Одним из самых темных, страшных и не поддающихся ни описанию, ни рациональному осмыслению событий советско-германской войны 1941-1945 годов, войны, которая, если была великой, то по масштабам трагедии, а если отечественной, то одному Богу известно в каком смысле, одним из самых к тому же позорных в истории России событий, было пленение в первые же месяцы развернувшихся на бескрайней территории империи сражений миллионов советских солдат. После всех хвастливых заявлений бездарных вождей "бить врага на его же территории" (Климент Ворошилов) официально приводимое сегодня число миллионов советских военнопленных, взятых врагов на пространстве от Бреста до Москвы и от Севастополя до Мурманска остается приблизительным, а числа так называемых пропавших без вести никогда не возможно будет определить.
Эта тема в стране повальной секретности то вовсе хранилась в кромешной тьме, то освещалась мини-фонариками, то смело разоблачалась отдельными частями. Вообще, Россия - единственная страна в мире, где исторические события и деяния лидеров не освещаются и не изучаются, а постоянно разоблачаются. Так вот, это звучит парадоксально, но впервые в истории этой страны на свет вышла полная монография под названием "ПЛЕН", которая представляет собой не серию эпизодов и не случайно отсюда-оттуда надерганные цифры, а огромное историческое полотно, охватывающее практически все аспекты этого ужасного события.
Автор монографии Арон Шнеер работает в Национальном институте и Мемориале Катастрофы и героизма европейского еврейства Яд Вашем и одним из самых серьезных источников собранной им информации был гигантский архив этого научного учреждения плюс масса других архивов и книг, приводимых в объемистой библиографии. Но сегодня, в двадцать первом веке, читателя интересуют и волнуют не столько разоблачительные факты, сколько их исторический смысл на фоне всей войны и всей истории самого кровавого века, который пришлось пережить человечеству.
Не только потомки участников этой проклятой войны, но все, сколько их есть, люди на Земле, никогда не перестанут задавать себе вопрос: Ну как, в самом деле, могло случиться, что страна и армия, приложившие такие неимоверные усилия к тому чтобы наилучшим образом подготовиться к ожидаемой и неизбежной войне сдала врагу в общей сложности около ШЕСТИ МИЛЛИОНОВ своих воинов?
После того, как все грязные покровы, скрывавшие от нас правду, сняты и вся ложь разоблачена, мы знаем, что нападение Германии на СССР не было ни внезапным, ни "вероломным", что противник не обладал преимуществом ни в живой силе, ни в качестве и количестве вооружения, а причина беспрецедентной военной катастрофы 1941 года в жутком сочетании неуемных амбиций Сталина с профессиональной неполноценностью всего его политического и военного аппарата, не говоря уже о самом диктаторе.
Если не разгромить, то хотя бы удержать рубежи, а если отступить, то по крайней мере с сохранением людей и техники, как в свое время сделали Барклай де Толли и Кутузов - ничего этого они не смогли сделать и всю тяжесть войны взвалили на плечи миллионов несчастных мальчишек, метавшихся между неизвестно где проходившими фронтами, штабами, растерявшимися командирами, пикирующими Юнкерсами и идиотскими в своей беспримерной жестокости приказами умереть, но ни шагу назад, стоять до последней крови и не сдаваться и помнить, что наше дело правое.
Нужно сказать, что труд Арона Шнеера не только объемен и глубок, но, как я себе представляю, потребовал от него и немало мужества. Рядом с его двухтомником "Плен" на моем столе лежит томик стихов очень известного и любимого в годы войны и в послевоенное время Константина Симонова. В чем не упрекнешь этого человека, так это в неискренности, и, читая его, думаешь и вспоминаешь годы войны: а ведь все это именно так было, и так думалось, и так чувствовалось тоже. Были беззаветная преданность и подвиги героев, и вера в правоту нашего дела, и в мудрость вождя тоже. И мастерство полководцев, которые, битые, учились бить врага и в конечном итоге, отдадим им должное, научились и одержали верх - все это тоже было.
Но пока генералам науку побеждать всыпали ниже спины, солдаты учились выживанию в кромешном аду полного разгрома и повального бегства. Солдаты и офицеры не были гомогенной человеческой массой. Были слепо верившие революционным лозунгам и обещаниям вождей, но были - и их было очень много - жертвы голода, репрессий, издевательств и несправедливостей, которым советская власть была ненавистна. Двумя сапогами были втоптаны в грязь эти миллионы людей: один берлинского, а другой московского покроя, а как подумаешь, что эта масса состояла не из песчинок, а из людей, каждый из которых в отдельности - мир...
