Джулио Мова : другие произведения.

Οβίδιος. В зеркале судьбы

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    XVII век... Разочаровавшись в жизни, Сальватор - капитан фрегата "Οβίδιος" - отправляется в Южную Америку, чтобы узнать тайну своего происхождения. На пути главного героя оказываются "бессмертные", которые хотят использовать его знания и силу для установления нового миропорядка Мастера. Сможет ли Сальватор противостоять им? И чье отражение он увидит в зеркале судьбы?

  Οβίδιος. В зеркале судьбы'
  
  Часть 1. Монбар
  
   Глава 1
  Сальватор сидел в каюте, в очередной раз пролистывая судовой журнал 'Виктории'. 'Должна же быть хоть какая-то зацепка', - думал он. - 'Люди не могли пропасть бесследно. Хоть что-то, чтобы понять... Или все же права чертова француженка?!'
  Его мысли прервал настойчивый стук в дверь. Это был Самуэль Грин... 'Все-таки чертовски странный человек', - снова подумал капитан.
  С того момента, как Коротышка появился на 'Οвидии', начались метаморфозы, объяснить которые Сальватор не мог, пока не мог. Самуэль Грин при всех своих чудачествах оказался на редкость проницательным, умным, начитанным человеком. Для всех Коротышка был чудаком, игрушкой, но в его маленьких живых глазах то и дело сквозило любопытство. Он отслеживал все и вся, и то, что для другого могло сойти за преступление, нарушение устава судна, для Коротышки оборачивалось наивным недоразумением.
  Так, однажды Сальватор застал Самуэля в своей каюте. Коротышка внимательно изучал карты, направление корабля, журналы, чертежи, лежавшие на столе. Он будто и не заметил капитана или сделал вид, что не заметил. Не стал прятаться, что-то сочинять в самооправдание, ведь никто не смеет без ведома капитана входить в капитанскую каюту, тем более, рыться в вещах капитана. Этот проступок карался смертью.
  Между тем Коротышка даже не испугался. Его лицо было совершенно беспристрастно, а в маленьких прищуренных глазах сквозило неприкрытое любопытство.
  - Позвольте узнать, что вы здесь делаете? - строго спросил Сальватор, отбирая у Самуэля чертежи.
  - Собигаю ваши бумаги. Надо сказать, непгидусмотгительно ценные вещи оставлять без пгистга... тьфу... без пгисмог...
  - Вы, наверное, хотели сказать без присмотра?!
  - Вот именно! - и Коротышка широко заулыбался, сжимая в руках карту Веракруса.
  - И это отдайте тоже.
  Но Самуэль не сразу отдал карту, продолжая внимательно исследовать продвижение 'Οβίδιος'.
  - Капитан, я понял... Вы хотите напасть на Вегакгус? Но это совейшеннейшее безумие!
  - Это не ваше дело. Безумие совершили сейчас вы... Вы уже наслышаны о том, как поступают у нас с тем, кто близко подходит к моему столу?
  - О, газумееца! Меня вздегнут на гее или прокилигуют!
  Сальватор не успел ничего сказать, как Коротышка всхлипнул и с радостным брюзжанием, с каким-то даже упоением стал декламировать строки Овидия:
  - О, как священный поэт, тебя ли похитило пламя,// Сегдце твое не боясь пищей своею избгать?!// Пусть бы чегтог золотой священных богов истгебило, -// Там беззаконье идет - сносят и эту там смегть!..
  - Хм, признаться, удивили весьма. Вы так хорошо знаете Овидия?
  - Овидия я пгосто обожаю!.. Это великий мудгец, поэт дгевности.
  - Вы преувеличиваете. Величайшим мудрецом был Аристотель, а величайшим поэтом древности Гомер.
  - Позвольте возгазить. Для кого-то Агистотель, для меня же Эпикуг. И Гомег - поэт дгевней полисной системы, а Овидий - величайший поэт импегии! 'Кгик Бгута гимлян сзывает,// Подлое дело цагя все он нагоду отггыл.// Изгнан Такгвиний, и вот бегет власть ежегодно там консул.// День твой для власти цагей был гоковым навсегда!'.
  - Ваша осведомленность весьма похвальна. Может, теперь вы скажете, кто вы есть на самом деле? По-моему, имя Самуэль вам не очень-то подходит?!
  - Бог ты мой! Кто я есть? Кто я есть... А вы-то знаете, кто вы?
  - Речь идет не обо мне...
  - О вас, о вас, мой дгуг. Газве вы знаете, куда идете? Этот путь не для вас.
  - При чем тут путь?
  - А как же, мой дгуг! Один восточный мудгец как-то сказал: 'Не иди по течению, не иди пготив течения, иди попегек его, если хочешь достичь бегега'... О, не смотгите на меня так, словно я что-то у вас укгал.
  - А разве не так?
  - Что вы, что вы. Не имею снок...сконл...онности.
   - Что вы искали у меня? Что хотели найти? Вы тоже охотитесь за моими часами?
  - Упаси Господь!
  - Тогда, черт побери, что вы тут забыли?
  - Не кипятитесь. Мне стало пгосто интегесно. Вы такой интегесный человек. - И Коротышка стал читать, как ему показалось, одну из зашифрованных записей Сальватора: 'Пусть ab пгедставляет собой газвегнутое сечение лопасти цилинггом гадиуса п, xx есть ось вала. Если винт делает n обоготов в секунду, то линейная скогость вгащательного движения элемента ab есть v1=2n ttп и напгавлена по пегпендику... пегпендику... тьфу ты... к валу; если скогость хода когабля есть v, то абсолютная скогость элемента ab представится диагональю... бы nh, то напгавление V совпало бы с напгавлением ab... h = 1,50 d, если d не > 2 фунтов'... Позвольте узнать, что это?
  - Что это? Это не ваше дело! Отдайте немедленно! Вы - очередной шпион?! Ну, конечно же!
  - О, мой дгуг, это ваша ошибка.
  - Под пытками быстро откроется ваше настоящее лицо, Самуэль или как там вас...
  - О... Вижу настоящее лицо Сальватора, - и Коротышка неожиданно весело, беззаботно рассмеялся.
  - Чему вы радуетесь?
  - Бог ты мой, как это все пгозаично! Человека хотят пытать. Гади чего? Чтобы доказать свое пгевосходство! А ведь когда-то я подделал бумаги, чтобы вас, бедогагу, не постигла участь быть гастегзанным Гашфогами...
  И Самуэль снова рассмеялся. Как бы Сальватору хотелось так же весело, беззаботно смеяться! Самуэль смотрел на него, а Сальватор видел в нем свое собственное отражение.
  - В общем-то вы мало похожи на того, о ком я думаю, - заключил спустя какое-то время Сальватор. - Но, черт побери, кто вас разберет, англичан?
  - Ошибаетесь снова. Я не англичанин.
  - Тогда кто же?
  - Если бы я только знал...
  - Вы не знаете?
  - Нет.
  - Но хотели бы знать?
  - Конечно же.
  Взгляд маленьких прищуренных глаз чуть дольше задержался на золотых часах, которые Сальватор аккуратно положил в ящик стола, и затем снова его взгляд упал на карту промера глубин.
  - Вас интересует глубина моря? - спросил с усмешкой капитан, теперь уже ясно понимая, что привело Самуэля на его корабль.
  - Не только это. Меня интегесует дгугое. Как это получаеца, что ваше судно идет быстгее, чем все дгугие, подобные вам? Тут, вегоятно, какой-то секгет.
  - Да.
  - И вы могли бы мне его гаскгыть?
  - С какой это стати?
  - В обмен на дгугой секгет.
  И Коротышка молча протянул капитану судовой журнал 'Виктории'...
  
  ***
  С того дня прошла неделя. Самуэль Грин стал частым гостем Сальватора. И чем больше они говорили друг с другом, тем больше в капитане росло осознание того, что француженка все-таки была права, что он должен выбрать другой путь, тот путь, которым когда-то шел английский адмирал Эдвард Монтегью. Но почему именно Самуэль внушил капитану мысль, что он может и должен стать другим? Почему именно Коротышка узнал секрет быстроходности 'Οвидия'? Почему капитан позволил ему читать карты и дневники?! Это было сложно объяснить.
  Капитан читал судовой журнал 'Виктории', в то время, как Коротышка внимательно исследовал судовые бумаги. Иногда Самуэль Грин спрашивал капитана, и тот совершенно спокойно отвечал ему, давал расшифровку сложнейших математических и языковых формул. А иногда Самуэль завороженно смотрел на золотые часы капитана.
  - Что вас так интересует? - спросил Сальватор, скорее почувствовав, нежели заметив взгляд Коротышки.
  Капитан был довольно рассеян в последнее время. Его воображение раздражало прошлое, а будущее рисовало картины покоренного Веракруса.
  - Очень интегесная вещица. Позвольте взглянуть?
  Сальватор протянул Самуэлю золотые часы. Улыбнувшись, словно удостоверившись в чем-то, Коротышка снова отдал их капитану и сделал вид, что ему теперь интересны чертежи винтового двигателя...
  
