Аннотация: А после поставит бабушка пластинку Утёсова и разольётся по комнате трогательный, пронизывающий душу, вальс. Она поймает внучонка в охапку и как запоёт любимую фронтовую. И закружат они по комнате:
Опрятная распивочная. Посетителей достаточно - все столы заняты. Лёгкий гомон и дымка витают над головами - народ отдыхает, покуривает, неторопливо беседует. За дальним столиком - мужчина лет пятидесяти. На столе три кружки пива с шипящей пеной. Мужчина худощав, с редеющими волосами, торчащими в разные стороны, На нём не первой свежести футболка. Руки трясутся, на лице - тяжёлое отражение многих литров выпитого. Взгляд потухший, но в глазах ещё мелькают остатки ума. И он опять сбежал от жены, прихватив из своего тайника припасённую чекушку беленькой! 'Ну куда это годно -- пилит и пилит каждый божий день! Пила какая-то! Нервов уже не хватает! - Впору утопиться или... напиться!' И вот он здесь - в привычной пивнушке.
Крадучись, как будто кто-то отнимет, дрожащей рукою плескал в пену граммульку из чекушки и, снова спрятав в карман остатки водки, выпивал ядрёный коктейл крупными глотками, быстро, с жадностью. Переведя дыхание и успокоившись, он брался за вторую кружку. Отпивая и посасывая рыбий хвост, мужчина не смотрел ни на кого - был занят своими мыслями. И от мыслей слёзы выступали на его глазах. Захмелев, он вытягивал тощую шею, мотал головою и, бурча себе под нос, колотил по столу кулаком и последними словами ругал жену и свою проклятую жизнь.
- Власька! Пашутин? - услышал наш герой и встрепенулся. - Ты что ли? А я смотрю-смотрю: ты - не ты... Сколько лет, сколько зим!
К нему с кружкой пива спешно подошёл улыбчивый господин с холёной бородкой и румяными щеками. 'Ромка! Как я рад!' Да, Власий без труда узнал Ромку - дружка по институту - совсем не изменился. 'У тебя свободно?' - 'Свободно!' - Разговорились. Вспомнили минувшие дни.
Однокашник коротко рассказал о себе: Сразу после института женился. А в стране вовсю бушуют девяностые! Ни работы, ни денег. Как выживать? Вместе с женой уехали к её родственникам в Саратов. Жена сумела в больницу устроиться санитаркой - это с высшим-то строительным образованием! Ему - работы нет. Решил заняться челночными делами - 'купи-продай'. Родители жены отдали сумму, скопленную за всю жизнь на чёрный день. Стал мотаться: Турция-Россия-Китай-Таиланд... Торговля шла красиво - не голодали. Но однажды так прогорел, что за душой - ни гроша. Спасибо жена и родственники помогли-поддержали. Назанимали там-сям. И опять: Турция, Китай, Россия... Жена бросила больницу, открыли с тёщей швейный цех на дому. Шили всякую всячину. Дела пошли. Сейчас имеет несколько магазинов, строительный бизнес и кое что ещё. Вполне обеспечен. И доволен. Здесь - по бизнесу, можно сказать, в командировке. Дети? Да, есть и четверо внучат вдобавок! Сын - программист, женат, внуков-близняшек подарил. Дочка с зятем - врачи. От них - внучка уже вполне взрослая: 12 лет в танцевальный ходит - фигурку оттачивает. И внучок в садик бегает. Сын и дочка живут своими семьями. Тоже неплохо - слава богу.
- Короче, всё путём! Ты-то как? Чё-то вид у тебя не совсем... Ты... с Алькой? Дети, внуки?.. Ничё не знаю - сто лет не виделись.
- Да, Ромка, рассказываешь историю... прямо как мою под копирку. Только в конце у меня результат неизбежно стремится к минусу.
- Чё так?
- А вот так... Со свету сживают, особенно Алька: прямо поедом ест. Белый свет уже не мил. А было всё здорово поначалу. - Поженились. Институт закончили. Оба устроились в строительное управление. Алька в производственный отдел. Я - на участок мастером. Нормально. Обитали в семейном общежитии. Потом въехали в однокомнатную - от управления получили. Дети появились один за другим: мальчик и девочка. Жить бы да радоваться. А тут в стране - полный развал и бардак. И - всё перевернулось с ног на голову: управление закрыли, в магазинах пусто. Работы нет. Денег нет. Да чё тебе рассказывать - сам это хлебнул. Чё делать? Как детей кормить? Я, глядя на всех, тоже решил челночными делами себя попробовать, торговую точку открыть. Бабуля моя продала свою хату и переехала к нам - помочь с детьми нянчиться. Все деньги вручила мне на закупку товара. Ну и я несколько раз туда-сюда скатался, товар привёз. Встал вопрос: торговлю узаконить. Да... Взятки раздавали - налево и направо, и всё же киосочек с Алькой открыли недалеко от нашего дома. Удобно. Наловчились торговать. Пошло, вроде, ничего. И тут... братки разного калибра нарисовались: 'здрассьте вам!' Стали приставать - плати, мол, проценты, а то... сам знаешь, чё будет. Другие накатывают: плати, крышуем за плату. Третьи... Короче, если всем платить - самим работать в убыток. Мы заартачились, да и, правда, где столько денег-то набрать? И однажды, в одну несчастную ночь, проснулись от пожара - полыхало наше торговое хозяйство со всем товаром! Но беда, как говорят, не приходит одна - скоропостижно умирает моя дорогая бабуля - сердечко не выдержало такой хрени. Да... Вот это было горе! Бедная моя бабулечка... Душа моя и до сих пор плачет. -
Власий вытер ладонью глаза. Через минуту заговорил снова:
- И опять встал классический вопрос: чё делать, как жить? Денег-то нет на второй рывок. И занять не у кого - у всех свои проблемы. И пошёл я по шабашкам: 'бери больше-кидай дальше'. И мебель таскал, и бетон кидал, и песок на горбу разгружал. Надорвался - язву получил - не по моей комплекции такая нагрузка. Тогда сколотил бригаду из таких же бедолаг. Подряжались, в основном, на стройках за мизер. А бывало, что и не платили вовсе, но столько унижений... То, что удавалось сколымить я почти всё приносил в семью. Оставлял себе на курево да на пиво, ну и на покрепче иногда с ребятами - хоть как-то нервы успокоить. А иначе и до инфаркта недалеко - таких случаев сколько угодно. Ну дак вот, я, значит, на халтурах, Алька - дома с ребятишками крутится. Потом она устроила в квартире... типа, детского садика - соседских малышей взялась присматривать. Стала чё-то зарабатывать. И вижу: какое-то раздражение её донимает, высокомерие какое-то - грубит, обзывать начала. А тут я договорился с одним богачом особняк поставить. 'Все деньги, - сказал он, - получите после завершения'. Ладно. Даёт нам по мелочи на... поддержку штанов, остальные, мол, позже получите. Месяца три круглыми сутками вкалывали без выходных и проходных. Стройка почти подошла к концу - нашего богача убили! Вот и всё. Мужики на меня взъелись, чуть не пришибли: оно и понятно - у каждого семья. Ну как тут не запить? Алька и вообще всех собак спустила. Ежедневно одно и то же: 'Ну что ты за мужик? Размазня какая-то. Алкаш несчастный! Какой ты отец семейства? Ни денег от тебя, ни толку!' Ну и так далее в том же духе. Прихожу домой - жрать нечего. Готовить перестала, дескать, не заслужил, не заработал. Дети, глядя на неё, тоже словечками обидными отца поливают: 'папка - дурак, папка - алкаш' Я наказывать детей не могу, а ей говорю: 'Объясни им, что нельзя так с отцом' Она смеётся с издёвкой: 'А что, неправда, что ли? Даже дети видят, что ты - тряпка: не украсть, не покараулить' Ром, ты понял, да? Она согласна даже, чтобы я воровал! Ну я детям говорю, что некрасиво так вести себя... А толку что? -
Роман глядел на приятеля с большим интересом. А тот рассказывал и рассказывал свою печальную историю. И получалось, что пьёт он не от весёлой жизни. С работой и до сих пор не везёт. Вот жена и заела: 'прям, жрёт, грызёт по-живому'. И дети, глядя на неё, - туда же, хоть они уже взрослые.
- Да, Рома, незаметно как-то выросли. И нет, чтобы им понять отца, посочувствовать... куда там! Алька без стыда при детях всю жизнь унижает: 'Ты такой-сякой, ребята тебя, пьянчужку, стесняются'. Перед друзьями-подругами, мол, стыдятся.
Рассказчик перевёл дыхание, отпил из кружки. Медленно продолжил. Язык уже заметно его не слушался, однако, речь была довольно связной:
- А, знаешь, Рома, дети у меня... талантливые. Особенно дочка. Красавица - на бабулю мою похожа. Бабулю мою помнишь? Ну дак вот... дочка университет закончила... на учительницу. К цели своей идёт, можно сказать, прёт, напролом! К какой цели? - В артистки! Поёт она. Ага. А в детстве на балет ходила, на самбо - все приёмы знает, пояс имеет. Но... артисткой большой хочет стать. Понял? Не учительшей какой-то там... Арти-иисткой! Уж и на телевидении мелькает. Ну вот... поставила себе цель и - напропалую! Она у меня упорная - жуть! Ром, ты...ты ещё не устал от... от моей истории-то?
- Нет, Влас, не устал. Наоборот.
Власий закурил. Глубоко затянулся, прокашлялся.
- Да-а, уж замахнулась моя доча, о-ё-ёй! Но на мечту эту сейчас, как понимаешь, одного желания мало. Вот именно! Деньги нужны... ого-го какие деньжищи! А откуда они? Откуда, Рома? Вот она и злится на меня да ищет знакомства с богатыми... спонсорами. Мужиками, естественно. Щас это особенно модно. Живёт с ними и тянет с них же. Хоть и дочь, а честно тебе, Рома, скажу то, что вижу: доит она их. Понял? Доит, как молочных бурёнок. И алчность какая-то в ней сидит. Тут... с одним 'золотым мешком' жила, дак он на её раскрутку столько денег ухлопал да ещё и по заграницам возил - хотел жить по-семейному - со мной делился, было дело. А у неё... нет, у неё только... поп... попса на уме. Любыми путями. Ну вот у них отношения и поползли по швам. Дак она тогда две... может... три квартиры у него оттяпала! Вот, хватка! Вся в мать пошла, стрекоза! Когда мужик своё затребовал, дочка с Алькой да с Алькиной... этой... сеструхой судами стали мужика пугать. Ром, ты понял-нет? Щас вот опять... нашла... э-э-э.. забыл, как зовут... короче, ещё дурачка какого-то... да и неважно. - Власий отхлебнул пивка, пососал рыбёшку, щёлкнул языком от удовольствия. - Конечно, и хорошо быть на экране, так сказать... на виду. Меня, с одной стороны, и гордость берёт, но, с другой-то стороны... эта шумная и гла... ох... гламурная мишура с музыкой, танцулями... к чему такая жизнь приведёт? А, Ромка? И оба, Рома, оба, что сын, что дочка... о чём думают, не знаю. Мотыльком-бабочкой промелькают впустую на белом свете, а земная жизнь прошмыгнёт мимо: была и - нет её! Щас артистов-то этих, звездулей и звездулек всяких, как.. как собак нерезанных! А дочка-то ведь... женщина уже. Взрослая. Не молодеет - четвёртый десяток разменяла, а... ни семьи, ни детей. И этот... сынок мой... тоже... без семьи. - Он... Эх... внуков бы понянчить... За дочку больше обидно, сама ведь потом жалеть будет, что так жизнью распорядилась. Уж с какими большими талантами люди-артисты меняют жизнь человеческую на... сцену. А... а потом все жалеют, что просрали эту, свою единственную, единственную жизнь! Остаются одинокими... без семьи, без детей. Ром, скажи, я не прав?
- Прав, конечно.
- А тут.. прикинь, дочка-то вообще детей не любит. Услышит плач ребёнка - изозлится вся: 'терпеть не могу!'. Понял-нет, чё происходит? Сын, он - мужик. А мужик, как ни крути, - всегда молодой, в любое время детей может народить, а вот женщина...- Власий поднял указательный палец, погрозил. - Да... Оттого и переживаю за дочку. Вот... им за меня стыдно, а я... я за них всем сердцем переживаю. Горько всё, Рома. Горько. - у Власия надтреснул голос.
- Да, неприятная история. Не ожидал.
- Дак.. я тебе больше расскажу - чего уж скрывать. Ты - свой. Другим не рассказываю - ни боже мой. Кстати, Рома, ты не торопишься-нет?
- Да, нет, что ты! Я рад встрече. Ты говори - освобождай душу, не переживай, я потом на такси отвезу тебя до места.
- Спасибо. Ну дак вот, - Власий собрался с силами, - моей-то, Альке, вечно денег не хватает. И что интересно, Рома, теряет их без конца. Памяти что ли уже нету? Ну и кто виноват всегда? Конечно, я. 'Украл, пропил'. И вот буквально на днях, в поза... в позапрошлое воскресенье, не скрою - да, выпил немного, ну и сижу спокойно у стола, телевизор смотрю. Слышу: Алька всхлипывает чё-то и в своём кошельке роется - мелочью звенит. Потом как швыранёт кошель на стол - мне чуть ли ни в морду! 'Ты, что ли, зараза, украл?'
Я ничё не понял, какие деньги? Она ревёт и матерится. Рома, матом прямо матерится! Треплет вещи в шкафу, орёт. Книжки с полок на стол сгребла - перелистывает, страницы трещат. Ругается на меня последними словами, хуже самого пьяного сапожника: 'Вот же тварина... навязался на мою шею!' - 'Да какие деньги-то?' - спрашиваю. Не успел я рта открыть, она побежала на кухню: 'Прровались ты! С тобой и говорить-то противно! Навязался!' Ну и на кухне кастрюлями-банками гремит, видать, деньги ищет. Я сижу на стуле, как оплёванный, прислушиваюсь... И в это время... влетает в комнату дочка, артистка моя, махом сбросила книжки со стола - они с грохотом разлетелись. Подскакивает ко мне: 'Ты долго будешь над нами издеваться? Алкаш несчастный!', - и неожиданно с силой выбивает ногой стул из-под меня, я упал. - 'Как же ты надоел, сволочь!' - и так пнула меня... в пах своими сапогами с толстенными каблуками, что я взвыл от дикой боли и согнулся на полу в три погибели. А она... Рома, пинает и пинает, будто гвозди вбивает... Растрёпанная вся, глаза сумасшедшие: 'Скажи, когда ты уже напьёшься наконец, а? Ну сколько можно тебя обоссанного из канав вытаскивать? От людей же стыдно! Сдох бы ты скорей, скотина!'
-Это... дочка так?
- Ну. Пинала бы ещё, да мать, заходит, я слышу, говорит: 'Вот, нашла деньги, слава богу, все целы!' Долго я потом с синяками ходил. Хорошо, хоть под брюками не видно.
- Ничего себе...
Рассказчик вздохнул и, как будто даже протрезвел. Через минуту продолжил:
- А и сын вон тоже не отстаёт. Тоже к своей цели идёт - в художники. Правда, на дне стакана вдохновение ищет. А хлебнёт, о-о... лучше на глаза ему не попадайся! Никого не терпит - крушит всё подряд! Тут как-то осенью он на садовом участке отсиживался - всё картины рисовал, пейзаж деревенский, речку. Мать ему поесть приготовила - меня отсылает отвезти. На улице жара на удивление прямо. Я по дороге пивка выпил холодного да стопку водочки. Чё-то развезло маленько. На лавке в скверике - сумку под голову и прикорнул. Спасибо, милиция разбудила. Кое-как от них отделался - забрать хотели. Ну вот, приехал уж под вечер, во дворе сынок картину рисует, но вижу - не в себе он, вроде: смурной. Ну, собрал на стол ему, как мог - чин по чину, приглашаю в дом: 'Садись, мол, покушай'. Сам вышел во двор, лопатой в огороде покопаться - траву порубить. 'Ты чё так поздно? - спрашивает, - опять нажрался? Ты когда должен был прийти, а? - показывает на мобильник, - мать сказала к обеду приедешь, а ты.. только щас заявился'. Я ему что-то пытаюсь... в ответ. Он не слушает, кричит - наступает на меня: 'А, ну, дыхни!' Я аж даже испугался - вот сын родной, как с цепи сорвался! 'Дыхни, тварь!' - орёт. Тварью назвал! Отца родного!
