Пришли к нему. Вместе мылись в душе. Я обцеловала его всего. Ласкала его, а он говорил:
- Родненькая моя, миленькая, такая глупенькая. Ты совсем, совсем моя.
Мы занялись любовью в постели, опять на диване в его кабинете. Опять его восхищала моя страстность. Он указывал, как раздвинуть ножки и где его погладить:
- Меня очень возбуждает, когда ты гладишь мне поясничку и ягодички. Очень хорошо ты гладишь! Моя сладенькая.
Он получал огромное удовольствие, но сердце давало себя знать.
- Как хочется еще пожить! Хоть годик. Мне скоро надо будет лечь в больницу. Для промывания мозгов. Я хочу написать завещание.
Я старалась его утешить, говорила ему, что он бессмертный. Он рассказывал, что однажды заснул за рулем и не разбился.
- Ты такая хорошая, так хорошо меня ласкаешь. Жаль, что я ничего не могу тебе дать.
Я была в замешательстве. Что бы это значило? Обняла его.
- Можешь мне ничего не давать. У меня все есть.
Он тоже обнял меня.
- Милая моя, нам с тобой будет очень-очень хорошо.
Мы встали, чтобы перекусить. На кухне на столе лежали какие-то бумаги. Один лист лежал отдельно под лампой. На нем рукой Феликса был написан список неотложных дел, как то: провести совещание по какому-то поводу, подготовить статью, позвонить кому-то, и т.п. А последний пункт назывался "Женщины" и имел 3 подпункта. Первым было мое имя, потом Лара и Даша. Ниже был записан мой телефон и обведен в кружок.
Уж и не знаю, как я сдержалась. Ну если такой козел, то хоть на столе не держи! Уйти молча? Так у него есть 2-й пункт - Лара. А Даша? Уборщица! 3-е место - самый крайний случай. Что за Лара? Прачка какая-нибудь или белошвейка из романов 19-го века? Или массажистка? Неужели та самая эгоистка? А место ее между мной - новоиспеченной любовницей, и неразборчивой дамочкой, оказывающей платные услуги старым маразматикам. Каков эгоизм, однако! О! Как я злюсь, как говорит моя подруга!
Не могу понять: Феликс нарочно положил этот лист на видное место или случайно? Надо остаться и сделать вид, что не заметила. Ха-ха, я ведь глупая! Нужна информация. Я потихонечку все разузнаю.
Мы сели есть. Феликс сидел около известного листка и даже подвинул его, чтобы поставить тарелку. И не подумал хотя бы перевернуть его. Я навела разговор на бумаги:
- Почему пишешь на кухне, а не в кабинете? Ведь у тебя 3 комнаты, а ты один?
- Да понимаешь, здесь уютнее.
Очень понимаю! Во-первых, квартира как не его. Как будто гостиница. Во-вторых, он мальчик из общежития, провинциал, не имеет вкуса к комфорту в мелочах. Но ничего такого не сказала. Вспомнила фильм о Сталине. Он работал и ел за одним и тем же столом на даче. Это сравнение Феликсу понравилось.
Пока Феликс мылся в душе перед сном, я изучала письменный стол в кабинете. На нем лежали очки как у меня. А Феликс говорил, что вообще очки не носит, а те, что для чтения, разбил. Я выдвинула верхний ящик. Там лежал портрет в рамке с подставкой, будто его только что туда сунули. На портрете была женщина со своевольным выражением лица. Наверное, лет 50. Выглядела моложе, чем покойница-Вера. Но у них был сходный тип лица. Та же широкая переносица, широко расставленные глазки-пуговки, нос картошечкой, короткая верхняя губа. Я было подумала, что это Вера, но лицо выражало не смирение, как у Веры, а решительность и кокетство. Такая знает, чего хочет. К тому же зачем убирать портрет Веры? Может быть, та самая эгоистка? В ящике были еще фото, но Феликс вышел из ванной, и я закрыла ящик.
Феликс ушел в спальню, положив меня спать в кабинете. Но было слышно, что он не спит. Я не могла зажечь свет и порыться в столе. Решила спать.
Утром Феликс ушел на зарядку на ту самую детскую площадку, а я осталась готовить завтрак. Он научил меня, глупую, пользоваться микроволновкой и электроплитой. Перед уходом он спросил, есть ли у меня вопросы. Дело в том, что он, оказывается, набирает в рот заваренную ромашку и идет на зарядку. Выплевывает при подходе к дому на обратном пути. Если встречает знакомых, то кивает, машет руками, как будто у него болят зубы или нет голоса. Люди ему сочувствуют и проходят мимо, не догадываясь о ромашке.
Я осталась одна в квартире. Быстро сделала заказанный салат. Съела яблоко и осмотрелась. В спальне рядом с кроватью лежало письмо. От Али. Из провинции. Она очень заботилась о Феликсе, называла его Фелик, советовала все записывать, подумать об инвалидности, сокрушалась, что от Татьяны (дочери) ничего не добьешься. Писала, что всего на 6 лет моложе Феликса. Хотела приехать, или может быть, он к ней приедет? Кто же эта Аля? Первая жена? Подруга, приобретенная на курорте? Ну, Феликс!