  Глава 2.
   На Тортуге, куда они прибыли в сентябре 1673 года, все стало другим. Причиной тому послужила неожиданно появившаяся на острове политическая оппозиция, устроившая в конечном счете переворот. И теперь многие каперы оказались неудел, другие же искали нового пристанища.
  Бертран Д'Ожерон, на которого возлагали пираты радужные чаяния, был отозван в долгую экспедицию, откуда не возвращаются. А все началось с того, что король Франции Людовик XIV решил, что в означенный месяц именно губернатор Тортуги является наиболее достойной кандидатурой для совершения набега на голландскую колонию Кюрасао. Воля короля - закон. И вот Бертран Д'Ожерон вместе с 500 флибустьерами и вольными пиратами на судне 'Экюэль' отбыл в долгую экспедицию, в то время, как сила оппозиции только крепла. Как Лорренс де Графф желал отправиться туда же, вслед за губернатором, и как только не уговаривал Сальватора!
  Но Сальватор был непреклонен. Мало того, капитан приказал Лоренсу оставаться на корабле и не поддаваться провокациям с суши. Капитан будто предчувствовал или знал что-то... И вот, спустя какое-то время они узнали, что судно 'Экюэль' налетело на рифы. Это произошло недалеко от Пуэрто-Рико...
  Но это были еще не все новости... Чудом спасшись в кораблекрушении, Бертран Д'Ожерон попал в новую беду. Едва ступив на берег, губернатор подвергся атаке с суши... Явно, это были происки оппозиционеров. Не сумев отразить нападение и не имея достаточно оружия и людей, мсье Бертран оказался в плену у испанцев. Одним словом, кто-то верно просчитал шаги мсье Бертрана, вовремя раскрыл замысел о колониях и донес испанцам новости о готовящейся французской экспедиции в Кюрасао. И, как поговаривали, этот кто-то хорошо знал нового губернатора Тортуги и разделял его взгляды.
  Вместе с тем Жером де ла Сарра де ла Перьер - новый губернатор - не отличался умом и постоянством. За полтора месяца он разорил колонию, которую прежде содержал мсье Бертран и в течение пяти лет приводил в порядок. Жером де ла Сарра заставил жителей платить непомерные налоги, взвинтил цены на пошлину, а недовольных и протестующих оставлял без крова и без права поселения в колониях...
  Неудивительно, что пираты дружно покидали Тортугу. Все снаряжение, продовольствие и рынки сбыта перебазировали в Порт-Рояль. В итоге, к означенному дню, когда 'Οβίδιος' прибыл на Остров черепахи, им предстало весьма печальное зрелище.
  Такой неожиданный поворот событий, мягко говоря, ввел Сальватора в удручающее расположение духа. Капитан намеревался продать товары, которые приобрел в сражениях; хотел набрать команду и закупить оружие для похода на Веракрус. Но из-за политики местных властей его товары в колонии теперь не представляли ценности.
  'Вот... и неизвестно жив ли мсье Бертран. В любом случае нам здесь больше нечего делать... Или за бесценок раздать груз или послать нового губернатора ко всем чертям собачьим', - закончил рассказ Лоренс.
  Сальватор и сам понимал, что это досадное известие затрудняет осуществление его планов - взятие Гонава - и делает в перспективе отдаленным нападение на Веракрус.
  - Но кто-то же здесь все-таки есть? - с горячностью воскликнул боцман.
  - Есть, как же. Капитан Дюмулэн и Жереми Дюшамп.
  Боцман фыркнул сквозь усы, а капитан едва усмехнулся. Они хорошо знали Дюмулэна и Дюшампа. Один, почти лишенный человеческого облика, пьяница Жереми Дюшамп и другой, без умолку болтающий, вечно голодный, Дюмулэн, - по-видимому, достойная компания для Сальватора.
  - Нет, только не Дюшамп. Да и вряд ли Дюмулэн будет рисковать, ведь с Англией установился прочный союз, - заключил Сальватор и отвернулся к окну.
  Сквозь окно кают-компании он увидел, как резвится на берегу Коротышка, рисуя что-то на песке... Это был живой человек низкого роста, как ребенок, вечно любопытный и стремящийся куда-то. И Сальватор вдруг почувствовал тупой укол в сердце. Беспечность Коротышки, пусть даже наигранная, пробудила в нем воспоминания, а вместе с ними - сердечную боль... И ему так захотелось вдруг бросить все, убежать, забыться, зарыться головой в песок, нет, не в песок... в ее длинные роскошные волосы...
  - Я давно вам хотел сказать, капитан, - начал боцман, поймав взгляд Сальватора.
  - Я слушаю тебя, Джон.
  - Вы должны быть осторожнее с Самуэлем. Какой-то он странный, вы не находите?
  - Странный? И только? О каждом из нас можно сказать, что он странный. Вот ты, например, все время что-то бормочешь, кусаешь усы, дергаешь глазом. А Лоренс каждый раз, как идти за ромом, подкидывает правую ногу вверх и сжимает кулак. И так каждый из нас. А меня вообще можно назвать сумасшедшим.
  - Допустим, мы все странные. Но Коротышка и мне не внушает доверия, - заступился за боцмана Лоренс.
  - И то верно. Он вроде какого-то чудака, вроде дурачка, а сам все вынюхивает, выведывает что-то... Одним словом, неспроста оказался он на нашем корабле, капитан.
  - Да, согласен с вами. Коротышка мне тоже не нравится, но нельзя судить о человеке только потому, что он вам нравится или нет.
  - Дело ваше, капитан, вам решать, но не лучше ли избавиться от него, пока не поздно? Пока он чего не сотворил?
  - Капитан, давайте оставим его здесь, на Тортуге.
  - Вы правы, но давайте еще немного подождем.
  Сальватор не стал говорить им, что его самого не раз посещали подобные мысли. Интуиция давно подсказывала ему, что Самуэль Грин - вовсе не тот, за кого себя выдает. Давно пора расправиться с ним. Но капитану требовались факты, которые бы подтверждали опасения Лоренса и боцмана и его собственные. К тому же Сальватор не мог теперь отпустить Коротышку, ведь он уже слишком много знал о нем и об 'Οвидии'.
  
  Глава 3.
  Капитан был в гневе, нет, он был в ярости. Его одурачили, провели словно мальчишку. Гнев кипел в нем, подобно лаве в вулкане Мон-Пеле. Каким образом Самуэлю удалось сбежать с корабля? Мало того, он не просто сбежал. Он украл то, что Сальватор собирал столько лет: карты направлений ветров южных морей, карты течений, его наблюдения над флорой и фауной Карибского и Средиземного моря, дневники, чертежи, даже стихи на арабском, - словом, все то, что лежало когда-то в бюро, выполненном из индийского палисандра и украшенного перламутром и серебром! Создавалось впечатление, что, если бы бюро не было столь тяжелым, его бы тоже забрали.
  Каюту основательно перерыли в поисках ценных вещей... Сальватор лихорадочно стал перебирать тайник. Нет, не деньги, драгоценности или оружие прельстили Самуэля Грина. Из тайника в стене были взяты лишь золотые часы. 'Какая милая вещица. Можно взглянуть?' - вспомнил Сальватор слова Коротышки и его взгляд. Мелкие снующие любопытные серые глаза. История, похоже, повторяется. Его снова предали.
   'Я его уничтожу, когда найду', - думал Сальватор и с дикой яростью отшвырнул от себя стул. Лоренс успел вовремя отскочить в сторону, иначе бы стул пришелся бы ему точно в голову.
  - Ответь мне, как ему удалось сбежать? И куда? Когда?
  Лоренс кисло улыбнулся в ответ. Ему нечего было сказать капитану.
  - Я же говорил не спускать с него глаз!
  - Но вахтенные его не видели.
  - Вахтенные... Кто был на вахте в эту ночь?
  - Но почему вы считаете, что Коротышка сбежал ночью?
  - Этой ночью меня не было на корабле, Лоренс.
  Квартирмейстер передернул плечами. Ну да, конечно. Капитан страдал бессонницей, и мог при случае уйти с корабля, чтобы всю ночь в одиночестве бродить по улицам незнакомого города или затеряться где-нибудь на острове. Удивительно, но в таких случаях капитан возвращался под утро трезвым и невредимым.
  - Это был Уилл и Волчий язык. Но они не виноваты. Я не знаю, как Самуэлю удалось сбежать.
  - Значит, это ты виноват, Лоренс!
  - Да, капитан.
  - И как только ты можешь покрывать бездельников? За что я тебе плачу?
  Лоренс промолчал, тупо надвинув брови и уставившись в одну точку...
  - Ну да, ты был прав насчет Коротышки... Но теперь-то что делать? Может, ты знаешь?.. Да ты пойми, наконец!.. В украденных Коротышкой бумагах была карта Гонава и Веракруса... И мои часы!
  - Золотые часы?!
  - Да, часы! - Сальватор побледнел и тихим голосом, чеканя каждое слово, сказал: - Тебя надо наказать, Лоренс... И всех, кто повинен в исчезновении Самуэля...
   - Да, конечно.
  - Вахтенных обезглавить, их головы выставить на всеобщее обозрение, а тела выбросить за борт... И это пока всё.
  Лоренс судорожно проглотил нервный ком. Он так и не решился рассказать всей правды. Перед тем, как заступить на вахту, Уилл и Волчий язык хорошо повздорили между собой, потом выпили за мировую и умоляли квартирмейстера не рассказывать об этом капитану. Тем более, что капитан (они видели как) покинул корабль.
  Квартирмейстер прекрасно знал, что на 'Οвидии' запрещалось распитие спиртных напитков, и даже курение являлось преимуществом избранных, особо отличившихся в сражениях.
  Но за молчание Лоренсу выдали золотую брошь и 3 испанских талера. Разве он мог предположить, что Коротышка сбежит в эту ночь? Да, мог. Но только как? Лоренс знал, что Коротышка не умел плавать. 'Οβίδιος' стоял в тихой гавани, до берега было далеко, а ночью единственную лодку взял капитан. Каким образом тогда Коротышка мог сбежать да еще с тем багажом, что хранился в столе капитана?!
  Лоренс верил в Бога, и сегодня, в каюте Сальватора, он успел уже несколько раз прочесть молитву.
  - Что ты все молишься?! - раздраженно бросил ему капитан.
  - Мистика какая-то... Коротышка не умеет плавать...
  - Я не верю в эти бредни... И потом... Это мы думаем, что он не умеет плавать.
  - Но человек не мог исчезнуть незамеченным, тем более, с тем грузом, что он украл, если только не вмешательство..., - и Лоренс многозначительно поднял палец вверх.
   - Да оставь ты эти глупости... Тебе лишь бы наказания избежать... Вы уже всё осмотрели?
  - Да, всё.
  - И трюмы?
  - И трюмы.
  - Камеры, каюты, камбуз?
  - Да.
  - Обыскали всех?
  - Да.
  - Еще раз обыщите. Сдается мне, что Самуэль Грин не мог исчезнуть без чьей-либо помощи.
  - Сатана, - завораживающе прошептал Лоренс.
  - Ты опять за свое?! Допросите всех, кто что видел накануне. Коротышке, вероятно, помогли сбежать... Может, тот же Уилл и Волчий Язык ему помогли?
  - Нет, это вряд ли... Они не такие.
  - Не такие или такие, это уже неважно. Нужно исключить любую вероятность.
  - Каким образом, капитан?
  - Это ты меня спрашиваешь?! Читай заново Устав, если не помнишь.
  - Но, простите, капитан, не слишком ли суровое наказание для них? Для меня? - и Лоренс почесал затылок.
  Методы допроса на 'Οвидии' были просты: на осужденного надевали гарроту, до того, как у него не начинали вылезать глаза. Были и другие способы пыток, когда, например, несчастного протаскивали под килем, пытали водой до тех пор, пока человек буквально не лопался, сажали на 'дыбу', на расплавленный свинец, в бочку с насекомыми и прочее...
  - Да, запомни, ты первый на очереди... Если вахтенные не сознаются, придется отрубить голову и тебе и повесить в назидание всем... А теперь ступай...
  Лоренс с поникшей головой вышел из капитанской каюты...
  
