Аннотация: Мне хотелось создать рассказ с ни одной, ни другой стороны, как это изысканно смог делать Лев Николаевич Толстой в случае "ХАДЖИ-МУРАТ"-а. Автор
"И мне вспомнилась одна давнишняя кавказская история часть которой я видел, часть слышал от очевидцев, а часть вообразил себе. История эта, так, как она сложилась в моем воспоминании и воображении, вот какая".
Лев Николаевич Толстой - "Хаджи-Мурат".
Посвящаю светлой памяти Зураба Цискаридзе и Демура Картозия, павших в деревне Камани (Абхазия, Грузия, Кавказ), около города Сухуми 9.07.1993. И, конечно, Генералу американской Армии Джону Малхазу Шаликашвили, выдающийся представителья одного из самых древних и благородных семейств Грузии.
Шел серый затяжной дождь. По изуродованной снарядами трассе пробирался белый ооновский "джип" с прицепом. За рулем сидел молодой капитан в темной форме, в пилотке, рядом с ним - одетый в такую же форму вице-полковник в очках с золотистой оправой. Сзади расположился пожилой мужчина в гражданской одежде с подбитым глазом. Крючковатый нос и усталый взгляд придавали ему вид старого нахохлившегося ястреба.
- Сейчас уже неопасно, сер, - продолжал начатый разговор вице-полковник, - наконец-то мне удалось оставить в Миссии нашего московского переводчика, я сказал ему, что с русским языком у меня нет проблем...
- Если вас еще что-то интересует, то я готов удовлетворить ваше любопытство, - проговорил пожилой.
"Прекрасно владеет английским!" - с удовлетворением отметил курносый капитан и переключил на средний режим "дворники", которые неустанно скользили по стеклу, очищая его от полчищ дождевых капель.
- Но почему вы прибили с чужим паспортом?
- Наша разведка выразила опасение, что я сильно рискую, направляясь сюда.
- Судя по вашему глазу, эти опасения небезосновательны... Мы в курсе, что вы родственник генерала, но в каком вы родстве?
- Довольно близком, сэр.
- Вы лично знакомы?
- Несколько лет тому назад я читал цикл лекций в американских университетах и имел счастье лично с ним познакомиться.
- Лекций на какую тему? - заинтересовался капитан.
- О творчестве Селинджера... Тогда нас и познакомили.
- Замечательно, мистер Пит! Я считаю себя другом генерала - мы закончили одну военную академию... - воскликнул вице-полковник. - Как-то ему посоветовали сменить фамилию, она, мол, слишком длинная и трудно произносимая. И знаете, что он на это ответил? "Это ваша проблема, а не моя!"
- Что ж, достойный ответ.
- Где погиб ваш сын?
- Судя по рассказам его товарищей, в окрестностях деревушки, куда мы сейчас направляемся.
- Вчера вас избили только за то, что вы соотечественник Сталина! А теперь, если узнают, что вы ищете сына... Словом, как я все больше убеждаюсь, и предусмотрительность вашей разведки и мое сопровождение - это необходимость.
- Ночью он мне приснился... Я пытался его убедить, что не пощажу и жизни, но он мне не верил и недоверчиво улыбался.
- При каких обстоятельствах он погиб?
- Говорят, остался один на высоте, прикрывая отход роты. Хотя, кто знает...
- Может, он жив и в плену? Такое тоже случается! - словно продолжил мысль собеседника военный наблюдатель.
- Все может быть...
- Ваш сын герой, оказывается! - воскликнул молча прислушивавшийся к беседе капитан.
- Вы тоже, профессор, в какой-то степени герой! - добавил вице-полковник.
- Насчет сына я полностью с вами согласен! Что же касается меня - вряд ли! Я всего-навсего отчаявшийся отец, изо дня в день вымаливающий у Бога одного - возвращения сына... И жду его, скорее мертвого, нежели живого... Хотя какая-то надежда еще и теплится во мне. На все воля Божья...
- Ого! Да вы к тому же верующий!
- Я, как и мои предки, православный христианин, сер. И Левана я воспитал в том же духе...
- Мы же, Адамси, - протестанты...
Машина вдруг резко затормозила и остановилась.
- В чем дело, Том?! - спросил вице-полковник, чуть не ударившись о лобовое стекло.
- Дорога перерыта, сэр! - чуть помешкав, выдавил несловоохотливый капитан Том Сиббер.
