...Интере-е-есно, но исповедоваться пришлось в этот день лишь мне одному... Так что остальные люди продолжали с любопытством глазеть на столь необычный спектакль, какой развернулся перед ними...
Но я видел их и батюшку уже иными, какими-то мерцающими своими маленькими "я", которые о своём большом "Я" даже и не подозревали, даже посещая храм, даже исповедуясь, даже Причащаясь Крови и Тела Христовых!..
Люди выглядели как тени, иные серо-коричневые, иные синеватые, по периметру которых поблёскивали искорки, но всех их, вместе с батюшкой, в действительности объединяла одна и та же огромная жуткая тень, которую чувствовал всем Сердцем своим и которую можно было определить, как корысть и, самое поразительное, как НЕВЕРИЕ!..
Потрясающе, но эти люди вместе со своим священником абсолютно не стремились Туда, то есть к Богу, к Свету, к Истине, к Единству!.. В действительности, предстоявшие в храме пред Алтарём всеми своими интересами были столь приземлёнными, даже вполне животными сознаниями своими несовершенными, что иногда мне они проглядывались какими-то очень неприятными формами уродцев, прокажённых, бородавчатых, клыкастых, а то и медузообразными и со щупальцами!..
Прекрасно видно было, что люди в храме, кроме лишь нескольких совсем маленьких детей, абсолютно не нуждались в Боге Любви и Прощения, Терпимости и Сострадания, Жертвенности и Отрешённости, Устремления в Высь к Богу и Всепрощения... Они лишь играли в веру и прикидывались богобоязненными, корыстно выпрашивая у своего бога, у той самой жуткой тени, лишь земных удовлетворений...
Ибо их общая тень и существовала только, благодаря грехам и страстям, порокам и животным интересам людей, своими маленькими "я" лицемерно прикидывавшимся христианами, но при этом ежесекундно распинавшими свои большие "Я" ― Единого Христа...
Осознавать сие было ужасно... Ещё ужаснее, что, как прекрасно чувствовал, именно по Воле моего большого "Я" приходилось мне исповедоваться у такого же, в действительности не веровавшего и совсем не стремившегося к Богу, батюшки...
Но в чём изюминка была всего этого представления в храме с главным героем в лице моём, пока что ускальзывало от моего понимания... Однако, подозревал, что если бы знал, то вряд ли согласился с тем, что мне предстояло в будущем, а потому мог повести себя совсем не адекватно Предначертанию Божиему в Судьбе моей.
Но тогда, дрожа всем телом своим от присутствия в храме столь ужасной тени, я стоял пред грозным батюшкой на коленях и истово молился в ожидании, когда он положит на голову плешивую мою свой пропахший епитрахиль и рявкнет: "Ну-у-у, паршивец!"...
Видимо, моя Молитва была столь неприкрытой и покаянно искренней, и лилась из меня слезами ручьём и тирадой слов столь складной, что даже у грозного батюшки челюсть отвисла до пола от удивления, а язык обмотался вокруг хомячьих передних зубов и завязался на узел, что, бедный иерей, даже не нашёлся, что сказать мне, чем пожурить или в чём обвинить...
Согласно всем церковным правилам и представлениям религиозных людей, я на Исповеди повёл себя столь прилежно по-христиански, что несчастному батюшке, потерявшему интерес к несостоявшемуся еретику, оставалось только возложить на меня свои тяжёлые лапы, чтобы на всякий случай ещё раз придавить посильнее, потом закатить глаза свои к куполу и рявкнуть о прощении меня пред Богом...
После этого в храме все как проснулись, и загуде-е-ело, словно в улье... Прихожане, не стесняясь меня, как сороки на помойке, громко обсуждали между собою столь неординарные события, а я стоял смиренно в одиночестве перед Алтарём со скрещенными руками на груди в ожидании Причастия, и неугомонное Сердце моё никак не могло успокоиться, пытаясь выскочить наружу и улететь повыше и подальше, обратно Туда, где испытало после долгих Поисков, наконец, вкус неописуемого Блаженства!..
Даже находясь в храме и ожидая Святого Причастия из рук не столь уж духовного батюшки, я прекрасно осознавал, что то, что мне пришлось Созерцать или даже где пришлось пребывать, было следствием далеко не пребывания моего в храме и среди христиан...
Чувствовал я Сердцем и Умом понимал, что без каких-либо религиозных посредников румяная Душа моя, давно уже оторвавшаяся от земных интересов, способна была сию же минуту улететь или, скорее, последовать за Духом своим-моим, то есть за тем самым большим "Я" обратно Домой, откуда он воплотился на Земле, чтобы не только взрастить эту новую Душу свою-мою, но и исполнить какой-то Труд среди людей!..
А вот какой Труд, меня больше всего и интересовало, даже беспокоило, не замечая никого себя вокруг и ничего не слыша...
Когда же Врата Царские вдруг раскрылись и передо мной опять появился любимый батюшка с блестевшим золотом Потиром и крестообразной Лжицей в руках, я, зажмурившись, уже стоял как желторотый птенец, в ожидании вкусного червячка, готовый проглотить всё, что он положит мне в рот и вознестись куда угодно...
Но у милейшего батюшки на этот счёт были, видимо, иные соображения, и мне вскоре надоело торчать с раскрытым ртом, ощущая в нём лишь сквозняки...
Непревзойдённый иерей нашего храма, из-за важности своей скорее всего даже не заметивший меня, громким голосом позвал родителей с маленькими толстенькими, как херувимчики, детьми на руках и поочерёдно их Причастил.
Мне даже показалось, что добрейший батюшка всячески оттягивал моё Причастие, в ожидании, что, быть может, ошибка вышла и вскоре грянет гром с неба и пронзит меня, приблудного эзотерика паршивого, справедливая молния гнева Божия?..
Но была зима, гроза не гремела и молнии не сверкали, так что пришлось бедному батюшке, как бы ни изворачивался, прошептать, против обычного рёва своего, что "Причащается раб Божий..." и так далее, при этом до-о-олго выуживая в Потире кусочек Тела Христова и ещё дольше набирая в Лжицу Крови его, чтобы всё это содержимое и плеснуть в сердцах, словно стряхивал что-то, в широченно раскрытую и с гнилыми зубами пасть мою!..
В этот момент моего первого в жизни Причастия Сердце бушевало в груди, как молодой жеребёнок, гоняя мою собственную кровь по кругу с такой скоростью, при этом ударяя в голову, что я почувствовал, как лицо покраснело и меня бросило в жар, и вдруг...
Ослепительная вспышка Света опять пронзила моё сознание и, на какое-то время, я даже ослеп!.. Сознания от неожиданности не потерял и, поддерживаемый какой-то неведомой Силой, не упал, но Блаженство испытал такое, что не описать никакими словами!..
Удивительно, что при этом ясно и чётко осознавал происходящее и даже пронзила мысль, что вот, без всяких тягучих духовных практик, безо всяких "асановских" узлов и "пранаямовских" пыхтений Душа моя Познала то, к чему стремилась долгие годы в муках Поиска, непонимания сторонними людьми, даже презираема и отвергаема... Что достаточно было лишь безоговорочного и даже жертвенного, даже не взирая на потерю семьи и одиночество, Устремления к Неведомому Богу, что хватило лишь Честного Покаяния в грехах и слабостях своих и Смирения Воле Божией, приведшего в этот храм на душевное Испытание истязаниями батюшкиными, чтобы испытать то, о чём ни прихожане, стоявшие за моей спиной, ни сам батюшка, в недоумении, видимо, от моих выпученных глаз, застывший во Вратах Царских, даже не подозревали!..
И при этом, вместе с ослепительным Светом возникшее непонятное шипение или гул в ушах моих стал усиливаться, постепенно превращаясь, как мне показалось, в рёв Ниагарского водопада!..
И ещё совершенно явно ощутил всем телом своим бренным, как вокруг меня закрутился ветер, словно пытавшийся оторвать меня от пола, что я еле устоял под его натисками, не взлетел и остался на месте!..
Однако, рано или поздно, но всему приходит конец на земле этой, и мне, против воли моей, тоже пришлось успокоиться и лицезреть уходившего в Алтарь щедрейшего батюшку, наконец, причастившего меня, что, видно было, аж скулы бедному свело.
Но, как бы там ни было, чувствовал я, что всему случившемуся со мною в храме будет продолжение, и вряд ли придётся мне кататься и чавкать в шоколаде...
Глава 17
"... Ух-х-х", - вздохнул я с облегчением, когда публика в храме ринулась поближе к батюшке, вышедшему, чтобы напоследок прогундосить очередную проповедь о Милосердии и Любви к ближнему, чтобы своими загорелыми хомячьими зубами прощёлкать, как Иисус на Кресте молился даже за врагов своих...
Оставшись позади толпы всей, стоял я в сторонке, опять рядом с Образом того самого строгого Дедушки в митре и с книжкой в руке, и пытался трезво разобраться во всём, что произошло в храме и в частности со мною...
"Неужели", - думал я - "все верующие или религиозные люди именно таким образом Причащаются, то есть, испытывают такие удивительные Восхищения, как тό мне пришлось сегодня испытать?!..".
Тогда почему они так вот спокойно продолжали каждодневно существовать во грехах и пороках, в грызне между собою, а теперь вон стояли перед своим идолоподобным и козлообразным батюшкой и готовы были всему верить, что он там несёт, как мне почему-то хорошо заметно было, отсебячину, то есть от своего малюю-ю-юсенького, чисто человеческого "я", который, в действительности, ещё не имел представления о большом или Божественном "Я" В СЕБЕ, и лишь потому, что сам батюшка придавлен был тенью собственной нетерпимости и самомнительной религиозной эгознáчимости, уже граничившей с разрушительным фанатизмом. А люди верили и доверяли ему, как бы перекладывая ответственность Совершенствования своих сознаний на церковного иерея.
Очень грустно было, что после столь поразительного Опыта моего даже мгновенного пребывания в удивительном Бытии ослепительного Света и созерцая не как бы со стороны, но именно качеством сознания своего почему-то привлекшись к нему, теперь понимал какие именно грехи и пороки человеческие не давали людям узреть этот Свет В ДУШАХ СВОИХ, какие тени духовного невежества, самомнения и самосожаления, какие тени не только морально-нравственной распущенности, но и религиозной гордыни заслоняли истинный Свет или Христа в душах этих крутых христиан, как, впрочем, и людей иных вероисповеданий...
К ужасу своему, теперь мне почему-то приходилось видеть то, чего раньше не замечал и о чём даже не задумывался!
Конечно, я прекрасно отдавал себе отчёт, что по своему характеру с детства был замкнут и нелюдим, а многолетние скитания по белому свету, когда в экстремальных ситуациях в суровых природных условиях приходилось рассчитывать лишь на себя, чтобы выжить, или даже только на Провидение Божие, о Котором тогда, правда, мало задумывался, и когда по полгода не видел людей и не имел никакого информационного общения, во мне развивали лишь склонность к отшельничеству и неприятию всего образа жизни так называемой "цивилизации", основывающейся на тотальной корысти во всём и, как следствие, наглого давления на волю человеческую или попросту агрессии, начиная со школы, работы и кончая борьбой с терроризмом и вот такими храмовыми спектаклями...
Смотрел я на этих людей, внемливших красноречию добрейшего батюшки, и не мог сообразить, почему мне, скитальцу и лесному жителю, пусть и основательно подкованному ментальными премудростями язычества и хитростями эзотерики, понадобилось лезть во всю эту религиозную несуразицу невежественных, а потому и лицемерных людей, мнивших себя уже спасёнными лишь потому, что раболепно лизали руки своему батюшке и готовы были разорвать на клочья любого, кто посягнёт на его авторитет?!..
Смотрел и размышлял, почему мне, после столь удивительного переживания столь же РЕАЛЬНОГО Бытия в ослепительном Свете, всё-таки нужно было возвращаться обратно на эту Землю, и почему тут предстояли мне какие-то непонятные дела, да ещё беспрекословно надо было подчиниться Воле Божией, мол, "ТАК НАДО" ?..
Однако, находясь в храме и принюхиваясь к приятному запаху ладана, в ожидании окончания проповеди и батюшкина Благословения с целованием Креста в нежных руках его, вроде бы и не против был подчиняться Воле Божией, лишь бы поскорее нырнуть обратно к Нему, куда по Милости Своей Он разрешил заглянуть, но совсем ещё не уверен был, что мой ма-а-аленький "я", шкодник этакий, не взбрыкнет, как только окажется на воле и в родной глуши лесной!..
Именно этот малюсенький человеческий "я" во плоти косолапой своей так исподволь и подбивал задумываться, сомневаться и даже артачиться Воле Всевышнего и, надо сказать, совсем не без успеха!..
Именно скользкий, как слизень, и изворотливый, как червяк, мой маленький "я" вопрошал, мол, в честь чего это, при всё том, что уже вроде как и под мышкой у Бога побывал, и почему бы там не остаться навечно, тем не менее зачем-то должен торчать на Земле только потому, что кому-то "так на-а-адо"?..
Пингвин лапчатый, плешивый "я" этот родненький подбивал плюнуть на "глюки" церковные и жить себе на хуторе беззаботно и припеваючи, лишь почёсываясь и похрюкивая от удовольствия...
И он же, "я" этот гнусный, противореча себе, тут же опять мутил в мозгах ил, что, мол, "избранный", что новоиспечённый "Нео" и подобную "матричную" бузу...
И так без конца раздваивался мозгами и кишками я, продолжая стоять около Образа Дедушки, пока слащавый батюшка елеем изливался в уши обалдевших прихожан...
Однако, когда он, милейший посредник Божий на Земле, закончил, наконец, базар свой, и ко Кресту целоваться, как на прогулке, шаркая ногами и держа руки за спиной, потянулись люди, почему-то и мне захотелось приложиться, быть может, чтобы унять внутреннее раздвоение и прижать Госпожой Совестью своего плешивика "я", или наоборот, подтянуть его за длинные уши к росту большого или истинного "Я"...
Когда очередь лобзать Крест дошла и до меня, то так бесстрашно присосался к нему и торчал, пытаясь унять и присмирить своего брыкавшегося ушастика, пока батюшка, крайне удивлённый, с силой не оторвал прилипший Крест, что даже губы мои оттянулись, как старая жвачка, а потом больно прихлопнулись к гнилым зубам!..
Но мне показалось, что маленький ушастик мой всё-таки выдержал насилие над собою и не собирался ещё ни окончательно прихлопываться, ни, тем более, подтягиваться повыше, и это меня крайне заботило, ибо, понимал, что предстояли мне ещё нешуточные внутренние баталии...
А пока что милейший батюшка, в очередной раз сверкнув взглядом в мою сторону и просверлив очередную дыру в примятой душе моей, ещё раз прощёлкал общее Благословение, а мы все дружно поклонились и изверглись, как божья отрыжка, быстрее вон из храма всяк по своим земным делам, и не вспоминая до воскресения ни о Литургии, ни о Боге, ни тем более о грехах своих...
И я, пингвин лапчатый, ковылял переваливаясь в одиночестве сбоку набок по тропинке домой, скрипя снегом под валенками, но полный противоречий и подозрений, что, видимо, не закончится пока жизнь моя поганая, и дай-то Бог, хоть этот денёк завершился спокойно, без приключений...
Глава 18
...Старая Ворона, меня заметив, только и смогла изречь, что своё коронное простуженное "Ка-а...", оставив на завтра булькающий "...ррр", а Пёсик лопоухий так и крутился радостный мне между ног, пока я не оступился об него и не занёс валенок для пинка, но... вовремя спохватился, обнял своего единственного дружка и с такой любовью расцеловал его холодный сопливый нос, что он, бедолага ошарашенный, так и остался валяться со сведёнными над ушами глазами...
Е-е-ех!.. Любил я всё-таки свою заимку лесную, притаившуюся в снегах, пропахшую дымом и полынью, аккуратными пучками засунутой под стропила!.. И вернулся-то домой, наконец, как после дальних скитаний по иным планетам, где живут какие-то двуногие существа, хотя даже и с руками и головами, но чужие до оторопи, даже к друг другу, со своими вонючими машинами, правилами, законами, мнениями, модами и всем образом непонятной жизни...