  И вот уже двенадцать часов подряд головы вахтенных были выставлены на всеобщее обозрение. Пираты пытались отогнать назойливых птиц, которые норовили выклевать глаза у мертвых. Жуткое и впечатляющее зрелище. К счастью, Лоренсу повезло. В последний момент Сальватор смилостивился, и квартирмейстера, истерзанного после килирования, доставили в лазарет на излечение...
  На судне началось нервное брожение...
  
  ***
  'Почему Самуэль Грин не взял судовой журнал?' - думал Сальватор, в очередной раз пролистывая записи. - 'Забыл? Мало вероятно. Он сделал это намеренно'.
  Сальватор испытывал странное чувство, словно он когда-то, давным-давно, может быть, даже в прошлой жизни был на 'Виктории'. Разумеется, был, только на другом судне, хоть и с тем же названием, около года тому назад. Корабль, который тогда потопил Сальватор, принадлежал Энтони Корку. В судовом реестре упокоившейся на дне моря второй 'Виктории' значился некто Диего де Рибера. Судно принадлежало испанцу?! Мало правдоподобно, ведь судно было английским! Хотя, с другой стороны, если предположить, что изначально корабль был испанским, а потом стал английским. Может быть, это была какая-нибудь 'Санта-Мария' или 'Эдельмира'. Эдельмира?! Внезапно Сальватора посетила мысль, что тоже название могло быть на украденных Самуэлем золотых часах. Что если на золотых часах стояли инициалы не английского, а испанского имени?! Что если часы принадлежали не сэру Эдварду Монтегью, английскому адмиралу, а, как изначально Сальватор думал, испанскому гранду?
  В Голландии, несколько лет тому назад, когда Сальватор искал хоть какую-то зацепку, указавшую бы на его происхождение, в доме Христиана Гюйгенса - часовщика и изобретателя он нашел журнал с именами заказчиков мастера. Одним из заказчиков был некто с инициалами 'D. M'. А что если это сокращение передает испанское имя 'Дель Миро', что в полном варианте можно прочесть как 'Эдельмиро'?! А в судовом реестре 'Виктории' значились важными пассажирами некто Эдельмиро Диас с женщиной, некоей Аннет... Как следует из судовых записей, они бесследно исчезли, не добравшись до места назначения. И это было в то время, когда бесследно пропал часовой мастер, Христиан Гюйгенс...
  Боцман ворвался в каюту, прервав размышления Сальватора.
  - Капитан, на судне мятеж!
  - Мятеж?!
  - Да. Это все Долговязый, Генри! Из-за Вилла, из-за Языка!
  - Чего они хотят?
  - Понятное дело, капитан... Они хотят нового капитана... Значит, если дело пойдет...
  - Понятно.
  - И они идут сюда.
  - Все?
  Боцман не успел ответить, как в каюту ворвались пираты. Они были вооружены пистолетами и абордажными крючьями. 'Значит, и Лоренс с ними заодно', - подумал с горечью Сальватор, перебирая разбросанные на столе бумаги.
  По нарастающему ропоту за дверью можно было сосчитать количество восставших.
  Боцман говорил правду. Зачинщиком был Долговязый, Генри. Генри держался очень уверенно, словно корабль уже принадлежал ему.
  - Корабль наш, Сальватор! - ухмыляясь, заявил Долговязый. - А ты больше не капитан.
  - Вот как? И кто это решил?
  - Я и они.
  Сальватор сосчитал количество. Более двадцати.
  - А где остальные?
  - Заперты в трюме. Один этот остался.
  Долговязый ткнул пальцем в боцмана.
  - Теперь я - капитан корабля!
  - И что по-вашему я должен делать? - спокойно спросил Сальватор.
  - Уже ничего. Мы освобождаем тебя от всех полномочий, капитан, - сказал Долговязый и злорадно рассмеялся.
  - Я должен сдать оружие, так?
  - Да, акульи потроха.
  - Ну что ж, возьми тогда.
  Сальватор тут же кинул ему в ноги пистолет и хладнокровно метнул острый нож, которым прежде побелевшими костяшками пальцев резал бумаги. Балисонг, подобно бабочке, описав полукруг, на мгновение застыл в воздухе.
  Наступила тишина. Никто даже не понял, отчего Долговязый, как скошенная чикурага , свалился на ковер... Между тем персидский ковер обагрился темной кровью...
  - Есть еще возражения?
  - Нет, капитан.
  - Тогда разойтись, живо.
  - Есть, капитан.
  Бунтовщики ретировались. Но это была временная передышка. Очевидно, они снова попытаются захватить корабль и действовать будут более осмотрительно.
  - Джон, ты можешь сказать, что произошло? - спросил Сальватор, поднимая и перезаряжая пистолет. На самом деле, капитан уже все понял, но хотел услышать новости от других.
  - Боюсь, это из-за ваших методов дознания правды, капитан.
  - Ты тоже считаешь, что я слишком суров с ними?
  Боцман пожал плечами.
  - Лоренса жалко. Квартирмейстер не виноват.
  В этот момент послышался упорный стук в дверь.
   - Кто там?
   - Это Лоренс, капитан.
  - А вот и он. Легок на помине.
  Квартирмейстер уже оправился после пытки килем, и взирал на Сальватора с неприкрытым удивлением.
  - Что тут происходит, капитан?
  Сальватор и Джон переглянулись. Значит, Лоренс не знал о волнении на судне, отлеживаясь все это время в лазарете. Как-то сомнительно.
  - Будто не знаешь?
  - Не смотрите на меня так... Да, я знал... Долговязый приходил ко мне и уговаривал поддержать его. Я отказался.
  Через полчаса в каюте капитана собрались те, кто неотлучно был с Сальватором во всех его сражениях. Али, Ахмед, Джон, Лоренс и сам капитан. Пять против тридцати двух.
  - Не кажется ли вам, капитан, что когда-то подобное уже было?
  - Да, было.
  И Сальватор вспомнил, как два года тому назад, когда они пересекали Атлантику, на корабле начался голод и мор. Пираты не понимали, зачем капитан повел их к берегам Южной Америки. Средиземное море тогда казалось им раем. Капитан обещал им золотые горы в неведомых морях, в Новом Свете. А где они, эти золотые горы?!
  Бунт тогда удалось подавить крайне жестоко. Из 150 человек к тому моменту, как они добрались до Южной Америки, осталось только 20...
  История снова повторяется. Казнь вахтенных была следствием молчаливого недовольства пиратов и поводом к открытому мятежу. Капитан был крайне суров, не щадил людей, каждый раз заставляя идти на столкновение с судами, которые не несли желаемых сокровищ. Часто было и так, что они захватывали судно, а груз - вино, ром, табак - отправляли на дно вместе с завоеванным добром. Сальватор не оставлял пленников, за которых можно было получить хороший выкуп, не составляли для него исключение и женщины... Сальватор был беспощаден к тому добру, которое вызывало у пиратов горькое сожаление... Теперь поводом к волнению на 'Οвидии' стала казнь вахтенных и - пропавшая карта Веракруса. Пираты считали, что Коротышка не похищал карты, что Сальватор намеренно спрятал ее, чтобы не нарушить свое слово. Несколько месяцев назад капитан пообещал им, что они захватят Веракрус. Но время шло, и дело не двигалось с мертвой точки. Мало того, Долговязый убедил их, что Коротышка пропал по вине самого капитана, что Сальватор все устроил намеренно. Говорил, что капитан взял Коротышку с собой на остров черепахи, закопал на острове сокровища вместе с картами и чертежами, потом убил и закопал Коротышку как свидетеля, а затем спокойно, как ни в чем не бывало, возвратился на корабль. Ему были нужны виновные, чтобы отвести от себя подозрения. Да, Сальватор не собирался идти на Веракрус...
   После внезапной смерти Долговязого пираты поняли, что так просто корабль им не захватить. Пока Сальватор жив, он не откажется от судна, а мертвый капитан им был не нужен. Мертвый капитан не скажет, где он зарыл карту Веракруса и сокровища. И им придется либо смириться с поражением и ждать, когда их одного за другим настигнет месть Сальватора, либо попытаться снова захватить судно и заставить капитана говорить...
  Тем временем Лоренс и Джон, предугадав действия пиратов, забаррикадировали дверь...
  Послышалась отменная ругань... Дубовая дверь была сделана на совесть и никак не поддавалась. Тогда пираты решили проникнуть в каюту через кормовые окна. Но и здесь их попытки оказались тщетными. Всякий раз, когда человеческие тени появлялись в окнах каюты, капитан прогонял их редкими предупреждающими выстрелами...
  - Похоже, они решили взять нас измором, - проговорил Али во время краткой передышки.
  - Вряд ли. Они не столь терпеливы, как мы, - ответил Сальватор. - Они не умеют ждать.
  - Да, скорее всего они что-то замышляют опять... Ненавижу неопределенность!
  - Ох, как мне все это не нравится, капитан. Как бы чего не вышло, - пробормотал боцман сквозь седые, прожженные морской солью усы.
  - Безумцы слепы в безумии своем...
  - Да, что-то они притихли, - согласился Лоренс. - Как бы не подорвали корабль, между тем.
  И как бы в подтверждение слов квартирмейстера послышалось несколько хлопков, а затем - взрыв. Корабль содрогнулся, но дверь в капитанскую каюту устояла...
  Раздались проклятия на голову Лысого Черепа...
  Сальватор решительно направился к двери.
  - Куда вы, капитан? Вас же убьют!
  - Оставайтесь здесь... Я должен поговорить с ними...
  С этими словами капитан вышел из каюты. На палубе, забрызганной кровью, валялись разбросанные куски человеческих тел и всякое тряпье.
  Увидев Сальватора, пираты замерли: кто с ведром, кто с насосом, кто со свернутой парусиной.
  - Что вы творите, разроди вас Ямайка?
  - Это он, Лысый Че...реп, - сбиваясь, отвечали они. - Он ку... курил.
  - Я же вас!
  И это было сказано так, что все невольно улыбнулись, словно и не было на борту недовольных, словно они выполняли самую что ни на есть обычную работу... Нервное брожение, как внезапно началось, так и внезапно закончилось...
  Пираты выглядели, как нашкодившие мальчишки, словно им не было кому двадцати, кому пятидесяти лет.
  - Простите нас, капитан, - сказал один из тех, у кого из-под косынки выглядывали тонкие косички, белые, как снег.
  - Мигель, у тебя уже давно седина в висках, а ты...
  - Это все Долговязый, Генри. Он начал... он...
  - Да, да, это все Долговязый, - загалдели остальные.
  - Посадить бы вас всех в карцер! Но сегодня, пожалуй, драйте палубу, позже я выдраю вам шкуру.
  - Есть, капитан... Согласны, капитан...
  - У нас течь, капитан, - доложил боцман. Он нарушил распоряжение капитана и теперь исследовал место пробоины.
  Сальватор выругался так, что вызвал всеобщий приступ чесотки.
  - Что ко дну захотели, братья-водолеи? А ну быстро в трюм черпать воду...
  - А как черпать воду, капитан? До чего...
  - До берега, Мигель... До берега...
  - То есть сколько времени?
  - Сколько потребуется... Быстро за работу... Если кто-то высунется раньше, самолично пристрелю!
  И пираты дружно и весело кинулись исполнять распоряжение капитана.
  - Тут недалеко поселение сефардов, - сказал Лоренс так тихо, что Сальватор, стоявший с ним рядом, едва расслышал его.
  - Откуда знаешь?
  Лоренс не сразу ответил. Он, как догадался капитан, скрывал свое происхождение, и вот теперь обстоятельства вынудили его сознаться.
  - Моя мать - еврейка. Когда в Испании начались гонения на евреев, мне было семь лет. Многих насильно крестили, с другими поступили и того хуже. Чтобы сохранить нашу веру и традиции, мы были вынуждены оставить земли и перебраться сюда... Капитан, когда теперь вы все знаете, пообещайте, что не причините зла ни моей семье, ни моему народу...
  - Об этом можешь не беспокоиться.
  - Вы знаете, у нас красивые женщины...
  - Лоренс, я обещаю, что никто из них (при этом капитан указал в сторону Мигеля) не причинит вреда ни вашим женщинам, ни детям.
  Сальватор всегда держал слово. Лоренс уже не раз убеждался в том, как капитану дорого понятие чести, а потому облегченно вздохнул...
  - Ты меня удивляешь, квартирмейстер. Теперь ясно, почему ты собирался на Кюрасао и отговаривал меня от Веракруса. Думаешь так отомстить империи?..
  - Нет, капитан. Я уже давно не помышляю о мести. Глядя на вас, я понимаю, что жить так, как вы, невозможно... А я хочу жить...
  - Так как твое настоящее имя, жизнелюб?
  - Гавриэл Габай, - ответил тот. - И я знаю фарватер.
  Тогда Сальватор отдал ему управление судном.
  
