опустошённость. Ещё не знаю, что именно произошло, но понимаю, что любой взрыв в переполненном вагоне, после которого возникает пожар, это десятки погибших и не меньше сотни раненых. Я же был в двух минутах от этого поезда, тоже во втором вагоне. Простите меня те, кто занял моё место в адском вагоне. Мир вашим душам. Спасибо тем силам, что уберегли меня.

Вот и дом. Поднимаюсь на свой этаж, открываю дверь. Тёща выходит и смотрит на меня как на приведение. Ещё более впечатлительная, чем супруга. Говорит, что ноги её не слушаются, но постепенно успокаивается. Молчу. Только вчера мне было высказано всё, что только можно на тему пустоты моей души и бесполезности моего пребывания на этом свете. Сейчас, когда я явился с того света, она подобрела. Уж до утра точно.

В телевизоре неразбериха. До сих пор не могут сказать, в какую сторону ехал поезд и когда раздался взрыв. Кто-то рапортует, что всех пассажиров вывели через двадцать минут. Врёт, наверное, или говорит то, что наврали ему. Слегка контуженный машинист того поезда рассказывает о случившемся. Спасибо тебе тёзка, что вовремя затормозил и выжил. Только ты тоже был один без помощника, как и твой коллега в моём поезде. Я бы тебя к Герою России представил, только не в моей это власти. Это во власти другого моего тёзки, к тому же полного. Но до тебя ли ему, если для него главное - это борьба с терроризмом в мировом масштабе? Он скажет что-то в утешение, но будет всё как всегда. Родственникам убитых будет невозможно доказать, что именно их близкие ехали в этом поезде в этом вагоне. Да и у всех ли близкие найдутся? Пострадавшим назначат какую-то компенсацию, для получения которой надо будет собрать тысячи справок. Может быть, кто-то попытается судиться с властями. Что это изменит?

Теперь, когда любой террористический акт освещается по телевидению во всех леденящих душу подробностях, невольно закрадывается мысль о том, то ТВ каким-то образом связано с террористами. Вольно или невольно они получают бесплатную рекламу в лучшее эфирное время на ведущих каналах. Погоня за рейтингом? А как же совесть? Что заставляет медиа-боссов поступать таким образам, будто заявляя народу: "Смотрите люди! На месте этих людей можете оказаться вы или ваши близкие!" Любая программа новостей превращается в смакование последствий взрывов, землетрясений, катастроф и других бесчисленных злодеяний человека или стихии. Телевидение - очень прибыльная отрасль, как бы нас не убеждали в обратном. Кто не верит, попробуйте купить минуту времени на любом центральном канале, где реклама крутится постоянно, и даже за упоминание в новостях надо заплатить. А раз прибыль высока, то надо забыть обо всём, ведь совесть на хлеб не намажешь и в кошелёк не положишь.

Пока платят за взрывы, пока дают паспорта и оформляют регистрацию за некоторую сумму денег, пока с телеэкранов красивые ухоженные дикторы и журналисты равнодушно и при этом вдохновенно вещают об очередной трагедии, будет литься невинная кровь, будут взрываться дома, поезда и автомобили.

Сегодня не было никакой паники, а значит люди привыкли. Привыкли жить, опасаясь за себя и своих близких. Опасаясь ежедневно и ежечасно. Понимание того, что любой из нас, кроме маленькой кучки власть имущих не застрахован ни от взрыва в поезде, ни от падения сосульки или кирпича на голову, объединяет. Мы оплачем погибших, вытрем слёзы и будем жить дальше. И в понедельник я как всегда выйду из дома и направлюсь на автобусную остановку, доеду до "Каширской", чтобы снова втиснуться в свой второй вагон. Проезжая мимо места трагедии, сниму шапку и подумаю о погибших, о тех, у кого не оказалось тех нескольких минут, что уберегли меня. Мир вашим душам, и ещё раз простите, что жив.

6-9 февраля 2004г. Москва.