Аннотация: У меня отец крестьянин, ну а я крестьянский сын...
Родился я в (тогда еще "на") Украине, но на русской печи - здесь "на" не путать с "в" ни в коем разе. Январь был снежный, лошади не шли и трактор не заводился, а роддом в райцентре - маме на печке было как-то уютней, к тому же бабушка сказала "тю, делов", тем более, что старшего брата моего мама родила на телеге где-то между Барнаулом и Бийском, называлось место Эвакуация, правда, не в январе, а в феврале, но это детали.
На этой печке мы с бабушкой и проводили дни моего детства, а также вечера и ночи. Утром,точнее, между утром и ночью, нас будил стук бригадира в окошко: ==Анька!( это маме) - сегодня на ферму( или на парники, или на навоз - но всегда обязательно и до темна. Я пытался посмотреть, что это за злой такой человек-бригадир, но бабушка меня пугала: ==Сиди, и тихо, а то москали заберут! Я и сидел, особенно зимой,слушал сказки и были. Скучновато, но у нас был Букварь, а вечерами брат учил уроки на лежанке - это вроде как та же печка, только в разных уровнях. Сидел он на лавке, книги-тетради ложил на лежанку, а я смотрел сверху. Буквы я выучил раньше, кроме " Ї ",которая почему-то не давалась, так что вскоре я очень лихо читал все о Ленине, о Сталине, о партии и происках империализма. Вот писать не получалось, потому как воспринимал я науку зеркально - снизу вверх и справа налево. Прошло много лет, но рецидив печного образования не исчез, а заматерел и трансформировался в способность читать между строк и в неспособность писать ругательства - вместо ругательства у меня получаются индейский клич - можете проверить.
В общем, пробел в образовании был явный. Была весна поздняя или ранняя осень, не помню, но было тепло и была грязь. Повесил я сумку брата через голое плечо ( каким плечу быть, когда и сам я был совершенно голый) и поволок ее вместе с книжками в школу. Где был брат - драл сорочьи яйца или учился в первую смену, или просто гулял - здесь неважно. Помню, что со школы меня выперли прямо с порога, помню, что девки хихикали, но не били.
Идя домой в расстроенных чувствах угодил в канаву с по уши грязью - одна сумка сверху плавала. Вытащил ( в селе говорили "спас") меня тот же бригадир, после чего я стал звать его "хорошим начальником". Отмыли меня нормально, пошили штаны, хоть и на "помочах", но по моей просьбе "с дном" - так я называл карман, и со школы меня больше не выгоняли -чтобы не утонул.
Хотел разоружиться перед сообществом, - рассказать о своем детстве побольше, оказывается, в формат статьи не втиснешь. Если не съедят критики доморощенные, еще напишу - в виде новелл и очерков, то есть кратко и непонятно.
О бабушке.
Начинать вас знакомить с моими родственниками надо бы с мамы, но чтобы повествование обрело реалистичность, обозначились декорации и фон, расскажу о бабушке по отцовской линии, Марфе Ивановне.
В день, когда мы с ней познакомились, я был от нее моложе лет на шестьдесят с хвостиком. Точнее сказать не могу, и не в кокетстве дело - просто не было документов у человека, возраст определяла она аналитическим путем, подтверждая его ссылками на различные события. Иногда эти события касались мелких происшествий, вроде "вышла я замуж в двадцать лет", или являлись историческими - " когда Махно проезжал на тачанке через село мне было тридцать три года". Таким же образом определялся возраст яблони, посаженой моим дедом в год ухода на войну, какую не уточнялось, так как назад дед пришел "как раз перед немцами", и посадкой самого деда "на принудиловку" за нежелание вступать в колхоз. Дед уже не вернулся, умер от дизентерии на строительстве Соледара под Бахмутом, как я позже понял, а немцы пришли снова, но ненадолго - где-то на полгода, и не пришли - что им делать в этой яме - заглянули, назначили старосту и было их только слышно по пушкам - сначала на схид сонця, потом по бокам и некоторое время на захид сонця. Получалось, что в целом умная женщина ( это о моей матери), сделала огромную глупость - под бомбами, беременная, с раненым своим первым мужем поперлась на Алтай, где никто ее не ждал, хорошо хоть рыбу в Бие-речке ловить не запрещали и молоком помогали.
В общем, оккупацию Марфа Ивановна пережила в одиночестве. Убрала, сколько смогла, урожай с полей колхоза и с огорода, завела пару поросят, накосила корове сена, а так как налог в том году почему-то не стребовали, то до конца января примерно - примерно потому, что радио молчало, жила она в материальном плане вполне сносно, но вы же понимаете - война, долго так не могло продолжаться, чтобы она кого не зацепила. Дюжина итальянцев, после того, как оттаяли и перепели все свои красивые песни, уходить никуда не собирались, хотя пушки стреляли уже на западе. Пусть бы и еще жили, но начали присматриваться к поросенку, хоть картошки было еще много. В общем, под покровом ночи тайными тропами пробралась бабушка в соседнее село, привела оттуда лейтенанта, который оккупантов пленил и увел, а за ружьями обещал прислать, но не прислал никого и обещанной медали тоже не дали. Ружья весной были потоплены, место забыто, патроны мы с братом нашли уже при Хрущеве, но это уже о другом.
Вот такая боевая женщина и занималась моим воспитанием, а также кормлением и отмыванием. А кому было заниматься этим важным делом - родители на работе, зарабатывали "выхододни" и "трудодни", причем важно было заработать первых двести сорок за год - тогда можно было на работу не ходить, а заниматься огородом, сеном, дровами-кизяками побольше, а трудодни котировались гораздо ниже, так, для разговора на собрании.
Бабушка интересовалась и нашими успехами в школе - читать-писать она не умела, но красный учительский карандаш понимала. А еще она всегда работала - садила, полола, пекла-варила, рассказывала сказки и всякие триллеры, прятала спички от детей и мастерила рогатки для внука. Разноплановая и неоднозначная натура, если в целом. Если придется еще что написать о своем детстве, то о бабушке вы еще услышите много, и исключительно хорошее.
Маленьким меня не ставили в угол. Вы не поверите, но в нашем домике было только два угла и оба были заняты серъезнымы личностями - в левом темнел строгим ликом Бог, хотя теперь я понимаю, что это был один из его приближенных, но я не о теперь говорю. В правом - сам Сталин - красивый, солидный, с усами и трубкой. Посредине "тарелка", радио такое. Бог не сводил с меня глаз и всегда держал наготове два перста, как бы намереваясь дернуть за ухо или щелкнуть по носу. Сталин смотрел на пшеничные поля, огурцы-помидоры, на трактора, комбайны и заводские трубы и был я ему до лампочки, на которую он тоже смотрел. Весь этот пейзаж с натюрмортом назывался отцовой почетной грамотой - было на что посмотреть и было о чем подумать.
Богу можно было помолиться вместе с бабушкой, попросить что-нибудь. Например, чтобы выиграла облигация, из тех, которые давали вместо десяти процентов от заработанных денег на трудодень, которых, денег, и не платили. Ну, как бы платили надеждой на скорое тиражное будущее, а остальные девяносто процентов оставляли на будущее светлое. В общем, не ломайте пока голову, все равно ничего в этих финансовых механизмах вы не поймете - в другой раз объясню монетарную политику государства в отношении верных соратников пролетариата - колхозников.
Неделю или две, до самого тиража, по утрам с бабушкой стоя на коленях просили мы у Бога - бабушка хлеба насущного на текущий световой день, а я ( по бабушкиному совету) "чтобы облигация выиграла".
Бог не подвел - облигация выиграла пятьсот рублей. Тогда не было курса доллара, так что сколько это, можно определить по эквиваленту, равному трехколесному велосипеду - мне, заслужил, - охотничьему ружью с патронами и патронташем( после того, как старший брат случайно из него выстрелил в окно соседям -променяли на велосипед настоящий, взрослый, - понятно, что старшему брату - он же стрелял), и часы "Молния" - они, кстати, и сейчас у меня, но тогда были у отца, а мне разрешали их слушать привязанными на цепочку. Был ли откат какой Богу - не помню.
Не получается кратко изложить историю детства - вот сфоткаю ту самую "Молнию" и продолжу. Велосипед не сохранился, хотя крепости был сталинской, просто неистребимый. Цвет был, понятно, красный. Можно было перевозить и пассажиров - одного стоя сзади, второго на раме.Ладно - все потом. И о том, как из велосипеда получился пулемет Максим, тоже.
Место действия.
Наобещал - и о нечистой силе, и о часах "Молния", а придется сначала просто познакомить вас с местом действия, с малой моей и милой родиной, - хутором в сотню дворов при шевченковских, крытых соломой и камышом-очеретом хатках.
Предствьте себе десятка полтора яров-балок, сплошь заросших кустарником, который в свою очередь зарос ежевикой. Над кустарником возвышаются яблони-груши, вишни-сливы - остатки куркульского, теперь артельного, сада. На свободных местах очень неравномерно, не более двух-трех в пределах видимости встречаются упомянутые хатки. Тыны-заборы, понятно, были чисто декоративными - населения было по плотности как в Сибири, а территорию предки прихватили солидную - думаю, не меньше четверти Люксембурга, и уж точно побольше слободы - районного центра.
Вся эта благодать с северной стороны прикрывается южными отрогами Средне-Русской возвышенности, с востока и запада Нашим лесом и лесом Казенным. В месте, где сходятся все пятнадцать яров-балок, между вербами и ивами насыпана гребля, перед которой находится ставок с карасями и гусями. Караси и вьюны водились и в многочисленных копанках, а то и просто в лужах среди камышей и осоки.
Из прочей архитектуры был клуб, он же днем ясли, три бригадных дома, конюшни, а выше пруда два глиняных коровника с четырьмя десятками колхозных коров. Домашних - дядькивских коров, было по числу дворов без малого, а малое соответствовало числу коз. Было три пары волов - это такие солидные скотинки, на которых возили воду в поле. Вода заливалась в "барыла" (понятно теперь, откуда англо-саксы позаимствовали свой баррель?), барыла лежали на "ходу" с четырьмя колесами. Управляла этим агрегатом баба Настя-Водовозка - все с заглавной литеры. В конюшне, кроме быков, было еще несколько десятков коней - в основном "военных" - это не о качестве или норове, а о происхождении - во время войны их оставили выздоравливать то ли наши, то ли немцы. Иногда их запрягали в "линейки" - красивая тележка на рессорах, вся в деревянных и стальных узорах, на лошадках же пасли коров, просто катались, если хорошо попросить дядю конюха, работу в поле делало Мэтэсэ тракторами и комбайном. Трактора были железными полностью без вкраплений, по мостам они не ездили, а если проезжали по дороге, то выдавливали треугольные ямки, в которых можно было и ноги поломать. Вся эта индустрия стояла на поляне в Нашем лесу, там же стояла Тракторная хата.
Да, была еще Гора - возвышенность посреди села с магазином, коморями и зернотоком. В одной коморе была кладовая с медом, салом и куриными яйцами, в магазине продавали пряники- за два куриных яйца завмагша давала три с половиной штуки - или за одно пятьдесят копеек "старыми" - но это тогда, когда "Володька" привозил кино на своей полуторке.
Нельзя не упомянуть о трех ветряках-млынах, в одном из которых дед Мыкыта молол изумительно черную муку для изумительно черного хлеба. Для муки на пироги - отбойной, надо было на "шавралете" везти зерно в район. О "шавралете" я расскажу отдельно, так как на нем шоферил мой отец, а я ему не мешал совершенно.
Но история с нечистой силой была связана только с быками-волами, с них я и начну следующий рассказ, но уже не сегодня, а послезавтра к вечеру. Нарисованная мной бледная картинка моего села, надеюсь, даст вам возможность хоть немного ощутить себя участником событий.
Невозможно вырваться из мелочей, чтобы написать о главном - одно цепляется за другое, детская память хранит подробности мельчайшие - если бы случилось подобное вчера, сегодня мог и не вспомнить.
