Окна, если бы они и были в этом помещении, были бы зашторены, ни одна жизнерадостная полоска света не проползет, не посмеет, прихлопнем сразу. Черным гофром переклеим, если нужно, передвинем мебель, перетащим шкаф чтобы зеркало его поверхности смотрело в еще одно, висящее на стене. Один страх в глаза другому. Залезем внутрь этого бесконечного коридора между двумя мирами и будем ожидать там. "Об этом же не принято говорить на Пасху", - блондинчик, доставщик пиццы, сидит на полу и умничает, обращаясь к кому-то в невидимой стороне комнаты. "Вот ему-то я и скажу", - он адресует это закрытой двери, по ту сторону которой мы слышим пугающие шаги.
Там точно никого нет, но вот шаги есть, кто-то ходит неровным, несимметричным переставлением ног. "Дедушка с палочкой", - выдвигает версию курьер. "Нет, это копыта", - говорит четвертый. "Козлина?" - спрашивает курьер. "Сам ты козлина", - отвечает ему четвертый. Он попросил никогда не упоминать его имя, пришлось согласиться на номер. Но ему нравится. И курьеру, которого он притащил сегодня с собой, это тоже нравится. Мы не вникаем в их отношения, кроме странноватой для парочки друзей разницы в возрасте, вполне себе жизненная тривиальность. Курьера же зовут, а впрочем неважно, как зовут курьера, он вообще считает себя вампиром, проникся мрачной эстетикой и заигрался в вымышленных персонажей. Мы здесь ни при чем.
"Вампиром?", - переспрашивает кто-то из комнаты. "А что, вам можно, а мне нельзя", - огрызается он. "Мы не вампиры", - из комнаты доносится чей-то смех. Четвертый говорит в темноту, "ну ты там еще посмейся, парень свободно мыслит, что смешного". Голос замолкает и снова раздаются шаги. "Ушло", говорит курьер, "дедушка с палочкой ушел". "Там не было палочки никакой, две ноги, одна прихрамывает", - говорит четвертый. "Так все-таки ноги или копыта?", - спрашивает его голос из темного угла, какой-то новый, напоминающий вихлявое бормотание. "А вы как сами думаете?" - сразу же переспрашивает его курьер. "Ну ты же у нас вампир, должен знать", - сразу несколько голосов начинают смеяться. Четвертый их перекривливает, пародируя эти хихиканья.
"Как не стыдно, взрослые люди, а над младшим посмеяться горазды". Курьеру на вид лет двадцать, мы все знаем, что это именно то, что любит четвертый. Они всегда намного моложе, эти его курьеры, быстро превращающиеся в близких друзей и после этого в вампиров. "Еще один новый, очередной вампир", - именно так можно было бы рассказать всю хронологию их взаимоотношений. Но четвертый тогда оскалится и скажет какую-нибудь гадость или вообще уйдет, прихватив юного вампира с собой. "Ну хорошо, тогда мы все вампиры, договорились?", - миримся, голоса поддакивают, соглашаются на их условия игры. Шаги возобновляются и нам становится не по себе.
"Ну кто же там ходит-то", - негодует курьер, он сидит на полу с красными от возбуждения щеками и от него пахнет фантой. Четвертый говорит, что они пили ее в лифте, пока поднимались к нам. Шаги приближаются к комнате, становятся громче и что-то по ту сторону двери останавливается. Слышно, как оно остановилось и дальше тишина. "Посмотришь что там?" - спрашиваем мы все курьера. "Ты же вампир". Он обхватил колени руками и в ужасе смотрит на четвертого. "Вот не надо было мне с ним в разговор вступать", он чешет голову, светлые волосы белеют в давящем полумраке. "Ну так что посмотришь?", - спрашиваем мы хором. Четвертый настораживается, уловив недобрые нотки в звучании голосов. "Нет", - решительно отвечает он, поднимаясь с пола, "и вообще нам уже пора, поздно". Он натягивает штаны и рубашку. "Мы уходим", - говорит он своему другу и тот следует за ним и тоже начинает одеваться. Четвертый еще раз уже более громко повторяет "мы уходим", обращаясь ко всем. Лицо его напряжено. В комнате полная тишина. "А как мы выйдем, если там кто-то стоит?" - наконец спрашивает вампир. "И то верно, как", - какой-то сочувствующий голос доносится откуда-то сверху. Скорее даже голосок, понятия не имеем, как он там очутился.
Курьер, крутит головой, всматриваясь в темноту. "Как-как, откроем дверь и выйдем", - говорит четвертый. "Парни, ну хватит уже, перепугаете сейчас пацана, пошутили и хватит", - он подходит к двери и сильно, одним ударом бьет в нее кулаком, отчего во всей квартире раздается оглушительный шум. "Ты еще соседей разбуди", - подсказывает ему кто-то. "Они поздно ложатся", - огрызается он. В это время дверь тихо открывается сама по себе, за ней непросветная черная дыра, ведущая в бесконечность, не видно ничего, шаг сделаешь и провалишься. "Ну так свет бы включил", - говорит все тот же голос, "ты же у себя дома".
Четвертый больше не живет с нами, он переехал полгода назад, попросив нас не расспрашивать. Он достает из кармана телефон и светит им в темноту коридора. "Ох, кто-то разучился видеть в темноте", - задирает его кто-то очередной. "А вот когда-то...". "Я здесь больше не живу", - говорит ему четвертый, "у меня и ключа больше нет". Ему не понравилось это замечание, он и сам видит перемены в себе, хоть и старается скрыть их от нас. "Про седину в волосах вы мне сами сказали", - отвечает он сразу-же. "Пока ты не начал красить волосы", - издевается голос. "В черный!" - орем мы все хором и начинаем смеяться.
"В какой же еще по вашему?", - дискутирует с ними четвертый, зашнуровывая сникерсы. Свет уже горит и коридор из страшного превратился в советский теплый. "Лучше бы это был дедушка с палочкой", - бубнит курьер, от образа вампира ничего не осталось, желтая куртка и оранжевая шапка, все как носят его ровесники. "А чем тебе четвертый не дедушка?" - вылетает злобная шутка и четвертый кидает в тот угол, откуда ее отправили, футбольный мяч. Слышится шлепок и кряхтение. "Ну ты что, сразу в драку, я же без умысла". "Мне еще рано в дедушки", говорит он, и курьер сразу же кивает, подбадривая. "Ну какой мне он дедушка, а вот вы да, я вас и не рассмотрел в темноте, но по голосу вы старый", говорит он темному углу. "Он еще и толстый", добавляет четвертый, возвращая все это назад.
"Простите, мы с вами и не пообщались толком, может быть в следующий раз представиться такая возможность, и я смогу увидеть, что вы, например, не толстый", - говорит курьер. "И не старый", - обиженно добавляет голос из угла. "Ну это точно не скоро будет, очень нескоро, я вот вам сегодня новость хотел сказать, да все момент подходящий не наступал". Четвертый расплывается в улыбке, чтобы нам всем стало еще хуже. Тон голоса уже все сказал, улыбка была излишней. "Вот, вот и вот". Четвертый выдерживает паузу и говорит, "мы уезжаем". Мы это он и вампир. "Возможно, не навсегда, но об этом сейчас рано думать". "В субботу",- дополняет его курьер. "Через неделю".
Пару секунд висит пауза, неприятное известие, мы за него не порадуемся, он знает, поэтому и была улыбка. Он знает. "То есть на майский костер тебя не будет?", - спрашивает голос из угла. "И на июльский тоже нет, и вообще мне сейчас не до всего этого, переезд, хлопоты, обустройство на новом в месте". Четвертый не просто так же от нас съехал, еще тогда было все понятно, то ему квартира была мала и чудна, то Москва не по размеру... Мы понимаем, что все эти вопросы можно и нужно оставить без ответа, уезжаешь - уезжай. Так ему и говорим, "ну если надумал, то езжай, пиши иногда, что да как". Последнее добавил этот непонятный голос с потолка. Что это еще за бред? Надо узнать, как он туда попал. Четвертый никогда никому писать не будет, от одной только мысли об этом смешно становится. Мы что, приятели какие-нибудь? Понятно же сказал, он уезжает. Навсегда. Сейчас они выйдут за дверь, мы ее закроем и больше никогда его не увидим. Никогда, понимаешь?
Курьер первым выходит из квартиры, оставляя нас с четвертым на несколько секунд наедине. Он стоит совсем рядом, отчего возникает дурацкая мысль, а не приобнять ли его на прощание, но ее разу же пришлепываем, как и полоски света на стенах комнаты. Он еще здесь, но его больше нет. Желтый свет теплой лампой подсвечивает неровности коридора, дело близится к двенадцати, они вызвали такси и у нас есть еще пару минут, пока курьер на улице покуривает. "Я сейчас свет выключу и мы немного постоим в темноте", - говорит четвертый. От него пахнет какими-то цитрусами. "Как в старые добрые времена", - говорит голос. "Я же говорил, что мы фанту в лифте пили", - отшучивается он. "Да я про темноту", поправляет голос. Он ковыляет к нам поближе, слышны шаркающие шаги и мерный перестук деревянной трости. "Дедушка с палочкой", - улыбается четвертый, "это вы хорошо придумали". "Ну как можем молодежь развлекаем". Четвертый улыбается снова, но в этот раз грустно. "Мне вас будет не хватать", наконец выдавливает из себя он. Как неожиданно услышать от него это. Это мы все так далеко уже выросли? До такого смогли дотянуться? "Как взрослые люди попрощаться? Не надо ничего с этим словом говорить. "Попрощаться". Ты просто навсегда уезжаешь, а мы остаемся в Москве по тому же адресу. Уезжаешь навсегда, мы знаем. "Да, но я вас буду вспоминать". "А меня?", - кричит потолковый. "И вас", - отвечает ему четвертый. Да кто же его пустил сюда и вообще кто это? Аккуратным и непривычно трогательным для него голосом четвертый говорит "ну все, бывайте" и закрывает дверь.