На фоне этой картины автор монографии делает обширный анализ причин того, почему эти люди оказываются в плену. Ситуация была, действительно, неоднозначной и беспрецедентной в истории. Приказ главнокомандующего объявляет попавшего в плен предателем, не делая исключения даже для того, кто был повязан раненым или контуженым, приказы Гитлера требовали производить селекцию и уничтожать на месте политработников и евреев, но ни советское, ни немецкое командования не могли себе представить масштабов пленения. Командиры вермахта не знают, как распорядиться с неожиданым наплывом захваченных и добровольно сдавшихся солдат и офицеров. Германское командование не связано международными соглашениями о военнопленных, так как они не подписаны Москвой. Оказавшись в абсолютно скотском положении, люди обнаруживают то самые благородные, то инфернальные свойства. Один готов спасти жизнь товарища ценой собственной, другой норовит за свою жизнь уплатить жизнями других. Огромная человеческая трагедия. Бесконечное число примеров придает книге свойство достоверности, документальности, а сочетание документальности с глубоким анализом делает работу г-на Шнеера особенно привлекательной для того, кому интересна история России этого периода и тому, кого волнуют судьбы этих миллионов несчастных.
Никогда еще пленные не оказывались не только в плену, за забором и колючкой, но в ловушке, презираемые и истязаемые врагом и отвергнутые своими. Жестокость врага еще как-то объяснима, но где предел подлости вождя (или вождей), предавших собственных солдат? Большая часть пленных погибла в немецких лагерях, а большая часть выживших отправились в не менее жестокий, но более подлый ГУЛАГ.
Отдельно идет рассказ о положении попавших в плен женщин и особо - о евреях, о которых историк Шнеер говорит, что у них "не было ни одного шанса купить свою жизнь". Еврейская ловушка была тройной: немцы, советские (как у всех) и "свои", готовые вытолкнуть жида из строя: вот еще один, который не вышел. Нет, не все, и автор монографии скрупулезно собрал примеры благородных поступков по спасению и подлых по выдаче.
Рассказ о страшной судьбе попавших в плен евреев предварена анализом общего положения евреев в России, а затем в Советском Союзе, каким оно было в первой половине ХХ века.
***
Все мы начитались книг о ВОВ, и разоблачительных тоже. Эта книга не в ряду разоблачительных. Это строго научный труд собирателя данных и фактов и ученого, анализирующего события того времени. Хотя бесстрастным исследованием я бы его тоже не назвал. Видимо, невозможно оставаться бесстрастным, когда прикасаешься к таким болезненным точкам на теле по сути совсем еще недавней истории, такой недавней, что в латвийском городе, где родился автор, жители еще покажут вам место, откуда бежала группа военнопленных, и другое, где расстреляли евреев.
Читая двухтомный труд доктора Шнеера, я невзначай подумал о том, что по причине, которую, я надеюсь, читатель объяснит лучше меня, трагедия плена, страданий миллионов несчастных, брошенных, преданых, замученных чужими и своими, как-то слабо отражена в художественной литературе. Почему? Не потому ли, что писатель и читатель, оба, испытывают чувство стыда? Какой бы ужасной ни была гибель в бою, мы неизменно испытываем чувство восхищения и гордости за героя, и писать и читать о нем тоже легче, приятнее, эстетичнее, а когда думаем о шести миллионах пленных, где-то в глубине нашего сознанния стыд за то, что все мы принадлежим к племени гомо сапиенс, способному учинить подобное надругательство над себе подобными.
Мы мало думаем о них, мы мало о них пишем и читаем. В крайнем случае мы обращаем внимание на тех, кто нашел в себе силы и мужество, сломав стену, бежать и не быть пойманым. А какой, кстати говоря, была его судьба, когда, добравшись до своих, он предстал перед офицером особого отдела?.. А как обошлись с его семьей? А что все эти годы творилось в его душе?
Мы также с интересом читаем воспоминания генералов и офицеров о победных сражениях, реже о поражениях, но судьбы военнопленных остаются в стороне от внимания как историков, так и поэтов. Нет, советский военнопленный не похож ни на Шильонского узника, ни на каторжанина из "Мертвого дома", а уж на тому, кто "во глубине сибирских руд", так он и вовсе не брат, и главное несходство в глубине нечеловеческого страдания и обиды за беспримерное предательство со стороны тех, кто послал его на дыбу.
Поэтому работа Арона Шнеера, мне кажется, должна найти более универсального читателя, чем узкий специалист-историк. Может быть, она заставит кого-то из нас под другим ракурсом посмотреть на то, что мы привыкли называть Великой Отечественной войной.