Пока раздевался, затапливался, умывался и варился, подбирая и глотая, голодный, длинную слюну, никак не мог избавиться от мысли, что в действительности мне совсем не хотелось продолжать общение с гуманоидами не только того далёкого, для меня чужого мира, но даже с деревенскими прихожанами, уже заражёнными городским вирусом тотального потребления, всё более нескрываемого разврата, и всё нарастающей агрессии...
Пытаясь сознанием своим пушисто-идеалистическим осознать, что со мною такое особенное произошло за этот день, и не только благодаря внешне-магическому церковному Обряду, а именно какому-то внутреннему преображению, я даже за хозяйственными делами пребывал в трудноописуемой словами эйфории, замечая, что сердечко-то моё родное всё ещё не могло окончательно успокоиться и трепыхалось в груди, как пойманная пташечка в ладонях... И голова почему-то кружила-а-ась... Может переволновался? Или, не дай Бог, простудился и заболел?..
Когда же пришла пора ложиться в постель, самочувствие мне уже совсем не нравилось. Меня прошиб какой-то странно липкий пот, побаливали яблоки глаз, всё сильнее стали ныть все суставы, какие только были в бренном теле моём... Хотелось опять завязаться в тугой узел и, опять, как мячику, поколотиться об стенку... Комок всё время подступал к горлу, голова кружилась, мысли путались, и я быстрее полез под одеяло...
Решив, что заболел, подхватив какую-то заразу в мире людей, скорее всего скверный грипп, нахлебался горячего-прегорячего чаю с малиной и, выключив свет, быстрее, в обнимку с большим полотенцем, юркнул под тёплое одеяло, решив под ним основательно пропотеть, чтобы нейтрализовать гадкую болезнь ещё в зародыше...
Однако, к удивлению моему, под ватным одеялом почему-то было светло!.. Обалде-е-еть!..
Сначала никак не мог мозгами включиться, что же такое могло светиться, потому откинул одеяло в сторону, пытаясь найти источник света, но тогда, к величайшему моему изумлению, светилось всё вокруг меня, словно светящийся туман окружал!..
Как бы я, ошарашенный, ни пытался повернуться и вертеться, но окутавший меня светящийся туман не пропадал, не гас, даже не колыхался от движения воздуха...
И только когда я, превозмогая ломоту в суставах и головокружение, сел на постели и задумался, пытаясь сообразить, что же такое опять со мною происходит, вдруг сверху надо мной засветилось ещё ярче, и увидел спускавшуюся ко мне уже знакомую Прекрасную Женщину в развевавшемся, как на ветру, длинном светлом платье и в высоком головном уборе, наподобие фараоновского!..
Не знаю, какая сила удерживала меня, чтобы не лопнуть от удивления, но я продолжал смиренно сидеть и внимательно наблюдать за происходившим...
А тем временем Женщина приблизилась, как мне показалось, до уровня потолка моей хижины и остановилась...
Когда же мы с ней встретились взглядами, то я понял, что Женщине этой прекрасно известны были все мои мысли и тревоги, и что я кое-что узнáю из всего того, что мне не давало покоя бесконечными вопросами...
Однако, Женщина без долгих вступлений сказала, правда, хотя и ласковым голосом, но всё же довольно строгим и, как мне показалось, даже бескомпромиссным тоном, лишь самое необходимое для меня:
"Поздравляем с Причастием!
Знаю, что ты полон вопросов, но не всё можно сказать...
Не тревожься своим самочувствием.
Сегодня ты очень резко устремился Вверх и потому обжёгся, но всё уладится...
Приближаются важнейшие для Человечества События,
но люди продолжают грешить и сползать в погибель свою...
Нам нужны Посредники между нами и людьми, чтобы подготовить их,
хотя бы тех, кто ещё способен слышать...
Не отворачивайся от людей, ибо Спасения в одиночку нет и не может быть...
Но и сам удерживай Радость и Любовь в Душе своей постоянно,
и тогда будешь чувствовать, что надо тебе делать, как правильно поступить...
А пока Освящай жилище своё, уже знаешь как, и молись постоянно,
чтобы сперва самому выстоять в Свете и не оступиться...
Бог тебе в Помощь!"...
Когда Женщина растворилась, я ещё долго сидел, окутанный Светом, и пытался сообразить происшедшее...
Конечно, я записал всё на бумагу и множество раз читал и перечитывал, пытаясь удержать в груди своей приятнейшее Чувство Благоговения от одного только воспоминания о Явлении удивительной, какой-то необъяснимо мудрой Женщины!..
Но всё же сомнения, этакие твари червячные, подкрадывались ко мне, как к ядрёному яблоку, исподтишка и задавали, как вгрызались в плоть мозгов моих, уйму каверзных вопросов, на которые не мог ещё ответить себе.
Лёжа в темноте хижины, так же продолжая созерцать свет вокруг себя, да терпеливо перенося неприятное физическое самочувствие, сообразил всё же, что это из-за прикосновения моего сознания к Свету, благодаря, конечно, неожиданному и неконтролируемому молитвенному состоянию, или Экстазу, ещё в храме, теперь испытывал так называемую слишком резкую трансмутацию физического тела своего, ещё не готового к таким срочным изменениям.
Ведь Мысль-то материа-а-альна!