  Глава 4.
  Поселение сефардов встретило их безрадостно. Сальватор уже издалека заметил, что на берегу неспокойно, как-то неуютно тихо. Да и сам Лоренс испытывал какое-то неопределенное чувство волнения и тревоги, но старался не показывать вида...
  Дым... Черный густой туман тянулся вдоль береговой линии острова. За полосой едкого дыма ничего нельзя было разглядеть. Лоренс пристально всматривался вдаль, до рези в глазах, пытаясь разглядеть очертания родного поселения...
  - Суши весла! - команда утонула в человеческих воплях радости, боли, горечи, облегчения, сомнения и ожидания.
  По песчаной отмели метался одинокий человек, серый от страха и дыма. На голове его была выгоревшая кипа, и затухающие угли пеплом оседали на выжженных временем пейсах.
  - Горит... горит...
  - Что?
  - Горит... Ради Бога, спасите...
  - Что? Что горит?
  - Спасите!
  Лоренс с трудом узнал в горящем человеке священника.
  - Ребе, Ребе! - воскликнул квартирмейстер и кинулся к несчастному.
  Раввин посмотрел на него ничего не видящим взглядом и побежал прочь.
  - Ребе! Вы не узнали меня? Это я, Гавриэл! Остановитесь, пожалуйста! Мы пришли спасти вас.
  Лоренс догнал обезумившего от горя старика и бросился к нему в ноги.
  Раввин замер, взгляд его немного прояснился, и от бессилия он упал в песок.
  - Вейз мир... вейз мир..., - причитал он, обхватив руками голову.
  - Что случилось, ребе?
  - Вейз мир...
  - Синагога горит! - закричал один из пиратов, взобравшись на холм и увидев наконец жуткую картину полыхающей деревни.
  Лоренс вздрогнул так, словно и его опалил огонь.
  - Живо к синагоге! Все! - крикнул Сальватор, и первым, схватив ведро и зачерпнув воды, побежал к святому месту.
  Видимо, это раввин обронил ведро, когда пытался сам тушить пожар.
  - Господи! За что такая кара? За что? Мы все люди! Господи... Зачем ты привел их?
  - Ребе, что случилось?
  - О, горе нам, мой мальчик! - и раввин наконец разразился потоком слез.
  Звали раввина Моше Габай. Он был учителем и родственником Гавриэла, а, точнее, его троюродным дядей по материнской линии.
  Лоренсу едва удалось привести учителя в чувство. Моше рассказал, что несколько дней назад на поселение напали пираты. Они действовали от лица короля. Томас Линч, губернатор Ямайки, наверняка тоже поддерживал их, собирая нехилую дань с поселенцев. Налоги были непомерными для бедного поселения, и в очередной раз, не получив нужной суммы, губернатор наконец решил расквитаться с ними. Никто не предполагал такой жестокости от людей, в чьих руках находился королевский патент. В конце концов пираты подожгли дома и синагогу.
  Также раввин рассказал, что люди, спасаясь от огня, оставили поселение и ушли в сторону кладбища. Там они скрывались от пиратов в то время, как грабили и расхищали их дома варвары. Женщин и детей, которые не успели уйти, пираты увели с собой как рабов.
  - А где мать? Сестра? Где все?
  - Живы, дорогой мой, живы.
  Краем глаза Лоренс следил за Сальватором. От скорой опасной работы глаза капитана горели, волосы взъерошились; его лицо и одежда были черны от копоти и дыма. Но, несмотря на свой потрепанный вид (новая белоснежная рубашка с отложными кружевами и старательно выглаженные штаны превратились в смоляные лохмотья), капитан улыбался. Его улыбка в столь неподходящий момент казалась более, чем странной и даже в чем-то кощунственной.
  Лоренс с надеждой посмотрел на подошедшего к ним капитана. Взгляд Моше был также красноречиво-вопрошающим.
  - Спасли? Спасли?
  - Было уже поздно...
  - О, горе! - воскликнул Моше.
  - А арон-кодеш, ковчег?
  - Это спасли... И часть библиотеки.
  - Слава Богу.
   - Где он? Где ковчег?
  Раввин оживился, вскочил на ноги и кинулся к синагоге, точнее к тому, что от нее осталось.
  Лоренс тоже поднялся. Он с трудом сдерживал чувства, и старался идти медленнее, чтобы не выдать волнение.
  В это время пираты, никогда прежде не знавшие святынь синагоги, с большим интересом изучали арон-кодеш.
  - Что это? Похоже на шкаф какой-то. А вдруг там золото, - шептались они.
  Джон тоже внимательно рассматривал спасенную ими от пожара святыню. Ковчег был сделан из дерева ситтим, два с половиной локтя была длина его и полтора локтя ширина, и полтора локтя высота. На верхней части тевы было изображение скрижалей завета с какими-то странными буквами, то ли на арабском, то ли на коптском языке. Во всяком случае, таких иероглифов Джон не знал. Другие вообще не умели читать. Массивная крышка никак не поддавалась. Тогда один из пиратов стал пытаться ножом открыть ее.
  - Нечестивцы! Варвары! Оставьте святыню! Господь покарает вас и ваших детей, ваших внуков и правнуков и весь ваш род! - воскликнул подбежавший к ним раввин и, с омерзением и ненавистью растолкав их, рыдая, упал на колени и обхватил ковчег.
  - Вейз мир, вейз мир, - причитал учитель, целуя крышку ковчега. - О, Гавриэл, зачем ты привел нечестивцев в наш дом?! Ведь я просил тебя никогда не делать этого!
  Гавриэл упал на колени и, не смея прикоснуться к святыне, стал молиться Богу, уже не скрывая ни от кого своего происхождения.
  Ни Джон, ни остальные пираты не были способны уразуметь, что же они сделали такого предосудительного, чем вызвали гнев священника, и зачем они вообще сунулись в синагогу, рисковали жизнями ради каких-то книг, ради какого-то странного предмета, то ли шкафа, то ли еще чего.
  И сказал им пророк их: 'Знамением его предназначения для вас явится Ковчег, в котором вам от Господа вашего благодать и мир'.
  Слова из Священного Писания эхом прозвучали в ушах и сердце Сальватора.
  Рядом с капитаном стоял Ахмед. Кок первым нашел ковчег в горящей синагоге, и теперь стоял, пытаясь остудить обожженные руки.
  Неожиданно Сальватор, как это иногда случалось с ним, в порыве искреннего чувства сжал в объятьях кока и поцеловал в старческие щеки...
  
  После совершенной молитвы Лоренс поднялся с колен и направился в сторону кладбища. Сальватор пошел за ним следом. Прежде капитан никогда не видел еврейского кладбища, хотя в Марокко у них было евреев предостаточно.
  Кладбище находилось приблизительно в 200 локтях от места пожара. Сальватор шел за Лоренсом, с интересом рассматривая каменные надгробия, местами потрескавшиеся от сезонных дождей, и вылинявшие от солнца плиты. Изредка капитан останавливался, чтобы прочитать полустертые надписи. На некоторых надгробиях были надписи двуязычные, а где-то даже многоязычные. Вокруг одной из могил был насыпан желтый крупный песок, похожий на жемчуг. Капитан знал, что такой песок не встречается на Карибском побережье. Рядом с могилой стояли скульптуры, похожие на те, что Сальватор видел в готических храмах. А еще было изображение псов, напомнивших ему египетских сфинксов. Словно это была не могила даже, а некий сакральный символ погребения народов, когда-либо населявших землю. Необычным было и то, что на надгробии четко вырисовывался круг, в который были вбиты череп и кости. Могилу украшали живые цветы. Именно сюда, к этой могиле и шел Лоренс.
  - Что это?
  - Лучше не спрашивай, капитан. Это не моя тайна, - ответил квартирмейстер и указал на могилу рядом. - А вот здесь покоится мой отец.
  Сальватор прочел надпись на надгробии:
  'Авраам Габай скончался 22 таммуза 5426 года, что соответствует 26 июня 1665 года. Господь да простит его грехи. Аминь'.
  Видя недоумение капитана, Лоренс объяснил:
  - Мой отец умер после того, как узнал, кем стал его сын. Он никогда бы не смирился с тем, что я стал пиратом. Для сефарда это слишком унизительное занятие... К тому же, мы только по принуждению общаемся с христианами... Мой отец всегда думал, что я торгую с христианами.
  - И поэтому на его могиле ты тоже изобразил череп и кости?
  - Нет, не поэтому.
  И Лоренс направился в Дом омовения, находившейся поблизости от могилы Авраама Габая.
   Дом (бейт олам) был из белого камня, с барельефами и вытянутыми колоннами, тянущимися по всему периметру постройки. Дверь же в него казалась слишком узкой и маленькой. 'Чтобы внести покойника, нужна другая дверь', - подумал Сальватор.
  Они вошли в Дом, пройдя темный коридор. В доме было прохладно, неуютно, сыро. Как здесь вообще могли скрываться люди?!
  Сальватор остановился, потеряв из вида Лоренса. Квартирмейстер исчез, словно сквозь землю канул. Оглядевшись, Сальватор счел правильным вернуться назад, на свет Божий.
  Капитан не знал, сколько он простоял там, возле колонны. Вечерело, и какие-то странные тени стали блуждать вокруг Дома омовения.
  Вдруг за колонной появилось видение с огромными серо-голубыми глазами. Прелестное юное создание было столь хрупким, что Сальватор мог бы счесть его бестелесным...
  - Так вот ты какой... Значит, тебе мы обязаны спасением?! - проговорило явление, выведя капитана из состояния задумчивости. Миндалевидное лицо девочки вытянулось, когда она, приблизившись, с большим любопытством рассматривала Сальватора.
  - Как тебя зовут? Наверное, у тебя очень красивое имя. Зачем ты так смотришь?.. Молчишь?! Но я хочу, чтоб ты всегда так смотрел на меня.
  Слова девочки, по всей видимости, предназначались ему, Сальватору.
  - Ада, так нельзя! - воскликнула появившаяся вслед за девочкой женщина и, подбежав к юному созданию, дернула ее за руку.
  - Как ты можешь говорить такое?! Простите нас, добрый человек.
  Позже капитан узнал, кто они. Звали девочку Адассой, а женщину - Яффой. Это были сестра и мать Лоренса.
   Ада была высока, даже очень высока для своих тринадцати лет. В ее девической хрупкости таинственным образом сквозило женское очарование, а в больших серо-голубых глазах был восторг от жизни, под светом которой рождалось предчувствие всего запретного, желанного, неизвестного, что так тщательно прятала Яффа под покровом вдовства.
  У сестры Лоренса, удивительно похожей на свою мать, было овальное лицо с узким, отступающим назад лбом, густые, красиво изогнутые брови, поразительно блестящие и сияющие глаза, правильный, греческий формы нос, пухлые чувственные губы. Она была хороша и даже очень хороша, и, зная об этом, Ада гордо несла красивую голову с густыми, цветочного меда волосами. Из-под волос, вившихся мелкими змейками, выступали розовые раковины больших ушей.
  Сальватор не отводил от девочки взгляда. Он шел чуть поодаль, а Ада - впереди с матерью. Иногда девочка вскидывала голову, а иногда оборачивалась и так обворожительно улыбалась, что совершенно не вязалось с трауром их одежды...
  Раввин Моше, немного успокоившись, встретил их уже иначе - приветливо.
  К тому же обед, благодаря стараниям Ахмеда, был почти готов. Пираты, изрядно проголодавшиеся, накинулись на еду, никого не дожидаясь...
  Евреи ели отдельно по обычаю и правилам, которые так контрастировали с обстановкой разрухи, учиненной англичанами. 'Англичанами ли?' - спрашивал себя Сальватор, вкушая рыбный суп с приятным пряным послевкусием.
  После обеда Лоренс подвел к капитану маленького человечка, которого прежде не видел Сальватор.
  - Это Хаим, капитан. Хаим слышал, что варвары, напавшие на наше поселение, ушли в Мо-бэй. Хаим даже слышал, как звали того, от имени кого совершались бесчинства.
  - Я слышал, как варвары часто повторяли одно имя... Монбар...
  - Монбар? Странно. Я знаю только одного пирата, который носит это имя. Монбар- Разрушитель. Но он не англичанин и никогда не согласится быть им... Хаим, ты уверен, что слышал имя Монбара?!
  - Да, иначе мне не быть Хаимом.
  - Капитан, прикажи разыскать его... Они не могли далеко уйти... Ради моего народа! - запальчиво воскликнул Лоренс. - Мо-бэй располагается в нескольких часах отсюда.
  - Друг мой квартирмейстер, если ты еще не забыл, почему мы оказались здесь, то позволь напомнить... Наш корабль не может выйти в море... По крайней мере, не раньше, чем неделю спустя.
  - Да, но есть другой путь в Мо-бэй. Вниз, по течению реки. Наш корабль все равно не сможет войти в устье, а шлюпка - другое дело.
  - Ты предлагаешь мне бросить корабль?! Я не буду делать этого, Лоренс, ни ради твоего народа, ни даже ради нашей дружбы.
  - Хорошо. Тогда позволь мне самому пойти по следам Монбара.
  - Один ты все равно ничего не сделаешь и себя погубишь. Дай мне немного времени. Я подумаю...
   Сальватор колебался, но не потому, что имя Монбара внушало ему какие-то опасения... Ни имя Монбара, ни Томаса Линча, ни даже короля не могли заставить его колебаться. Просто он думал о другом...
  Наконец, Сальватор сказал:
  - Я не уверен в том, что Хаим говорит правду. Монбар никогда не напал бы на уважаемый народ. Другое дело испанцы... Это не Монбар... И здесь два варианта. Либо Хаим лжет, чтобы заманить нас в ловушку, либо кто-то прикрывается именем Монбара... Но с какой целью?
  - Они увели наших людей, разорили и сожгли нашу деревню... мой дом сгорел дотла. Мои сестра и мать остались без крова. Капитан, я должен отомстить.
  - Помнится, кто-то совсем недавно говорил, что не помышляет о мести... Хорошо, согласен. Надо вернуть людей и узнать правду, но...
  - Если ты не поможешь мне, то я сделаю это сам, один.
  - Нет, Лоренс, - сказал Сальватор, поднимаясь. - Это мы сделаем вместе.
  - А как же корабль?
  - За кораблем присмотрит Ахмед... Давай, созывай людей.
  - Есть, капитан.
  И Лоренс, облегченно вздохнув, с радостью поспешил исполнять распоряжение Сальватора.
  