О классовой борьбе в деревне, нечистой силе и бандеровцах Востока Украины.
Просили развить темы отношений с Богом, Сталиным, более полно рассказать о классовой борьбе в послевоенной деревне - почему бы и нет?
Храма в селе не было и ходили мы некрещеными, пока однажды мой , партийный, кстати, отец не привез летним вечером в село батюшку. Почему именно мой батя? Не ищите здесь идеологии ни христианской, ни коммунистической - просто батя работал на "шавралете", единственном транспорте с мотором, им же перегнанном после войны уже из города Львова на наш самый дальний восток Украины.
Попу-батюшке оборудовали рабочее место в глубине хутора, время было летнее - у колодца под вербой поставили "малированую" большую миску и рядом положили портняжные ножницы и зажгли свечку. Порядок таинства не помню - помню, что выстригали крест на голове и немного мочили. Старший брат сделал ноги еще до, сестричку принесли замотанной в одеяло, я же и не думал никуда убегать и стал, таким образом крещеным в православии. Имя мне оставили метрическое, а вот друг мой Степка оказался по "метрике" Мишкой, так до сих пор и путаемся.
Наутро нас, обращенных, дед Микита обболванил под "ноль" трофейной машинкой - так думаю, чтобы парторг не заметил - или просто мода пошла такая, но вся наша местная тусовка к вечеру отсвечивала однотипно. Старший мой брат, сами понимаете, с тех пор стал командиром уже безоговорочно и окончательно. Стал ли я верующим? Не скажу - бабушка меня научила -"Если спросят - есть ли Бог - отвечай "Не знаю". Не знаю и до сих пор - мнения есть разные по этому поводу, но я для себя определил главное - потом, ели оно будет "потом", определять мои заслуги перед людьми и Богом будут как алгебраическую сумму грехов и добродетелей. И достаточно держаться в "плюсах", чтобы встретиться "там" со своими родственниками и другими хорошими людьми. Скажу еще, что никогда мы с Богом не мешали друг другу, хотя и о симпатиях говорить не приходится.
Теперь о Сталине - он нам тоже не мешал, когда умер поплакали чистосердечно, когда памятник обмотали тросом и потащили в ближайший яр - помолчали. Рассказали за что - покивали головами. Случайно оборвал его фото с красивой красной книги - сожгли фото в печи вместе с книгой и попросили никому не говорить. Уже в горбачевское время спросил маму, за что она так любит Сталина, посадившего моего деда в тюрьму, где тот и умер вскоре от дизентерии, - она ответила, что моего деда по отцу посадил не Сталин, а мой же дед по матери, который был на то время председателем комбеда. Раз уж зашел разговор на эту вечную и неразрешимую тему - два слова о колхозах, тоже ссылаюсь на маму - в колхозы загоняли нас, дураков, но кто же знал, что так намного лучше. Самые добрые для селянина времена были "до войны". Теперь в селе говорят - при Хрущеве и при Брежневе, не разделяя .
Это последнее, итоговое о Боге, о Сталине и о классовой борьбе в послевоенной деревне - не нужна мне слава Салмана Рушди - лучше попытаюсь переплюнуть Булгакова с его жалкой Лысой горой - антураж в моей деревне покруче, а моя бабушка лучший в селе и окрестностях знаток нечистой силы. Нет, предпоследнее о борьбе, только о борьбе с бандеровщиной еще расскажу - как плавный переход от затупевшей с уходом Сталина классовой борьбы к встрече с нечистью.
В следующей главе или в комментариях к этой - посмотрим, какой прием будет...
Бандеровцы востока Украины - историческая правда.
Вообще-то их звали переселенцами, - наверное, сами себя так назвали в целях конспирации, а мы поверили, поэтому мы их не опасались совсем, разве что одного самого солидного из этого семейства, - да и то опасались сезонно - от первой завязи и до полного созревания даров садов и огородов.
Колхоз вместе с сельсоветом дали им не только хату с огородом - а чего, пусть сами кормятся, гости какие - но и работу дядьке моего друга и одногодка Мышка. Был этот дядька, так я теперь думаю, сторожем "на бригаде", но главной его обязанностью была охрана "артельного" сада, который когда-то был куркульским, а потом, заросший кустарником и лопухами, стал собственностью пацанвы - так мы считали, пока не появилось это национальное недоразумение. В кустах и лопухах ловить ему было нечего, но груши-яблоки и прочее соблазняющее росло выше кустов и просто-таки выделялось над зарослями и маревом сельской идиллии. И если с прежним сторожем, хромым Илько, проблему решить можно было за счет скорости передвижения и высоты, которую занимала каждая из конфликтующих сторон, то теперь ситуация складывалась явно не в нашу пользу - мы хоть и считали себя покруче могикан и ирокезов - но дед Степан, сам бандеровец и тезка Бандеры, в вопросе засад и скрытого передвижения в "зеленке", как теперь бы сказали, был покруче вместе взятых индейцев северной Америки и Зверобоя со Следопытом - можете не верить, я не обижусь. Мы тоже не верили, недооценивали противника, а после первых ощутимых ударов - и не только по самолюбию - наладили просто разведку и разведку агентурную в лице Мышка, но это ушлое недоразумение агентурную сеть вычислило в момент, к тому же вооружилось спрятанной до поры до времени в стрихе дома герлыгой - провел он энкаведистов и перевез ее из Карпат с прочей рухлядью, или получил ее позже по своим тайным каналам, сказать не могу. Но если раньше можно было забраться на дерево и бросаться оттуда огрызками груш с символичным названием "дуля", то теперь это преимущество было уже и не преимуществом, а прямо-таки ловушкой. Вы знаете, что такое герлыга? Длинная палка с крюком на конце. Вы догадываетесь, какое это страшное оружие в умелых руках?
Борьба с бандеровщиной закончилась компромиссом - мы оставили в покое артельный сад, а дед Степан не замечал, когда мы обносили сад председателя сельского совета. И самого председателя, и все сорта яблок-груш, и сам его сад в селе звали "советской властью". Но это к моему рассказу никакого отношения не имеет.
Колхоз, Сталин и соцкультура в отдельно взятом селе.
Чтобы мы в дальнейшем меньше задавали друг другу вопросы, сразу скажу, что колхоз и село в описываемые мной времена было одним и тем же. Были еще совхозы, внешне похожие на село, но там платили деньги и у "совхозян" были паспорта, как сказал бы кто более грамотный - то же село, но на порядок выше. Выше хотя бы потому, что у совхоза была своя электростанция и кино там "крутили" через день, тогда как к нам кинопередвижка приезжала пару раз в месяц и Володька-киномеханик требовал аншлага и предоплаты в твердой валюте, хотя мог и пойти на частичный компромисс, обменяв часть билетов на куриное яйцо - одно билет детский (50 копеек), два - взрослый. Но на всякий случай, заслышав песню Трошина или Утесова, все торопились в лавку, чтобы обменять хохлушкины яйца на денежку. Иногда приходилось понервничать - те, что были утром, съели, а куры норовили выполнить свой долг где нибудь под лопухами, да и дворняжки у нас были не промах. Впрочем, и без требований киномеханика зимой аншлаг был таким, что "крутил" он по два сеанса, а если привозил два разных фильма, то по четыре, иначе народ не помещался в клубе. Клуб, как и вся сельская инфраструктура вроде конторы, магазина и сельсовета, был в "куркульской хате" - это не два отдельных слова, а словосочетание. Летом было проще - экран развешивался между двумя деревьями, сзади стрекотал проектор "Украина", справа тарахтел эЛ-два, или просто "движок", под экраном надрывался черный ящик с загадочной надписью железом "КА КА". Озвучивание фильма, было лишним - те, кто смотрел "Бродягу" или "Господина 420" в двадцатый раз, рассказывали сюжет и фабулу тем, кто родился на два года позже рассказчика и еще не все понял.
Нельзя не упомянуть в связи с кино об одном моменте - если фильм был "кроме шестнадцати", надо было "пролезть" или в вытащенную заранее "шибку" окна ( но там был риск получить резиновым шлангом от помощника киномеханика), или за пару часов до начала действа спрятаться под сценой в пыли и паутине,если там еще были свободные места. Но это детали, лучше скажу о влиянии важнейшего из искусств на сельских тинейджеров. Влияло. И до такой степени, что "уличные" прозвища заменялись "прокурорами", "перепелицами", "голицами", "тарзанами" и совсем экзотикой вроде "бабы Читы".
Я обещал о Сталине - в кино его не показывали почему-то, теперь думаю, что это у него был такой культ. И на плакатах в клубе нарисованы были трактористы в комбинезонах и доярки в белых халатах, нездешние в общем. Сталина же можно было увидеть только в школе и в таком величественном виде, что для его сапог пришлось вырезать дырку в полу. Возможно, у нас плохо работал парторг, но не могу ничего сказать с определенностью - я такого просто не помню. Хотя партийная организация была и собрания проводились. Был в райцентре ("в районе") памятник Вождю, но однажды утром его на месте не оказалось. Вообще мне кажется, что популярность Сталина на селе начала расти и растет до сих пор с того самого дня, как исчез его памятник. Скорее всего, так случилось потому, что теперь можно и пинать, и защищать не опасаясь за последствия - развлекаться, в общем. Тем более, что самому Сталину все это давно побоку. Ругали ли его( когда появилась возможность) за колхозы и голодовку 33-го? За голодовку ругали "активистов", забиравших последнее, говорили, что если бы взошла в том году картошка, то зиму пережили бы без особых проблем, и что выжили те, у кого была корова. За колхозы, в которые "загоняли", а не желавших "загоняться" высылали "на соловки" Сталина не ругали, а наоборот, хвалили - в колхозе жить стало легче, нежели единоличником. С ностальгией вспоминали жизнь "до войны", "перед войной".
Пока достаточно - как всегда одна картинка из детства цепляется за другую, материал распухает, а смысл растворяется. Кто впервые решился прочесть мои воспоминания о детстве, наверное, поняли, что это продолжение, не помню точно, пятая или шестая зарисовка.
О нечистой силе и москалях Дикого поля.
Помните, обещал? Так вот...
Зимними вечерами, когда вся семья в доме, нам с бабушкой место оставалось только на печке. На печке сумерки всегда, керосиновая лампа в экономичном режиме коптит у столика, где мама лепит пирожки и нам совершенно не мешает. Бабушка может рассказывать сказки, а может рассказывать "про лукавых". Лукавые они с рогами, копытами и хвостами - вроде как черти, но это слово не произносится и уточнять нельзя, да еще на ночь глядя. Я стараюсь быть послушным, чтобы москаль не забрал в мешок и не выбросил в яру в болото.
Но это зимой. Летом мы со старшим братом спим в сарае на сене, а днем дела бывают разные, но все интересные. В тот раз была нашего двора очередь вечером пасти колхозных волов шесть штук, то есть три пары. Пары - это не значит, что он и она, все они мужского рода, но без мужских некоторых принадлежностей, но если кто думает, что дальше ничего интересного быть не может, то наоборот - может.
Не скажу "пригнали", пришли мы вслед за волами на Курячий хутор - это так называется, как соседей по уличному, на самом деле это яр с ручейком и болотом и травой кому по пояс, а кому и с головой. Лепим-городим запруды, мастерим кораблики, а когда уже темно почти стало, то волов наших совсем не видно оказалось, и не потому, что темно, а потому что нет и все. Брат сказал "а щоб вас чорти забралы" и пошел кругом, как мы сюда с воломи шли, а мне сказал идти прямо в село между домами и огородами. Это километр, не больше.
Иду, росу глотаю. Луна подсвечивает, в росе блестит тысячами или еще больше, коники сюрчат - и тишина...
И вдруг - белое без ног и коса на плече блестит... делает под кустиком свое маленькое мокрое дело. Я сообразил, что надо слиться с местностью и не возникать, пока ОНА не уйдет - шла же она куда-то, чего ей здесь делать - волы наша очередь пасти...Это я сейчас такой храбрый, а тогда...но вы же помните, что я все равно шел по росе?
Уплыло это недоразумение в полметре от земли в лощину, оттуда еще трое прямо уже не плывут, а летят и кричат по-городскому --"Стой! стой, косой!" Как я понял хохлацким своим умишкой, что косой это волк, а вся эта банда те самые лукавые и явно москали, тем более что и яр с болотом рядом. И пока они бесились в лощине, рванул я с низкого старта сначала по траве, потом по житу с колючими колосьями, по капусте, через два плетня и еще один яр и лужу влетел во двор, где к счастью бабушка меня уже давно выглядывала и сразу с палкой.
Странно, но прятаться она не захотела, а пошла по указанному мной направлению разбираться с нечистой силой. Собственно, чего там и странного, раз она видела самого Махно, а в войну итальянцев из хаты выгнала и ружья их выбросила?
Вернулась она живой и даже без царапин. Переехали с шахт люди, поселились под горой, накосили сена, а носили сено белыми простынями...
Вы думаете, я был таким трусом? Или таким тупым? Если бы я знал, что простыни бывают не обязательно в цветочек...
Последняя пристань батьки Махно.
Есть на востоке Украины ныне скромный райцентр, а ранее солидный уездный город Старобельск. На город так и сыпались разные исторические события и личности, и насыпалось их сколько, что старобельчане просто перестали обращать на них внимание. Ну судите сами - центр города спланирован и построен по проектам ссыльных декабристов, Кондратий Булавин именно здесь делал секир-башка князю Долгорукову, здесь жил правая рука Ковпака Федоров и создатель ракетного снаряда к "Катюше" Лангерман(?), в здешнем монастыре содержались польские офицеры перед их уходом в неизвестность ( есть в Старобельске и единственное в Союзе иностранное кладбище - польское, как вы догадались, но НЕ расстреллянных поляков, как вы подумали). Есть солидная, екатерининской постройки пересыльная тюрьма, которую даже колхозники не сумели разобрать на кирпичи. Есть и просто тюрьма, тогда женская, куда мы иногда вечерами ходили под окна в клеточку слушать залушевные песни узниц. Батько Махно перед отбытием за рубеж лечился в больнице от ранения и любил вечерами прогуливаться по городу и петь песни собственного сочинения, то бишь, был он еще и бардом ко всем своим прочим достоинствам. Все старобельчане знают, но боятся связываться с внуками Левы Задова, но главное в жизни города, конечно, могло произойти и произошло только после полной победы Советской власти - нет, кладов Махно и Булавина в нагло вылезающих на поверхность подземных ходах пока не нашли, я вот о чем -==Фото размещаются не в том порядке, в каком хотелось. А в Старобельске - довольно значимом на то время уездном городе( теперь заштатный райцентр), действительно одно время жили Ильф и Петров ( в командировке от газеты), действительно в городе был автомобиль, приют и многое другое. Чмыривка( Чмаровка) - село просто примыкает к городу, Старобельск- Старгород, Луганск - Лучанск и очень много гусей - дорога идет по берегу реки Айдар. Так что все сходится. В определенный день горожане одевают то, что сохранилось от бабушкиного-дедушкиного гардероба и веселой толпой гоняют Великого Слепого, он, оказывается, жив и здоров. Гусю, конечно, оттого, что Паниковского догонят, уже ничем не поможешь, увы - быть ему свареным в полевой каше. Каша называется полевой, но поле это там, где каша, то есь в любом месте. Фото эти не мои - я там бываю редко теперь, но одно время жил там даже почти год - учился в ПТУ, это было в тот год, когда местный "Колхозник" обыграл команду мастеров "Зарю" со счетом 3 :0. Кто забил один из голов в ворота этих чваней, я вам из скромности не скажу. Фото пересыльной тюрьмы постараюсь разыскать и разместить отдельно - с тюрьмой торопиться по любому не стоит.
Да, чтобы не забыть - гол "Заре" забил Сашка Руденко, сын моих квартирных хозяев, но я ему посоветовал, как это лучше сделать...