Переживая события снова, Власий раскраснелся. Он задыхался от волнения, судорожно тискал в руках носовой платок, вытирал пот.
- Подлетел ко мне, я даже не успел очухаться. Выхватил лопату и замахнулся со всего роста, а ростом на голову выше меня: 'Убью, зараза! Ты долго мать будешь мучать!' Выхватил у меня лопату и - так ударил! Хорошо, хоть черенком попал. У меня от боли искры из глаз посыпались! Рука тут же вся распухла и повисла плетью. Я-то рукой оборонился. А так-то... и не знаю... убил бы сынок, наверно, точно. А я не могу в себя прийти и не столько от боли физической, как... Ну, что это? Сын ведь он мне! Сын! Родной. А на отца... руку поднял. - Слёзы катились по лицу Власия, губы дрожали. Он допил пиво, отставил кружку. - Сын-то, видно, тоже испугался - мог ведь и прибить насмерть. Вызвал 'скорую'. Рентген, то да сё, короче, обнаружили тяжёлый перелом. Я, конечно, сказал, что сам запнулся о булыгу и с размаху ударился. Ну а как скажешь, что от сына такой подарок?..
Да, Роману было не по себе. На усталом, потном лице приятеля отпечаталась острая и постоянная безысходная грусть. А Власий всё говорил и говорил, выворачивая душу свою наизнанку.
- А чё Алька-то? - спросил Роман, - как реагировала? Ничё себе - дети отца избивают! Жесть!
- Хм, Алька... А чё Алька? Ей это в радость! С её молчаливого согласия всё и делается, а, может.. и не с молчаливого. - Власий сердито замял сигарету.
- Не заявил в органы?
- В какие? Ты что! Нет, конечно. Как ни говори, а родные же. Сам так воспитал, или... не воспитал.
- Ну и чё, простил? Помирились с сыном, с дочкой?
- А куда я денусь? Правда, дочка налетала на меня ещё не раз, но это так... мелочи. Обоих простил, конечно, и сына и дочь. Дочке песню свою отдал - сочинил недавно. Она и пела её несколько раз на день Победы. По телевидению показывали с этой песней.
- Что за песня?
- 'По военным дорогам' называется. Ты уж забыл, наверно, что я сочиняю? Про мою бабулю песня. Она ведь, ты же знаешь, фронтовичкой была. После школы окопы рыла да на курсах шоферов училась. Всю войну баранку полуторки крутила. И раненых возила, и снаряды, и продукты. Однажды машина загорелась, и машину потушить сумела - сберегла. Про неё столько можно писать - рука устанет! Говорила, что зимой не сходили с ладошек кровавые мозоли. Трескучий мороз. Полуторка не заводится. Чтобы завести мотор, до одури, до слёз наяривала металлическую рукоятку, аж руки примерзали. А он, зараза, не заводится и всё! И, конечно, в войну и голод и холод донимали. Обмундирование - фуфайка, ватные штаны, кирзовые сапоги, да шапка-ушанка. Днём немцы обстреливают, а ночью... волки страх нагоняют! Ужас! Бортовушка ковыляет через поле на передовую со снарядами, рядом - голодные волки бегут, зубами щёлкают. Не отстают, ждут, когда машина заглохнет. Слава богу, проносило.
- Да.... молодец была твоя бабуля. - Роман посмотрел на Власия, - так ты... с ними живёшь, или как?
- Или как! - В сараюшке, Рома, с граблями-метёлками щас соседствую. Там тепло. Обустроил маленько, гитару взял, приёмничек. Топчан есть, стол, плитка, Кастрюля, чайник.
