В машине трясло. Не плохая, еще не старая, просторная, иностранная машина. Может все из-за плохого настроения? И тряска и эти противные мысли, вот уже почти час свербящие в голове Виталия Кузьмича?
В целом все не плохо. Не мальчик конечно, через пару недель 50. Но и нельзя сказать, что жизнь не удалась. Что бы вот так бездарно, тратить время на бесполезные терзания. Семья, работа все в порядке. Большого богатства нет, но и до нужды далеко. Может если бы тогда, в 2001 не плюнул на собственное понимание о вкусе, так и торговал бы пряниками на рынке. Как манну небесную ожидая Нового года и восьмого марта. Когда даже законченные алкоголики покупают конфеты своим детям. Да были времена. Ну и что? Радиостанция крутящая блатную музыку. Ну и что, что самого всегда тошнило от этого низкосортного потакания желаниям толпы. Наследию коммунистического режима. В конце концов, деньги не пахнут. Что лучше Родину продавать? Или я ее уже продал? Да нет, не за радио конечно. Тогда в девяносто пятом, когда смалодушничав уволился из Армии. Вокруг буйным цветом колосились новоявленные кооперативы, казалось ВСЕ богатеют просто на глазах. И я один, только я один гублю свою молодую жизнь и не признанный талант в этой Армии. И если бы эта Армия хоть отдаленно напоминала ту, из честолюбивых юношеских снов. Красивая форма на стройном молодом офицере смотрелась так же. Но вот неприятность, надо еще было подчиняться совершенно непроходимо тупым начальникам. И бросил и побежал, побежал, побежал. Убежал. От Армии - да. А от себя - нет.
Ну ладно, дело прошлое. Не даром говорят, что накапливаются только отрицательные эмоции. Радио, радио...... а что радио? Уступив желанию зарабатывать в ущерб себе, своему я один раз, уступишь и второй и третий. Кто бы сказал мне тогда осенью 2001 года, что я сегодня буду директором крупнейшей в России радиостанции геев и лизбиянок. Честное слово, в морду бы дал.
Казалось бы, какая связь между «блатняком» и «голубым братством»? А вот нашлась. Когда через десять лет после второй Афганской войны нашу истерзанную Россию наконец-то посетил экономический рассвет ни кто и не предполагал что тихий, зеленый Тамбов превратится в центр проведения фестивалей альтернативных культур. Самыми культурными из всех альтернативщиков оказались разноцветные братья и сестры. Власти Тамбова испугавшись, что город не переживет следующего нашествия наркоманов и террористов предпочло выступить соорганизатором «Ежегодного Тамбовского Пиршества Однополой Любви». И пошло и поехало. Геи и лезбиянки изо всех краев и областей необъятной земли русской, СНГ и ближайшего зарубежья бросились в объятия себе подобным. На следующий год, в течении трех дней, город был похож на общую баню. Они стояли и лежали, ходили и висели везде. Рестораны сделали годовые продажи, инвесторы бросились строить новые гостиницы, мэр закладывать новые парки и дороги. В правительстве заговорили о строительстве на окраине Тамбова первого в Европе «Диснейленда для сексуальных меньшинств». Это был прорыв. Бум, нашествие денег на старый русский город. Буквально в течении трех лет он преобразился. Рекламы сексшопов по величине затмевали строящиеся небоскребы. Ожил аэропорт, построили новую дорогу «Амстердам-Москва-Тамбов». Промышленность, доселе влачившая жалкое существование на оборонных заказах, резко перестроилась на выпуск латексного белья и разнообразных органов. Тамбовчане на дому плели плетки и вырезали наборные наручники, возрождая лучшие из ремесел предков. От туристов не было отбоя. Город цвел.
Кому, позвольте спросить, на этом голубом фоне, было нужно мое «интеллектуальное» радио. Остаткам криминальных структур или ошметкам «красного пояса». Ни кому.
Вру! Было нужно. И я прекрасно знаю кому. Людям - моим соседям, друзьям и просто обычным гражданам, пытающимся во всем этом разноцветном кошмаре остаться нормальными людьми. И я их предал. Снова погнался за вездесущим, длинным рублем. Тогда, я, конечно, говорил себе о своей ответственности перед семьей, перед подрастающей дочерью, за ее благосостояние. Не хочу мол, прозябать в нищете, что бы заработать ей на новые сапоги, раскрашивать по ночам презервативы в модные цвета. Но кривил, кривил душой. Уж очень не хотелось идти на перекор этой бурной реке пусть низкосортного, но всеобщего счастья. Хотелось, что бы она закрутила, понесла. По дороге набив карманы и не давая вспоминать о идеалах молодости, вкусе и не в суе будет помянуто имя его Боге.
Глава 2.
Вот и доехали. А то так не мудрено в самобичевании дойти до полного абсурда.
Где же ты девочка моя? Моя единственная радость. Утеха старости, спасение от дурных мыслей, доказательство смысла жизни. Ведь ради тебя все это было, только ради тебя. Что бы вырастить тебя и воспитать, что бы стала ты прекрасной молодой девушкой, студенткой престижного тамбовского института.
Виталий Кузьмич остановил свою машину невдалеке от центрального входа в институт. Дочь не могла пройти мимо. Он уже было стал снова погружаться в свои не веселые мысли, как из дверей хлынула веселая, пестрая толпа студентов. Не было большого труда найти в этой толпе собственную дочь. Высокая, стройная блондинка. Длиннющие ноги, высокая грудь, густые в мать волосы. И умна, умна была чертовка. «В меня...», тешил свое самолюбие Виталий Кузьмич. И так хорошо стало у него на душе при появлении дочери, что в один момент забылись и дорога и все судороги утомленной совести и ... Но, видимо, не суждено было сегодня нашему герою пребывать в покое.
За его любимой девочкой, на опасно малом расстоянии шел, да не шел, а просто полз, противный старикашка. И не нужно было быть отцом, что бы понять, что старикашка имеет к его дочери, однозначный не добрый интерес.
«Что он хочет?», «Куда он смотрит!?», буквально завопил Виталий Кузьмич. По крайней мере куда смотрел старикашка не вызывало сомнений. Он смотрел девушке под юбку. Надо отдать должное, юбкой ее было назвать трудно. Не большой лоскут материи на бедрах и немногочисленная бахрома, вот и все. Да и остальная одежда отличалась скудностью и прозрачностью. «Почему она так одевается?» не раз спрашивал себя Кузьмич. Хотелось запретить, отобрать, наказать. Но что-то всегда останавливало. «Вот и доигрался».
В свою очередь, Противный старикашка, явно не терзающийся подобными сомнениями уже буквально протягивал руки к юному не вполне одетому созданию. «Извращенец, старый фетишист, дрочила, маньяк...» неслось в голове Виталия Кузьмича, «Что же желать?».
Поясню тебе читатель, сложность ситуации. Казалось бы, выйди наш герой из машины и защити дочь. Что проще. Но, не забывайте. Тамбов на тот момент не просто город в России. Это оплот свободы морали, на правах старшего брата диктующий новые правила закостеневшим Амстердаму, Парижу и Берегу слоновой кости. Даже попытка отца в такой ситуации защитить дочь была бы расценена общественностью как не допустимое вторжение в сексуальную свободу старика. Тем более Виталию Кузьмичу - рупору этой самой сексуальной свободы.
Кузьмич забился, заколыхался всем своим тучным телом. Вдруг в машине не стало воздуха и как-то потемнело в глазах, смазалось, поплыло, пропало. Безутешный отец не лишился чувств, но погрузился в странное забытье.
Глава 3.
Первый сон Виталия Кузьмича.
Административное здание не давней постройки. Много деловито бегающих клерков. Бестолково, но с претензией обставленная комната, горы исписанных бумаг... «Я же банкир» - осенило Виктора Кузьмича. Ну, может не совсем банкир. Все таки, банкирами у нас принято называть владельцев или управляющих банками. Но кто скажет, что начальник кредитного отдела не банкир?
Не приятное чувство ответственности охватило Кузьмича. Поползло по всем жилам, засосало под ложечкой, похолодела спина. Господи, вроде бы нигде не ошибся, ни кто не узнает...! А если узнает? А если узнает, выкручусь. Не я один подписывал, все подписывали...
Нет для чиновника не разрешимее вопроса, чем брать или не брать?! А если ты еще при этом кредиты раздаешь, и ты же их собираешь. Редкий кредитор не проводит долгим понимающим взглядом, мол вот кто решает мою судьбу. Мою судьбу, и судьбу своего кошелька. Сказать предлагают, это не сказать ничего. Вы когда-нибудь брали мзду насадками на механизмы обезглавливания парнокопытных? Нет? А я брал. И не жалею. Ни кто даже и представить себе не мог, что такое барахло, кому ни будь нужно. Особенно за списание штрафов по не вовремя возвращенному кредиту. Даже и проверять не стали, и правильно все равно не нашли бы. Этот несчастный кредитор, скорее сам в тюрьму пошел, чем согласился бы получить назад свои насадки. А у меня ничего, лежат в гараже ждут своего часа. И час этот близок. Приходили ко мне на днях из районного кооператива «Буренка», просили кредитек. А я у них так невзначай спрашиваю: «Нет, мол интереса к насадкам таким то и таким то, продает знакомый фермер?». И увидел интерес. Поняли без объяснений крестьяне наши - труженики. Благо всю свою жизнь при социализме прожили. Теперь даже если они и знать не знают, что это и с чем их едят... купят, купят как миленькие.
Но не всё, к сожалению, так гладко проходит, как насадки эти треклятые. Вспомнился Виктору Кузьмичу недельной давности случай, когда они с начальником охраны банка, к обоюдному удовольствию объели парочку потенциальных клиентов. А было так. Сидели в кафе, которому, конечно же уже был оформлен кредит, и пили, конечно же бесплатно, водочку. Начальник охраны, в прошлом боевой офицер невидимого пожарного фронта, рассуждал о значимости правильной расстановки средств пожаротушения в повседневном функционировании банка. И тут как назло, заходят эти двое. К огромному не удовольствию Виктора Кузьмича узнают его, и невзначай интересуются продвижением их дела. А Игорь Кузьмич, ну начальник охраны этот, сразу почувствовав запах дармовщинки и при этом отсутствие ответственности, тут как тут. Рассмотрение, говорит, завтра. И председатель комиссии по вашему делу, вот он Виктор Кузьмич и есть. Они конечно, давай напитки всякие дорогие для нас заказывать, продолжение банкета у их подруг обещать... А этот охранник, что ему, знает свое, ест да пьет, да подначивает гостей наших незваных. Ему то что, не он акт решения комиссии подписывает. И все бы хорошо, и подружки у них славные оказались, да и сами они люди веселые, да вот только кредит я им не дал. Да и не мог дать. Еще за два дня до этого звонили мне их конкуренты и очень кратко, но емко объяснили, что делать этого нельзя ни в коем случае. Так что нажил я себе неприятности. Эти то под «почти полученные» кредиты уже обещаний всяких наделали. А кредита не будет и обещания не выполнят. И придут, придут рано или поздно ко мне, спросят возмещения за выпивку и сладкую закуску. Но что делать? Придется защиты просить у другого кредитора - начальника местной милиции. Он уже три года возврат кредита задерживает и проценты не платит. Так я и не беспокою его. Зачем человека раньше времени тревожить.
И что-то от мыслей этих не по себе сделалось Виктору Кузьмичу. И хоть был он не робкого десятка, представилось, как бьют его ногами, да так больно, что аж проснулся...
Глава 4.
Между тем события на улице развивались по своему сценарию. Противный старикашка с криком, «Я кандидат математических наук, старейший преподаватель, имею право...!!!» старался схватить молодую девушку за длинные ноги. Она естественно сопротивлялась. «Вы, Александр Кузьмич», кричала она, «лучше мальчиками бы интересовались, они больше математикой увлекаются. А мне ваша пятерка, и за бесплатно не нужна». Старик меж тем не унимался, занятия своего грязного не прерывал и неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы...
Но тут Виталий Кузьмич, снова не произвольно погрузился в свой еще более странный сон.
Глава 5.
Второй сон Виталия Кузьмича.
«Я женщина!!!!! Наконец-то, я женщина!!!!!» кричало все его существо. И не смотря на то, что мечта всей его жизни сбылась уже месяц назад, Валерий Кузьмич не мог успокоиться. Где бы он ни был, чем бы он не занимался, все мысли его были об одном: я добился, я смог, я женщина! Всю предыдущую жизнь он был мужчиной. Но одна мечта, даже не мечта, а наваждение какое-то, преследовало его всю жизнь.
Конечно нет, он не родился таким. Не таким, как расхоже пишут в газетах. «Женственный мальчик..., ему бы родится девочкой» и так далее. Нет, нормальный усатый мужик, неутомимо мечтающий обжать смазливую кассиршу из соседнего универмага.
Все обычно, отслужил в Армии, женился на соседке по подъезду, родили девочку-ангелочка. Когда же это началось? Лет в тридцать наверно. После той грязной истории в лесу, громкой ссоры со школьными друзьями. Вынужденного одиночества. Да и не одиночество это было. Разве может быть человек одинок, когда он живет в многоквартирном хрущевском доме, в котором, даже положив подушку на голову, слышишь ночные всхлипы разведенной соседки. Когда каждый день ходишь на работу, где непрерывно требуют, матерятся, торгуются сотни людей, тысячи, миллионы людей по всему миру. Может быть одинок человек!? ОДИНОК, ОДИНОК... Я был одинок. И сей час самый одинокий человек на свете.
И дело не в одноклассниках или семье. В какой то момент, я понял, что меня не понимает ни кто. И даже дело не в понимании. Чем бы я не занимался, я никогда не смогу реализоваться, раскрыться, показать весь мой необъятный внутренний мир. Кому показать, да и зачем?
Тогда, наверное точно, тогда, мне в первые, так отчетливо открылась эта бездна. «Каждый рождается, одиноким. И умирает не понятым. И только слабые, не способные отдавать отчет в своих действиях люди, понимают, но не сознаются себе. И ищут, защиты у Бога, у водки, у денег».
Я не стал искать выход, утешение, защиту. Я сам могу управлять своей жизнью. И не мелкими дворовыми страстями, не барахтаться в семейном счастье или более и более доходной работе. Я сам могу, я сам, я могу...
Глава 6.
«Я могу!...» тяжестью подступающего пробуждения отдавалось в голове Виталия Кузьмича. «Господи, что за бред мне сегодня снится!? Что за день, такой! За что мне это всё?...» «Я могу!..»
По-прежнему скованный кошмаром сновидений, безысходностью и надуманностью всего происходящего, Виталий Кузьмич, тем не менее, понял главное. «Сегодняшний день крутился как кинофильм, как второсортный ролик с бездарными актерами и плохим режиссером. И сей час, фильм остановился. Кадр замер. Проигрыватель стоял на «паузе». И что бы сняться с «паузы» надо было, что-то сделать, нажать, понять, сломать». И к ужасу Виталия Кузьмича это что-то, была его собственная жизнь.
«А будь, что будет!!!» прохрипел Виталий Кузьмич и вырвался из окружающей его машины.
Ярость солнечного дня ударила в лицо, пытаясь отбросить назад в сумрак автомобильного склепа. Но Кузьмич устоял. Рядом с машиной, в центре водоворота из безумия людей, их низменных страстей и вместе с тем беззащитной хрупкости еще оставшегося смысла жизни. Мир пусть и с трудим начал обретать ясность черт.
Виталий Кузьмич, как в молодости поймав в прицел, лицо Противного старика, не разбирая дороги, кинулся к нему. Расстояние сокращалось удивительно быстро. Вот уже ненавистный желтый круг рядом. Всей своей массой, всей невыраженной ненавистью к сексуальным меньшинствам набросился Кузьмич на несчастного старика. Бил долго. За нереализованные возможности. За все взятки, которые дал и за собственную не способность их брать. За загнанное в глубины сознания желание и не возможность заниматься работой приносящей удовольствие. За себя, за дочь, за все родственные души.
Но, не смотря на молодецкий запал, да и не малую силу Виталия Кузьмича, пострадал Противный старик не сильно. Впрочем, оно и к лучшему.
Откуда-то появилась дочь любимая. Испугалась за отца. Кричала. Отняла беспомощную жертву. Отвела, усадила в машину. Сама сев за руль, что-то, непрерывно говоря, успокаивая, поглаживая, убаюкивая, повезла домой.
«Пусть завтра по всему миру надрываются газеты, кричат радиостанции обличая, клеймя, стыдя... Пусть падают рейтинги, проваливаются сделки, меняются форматы. Пусть!», думал Виталий Кузьмич, ослабляя галстук и медленно погружаясь в приятную, отделяющую от этого безумного дня дремоту.
Глава 7.
Последний сон Виталия Кузьмича.
Земля сползала в лево. Из под распростертого крыла уносились сопки, в темноте с высоты не отличимые от морских волн. Или в них переходящие. Или это волны, попадая на берег, набирают силу в плавном изгибе сопок и пенятся, превращаясь в скалы. Он был здесь всегда, и будет всегда. В месте схождения величайших стихий: земли, моря, воздуха.
Он охотился на всем черноморском побережье. Но здесь в бухте Коктебеля все было по особенному. Благодаря резкому переходу от равнинного Крыма к горному, восходящие воздушные потоку сами несли в нужном направлении. Оставалось только зорким глазом, сквозь практически прозрачную толщу воды, выбрать жертву пожирнее. И медленно спланировав, схватить ее цепким клювом.
Все здесь по особенному. Предаваясь послеобеденному отдыху он любил опорожнить кишечник на головы беспечных отдыхающих. Они радостно щурились, показывали пальцами на далекую красивую птицу, принимая своими счастливыми лицами разлетевшуюся в брызги переваренную рыбу. Пожалуй, только малая величина черепной коробки не позволяла ему продолжить эту философскую мысль.
А как здесь любилось. Как любилось. Кажется, все токи этого мира сходятся в одной точке. Точке тепла, сытости, любви.
Он улетал. Ото всех радостей и приятных излишеств. Он улетал. Что гнало его? Не ведомая тяга к перемене мест, зов предков?
Полет, только полет главное мерило. Способ существования и радость бытия одновременно. Невыразимая сущность всего. И только Полет теряет смысл, когда знаешь куда летишь.