  Глава 5.
  Сальватор вспомнил, как впервые познакомился с Монбаром.
  Это был великан с густой копной каштановых волос, огромными усами и маленькими, глубоко посаженными глазами, ищущие, пытливо высматривавшие новую жертву.
  Однажды в таверне 'Красный петух' Сальватор столкнулся с Разрушителем. Монбар был подобен горящему факелу, точнее, пушке, готовой вот-вот выстрелить.
  Напившись, Монбар с криками 'Разим испанцев!' кинулся на Сальватора. Монбар почему-то решил, что перед ним очередной испанец. Понадобилось несколько действенных приемов, чтобы встряхнуть великана...
  Они быстро стали друзьями. У Монбара на Тортуге был собственный дом, где Сальватор провел несколько замечательных дней, выслушивая, насколько омерзительны испанцы и как несправедлива судьба к лангедокскому дворянину. Благодаря поддержке Монбара Сальватор добился покровительства мсье Бертрана, губернатора Тортуги, а спустя какое-то время доказал всем, на что способен фрегат 'Οβίδιος'...
  Сальватор не раз слышал, как Монбар говорил, что родился в Лангедоке, что он - истинный француз, что он никогда не пил, не играл в азартные игры, не распутничал, как другие. Хотя всякий раз, как Разрушитель оказывался в таверне 'Красный петух', его словно подменяли... Но ни это, ни другое обстоятельство, выражавшееся в ненависти к испанцам, ни его темное прошлое и не менее туманное настоящее не могли искоренить убежденности Монбара в том, что он делает правое дело, что он восстанавливает справедливость, и правильнее было бы его именовать как Освободитель, а не Разрушитель...
  К Монбару тянулись разные люди, в основном угнетенные, обиженные, искалеченные. Он принимал всех, в том числе и индейцев. Монбар был романтик по натуре своей, и мог запросто поверить человеку, что ему нужна помощь, что, например, испанцы обокрали его. Сочиняя что-нибудь подобное, нечестные люди обкрадывали самого Монбара, но тот нисколько не сожалел об этом. Он знал, что найдет способ сколотить себе новое состояньице, а судьба все равно накажет нечестных.
  По совету Монбара Сальватор купил себе дом на Тортуге, а затем не без его участия приобрел плантацию на Ямайке, отдав ее в распоряжение карибов... Для кого-то Разрушитель был словно проказа или чума, встреча с которой не сулила ничего хорошо, но Сальватор рад был видеть его.
  И они могли бы считаться друзьями, если бы не одно обстоятельство. Монбар во всем стремился быть первым и терпеть не мог, когда при нем расхваливали кого-то еще. К тому же, он терпеть не мог испанцев и прочил им скорую гибель, тогда как Сальватор предпринимал немало усилий для искоренения всей европейской цивилизации в Новом Свете.
  Вот почему Сальватору казалось почти нелепостью, что Монбар - борец за справедливость, покровитель индейцев и всех униженных народов, вдруг посягнет на сефардское поселение. Да еще 'предстанет' англичанином. Для чего? Чтобы еще больше усугубить ситуацию, ведь отношения англичан с мигрантами в последнее время были весьма напряженными?!
   Сальватор думал об этом в продолжение всего дня. Но вот, наконец, показался Мо-бэй.
  Мо-бэй или, вернее, Монтего-бэй находился на противоположном берегу глубокого сияющего залива. Сальватор слышал, что рассказывали об истории города местные жители. Да и сам Монбар часто упоминал о Мо-бэе. Когда-то это место было открыто испанцами, которые захватили территорию и изгнали индейцев... Через залив (испанское его название 'Залив сала') испанцы вывозили лярд, кожу и мясо свиней. Отсюда и название поселения - Мантеко . Кушанье араваков испанцам весьма понравилось, что неминуемо отразилось на поставках и закупочной цене товара... Испанская корона могла рассчитывать на новую прибыль и новые торговые пути... Но уже вскоре, благодаря политике Оливера Кромвеля, колония стала его собственностью. Власть англичан на острове крепла, стали нещадно вырубаться леса, а на их месте расцветали плантации сахарного тростника. Одним словом, колонии приобретали новый вид...
  Теперь сложно представить, что здесь когда-то были заповедные леса махагони (свитении), эбеновые деревья и дальбергии... Но место по-прежнему казалось живописным, и Сальватор, идя с Лоренсом, любовался пейзажем. Поразительно-красивые яркие цветы утопали в зелени мальвы. Особенно завораживали невысокие горы, с которых струилась, бежала, стекала каскадами жемчужно-лазурная вода.
  - Лоренс, объясни мне, почему ваш учитель говорил о притеснении сефардов? По-моему, на Ямайке все товары в руках евреев, - с усмешкой сказал Мигель, нарушая тишину заповедной природы.
  Лоренс нервно передернул плечами.
  - Во-первых, я - Гавриэл. А, во-вторых, я не буду отвечать на подобные вопросы.
  Видимо, слова Мигеля ранили квартирмейстера, хотя никто не понял, почему.
  - Может, вы знаете, капитан? В чем тут дело?
  - Знаю, - просто ответил Сальватор, срывая с лимонного дерева плод и на ходу откусывая его.
  - Разрази меня гром, как вы можете есть эту кислятину, капитан?
  - Э, нет. Как раз в лимоне больше всего сахара... Но, наверное, ты прав. Еще не время...
  И капитан бросил лимон шедшему чуть поодаль Лоренсу.
  Позже, когда они прошли где-то с милю, квартирмейстер объяснил, что Законодательный Совет Ямайки принял решение ограничить права евреев, после чего начались бесчисленные погромы поселений.
  - И это случилось незадолго до того, как мы прибыли сюда?
  - На самом деле, это случилось уже давно. Просто петицию только сейчас обнародовали.
  - Да, я слышал, что в таверне говорил про это Джо Калика. Он кричал, что евреи превратили Порт-Рояль в свой Гошен, - радостно добавил Дионис. Это был молодой грек, которого капитан взял с собой в поход.
  Когда-то Сальватор спас Диониса от рабства, пожалел, и вот теперь грек, всегда очень замкнутый, вдруг заговорил...
  - Кажется, пришли, - сказал капитан, жестом остановив разговор. - Живо, рассредоточьтесь...
  Они, мароны, были в зарослях одной из сахарных плантаций.
  - Почему вы думаете, что это они? - шепотом спросил Лоренс.
  - Чутье подсказало...
  И, действительно, развязное, шумное поведение незнакомых людей мало напоминало поведение свободных колонистов.
  - Они пришли не за тем, чтобы обрабатывать плантацию... Мигель, ты видишь из них хоть кого-то, кто похож бы был на человека Монбара?
  - Нет, капитан.
  - Давайте немного понаблюдаем за ними.
  Их было человек двенадцать, не больше. Мароны были вооружены мачете и топорами. Образовав полукруг, они складывали хворост, намереваясь развести огонь.
  - Ты что-нибудь понимаешь? Лоренс, как ты думаешь, что они собираются делать?
  - Они собираются поджечь плантацию, капитан.
  И тут, чуть поодаль от них, послышались крики о помощи.
  - Пожалуйста, пощадите нас! У нас больше ничего нет!
  Вооруженные мечете люди вели к разожженному костру молодую женщину. Позади плелся старик, подгоняемый древками топоров. Рядом прыгала встревоженная белая маленькая козочка.
  - Так, говорите, что ничего нет? Это мы сейчас проверим, - сказал один из головорезов и, быстро, с помощью своего сообщника, схватив и связав козу, отправил несчастное животное в костер.
  Козочка отчаянно заблеяла, заметалась в огне, но, удерживаемая путами, судорожно дергаясь, покорилась участи... В воздухе послышался запах выгоревшей шерсти и иступленные рыдания женщины.
  - Кто теперь следующий? Может, ты старик?..
  Сальватор видел все, что происходило, скрываясь в зарослях сахарного тростника. Через час-два, если не погасить костер, от плантации не останется ни следа...
   И тут послышалось недовольное бормотание.
  - Капитан, мы так и будем спокойно взирать на это?
  - Это не Монбар, да?
  - Что же мы медлим?
  - Дьявол в глотку! Я их сейчас сверну!
  - Он же погибнет!
  Лоренс, в силу своей запальчивости, не выдержал и первым бросился вперед. Несколько быстрых скачков длинных ног - и он уже достиг того, кто отправил козу в костер, один взмах руки - и головорез упал с перерезанным горлом.
  Сперва мароны опешили, а затем кинулись на Лоренса, стараясь подмять его древками топоров, не ожидая засады...
  
  ***
  Вечерело... Костер был потушен стараниями плантаторов... Сальватор и его люди поедали то, что некогда осталось от маленькой белой козочки.
  - По-моему, соли не хватает, капитан, - проговорил Мигель, с удовольствием откусывая кусок жареного мяса.
  Лоренс с омерзением сплюнул. Он - единственный, кто предпочел остаться голодным.
  - А, по-моему, как раз соли у нас предостаточно, - весело ответил боцман, указывая на связанных людей.
  - Среди них нет Монбара, - недовольно отрезал Лоренс.
  - А я тебе говорил, что Монбар никогда не нападет на поселение сефардов. Он сражается только с испанцами.
  - Тогда кто это? И где наши люди? Где пленные?
  - Ну, наверное, лучше спросить у них.
  И боцман кинул взгляд на того, кто прежде разводил костер, а теперь, с кляпом во рту, упорно смотрел в одну точку.
  Лоренс, вопросительно взглянув на капитана и получив от него одобрительный кивок, принялся за дело... Раздались приглушенные стоны связанного человека...
  - Где Монбар? - повторял Лоренс, безжалостно нанося удары.
  - Ты ему хотя бы рот развязал, - со смехом предложил Мигель.
  Но Лоренс, будто ничего не слышал и готов был убить несчастного, если бы его не остановили.
  - Где Монбар? - повторял он снова и снова.
  - Я не знаю.
  - Врешь.
  - Клянусь, не знаю. Последний раз его видели в Порт-Рояле два месяца назад, - вымолвил пленный, вдохнув немного воздуха.
  Лоренс пришел в негодование. Он готов был крушить все и вся.
  - Успокойся, квартирмейстер. Может быть, из местных кто что-либо видел... Надо поспрашивать.
  Дружеская рука боцмана легла на плечо Лоренса, но тот не собирался успокаиваться.
  - Оставь его, Джон, - сказал капитан.
  Тут к ним подошел старик, недавно спасенный ими от неминуемой смерти.
  - Я слышал, вы ищете Монбара?! Я видел, что они отправились вглубь острова.
  - А с ними были пленники? - оживился Лоренс.
  - Да, были.
  - Сколько?
  - Человек двадцать.
  - А среди них была женщина? Красивая женщина?
  - Да, среди пленных были женщины...
  Хаим, сопровождавший пиратов на всем пути, услышав слова старика, поддакнул:
  - Я же вам говорил... Это Монбар.
  - Так мы зря теряем время, - сказал капитан. - Если они ушли вглубь острова, то при всем нашем желании мы их не найдем.
  - Найдем, - возразил Лоренс, указывая на связанных маронов. - Эти-то должны знать, раз здесь остались.
  Сальватор только усмехнулся в ответ. Он устал, и устали все. Нужно было дождаться рассвета, чтобы отправиться дальше на поиски Монбара. К тому же старик - владелец сахарной плантации и его милая, раскрасневшаяся от волнения дочь, то и дело кидавшая взгляды на Мигеля, сидевшего с ней рядом, - любезно согласились предоставить ночлег...
  Сальватор медлил... Неужели сказанное про Разрушителя - правда?! Тогда ему придется сделать нелегкий выбор. Либо сражаться с Монбаром, встав на сторону сефардов и заранее зная, что силы неравны, либо нарушить данное раввину слово и потерять доверие Лоренса. Что выбрать? При этом Лоренс вел себя повышено-возбужденно и временами был похож на больного; горел, словно в лихорадке, и ни минуты не мог усидеть на месте, а не то, что спать...
  Едва рассвело, Сальватор, забрав плененных, отправился вглубь острова. Ему по-прежнему многое казалось странным. Например, зачем Монбару нужно было идти в глубь острова, когда разумнее было бы отправиться с пленниками в Пти-Гоав? И, если правда, что Монбар действовал с разрешения губернатора, тогда следовало бы ожидать, что он продаст пленников, а вырученную прибыль разделит между членами команды. Кроме того, странным казалось и то, что мароны говорили на креольском диалекте. Это было весьма странно, учитывая трепетные чувства Монбара к испанцам и ко всем, кто имел к ним отношение, хоть даже посредственное...
  - Я убью Монбара, когда доберусь до него, - повторял Лоренс как заклятие. - И если Хаим прав, я убью и губернатора...
  