Но это переживаемо, то есть трансмутация.
Другое беспокоило куда более: почему на меня, пингвина этакого, свалилось всё то, что свалилось за последние дни?!..
Жил - не тужил себе мужичок косолапый в лесах, никого не трогал и сам не давался никому трогать, не обижал и не ел никого одушевлённого, довольствуясь тем, что выращивалось на огороде, да в лесу собиралось, ну немножко молочка попивал, если козочка не обижалась, но больше ничего скоромного, ни ни... И не потому, что постился или там в секте вегетарианцев состоял. Нет, просто противно было видеть себя, жующим, как людоед какой-то, плоть живых существ!.. Да и любил я больше мучную стряпню в любом виде, хоть с капустой, хоть с мармеладом, хоть... Гм, да уж.
И общения-то хватало с бабульками хуторскими, с этими божьими одуванчиками, пусть и про козочек их любимых, которые, черти рогатые и бородатые, не одиножды в капусту залезали, пусть и про картошечку, которую заморозок побивал, или про сенокос трудный, вечно в не в меру дождливую погодку, но зато без чванства и агрессии, но в гармонии друг с другом и со всем окружающим лесным великолепием, и с Богом, конечно!..
И не надо нам было никаких революций-поллюций и митинговых демонстраций-менструаций, выборов и евростандартов, как и всего остального цивилизованного мракобесия... Ну зачем нам вся эта кутерьма обезумевших гуманоидов, скажите-ка на милость? Не можете сказать? Так чего мне тогда лезть в это безумие людское лишь потому, что "так надо"?.. Кому надо-то?
Мне уж точно не надо, пингвину лесному.
Я что, на хвост себе наступил, чтобы по доброй воле лезть в загаженный муравейник людской?!.. Да там, кроме оплеухи и насмешек, ничего хорошего мне ждать не приходилось.
Не-е-ет, я конечно о-о-очень любил людей, но только не видя их, или только если иногда по старому телевизору у соседки, когда мы с ней, важно сидя за круглым столом, из огромного самовара наливали в цветные пиалы горяченный чай и хлебали с громким отсосом в прикуску с розовыми карамельками, наблюдая, как человекообразные гуманоиды почему-то с вывернутыми наизнанку кровавыми рожами крушат друг друга машинами, пистолетами и всем, чем попало, как потом с остервенением блудят ― прости Господи! ― с кем попало и как попало, да ещё и приправляя весь этот винегрет жутких фантомов и образов бесконечными рекламами, что создалось у нас, наивных хуторян, впечатление, будто все там только и озабочены чисткой зубов, крашением ресниц, памперсами, да какими-то, как выразилась перекрестившаяся бабуля, летательными прокладками!..
Тьфу ты, будь оно неладным, перевернулся я на бок, чтобы уснуть, наконец, после стольких впечатлений какого-то непомерно долгого дня.
Однако, вдруг вспомнил слова Прекрасной Женщины, что "Спасения в одиночку нет и не может быть"...
Но маленький мой ушастый "я", прямо как ожидал, когда тут вмешаться ему, и сразу спорить ринулся, мол, а спасаться с гуманоидами, погрязшими в болоте грехов и наступающих друг другу на глотку, лишь бы выжить любыми средствами, можно, что ли?!..
Да-а-а, ещё успел подумать, так в ватном свете и засыпая: что ожидало меня в будущем?..
Глава 19
...И снилось мне, что барахтаюсь в мутной воде и никак не могу выплыть, без конца погружаясь во тьму и до самого дна... А там ― какой ужас! ― полно всяких ползающих и извивающихся, никогда мне невиданных мерзостей, да ещё жаб, раков, змей клубками и подобных подводных тварей, которые всегда были мне неприятны...
Пытаясь не наступить на этих пакостей, я подгибал свои ласты и, чувствуя, что уже задыхался без воздуха, в очередной раз из последних сил выплывал к поверхности, чтобы глотнуть воздуха, пытаясь хоть как-то за что-то зацепиться, чтобы больше не тонуть...
Так продолжалось долго, но потом всё же нащупал руками бревно или плотик и вцепился в него что было мочи, чтобы с подогнутыми ногами отдышаться, наконец, но не забывая, что там на дне было, и боясь опять погрузиться под воду...
Несколько раз за ночь просыпался, видимо, лишь для того, чтобы зафиксировать в Памяти весь сюжет сновидения, а потом опять засыпал без задних ног...
Заснув, продолжал жить во сне прерванным сюжетом, чтобы по достижении в нём какого-то важного для меня момента, опять проснуться и его запомнить...
Так продолжалось несколько раз, пока не наступило утро, когда, проснувшись, я помнил всё сновидение до самых мелочей, чтобы весь день и анализировать его.
Надо сказать, что я и раньше отнюдь не страдал отсутствием прелюбопытнейших сновидений и всегда цветных, но то, что, после последних бурных событий в моей жизни, пришлось видеть во сне и, тем более, как ощущал себя действующим лицом, поразило бы любое человеческое воображение! Вот это "фэнтэзи"!.. И любопытно, и интересно, хотя порой жутковато.
Но главное, что теперь уже не только помнил все ночные виртуальные события, но и совсем по иному стал их понимать!..
Если раньше барахтанье во сне в грязном водоёме, переполненном омерзительными существами, воспринимал, как глупости, которые не стоят внимания, то после событий в храме и той ночи, уже прекрасно знал, что это моё собственное сознание ещё тонуло в грязных грехах с отвратительными по форме своей вожделенными мыслями и неконтролируемыми чувствами, а душа моя, лапочка родненькая, всё же пыталась от них избавиться, всплыть на поверхность, чтобы глотнуть Чистоты свежего воздуха Праведности...
Когда же в том сновидении ухватился, наконец, за плотик, словно за Ковчег, то после этого и библейский Миф о Ное и спасении разных тварей по паре представился мне совсем в ином свете, совсем не так, как его обычно понимают иудеи и христиане...
Прекрасно зная Библию, которой в бесконечных когда-то поисках Знания и Истины никогда не отвергал, как, впрочем не отвергал и другие многочисленные Откровения, эзотерические или экзотерические, теперь же сообразил, что в действительности как всемирного Потопа, так и неправильно представляемого верующими людьми Ноя никогда не было на привычном нам уровне Жизни. Что Потоп ― это такие же грехи Человечества, в которых они тонули, как и моё личное барахтанье в мутной воде в сновидении...
Более того, после той ночи, мне вдруг открылся Смысл и остальных библейских Мифов, и я всем Сердцем своим осознал, что в них описываются события далеко не всегда земные, вернее, не нашего трёхмерного Пространства, а в, так называемых, Тонких Сферах, но не менее РЕАЛЬНЫХ, даже скорее более реальных, чем в привычной нам Жизни!..
Потому, трезво мыслящий человек никогда и не поверит, что только от того, что Моисей простёр руку над морем, и вода вдруг по Божию мановению расступилась, а Израильтяне, сверкая пятками, шустренько перебежали по дну и спаслись от злобных гоблинов Египтян, утопленных потом водою.
На самом деле, Спасению моисеева Народа в библейском Мифе способствовало то, что люди "весьма устрашились" грехов своих и "возопили", наконец, ко Господу В ПОКАЯНИИ, что и отразилось в Тонких Сферах их Чувств и Мыслей переходом посуху целого моря и так далее...
Так как Жизнь в Библии, как и в других Писаниях религий, а также в Легендах и даже народных Сказках не делится на земную или тонкую, как не отделимы от человека, матрёшки этакого, его Тела разной материальной плотности, или тонкости, в которых он существует каждый миг!.. Только одни, правда очень редкие люди, это осознают и умеют видеть, понимать и жить сразу всеми Телами-голограммами своими во всех им соответствующих Сферах, а другие, даже очень религиозные, невежественно пребывают сознаниями лишь во плоти, а бога своего представляют в стороне от себя, как идола в образе старичка и не более того...
Однако, каков именно уровень сознаний людских, мне уже пришлось созерцать в храме такими же омерзительными голограммами их чувств и мыслей, какие видел и в сновидении своём!
"А ну их", - меня даже передёрнуло от отвращения... Интереснее другое.
Занимаясь хозяйственными делами по дому и во дворе, не мог уже не размышлять о Беспредельности Жизни и возможности одновременного существования во всех Сферах, видимых и невидимых простым человеческим глазом... И Жизнь такую многомерную, после столь удивительных событий, стал ощущать всем своим существом и страстно желал видеть всё и бывать везде, даже в самых укромных уголках Мироздания!.. Желал общаться со всеми Сущими всех Планет всех Звёздных Систем и всех Уровней материальности, СУЩЕСТВОВАНИЕ КОТОРЫХ ТЕПЕРЬ БЫЛО ДЛЯ МЕНЯ РЕАЛЬНЕЕ РЕАЛЬНОГО !
Но главное, поражался самим собой, что, как мне наивно казалось тогда, БЫЛ ГОТОВ к такой жизни, и при том без оглядки как на своё наскучившее хуторски-земное бытие, так и тем более без оглядки на жуткое, опасное и даже отвратительное существование людское!.. И за такими размышлениями я совсем позабыл, что мне говорил светлый Юноша, что слышал восхищённый в храме, о чём говорила Прекрасная Женщина, позабыв даже про освящение хижины своей...
Мой маленький "я", гадёныш этакий, и тут не дремал, так и цепляясь за свою эгознáчимость и свой корыстный интерес даже в звёздных масштабах.
И как ловко он соблазнял, переворачивал всё с ног на голову, что даже не замечал, как сползал со своего спасительного плотика обратно в мутную воду грехов, а потом опять во сне боялся наступить на гадких жаб и всяких иных копошащихся мерзостей на дне, как оказалось, СВОЕГО всё ещё далеко не совершенного сознания!..
И если сперва несколько ночей бодрствуя с любопытством наслаждался светом вокруг себя, то потом заметил, что он стал мутнеть, тускнеть и постепенно исчезать, пока однажды, выключив лампочку и улёгшись спать, не заметил, что он и вовсе пропал...
А когда ночью опять проснулся от топота и гогота, то вмиг сообразил, что именно опять я вытворял САМ ЖЕ НАД СОБОЮ !..
"Ах ты увалень паршивый" - злился на себя, то есть на своего гнусного лилипута "я", который дрожал всем телом во плоти земной, и со страху готов был опять вопить о Помощи. "Ты сперва пудришь мне мозги всякими желаниями, а потом кто-то должен тебя спасать?!".
"Ну погоди, вонючка плешивый, ты у меня ещё попляшешь, ещё узнаешь, на что способен я... Ой, постой", - смутился, - "а какой это "я" рычит на маленького "я"?.. Средний, что ли? А в каком тогда он, этот средний, Теле? Интере-е-есно...".
Но, раз уж слово сказано, надо его делом подтвердить, а потом уже разбираться со своими многочисленными по величине и по знáчимости "я".
И первое дело ― Освятить жилище, чтобы твари рогатые не лезли в него со всех щелей, когда ни попадя... Потом Молитва постоянная и, неплохо бы, небольшой Алтарчик соорудить в уголке красном, чтобы постоянно видеть и чувствовать укор душе моей грешной от святых Образов, и чтобы Стыд вместе с Госпожой Совестью никогда больше не покидали дома моего, чтобы Свет Любви и Жертвенности опять окутал меня, а то иначе, как говорила Прекрасная Женщина, Спасения нет, ну никак не может быть и всё тут!.. Таков уж Зако-о-он Божий, оказывается, или Мироздания.
С другой стороны, раз уж душа не лежала связываться с христианством, извращённым людским фанатизмом, да и с маленьким "я" нашего милейшего батюшки, всю "прелесть" души которого пришлось созерцать в храме, то, следуя хотя бы Совету своего большого "Я", надо было идти к родничку лесному, притаившемуся в овражке и пополнявшего Чистою Водичкою нашу извилистую речушку, во многих местах перегороженную плотинами вездесущих бобров.
Не только прогулки по лесу, но и обычная работа даже по заготовке дров всегда доставляли мне удовольствие, и являлись неотъемлемой частью всей моей жизни.
Потому, предвкушая Радость от предстоявшей прогулки по любимым лесным местам, однажды и надел на косолапые ноги свои широкие самодельные еловые лыжи, закинул на плечи котомку с трёхлитровой стеклянной банкой для Водицы, взял в руки палку-посох и покатился с горки, крещённый язычник, навстречу заре утренней...
Е-е-е-х-х!..
Глава 20
... К роднику добраться лучше всего было по льду речки, протекавшей в долине и местами разливавшейся на небольшие озёра, поросшие камышами. Эти озерки-бусинки ― плод трудов бобровых, ещё в давние времена перегородивших речушку. Высокие, в рост человеческий хатки-домики этих неведомых и неутомимых тружеников всё ещё торчали копнами рядом с плотинами, но современные "цивилизованные" бобры предпочитали строиться на плавучих островах, кочевавших по озеркам по направлению ветра...
Мне нравилось посещать владения бобрового племени, и летом часто тихо сидел неподалёку от какой-нибудь плотины или хатки, наблюдая, как неопытная молодёжь зубастая при дневном свете училась проверять уровень воды, или таскала тальниковые веточки с места на место...
Зимой жизнь бобровая перемещалась под воду, и я, проходя мимо заснеженных хаток, мог только представить, как бобры копошатся в них, суетятся вокруг малышей, писк которых, если прислушаться, припав ухом к самому снегу, даже можно было услышать.
Овражек, по дну которого протекал никогда, благодаря родничку, незамерзающий ручеёк, располагался как раз напротив старой бобровой плотины, но был завален снегом, от испарений так обледеневшим на морозе, что пришлось до родничка пробиваться с помощью лыжи.
Пока копал, вспомнились слова Прекрасной Женщины о постоянной Молитве и, возбуждённый красотой девственного леса, не мог удержаться от подступившего к горлу комка, обычно предвестника слёз...
Никак не мог понять, что в последнее время творилось со мною: прямо-таки по-женски возбуждался по всякой приятной мелочи, или это болезненная истерика из-за проблем с моей крышей плешивой?.. Никогда раньше такого не было. А тут Сердце, обмываемое обильными слезами, готово выскакивать наружу всякий раз, как только вспоминал о Боге, о Прекрасной Женщине, о светлом Юноше, о Беспредельности Жизни!.. Если же учитывать, что обо всём этом думал постоянно, то и постоянное ощущение участившегося сердцебиения заставляло поступать совсем неадекватно тому, что подсказывал холодный здравый рассудок...
И после того, как омыл лицо своё Водой в Покаянии и Молитвою к Духу Святому, в моём представлении почему-то всегда ассоциировавшемся с женской Ипостасью Святой Троицы и этим родником в частности, опять надел лыжи и, с рюкзаком и с полной банкой на плечах, готов был повернуть обратно домой, но почему-то ноги мои развернули меня совсем в другую сторону...
Пыхтя и обливаясь пόтом, поднимался я по глубокому снегу вверх по склону самого высокого в наших окрестностях холма, на лысой вершине которого, давно знал, лежал огромный валун, неведомо, как туда попавший или кем-то мифическим занесённый...
Летом я частенько приходил на эту вершину и, сидя на солнце пригретом, серебристыми лишайниками обросшем и птицами помеченном валуне, с Восторгом оглядывал внизу распростёршиеся еловые леса, изрезанные долинами ручьёв и речек, любовался красотою ярких цветов и пастельных оттёнков, какими Природа окрашивалась всевозможными проявлениями своими... Иногда лежал, глядя на синее небо и белоснежные облачка, вдыхая умилительный запах хвойной смолы и опýшковых цветов, которые нежный ветерок поднимал к вершине холма, и не мог нарадоваться Свободе своей... СВО-ОБО-ОДЕ-Е!..
Свободе-то от чего?.. Наверное, от суеты, забот, неприятностей, страха... Вот-вот, от того самого страха, лохматого и грязнолипучего, который, если прилипнет, то выскрести из души уже трудновато...
А откуда он берётся этот страх кудлатый? Да от собственных желаний, милок, и от дурости твоей, от порабощения системой ложных ценностей, которые с детства окружают человека, которые так скомкивают или зомбируют сознание его и держат потом в крепких кандалах во мраке, что не остаётся бедолаге прыщавому ни малейшей щелочки, чтобы узреть хоть проблеск света, к которому можно и нужно было бы стремиться, чтобы сохранить себя, как мыслящее существо, призвание которого, как Творения, быть Со-творцом с Создателем своим, но не теней в страхе, а Свободным в Свете Вечной Жизни в Красоте и Гармонии!..
И страх-то этот я ведал, ещё ка-а-ак ведал...
Не сразу избавился от него, и свободным стал не сразу, даже поселившись на лесном хуторе.
Уйти из города после многих годов суетной жизни в нём, учёбы и даже работы ― это не через верёвочку перепрыгнуть... Даже скитания по белому свету не гарантировали Свободы, ибо система подавления вольности человеческой работает везде и всюду, где только существует общность людей, подчинённых тем же самым вампирическим канонам самими же придуманной власти над ближним своим.
И желудок, дракон ненасытный, провоцирующий голод, рано или поздно заставляет подчиниться системе теней людских, которая хотя и накормит от пуза, даже обогреет и уютно спать уложит, но платы потребует непомерной ненасытными желаниями ТВОИМИ, через наркотическое потребление барахла всевозможного, а также погоней за модой в подчинении чужому мнению, воспитанию, общепринятым нравственно-моральным устоям, даже если они тебе и совсем не к душе... Система также заставляет зависеть от ЖКХ и их сантехников, квартирной платы и налогов, транспорта, работодателя и достойной пенсии, даже от общепринятого церковного фанатизма и т.д. и т.п.
Именно от всего этого безумия и бежала душа моя бедная, кое-как уговорив благоверную вместе с нашими детьми поселиться на хуторе, чтобы жить в чистоте и покое свободными и радостными на Природе. Но не получилось.
Отскрестись от коросты, наращиваемой годами, даже мосластому Гераклу не под силу. И тот же самый желудок, как, впрочем, и порочная система людских взаимоотношений заставляли на них работать с выпученными глазищами по часам от сих и до сих, снисходительно давая побездельничать лишь по воскресениям, праздникам и коротким отпускам...
А так как в деревне кроме колхоза или леспромхоза никаких предприятий обычно не подразумевалось в те советские ещё годы, то система как-то мгновенно всосала нас в себя, и не успели оглянуться, как уже трудились от зари и до зари на молочной ферме, да за гроши, конечно, чтобы концы с концами сводить, и чтобы постоянно желали пряника, но не забывали и про кнут...
Это ж насколько надо быть рабом в душе своей, чтобы терпеть подобное измывательство над собою, который сотворён ведь не рабом, надо полагать, а всё-таки свободным Творцом и для свободного существования, одной только Верою в Творца!..!..
Слава Богу, что бунтарский характер заставлял буянить и не соглашаться с кандалами.
Однако, только когда наступил период всеобщего демократического одурения, тогда уже и сам готов был урезать свои желания, придавить косолапой ногой хотенчики свои всевозможные и жить, удовлетворяясь тем, что сам посадил на земле и вырастил, что собрал и подобрал в лесу...
Но, как оказалось, совсем неблаговерная половина моя, увлечённая евростандартными прелестями и открывшимися возможностями подгребать под себя, сколько руки достанут и ноги оседлают, да прикрываясь, мол, необходимым детям образованием и воспитанием ― однако, в той же вампирической системе, которую сама же когда-то и критиковала! ― учесала вприпрыжку обратно в город, только пятки из-под подолов засверкали...
Что же оставалось делать, если Правда тебе важнее, чем бабий гонор?..
Библейская Ева яблоко надкусила и заставила слопать его тугоумного Адама, чтобы потом и оказаться на пару изгнанными из Рая в систему одурманивания друг друга и с лицемерным прикидом о благополучии не где-то, а в аду земном!..
И тогда я решил: сдохну, но никогда больше не дамся надеть на себя кандалы!..
Решить-то можно запросто, раз - и в глаз... А вот реализовать решение долгими годами одиночества, никаких глаз не хватит, какие бы они выпученные не были.
В Рай вернуться оказалось куда как сложнее, чем вывалиться из него кувырком следом за голозадой Евой...
Но решимостью настолько переполнен был, что перемучился расставанием с семьей и перестал на стены лезть, вовремя оседлав забор, когда гонялся за соседской козой в капусте, и, как говорится в подобных случаях, от души насладившись яичницей глазуньей, что потом долго-долго в сторону слабого пола даже глядеть не хотелось ...
Вторым шагом предпринял избавление от работодателя, когда однажды, вместо того, чтобы тёмным раним утром линять на ферму и материться со звонкоголосыми ядрёными доярками, я, довольный собою и выпялив грудь, бодро пошагал в лес за грибами и пропал в нём на целый месяц!..
Итог поступку ― запись об увольнении по статье 33 трудового кодекса в моей трудовой книжке, которую благополучно зашвырнул в огонь и отряхнул свои ладони, стряхивая навсегда и свой будущий гарант против страхов ― пенсию...
"Вот так-то", - сказал многозначительно сам себе, будучи голым и нищим, но свободным, как ветер: теперь и проверим твою Веру, милок, и твою Силу Воли, эзотерик обчитанный.
И проверил, ещё как проверил, по сей день зубы ноют и уши вянут от одних только воспоминаний...