На городской окраине крепчает весна. - Жарче греет солнышко. Птахи щебечут веселее. Бойчее орут петухи. Хорошо! Только нет-нет, да и набежит облачко, затуманит голубое небо свинцом, опростается дождиком и унесётся своей дорогой. И опять всё наполняется синевой и звоном.
Печной дымок кучерявится над низенькими крышами. Говорливые бабульки копошатся на грядках, подставляя светилу застывшие косточки, снимают витаминную зелень для продажи. Перекрикиваясь через плетень, обмениваются новостями.
А вдоль старого пруда, свесив головушки, расплакались ивы. О чём тоскуют, горемычные? Неужто по трескучим морозам слёзы проливают?
Шлёпаясь у берега, горланят о своём лягушки. Накинули ажурные шалёнки любопытные яблони да вишни, обступили заводскую поляну:"Что происходит?"
К забору лакокраски присоседилась ржавая пивная бочка. Её облепила гулкая нетерпеливая очередь.
Жирная торговка в беретке набекрень, ловко швыряет скомканные деньги в кондукторскую сумку, приросшую к её крутому животу: "Даю без сдачи!" - срываясь кашлем, гундосит она. Облезлым маникюром ловит залапанные кружки-банки, живо плещет бронзовую пену. Тётка отчаянно хлюпает вспухшим носом-пятаком и, ткнув в цепкие руки страждущего наполненную посуду и сухую воблу в придачу: "Не оброни!", проворно выдёргивает из кармана грязно-белой тужурки замызганную тряпицу. Со свистом хрюкает и, спрятав платок, снова бойко цедит жижу в пустую тару.
А на свежей травке, проросшей в слякотной земле, полёживают заводские мужички! Они посасывают рыбу с пивом, шумно беседуют. Рядом, задрав хвосты, крутятся дворняги, расчитывая на объедки.
- ...У всех бывает в жизни перепутка... - отставляя порожнюю бутылку, убеждённо замечает плешивый Венька, - Вон хотя бы Колян... Да пш-шёл ты! самому мало... -Венька отогнал пса, норовившего стянуть рыбёшку, - Ну? и чё он в ней нашёл?.. - плешивый внимательно поглядел на товарища. - Я гор-рю, в Маринке-то, чё он нашёл? Тьфу!.. доска-доской... как эта вобла, ха-ха-ха... То ли дело её сеструха! - парень обмакнул усы в пену, сдобренную заводским спиртом, смачно хлебнул. - Нас-с... слышь, - он поднял брови, - нас Колян чёрте на кого пр-роменял, бл-лин... А какой дружбан был...
- Да уж... Ларриска - девка хоть куда-а! - потягивая из банки, осоловело моргает приятель, - А Марринка... она ччё ни наденет... всё... как на коррове седло.
- Нну... Да к тому же... ни кожи, ни рожи... - Венька швырнул собаке рыбий хвост, припал к кружке... - О! Гляди-ка, са-ам катит! - парень отёр ладонью рот, закурил. - Лёгок на помине...
Колян ехал на велосипеде. Из сумки, перекинутой через руль, торчал букет кремовых роз.
- Колька-а, айда сюда! Ты чё-о, бл-лин, как нер-родной?..
Колян отмахнулся от зазывателей, свернул в калитку, за которой спрятался барак-библиотека лакокрасочного завода.
Библиотекарша Марина, и правда, на первый взгляд напоминала скелет из кабинета анатомии. - Покатый лоб с синей прожилиной совсем не украшал девушку. Реденькие волосы едва прикрывали крупные уши... Марина улыбалась большим ртом с широкими зубами. Из толстенных стёкол в чёрной оправе внимательно смотрели умные навыкате глаза. "Минуточку..." - спокойно говорила библиотекарша и цаплей ходила вокруг стеллажей в поисках книги, отрывая от пола тощие ноги в огромных полуботинках. Она прятала в манжеты красные руки. Кутала шарфом гусиную шею с яркими венами.