  Но опасения на счет Монбара не подтвердились, отчего Сальватор не смог сдержать улыбки. Капитан улыбался, хотя внутри у него все сжималось при виде железных кандалов и следов от них на руках и ногах маронов.
  Да, они воспользовались именем Монбара... Они были беглыми слугами с местных сахарных плантаций, и теперь, получив ненадолго свободу, держали в страхе колонистов, совершая набеги на плантации, поджигая дома ненавистных сеньоров и лордов, отбирая провизию, скот, оружие, ценные товары... Но Сальватор знал, что их скоро поймают, а потом выжгут навечно клеймо на лбу... Знак несмываемого рабства...
  Теперь хитрые мароны старались убедить Сальватора в том, что их действия одобряет сам губернатор. Да, у них, действительно, был патент на каперство, но...
   - Патент не ваш, - сказал им капитан. - Патент принадлежит Монбару. Кстати, документ уже давно просрочен. Что вы собираетесь теперь делать? Ведь нужно же как-то достучаться до столь благожелательного к вам губернатора...
  - Это не ваше дело. Монбар все уладит.
  - Пусть так. Но если Монбар среди вас, так где же он? Я его что-то не вижу.
  - Зачем он вам?
  - Мы - его друзья.
  - Друзья не ведут себя подобным образом, не вторгаются в жилище, не крадут, не калечат людей...
  - Ну а вы?
  Из строя маронов наконец вышел молодой человек тех же лет, что и Дионис. Он был среднего роста, очень крепкий с виду, но, как врач, Сальватор без труда определил, что тот серьезно болен.
  - Неужели ты Монбар? - усмехаясь, спросил Лоренс.
  - Да. Я - Монбар, - уверенно сказал марон.
  - Ты такой же Монбар, как я - папа римский!
   Сальватор жестом остановил стремительного на расправу Лоренса и снова обратился к марону:
  - Что вы сделали с сефардами?
  - С сефардами?! Мы не трогали их.
  - Врешь! - закричал Лоренс, и капитан снова остановил порыв квартирмейстера.
  - Нет, мы не трогали их. Мы нападаем только на английские поселения.
  - Хорошо, - наконец сказал Сальватор. - Мы это проверим...
  Несколько часов поисков наконец возымели результат. Пленников обнаружили в яме, предусмотрительно выкопанной охотниками. Яма была скрыта от глаз листьями папоротника и дальбергии. Прежде это была ловушка на зверя, но мароны приспособили ее для другого: не получив с пленных выкуп, решили избавиться от них, не расходуя и без того скудные боеприпасы.
  Среди пленников женщин не оказалось. Выяснилось, что женщин успели продать в Мо-бэе...
  Отчаянию Лоренса не было предела. Он был готов снова отправиться в Мо-бэй, а всех маронов заживо похоронить в яме...
  - Как тебя зовут? - спросил Сальватор того, кто так упорно называл себя Разрушителем.
  - Я - Монбар.
  - Я знаю Монбара. Так как твое настоящее имя?
  - Я - Монбар, Разрушитель.
  - Хорошо, пусть так. Кому вы продали женщин?
  - Не скажу.
  Другой слуга оказался более сговорчивым, благодаря стараниям Мигеля.
  - Хорошо, я скажу... Был там работорговец один... Но я знаю только то, что их должны были отправить в долину Уилламетт.
  - Зачем?
  - Чтобы основать там новую колонию.
  Между тем Лоренс, придя в отчаяние, сотрясал душу марона, из горла которого то и дело вылетала зловонная мокрота со сгустками крови.
  - Лоренс, оставь его... Вряд ли сейчас мы узнаем что-то больше... Завтра возвращаемся в Мо-бэй, а там поспрашиваем... Может, и нападем на след работорговца.
  - Хоть имя бы его знать, - сокрушаясь, причитал квартирмейстер. Состояние его озлобленности на исходе третьего дня сменилось тоской и скорбью...
  Упрямство маронов не ввело капитана в состояние гнева или дичайшего раздражения, как то было с Лоренсом или Мигелем, хотя Сальватор в другое время мог бы и за меньшую провинность расквитаться с человеком. Напротив, он жалел их и, в большей степени, того, кого называли Монбаром: через месяц, а, может, чуть меньше, болезнь съест его окончательно. И кто вспомнит о нем?!
  - Дам тебе один совет, - сказал ему на прощание Сальватор. -Держи ноги в тепле и пей теплую воду с лимоном... Приятелей же своих отпусти, когда время придет.
   Марон, сильно закашлявшись не столько от слов, сколько от той правды, которая каким-то образом стала известна чужаку, тут же спрятал под старой, изношенной шляпой босые грязные ноги...
  
  ***
  В Мо-бэе, куда они возвратились, никто ничего не знал о женщинах и работорговце. Единственное, что удалось выяснить, что незадолго до появления Сальватора, был замечен у побережья испанский корабль. А кто-то из местных жителей слышал, как рубили и свозили на корабль древесину. Но куда и зачем шел испанский корабль, никто точно сказать не мог. Предполагали, что в Санто-Доминго...
  - Среди пленных была моя жена! - с горечью воскликнул Лоренс, снова приходя в отчаяние. На минуту он потух, как некогда потух Везувий , но капитан знал, что это ненадолго.
  - Почему же ты раньше не сказал об этом?
  - Почему? Да потому что! И разве от этого что-то бы поменялось?!
  
  На обратном пути Лоренс молчал. Все, наконец, поняли, в чем дело и сочувствовали квартирмейстеру. Но глубокая печаль Лоренса вскоре уступила место другому чувству, вызванному мыслями о будущем и о том, что ему предстоит. Да и капитан его сильно раздражал. По его мнению, Сальватор должен был уничтожить маронов, сжечь дотла их лагерь. 'И то это было бы слишком мягким наказанием за те несчастья, что они причинили местным жителям', - так думал на обратном пути Лоренс. И ему вдруг пришла мысль, что капитан нарочно отпустил маронов. Все знали о кровожадности, о беспощадности Сальватора, а тут такое великодушие в то время, как пострадали люди на его же глазах, а он, его старший помощник, потерял жену!.. И тут страшная догадка исказила лицо Лоренса. Да, конечно! Капитан сделал это нарочно, вполне осознанно!..
  И, когда эта мысль пришла к Лоренсу, она тут же прочно укоренилась в нем, вызвав чувство глубокой обиды и раздражения... Скорбя о потерянной для него (теперь уже навсегда) любимой женщине, он стал все дальше отдаляться от капитана.
  
  Глава 6.
  После отведенных дней траура наступил праздник Рош Ходеш. Синагогу общими усилиями удалось восстановить заново, и теперь там проходила торжественная служба.
  Люди несли в святилище то немногое, что уцелело после пожара: еду и товары, чтобы на них пребывало Божье благословение. Звук труб был далеко слышен за пределами поселения. Перенесенные страдания и горе не могли омрачить радости от праздника... И вспоминали евреи свой Исход из земли египетской, и благодарили Бога за все добро, чудеса и милость, которые Он ниспослал на народ свой.
  Чудом казалось и то, что случилось. Сальватора вовремя послал Господь к людям: сефарды спасены, пленники возвращены в поселение. Да, многие из них оплакивали родных, сгоревшее добро и дом, но время печали прошло и наступило время радости.
  Поселение, наконец, вздохнуло от тирании. Еврейские женщины дарили пиратам улыбки, но знали ли они, кому были обязаны своим избавлением от рабства?!
  'И сказал Господь Моисею и Аарону в земле египетской, говоря: месяц сей да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года' (Исход 12:1-2).
  Сальватор, с разрешения раввина, во время богослужения находился в синагоге... После чтения Торы, все стоя слушали благословение на новый месяц. А потом, когда торжественное богослужение совершилось и свидетели дали показания о луне, было долгожданное для всех праздничное застолье с песнями и танцами.
  Только один квартирмейстер по-прежнему был не весел. Он желал только одного: вернуться и отомстить маронам, - и даже праздничное вино и молодые еврейки в прекрасных одеждах не могли вывести его из состояния глубокой задумчивости.
  Сальватор предпочитал не замечать квартирмейстера, понимая, что Лоренсу сейчас лучше побыть одному. Да и что он мог сделать?!
  Начались танцы... Все внимание капитана было устремлено на Адассу. В праздничной одежде, с развевающимися на ветру волосами, в танце она была несказанно хороша, и Сальватор искренне любовался ею...
  Видели ли вы когда-нибудь мирт? Это дерево прекрасно днем, но еще прекраснее ночью. В темноте листья мирта наполняют воздух благоуханием, а белоснежные цветы поблескивают словно звезды...
  Между тем боцман чувствовал кожей растущее напряжение между квартирмейстером и капитаном. Не хватало еще, чтобы они поссорились. Но с капитаном говорить бесполезно - чего доброго на себя накличешь беду. Поэтому боцман, подсев к Лоренсу, приступил к нему со словами:
  - Ты так выглядишь, будто проглотил черную метку... Да, согласен. Потерять жену очень горько. Как ее звали?
  - Хавива.
  - Красивое имя... Когда-то мне тоже был свет не мил, когда я потерял свою Мариэль. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, мне тоже было тяжело. Я знаю, что это такое... Я знаю, как воспитывать одному дочь. Но время лечит... Да, мою Мариэль уже не вернешь, а вот ты можешь разыскать свою жену. Думай о том, что она жива и что ты обязательно отыщешь ее... Уверен, капитан поможет тебе.
  - Тысяча тупых акул! Зачем ему помогать мне?
  - Он понимает твои чувства.
  - Понимает? Разве? Да он в своих разобраться не может!
  - Капитан поможет тебе разыскать жену, - убедительно повторил боцман, отставляя от квартирмейстера подальше очередную порцию ямайского рома.
  - Пали изо всех пушек! Я уже сыт обещаниями про Веракрус и Кюрасао...
  - Тут другое... Кто, как не он, понимает тебя?!
  - Греметь мне вечность якорями! Он может меня понять?! Да он никогда никого не любил, чтобы понимать!
  - Я бы не стал так говорить, памятуя о прошлом.
  - Ну да, та испанка... Да любил ли он ее? Разве тот, кто любит, поступил бы так, как он?! Нет, Хавиву я буду искать сам. Я вырву ее у того, кто разлучил меня с ней, иначе я не Лоренс де Графф!..
  И с этими словами Лоренс, едва сдерживая переполнявшие его чувства горечи и злобы, раздражения и досады, поднялся, выхватив у боцмана кружку с ромом и разом осушив ее... Ревность сдавила его грудь, когда Лоренс увидел капитана в окружении танцующих еврейских женщин. И ни Мигель, ни Джон, ни кто-либо еще уже не мог отвлечь его от картины танца.
  Сальватор хлопал в ладоши в такт музыке, кружился, вышагивал так, что совершенно не было похоже, что он чем-то озабочен или обеспокоен... Потом из 'круга радости' его выхватила Адасса... Сальватор улыбнулся, пошел с ней танцевать и при этом смотрел на нее так откровенно, что Лоренс не выдержал...
  Подбежав, он остановил капитана, смешав приставные шаги танцующих.
  - Что ты так пялишься на мою сестру, Сальватор?
  - Она очень красива.
  - Ада еще ребенок, и я никому не позволю пялиться на нее, даже тебе. Это понятно?
  - Надеюсь, красота не помешает ей стать взрослой.
  В это мгновение Ада в танце приблизилась к ним. Ее раскрасневшееся живое лицо с ноздрями, трепещущими как у породистой лошади, было прекрасно. Ее блестящие влажные глаза и янтарного цвета волосы ослепляли, подобно радуге, а тело, окутанное в полупрозрачное одеяние, тревожно-зовуще пахло миртом...
  Сальватор молча поклонился раввину и ушел, прихрамывая на левую ногу. Для него праздник был завершен. Он не собирался спорить с Лоренсом, у которого от ревности ходили скулы.
  Капитан направился туда, где мог остаться наедине с тем невидимым таинственным миром, где был только он и Тот, имя которого не знало человечество.
  
  Глава 7.
  Есть древняя восточная легенда.
  Два великих небесных светила поспорили между собой, кто из них выше пред Богом. Они, Луна и Солнце, были сотворены равными, но возгордилась Луна: 'Разве могут два царя носить один венец?'.
  И была Луна за те слова умалена перед очами Всевышнего...
  Но взмолилась Луна: 'Владыка мира! За правдивое слово умалена я?'.
  Всевышний ответил ей: 'Ты будешь властвовать и днем, и ночью'.
  Луна же сказала: 'Что пользы в светильнике в полдень? Кому он нужен?'
  Всевышний ответил: 'Ты удостоишься того, что по тебе народы будут исчислять дни и годы'.
  Луна сказала: 'Дни и годы исчисляют и по солнцу'.
  Всевышний ответил: 'Праведники будут называться в твою честь: Давид - младшим сыном твоим будет'.
  Но Луна промолчала.
  Тогда Всевышний сказал: 'Вознаградите ее за то, что я ее умалил'.
  Луна была сотворена для того, чтобы светить только ночью, но, как легенда гласит, после того, как она была умалена по воле Бога, свет ее стал виден и днем, когда властвует дневное светило...
  Сальватор сидел на берегу, вдыхая свежий морской ветер, и смотрел на ночное небо с миллиардами звезд. Лунный свет скользил по темной поверхности моря, где временами на глубине вспыхивали змеевидные огненно-красные искры.
  Сальватор думал, что пора возвращаться. Нет, не в поселение сефардов. Его там ничто не держало. Ахмед прав. Капитан должен набраться мужества, чтобы покончить с грезами о прошлом. Если ему не суждено узнать правды о своем рождении, то зачем думать об этом?! Зачем искать тех, кто не желает найти его? Тем более, что с пропажей часов он теперь ничего не сможет доказать... Пора оставить бесцельное шатание и вернуться в Марокко...
  Но сначала он должен завершить дела на Ямайке и отремонтировать корабль. А ремонт судна затянулся. Уже при кренговании стало ясно, что 'Οвидий' не скоро выйдет в море. Об этом говорил и корабельный плотник, и Джон, и даже Ахмед. Но Сальватор не хотел никого слушать.
  С судна вынесли все самое тяжелое, в том числе корабельные орудия. К такелажу прикрепили канаты, которые продели в тали и разместили на берегу. Вытащили корабль на мель...
  И вот уже неделю 'Οвидий' стоял в бухте, накрененный на правый борт, с голыми мачтами, обнаженным днищем, и будто тяжело, сокрушенно вздыхал, напоминая раненого воина-исполина...
  Пираты сами иногда вздыхали, почесывая затылки. Похоже, они здесь застряли надолго. Особенно этим был недоволен Лоренс. Он видел, что между его сестрой и Сальватором что-то происходит, что-то, чему он не в силах помешать, и оттого злился...
  
  Сальватор почти задремал, когда услышал легкие шаги сзади, прямо над головой, и обернулся.
  Перед ним стояло видение в полупрозрачном одеянии.
  - Фу, как неинтересно! Тебе нельзя было смотреть. Зачем ты обернулся? У тебя так смешно взлохмачены волосы.
  - Ада? - удивился Сальватор. - Что ты тут делаешь?
  - Я слежу за тобой.
   - И давно? Зачем? Почему ты следишь за мной?
   - Я хочу узнать тебя, - и с этими словами она легко опустилась рядом.
  Сальватор, наверное, впервые в жизни не знал, что сказать. Это было очень странно для него, для того, кого прежде называли Дэвидом Миром, но что он мог сказать этой наивной девочке, с упоительно-волнующим взором глядевшую на того, кто уже столько сказал в жизни ненужных, никчемных фраз?!
  Море неслышно подобралось к ногам капитана, стало ласкать их, будто успокаивая... Издали 'Οвидий' тяжело, сочувствующе охнул.
  Сальватор поднялся, подав руку Аде.
  - Как тебя зовут? Имя Сальватор не подходит тебе.
  - Почему?
  - Оно не твое настоящее имя.
  - Тогда имя Дэвид, наверное, мне больше подойдет?
  - Да! Дэвид, Давид, 'любимый', так ведь? - и Адасса многозначительно посмотрела на него.
  - Ада, а почему тебя так зовут?
  Девочка гордо вскинула голову и улыбнулась.
  - Меня назвали так в честь царицы. Давным-давно жила царица Адасса, была она женой великого персидского царя.
  И девочка рассказала ему предание, которое слышал или читал где-то и сам Сальватор.
  - Тебя будут искать, - сказал капитан. - Пошли, я провожу тебя. Твой брат очень скор на расправу.
  - Неужели ты боишься Габриэла? - подавляя усмешку, выдохнула девочка. Да, она хотела подколоть, уязвить его, но капитан сделал вид, что не заметил этого.
  - Нет, я боюсь, что Габриэл наделает глупостей, а его любимая сестренка будет по-прежнему дурачиться.
  - Значит так? Дурачиться? Это так у вас называется?
  И Ада, обиженно поджав губки, отвернулась.
  - Пойдем, я провожу тебя. Наверное, уже и мать тебя разыскивает.
  - Нет, меня никто не разыскивает. Лоренса теперь не разбудишь до утра, а мать... на празднике, веселится... Да, она веселится, все веселятся, и я тоже хочу радости, веселья, любви! Да, любви! - с порывом выдохнула Ада и, смеясь, стала кружиться вокруг него, повторяя те же танцевальные движения, что он видел прежде. Потом остановилась рядом с ним, так близко, что ее янтарная головка легла ему на плечо.
  - Ты назвал меня красивой, - прошептала она и вперила в него влажные большие глаза.
  - Я не говорил тебе этого.
  - Я слышала, что ты говорил моему брату. Повтори, что ты сказал тогда.
  Горячее прерывистое дыхание девочки было все ближе...
  - Ты красива, - сказал Сальватор и почувствовал, что у него садится, замирает голос.
  - Да, да! - воскликнула она и, схватив его руки, стала покрывать их поцелуями.
  - Что ты делаешь? Ты не должна... Так нельзя, это не нужно... твоя мать, брат.
  - Нет, забудь. Есть только ты и я. Есть ты, Давид, любимый.
  - Перестань, - и Сальватор, схватив ее за руку, повел к дому. Видимо, оставшись без отца, она перестала бояться и брата. Что еще вздумала эта девчонка?!
  - Неужели я тебе совсем не нравлюсь?
  - Нет.
  - Но ты же сам сказал! Как я могу теперь тебе верить?!
  - Тебе не надо мне верить.
  - Неужели ты такой же жестокий и бесчувственный?! А я была благодарна тебе!
  - За что?
  - Ты спас нас от пиратов. Ты спас ковчег и книги. Это Всевышний послал тебя к нам!
  - Это изрядное преувеличение.
  - Знаешь, когда мы с тобой танцевали, все смотрели только на нас...
  - Прости, я не умею танцевать.
  - Нет, это не правда!.. Если бы ты не умел танцевать, то не смог бы... А ты... ты... Мне даже кажется, что ты - один из нас.
  - Нет, это не так.
  - Лоренс говорил мне про тебя столько хорошего!
  Капитан остановился, удивляясь словам девочки. Что такое мог сочинить про него Лоренс? Хотя, конечно, квартирмейстер скрывал от нее и от матери, кто они на самом деле и чем занимаются. Ада, наверное, до сих пор думает, что они - торговцы.
  - Всё. Иди домой, девочка, - строго сказал капитан. - Я не буду с тобой ни спорить, ни соглашаться...
  - Нет. Ради всего святого, не прогоняй меня! - воскликнула Ада и повисла у него на шее. Это было совсем не кстати, потому что мимо, оглянувшись на них, прошли люди. - Я все-все, что хочешь, сделаю для тебя!
  - Ты не знаешь, чего я хочу.
  - Так скажи, доверься мне... Я чувствую тебя...
  Сальватор хотел строго посмотреть на нее, так, как отец смотрит на дочь, но у него ничего не вышло... Аквамариновые вспышки потонули в глазах радостно улыбающейся девочки. Капитан с усилием воли разжал ее руки и отвернулся, собираясь уйти. Эта девчонка просто невыносима! Она совершенно не понимала, что делала. Или все же понимала?!
  - Не ходи к ним, - умоляла она. - Наши женщины кидают о тебе жребий.
  - Вот как?
  - Они думают, кто из них лучшая и кто станет твоей сегодня ночью... кого ты выберешь... Моя мать тоже...
  - Это правда?
  - Клянусь.
  Сальватор усмехнулся. Ада, безусловно, врет. Евреи, насколько ему было известно, свято чтили закон и традиции, и их женщины не могли делать то, что простительно было бы язычникам.
  - Ты не веришь мне? - спросила Ада, продолжая возносить к нему длинные руки, подобные ветвям миртового дерева.
   Капитан покачал головой.
  - Тебе пора спать, Ада. Давай завтра поговорим.
  - Ты - злой. Завтра я не захочу с тобой говорить... Почему ты меня гонишь?.. О, я, кажется, поняла, в чем дело... У тебя есть другая женщина, которую ты любишь?
  - У меня нет другой женщины, ни другой, ни первой, никакой.
  - Слава Всевышнему! - радостно воскликнула она и, отбежав к холму, опустившись на колени, стала молиться. 'Барух ата Ашем, Элохейму, Мелех а-олам...' . Обратив лицо к небу, с развевающимися волосами, она была подобна нимфе, колдунье, и оттого еще крепче, нестерпимее в своей прелести.
   Сальватор стиснул зубы, стараясь успокоить себя тем, что она еще ребенок и не ведает ни страха, ни сомнений, ни стыда. Но он стоял и смотрел на нее, понимая, что должен уйти...
  Окончив молитву, Адасса поднялась с колен и молча, импульсивно, надрывно-быстро стала разоблачаться.
  'Что ты делаешь?' - хотел спросить он, но голос уже не принадлежал ему.
  - Я хочу любви. Я тоже женщина, - твердо сказала она. - Дэвид, если ты сейчас уйдешь, я буду думать, что Бог не услышал меня... ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"