Аннотация: В главу романа добавлен рассказ "Воин Дарума", что делался именно для этого проекта.
КОСТРЫ СЕНТЕГИРА
IX
Всадники сблизились с парой, сидящей на камнях. Пришельцы сошли с сёдел, Кардинена привстала навстречу, потянув за собой напарника. Карен - явно белая кость, здешний аристократ, мгновенно оценил Сорди: матовый загар, будто отполированная кожа, точеные черты, гибкая пластика, холодновато-надменный взор, самообладание на грани безразличия. Керт - кость, да и плоть, пожалуй, чёрная. Из ремесленников или, скорее воинская... нет, не кость - косточка, поправился он спешно. Одно другому не мешает, скорее поддерживает. Застывшая ярость и жёсткий юмор в глазах, манеры - если не сказать ухватки - ожившего слесарного инструмента.
Но вот что озадачивает: оба они одинаково ценны для этого мира и знают это друг о друге. Равны, хотя далеко не тождественны. Монеты одинакового достоинства, но разного хождения. А уж на Кардинену смотрели... Сорди засомневался, сумеет ли обозначить словами разнообразие нюансов. Мальчишка перед витриной с карнавальным рыцарским доспехом. Голодный за рождественским застольем. Богомолка перед иконой...
Кардинена чуть склонила голову перед Кареном - и мигом бросилась на шею его напарнику.
- Эблис и его прислужники! Не поверишь, Керт, я тут было цельную минуту думала, что тебе конец пришёл: изловили, ощипали да на вертел посадили.
- Кто?
- Тэйнри намекнул, да иное сбылось. Ну, Тэйнрелл, с которым я в прекрасном городе Эдине однажды на ранней зорьке да на густой траве переведалась. Помнишь дело?
- Еще как. Все его кэланги...прости, буроплащники в строю, твои алые накидки - в другом, а между ними вы один на один. Так он тоже здесь очутился? Вот радость-то - боец был раньше отменный. Рапирой вершковую доску прошибал.
- Ага. Чуток погодишь - носом в него угодишь. Следом тянется, меня от иных бед помимо себя уберегает.
- Насчет меня ты, кажется, и вовсе не тревожилась, ина Та-Эль? - вмешался в разговор Рудознатец.
- Ты, Карни, хитрей хитрого. Многие наши мне в голову приходили, один ты в сторонке стоял.
- Я не так безрассуден, чтобы рыскать наобум и еще ради того запрет нарушать, как Иштен.
- Так откуда ты про моего дядьку бывшего прознал? Мысли из голов воруешь?
По интонации реплик, нарочито холодной и насмешливой, Сорди понял, что этих двух в своё время соединяло нечто большее, чем признательность и драка плечом к плечу. Любовники? Ну уж нет. Родичи? Пожалуй, только не особо верится. Нечто обоюдоострое - здешний синоним амбивалентности. Никакого панибратства, как с Кертом. И никакой ласкательности.
- Заказ-то принёс? - вдруг спросила Карди, чуть отодвигаясь от Керта и повернув голову. - Говорено было не только ради пароля.
- Инэни, - ответил Керт, - мы думали хоть теперь вместе с тобой пойти.
- Эх, старина, правило путника есть правило спутника. Ученика еще могу приобрести, но больше никого. Хотите - тропите след сами. Место сбора вам известно.
- Подножье Сентегира, - ответил вместо него Карен. - Все там будем, однако. Нет, мы принесли, разумеется.
Полез за пазуху стёганого халата с глубоким запахом, вынул ковровый кисет с болтающимися завязками.
- Здесь на полную карху-гран. Знающий кузнец поймёт.
- Такого я Тэйну уступила. Он вообще-то на ученика моего покушался.
- Немудрено, - тихо рассмеялся Керт. - Кто-кто, а уж ты выбирать умеешь: Дар вспомнился, не к печали будь помянут.
- Вот и не вспоминай, - сухо произнесла Карди. - Карен, сколько я вам должна?
>- Лучше покажи, чем платить намерена, - с той же замороженной интонацией ответил тот.
- Змеевыми чешуйками да волчьими когтями, - ее рука нырнула в карман накидки, вынула кошель такого же объема и - на глаз - веса, что и Каренов.
- Это нынче в большом ходу, - ответил он. - С живого взяла?
- Не шути так. Он ведь тоже позади следует. То ли между мной и Тэйном, то ли по пятам обоих, то ли на вольном выгуле, - Карди почти швырнула ему деньги, тем же движением перехватив встречную посылку, он поймал, вскочил в седло своего конька и тронул того с места, не дожидаясь напарника.
- Ох, не жаловал он Даниля, - Керт вздохнул - будто ствол по трещине расселся с громким треском; почесал шрам, запустив палец под тебетей. - Ревновал, что ли, - и было бы к чему.
- К кому, - поправила Кардинена, улыбнувшись. - Не ко мне - так ко всему Лэну, что под Огневолком, Волчьим Пастырем ходил. Дед, а ты чего задержался?
- Карен меняет - я в подарок даю. Не кручинься, знает он об этом.
Полез в суму, вынул завернутый в мягкую ткань сверток:
- Чтобы полировку не тронуть, хотя шайтан ее проймет. Кираса это. Хочешь - ученику отдай, хочешь - себе возьми. Мы оружия не творим, как Орхат, - защиту от него ладим. Бери! Да не рассматривай пока - успеется. Дорога ваша с учеником жарка больно становится, чую. Торопитесь за стены поживей.
Стал в стремя, шлёпнулся в седло и ускакал следом за Кареном.
- Эй, друг, привет вашим женкам передать? - крикнула Та-Эль ему в затылок.
- А-ай! - донеслось с ветром.
На ночёвке, пока не смерклось, рассмотрели и дар, и покупку. Драгоценный щебень не произвел на Сорди впечатления: искрится и искрится. Александрита он среди всего этой мелкоты не углядел и спросить постеснялся: для красного словца было сказано? Зато стальная скорлупа поразила в самое сердце: была так выглажена, что казалась полупрозрачной. Или, возможно, такой была? Сорди не поклялся бы в обратном. Синевато-чёрный тон подчеркивала узкая золотая насечка, грудь выдавалась килем, как у птицы, юбка, выгнутая из цельной пластины и лишь потом прорезанная посередине и по бокам, туго прилегала к бёдрам, сзади вместо наспинника шли цепи, набранные из четырехугольных блях.
- Чтобы к врагу лицом поворачиваться, а тыла вовсе не казать, - отметила Карди. - А если тут самодельный огнестрел завелся и пули отливать выдумают, то чтобы рикошетных ран не получалось. Хотя и полосы часто посажены, и прочность такая - из редкой пистоли или мушкета насквозь пробьёшь, Весь свинец в твоём нутре останется. Работу Карена я знаю. Ишь, хитрец какой - через помощника передал, чтобы благодарны ему не были, ну чтобы образа гордеца всесветного не потерять. Такой он весь: в простоте слова не скажет, дела не сотворит.
- Но от пули это ведь небольшая защита.
- Где ты видел большую? Бронежилет у нас пока не в моде. А от кирасы любая пуля отскакивать будет исправно, а копье и сабля - скользнут без особого вреда. Хотя, знаешь, стоило бы покрепче эту штуку испытать. В Лэн-Дархане, до которого меньше дня пути, можно запастись любым снаряжением, а нам вот это диво с великой церемонностью поднесли.
- Видно, стоит того, - кивнул Сорди. - Цвет какой-то хамелеончатый. Я с чего-то вспомнил, что золото можно до полупрозрачности раскатать. А кому пойдёт?
- Тебе, коли заслужишь. Я больше кольчуги здешнего дела люблю - наряжаться не мешают, но могу и передумать. Так что поторапливайся.
Сорди понял буквально: завернул кирасу в тряпьё поплотней, хозяйски сунул к себе в мешок - женщине тяжести не к лицу таскать - и взялся за готовку с таким рвением, будто каждое движение руки с поварёшкой приближало к ним город Лэн-Дархан.