* * *
Время - к концу дня. Читатели разошлись. В тёплой комнате перестукивались батареи. Кошечка, хитро подмигивая на стене, укорочивала жизнь всему живому. Марина, как всегда, подсела к Коляну, осторожно спросила: - Не помешаю?
- Нет, что Вы!
- Любите Тургенева?
Николай усмехнулся, - Ещё не понял...
- А знаете, Коля, ведь у Ивана Сергеевича была не очень складная личная жизнь... Вот и "Первая любовь", - Марина указала на книжку, - О себе пишет.
- В школе... вроде, чё-то говорили...
Девушка придвинула стул, тихо, словно доверяет секрет, произнесла, - А Вам уж точно в школе не говорили, что Тургенев имел... внебрачную дочь - Пелагею... от крепостной прачки-красавицы...
- Не знаю... Он, вроде, всю жизнь любил француженку... э-э... как её?..
- Да. И поэтому дочку Пелагею называл "Полинет". Увёз девочку к Полине Виардо из имения своей матери, которая во внучке видела крепостную. Там Пелагея-Полинет и прожила до совершеннолетия.
- Хм... интересно...
- Правда, интересно? А вот ещё...
* * *
И Мариша увлечённо рассказывала, скручивая-раскручивая тонкими пальцами шарфик. Девушка, казалось, забывала парня, ловившего каждое слово. Глаза её блестели. Сама становилась необыкновенно оживлённой, отрешённой... как бы... слегка блаженной... А Колян видел картинки воочию... И всякий раз он испытывал потрясение: заманивая историей, Марина превращалась в красавицу-волшебницу.
Марина встрепенулась: - Здравствуйте, Серафим Петрович, - Проходите! - Она придвинула грузному старику табурет, - Садитесь, пожалуйста, я сейчас.
Девушка открыла форточку. Золотой отблеск упал на ее волосы, свежий воздух обдал прохладой разгорячённые щёки.
-... А вот это - заметки о Тургеневе и Полине Виардо. Уверена, Коля, прочитаете с удовольствием.
Впечатлённый Колян остановился на крыльце, перевернул страницы:
"Их роман длился сорок лет. Современники замечали, что Полина Виардо была очень некрасива. Генрих Гейне, к примеру, говорил, что эта женщина похожа на пейзаж - чудовищный и экзотический одновременно. А некий художник - их современник, дал Виардо характеристику, как "жестоко некрасивой". И, правда, певица была сутула, с огромным ртом и выпуклыми глазами на крупном мужском лице. Но когда она начинала петь, её отталкивающая внешность преображалась - она становилась царицей - красивой и притягательной. Впервые Тургенев увидел Виардо на сцене и навсегда потерял рассудок."
- Вот это да-а!..
* * *
Колян забросил всех дружков-приятелей и зачастил в заводскую библиотеку. До или после смены просиживал в уютной читальне. Не сказать, что уж очень любил книги, но что-то неуловимо тянуло его к библиотекарше Марине.
Вскоре они уже были на "ты".
Колян узнал, что девушка закончила библиотечный и живёт поблизости в унылой развалюхе с немолодой тёткой Агафьей - любительницей бражки, её мордатым супругом-выпивохой, и их смазливой дочерью - Ларисой - заводской буфетчицей.
Николай видел, нутром чуял, что разгульные домашние Марине не компания. Парню хотелось как-то порадовать девушку. И вот...
- Марин... тебе...- Колян держал розы. - Сёдня в читалку не зайду, пораньше на смену заступаю. Библиотекарша, сделав пометку, отложила чью-то карточку. Глянула на Колю, на букет, удивилась, - Какое чудо! - снова посмотрела на Николая, - А... ты сказал... мн-не?.. Это... мне?.. Неужели?
- Тебе. Нравятся?
- Очень... Розы... чайные... мои любимые цветы... - Мариша отвернулась, прислонилась к стойке, спрятала запылавшее лицо в бутоны. - Господи... как замечательно...
* * *
Ежедневно Колян дожидался часа закрытия - провожал библиотекаршу домой. Дорога вдоль пруда пробегала быстро, и, попрощавшись у тесовых ворот, юноша крутил на велосипеде в свой посёлок. "Хм... никакая Маришка не уродина! В-выдумали тоже..."
* * *
Закончился спектакль. Трамвай опаздывал.
Ночь. Хмурый сквер. Ноябрьский дождь полощет уцелевшие листья. Мариша - в ботиках, лёгком плаще. Продрогла - зуб на зуб не попадает.
- Марин... слышь... - Колян встряхнул зонт, обдавая холодными брызгами, накинул девушке свою тужурку, - у меня тут недалеко двоюродный брат живёт. Они всей семьёй куда-то на праздники дерганули, а мне вот... ключи оставили, чтоб присматривал. Может... пойдём? Там - тепло...
* * *
- Ты меня любишь?..
- Да... очень... А ты?
- Я.. тоже... очень-очень...
- Я такая счастливая...
- Я... то-о-же...
* * *
Теперь Николай часто приносил Марине цветы. - "Тебе, курносая, - шептал он, глядя прямо в глаза, - Чайная роза дарует счастье. И хранит... любовь." Чувственная Мариша влюбилась. Она, кажется, готова была раствориться в Николае, была рада жить при нём верной собакой.
* * *
- Ты чего парня-то на улице мурыжишь, заводи в избу, - однажды поругала Марину тётка.
И вот уже Колян стал дорогим человеком в доме. Частенько услаждал хозяина гостинцем - пузырьком разбавленного на лакокраске спирта.
- Не пойму... - выщипывая брови, недоумевала Лариса, - чем Маришка взяла? Николай - такой видный... - барышня разнеженно всматривалась в зеркало, поправляла рюшки на груди, одёргивала юбку.
- Любовь зла! - оборвала Агафья, собирая на стол, - Да и с лица воду не пить. Зато Маринка - девка учёная, чё ни спросишь, всё знает, - бабка зыркнула на дочь, - Не в пример тебе. Садись-давай, хватит прихорашиваться-то. - Она поставила наливку, позвала мужа, - Си-идор, айда ужинать да и Победу отметим маленько.
В разгар застолья вошла сияющая Марина в новой кофточке с букетом. Из-за её спины улыбался Николай.
- У-у-у... Маришка, проходите-проходите! Как тебе личит одёжа-то! - похвалила уже весёленькая бабка Агафья, - не зря вон Колька цветами всю избу усыпал! - Марина вспыхнула: "Да уж... Все комплиментами замучили..."
- "Хос-споди-и, да кому ж ты на фиг нужна - красота такая?! - подумала раздражённо Лариска, - только что, Кольке-дураку..." Вслух же вспомнила, - Вчера, между прочим, припёрся к нам в столовку... старикан-писатель, свою книжку о войне предлагал... - она придвинула Николаю стакан, - Счас... как его называют-то?.. всем... счас гламур-ламур подавай. Короче, не купил никто. - Лариса недовольно хмыкнула, - От всего этого... муторно чё-то...
- Да-а... - вздохнула Агафья, разливая бражку, - Человек писал... ночи, поди, не спал - сердце надрывал, вспоминаючи... Думал - надо оно... ан нет! - никому оно и не нужно - ни война, ни его переживания. - Хозяйка с удовольствием выпила, - Эх... жизнь горючая... - она заклацала солёным огурцом.
- Ну а ты?.. не купила? - попытала сестру Марина.
- Чего? Книжку что ли? - не поняла Лариса, - Хм... а мне-то на кой сдалось? Да и деньги экономлю - уезжаю.
- В-во! - опешили хором старики, - К-куда? Когда?
- Через неделю. Уже и билет купила.
- Чё ж нам-то не сказала?..
- К Мишке уезжаю, давно зовёт. Из-за вас только и кисла в этой дыре, - дочь встала, заметила обалдевшим родителям, - Всё,- твёрдо сказала она,- для себя жить буду. - - Вашей зарплаты вам с отцом хватит. Да и Маришка с Колькой подмогнут, если что.
Лариса уехала. Николай переселился к Марине.
* * *
Прошёл медовый угар... И заскучал Николай. Музеи-театры надоели. Книжки читать пропала охота. Да и к молодой жене... порастаял интерес. Почему так происходит, он и сам не знал. Вроде... жить семейно ещё не расхотелось - Маринка - жена что надо! А вот грызла непонятная тоска...
- Колян! Ты чё в сам деле? - у нас девок мало, что ли?.. - под руку зудел Венька с пивной лужайки, - Ну чё ты прицепился к этой страхалюдине? Спелых тёлок вон полным-полно - одна красивше другой! Только присмотрись. А Лариска? Ох, ка-кая баба! - мм... морда свекольная, глаза зелёные... Одни сиськи, блин, чё стоют! Упустил, дурень...
- Да... только захоти - таббун набежит! успевай выбирать! - почёсывая непокорную макушку, икнул приятель. - А из-за этой... коро...короллевы, и на др-рузей плюёшь...
Плевать на друзей Колян не собирался. - И всё чаще после смены он запинался о ржавую бочку - отдыхал с приятелями на заветной полянке.
* * *
Домашние застолья мужа да его хмельные посиделки у бочки-поилицы не на шутку тревожили Маришу. Она, к тому же, носила ребёнка.
- Коль, не балуй ты стариков чекушками. Ну и... сам бы поменьше... - как-то сказала она, заботливо поправляя одеяло, - Нам о малыше надо подумать...
- А чего о нём... думать? - позевнул, отворачиваясь, будущий отец. - Родится, когда время придёт. И вообще... Маринка, ты такая правильная... просто ужас. - Однако спиртом хозяев больше не потчевал.
* * *
Месяца через три-четыре неожиданно вернулась Лариска.
- Короче... "любовь не получила-ась", - игриво пропела она за столом, томно поглядывая на Николая. - "Иэ-эх!.. Ты мне душу за-аморози-ил, ты мне сердце пра-астуди-и-л!"
* * *
Приспели родины! И вот он, мальчик - вылитая копия Николая!
От радости пьяный отец приволок охапку роз.
- Ну-ка, покажи племяшку! - кричала с улицы разнаряженная Лариска.
- Долго ещё лежать-то? - интересовался озабоченный Николай, передавая жене цветы.
Сегодня выписка. - Принимай мир нового человека! Весёлый денёк! И на душе праздник! Марина откинула занавеску - сверху, за тополями, видны ползущие взад-вперёд разноцветные трамваи, на остановке суетится народ. "Сейчас приедут..."
- За тобой, - сказала пожилая санитарка, - собирайся.
В холле стояла тётка Агафья. В одной руке она веником держала розовый букет, в другой - узелок для малыша.
- Вот... Колька велел передать... лично в руки, - тётка неуклюже сунула племяннице букет.
- А где... Николай? - растерялась Мариша.
Бабка, пряча оплывшие глаза, теребила узелок, - Ты... только того... Как сказать-то... Ну, в общем... уехали они с Лоркой. - Тётка скуксилась, выдохнула бражкой, - Ох-х... спутались... и вот...
Марину срочно увезли в терапию - сердце подвело, младенца снова поместили в роддом.
Выписались к тётке через полторы недели.
* * *
Марина назвала сына Николашей - Николаем, как отца.
А отец и не вспоминал о сыне... Сестра-Лариса тоже не писала ни ей, ни родителям. Так никто и не знал, где беглые, живы ли?
* * *
Зима. Студёный просочень стелится по полу, вызывая озноб. Сумрачно, и пахнет лекарством. Ребёнок мечется в жару. Табуретка и стул завалены аптечными склянками. На столике разбросано бельишко.
Дни и ночи слились воедино... Бесконечная усталость... И это прерывистое со стоном дыхание... Марина сидит на краешке кровати и гладит и гладит исхудавшее тельце. И смотрит и смотрит на сына, как в последний раз: "Крошечка моя... радость... умоляю - не умирай! Только не умирай..."
* * *
В комнатушках промозгло и сыро. Николаша всё время болеет. Днём он вялый и капризный. Ночью плохо спит.
"Горластое племя..." - чертыхается дед Сидор, гремит рукомойником, собираясь на работу. Недовольно скрипят половицы под тёткой Агафьей.
"Окрепнет организм - болезни уйдут", - заверяют врачи.
2
Наступали трудные времена. - Лакокрасочный обанкротился и едва дышал. Рабочих изрядно подсократили. Библиотеку закрыли вовсе - не до чтения.
- Хм... перекати-поле... - злилась на дочь Агафья, - да и Колька... такое же отрепье... А ты с дитёнком живи, ни об чём не переживай, - успокаивала она Марину. - На алименты пока не подавай - может, у самого совесть проснётся. Думаю, твоих декретных-пособий да нашего с дедом жалованья хватит. - А Николашка подрастёт маленько, там видно будет, что и как... Щас, не нервничай попусту, гуляй с парнишкой, грудью корми - для него это наиперьвое лекарство.
* * *
После беспокойной ночи, малыш уснул.
А за окном буянили небесные силы.- В утренней синеве искрило. Владыко-ветер, ругаясь, косматил молоденькую рябину, хлестал стенку оторванной ставней. Дождь-сатана в неистовой пляске бился о тёмное стекло. Раскатами хохотал гром. Избень жалобно трещала, осыпаясь штукатуркой.
Жутко. Родственники на работе. Дом, словно, вымер.
Мариша лежала в темноте. Не спалось. Но вот непогода утихла, изредка напоминая о себе слабыми вспышками молний... Женщина включила ночник, открыла томик Асадова. Совсем недавно его читал Николай:
"....Все равно я приду. Ты слышишь?
Добреду, доползу... дойду!"
Из книжки выпала засохшая роза. У Марины сжалось сердце: " Хм... "доползу" - слёзы затуманили глаза.
Дядька Сидор пришёл с дежурства и, не мигая, застыл у приоткрытой Марининой двери. Женщина расстегнула кофту. Из плена выкатилась пышная грудь. На коричневом соске повисла белая капля... Мать, агукая, взяла сына на колени. Ребёнок стал судорожно пихать упругую грудь большим голодным ртом. Тугой струёй брызнуло молоко, омывая лицо младенца. Кормящая вправила сочный бутон в рот малыша. Тот жадно ухватил. Прижался, засопел. Марина обтёрла сынишку, нежно поцеловала.
Дед, сглотнув слюну, на цыпочках удалился.
Обычно мало разговорчивый по трезвости он как-то заметил жене-Агафье:
- Сдобная да гладкая Маринка-то стала... ишь, как выправилась...
* * *
Вечер. Домашние - на смене. Шебуршат ветки за ставнями. После очередного кормления Марина уложила ребёнка и, приглушив лампу, легла сама. Провалилась в сон в ту же минуту...
* * *
И видится ей - будто страшный зверь шумно кряхтит и шарит у неё за пазухой, сильными лапами пытается раздвинуть её коленки. Горячее чудише сдавливает... - нечем дышать... Она задыхается!
Сон моментально слетел! Марина, вскрикнула, резко оттолкнула пришельца. Вскочила, бестолково моргая. Боже, что это?! Кто?! - Перед ней с расстёгнутой ширинкой грозной махиной восстоял босой и голый до портков Сидор. По бычьей шее густо стекал пот.
- Ну што... не поймёшь... што?.. - бессвязно просипел он, придерживая кальсоны - Расплатиться бы надо, - деда била лихорадка. - А то я смотрю - ты го-ордая такая!.. на старика и смотреть... не хочешь...
- За... ч-что... расплачиваться?.. - Белая как стена Мариша торопливо перебирала пуговички кофты, не попадая в петли.
- А, поди, сама не знаешь?.. - Дядька ухмыльнулся и неожиданно крепко обхватил Марину, алчно ловя её губы. - Чай... нне дар-ром... у мменя... околачиваешься... с огрызком-то своим... - Он резко швырнул женщину на койку - жарким холодцом навалился на неё. Женщина охнула. Койка надсадно заскрипела. Огромной пятернёй мужик стиснул хрупкие ладони, другой стал отчаянно раздирать плотную юбку.
- Вы что? - глухо завопила под стариком Марина, - В-вы что-о!
Она билась под липкой тушей, выплёвывая горькие пучки волос, которые дремуче клубились из деда и лезли в рот, застилали глаза.
Собрав последнюю силу, Марина изловчилась и отчаянно лягнула насильника в пах.
Тот взвился, осел на пол, замотал всклокоченной головой: "а-а... с-сука, да я ж тебя щас... ммм... в порошок..."
Искусанная и растрёпанная Марина схватила орущего ребёнка. Откинула щеколду и, не помня себя, натыкаясь в темноте на тазы и вёдра, с грохотом выскочила на крыльцо.
- Чего такое?! -с ворохом сдёрнутого с верёвки тряпья на крыльце стояла тётка. Увидев племянницу, влетела в избу, заголосила: "Н-ну стар-рый ты кобелина, а!?"
Послышались крики, глухие удары. Потом всё стихло.
* * *
Прижимая к себе плачущего сына, Марина вышла за ворота. - Ночь. На улице - ни души. Лишь звёзды перемигиваются на чёрном небе, да белёсый туман маячит с пруда. Покачивая ребёнка, женщина опустилась на лавочку. Её трясло. Огнём горело истерзанное тело. "Господи! Да что же это?.. Бежать!.. Бежать, куда глаза глядят..."
Хлопнула калиткой взбудораженная тётка. Источая бражный дух, упала перед Маришей на колени. Взялась нервно оглаживать племянницу:
- Гос-споди, да как же теперь людям в глаза-то смотреть, ежлиф узнают?.. - слёзно запричитала бабка, - Прости... Маринка, Христом-Богом молю... перед памятью сестры моей дорогой - матери твоей... - приговаривала она синими губами. - Ты уж не сказывай никому, Христом-Богом... Ох, как неладно-то всё...- На полуслове прикусила язык, резво откинула одеялко - малец безмятежно спал. - Ну вот и славно. - Старуха ухватилась за скамейку, тяжело встала. - Пойдём-айда в избу... ишь, сквозняк разгулялся! Груди у тебя ещё сырые... Неровён час, застудишь...
Марина всхлипнула.
- Пальцем не тронет больше. - Побожился. - тётка взяла у племянницы ребёнка, поднялась на крыльцо. Она приложила ухо к двери, прислушалась... - Айда! Дрыхнет, должно. А ежлиф снова озоровать начнёт... - зловеще прошептала, - в околоток сдадим, чикаться не будем!
Малец завозился. Агафья потютюшкала: "ба-аю-бай!" , участливо спросила, - Ну вот, скажи... куда пойдёшь... да ещё с дитём? Кто у тебя тут есть? Колька, язви его, куролесит де-то... с халдой моей... счастье ищут. Выходит... окромя меня... ты и не нужна никому. Да и время счас... сама знаешь... цены бесятся, за чё ни возьмись. Пропадёшь...
Хрипнул заводской гудок. Народ потянулся из проходной.
"Жить не хочу..." - пробормотала Марина. Тётка легонько отшатнулась: "Не дури. Вот для него, для него жить надо! Ты себе уж не хозяйка. Айда-давай в избу, люд со смены идёт - полезут с расспросами."
Думала Марина, всяко прикидывала: "Права тётка... куда идти... да ещё с ребёнком, да ещё на зиму глядя." Так и осталась.
* * *
И вот она - новая зима. За окном сгустились сумерки - и снова отключили электричество. Тётка затопила печь, засветила керосиновые лампочки - вонь разнеслась по всей избе.
Сладко причмокивал во сне Николаша. Рядом, подняв дверную занавеску, раскладывала пожитки Марина, исподволь поглядывая на стариков.
Обросший Сидор, в драной майке, вцепившись в седую гриву и монотонно покачиваясь, завывал грустную песню у кастрюли с брагой: "О-ох... На ту зел-лёнаю могилу... ко мне кр-рас-савица пришла-а-а... да! И вдруг моги-ила задрож-жала..."
Марина вздохнула.
Но вот хозяин очнулся. Выругался вполголоса. Лениво поцарапал грудь. Рука полезла за ковшом. Мужик зачерпнул шипучего зелья, расплёскивая, донёс до рта и единым духом осушил посудину. Грохнул на стол, сладко щёлкнув языком. - Нор-р-рмально! - Он густо отрыгнул, покрутил нечёсаной головой, - Эй, мать! - дед сонно уставился на жену.
Дед скривился: "Хм... к-кому твои вихля-яния нужны?" Нетвёрдо подошёл, гаркнул жене под ухо, - Слышь-шь, чё говорю-то?!.. я есть хочу!.. Гони вареники на стол! Да чтабы с бульёном...
- Хватит зевать-то! С тарелкой за тобой бегать ли чё ли? - Вскоре принесла миску. - Сядь ладом да ешь.
Старик плюхнулся на табуретку, игриво ущипнул жену за рыхлую ягодицу - захохотал, закашлялся. Старуха озлобилась, - Всё ребячишься. Гляди, тарелка полнёшенька! Вот как выплесну те на башку - тогда узнаешь! - грубо пообещала она. Снизив голос, проворчала, - урюк чёртов, девку постыдился бы! Крючком сгинаешься, а всё...
Сидор отложил ложку, - А чё мне её стыдиться, я - у себя дома! - Он хмыкнул, повернулся к Марине, - А ты... милаха... меж прочим... поимей ввиду... - дед затолкал скрюченный мизинец в дремучее ухо, с удовольствием поковырял, закрыв глаза, - Я те прямо скажу - не нужна ты мне здесь...со своим горлопаном, - изучая палец, старик помыкнул, - Сколь... можете сидеть-то на моей шее? - помолчав, колко сказал, - Так чта-а... барышня... вон те - бог, вон - порог! Завтри жа. - Сидор нетвёрдо встал, опёрся грязными ногтями о стол.
Марина посмотрела на тётку. - Та, словно, в рот воды набрала.
- Уйду... - не сразу пообещала квартирантка, - только... как же я... с ребёнком?.. зима ведь... Да и на шее вашей не сижу...
- Зима? Вот ты и думай! А меня это... не колышет, ясно?! -роняя пепел, хозяин бросил под ноги тлеющую сигарку, бочком потанцевал во двор.
- Слышь... -виноватилась тётка, - он уж давно твердит: "Нужна, - грит, - она мне со своим визгуном, как собаке пятая нога. Не могу, - грит, - смотреть на неё." Ну вот чё ты скажешь? - бабка подняла брови, окинула племянницу сочувственным взглядом, - Слышь... - тётка положила руку Марише на плечо, - он... кабы, греха всё же не наделал: раздразнила ты его, вот чего... Зачну говорить, мол, некуда Маринке с дитём-то идти, дак он сразу - в драку! День ото дня всё злей становится! -Тёткин голос треснул, с хриплым рёвом она повторила, - День ото дня-а... Надоело всё-о... Чё делать, ума не приложу-у...
* * *
Зима дурила. Звенели окоченевшие столбы. Поджав хвосты, угрюмо блудили голодные собаки. Мариша с рюкзаком за спиной мёрзла на остановке, сжимая от ветра сынишку. Автобус не торопился. Напротив хохлатыми воробьями куролесила по наледи бойкая ребятня. "Где же автобус?.. хоть б-бы... погреться..." Неожиданно затормозил "бобик". Дверца распахнулась, Марину обдало теплом. "Куда едем?" - За рулём - мужиковатая баба в ушанке и полушубке.
- Не знаю...
- Чё... деваться некуда? - быстро смекнула шоферица.
- Некуда.
Недолго думая, хозяйка скинула рукавицами невидимые крошки с пассажирского места, - Садись. Хотела полевачить, ну... раз такое дело...
* * *
Конечно... нелегко, тем более с ребёнком, - заключила женщина после недолгого рассказа Марины. - Та-ак... говоришь, пацанёнку второй год?.. - Задумалась: "Что же с вами..." - О! - Она решительно колотнула себя по колену. -Поехали! - машина рванула в другой конец города. - Жена-то моего начальника, ну... которого вожу - как раз в садике заведующая! Поговорю с ней... авось, возьмёт тебя горшки за малышнёй убирать? Может, в садике же, на первых порах и поживёте. Сама будешь сыта, и малец - при тебе.
Разбитый "бобик" на задворках долго вытряхивал душу. Наконец, остановился....
3
Итак... Николаша уже не сопленосый мальчишка. Он - семиклассник, рослый и плечистый молодой человек. Правда, ещё с петушиным голосом... пока. Но... неглупый. Хотя бы потому, что всю "библиотечку школьника" прочитал!
Выходной. У мамы в гостях - её приятельница, учительница пения - Валерия Ивановна, скромная, пригожая барышня.
Николаша жуёт-не жуёт - тихонько слушает, о чём говорят женщины.
- Ну что я?.. - школьная библиотекарша... так сказать, хранительница книжной мудрости. - Мама печально скребёт ложечкой в чашке, - Тут... хм... своей бы мудрости нажить! - Она допила чай, вынула из кувшина розы. Захрустела целлофаном, разворачивая букет, - Хотя... вроде, должность уважаемая и люблю её безумно, но... - мама щёлкнула ножницами, отложила укороченную ветку, - ...но как можно отдаваться работе, если в голове постоянно зудит: "У кого в этот раз... занять до зарплаты?"
- Та же история!.. - живо поддакнула Валерия Ивановна.
- По идее, я уже должна бы иметь собственную квартиру, - мама вложила розы обратно в кувшин, - Ах, как вкусно пахнут! - Она налила ещё чаю. - Валерия Ивановна, Николаша, доедайте торт. Ну вот... а я с ребёнком всё скитаюсь по казённым углам: то в садике, в подсобной хибарке, теперь вот в этой... За неё "спасибо" тысячу раз говорю школьному начальству. А от районо нужно ещё сто лет квартиру ждать.
Мама включила вентилятор: "жарко!", подправила букет, - Обожаю розы! - сыночек подарил. Знает, солнышко моё, что люблю! Внимательный - в отца, - она ласково потрепала сына по голове: "Николаша, унеси тарелочки на кухню."
- Значит, и получается, Валерия Ивановна, что я - обыкновенная неудачница и... брошенка! - Полюбила, родила... А он... дарил розы, дарил, а потом... хм... предал. Мама приложила палец к губам, - тс-с!.. Николаша не знает...- Паренёк вернулся за остальной посудой.
- Зато вон, какого красавца-сынище оставил в награду за любовь! - позавидовала гостья. - Смотрю, он уж и сам букеты Вам преподносит!
- Преподносит!
- А Вы, Марианна Петровна, не думали, как-то... личную жизнь наладить? - осторожно поинтересовалась гостья, - Партию найти? Вдруг с квартирой? Бывают же такие везенья...