***
Над разрушенной войной деревней нависла свинцовая туча.
Дождь лил не переставая.
Одинокие вороны хохлились на развалинах обугленных домов.
На окраине обезлюдевшей деревни возвышалась церковь с зияющей пустотой вместо двери и обрушившимся от взрыва снаряда сводом. Дождь безжалостно поливал расстрелянные автоматной очередью фрески. В глубине церкви, у алтаря, жирная свинья c помутившимися красными глазками грызла человеческую руку, похрюкивая и подергивая хвостиком от удовольствия. Неожиданно животное бросило трапезу и, взвизгнув, выскочило вон, под дождь. Перебежав через проулок, свинья вылетела на небольшую площадь, где попыталась схватить петуха, устроившегося на брошенном кем-то перевернутом холодильнике. Тот, почуяв беду, всполошено закукарекал и перелетел на другой конец площади. Раздалась короткая автоматная очередь, вспенившая лужи вокруг петуха, однако он успел перемахнуть через частокол и исчез. Звуки выстрелов отбили у свиньи охоту преследовать птицу, она развернулась в противоположную сторону, сломя голову пересекла площадь и сиганула по проулку. Тяжело дыша, свинья неслась по улочке. Оставив позади деревню, ворвалась на убранное кукурузное поле и помчалась к возвышающемуся там же холму. Взбежав на него, она, похрюкивая, подошла к вскопанному месту, огляделась и ткнулась рылом в размягченную дождем землю.
Стрелял стоявший на посту часовой с изрытым оспой лицом.
Спустя некоторое время к нему подбежал другой солдат, толстый, задыхающийся от бега.
- Что случилось? - спросил он, с трудом переводя дыхание.
- Кажется, это был петух, перелетел вон через тот частокол, - как-то неуверенно ответил часовой, не решившись сказать и о свинье.
- Ты, видать, под кайфом, Джибраил! - хохотнул толстяк. - Да разве мог здесь уцелеть петух?! Баста, не кури больше!
- Ага, наверное, померещилось
- Ты не проголодался?
- Так себе...
- Ибрагим овцу привез, из штаба прислали.
- Нехрена!
- Хочешь, сменю тебя?
- Нет, не надо, приходи в свое время, через Час
Толстяк повернул назад, быстрым шагом дошел до школьного двора - в здании школы располагались изрядно поредевшая рота полковника Ибрагима Бек-Идрисова.
В довольно просторном кабинете на втором этаже женщина в камуфляже не сводила своих змеиных глаз с полковника, который, оголившись до пояс, сбросив обувь, стал на молитву.
- Аллах акбар! - воскликнул полковник. Женщина слышала звуки стрельбы, но смела произнести ни слова, до окончания молитвы запрещалось что-либо говорить.
- Именем Аллаха всемогущего и всемилостивого, - покорно выдохнул молящийся и начал ритуал омовения - плеснул на лицо несколько пригоршней воды из тазика, сполоснул рот, промыл нос и уши, пригладил пальцами густую бороду, омыл сперва правую ногу, затем левую и завершил процедуру омовением рук.
По рассказам Убаида, бывшего муэдзина, женщина помнила, - когда правоверный готовится к омовению, справа от него располагаются ангелы, а слева шайтаны. При упоминании Аллаха шайтаны шарахаются от него в страхе, и в это время им завладевают ангелы, которые ставят палатку из света, возносят хвалу Всевышнему, моля отпустить ему грехи.
Молящийся исступленно простер руки и повторил:
- Аллах акбар!
Затем сложил ладони и благоговейно принялся читать первую суру Корана. "Во имя Бога милостивого, милосердного... Слава Богу, Господу миров, милостивому, милосердному, держащему в своем распоряжении день суда! Тебе поклоняемся и у Тебя просим помощи: веди нас путем прямым, путем тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, которые под гневом, не тех, которые блуждают".
Данный момент для Ибрагима ничего не существовало вокруг, им владел экстаз - он был наедине со своим Богом. Наклонившись вперед, положив ладони на колени, он замер на какое-то время, затем выпрямился, воздел руки и воскликнул:
- Сами-ал лаху лиман хамидаху!
Он опустился на колени, опершись локтями об пол, потом распростерся на нем так, что носом коснулся коврика, на котором творил молитву. Затем приподнялся, оставаясь на коленях, снова пал ниц и снова приподнялся - один ракат (Часть молитвенного обряда) был исполнен, и он начал второй. Все повторилась сначала. Наконец он сел, поджав под себя ноги, гибкий, как скальный тигр, - ни одного лишнего движения.