Сам Вольный Град возник на следующее утро внезапно: встал из тумана, перегородив всем телом широкую лощину. Идущие вкруг стены с контрфорсами, крутизной похожие на горы, низкие надвратные башни и высокие ажурные шпили храмов. Сам прозрачен, как окружающее марево, и бел, точно нерастаявший снег. Крупицы, отпавшие от стен, - то были дома, что не поместились внутри. Разрозненные бусины ожерелья, хлопья, выпавшие из облака...
- Ученик, не думай красиво, - одёрнула его Кардинена.
- Почём ты знаешь?
- На физиономии все твои возвышенные мысли как чернилами написаны. Думаешь, в первый раз я сюда с другими заезжаю? Все вы, юноши, одинаковы. А Лэн-Дархан... растёт, заполняет собой лощину и карабкается на стены, подвергается разрушениям и возрождению заново, а всё такой же, как был. И Кремник, то же что Кремль ваш, но из бледно-серого камня, стоит нерушимо. И колокола его - вот погоди, прислушайся. Скоро повечерие отбивать начнут.
- Непонятный город. Те замки, что я знал, стояли посреди равнин или на скальных вершинах, чтобы не устроили подкопа, - с удивлением ответил Сорди.
- Запирает собой потоки, - ответила его учительница. - По таким долинам не одни армии спускаются, но и горные сели.
- Ты имеешь в виду... Ну, это и вообще безумие.
- Там где ты родился, - да. Хороший напор глины с глыбами внутри любую стену порушит. Но здесь сама рукотворная краса им того не позволяет. Заслон от любой беды.
- Как так?
- Помнишь насчет закона энтропии - что тут не действует? Не такой, как в твоём иномирье? Дар это понимал.
- Снова это имя. Прости, ты не ска...
- Ничего. Одно дело - друг вспомнил, другое - чела настоял на уроке. Тем более что вот здесь, неподалёку, это и произошло. Со мной, с моей воинской частью и с Воином Дарумой, как прозвали этого паренька. Не сразу, правда.
Она показала - сойди с седла и сядь. Стало быть, история получится длинной и, как часто у них обоих, нелёгкой.
- Откуда взялось такое имя? В музее народов Востока есть такое нэцке, ты, верно, видел. А не видел - вот придем в город Лэн-Дархан, я тебе почти такие же покажу: хмурый колобок, препоясанный по чреслам вервием, лежит на спинах двоих крошечных учеников. Первый патриарх дзен-буддизма, у которого от непрерывных медитаций отказала вся нижняя часть туловища. Дарума или Боддхидхарма, покровитель монашеских боевых искусств.
Ноги у нашего армейского талисмана, кстати, отнялись не от благочестивых размышлений, а всего-навсего благодаря контузии. Как ты можешь догадаться, в то время и в том месте и порох у нас был, причём бездымный, и нехилый огнестрел появился - первая любовь моего тогдашнего ординарца. За каким бесом мы не оставили недужного Дара в одном из попутных сёл или, на худой конец, не устроили в обозе - не знаю. Возможно, хотелось иметь рядом смазливое юношеское личико. Прочим моим кешиктенам, иначе гвардейцам, было в среднем лет по сорок пять, ноги как кривые клещи, а на физиономии черти горох молотили стальными цепами. Отбирали их, ясен пень, не за шибкую красоту лица, а вовсе по иному принципу. Я же лично и отбирала. Тебе, Сорди, считай, подфартило, что я к вашему брату неровно дышу, а то бы в той же щели упокоился... Ладно, проехали.
Так вот, чуть позже по указаниям Дарумы и с его личным участием мои кузнецы соорудили для него седло с высокой задней лукой и приторочили к спине смирной кобылы-иноходца. На привалах и по большой нужде седалище без особого труда снимали и опускали в подобие продвинутых детских ходунков: опоры для сиденья, загородка, прочная рама с колесиками и хитрая система рычагов, тормозов и храповичков, чтобы под уклон не катилось. В горах ведь ровное место величиной в ладонь три дня искать надо, вот наш Дарума и напряг свои недюжинные таланты.
Сказанное выше о талантах и талисманах очень важно для понимания дальнейших событий.
Вояки - народ суеверный, мои - не исключение. Лично мне они запрещали стричь косу до тех пор, пока она не достигала того места, где идея спины находит своё логическое завершение. Но и потом один мой верный аньда, шпажный полковник Ной Ланки, осмеливался чуток ее подровнять, дабы узкий кончик не защемлялся и ездить верхом не мешал. После моего побратима раздирали это волнистое и белобрысое страхолюдие сразу два кешиктена с двух сторон, причем без особой ко мне жалости. Гребни у них были из закалённого железа, как у Бабы-Яги из твоих детских сказочек. Затем меня туго плели в пять прядей и убирали разными подвесками и балаболками: и по ветру не треплется, и удар выходит куда увесистей.
Тогда как раз шла гражданская война. Самый кретинский вид междоусобицы, когда стремя в стремя с тобой скачут мерзкие типы, когда-то доводившие тебя до слёз в воскресной школе, а конные дядьки напротив - сватья и гости, что лет девять назад гуляли на твоей скромной - всего-то с неделю - свадьбе. И еще бы ей, свадьбе, не быть таковой: жених добыл липовую справку, что шестнадцатилетняя невеста беременна, патер с охотой это враньё проглотил, ибо понимал, что нас не удержать никакими вожжами поперек спины. Уж лучше перед обрядом принять обе исповеди, нареченного и нареченной, и тишком завязать в уголок своего орната - такой полосы с крестами на обоих концах. И наговор невесты на себя, дай Всевышний, благополучно сбудется, и ребенок...
Ты догадываешься, верно? Мой сын родился мертвым после интенсивных допросов в замке Тарг, но до закрытого процесса и показательной экзекуции. Ногами из живота выбили - приём отработанный. Позже тамошние политзаключенные выучили меня одному хитрому финту: когда по партии дают залп из всех стволов - не пытайся из куража устоять на ногах, падай сразу. Если не истечешь кровью и не задохнешься под другими трупами, имеешь нехилый шанс выбраться изо рва на свежий воздух. Вот я и выбралась - ради всего дальнейшего и последующего. Сокрытие, тайная рука Братства надо мной и явная - мятежников, школа, работа, Майя моя милая... Кертсер и прочие вытекающие из него последствия.
Дарума был самым чистым и неискушенным изо всех моих телохранителей и уже тем одним приносил пользу. Ведь чем плохо на марше таким, как я? Прочие отливают не сходя с коня, а тебе приходится класть своего Бахра наземь вдоль дороги и оправляться под прикрытием его мощной тушки прямо на скалу. Карабкаться вверх по склону или ползти вертикально вниз бывает несподручно, сам ощутил. Мои блюстители давали в добавление к стандартной воинской присяге особую клятву: следовать за начальством хоть в пасть адову, не то что в ближние кусты. И глаз с него, начальства, в сем уязвимом положении отнюдь не спускать. Вот мой Дарума в эту самую пасть и лез - тем более что воителем был, как и прежде, от Бога. Что кинжалом орудовать, что из "Кондор-Магнума" палить - это такой револьвер был под патроны сорок четвертого калибра, числом семь штук, и с небольшой отдачей. С кархой у Дарумы никак не получалось - это да. Кархе, хоть малой, хоть великой, размах нужен.
Таким вот манером, щелями, рокадами и секретными тропами, дошли мы до Вечного Города Лэн-Дархан, замкнули на нём свою гарроту, подтянули пушки. Командовал нашими орудийными расчётами капитан Сеф Армор. Всем докам дока, и не сомневайся: отхватил для дивизионных нужд самое приёмистое и дальнобойное из арсенального прайс-листа. Дарума тоже к сему немалые старания приложил. Было это, понятное дело, до покалечившей его диверсии.
Ну вот. Когда мы уже примерялись и пристреливались к месту, обращается ко мне наш общий друг:
- Инэни командир. (Не по уставу, да ему, болезному, еще и не такое сходило.) Лэн-Дархан ведь государственный символ высшего ранга и музей под открытым небом, а снаряды все его редкости вдребезги побьют. Карильон Кремника вообще с первого залпа вниз рухнет.
- Им было велено спустить всю семерку колоколов наземь и хорошо укутать соломой, - говорю.
- Кем велено?
- Лично мной. Такие вещи я парламентёрам не доверяю.
Мы молча меряем друг друга пламенными взглядами. Потом он спрашивает:
- Знаете поверье? Вечный Город не падёт ровно до тех пор, пока в Кремнике все пять времен суток и пять положенных молений звоном отбивают. Не снимет никто их жителей эти звоны так, за здорово живешь.
- Опять бабские разговоры. Да так или этак столица, можно сказать, наша - отвечаю. Ещё и подкрепление на днях прибудет, хоть мы и одни можем знатного шороху наделать в этом табернакле.
Дароносице то бишь.
- Истинно говорите, ина генерал, - отвечает Дарума и делает поворот налево кругом. Ноги у него, чтоб тебе знать, были не как желе, а как прочные палки с натуральными защёлками на коленных суставах. Будто он лошадь.
Насчет подкрепления тоже, знаешь, неспроста было сказано. Среди своих чёрных всадников и примкнувшего элемента я на ступеньку пониже Господа Бога, а для имеющих вскорости заявиться - персона еле-еле грата, как мы шутили. По причине сановитого матушкина мужа терпят и всюду норовят сунуться между нами и победой.
На другой день, ближе к вечеру, докладывает мне Армор:
- Странное что-то происходит, ина Та-Эль. (Ну, как говорится, распустились при атамане, куда уж командиру заново связать. Титул отчимов только из чувства противоречия употребляют.) Сплошные перелеты и искривления рассчитанной траектории. Мы и так стараемся бить по пустырям и трущобам, откуда народ в Кремник подался - но не в молоко же!
- С причастными людьми говорил?
- Вызывал к себе.
И чего-то вроде опасается.
Ну, я сразу в вагончик прибористов. А это весь такой из себя важный народ: без них, родимых, и их прецизионной оптики королева боя всего-навсего пешка на выгуле. Прицел ведь не кто как они рассчитывают и корректировку опять же никто, как они, дают.
Смотрю - здесь он, буддист недопеченный. Сидит в своем манежике и вертит в умелых ручках такую хренотень из прутьев и шариков. Видел в школе наглядные пособия по стереометрии или не застал тех времен? В смысле доска такая, покрытая смолой, в нее палочки втыкаются, а потом для крепости резинкой их стягивают? Вот, почти похоже, но позатейливей и вроде как на четыре измерения вместо трех. Или даже на все пять. Только не спрашивай, как я такое определяю. Врожденное чутьё охотника за местными древностями: в брошенных и обстрелянных крепостцах чего только не подбираешь.
Ну так вот.
- В обстановке, приближенной к боевой, уже одно твоё пребывание здесь - готовый трибунал, - говорю я и выволакиваю Даруму за поручень на ясное солнышко.
А затем доходчиво объясняю, что присягу новому знамени давали мы оба, как ни крути, и через это не переступишь. Что его игрушка, которая посылает к чертям всю баллистику, весьма заинтересует Ставку, хоть она и полное фуфло. И что до тройки чрезвычайных мордухаев, тем не менее, я дела не допущу. Своим прямым командирским диктатом. Только вот завтра с утра пораньше, еще до артподготовки, Даруму намертво пришвартуют у края обрыва, благо их в этом районе хоть зашибись. Колесики на стопор, страховочный ремень - вокруг талии. А напротив выставим девятерых моих стрелков во главе с Кертом: тех, кто не покорёжен регулярной армией и служит фактически мне. Трижды по три сорок четвертого калибра: в лоб, в сердце и в эту ямку под горлом - вишудха-чакра называется. И прошу тебя: хочешь уйти мал-мала с приятностью - стой прямо, не закрывайся и не уворачивайся.
- Свою ачару я с собой возьму, - говорит он. - Можно?
- На кой ляд нам сдалась эта комбинация из брючных пуговиц и подтяжек? Забирай, конечно.
Он кивает так покорно, что я добавляю для большего интересу:
- А чтобы со всякими глупостями напоследок не лезли, я тебя в головной палатке устрою.
То есть прямо у своей тощей койки да писарского стола с картами и донесениями.
В ответ - кривоватая ухмылочка:
- Ина Та-Эль, вы потрясающе красивая женщина, только я... сами понимаете.
Из всего речевого изобилия, каким я его покрыла, бумага способна была выдержать лишь три последних слова:
... Шатер из двойного брезента, кругом него мои верные псы, но подслушать и даже подглядеть, когда внутри зажгут масляную лампу, всегда найдутся охотники. А потом донести тем, кто придёт завтра совать ложку в чужой котёл - тем паче. Только если переплетать руки и пальцы в темноте, как делают слепые...
Тогда он меня в первый раз просветил. Помнишь ходячую фразу: "Параллельные миры придумали не фантасты"? Так вот, вопреки всем утверждениям, придумали как раз фантасты и сказочники. А учёные только подтвердили - и крупно ошиблись. Бытие - целостность, однако выплетено как бы из множества прядей, говорил Дарума. Вон как в вашей косе, ина. Всё вместе и одновременно. Нет, времени там не существует как понятия, и оттого мы сразу проживаем мириад самых различных существований - я боюсь даже намекнуть, сколько. Внутри этого мерцающего парадокса можно делать практически всё что угодно, из любой воплощённой вариабельности, надо лишь очень сильно пожелать чего-нибудь. Чудо ведь всего-навсего дитя иных реальностей. И если это согласуется с высшей волей - оно придёт неведомо откуда, пройдёт насквозь твою ачару и в тебе воплотится. Я ведь не зря так ее назвал, эту мою игрушку: путём. Хотя путём может быть что угодно: сабля, самоцвет, кольцо с камнем, даже тиснёная кожаная чаша для кумыса. Вот только помимо иной воли и твоего желания должна быть еще и отвага - бросить всего себя на чашу весов. Тогда сбудется.
...Ну...Пули попросту смели Даруму вниз, в бездонный провал ущелья. Аньда выпросил у меня, чтобы два лучших его скалолаза спустились туда и поразведали, но те не отыскали даже царапины на почве, даже клочка рваной рубахи. Удивительное дело: сами в кровь расцарапались терновником и дикой ежевикой и по всему пути распахали широкую колею.
Вот я и думаю. Что, если Дарума появится вновь не в одной из его мифических "прядей", а здесь и сейчас? Юморной, рисковый, брызжущий всякими заумными идеями - в точности как было раньше, до увечья. Контузия ведь может и пройти от нервной встряски: я такое сама видела. А уж в этом мире, куда мы с тобой попали как бы по слову Дара... Тут и вообще.
А Лэн-Дархан мы взяли. После долгих, изнурительных переговоров, кои тянулись три месяца без малого. Взяли, не повредив и кирпичика, не сняв и волоска с повинных голов - хотя при чём там вина... В политике разве что? Или храбрости защитников? И учредили мы там вольный город с управлением на паритетной красно-бурой основе - ну, примерно так. Красноплащник Армор - военный комендант, а Карен Лино, тогда не простой рудознатец, но первый советник побежденного нами правителя - мэр, властный правитель града. Ради такого счастья мне пришлось изобрести не один замечательный финт из тех, какими я славилась в народе, и не однажды рискнуть своей стройной лебединой шеей. Но дело выгорело.
- Что за странная история. И страшная. В тебе нет жалости к людям.
- Мальчик, вот и видно по тебе, что контрразведки не нюхал. Изломали бы они моего Даруму зазря, по простому навету. Или, еще хуже, - сумели бы сами ачару раскупорить. Оттого я и позволила ее на тот свет забрать. Ну и, конечно, - понадеялась на то, что в конце концов и вышло. Дар ведь и свою траекторию отклонил. Проделывать это с "Магнумами" стрелков Керта смысла не было никакого.
- Теперь понимаю.
- Ничего-то ты пока не понимаешь и ни в чем толком не смыслишь, ученичок. Ладно, давай, что ли, дальше погребём: Вечному Городу не век ворота открытыми держать. До заката поспеть надобно.