Наша общая знакомая Леночка Овчаркина приезжает на своем черном внедорожнике и еще какое-то время остается неподвижно сидеть в салоне, изображая кататонический припадок. Потом она курит или грызет ногти, иногда собирается и поспешно уезжает, но чаще все же одаривает нас кратковременным визитом. Высокая некрасивая женщина в черном вдовьем платке, Леночка играет со своей истерической худобой и ей приятны вопросы на предмет ее одержимости собственной анорексической нестабильностью. Леночка говорит, что весит пятьдесят четыре килограмма и что у нее пропали месячные. Еще она пьет травяные соки по утрам, и на этом все. Леночка почти не ест, много курит и много времени проводит на могиле своей подруги Гали. Там она тоже курит или пьет собственную кровь из маленьких язвочек, покрывающих как чешуя ее бледную кожу. Потом она спешит в своем внедорожнике на работу, проезжая мимо березовой рощи, а вечером ее машина стоит у нашего дома и мы каждый раз гадаем, не зайдет ли Елена Овчаркина в гости.
Тук-тук - выколачивает сухой косточкой деревянную дверь Леночка. Тук-тук. Открывайте, пришла я. И так поздно ночью, когда уже фонари горят. Мы ее просим каждый раз предварительно позвонить.
С кладбища? - спрашивает Лена. Я всегда за рулем. Она демонстрирует, что под черным плащом ничего нет, показывая торчащие ребра и присохший с спине живот. Тук-тук - говорит она голосом мужского курильщика, ревербируя звуки в ночную тишину. Мы знаем, что она сейчас перейдет на хрип, такой клокочущий вздыхательный скрип старческой агонии. Бабушка умирающая в пустой комнате от онкологии в одиночестве. Это Леночка Овчаркина, если мы не откроем.
Мы открываем. Леночка сбрасывает плащ и остается полностью голой, одной рукой она прикрывает нательный крест, второй придерживает промежность, будто бы стыдясь того, что там неаккуратно не выбрито, при этом зная, что нам всем неинтересно, что у нее там не выбрито. Никто и не смотрит. Леночка садится на стул и просит дать ей воды, пепельницу и немного человеческого внимания. Где мы ей людей найдем ночью? Мы предлагаем ей накрасить ногти желтым лаком, даем подушку, которой она прикрывает нижнюю часть тела и спрашиваем, как там Галя, отчего Леночка начинает плакать, а мы соответственно смеяться. Кто-то еще ткнул ее вилкой, но не сильно, крови не было. У Леночки и нет ее почти, крови этой, она вместе с менструациями пропала, остались кости и некоторые живучие сухожилия. Она поправляет сухие волосы и оттуда выскакивает паук, которого Леночка ловит кончиками пальцев и запихивает себе в рот. Она говорит, что от паучка не растолстеет. И еще говорит, что Галя рогочет последнее время, Лене указывает на ее худобу и на заплаканное лицо, не нравится ей Лена такой, не рада ей подруга. Она закрывает рукой рот, пытаясь проглотить паука, но он вместе с отрыжкой вылетает на стол и в ужасе спрыгивает на пол, болтаясь на тонкой паутинистой сопле. Леночка говорит, ну и вали, я бы все равно тебя потом выблевала, а так мне работы меньше. Мы спрашиваем, будет ли она выблевывать воду, если да, то мы ей из крана нальем, так дешевле. Но она снова закрывает рот и опускает глаза в пол, впадая в привычный нам ступор. Мы думаем ее еще раз вилкой пырнуть для смеха, но находим это некрасивым и просто накрываем ее с головой простыней и так оставляем на кухне на какое-то время.
А сами идем в нашу общую комнату и просто слушаем музыку, болтаем ногами свесив с дивана и рассказываем злые циничные шутки друг другу, над которыми долго смеемся, обмениваемся беспредметными критическими реляциями и подлыми донесениями. Все это время Овчаркина сидит на кухне, накрытая простынею, не издавая ни звука. Под ногами у нее сидит паучок, который смотрит ей в рот, мечтая снова там оказаться.
Галя, лучшая подруга Елены, так по крайней мере она ее называла, женщина-страдалица, прибиралась последние два года в монастыре, там и жила. Ее голова всегда была перевязана черными платком и мы не уверены, что когда-либо видели ее лицо, клочья седых волос - да, подагрические мужские пальцы - да, но вот лицо - нет. Галя часто стонала, прислонившись к стене, и в эти моменты Леночка ее приобнимала, поглаживая по голове, болезную. Чем болела Галя никто не знал. Предполагалось, что она была тонким ипохондрическим человеком и могла разыгрывать боли на публике, питаясь жалостью собеседника. Но не нашей, мы ее быстро раскусили и она перестала, тихо нас не взлюбив. А потом, в июльском душном мраке она отошла. Лена говорила что-то про "Галюнечка в бочку с кислотой спрыгнула", но это было таким надуманным, что мы не предавали всему никакого значения. Леночка заламывала руки, корчась в конвульсиях у нас на кухне, а мы накрывали ее простынею, давая остыть. Галюня действительно спрыгнула в бочку, выяснилось позже, но не с кислотой, а с дождевой водой, в которой она захлебнулась, будучи нетрезвой. Игуменья обнаружила ее утром, когда возвращалась вся потная от любовника. А позже судмедэксперт Нина Петровна вытащила щипцами паука из Галиного рта и рассмеялась, вытряхнув перепуганное насекомое в форточку.
Леночка с тех пор приросла к Галиной могиле, ходит туда выть по вечерам или ладони в землю закапывать, пытаясь до костей Галюни дотянуться, бывает, что рано утром на могилу и потом мимо березовой рощи, на работу. В банк. Овчаркина там работает, в белой блузке, которую она ненавидит и после рабочего дня яростно топчет ногами, сладострастно причмокивая. "Сейчас, сейчас", бормочет она, спеша к Гале на могилку. "Девочка моя, подруженька" бубнит Овчаркина, пока березки пробегают поспешно за окнами ее внедорожника. По лужам, по грязи, под дождем. Она переходит на бег, спотыкаясь на пути к воротам кладбища. "Сейчас, сейчас" - лепечет полоумно Леночка. "Девочка моря, ненаглядная". Она вытягивает обе руку перед собой и как привидение плывет в сторону могила Гали.
Тук-тук. Мы колем Овчаркину через простынь вилкой, отчего она сразу же приходит в себя. "Парни, ну вы совсем что ли? Мне же больно" - она чешет маленькую красную точку, пытаясь выдавить оттуда каплю крови. "Неа, Овчаркина, у тебя же нет крови, ты анорексичка" - говорим мы и она вместе с нами смеется, закуривая и рассматривая свои желтые ногти. "Пацаны, хотите я вам спою?" - спрашивает нас Елена, делая лицо посерьезнее. "Спою громким голосом!". Просим "не надо". Она мерзнет и приходится дать ей худи и перчатки. Откуда они у нас, мы не знаем. Овчаркина благодарит нас и поднимается уходить, но мы останавливаем ее. "Я поняла", - говорит Леночка и смотрит вниз, на пол, туда где сидит паучок. Мы просим смотреть на него взглядом хищника, на что Леночка спрашивает "а я точно не растолстею?". Она прикрывает рот ладонью и становится на четвереньки, приближая лицо к членистоногому сущенку. Какое-то время насекомое и Овчаркина смотрят друг другу в глаза и потом она ловко подбрасывает паука себе на язык и начинает быстро жевать. Мы слышим хруст лапок. Леночка наконец глотает и запивает водой, после чего она говорит, что ей не нужно больше в березовую рощу и мы все понимаем, о чем идет речь. Она еще долго машет руками из своего внедорожника, отправляя нам воздушные поцелуи, а мы все никак не можем дождаться, пока она свалит. Почти два часа ночи и у нас возникает желание прогуляться, какое-то время мы бесцельно шляемся по мокрым Перовским улицам и в какой-то момент обнаруживаем себя мчащимися куда-то в такси вдоль стройных рядов русских березок. Мы только тогда и понимаем куда собственно направляемся, кого проведать.
"Сейчас, сейчас" - перекрикиваем мы друг друга. "Ненаглядная наша, девочка наша" - орем мы в открытые окна машины, отчего березки все ближе и плотнее обступают нас, создавая один длинный черный коридор, ведущим к воротам кладбища.