- Деточка, мама жарит котлетки, открой оконце, проветри гарь, - женщина в переднике с изображением Санта-Клауса размахивает в душной обескислородненной кухне шести квадратных метров деревянной лопаткой. - Деточка, принеси маме шумовку, открой шкафчики и там внизу увидишь утварь. Она едва удерживает себя стоячей, смещаясь постоянно куда-то в сторону, прихватывая липкими пальцами за косяк двери. Поварская книга открыта на странице с рецептами, шаг второй заливаем в фарш дробленое яйцо. Женщина ищет чем бы это яйцо злосчастное раздробить, применила лопатку, но та не срослась, теперь очередь шумовки. Подхватит ручищами и яйцо вымолотит. Накаченные руки женщины играют мускулами. - Деточка, - обращается она к ребенку, - выдели мамочке минуточку и помоги. "Помоги" она простанывает, будто бы ей угрожает опасность. Она бы на запотевшем стекле это могла написать. Пальцами, которыми только что ела варенье. Липкие засахаренные подушечки, клубничные косточки под ногтями.
Она обращается к ребенку еще раз более настойчиво. - Деточка, о чем только что попросила мама? Ей приходится самой открыть окно, оттуда доносится предновогодняя кутерьма, мат младшеклассников и чей-то звериный скулеж. В целом же можно сказать, что на улице тихо, где-то подминает под себя затишье запрещенный петардный истязариум, но женщина не обращает на это внимания, укутывая полногрудные чресла в халатик, подворачивая прическу к ушам, принюхиваясь к свежему воздуху. - Деточка, мама прожарит котлетку, а пока иди погуляй, поиграй с братиком. В кухонной коморке по-прежнему тихо, как и в остальных комнатах. - Ну вот что ты такая непонятливая, мама попросила поиграть с братиком. Она поглаживает холодильник, слезится и потирает щеки углом тканевой повязки. - Деточка, я тебе котлетку в форме зверюшки приправлю, пожелаешь? Динозаврика. Она прикладывает ухо к холодильнику и прислушивается, ее кишечник издает тон бурления, и она сразу же говорит сама себе: ну вот я же говорила, время ужинать. Новогоднее настроение. Сейчас котлетки приготовлю и елочку ставить начнем. Фонарики разжигать. Деда Мороза подвесим. -Деточка, а ты письмо ему написала? А как же ты без подарков останешься? Она вытаскивает из ливреи бумажную расшивку и приспосабливает чернильную ручку, готовясь написать все сама.
-Деточка, мама сейчас деду Морозу напишет, запросит тебе подарочки. Как ты и хотела. Куколки. Она приоткрывает холодильник и сразу же закрывает дверцу, показав свое небольшое смятение. На долю секунды кажется, что это самая обыкновенная семья, в суетливой подготовке в новогоднему застолью. "Накромсаю строганины, продымлю коптильней корюшку". Женщина вальсирует, но резко конвульсивно останавливается, рассматривая пристально холодильник. -Деточка, пишу Дедушке Морозу про куколку с золотыми волосами, и чтобы у ней зеркальце было при себе, чтоб красоваться. Чтоб в рост человеческий, как маленькая девочка, выглядывающая из морозильной камеры...Она резко перестает писать и растирает в ладонях бумагу. "Нет, нет, просто куколку. Малюсенечкую. Как и вы. Моя Деточка. Как и вы".
Она выводит огромными буквами текст, проверяет грамматику предложения, что-то правит, перечеркивает, ухмыляется и после заклеивает слюной конверт, мокро вылизывая крахмал клейковины декстрина с прикладной стороны внутреннего клапана сумочки. "Готово". Она стучит по холодильнику кулаком. -Ты что там оглохла? Говорю же, готово. Женщина берет лопатку и переворачивает в чугуне подгорающую котлету, шкворчение выбрасывает паром еще один ток жара, женщина хватает солонку и опрокидывает ее на фарш, вытряхивая из закаменелых громадин соли отдельные жалкие крошки. Пока она трясет ее, в кухню засовывает волдыристый нос ее вернувшийся с работы мужик, ноздри шевелятся, корявые лапки перебирают мотки шарфа на шее, пытаясь высвободится. "Котлетки, это хорошо, а то я сголодался, время отведать", - подвывает ей полузвучно бесполый подсевший голос. "Отведаешь еще", - приноровляется женщина и скребет оголенные плечи, смахивая осушенный слой эпидермиса на пол. "Ты там детей к столу зови, я накрою".
