Летун отпущен на свободу.
Качнув две лопасти свои,
Как чудище морское в воду,
Скользнул в воздушные струи.
Александр Блок
Во сне наш новообращённый виделся с братом, подумала Лидия без слов, одним картинным начертанием. Как же другие вурды ухитрились пропустить очевидное - или всего лишь постеснялись обличить, ведь по всему получилось так, будто мальчик солгал в ответ на вопрос хозяина.
Картина, выступившая при соприкосновении кровей, была такова. Вопреки всему цвело ясное, розовато-огненное, морозное утро. Братья стояли у парапета Дворцовой набережной, напротив Петропавловской крепости, рука младшего брата обнимала пушку, стрелявшую некогда при угрозе наводнения, старший обхватил младшего за плечи. Немного впереди как бы прямо из невской воды вырастала мощная конструкция. Подобие наклонной башни из ажурного железа, картинно побагровевшего от ржавчины, было подвешено к мощной мачте-консоли и обвито двойной спиралью, внутри виднелись конус, цилиндр, куб и полусфера, сложенные в некоем мистическом и подвижном порядке.
- "Поднялся выше он главою непокорной Александрийского Столпа", - процитировал Алексей.
- Да, мама мне тоже читала "Памятник", - отозвался Лёвушка. - И Пушкина, и Державина, и Цицерона на латыни. Совсем разные. И объясняла, что "александрийский" - это не совсем Александровская колонна, а ещё и Фаросский маяк в Александрии. Потому что Александрия, как Петербург, - это величие, надлом и упадок в одно и то же время.
- У тебя очень умная мама, - отозвался старший. - Она не говорила тебе, что вот это за великанская игрушка - за мостом на другом берегу Невы?
- В её времени такого не было, - откликнулся младший. - Только модель башни Третьего Интер-на-ционала. Алеша, а что такое этот национал?
- Неважно. Всё проходит из рода в род, пройдёт и это, - старший брат усмехнулся. - В наши времена все упиваются футуризмом, авангардизмом и конструктивизмом, главными искусствами будущего. Владимир Евграфыч Татлин полагал, что в его творении может разместиться Дворец Советов - ты слышал о храме Христа-Спасителя? Так вот вместо него: эту российскую мировую ось собираются взорвать ультралиддитом.
- Братец, ты снова говоришь удивительно.
- Ты ведь почти взрослый мальчик и умён в маму, - возразил Алексей. - Да и в папу Николая, наверное, тоже. Слышал про скандинавский ясень Иггдразиль? И Ливанский кедр в Библии?
- Дерево мира. Мировое древо.
- Вот именно. Это же оно перед тобой. Винтовая лестница к небу, готовая соединить рай, землю и подземное царство. Непропорциональная конструкция, что вот-вот рухнет набок, словно Пизанская башня, но без изящества и грации последней. Ось, на которую нанизано пространство. Но не одно пространство - ведь само грандиозное сооружение поворачивается вокруг себя. Полный цикл вращения - год. Конус проходит свой путь в течение месяца, цилиндр - в течение суток. Воплощение самого времени. Но и это не конец. Видишь двойное переплетение спиралей? Почти так же устроена наследственная спираль всего живого, в том числе и человека. Знак бесконечного прогресса и непрерывного развития в сторону небес. Символ эволюции.
- Сэр Дарвин ничего не говорил о таких спиралях.
- Так ты читал - тебе читали "Происхождение видов" или хотя бы "Путешествие на корабле Бигль"? У меня в детстве была такая книжка - с его собственными картинками на полях.
- Читал, - мальчик кивнул. - Мне нравится. Звери и птицы всякие. А человека нет.
- Ещё будет, - кивнул Алексей. - Прогресс ведёт нас от обезьяны к человеку и обратно. От немой гармонии с природой к дисбалансу и какой-то новой речи.
- Знаешь, чего бы я хотел для людей? Чтобы выучились говорить на одном языке, как в старину. И, наконец, поняли друг друга.
- Почему это пришло тебе в голову, малыш?
- Это чудо впереди, похоже на Вавилонскую Башню. Я видел её в альбоме художника Брейгеля - или недостроенная, или уже начала разрушаться. Людям никогда не понять друг друга, как ни стремятся к небесам. Любой колосс от рождения стоит на глиняных ногах и обречён рухнуть.
- Ничего себе мысли для десятилетнего. Кто это сказал тебе?
- Во сне со мной говорят создатели великих империй. Хунну. Хазары. Скандербег-македонец. Чингис-хан. Братец, наш новый Союз Республик сам как хитроумно подвешенная на цепях махина. Все гигантские стройки, величественные строения и государства, созданные с тысячелетним размахом, обречены, говорят мне великие строители. Тогда я боюсь до смерти. Мне страшно того, что будет.
- Нет, - мальчик рассмеялся. - Скорее прохладный, как матовый хрусталь с чистой водой. И не очень чужой, скорее наоборот. Только, если подумать, я тебя в первый раз вижу, а узнал - как это может быть?
- Наверное, успели встретиться. Реальность - прозрачный леденец, сквозь который просвечивают другие реальности. Все равно, сон это или явь. Твои пророки, герои и полубоги называли себя при первом появлении?
- Ой. Не помню, правда. Имена как-то сами угадывались.
- Верно, это закон хорошего, правильного сновидения. А знаешь, как полагается себя вести в таком сне?
- Догадался. Только ты сам скажи!
- Назови желание. Просто назови заветное желание.
- Выучиться летать и обучить такому всех. Ведь люди не умеют летать, как птицы.
- Лев, а про Икара ты читал? Видел иллюстрацию в том альбоме Брейгеля-старшего?
- На которой пахарь идёт за плугом и пастухи толкуют о своём посреди стада овец, корабль под парусом плывёт по тихой воде - а сам Икар тонет незаметно для остальных?
Алексей кивнул:
- Этот самый. Крылья были слеплены воском, а в полёте мальчик слишком приблизился к солнцу.
- Но никто не обратил внимания на катастрофу.
- Никто. Мир безразличен к гибели тех. кто грозится нарушить его равновесие.
И прочёл стихи древнего восточного поэта, геометра и астронома:
Не станет нас. А миру хоть бы что!
Исчезнет след. А миру хоть бы что!
Нас не было, а он сиял и будет!
Исчезнем мы. А миру - хоть бы что!
- Люди не должны быть дерзкими? - спросил Лев.
- Нет, но они должны, обязаны, обречены дерзать, - ответил Алексей. - Гляди на самый верх!
Вампирское зрение куда острее человеческого, думает Лидия, но ведь это и без того сон, который неведомо кому снится. Поэтому младший мальчик ахает от удивления и восторга: с уступа Башни срывается, мерно покачивая прозрачными, похожими на округлые раковины крыльями...
Гондола и сиденье из гнутого дерева, обмотанного тканевыми лентами, кожаные ремни для крепления пилота, скелеты крыльев, делающие рукотворную птицу похожей на доисторическое чудище... Золотистый парашютный шёлк, обтянувший их наподобие пергамента с магическими письменами...
- Орнитоптер, - сказал Алексей. - Птицекрыл. Летатлин - от "летать" и фамилии автора Башни. Он был одержим идеей подъёма, полёта, парения ввысь. Наследник великого Леонардо - и всё-таки куда больше художник, чем инженер. Создатель главных иероглифов эпохи.
- Я думал о другом, - возразил Лев. - Птицелёт ведь только планирует в струе воздуха. Человек не летал на нём вверх и не сможет летать силой одного тела - то есть грудных мышц. Они ведь слабые, эти мышцы, я читал в учебниках.
- Ты и впрямь умный мальчик, - рассмеялся Алексей. - А если - силой красоты? Силой воли и устремления? Смотри, ведь без спора летающие конструкции с жёстким крылом - мёртвые, пузыри цеппелинов - мёртвые, а Летатлин, несмотря ни на что, живой. Ты, может быть, читал и "Блистающий мир" Александра Грина - он наш с тобой соотечественник. Ах да - кажется, он не успел напечатать книгу, но всё равно.
Не успел он это сказать, как махолёт плавно приподнял оба крыла, опустил, потом ещё и ещё раз...
И взмыл над городом поверх всех крашенных суриком и позеленевших от бронзовой окиси крыш, золотых и ржавых шпилей, пухлых, как ангелы облаков - в холодно сияющий космос.
- "Человек не умеет, - ворвался в сон восторженный мыслеголос Манфреда, - но ведь мы не люди. Раз в пять легче и вдесятеро сильней человека. Алекс, ты показал мне мою заветную мечту и внедрил её прямо в кровь".
- "Эх, нам бы такое в русской армии, - выдохнула из себя Мария. - Просто, дёшево, сердито и никаких тебе затрат на горючее".
- "Гнев с небес. Парящие на божественном ветру драконы, - вторила японка. - Хотя подстрелить такое чудо не трудней аэроплана".
- "Но ведь их можно сотворить очень много! - возразил немец. - Воздушная кавалерийская лава. Устроить так, чтобы аппарат повиновался движениям тела, освободить для оружия руки..."
- "Так ведь руки - крылья, - возразил Геворк. - И сердце вместо пламенного мотора. В таком виде "летатлин" не годится для войны, разве что в качестве управляемого снаряда".
- "Всем вам, дамы и господа, только о сражениях и беспокоиться, - с ноткой брезгливости комментировал Симон. - Не насытились? Мало вам простые вурды в кровяном мешке добычи приносят? Ах, вы думаете, что сие похвальней, чем самим выходить на добычу".
- Ой, вот надо ж было пропустить такой замечательный кошмар! - шилом в ухе отозвался ПэПэШа (откуда только взялся, с досадой подумала Лидия, но как всегда кстати). - Зачем было и мастера Леонарда Винчи на крючок цеплять с его мировыми разработками. Ведь наш русский товарищ, краснознамённый матрос от сохи, и летательный аппарат изобрёл, куда там моей жёсткокрылой стрекозе, и стартовую площадку под него устроил. Типа пространственно-временной взбивалки для тех яичек, не разбив которые, не зажаришь яичницы. С кем сравнить его, как не со знаменитым итальянцем. Кто знает, в каких трущобах нынче художественная студия этого вундеркинда?
- Кажется, в московских, - ответил Симон. - Ведущий преподаватель тамошнего Вхутеина. Учит делать вещи удобными, прочными, целесообразными и чтобы сверх того парадоксально нравились. Например, лепит чашку без ручки, чтобы она вкладывалась прямо в ладонь, словно бокал. Гнёт венские стулья пружинящими и без ножек - некая стоячая спираль. Живописует свои так называемые контррельефы не одними красками, но деревом и жестью. Да, и упорно работает над этой вашей прозодеждой, М & М, чтобы поднять на уровень мировых стандартов. Это называется, как помню, "нормаль-одежда".
- Вы его знаете? - спросила Лидия.
- Наши пути пересеклись однажды в Турции, - ответил Геворк, - оба были юнгами, только он на русском военном судне, а я на турецкой шебеке.
- Да, - Симон либо проигнорировал ответ армянина, либо, напротив, подтвердил. - Стамбул, ещё довоенный. Позже мы общались только изредка.
"Кажется, наш обожаемый Пет Палыч тасует колоду куда причудливей, чем признаётся, - вскользь, чтобы не уловили другие вурды, подумала Лидия. - Идёт по цепочке давних человеческих связей".
Возможно, на этом и даже немного раньше они проснулись, но в каком-то сложном смысле продолжали спать дальше.
Потому что абсурдные идеи возникали и лопались, как пузыри на лужах во время сильного дождя.
- Сняться в Москву всей стаей и заказать изобретателю серию. У него есть ученики, да мы и сами в науку пойдём, - предложила Мария.
ПэПэШа почесал в затылке:
- Слишком хлопотно, а поскольку о моих чернорабочих ребятках давно наслышаны, так мастер испугается вас хуже чеки. Его пока одно спасает - что революционно преданный. Новое искусство, которому он верно служил, и то перестаёт быть в моде.
- Москва недалеко, - заметила Юко. - Можем пойти мы с Георгием: испробовать его личные связи. Притом если художник - значит, много красоты.
В таком случае на действовать ли нам скрытно, чтобы не создавать контраста? Вряд ли русский пишет в стиле оперетты "Микадо".
- А также иранской трактирной вывески, вы хотели сказать?
- Звучит резонно, куда ни плюнь, - покривился Пётр. - В самом деле не стоило бы паломничать конкретно вам: с некоторых времён в столице не очень жалуют раскосые восточные физиономии. Или только раскосые. Или вообще азиатские. Как, Лидуша, ты и твой партнёр не прочь окунуться в сугубое эстетство?
- Мы тоже по виду не вполне славяне, - улыбнулась она.
- Зато штучной работы, - ответил Пётр. - С одного плевка можно признать западных жителей. Сойдёте за буржуазных негоциантов - на них как раз вышла мода. Торгсин и тому подобное.
- Что, опять новоязовское словцо? - вмешался Геворк.
- Из недалёкого будущего. Торговля с иностранцами под видом советского населения... тьфу, наоборот. Договор малого дитяти со старым чёртом. Советских руководителей с капиталистическими акулами.
- А кто из них кто?
- Лидуш, не встревай в бурный поток моих мыслей. В общем, вам двоим вполне по силам шагать по Москве с умным видом и в хорошо пошитой одежде.
- Любопытно, зачем двоим.
- Как зачем? Для респектабельности. Муж и жена - одна сатана.
- С чего это вы взялись нас венчать, Пет Палыч?
- И в самом деле - с чего? - он хитренько, лучисто улыбнулся. "Вылитый советский вождь на портрете", - подумала женщина.
- Кажется, это разумная идея, - кивнул Симон. - Визит сэра Герберта Уэллса два года назад настроил новорусское правительство благосклонно к Великобритании вообще и английским вурдам в частности. По слухам, это вы, Пётр Павлович, поставили сэру Герберту королевский конвой, который произвёл впечатление на вождя и его присных.
- Слухи иногда бывают верны, - ответил тот. - Ну и как, уговаривать вас нужно или так обойдёмся?
- Обойдёмся. В столице найдутся хорошо оборудованные крыши для посадки гироплана?
- Э, нет. Гонять воздушный транспорт не позволю, езжайте поездом: именно что на крыше, буферах, в угольном ящике - как удобнее получится.
- Но, Пет Палыч! - Лидию попросту оледенило от возмущения.
- Не надо, - Алексей дотронулся до её руки, - я тоже собрался ехать. Говорят, его картины, эскизы для театра - настоящее чудо. Возьмём спальное купе или даже блиндированный мотор напрокат. У меня есть на примете бесхозный "Руссо-Балт", шофёра легко подобрать из нашей, так сказать, молодёжи. Что до остального - можно было бы давно привыкнуть, что хозяин дразнится.
- Паровоз топят чужими дровами, - ответил цыган, - а ваш титулованный экипаж - своим горючим. Где добудете?
- Из тех же дров, - ответил Манфред. - Мой приятель-химик обучил меня ещё одному новорусскому слову: газген. Газовый генератор, который превращает в дым осиновые чурки и вообще всё, что способно гореть. Правда, это не особо элегантно - таскать печку на запятках кареты и по пути собирать для неё хворост.
- Вас никто не заставляет, - ответил Симон, чуть скривив губы. - Алексей, этот газген придётся раздобывать или он идёт в комплекте с каретой и шоферским обмундированием?
- Манфред, - спросил тот одного вместо ответа другому. - Вы мне что рассказывали?
- Про тот небольшой петербургский заводик, с которым поделились мы и который ответно поделился взрывчаткой с моим приятелем. Собственно, это лаборатория и испытательный полигон при бывшей Михайловской артиллерийской академии, теперь названа в честь РККА или кого уж там - не знаю. Собственно, он куда больше химик, чем механик, но человек пожилой, так что ему в самый раз пристало думать о душе. Несколько раз едва не взлетал на воздух, теперь предался относительно безобидным увлечениям. Присадки к турбореактивному топливу, конструкции двигателей внешнего сгорания, хлорпикриновые красители для модных тканей и тому подобные шалости ума.
- Тогда стоило бы, пожалуй, наведаться в эту мастерскую, - подумал вслух Симон. - До поездки в Москву.
- Да, - согласился немец. - Только пойдём мы с Марией, как офицеры во главе внушительной свиты из четырёх рядовых.
- Петр говорил, что такая демонстрация силы нежелательна...
- Для вашей мирной поездки, благородный дон. И был прав. А нашему Семёну Федоровичу стоило бы показать карточные масти, не одну только рубашку. Объясню по исполнении.
Кажется, Алексей знал кое-какую прятку покойного отца, может быть, ещё загодя поделился этой малой тайной с Петром. И вот теперь Мария и Манфред ехали на роскошном лимузине - подобии шестиместной кареты с тремя парами дверец и отгороженным местом для "лихача". Шофёром был вурд с кодовым имени Серж, по всем правилам наряженный в кожаную куртку, высокие сапоги и такой же картуз. Небольшой заводик рядом с железнодорожной станцией "Ржевка-Пороховая" казался простым скопищем бараков, на скорую руку слепленных друг с другом и по всем стенам утыканных метровыми огнетушителями. Впрочем, внешнее ограждение, хоть и не очень высокое, было сложено из монолитного бетона, при воротах стоял часовой, держа наперевес винтовку с примкнутым штыком - явный знак того, что тайна охраняется куда пуще самого объекта, подверженного сгоранию и взрыванию. Впрочем, против вампиров это не срабатывало. Однако Манфред потребовал начальника охраны, по всей форме представился чуть заспанному вояке и даже развернул перед ним бессрочный допуск на территорию.
- Нет, в цеха мы не пойдём, нет такой необходимости, - утешил он охранника. - Мы по частному вопросу. Покупка за натуральный драгметалл.
По-видимому, тонкая пластинка сусального золота, которая прикрывала в документе печатный текст, - её пришлось отдувать, ибо прикосновения даже лёгких вампирских пальцев она не выдерживала, - подействовала на красного командира сильнее обыкновенных вампирских чар.
- "Ты был прав. Понял насчёт торгсина?" - спросила Мария.
- "Выкачивает из населения золото на индустриализацию, как мы - кровь. Такое хозяйство создаётся не для мира - для следующей войны, Кажется, с бывшим моим народом", - равнодушно ответил Манфред.
- "Здесь пахнет тем же. Смотри, то ли разбудили твоего приятеля, то ли работал допоздна, но вот он идёт.
- "Сам вижу. Не вмешивайся особо в беседу, но слушай хорошо".
Мастер оказался крепким стариком лет далеко за шестьдесят, порядочно-таки глуховатым: немудрено, от постоянных взрывов не помогают никакие затычки в ушах.
- Семён Васильевич, - сказал немец, когда раскланялись и поздоровались за руку. - Вы ведь помните меня? Услуга за услугу. Нам нужно укомплектовать динамо..., простите, автомобиль газогенератором, но не из обычных - таким, какие делают на вашем предприятии. Сверхлёгким и со стабилизаторами выхлопа. За ценой, как вы понимаете, не постоим.
- А, особо экономичная конструкция? - чуть закашлявшись, спросил тот. - Мне разрешают ставить её только на правительственные авто.
- Имеется в виду наш "Руссо-Балт С-24", бронированный вплоть до стёкол и укомплектованный двигателем внутреннего сгорания, - ответил Манфред. - В своём роде так же принадлежащий правительству, как и межпланетный снаряд, построенный по инициативе государства.
- Мануил Вольфович, учтите, мы не имеем права принимать и передавать реальные деньги. Вам придётся заплатить в Наркомвоенбанк и принести моему начальству квитанцию. Ваш безвозмездный дар не считается взносом.
- Чума на оба ваших дома! Простите, что взорвался, но это Шекспир. Разумеется, мы всё сделаем, как положено для вашей и нашей безопасности. Причём отбудем немедленно - мои подчинённые явились сюда с приличным количеством новых червонцев в поясах. Семь тысяч довоенных рублей, кажется? Потом следующей ночью пригоним мотор сюда и вполне легитимно и не торопясь оснастим новой сбруей. Нет, её внешний вид интересует нас постольку поскольку, мы вам доверяем. Ваш начальник сумеет выписать мне квитанцию?
После короткой и ещё менее вразумительной беседы с "начальством" Манфред и его спутница отбыли по внешнему виду такими же точно, как приехали, - генератор оказался чуть больше старого бензобака и располагался там же, рядом с рессорами.
- А теперь давай, милая, сопоставим, что уловили, - сказал немец. - Мне было труднее твоего.
- Я так поняла, - ты по ходу подбирал слова-отмычки, - кивнула Мария. - И заодно нагонял самый чуток жути, чтобы взломать психическую оборону. Кстати, весёлая у мастера фамилия - Панпушко.
- Зато характер серьёзный вплоть до фанатизма, - отозвался Манфред. - Страх ему как раз мало свойствен. Ибо замешена эта пампушка, как говорится, на добром тесте с молоком. Он годами так питался, молоком и хлебом, чтобы иметь деньги на утоление жгучей страсти. А ведь бывший преподаватель военной академии, мог бы жить как сыр в масле. Подрывался в результате опытов - счёту нет. Оправдывал свой интерес к новейшим видам взрывчатки интересами отечества, на самом деле насущными.
- Нитроглицерин и проблема детонации. Это всплыло на слове "динамо", то есть "динамит". Похожее надо было сделать из мелинита, который был очень нестабилен - вернее, такими были его соединения, пикраты, образующиеся с металлом корпуса. Японцы решили проблему немного раньше нас - с помощью изоляции мелинитового порошка промасленной или пропитанной парафином бумагой плюс станиоль. В диалоге с обеих сторон звучали "ш" и "з" - шимозы русско-японской войны. Звучит не так нежно, как мимоза, но такой же чёртов цветочек, по словам моего кореша Михайлы. Наши снаряды под конец этой бесславной войны были куда лучше. Кстати, его рачением, как я поняла.
- Семён Васильич на диво скромен, - кивнул Манфред. - Но я и не пытался ловить имя автора новации. Лиддит - это иное имя мелинита - весьма легко детонирует: от выстрелов, падения груза, простого сотрясения. От очень жаркого, голубого пламени. Но вот что любопытно: не от расплава с более низкой температурой. Можно сформировать из порошка гранулы и с помощью особого вида... хм... ложки окунуть каждую в единственный металл, не рождающий пикритов. Жидкое, чуть загустевшее олово.
- Но белый металл при низких температурах становится серым порошком, который ничего больше не изолирует. Оловянная чума постигает любую полуду на стенках гранаты или снаряда. Да и капсулы сливаются в массу - сама понимаешь, что выходит потом.
- К Марсу точно не полетишь - там же межпланетный холод и постоянная тряска.
- И вообще бризантные вещества - сомнительное топливо для ракет, даже если подавать их к дюзам мелкими порциями. Разумеется, олово можно легировать свинцом, висмутом или сурьмой, но это заново ввергает нас в проблемы с нестабильностью. Не говоря о том, что взрывчатка получается не боевая. Зато вполне можно запатентовать её как ультралиддит.
Ну вот. Тогда кое-кто задумался: почему всех так заклинило на металле. Потому что осколки - тоже поражающий фактор?
- Погоди, когда ты сказал про стёкла машины...
- Да, тогда внутри нашего военинженера явно вспыхнуло узнавание. Стекло - хорошая идея: оно может быть огнеупорным, жаропрочным, термо- и хладостойким, к тому же не реагирует ни с какими химическими веществами, кроме плавиковой кислоты. И хотя его вязкость можно увеличить, оно, как и прежде, легко бьётся и колется. И если сделать корпус бомбы из такого материала...
- Он сделал?
- Подступился вплотную, и теперь я через него увидел формулу. Цепь из чего-то вроде многомерных бензольных колечек, только что это не бензол ... В общем, осталось найти приличного химика, расшифровать - и дело сделано.
- Своровали военную тайну, - Мария покачала головой. - Но скажи одно. Я увидела все твои мнемонические крючки - так вроде называется то, что заставляет вспоминать то, что находится по соседству. А вот зачем ты сказал про пояса, когда у нас были потайные карманы во френчах и галифе?
- Так обычно прячут ценности на Востоке, - неуверенно ответил Манфред. - Но знаешь, чётко так мелькнуло: "кушак шахида" или "пояс моджахеда". Будто на ухо шепнули. Да не всё равно, что вырвалось, если дядюшка верно среагировал!
То, что произошло через неделю, весьма походило на поспешное бегство шпионов, завладевших секретом, - куда больше, чем объявленную ПэПэШа "культуртрегерскую экспедицию". Похоже, он не совсем понимал значение термина. Во всяком случае, команда спешно погрузилась на вертолёты, за исключением Алексея, Симона, Лидии, Морица и Сержа, которые отправились в Москву по суше. Мощный мотор пожирал километр за километром и будто возносился над всеми рытвинами, ухабами и промоинами видавшей виды Дмитровской дороги. Временами внутри двигателя гулко и страшновато ухало, даже фары начинали поочерёдно мигать, но Серж уверял, что это древесный газ и что-де стенки котла рассчитаны и не на такое. Хвороста на шестьсот с лишним километров и двенадцать часов пути ушло не больше, чем на подогрев чайника.
- Всё-таки некими тайными сокровищами мы в Питере обогатились, - говорил Алексей. - Сугубо материальными - грузили бочками и ящиками, Петр Павлович совсем умаялся, командуя.
- Наверное, опять "горючка", - без особой охоты отзывался Симон с заднего места. - Вы бы лучше подумали, отчего нам не спится рядом с самым рассветом - ассимилируемся, что ли, понемногу, как и обещано.
Всё же неподалёку от Твери понадобилось съехать в кювет и затаиться в редком лесочке.
- Не обчистили бы - здесь всё время чугунка в виду, - посетовал Серж.
- Ради того и пёсика взяли, - объяснил Алексей дремотным голосом. - Всем хорош: ночью спит, днём дремлет, но службу несёт беспробудно...ой.
Мориц, как выяснилось через восемь часов непробудного сна, всё-таки не устерёг: не "Руссо-Балт", а одного из пассажиров. Симон открыл глаза раньше прочих и тотчас ушёл - Алексей успел проснуться сам, расшевелить остальных и без шуток обеспокоиться, прежде чем тот явился. Глаза необычно блестели, щёки едва ли не пылали юношеским румянцем.
- В чём была причина отсутствия? - спросил Алексей резко.
- Так, парочка беспризорников, ma principe, - ответил испанец. - Или осмелюсь назвать вас инфантом? Конченый народ. Попали под увеличительное стекло КГБ - или эта организация теперь именуется НКВД? Их поймали на пути в Крым и собирались отправить в исправительно-трудовую колонию под Запорожьем.
- Не думаю, что это правда. Мы далеко от юга. Но даже так: отчего бы вам не поохотиться на самих чекистов? Хотя бы для спортивного интереса.
- Спортивный интерес у самого НКВД, - жёстко ответил Симон. - Из-за одного своего репрессируют, иначе говоря, расстреливают десяток - и добрая сотня оказывается под подозрением. А если кто из жертв уходит или убивает в ответ, за него тоже мстят. От берега до берега пойдут круги по воде. Вы хотите такого?
- Нет. Но у любого человека есть право жить.
У меня не меньше, более того: естественное право хорошего вампира на существование - по крайней мере равно такому же праву разумной особи иного вида. А если не так - пусть она докажет обратное. Люди только и умеют лебезить, уклоняться, подставлять горло или своих компатриотов.
Это показалось таким циничным, что Алексей не нашёлся возразить и потупился. Но маль того - Симон добавил вдогонку:
- Вы, мой инфант, решили принять Тёмный Дар и подтвердили это не раз и не два своими действиями. Косвенно согласились избавлять смертных от тягости существования. Ну да, пили вы от одних вурдов. Как по-вашему, откуда взялась влага, текущая в наших жилах? Или вы с самого начала знали то, чего не знал никто из нас?
- Знал, - глуховато произнёс юноша. - Правда то была или нет, но знал и верил. Но всё-таки простите.
- Я однажды пробовала запретить Симону охотиться в дороге, - не очень к месту вступила Лидия.
Речи на этом прекратились - Серж картинным жестом постучал по циферблату наручных часов, в том смысле, что не до споров, ехать нужно. Уже поздно вечером торжественно проехали по городу, что по-прежнему выглядел путаницей мощёных улочек и переулков, вытекающих из крупного заасфальтированного русла. Алексей с нескрываемой радостью убедился, что храм Христа-Спасителя по-прежнему на месте и не заменён ни конструктивистской башней, ни водоёмом, ни бетонной копией самого себя. И мраморные скамьи на месте, и статуи судей и пророков с их гротескной выразительностью. И кусок белой китайгородской стены. И Кузнецкий Мост без никаких французов. И мастерская, притулившаяся к боку нелепо огромного здания.
Мотор напоследок взревел и умолк.
- Он здесь - тот, кто нам нужен? - спросила Лидия Симона. - Я слышу человеческие эманации куда хуже тебя. Верно подгадали?
- Верно. Если, разумеется, он согласится принять троих иностранцев, помятых с дороги.
Однако ни дорога, ни успешная охота, ни препирательство с Алексеем каким-то чудом не нанесли ущерба его костюму.
Войдя в приоткрытую дверь, они оказались в подобии сеней.
- "В лучшие из времён, какие я помню, в доме находилось кому предупредить владельца насчёт гостей", - пробормотал Симон на мыслеречи.
- "Полноте, милорд, - так же ответил Алексей. - Это же русский лапотный мужик, какие уж привратники и майордомы".
- Владимир Евграфович, - позвала Лидия распевно. - Мы без приглашения - вы можете к нам выйти?
Внутренняя дверь отворилась.
Лицо и фигура в мешковатой рубахе и брюках немало разочаровали компанию - простые, если не сказать простецкие. Даже точного возраста по ним не определишь. Зато сам хозяин - нет, не опешил, как боялись эти трое. Но узнал и оценил их с полувзгляда.
- Здравствуйте, - сказал, безошибочно протягивая руку Алексею. - Новый народ, верно? Полагаю, вы по делу - иначе не ходите. Могу предложить морковного чаю - если потребляете, конечно.
- Морковного? - удивлённо переспросила Лидия. - Ах, да... Здравствуйте, я миссис Лидиа. Можно Лида. Мои спутники - мистер Саймон и мистер Алекс.
- Акцент какой у вас необычный, товарищ дамочка, - ответил он. - Правду говорят, ну...
- Это не из-за строения зубов, - ответил Алексей. - Они, в общем, у вампиров в пределах статистической нормы. Просто у нас в коллективе... в ячейке... малый интернационал, в общем. Можно сказать, четвёртый.
Он без ошибки уловил "кодовое слово", как могли бы сказать в будущем.
- Вы где-то видели проект моего здания? - спросил Татлин.
"Не сметь признаваться в оригинале!" - скомканно подумал всем Алексей.
"Мы и не видели, это одного вас сновидение", - ответили ему так же второпях.
- Да, в Питере... Петрограде, - ответил юноша. - Но вас очень мало выставляют. Мы можем посмотреть?
- Здесь не всё, конечно, - сказал Владимир. - Да и что есть, не закреплено на стенах. Частью в мастерской, частью на выставках. Вы удивитесь, но всякая буржуазия... простите...
- Ничего, мы и есть почти она, - кивнул Симон. - Хозяева жизни. Родовитые дворяне в энном поколении.
- Любой выезд нашего нового искусства за капрубеж отчего-то не может обойтись без моей башни и одной-двух картин, - художник смущённо пожал плечами. - Иначе не принимают остальное.
- Так вы покажете? А чай, морковный и даже из цикория в смеси с толчёными желудями, нам без надобности, - Лидия выступила вперёд и просительно положила руку на один из холстов, придвинутых к стене.
... Наброски, состоящие из плавных дуг, пересечённых прямыми линиями, удивительно чистые контуры, заполненные красками. Знаменитый моряцкий автопортрет - похоже, что копия. Рыбак среди бурых волн, наполненных рыбой. Стрельцы - каждая тонкая фигура, заполненная пурпурной краской, натянута словно лук. Женщина сидит на полу в уютно-лаконичной позе - что-то от кошки и мадонны в одно и то же время.
И нечто совсем уже странное, несмотря на сугубую традиционность.
Раскрытый книжный кирпич и череп, словно вырастающий - или врастающий? - в желтоватую, как древняя кость, страницу.
- Могу поклясться, наяву я такого я живописал, - Татлин пробормотал это еле слышно. - Но вот чувствую - моё.
- Ваше будущее, - ответил Алексей. - Я не столько о творчестве, сколько... Нет, ерунда. Скорее всего, один из учеников подложил свой этюд. Не стоит разговора.
- Вы нашли что хотели? - спросил Владимир.
- Если мы купим какое-нибудь полотно или рельеф, вряд ли вы сумеете его возобновить, - ответил Симон. - Мы... "Да, кто из нас старший?"
- "Судя по манере себя держать - тот белый дог, что остался внизу", - подумал Симон.
- В общем, мы лицезрели вашего летуна, - продолжил он вслух, - и хотели заказать партию. Насколько понимаю, их пока три, ни один не держал лётных испытаний.
- И не выдержит, - рассмеялся Татлин. - Это же мечта.
- Вы полагаете, товарищ, мечта не умеет парить над бытом? - Лидия улыбнулась в ответ. - Что это лишь подобие вашего знаменитого эргономического стула?
Брови хозяина при этом невообразимом термине поднялись кверху, словно крылья.
- В общем, если вы полагаете, что сей аппарат не может работать в воздухе, сделайте пока один, - решила она. - Летатлин номер четыре. Материал ведь бросовый, а форма уже доведена до прекрасного совершенства - кажется, сумеет двигаться на чистом обаянии. Если изделие нас удовлетворит - а почему же нет? Тогда мы закажем крупную партию ваших птицекрылов - целую эскадрилью. И заплатим недурно по вашим социалистическим масштабам.