...Видя Х в его всем нам по фотографиям на обложках модных журналов известном готическом, чуть потрескавшемся кожей кресле возле цельного малахитового стола с огромной настольной лампой в стиле "Арт нуво", я, и признаюсь в этом без всякого стеснения, едва сдержал слёзы. И не удивительно. Ведь в течение следующих 10-15 минут мне, простому смертному, выпала честь быть одним из немногих свидетелей, глашатаем, призванным, чтобы оповестить мир об этом всечеловеческом человеке, чьи заслуги и вклад так изменили лицо нашего сегодняшнего мира.
Ничем непримечательный ученик средней школы, в тесноте некогда коммунальной квартиры (в настоящее время- музей, уютный и невероятно живописный благодаря усилиям городского Совета во главе с господином Х), в духоте и монотонности воспитания в семье одинокой матери-проститутки, в отупляющей среде культуристов- ровесников с их роковым увлечениeм рекетом и собиранием фантиков жевательных резинок "Мэд-Стопельд", Х, тем не менее не поддался тлетворному влиянию среды, но достойно, хотя и с некоторыми неумеренными пожертвованиями со стороны своей попечительной матери, занял полагающееся ему место на студенческой скамье Х-факультета всему миру известного Университета Х, чей фасад заслуженно увенчан мемориальной доской Родосского мрамора, на которой так милые всем нам черты проступают во всей их далекозоркой человечности.
Несколько посредственные результы Высшего образования, в громадной степени проистекающие из непростительной тупости и педагогической безграмотности преподавателей (как снисходительно отметил сам Х: "Я оправдаю всех..."), не притупили честолюбивых наклонностей молодого будущего гения. Отказавшись от немного обещающей, однако, потенциально стабильной финансовой карьеры в провинциальном городишке Х, вследствие этого факта, практически исчезнувшего с карт, Х уступил настояниям своей неутомимой, неугомонной матушки и согласился разделить её профессионально теперь уже непритязательное одиночество на семейной вилле в Х, впоследствии переименованном в Х и превратившимся в Мекку для сотни тысяч любопытных и преданных, для которых Х был, есть и будет неуничтожимым, нестареющим символом неукротимости духа и драматической гениальности прозрений.
"Мама и я - мы были настолько близки, - мягко улыбаясь вспоминает Х, - что когда однажды все наши служащие отравились грибами, а некоторые были даже при смерти, и не было никого не то что посолить салат, но даже чтобы раздвинуть шторы, мы в отчаянии забрались на чердак с бутылкой столетнего портвейна, как можно дальше от всех этих стонов и всхлипов, пили, откровенничали о наших невинных шалостях и смеялись... смеялись... Боже мой! Как же мы смеялись в тот ненастый день!"
Всему этому суждено было измениться так же неожиданно и ошеломляюще просто, как и все те багословенные перемены, которые произошли благодаря изобретению Х, о котором написано столько статей, монографий, исследований, защищено столько докторских диссертаций. А это, несомненно, только начало!
"Помню, только, как я только-что отчалил моим "Ягуаром" от ворот нашего скромного "Парадиза", серъёзно задумываясь о своем предназначении, а также тем как еще я мог бы быть полезен всем этим людям, всем тем несчастным и озабоченным той же мыслью, которая неумолимо преследовала меня в те легчайшие секунды предчувствия приближения к тайне "ЖИВИ И УМРИ В БЕЗВЕСТНОСТИ", как вдруг этот огромный, с неизвестно какой цепи сорвавшийся, бульдог кубически-непроникаемым монолитом возник перед моим чисто-клубничного цвета капотом, всем своим видом говоря о том, что жизнь - это понятие простительное и вовсе не естественно необходимое, особенно для существа той ярости и неудержимой агрессии, которым, при всем моем сочувствии к животным и сострадании к потенциально поврежденным моей машиной деревьям, овый пёс, говоря откровенно, являлся... “ - печально констатирует Х, предлагая мне сигару из элегантного портсигара старинной китайской работы, - “Что ж, немногие поступили бы подобным образом на моем месте, и я вовсе не намереваюсь поставить им это в вину. Нам всем присущи некоторые обезличенные остатки человеческой слабости. Я со всех сил нажал на педаль газа!..
Сначала был удар, потрясший тело машины и заливший густой багровой тушью переднее стекло моего "Малыша"... (В настоящее время - центральный экспонат Павильона Промышленно-Экономической Революции им. Х). Потом - было чувство взлёта, клещами впившееся в... ну... знаете куда... и отрезавшее начисто, как сумасшедшим скальпелем, дыхание, как фитиль от свечи. Тут же - скольжение по льду, в разворот, с единственным предназначением - пропасть, и, наконец - неистовый сноп света, пронизыывающий сознание рубиновым огнем, алмазным вплоть до его самых удаленных, сокровенных и затаённых уголков и, конечно, - это...!"
Пепел наших сигар плавно оседает на черном, с отливом, великолепном меху пантеры, заботливо расстеленным под нашими ногами, но мы не замечаем... Я же с уважением взираю на платиновую челюсть, заменившую естественную в результате вышеописанного турагического, и, однако, такого желанного всем нам, случая.
-Так вот же - нет худа без добра,- добродушно покачивает Х осеребрённой тут и там своею неимоверной головой, - худа без добра!..
Именно это животное, недавно выставленное на всеобщее обозрение чучело которого можно увидеть в Галлерее Х (вход для Членов Парламента - безплатен), и натолкнуло Х, по его же собственному скромнейшему из скромных признанию, на его гениальную идею, посильными воплотителями и влплощением которой мы все сегодня являемся.
- Первой моей сознательной мыслью, - признается несколько смущенно Х, - видя мир сквозь эти радужные потеки на переднем стекле и созерцательно приглядываясь этой огромной бульдожьей голове с криво разодранной пастью безучастно костенеющую перед мои лицом на капоте, было: " Неужели же такова она - эта окончательная альтернатива страдания?.."
Свет в дзен-буддистском саду камней за окном постепенно скручивается в непроницаемый панцырь улитки. Озеро неподалеку смыкает свои венецианские очи. Увы! Время разводит нас, как мосты, по нашей стороне которого мы замираем в восхищении перед этим Гордецом Судьбы, этим непритязательным величием, которому суждено снова и снова снисходить к нам во всей его несоизмеримой покорности и справедливой требовательности, чтобы указать нам Путь, приоткрыть нам горизонты, на фоне которых случай и предназначение являются только мимолетными ликами той непостижимой тайны, которая заключена в нашей, людской судьбе Х!..