- Свидетельствую, нет Бога милосерднее Аллаха и Мухаммед пророк его!
С блаженным выражением на лице он начал шептать особою молитву о пророке.
- Ас-саламу алейкум ва рахмату-л-лахи! - громко проговорил он, поворачиваясь сперва вправо, потом влево.
Теперь к полковнику можно было обратиться.
- Стреляли из автомата! - сказала женщина.
- Я ничего не слышал, - ответил он, надевая носки и просовывая ноги в высокие ботинки.
- Пойду, разузнаю, - не смогла скрыть своего недовольства женщина. Она взяла свой неразлучный снайперский карабин с оптическим прицелом и вышла из комнаты. Сбежав по ступенькам, направилась к наскоро сколоченному навесу на дворе, где на костре закипал котел с водой. Вокруг приставленных друг к другу столов стояли стулья. Там же, на крюке висела баранья туша, которую острым кинжалом разделывал Убаид в халате и чалме. Вокруг костра бойцы в маскировочной форме по очереди прикладывались к пшеничной водке. Свернув какое-то курево с едким запахом, они, глубоко затягиваясь, пустили его по кругу, и с каждой затяжкой глаза их мутнели подобно глазкам той свиньи-людоедки - то одного, то другого разбирал беспричинный хохот.
- Зачем стреляли? - строго спросила женщина Убаида.
- Петух ему привиделся! - со смешком добавил бывший муэдзин.
- Кто на посту?
- Джибраил.
- Бухой?
- Мы все бухие от гашиша и водки! - осклабился золотозубый.
- Кто принес?
- Ихний.
- Как же вы доверились?
- Да гореть мне в аду, если я доверился! - засуетился боец с повязкой на голове. - Сперва я его заставил затянуться.
- Да ему только гашиш дай, и он пойдет воевать против своих! - отметил золотозубый.
- Ты лучше скажи, Гюрза, что полковник делает?
- Опять молится!
- Мы собирались ему сигарету послать, но испугались - вдруг опять выбросит!
- Он чего-то на себя не похож, что-то с ним стряслось! - сказал перевязанный.
- И меня это беспокоит! - согласилась женщина-снайпер.
- Хотя бы поскорее война снова началась, а то жить скучно, - мечтательно произнес Убаид.
- Ин ша аллах! Дай-то бог! - раздалось в ответ.
Гюрза, покачивая пышными бедрами, направилась к дому. Солдаты проводили ее изголодавшимися глазами.
- Нет ничего лучше толстозадой бабы! - чмокнул губами юнец со связкой почерневших женских сосков на шее.
- Выбрось эту мысль из головы, Акула! - посоветовал ему муэдзин.
- Из-за этой бабы полковник уже отправил на тот свет такого вот вроде тебя! - пояснил золотозубый.
- Так он ее любит? - поразился Акула и, не получив ответа, примолк.
- Убаид, как написано в Коране о войне? - спросил перевязанный.
- "Уверовавшие, оставившие свою родину и ревностно воюющие на пути Божьем, жертвуя своим имуществом и своей жизнью, - на самой высокой степени достоинства пред Богом: они - блаженны". Сура девятая, айя двадцатая.
Дождевые капли исполняли какую-то чудесную, неземную мелодию, падая на грешную землю невиданным прекрасным занавесом.
Полковник, сидя в кресле, просматривал какие-то бумаги и курил сигару.
Покачивая бедрами, вошла Гюрза.
- Джибраилу петух привиделся!
- Скоро ему джины и шайтаны начнут мерещиться! - букнул Ибрагим, и быстро сложив бумаги в конверт, сунул его в нагрудный карман.
- Что это ты спрятал?
- Письма.
- Чьи?
- Жены.
- Дашь почитать?
- Как нибудь потом... Что, обкурился Джибраил? - перевел он разговор на другую тему.
- Ты должен запретить гашиш, они уже потеряли человеческий облик!
- Не выйдет.
- Почему?
- Из ста бойцов у меня осталось тринадцать, а запрети я гашиш, нас трое останется - я, ты да Убаид.
- И до каких пор они будут в таком состоянии?
- Пока не пришлют пополнение. Обещают.
- Мальчики уже соскучились по войне.