Она вытягивает из подземного ларца огромную простынь и затягивает ею стол, расправляя вмятыши на неглаженных цветастых углах. Простынь беловатая, но через эту медицинскую марлевость проступают растения, цветастые блеклые призраки деревенских садов. - Деточка, говорит она холодильнику, - вот батя с работы вернулся, скоро есть будем, прихорошилась ли бы что ли к выходу. Братика окликни! Она закрывает окно и кухню заволакивает дымом, котлеты выглядят почерневшими, но аппетитными, сверху идет подлива и картофель проваренный в бульонах, салатный огурец на гарнир, после подадут пшеничный хлеб и клубничными вареньем и маслом сливочным. Она лично собственной рукой залезла в банку и выскребла оттуда пригорость повидла, распробовала, размазав по языку. "Ммм", - щурится она, вспоминая вкус. - Деточка, тебе понравится. "Васенька!" - голосит она в проем дверной щели, "к столу". И садится в ожидании, расправив передник, и примяв ладонями одна другую, слегка увлажнив их кремом. Добротные желеобразные руки текуче укладываются по ее команде вдоль туловища. "Напевать бы сейчас под сливовицу", - обращается она к холодильнику. Нескладно протянув несколько слов какой-то хоровой распевки, она презрительно умолкает, прокашлявшись.
-Васенька! К столу, кричит она еще раз, комнаты остаются неподвижными, - ужин на столе, остынет!
***
Из наблюдений сталкеров:
Когда мы зашли в квартиру, то первое, что бросилось в глаза, это общая санитария помещения. Неприбранность, склад мусора. Она видимо все это тащила в дом, любую посуду кухонную, все что находила на улице. На стенах были пятна, как мы позже узнали это были разбросанные по комнате куски мяса и фарша. Она каждую комнату превратила в кухню и постоянно что-то готовила, переходя от одной плиты к другой, но поскольку они не были подключены, то это были просто сырые ингредиенты, которые плавали в воде и разлагались, покрываясь плесенью.
Иногда экскременты, дефекации, кому они принадлежали, мы не смогли узнать. Она после смерти дочери сошла с ума, еще задолго до самоубийства. Соседка с вечера слышала, как она свою семью к столу созывает. Позже они выяснили, что это была длительная депрессия, раз она пошла на такое, отец забрал сына и они уехали в другой город, а она потеряла рассудок, оставшись здесь одна, доживать. На месте преступления, собственно говоря. Там немного человек в доме жило, сверху соседка и снизу семья пенсионеров, старый жилой фонд, в таких никто не хочет задерживаться. Вот они и не знали, да и никто не знал, а потом муж с сыном вернулись из отпуска, три недели прошло. Они сразу все узнали, потом расследование, ее забрали в больницу, только кто там держать будет. Муж боялся, что она их найдет, они далеко уехали. А когда соседи привыкли, говорили, что живет ненормальная, лучше не трогать, но не буйная. Они все знали, что она сделала, но не боялись. Поэтому никто и не искал, когда она пропала, месяц или два, пока не появился запах всего этого из квартиры. Всей этой еды и продуктов. Это не трупный запах, этот намного хуже был, они когда дверь открыли, там несколько человек в обморок от вони упали. Она в холодильнике и заснула, поэтому тело сохранилось, но вот все это ее кухонное делопроизводство, оно разлагалось и тлело. А она просто спала, хотела быть ближе к дочери, которую спать в морозильную камеру уложила, предварительно накачав транквилизаторами.