В гостиной за шкафом я заметила спрятанную картину без рамы. Похожий натюрморт висел в кухне. Но картина была большая, красивая. Зачем ее спрятали?
Я заглянула в шкафы. Там висели женские вещи. Среди них бросались в глаза пиджаки и платья из золотой парчи. Почему-то было несколько пар золотых босоножек на высоченных каблуках. В прихожей стояли женские сапоги. Тоже на высоких каблуках. Угадывалось наличие низенькой женщины (или женщин?) с пристрастием к блестящим предметам. "Провинция", - съязвила бы я.
Феликс вернулся и застал меня на кухне. Я подавала ему завтрак. Интересно то, что он не предлагал мне ни сесть, ни поесть с ним. Я молчала и ждала случая узнать, что за этим кроется помимо дурного воспитания. Когда ему было что-нибудь нужно, например, нож или соль, мне приходилось спрашивать у него, где взять. Его это страшно бесило.
- Я знаю столько же, сколько и ты. Даже меньше. Поищи. Разберись. Командуй.
По-видимому, он предлагал мне изображать хозяйку дома, а он посмотрит, подойду ли я ему. Вот ни за что не стану вникать в его хозяйство раньше, чем буду точно знать, что оно - мое.
- Вытри стол и вымой посуду.
Команды звучали совсем мягко, подобно подсказкам внутреннего голоса. Я молча подчинялась.
Феликс долго наблюдал за мной, потом сказал:
- Все мои жены и любовницы все делали сами, никогда ничего не спрашивали у меня.
- И где же они теперь?
- Одна в могиле. А другие живут своей жизнью, и им нет до меня дела.
Он был трогательно беззащитен. Я приласкала его. Он увлек меня в постель, был нежен, шептал ласковые слова. Нам было очень хорошо.
- Я люблю тебя, мой родненький, мой сладенький.
- Правда? Это - правда?
- Да. Люблю все больше и больше.
- Люби, люби меня. Ведь я такой одинокий.
Ужасно, но по сути он был прав. Платные услуги не избавляют от одиночества. Я тоже не обманывала. Я его любила, и я его хотела. Какая загадка!
Когда страсти улеглись, я решила что-нибудь разузнать.
- Как звали твоих жен?
- А твоих мужей? - В его голосе был вызов. Я не только назвала имя бывшего мужа, но и рассказала вкратце историю неудачного брака. Еще рассказала про любовника, с которым долго встречалась и была счастлива. Никаких имен, естественно, не скрывала. Дело прошлое. Кроме того, у меня нет ни обид, ни претензий. Я сама оставляла своих мужчин.
- А тебя когда-нибудь бросали мужчины?
- Нет, наверное. Во всяком случае, не припомню.
- Ты - сердцеедка? - Он усмехнулся.
- Да. Так как же звали твоих жен? - Лицо Феликса окаменело. В голосе появился металл.
- Анна и Лариса. А что?
- Ничего. Просто со мной училась Валя, которая вышла замуж за Тумакова много старше, чем она. А у твоей жены Анны не было сестры Жанны?
- Нет.
- Четвертую жену Синей Бороды звали Анной, а ее сестру Жанной, или наоборот.
- И что?
- Ничего. Он обломался на четвертой жене.
- Эта тема мне крайне неприятна. Больше ты ничего не услышишь о моих женщинах.
- Почему? Вот я могу рассказать что угодно. Я горжусь, что я любила и меня любили. Все это - уже прошлое. Я уже другая.
- А мне тяжело говорить о них.
- Ты еще не пережил? Ведь это было так давно! - Он молчал. Как я поняла, он действительно еще страдал и от разводов, и от разлук. Его чувства были живы, и он был все тот же. Как и Синяя Борода, который вряд ли любил вспоминать убитых им жен.
Время близилось к обеду.
- Тебе не надо на работу? Ты говорил, тебе с утра.
- Я давно везде опоздал. Поеду к 3-м. Давай собираться. - И вдруг добавил:
- Спасибо тебе за приятно проведенное время.
Я была в шоке. Почему меня это так оскорбило? Феликс поблагодарил меня вежливо, ничем не обидел. Но я чувствовала себя облитой помоями. Я едва сдерживала рыдания.
Мы молча вышли, сели в машину.
- Я высажу тебя вон на том углу. - Феликс имел в виду место за 2 остановки от моего дома.
Теперь уже у меня в голосе появился металл.
- Еще чего не хватало! Довезешь до подъезда!
- Но я не хочу делать крюк!
- Не будь такой свиньей!
Нехотя довез. Я чмокнула его в щеку, сознательно оставив яркий след помады. Пусть над ним посмеются коллеги. Правда, в его годы и с его больным сердцем след помады на щеке подобен медали за доблесть.