- Это перемирие ненадолго. Мы еще повоюем, они еще напьются гяурской крови!
"Кровопитие, похоже, у них в обычае, - подумала Гюрза. - Убаид как-то прочел мне стихотворение Шах-Аббаса... Как там было? Где-то пьют вино, у нас же - кровь врага. Фу, гадость!". Она вдруг почувствовала слабость в коленях. Ей представилось, как перерезают горло и подставляют стакан, чтобы наполнить его кровью. Она мысленно увидела маленький рог, который носил с собой полковник именно для таких случаев... Правда, он сказал "напьются", а не "напьемся"! Что с ним такое происходит?"
Со двора донесся какой-то шум. Гюрза выглянула в окно. Бойцы, галдя, поставили в круг пленного и по очереди наносили ему удары. Слабость в коленях прошла. Она сняла с себя кепи с длинным козырьком - у нее были короткие, стриженные "под мальчишку" волосы, скинула куртку, под которой оказалась только майка в пятнах, плотно обтягивающая грудь без лифчика. Ее холодные, зеленые глаза словно бы остекленели. Гюрза села полковнику на колени и потянулась к его губам.
- Отвали! - прорычал мужчина.
Женщина в бешенстве вскочила, из ее глаз посыпались искры.
- Ты уже неделю меня отталкиваешь! Что с тобой?!
- Ничего!
- Я больше не выдержу!
- А мне-то что?
- Пойду к Акуле!
- Можешь и с Убаидом лечь! Я не собираюсь из-за тебя еще кого-то убивать!
- Что с тобой, скажешь наконец?!
- Я же сказал - ничего!
- Опять о шайтан-гюрджи думаешь, я же знаю!..
- Правду сказал мне блаженной памяти...
- блаженной памяти?! Я удивляюсь тебе, Ибрагим, будто не ты пил горячую вражью кровь и не ты играл в футбол их головами!
- Смерть врагу определил сам Аллах, да славится Его имя! Вот только большим храбрецом оказался тот сопляк!
- Не ты ли поклялся пятерых зарезать на его могиле?!
- Так оно и будет! Одного вон уже готовят!
- А красивый был парень, шайтан-гюрджи... - пропела женщина, - с удовольствием с ним переспала бы!
- Он мне снится.
- Как?
- Я стреляю в него, но убить не могу.
- Выбрось из головы, - посоветовала Гюрза и, надев кепи и куртку, взяла карабин и вышла.
Дождь, похоже, припустил еще сильнее - небесный занавес стал плотнее.
Пленный едва держался на ногах.
Не зная, на ком выместить свою злость, женщина бесцельно вертелась под навесом, вдруг она недобро ощерилась - на столе стояла корзина с яйцами.
- Постойте! - закричала она, подбрасывая в руке яйцо. - я попаду в него с шестидесяти шагов!
- Подумаешь! - блеснул золотыми зубами один из бойцов.
- Положите ему на голову яйцо!
- Смотри, если грохнешь его, сама будешь разбираться с Ибрагимом! - предупредил ее Убаид.
- Прислоните его к частоколу и положите яйцо на голову! - приказала Гюрза.
Акула натянул шапку на уши едва державшемуся на ногах пленнику, положил на шапку злополучную мишень и крикнул:
- Смотри не двигайся, не то тебе каюк!
Гюрза вскинула карабин, прищурила глаз и взяла оптический прицел - застыла, как змея, наметившая жертву, - и, недолго целясь, так плавно нажала на курок, что дуло даже не дернулось.
Пуля просвистела, и по голове пленного растеклась желтая жижа. Восхищенные бойцы захлопали, загалдели.
- Тихо! - прикрикнул Убаид. - Кажется, машина едет!
- Обоссался!.. - нахмурился он и поволок его к подвалу.
Тем временем снаружи заглох шум мотора и раздался сигнал.
Гюрза открыла калитку, выглянула на улицу и увидела белый "джип" с прицепом.
Появился Джибраил.
- Наблюдатели ООН.
- Я по флагу узнала.
- Сзади ихний сидит...
- Что делать?
- Отведем к полковнику! Только... погоди... Ты на седого взгляни!
- Ну и что?
- Да будь я проклят, если это не отец шайтан-гюрджи!
- Разве? - усомнилась женщина. - Ты так обкурился...