- А ведь такая любовь была...
- Любовь... Правильно бабуля как-то заметила: 'завяжи себе глаза и загляни в душу будущей жены'. В душу! А тут.. говорю же: каждый день придирки: то не так, это... встал не так и сел не так, ем не так... Денег мало. Как мужчину меня вообще не подпускает. Ну что это?.. Она без скандалов дышать не может. А я не люблю скандалов, вот и молчал - терпел.
- Да, слушай, Власий, пока не забыл!.. На тебе визитку мою - там все координаты,
- Роман протянул карточку, - приезжай ко мне в Саратов. Помогу и с работой и с проживанием. Приезжай - не пожалеешь! Ты же неглупый мужик! Помню, как ты на всех олимпиадах побеждал. Сколько грамот получил! Встряхнись!
*
А, вроде, вчера это было -
Они познакомились в институте. Она - красотка двадцати с небольшим лет, и он - без пяти минут инженер-строитель. Родители его наградили старинным именем Власий
- Власий Иванович Пашутин. Она - Алевтина.
- Я знаю, Вы - Аля.
- А Вы...
Бабуля не противилась их браку - уважала выбор внука.
*
Память-память... Она часто возвращает Власия в детство. -
Небольшой город. Площадь с огромным транспарантом на здании горкома партии: 'КПСС - партия Революции, партия Перестройки!'. На здании института - плакат поменьше: 'Товарищ, стань строителем - сделай свой город краше!' Многолюдный базар, и голуби - видимо-невидимо! Эта безгрешная птица, ростом с хорошую курицу, деловито снуёт между рядами, подбирая, что бог послал.
Почему парню особенно помнятся эти места? - Потому что Власий в свои сиротско-мальчишечьи годы ходит в школу через базар и площадь. И учится он отлично, не то, что оболтусы, которые от зависти орут: 'Власька-Иваська!'. Обзываться могут, а вот ума - ни на грош! Учителя и устроители разных олимпиад не устают хвалить и вручать грамоты Власию. Бабуля плачет от умиления и показывает грамоты внука соседям: 'Даст бог - большим человеком будет!' - 'Да, умненький мальчик! И вежливый какой!' - соседи тоже хвалят парнишку и радуются вместе с бабушкой.
Ещё помнит Власий комнатку, у широкого окна придвинутый к стене длинный стол, серебряная вазочка с леденцами и ближе к углу, развёрнута толстая книга с тёмно-коричневой обложкой, и над книгою - склоненное старое лицо в очках на резинке с крупным носом-картошкой. Это бабушка Настя, слегка опершись о стол рукою, бубнит молитву и, периодически отрываясь, крестится на чёрный образ с лампадкой под потолком: '...упокой их душу. Дай мне, Господи, здоровья и силы, чтоб поднять внучонка на ноги и передать в хорошие добрые руки жены его...'
А после поставит бабушка пластинку Утёсова и разольётся по комнате трогательный, пронизывающий душу, вальс. Она поймает внучонка в охапку и как запоёт любимую фронтовую. И закружат они по комнате:
"Я как будто бы снова
Возле дома родного...
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоем,
Так скажите хоть слово,
Сам не знаю, о чём..."
'Власёнка, помогай!' - И мальчишка подхватывает тонюсеньким голоском:
"Утро зовёт
Снова в поход.
Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот".
И поют они и танцуют, и так им тепло и радостно! И видит Власик перед собою молодую девчонку - Настеньку, которая признается: 'Под этот вальс мы и познакомились с твоим дедом - царство ему Небесное. Так я его любила...'
*
А ведь еще несколько лет тому назад, когда Власик был совсем маленьким, он жил в другом городе, и бабушка наезжала в гости. В погожие дни из открытых окон их квартиры была слышна беготня, смех и весёлый говор. То была пора, когда последний год были ещё живы дочь бабушки Насти, зять и двое её старших внуков. К ним приходили друзья, они забавлялись с маленьким Власием (Власёнком, как называли малыша), рассматривали фотокарточки. Особенно внуки гордились фронтовыми снимками бабушки-Насти. Молоденькая Настенька в военной форме и в беретке со звёздочкой, лихо надетой на косички, смеялась с фотокарточки и, вроде... подмигивала ребятишкам! Ямочки играли на пригожем лице. А на заднем плане стояла полуторка, за баранкой которой Настенька всю войну приближала победу! 'Во, Бабуля! какая ты у нас красивая!' - 'Да, молодые - все красивые!' - смеялась бабушка.
