- Ну чего ты опять, как на гвоздях? - громовым голосом одёрнула Олимпиада, когда Маруся в который раз схватилась за телефон. - Давно уже пора приучать юношу к самостоятельности, - женщина решительно закрыла папку, отодвинула на край стола. - Вон мой Санёк... - Олимпиада плеснула в пиалушку остывшего чаю, закурила. - Кстати, сколько твоему? - спросила она, зажмурив глаз от разъедающего дыма.
- Пять. Шестой.
- Сколько?! - закашлялась Олимпиада. Жуя папиросу, она с минуту жалостливо смотрела на Марусю одним глазом. Маруся тревожно пялилась на неё. Наконец, длинным маникюром Олимпиада отстучала пепел, молча пригубила из пиалки янтарный напиток, - Да-а... - сказала она, - правильно в старину говорили: "Дитёнка надо воспитывать, когда он лежит поперёк лавки". Жестом избалованной аристократки Олимпиада развела руками, - Опаздываешь, мать. Опаздываешь. - укоряла она нерадивую Марусю. - Жениху почти шесть лет, а он у тебя... хм, всё с бабками да с няньками! "Температурка, манная кашка..." - соседка, усмехнувшись, замяла папиросу, оставила в пиалке. - Вон мой Санька... ещё только в нулёвку пойдёт, а дома уже вовсю хозяйничает! - Олимпиада с весёлой беспечностью захохотала. - Бой-парень! - женщина встала, прошлась, разминаясь. - Вот ты, Мария, видела, чтобы я ему по сто раз в день звонила? И не увидишь! Щас приду домой... а меня уже... - она блаженно потянулась, с хрустом зевнула во весь рот, - а меня уже... обед дожидается! Картошечка жареная, супчик, хлебушек свежий. Всё он, Санёк! Потому что... приученный! С пе-лё-нок! - по-учительски проговорила она, собирая у зеркала причёску, съехавшую набок.
- Даже суп варит? - ахнула Маша. И задумалась. Пристыженная, она и сама понимала: сынок её, солнышко, конечно, должен быть не каким-то нёхалом, а твёрдо стать на ноги. И, чем раньше, тем лучше. Потом же маме "спасибо" скажет. За такого-то мужика любая девка пойдёт! Да и самой-то маме в старости надёжность ой, как пригодится!
"Но ведь мал ещё супы-то варить... в пять лет... - всё-таки засомневалась Маша. Тут же спохватилась, - А у Олимпиады? Нет, права, похоже, баба: и вправду ты, Мария, время упустила! Надо срочные меры принимать. Тоже приучать как-то..."
*
Погожее августовское утро. Выходной. На кухне - пар коромыслом! - Бельё кипит. Борщ вкусно булькает. В духовке петух томится-золотится!
Женятка не мешает - он в комнате книжку мозолит. Гундит себе по нос.
- Уф, бл-лин! - притопывая, Маша загромыхала крышкой с выварки!
- Кто упал? - в дверях появился испуганный мальчуган. Метнулся к крышке, - Давай помогу!
- Обожжёшься!- отогнала мать, - Не тронь! Я сама... Иди-играй пока, скоро обедать будем.
"Та-ак, обжариваю лук, и - борщ готов! Хм,обжариваю... а масла-то..." Маша вытрясла последние капли и выкинула пустую бутылку в мусорное ведро. "Мало.Что же делать?.. Пойду-ка у Лорки... - рванула, было, дверь Маруся, - Ох, блин, они же в горы мотанули... вот не сидится-то! - чертыхнулась женщина, - Чё ж делать-то?.." Конечно, самой в гастроном бежать - целая канитель: выключить недопаренное-недоваренное...
"Всё он, Санёк!" - завертелось вдруг Олимпиадино в голове.
"Точно, Женятку и пошлю в магазин! Должен же он, в самом деле, когда-то начинать самостоятельную жизнь! - убеждала себя Маруся, - Хм, смелый народ эти Олимпиады, не то, что я - вечно всего боюсь"
- Же-ень, - Маруся зашла в комнату, - сходи-ка...- она загадочно посмотрела на сына, достала сумочку, - сходи-ка за маслом.
- За маслом? Я?!- Сынок возликовал - будто этого и ждал! Глаза загорелись! - Давай! - выдохнул малец. Женятке ещё не верится, что мама поручает ему такое ответственное дело! - Давай! - нетерпеливо повторил он.
Мама свернула денежку, - В этот карманчик тебе положу. Купишь масло. Хлопковое. Здесь как раз на бутылку. И, чтобы сразу - домой, понял?! - строго сказала мама, - Смотри, никуда...
- Понял! - мальчонка уже готов сорваться с места.
- Погоди, - Мать поправила рубашку, причесала-прихорошила сына: "загляденье, а не мальчишка!" Поцеловала: "не оброни деньги, помощничек", и - закрыла за ним дверь. "А что? и, впрямь, уже большой!"
*
Тягучими каплями потянулись минуты. Маруся возилась-крутилась на кухне, а на душе кошки скребли: "Уже прийти бы должен..." Мать открыла дверь: "вроде.. царапнул кто-то..." - Никого. Выдернула петуха - готов красавец! Посмотрела на часы... подняла оконную шторку: светило разгорается-подпекает! Прохожие маячат на улице, пока солнце не раскочегарило. В зной-то все по домам разбегутся - солнце не пощадит - искусает! "Хм... чего ж его нет-то? - всё более тревожилась Мария. Она выключила борщ. Помешала бельё в баке. - Странно..." И вдруг... её, словно, ошпарило: "Да ё-лки же палки! - она швыранула злосчастную крышку: Вот дура-то, а!" - Женщина моментально вспомнила, как из бурного арычного канала, разрезающего городок на куски, месяц назад выловили трёхлетнюю девчушку. "Боже! а у гастронома-то и арык не закрыт толком! - обомлела Мария, - Ругая себя последними словами, она скачками ухнула с лестницы: "Масло ей надо! Ну же лентяйка чёртова, а!" -
И вот уже, сломя голову, спотыкаясь о булыжники, она мчится в магазин по ближней тропке вдоль канала, местами закрытого бетонными плитами. Мало хоженная стёжка то взбирается на каменистый пригорок, то скатывается в рыжие заросли татарника. "Мама!" - внезапно истошный крик разрывает материнское сердце. "Ма-а-а-ма!" Маруся остолбенела: "Господи... - она узнала голос. - Это же он!.. Из арыка! - Мать заметалась, завыла: "Женя! Женька-а!.. Господи... его... под мостки тащит!.." В два прыжка она оказалась у мостков: "Только бы успеть!" Маша упала на грязную плиту, спрятавшую часть арыка, и, перегнувшись, с головой протиснулась в холодный проём между осклизлыми пластами. Косыночку она потеряла, и потные волосы лепили глаза.
Внизу в чёрном потоке неслись ветки, плясали огрызки яблок, арбузные корки... Цепким взором Маруся обшаривала мутную лавину. Рискуя сорваться в глубину, дрожащими руками отчаянно вспенивала студенящую быстрину, отпихивая раскисшие отбросы. - "Где же он, а?.. Сынок..." - Она, сдерживая дыхание, вслушивалась в шум бесноватой верти.
Спохватившись, что теряет время, женщина единым духом выбралась из саркофага и, не переставая причитать, бросилась к гастроному. На стеклянных дверях изнутри торчала палка. Маруся нетерпеливо затарабанила: "Откройте! Ну откройте же!"
- Обед! - недовольно рявкнула через стекло уборщица, плюхая мокрую тряпку на пол.
- Вы тут мальчика маленького не видели? Масло покупал?..
"Не был..." - Душа обомлела: "Потеряла ребёнка... сволочь... Вот сволочь!.."
В оцепенении Маруся не помнила, как ватные ноги вынесли её, полуживую, к дому. -
Ворочается, коварно поблёскивает в узких проплешинах пленённая вода. Женщина отрывает взгляд от воды и понимает: "Всё..." - Её обдаёт сухим жаром - она беспомощно оседает на выжженную траву у подъезда.
"Мама!" Женщина вздрогнула... "Ма-а-ма... Я... купил масло, а ты... ушла на работу-у..."
"Господи! Женятка! родной ты мой!" - Откуда у Марии и силы взялись! Она вскочила: "Я - здесь!" и опрометью бросилась в подъезд. "Женя! Зде-есь я! Зде-есь! Сынок..."
У порога закрытой квартиры сидел её помощничек. Двумя руками он бережно держал бутылку хлопкового масла и горько плакал.