- Да ты присмотрись! - возмутился Джибраил и подал знак сидящим в машине выходить. Все трое вышли из машины и вошли в школьный двор.
Гюрза уставилась на штатского. Лоб, нос, глаза - вылитый шайтан-гюрджи! Надо спросить фамилию и имя! Нет, сперва нужно взглянуть на военное удостоверение убитого. Где оно может быть? Ах, да. В полевой сумке Ибрагима... А на фиг ей удостоверение?! Они похожи как две капли воды! Нужно сказать бойцам, пока они не поднялись к полковнику. Пусть здесь же, сейчас же расправятся с ним!
Прибившие укрылись от дождя под навесом.
- Кто такие? - спросил Убаид.
- Хочет перезахоронить труп, - Джибраил указал на профессора, - а эти - сопровождающие.
- Давно ли отправили на тот свет трех наблюдателей?! - осклабился Акула.
- Ты смотри на эту собаку! - взвизгнула вдруг молчавшая до сих пор Гюрза и, метнувшись к профессору, расцарапала ему лицо.
- Ты что, рехнулась? - обалдел Убаид, хватая ее за руку.
- Это же отец шайтан-гюрджи! - вопила женщина.
- Сам пришел?! - обрадовался перевязанный.
Том Сиббер машинально схватился правой рукой за ремень, пожалев, что он без оружия.
- Кто здесь главный? - громко спросил вице-полковник, заслонив собою профессора.
- Ого, он еще и русский знает! - осклабился золотозубый.
- Я должен выпить его кровь! - Акула подскочил к профессору и выпустил ему в лицо дым от вонючей сигареты.
- "Наркотик"! - подумал Петрэ, и взгляд его упал на связку сосков, от которой шел смрад, его замутило; вдруг словно молния пронзила ему голову, и он рухнул в грязь от сильного удара.
- Как можно быть безоружного! - возмущенно крикнул Джерри Адамс. - Позовите главного!
Гюрза побежала наверх.
- Его сын убил восемнадцать наших! - взорвался Убаид и изо всех сил пнул ногой повреженного. У того из разбитой губы сочилась кровь.
Наблюдатели ООН заслонили упавшего от разъяренной толпы.
- Как фамилия того парня? У него, что, не было документов?! - кричал вице-полковник.
- Вот документ! - крикнула с лестницы Гюрза и раскрыла удостоверение. - Леван Шаликашвили!
- Но я не Шаликашвили! - дрожащим голосом возразил профессор, его все еще мутило. Он вынул из кармана паспорт и протянул женщине. - Вот!
- Симон Чаладзе! - прочитала она.
- Убедились?! - закричал Джерри Адамс. - Зря вы его бьете! Этот человек перезахоронил уже семнадцать погибших!
- Все враки! Он отец шайтан-гюрджи! - взвизгнула Гюрза. - Это он вскормил того щенка!
- Это он! Он! - неистовствовали остальные.
- Ох, твою мать! - взревел Акула, и выхватив нож, стал приближаться к Петрэ. Том Сиббер стал перед ним в боксерской стойке.
- Позовите главного! - надрывался вице-полковник.
- Прекратить! - гаркнул выскочивший на балкон Ибрагим Бек-Идрисов. Он стремительно сбежал по лестнице. - Спрячь нож, Акула!
Обладатель жуткого ожерелья беспрекословно подчинился команде, не сводя, однако, злобного взгляда с капитана в темной форме.
- Господин полковник, ваши люди чуть не убили этого мирного человека! - не смог скрыть возмущения военный наблюдатель ООН, моргая голубыми глазами за золотистой оправой.
Том Сиббер помог подняться профессору, смочил под краном носовой платок и, поднеся ему, шепнул: "Думайте о чем-нибудь хорошем, профессор! Не поддавайтесь страху!".
- Муэдзин, на тебя-то что нашло? - спросил полковник.
- Он копия того щенка, Ибрагим! Ты только посмотри!
- Он отец того, кто убил восемнадцать наших! - подтвердил золотозубый.
Блестящие тигровые глаза изучали профессора.
- Мы сверили документы, полковник! Фамилии не совпадают! - отметил Джерри Адамс.
- Покажите! - приказал Ибраним. Он долго изучал документы. - Займитесь делом! - отрывисто бросил он подчиненным. - А вы, господа, пожалуйста наверх. - Оставшиеся внизу бойцы проводили их злобными, волчьими взглядами.
Лил беспросветный, непрекращающийся дождь.
Гюрза понесла к столу, за которым сидели полковник и его гости, тарелку с четиремья рюмками и бутылкой коньяка. Она не могла переварить того, что не успела расправится с вновь прибывшим до появления Ибрагима... Оставался единственный выход - как-нибудь подбить на это дело муэдзина. Его слово имело вес - он знал множество сур Корана и умел толковать законы шариата.
Полковник стал разливать по рюмкам коньяк, после чего и обратился к наблюдателям: - Слушаю вас, господа.
- Мы приехали с миротворческой миссией - перезахоронить погибшего! - пояснил вице-полковник. - Господин Симон Чаладзе уже возвратил отчаявшимся родителям тела семнадцати погибших солдат, и мне совершенно непонятна столь агрессивная реакция ваших людей, сэр!
- Приношу свои извинения, произошло недоразумение...
- Жертвой этого недоразумения едва не стал безвинный человек! - возмутился Джерри Адамс. - И какие у нас могут быть гарантии, что подобное не повторится!
После некоторой паузы, во время которой полковник, похоже, боролся с собой, последовал ровный ответ:
- Клянусь Аллахом, ничего подобного не случится... И могилу покажем...
- Честное слово офицера? - усомнившись, уточнил вице-полковник.
- Я поклялся Аллахом! И этого более чем достаточно! - резко ответил Ибрагим.
- Вы не так меня поняли, сэр...
- Давайте не будем об этом... - смягчался Бек-Идрисов и, взяв рюмку, предложил выпить за память о погибших.
Чокнулись и молча выпили, после чего Джерри Адамс встал и поблагодарил полковника.
Когда они спускались по лестнице, грянул гром, змеей сверкнула молния и дождь как будто усилился, все больше сгущая небесный полог над многострадальной землей.
Наблюдатели, полковник и профессор сели в "джип", а Гюрза, Акула и Убаид - в "виллис". Вскоре миновали деревню, кукурузное поле, и когда стали подниматься вверх по холму, "виллис" забуксовал. Сидящие в нем так увлеклись спором, что даже не заметили, как "джип", сойдя с дороги, ловко обошел их, но вскоре тоже застрял.
- Это все из-за дождя! - посетовал Том Сиббер.
- Оставайтесь в машине, господин вице-полковник, зачем вам мокнуть, я сам проведу его туда, - предложил Ибрагим.
- Только, пожалуйста, без рукоприкладства! - предупредил Джерри Адамс. - Стыдно, в конце концов.
- Не беспокойтесь! - заверил его полковник.
Петрэ вышел из машины и достал из прицепа лопату.
К Бек-Идрисову приблизились пассажиры "виллиса".
- И все-же я думаю, что это его отец, Ибрагим! - сказал муэдзин.
- Он! На все сто - он! - подтвердил Акула.
- Ты же поклялся, что зарежешь его на могиле шайтан-гюрджи! - не унималась Гюрза.
- Но фамилии-то разные!
- Не верь им, говорю тебе, это отец шайтан-гюрджи! - твердил Убаид.
- Ладно, спроси его сам! - устало бросил полковник.
- Гяур, ты ведь отец Шаликашвили? Потому и приехал сюда?!
- Только не вздумай врать, старый пес! - прорычал Акула.
- Я же сказал вам, это не мой сын, я Симон Чаладзе, вы же видели мой паспорт.
- Тогда зачем ты сюда приехал?
- Я должен перезахоронить тело
- Ладно, отвали! - приказал полковник Акуле.
Петрэ отошел в сторону.
- Наверняка это его отец! - твердил свое Убаид.
- Вас всех Гюрза накрутила, Убаид! - спокойно проговорил Бек-Идрисов.
- Расслабься, Ибрагим! - взвилась Гюрза. - И этих наблюдателей вместе с их "джипом" мы вмиг поднимем на воздух, есть еще проблемы?!
- Хорошо придумано! - обрадовался Акула.
- Довольно! - в голосе полковника раздалась угрожающие нотки. - Убаид, ты с Акулой останешься здесь, Гюрза пойдет со мной.
- Но полковник... - начал было бывший муэдзин.
- Хватить болтать! Пошли!
Они пешком одолели подъем.
Поднявшись, увидели свинью, роющуюся в земле. Бек-Идрисов выхватил пистолет и, пока одичавшее животное не успело убежать, всадил ему пулю в лоб.