И вдруг - неожиданная весть: в автокатастрофе погибли дочь с зятем и двое старших внуков. Младший - Власик, остался сиротой. Думали свихнётся от такого горя баба Настя, что от слёз ослепнет. Но нет. К счастью, бывшая фронтовичка стойко перенесла тяжелейший удар судьбы. Внучонка перевезла к себе и воспитывала его, как умела, ни в чём мальцу не отказывала.*
Школьные годы... Насыщенная интересная жизнь Субботники всем классом, металлолом, макулатура. Школьные концерты, походы с песнями у костра. Исполнитель собственного сочинения - Власий-гитарист. И всегда на почётном месте - песни о бабушке, которые он сочинял в её честь. И песни о фронтовиках, погибших и живых. О подвиге и в мирное время, где человек не сдаётся, борется со стихией, борется за свою судьбу. Подвиг - его любимая тема. Стенгазеты. Олимпиады. Кружки: литературный, музыкальный. В школе Власий был главным поэтом. К нему приклеилось прозвище 'Лирик' 'Лирик, давай стихи - колонка пустует!' И он сочинял. Девчонки с ума по нему сходили. Ну что ты - такой красавчик! Белолицый, улыбчивый, с копной кучерявых волос на тонкой шее, он чем-то был похож на свою молоденькую бабушку-Настеньку с фотокарточки. И вот он - последний школьный звонок. Аттестат - в кармане. Прощальный вальс.
Бабуля видела своего талантливого внука только с дипломом института. 'Средств нам хватит, думаю, здоровье, с божьей помощью, не подведёт - учись! Нет-нет, только не музыка, не песенки, не отъезды-разъезды! Артистов нам не надо. Мужчина должен иметь настоящую профессию, которая кормить будет его семью!' Внук был согласен с бабушкой, хотя душа тянулась к прекрасному! На кого ж тогда пойти-то?..
В стране бушует Перестройка. Плакат зовёт в строители - значит, так тому и быть: строитель, так строитель! Полетели студенческие годы, полные кипучей жизни... Ну и, поскольку, ни умом, ни сердцем Бог его не обидел, Власий и здесь был первым студентом. И здесь вечера, концерты, олимпиады. И награды.
*
Сегодня Девятое Мая. Святой День Победы. Власий в задумчивости сидел на топчане в сараюшке. А на столе белела, нет, не чекушка, белела визитка Романа, около - фотокарточка бабули-Настеньки. 'Да... есть у кого-то жизнь иная, а есть вот такая - моя. Но ведь она тоже - жизнь'. - Так он судил, тяжко вздыхал, вспоминал слова Романа: 'Встрепенись! Ведь ты талантливый, и жизнь ещё не пройдена. Начни сначала - помогу!' Власий смотрел на фото и видел Настеньку-девочку с её хрупкими плечами, на которых она вынесла все тяготы войны и всё, что выпало ей после войны. 'Столько горя и не сломалась бабушка'. Бабушка... единственный родной человек, который и любил его и понимал. И вдруг... Власий отчётливо услышал... живую бабушку: '...дай мне силы поднять внучонка на ноги и отдать в добрые руки жены его...' И всколыхнулась душа Власия до самого дна! И эхом прокатилось в голове: '... в добрые руки... жены его...'
И неожиданно из нутра Власия сквозь слёзы и всхлипывания стали прорываться слова... Слова ложились на знакомую музыку, явившуюся из ниоткуда... И... Власий запел... Он плакал и пел всё громче и громче любимую песню своей любимой бабули. ...Издали... послышался тонюсенький голосок... Голосок крепчал... и вторил мужскому:
'Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок'.
И вот уже красивым унисоном громко под гитару два голоса сотворяли оду Настеньке - девочке из войны: