Редколлегия в составе Громобоевой, Федюниной и меня удалилась в кусты. Перед нами стояла задача - в течение часа оформить боевой листок. На поляне вовсю бушевала военно-спортивная игра "Зарница", а у нас в кустах всё способствовало созданию творческой атмосферы.
- Какие будут идеи? - строго спросила я.
Громобоева и Федюнина по-партизански молчали.
- Значит так. Громобоева будет позировать, Федюнина рисовать, а я буду сочинять текст.
Я развалилась на траве, а Федюнина принялась изображать Громобоеву, застывшую в позе метателя гранаты.
-Ногу отставь подальше. Так. Руку повыше, - подавала я реплики время от времени.
- Всё, - наконец, сказала Федюнина и, глядя в сторону, протянула мне лист.
- Кто это? - ужаснулась я.
- Громобоева,- мужественно ответил юный Глазунов.
- Громобоева, это ты? - показала я листок оригиналу. Громобоева обиделась.
- Ладно, Федюнина, учись, а ты, Громобоева, стань туда и мечи гранату снова.
Я стёрла федюнинского монстра и принялась рисовать своего. Нарисовав Громобоеву до половины, я подумала, почему бы мне не изменить пол метателя гранаты. Мысль была не лишена оригинальности, и я пририсовала Громобоевой усы. У меня уже получался свирепого вида десантник, когда я застопорилась на изображении правой ноги. Нога выходила либо вывихнутой, либо напоминала кочергу. В течение получаса я стирала и рисовала ногу заново. Всё это время на Громобоеву жалко было смотреть, поэтому я и не смотрела в её сторону. В тот момент, когда вместо ноги на листе образовалась дыра, я , наконец успокоилась. Скажу: "Пуля пробила" - решила я и принялась сочинять текст под картинкой. До этого, на верху листа я вывела глубоко информативный заголовок "Зарница - военно-спортивная игра". После продолжительных раздумий под десантником была начертана надпись, потрясавшая своим лаконизмом:
Трудно метать гранату,
Попробуй - попади.
Что ж, дело сдвинулось. Теперь я заставила Федюнину и Громобоеву изображать санитарок, несущих носилки с раненым. Кое-какой опыт у меня уже был, поэтому санитарки быстро превратились в санитаров с огромными усами и зверскими физиономиями. Позировать для раненого было некому, поэтому я ограничилась тем, что нарисовала торчащий из носилок кусок забинтованной ноги. Впрочем, её без труда можно было спутать с забинтованной головой. Надпись под рисунком гласила:
Трудно нести раненого,
Попробуй - донеси.
Половина дела была сделана. Оставалось придумать ещё пару сюжетов.
Мои коллеги выбились из сил и не стремились мне помочь. Времени на раздумья не оставалось и я решительно скомандовала:
- Громобоева, ползи!
Громобоева рухнула на землю и, не поняв моего творческого замысла, уползла в ближайшие кусты. Понеся потери, я не отчаялась, ведь оставалась ещё Федюнина.
- Ползи, Федюнина! - опрометчиво предложила я ей.
Федюнина скрылась в тех же кустах.
- Н-да!
Я осталась в подавляющем меньшинстве и с полным отсутствием каких-либо конструктивных мыслей. Не долго думая, я, всё-таки, принялась рисовать по памяти ползущего десантника. Десантник был не менее свиреп, чем все остальные герои моего боевого листка, а для того, чтобы не было сомнений в том, что он не загорает, а ползёт, я пририсовала сзади извилистый след от ног. Надпись по-прежнему была лаконичной:
Трудно ползти,
Попробуй - доползи.
Всё. Времени у меня уже не оставалось. Тем не менее, нижний правый угол листка требовал завершения. Решив, что подходящий сюжет я найду, наблюдая театр военных действий, я выбралась на поляну. В нескольких метрах от себя я увидела костёр с дымящимся котелком в окружении многочисленных бойцов, в числе которых я не без удивления заметила Федюнину и Громобоеву. В этой группе не хватало только меня. Не в силах оторвать взгляд от дымящегося котелка, я наспех запечатлела его образ на боевом листке, подписав ниже:
Трудно варить суп,
Попробуй - не отравись.
Так, что последний сюжет моего листка не был лишён юмора, пусть даже и чёрного.
Отдав куда следует своё произведение, предварительно подписав свою фамилию, я присоединилась к своим подругам.
На следующий день боевые листки всех отрядов вывесили в школьном вестибюле. Мои одноклассники, проходя мимо, не могли не отметить лаконизм и своеобразие, отличавшие мой листок от остальных. По этому поводу я выслушала много чего, на что, впрочем, я неизменно отвечала: