Конец августа. Воскресное прохладное утро. Половина восьмого. Туман еще полностью не рассеялся, и солнышко неярким пятном пробивалось сквозь него. Около одноэтажного крашеного в синий цвет продмага, стоящего в стороне от дороги, двое пожилых мужчин ждут открытия. Со всех улиц к магазину, позевывая, по одному подходят еще не очнувшиеся ото сна молодые девушки и девочки, не торопясь идут пожилые женщины в вязаных кофточках с корзинами, сумками и авоськами. От дороги по узким тропинкам, боясь промочить ноги в густой травяной росе, они осторожно стекаются на вытоптанную площадку перед крыльцом. На соседних тополях с пожухлыми листьями, громко каркают вороны, летают галки. Голуби гулькая трясут головами, снуют около крыльца, ждут от людей крошек хлеба или зерна. Воробьи мелкими стайками чирикают по кустам акаций.
-Сколько времени?- обратился к своему товарищу невысокий, темноволосый с проседью и учительской бородкой Степан Иванович.
- Без пятнадцати,- ответил, моргая, Федор, худощавый мужчина, такого же роста, почти весь седой, но моложе учителя.
-Гляди, опять эти собираются,- указал бородкой в сторону кустов персидской сирени Степан Иванович. Федор поправил серую бейсболку, медленно повернул голову и увидел троих мужиков разного возраста одинаково помятых, с опухшими веками, загорелыми небритыми щеками, съежившихся от утренней свежести.
-А, знакомые все лица, - неприязненно ответил Федор, узнав их.
К приятелям подошел Шурик, худощавый парень лет около тридцати, в темном пиджаке поверх синего спортивного костюма. Все в поселке его звали "Шурик" за легкий, незлобивый нрав. Он поздоровался и спросил тихим извиняющимся голосом: "Мелочишки копеек сорок не найдется? Взаймы". Узкое, костлявое лицо его выражало нетерпеливую надежду.
-А что так? - спросил Степан Иванович и колючий взгляд его вцепился в Шурика.
-Да вот вчера попировали с одним дружком. Вина взяли. Потом, как водится, насобирали на водку и набрались. Тяжко теперь, опохмелиться бы надо. Дайте хоть копеек тридцать,- приплясывая на месте от нетерпения, попросил он. Федор, приходившийся ему дальним родственником, пошарил в карманах, достал рубль и сказал с сочувствием: " Держи, Шурик, полечись".
- Ух, спасибо дядя Федя!- обрадовался Шурик. По- приятельски хлопнул его по плечу и тут же легкой походкой направился к мужикам, которых набралось уже около десятка человек. Они обсуждали глухими, сиплыми голосами вчерашнюю попойку.
-Привет, мужики,- шумно приблизился он к ним. Те наперебой, без особой охоты, вяло поздоровались с ним.
-Молодые ведь среди них есть,- глядя вслед Шурику, с огорчением сказал Степан Иванович и отвернулся. В толпе женщин около крыльца, которые закупали продукты на несколько дней, хозяйственных мужчин, вроде двух приятелей, было совсем мало.
-Сколько осталось то?- громко спросила одна старушка у всей толпы.
-Пять минут,- ответила высокая с выгоревшими русыми волосами в косичку и белесыми бровями голубоглазая молодая женщина, на которую оба приятеля изредка, украдкой бросали любопытные взгляды.
-А у меня без семи,- сказала толстая бабушка в белом платке.
-Да я вот в шесть утра по радио сверяла,- ответила ей красавица.
Степан Иванович глядя больше на молодую женщину, громко, чтобы все услышали, с иронией сказал: "Смотри, не смотри, а у продавцов всегда самое точное время". Блондинка одобрительно посмотрела на него, понимающе улыбнулась и поддержала: "Это уж точно, у них всегда самое правильное время".
А Степан Иванович уже говорил Федору: "Два дня назад Ивана Васильевича хоронили, видел, нет"?
- Это, которого?
-А что начальником милиции раньше работал.
-Ну, а как же , знаю,- заморгал Федор,- добрый был старик.
-86 лет прожил,- Степан Иванович посмотрел на часы,- три войны прошел, крепок был мужик.
-Да, да ,- закивал головой Федр соглашаясь с приятелем и снова заморгал. Он когда молчал то все нормально, а когда начинал говорить, то моргал.
-А эти то, не проживут столько,- Степан Иванович мотнул головой в сторону алкоголиков, которые в это время складывались на выпивку. Федор согласно закивал седой головой, глядя себе под ноги.
-Я вот недавно в газете "Сельская жизнь" читал. В стране за один день более десяти тысяч детей рождается. А у нас в районе около шестнадцати тысяч населения проживает. Получается, как день, так почти целый район родится,- с улыбкой сказал Степан Иванович. Посмотрел на часы, мельком глянул в сторону магазина и на белокурую красавицу, которая вызывающе стояла в одном легком платье со слегка расстегнутым воротом, зная, что нравиться мужчинам. "Эх, где мои двадцать лет"?- подумал он, задерживая взгляд на ее груди, и вспомнил народную поговорку: седина в бороду, бес в ребро.
-Ну, уж пора бы открывать,- посмотрел на свои часы Федор и тут же с иронией добавил,- ах, да у них же самое точное время. Помолчали. Степан Иванович снова начал говорить: "Учил всю жизнь ребят математике: А плюс Б, учил, а кому это надо. Вон Петька, мой ученик, в столовой конюхом работает без высшего образования, а голова умная. У меня в школе зарплата сто двадцать рублей. Девяносто уходит на питание и на все другое остается тридцать рублей. А у него. Девяносто рублей за конюха, полставки грузчика и тоже сто двадцать. Но он питается в столовой всего за двадцать пять рублей, как свой работник. На все другое у него остается сто рублей. Каково, а. Алгебру да тригонометрию он давно забыл. Вот такая арифметика в жизни получается".
-Да уж, арифметика,- согласился с ним Федор, моргая.
Дверь магазина со скрипом отворилась. Мятая компания торопливо бросилась вперед, все посторонились потому, как были уже с ними стычки - страшен и беспощаден алкоголик с похмелья. Двое приятелей зашли в помещение последними, они никуда не торопились. Минут пятнадцать стоял шум. Женщины чуть поодаль, морщась от мужицкого похмельного перегара, с презрением смотрели на них. Наконец алкоголики по одному с бутылками в карманах вышли. Очередь облегченно вздохнула, заговорила и пришла в движение.
Март 2014г.
ВЕЧЕР ПОСЛЕ БАНИ.
Середина мая. Теплый субботний вечер. Три, семейные пары, собрались в загородном домике на окраине деревни у Евгения Константиновича, поужинать. Они много лет дружили. Взяли три участка земли, по двадцать пять соток, для личного подсобного хозяйства. Евгений с Михаилом срубили бревенчатые дома, а Виталий, рафинированный горожанин, каким он себя считал, воздвиг дом, на манер садового, из белого силикатного кирпича. Михаил успел первым построить большую баню, поэтому его соседи не торопились строить свои.
Как обычно первыми помылись жены и теперь готовили еду в обширных сенях, оборудованных под кухню, а мужчины подошли чуть позже и сели на скамейку около крыльца.
-Как дела бабоньки?- спросил Виталий.
-Минут двадцать потерпите,- ответили женщины.
-Чего нам терпеть,- тихонько засмеялся он и налил три стопки из бутылки заранее им приготовленной. Мужики выпили, закусили солеными огурчиками.
"Лепота-а-а",- выдохнул с наслаждением Евгений и встал. Худощавый, высокий с пепельными усами на блестевшем от пота лице, он повернулся в сторону заката и снова протянул,- Лепота-а-а. Его поэтическая душа наслаждалась ароматом пахучих клейких березовых листочков, глаза всматривались в розово желтый закат, обнаженное тело нежилось обдуваемое теплым весенним ветерком.
"Остановись мгновение, ты прекрасно"!- опять воскликнул он, подняв обе руки к небу. Евгений писал добротные стихи, печатался в заводской газете и сейчас у него в голове что -то зрело. Виталий мужичок дородный, весом за сто килограммов добродушно засмеялся и с некоторым восхищением спросил: "Во, Евгений даешь, сам придумал что ли"?
-Пушкин. Пушкин Александр Сергеевич,- совсем не удивляясь его вопросу, ответил Евгений, сел рядом и закурил. Виталий превосходно пел, балагурил, знал много анекдотов. Хорошо играл в карты, особенно в дурака, но не умел играть в преферанс и шахматы, не обладал запасом литературных знаний, то есть ничего не читал кроме газет. "А зачем книги читать, когда все можно по телевизору узнать, да приятели всякие новости расскажут,- убежденно говорил он. Поэтому с удовольствием рассуждал о женщинах, с которыми имел дело. По случаю угощал приятелей дорогими винами и, как знаток, объяснял их свойства и качество.
-Тебе бы дегустатором работать Виталий Михайлович,- как то в шутку посоветовал ему Евгений.
Михаил, невысокий, темноглазый складный мужчина, слушал разговор своих товарищей и тоже наслаждался теплыми сумерками, шумом изредка пролетающих больших майских жуков, цоканьем незнакомой ему птахи. Смотрел на увядающий малиновый закат, на пологий овраг за огородами и березовую рощу, темнеющую за ним, прислушивался к звуку проходящих в низине поездов.
-Красавицы, как дела?- снова громко спросил Виталий.
-Скоро, скоро все нормально,- отозвались жены.
-У нас тоже все нормально,- с легким смехом тихо сказал он, взял бутылку и налил еще. Мужикам похорошело.
-Ну, Михаил и баня у тебя,- похлопал Евгений приятеля по плечу,- с моечным отделением, с бассейном. Удобно очень. Он затянулся, выпустил дым и добавил: " Зимой в общественную баню не хожу, моюсь в ванной". Бросил окурок. Тот огненной дугой улетел к забору.
-А почему не ходишь?- поинтересовался Виталий.
-Как то зимой был два раза. Повадились туда ходить знатоки банные. Повыгоняют всех из парной, сушат, подметают, нагонят жару и парятся, а после них остальные заходят, словно люди второго сорта. Вот это мне больше всего не понравилось. С тех пор и не хожу.
- Понятно,- Виталий, встал, заглянул на кухню и снова сел на место.
- Михаил, а ты чего молчишь, мечтаешь о чем-то?- обратился он к приятелю.
-Да нет, не мечтаю, а вспоминаю,- ответил тот.
-Интересно, чего ты вспоминаешь, женщин что ли?
Михаил усмехнулся и сказал: "Угадал Виталий. Вспоминаю одну встречу с прекрасной дамой и до сих пор не могу понять она это или не она". Евгений заинтересованно спросил, понизив голос: "Ну-ка расскажи про свои похождения".
"Да какие тут похождения. Я эту историю жене рассказал, так она не верит". Виталий снова добродушно рассмеялся и попросил: "Давай рассказывай свою историю, может, мы с Евгением поверим".
"Ладно, слушайте. Прошлой осенью, как раз в бабье лето, я гостил у дочери в Петербурге. Знаете ведь, она у меня там живет на съемной квартире, работает администратором в ресторане. Попросил я Наташу в выходные побродить со мной по центру города, сходить на экскурсию в Эрмитаж. В первый день на метро доехали до Невского проспекта, и пошли не спеша на набережную Невы. По пути осмотрели памятник Николаю -1 , долго стояли около Исаакиевского собора, вышли к знаменитому памятнику Петра-1 и направились к Эрмитажу. На площади очередь до самого Александрийского Столпа. Пошли через мост на Васильевскую стрелку. Идем медленно, останавливаемся, смотрим на пароходики, плывущие по Неве. Мне все интересно, да и Наташе тоже. Она ведь в центре города редко бывает. Так дошли до Петропавловской крепости. Там послушали оркестр и выстрел из пушки. Посмотрели на часы, пора домой. На следующий день прошли мимо Летнего сада. Через мост дошли до крепости, и вышли через стрелку на набережную. Снова захотелось в Эрмитаж. Подошли, а очереди -то нет. Заглянули вовнутрь. Очередь маленькая и быстро продвигается. Пристроились. Зашли, купили билеты и начали медленно двигаться от одной комнаты до другой. Картины меня не интересовали, Поразила карета Екатерины-2 и огромные залы. Удивительно было думать, как это царская семья здесь жила, в таком огромном здании. Наташа, наконец, мне говорит: "Папа, пойдем в комнату с золотым павлином". Спросили у работника как пройти, и пошли искать. Перед небольшим помещением с павлином, в маленькой комнате в углу сидела сотрудница. Я глянул на нее и остановился в изумлении, она была похожа на знаменитую певицу, Людмилу С. Мысли замельтешили у меня в голове: "Она или не она. Если она то, что она тут делает"? Стою и в упор лицо изучаю. Видно я на нее смотрел до неприличия долго, и она спросила: "Ну что, узнали"? Мысль мелькнула- точно она, а то бы простая служащая послала меня куда подальше смотреть Эрмитаж. Я растерянно в волнении ответил: "Вы так здорово на Людмилу С похожи". Она улыбнулась и сказала ангельским голосом: "Проходите к павлину, он скоро крыльями замашет". И я ушел. Тут же позвал Наташу и сказал: " Наташа, пойдем скорее, сфотографируемся с Людмилой С, и еще я у нее автограф возьму". Подошли мы с ней к комнате, где в углу на стуле в розовой униформе сидела певица, но там уже никого не было, женщина ушла. Тут я окончательно понял, что это была знаменитая певица. А вот жена не верит".
-Да не-ет, не может быть, чтобы Людмила С сидела в комнате в Эрмитаже. Нет,- уверенно заявил Виталий.
-Все может быть,- ответил ему Евгений и пояснил свое мнение,- а чего бы ей не посидеть днем за деньги, а вечером в ресторане или на корпаративе не спеть.
-Вот, ведь совсем забыл. Наташа тогда сказала, что Людмила С у них в ресторане по выходным несколько раз пела.
- Ну, вот видишь, я же предполагал,- обрадовался Евгений.
Виталий еще некоторое время убеждал приятелей, что это не Людмила С, а потом с некоторым восхищением сказал: "В прошлый раз ты говорил, что Наташа официанткой работает, а теперь значит уже администратором. С ее -то интеллектуалом можно дальше расти". Михаил хотел его поправить, дескать, интеллектом, но вовремя опомнился, обидится еще, поди. А Виталий уже крикнул, -Ну, как дела девушки?
-Готово, готово заходите,- почти хором ответили женщины.
Мужики осторожно, из темноты, зашли один за другим в ярко освещенную комнату и неторопливо сели за стол покрытый цветной клеенкой, на котором исходила паром большая сковорода с жареной картошкой. Дымились пельмени в глубокой тарелке. Блестел салат из помидор с огурцами и ранней зеленью. Тонко нарезанный сыр лежал кружевом в плоской тарелочке. Красиво отсвечивало лече в маленькой банке. Маринованные грибы, в собственном соку, томились в ожидании едоков. Бутылка красного столового вина малиново светилась в центре.
-Отменная банька,- снова сказал Евгений, надевая синюю фланелевую рубашку в предвкушении пирушки.
-Не зря томили нас девушки, наливай,- засмеялся Виталий, глядя на еду и поставил недопитую бутылку на стол. И тут же спросил,- Как там у Пушкина?
" Остановись мгновение, ты прекрасно",- воздев руки к потолку с пафосом произнес Евгений. Жены, каждая по своему, восхитились гениальным изречением поэта в этот весенний, теплый, субботний вечер после бани.
Февраль 2014г.
ШУТНИК.
В конце учебного года, в пятницу вечером приехала на автомобиле "Жигули" команда учителей одной из школ города в количестве пяти человек к месту сбора на традиционные соревнования по ориентированию. Участники собирались на большой поляне обширного соснового леса вперемешку с елями, березами, зарослями ивняка, волчьей ягоды и другого кустарника. Команды состояли из трех мужчин и двух женщин. Учителя физкультуры Владимир, приятной внешности мужчина, и смуглый красавец Андрей пригласили на соревнование двух молодых преподавательниц начальных классов, которые прославились тем, что постоянно посещали все школьные праздничные вечера с танцами и застольем. Обе охотно употребляли вино. Весело танцуя, сексуально изгибались, дразня кажущейся доступностью школьных мужчин. Пятым был молодой физик, белокурый, светлоглазый крепыш Дмитрий, который работал в школе второй год. Еще до поездки у Владимира с Андреем все было обговорено. Они намеревались после ужина и посиделок у костра переночевать с девушками. Дмитрий ничего об этом не знал.
Машину оставили на окраине поляны. Не далеко от нее поставили две палатки, развели костер. Выбрали капитаном команды Дмитрия и отправили его к судьям отметить прибытие. Пока Дмитрий ходил к командирской палатке туда и обратно, остальные собрали на клеенке скромный ужин. Мужчины открыли бутылку портвейна -777. Все выпили за удачный исход соревнований, закусили традиционной колбасой, сыром и консервами. Запили черным чаем из термосов. Физруки уже не первый раз участвовали в этих соревнованиях и поэтому, зная традиции туристов, привезли пять бутылок вина на всякий случай. Открыли вторую, распили и, закусывая, повели оживленный разговор, восхищаясь теплым майским вечером, вдыхая лесной воздух, осматривая поляну, большой костер среди палаток, где учителя пели под гитару туристические песни. Владимир с вожделением смотрел на русоволосую, синеглазую с прямым носиком, маленьким ртом и стройной фигурой Анну, которая на школьных вечерах танцевала с ним, возбуждая до предела, но внезапно исчезала. Он радостно удивился, когда Анна согласилась участвовать в соревновании, и теперь сгорая от желания, обдумывал, как ему поступить, чтобы они вместе оказались в палатке. Валентина, темноволосая и тоже синеглазая, похожая чем - то на азиатку нравилась Андрею.
Мужики, зная о том, что пьяную женщину легче соблазнить, открыли еще одну бутылочку и разлили по стаканам. Девушки с удовольствием выпили. Дмитрий, наконец, понял,- он здесь лишний. Встал и со словами,- пойду, песни попою, ушел, слегка пошатываясь, к общему костру. Учителя в приподнятом настроении от ощущения свободы выходных дней и выпитого спиртного пели кто вдохновенно, а кто, с задумчивым лицом чуть слышно шевеля губами. Свет костра красными бликами метался по их лицам и фигурам, пробиваясь между ними на молодую траву. Иногда кто ни будь, бросал в костер сухостой и искры огненными мушками стремительно взмывали вверх, угасая в темноте наступающей ночи. С особой теплотой запели: "Милая моя солнышко лесное, где в каких краях встретимся с тобою". В это время подошли наши учителя и вместе с Дмитрием тоже подхватил слова популярной песни. Через некоторое время они незаметно отошли от туристов и направились к себе. Получилось само собой, что девушки залезли первыми в свою палатку, мужчины за ними и начались тихие ласковые разговоры, легкие поцелуи и обнимания. Валентина чуть слышно шептала Андрею: "Я не могу сейчас, я громко стонаю в это время, когда - ни будь потом". Владимир почувствовал слабость Анны и, предвкушая окончательную победу, продолжил активные ласки.
Дмитрий вскоре заметил их исчезновение. Поглядел на остальных и отметил, что все они стоят парами, некоторые в обнимку и все они ему не знакомы. Он немного сник и отправился к своему, уже потухшему костру. Там он подкинул сухих мелких сучьев в тлеющие угли, подул на них и костер разгорелся. Ему захотелось выпить. Он пошарил в рюкзаке Владимира и достал портвейн. Одному было пить неудобно, и он стал бродить вокруг второй палатки, откуда доносился шепот и легкие стоны. Наконец он понял, что им не до него. Открыл бутылку и прямо из " горла" выпил половину, выдохнул, закусил, чего нашел в завернутой клеенке. Пьяная голова потянула его к общему костру, где учителя продолжали петь песни, вспоминая все новые и новые. Он постоял немного, послушал, и ему стало немного обидно за то, что он один, а физруки с девушками. Он не предполагал, что они будут активно домогаться девушек, и решил подшутить над ними, оправдываясь пьяным состоянием. Подойдя к палатке, Дмитрий громко сказал сам себе: "Куда же коллеги делись, неужели спать легли"? Андрей с Валентиной затихли, а Владимир продолжал свое дело, ничего не слыша. Дмитрий с веселой бесшабашностью запнулся об одну веревку, потом о другую, палатка зашаталась. Он громко заругался на себя за неосторожность и стал выдергивать остальные колышки из земли. Вскоре палатка рухнула. Дмитрий в пьяном веселии от своей шутки, тихо смеясь, ушел к общему костру. Когда возмущенные голоса коллег затихли, он вернулся обратно, кое- как поднял палатку, залез в нее и уснул. Утром мужики ничего не сказали Дмитрию потому, что они в общем -то были довольны близостью с девушками, да и ночь успокоила всех, но во время завтрака угрюмо посматривали на него. В десять часов начались соревнования. Бежали по маршруту всей командой. Наша группа пришла в середине, и пока другие приходили на финиш, Андрей с Владимиром свернули палатки, загрузили в машину, собрали рюкзаки и отправили Дмитрия, как старшего, к судьям за итоговым протоколом для отчета в школе. Дмитрий ушел, Владимир завел машину. Все расселись на свои места, и автомобиль тихо укатил с поляны на дорогу в город. Ехали и весело со смехом обсуждали реакцию Дмитрия, когда тот придет обратно, и с рюкзаком поплетется на автобусную остановку.
"Посеешь ветер,- пожнешь бурю",- сказал Владимир, и остальные весело рассмеялись уже своей шутке.
Апрель 2014г.
ВАРЯ.
Шел третий месяц войны. Немцы танковыми колоннами с мотопехотой, при поддержке авиации, со всех сторон неудержимо рвались к Москве. В тревожные дни сентября восемнадцатилетняя Варя Ершова на попутном грузовике, а потом пешком добралась до своей деревни Юдино, что в двух километрах от ленинградского шоссе и в тридцати от районного города Горска, где она работала няней и горничной одновременно в интеллигентной семье. По знакомым неровным, пыльным улицам она прошла мимо небольшого озера в центре деревни, мимо клуба на его берегу окруженного небольшой сосновой рощей вперемешку с березами. Остановилась около своего дома на другой стороне водоема. В руках Варя держала узелок с едой и старенькую вязаную серую кофту . Заканчивалось бабье лето, было тепло. В доме никого не оказалось. Она сняла с головы косынку, стерла пот с лица и села отдохнуть на старый диван. Потом встала, попила колодезной воды из ведра и пошла к дяде Саше, маминому брату, на соседнюю крайнюю улицу деревни. Мама Клава оказалась у него. Дядя жил один, жена умерла два года назад, ему исполнилось шестьдесят три года. Мама летом помогла ему накосить травы для единственной коровы. Было их у него три, две он отвел в колхозное стадо. Косили траву, где придется, сушили, потом отвозили на двухколесной тележке во двор. Заполнили сеновал, остальное сено сметали в стог на лужку за хлевом. Клава обрадовалась Варе: "Вот и помощница явилась!" Дядя тоже был рад племяннице. Быстро собрали на стол, что было из еды. За обедом Варя узнала, что отца призвали в армию в первый день войны. Мама раньше работала дояркой, а теперь выполняет в колхозе разную работу потому, что скотину угнали в тыл, чтобы она не досталась немцам. На следующий день они втроем выкопали картошку в своем огороде. Во второй день убрали часть капусты, всю морковь, свеклу, остаток лука. "Люди то уже все собрали, обработали и убрали в погреба. Ну и мы не опоздали",- с облегчением сказала Клава после работы. К этому времени жители деревни, как могли, заполнили сусеки и лари мукой и зерном, насолили огурцов и помидор, сварили варенье у кого были ягодные кусты. И теперь с тревогой ждали появления немцев. Звук канонады постепенно и неумолимо приближался к ним с северной стороны. Старики вспоминали первую германскую войну стоя на улице в окружении баб, рассуждали про немцев, гадали что будет. Клава предложила Варе перебраться жить вместе с ней к дяде Саше. "Так лучше станет",- сказала она.
"Я дома поживу пока",- отказалась дочь.
В начале ноября немцы заняли город Клин, потом Горск. К концу месяца вышли к каналу Москва-Волга и остановились. Им помешал водный поток высотой два с половиной метра, на протяжении пятидесяти километров с севера к югу от Москвы, который образовался в результате подрыва водоспусков подмосковных водохранилищ и канала имени Москвы. Немцы попытались наладить водоспуски, но не смогли, наступление окончательно заглохло. Резервные войска вермахта растекались по сторонам от ленинградского шоссе и размещались в населенных пунктах для передышки и подготовки к новому наступлению. В Юдино расположился командир мотопехотного полка с одной ротой солдат, которых расселили по пустующим домам. Сам полковник занял кабинет заведующего клубом, где сохранился кожаный мягкий диван, стол, стулья, рукомойник, большое зеркало. Охрана из трех автоматчиков и радист поместились в бывшей костюмерной рядом с ним. Вскоре суета закончилась. Немцы разошлись, бронемашины и мотоциклы перестали урчать. Ночью выпал снег и стало светлее. Солдаты днем ездили, куда-то, на машинах, громко переговариваясь. Еду охране и радисту привозили в больших термосах из походной кухни. Водитель командира ефрейтор Шульц, высокий, белокурый, голубоглазый молодой парень, доставлял еду полковнику отдельно. Местные жители в первое время боялись выходить на улицу, но нужда заставляла ходить к колодцу, который еще в старину был выкопан недалеко от клуба. Многие запасались водой на два дня, чтобы лишний раз не попадаться на глаза немцам. С наступлением темноты копались во дворах или в хлеву, где хранили дрова вместо живности. Варя ходила по воду через день, одной хватало надолго. Маленький домик протапливался быстро, дров уходило мало, и Варя не торопилась переходить жить к дяде Саше и матери, которая ругала ее за то, что жгутся лишние дрова. Однажды Шульц встретил ее около колодца. Варя в старой заплатанной фуфайке, сером пуховом платке и валенках с галошами крутила ворот понимая ведро с водой. На сносном русском языке он предложил ей помощь. Сам набрал воды. Потом помог поднять коромысло с ведрами на спину и, любуясь чуть толстеньким прямым носом и пухлыми губами, пристально глядя в ее голубые глаза, спросил: " Как тебя зовут"? Варя назвала себя смущенная вниманием симпатичного немца и понесла воду домой. Шульц поглядел на ее стройную фигуру, догнал и пошел рядом. По дороге расспрашивал про семью, рассказал немного о себе. На крыльце Варя поставила ведра, повесила коромысло на гвоздь. Шульц взял ее прохладную ладонь в свою руку, и сказал: " Ты мне очень понравилась. Если бы не война...." Он не договорил до конца. Торопливо достал из заплечного ранца пакет с походным набором продуктов, протянул ей и предупредил: " Этот эрзац пакет можно хранить долго, ешь, когда закончатся ваши запасы". Потом сказал: "Господин полковник приказал найти горничную. Надо с утра протопить печь, а потом прибрать у него в кабинете. Приходи утром в большой дом",- сказал он.
На следующее утро Шульц встретил Варю около клуба. Принес охапку поленьев к печке, помог растопить ее. Пока топилась голландская печь, Варя прибрала стол, подмела пол, вынесла мусор на улицу. Потом набрала воды в ведро, положила туда тряпку и сняла фуфайку. Шульц наблюдал за ней с легкой улыбкой. Между тем Варя сняла вязаную кофту, заткнула подол платья за пояс, наклонилась и начала мыть пол, водя сырой тряпкой из стороны в сторону. Женские прелести колыхались под платьем в такт движению тела, полные бедра заманчиво белели, Шульц не мог оторвать взгляда от Вари. Что-то приятное шевельнулось у него в груди и чуточку заныло сердце. "Подкинь дров в печку",- попросила она Шульца, заметив его пристальный взгляд. Тот нехотя вышел. Варя, ополаскивая изредка грязную тряпку в ведре, продолжала мыть пол. Закончив работать, торопливо оделась и вышла из комнаты. Проверила угли в печи, поворошила их кочергой и закрыла заслонку. Шульц снова проводил ее домой.
Каждый день Варя утром ходила в клуб топить печь и прибираться в комнате полковника. Обратно домой возвращалась в сопровождении ефрейтора и соседи, а потом и другие жители, начали говорить о ней всякие гадости, дескать, гуляет с немцами, пьет вино и стелется под ними. Клава как то зашла проведать Варю и поинтересовалась ее настроением, не пристают ли солдаты к ней и чего это ефрейтор каждый день провожает ее домой.
"Шульц хороший человек. Он не хочет воевать. Он не верит, что Гитлер завоюет Россию. Слишком большая страна, а немцев мало",- успокоила она маму.
-Может, ты к нам придешь жить, хоть дров сэкономим?- снова попыталась убедить ее Клава.
-Уйдут немцы, прибираться не буду, тогда и приду,- был ответ дочери.
-Когда они уйдут то? Вот возьмут Москву и останутся здесь, может навсегда.
-Шульц сказал - не возьмут.
-Почему? Откуда он знает?
-Потому, что Наполеон пошел на Россию и проиграл, зимы у нас морозные, да и страна большая. Бисмарк, еще до Гитлера главным был в Германии. Он предупреждал немцев - не ходите войной на Россию. Гитлер не послушал, и поэтому тоже проиграет, так сказал Шульц,- ответила Варя.
-Хорошо бы так -то. Зима нынче на самом деле морозная,- вроде бы согласилась мать.
На десятый день, после того, как Варя протопила печь и вымыла пол в комнате полковника, тот достал пузатую бутылочку французского коньяка, закуску в виде колбасы, сыра и шоколада. Налил две рюмки и предложил жестом выпить. До этого он лежал на диване в нательной белой рубахе, в галифе с подтяжками и с явным интересом наблюдал за тем, как Варя моет пол. Под ситцевым легким платьем заманчиво качались в такт ее движениям упругие груди. Это возбудило его, он давно не имел женщину и теперь решил склонить Варю к близости. Варя стояла в растерянности. Полковник взял рюмку и протянул Варе. Варя оцепенела, все было так неожиданно. Тогда полковник выпил сам, закусил шоколадом и снова налил. "Тринкен, тринкен"- приказал он, протягивая ей коньяк. В голове у деревенской девушки завертелись всякие мысли. Она поняла намерение немца по его похотливому взгляду, которым он осматривал ее с ног до головы. Вскоре она сообразила, что если будет сопротивляться, то немец позовет солдат и они ее изнасилуют". Она выпила, закусила колбасой и сыром. Полковник шагнул к ней, потрогал грудь и одобрительно потрепал по щеке, приговаривая: "Гуд, зер гуд". Потом налил еще, и Варя снова выпила, морщась от непривычного запаха и вкуса диковинного напитка. Она решила, что пьяной ей будет легче перенести эту процедуру. Завоеватель снял с нее платье, потом панталоны и повалил на диван. Варя не сопротивлялась. Вскоре легкая боль и неизведанное доселе ощущение ошеломило ее, она потеряла чувство времени и реальности.
После всего этого Варя начала торопливо одеваться, а полковник, довольный результатом, замурлыкал мелодию немецкого победного марша и протянул ей плитку шоколада. Она, пошатываясь, как во сне вышла в коридор. На улице пришла в себя и заплакала от обиды за свою беспомощность. Прошла мимо Шульца, который прогревал двигатель автомобиля. Он увидел Варю и забеспокоился, - с ней что-то произошло? Подошел, заметил слезы в ее глазах, и ни слова не говоря, взяв под руку, повел домой. Пока провожал, понял, что Варю обидел полковник. Дома он как мог, успокоил ее, целуя в лоб, глаза, щеки. А она сквозь слезы говорила: "Он принудил меня. А то бы они изнасиловали меня ". Чувство ревности, обиды и злости вскипели в душе Шульца, разные мысли замелькали в голове. Уходя, он сказал ей: "Я вернусь к тебе".
На следующий день, едва солдаты успели пообедать, раздался приказ. Немцы в спешном порядке завели технику, погрузились и укатили в сторону ленинградского шоссе. Деревня опустела, наступила тишина. Народ вышел на улицу, собираясь кучками, и обсуждал это событие. "На Москву пошли",- решили они.
А на самом деле отразив все попытки гитлеровцев прорваться к Москве с запада и юга, советское командование бросило свежие силы в контрнаступление в северном направлении, чего немцы не ожидали. Ожесточенно сопротивляясь, они подтягивали резервы, но все равно вынуждены были отступать. Рота Шульца не успела проехать и километра, как попала под обстрел катюш и атаку штурмовой авиации. Кругом гремели взрывы. Шульц быстро вынул ручную гранату из - под сиденья, и с силой ударил полковника по голове. Выдернул чеку, сунул гранату ему за спину и вывалился из машины. Среди грохота и неразберихи взрыв в автомобиле остался незамеченным, все в панике укрылись, где могли. Шульц перекатился в придорожную канаву и зарылся в снег, умоляя всевышнего оставить его в живых.
Поздним холодным вечером этого же дня по безлюдным улицам деревни Юдино торопливо шел мужчина в маскировочном халате. Ни одного огня в домах не светилось. Человек остановился около калитки Вари, зашел во двор и осторожно постучался в окно кухни. Варя подумала, - пришла соседка за керосином. Накинула фуфайку, сунула ноги в валенки, взяла лампу "летучая мышь", вышла в сени и открыла дверь. Сначала она в испуге отступила назад, когда в проеме появился мужчина в белом, но через мгновение узнала Шульца. Обрадовалась, пропустила его в избу и закрыла дверь на засов. В теплой комнате Шульц некоторое время стоял не в силах снять с себя одежду. Он замерз, пальцы его не слушались. Варя помогла ему раздеться, провела на кухню. Достала из русской печи чугунок с горячей картошкой и поставила на стол, налила стопку самогонки и большую алюминиевую кружку чаю. Села напротив и смотрела, как Шульц разминал и согревал пальцы, прежде чем взять стопку в руку. Выпил, взял картофелину в мундире и зажал в ладонях. Смотрела, как он медленно ест постепенно согреваясь. После еды Шульца потянуло на сон. Он сидел с закрытыми глазами, а в памяти возникали сцены боя, вой снарядов и грохот разрывов. Варя, ничего не спрашивая, помогла ему раздеться и уложила в свою постель. Потом долго сидела в темноте, раздумывая о Шульце и своей судьбе. Ходики показывали двенадцатый час ночи и Варя, раздевшись, осторожно легла рядом с Шульцем, который спал крепким сном после напряженного дня. Под утро ефрейтор проснулся от необыкновенного ощущения теплоты и запаха Вариного тела. Он нежно гладил русые волосы и не помышлял прикасаться к ней, помня, чего она насильно испытала. Поздним утром они встали, пили травяной чай на кухне, отодвинув плотную занавеску у окна. Только теперь Шульц рассказал ей про то, как он взорвал полковника, как в суматохе бомбежки снял с убитого маскировочный халат, прикрылся им и отполз в густой перелесок недалеко от дороги. Были сумерки. Он видел, как санитары подбирали убитых и тяжелораненых солдат. Шум боя удалился. Уже замерзая, в темноте он вышел на знакомую дорогу и по обочине быстро зашагал в деревню.
"Хорошо, что это произошло около дороги на деревню, а то бы я замерз среди трупов или бы меня взяли в плен",- закончил он рассказывать. Варя с изумлением смотрела на него и окончательно поняла, что Шульц любит ее. А он продолжил говорить о том, как до войны в Вене учился на агронома, посещал клинику сексуальной гигиены доктора Вильгельма Райха и осознал, что нацизм это психическая несвобода. Люди от рождения равны между собой.
"Мое сознание прояснилось, освободилось от догм национализма. Ты мне сразу понравилась и теперь я люблю тебя". Во время рассказа он смотрел на Варю и любовался каждой черточкой ее лица. Тут Варя спохватилась, шагнула на середину кухни, убрала коврик. Приподняла за кольцо крышку в погреб и сказала: "Если кто-то будет стучаться в двери, сразу бери зимнее пальто и залазь в подпол, понял"?
- Понял, понял,- закивал головой Шульц. Варя оделась, взяла пустые ведра, закрыла за собой дверь на ключ и ушла к колодцу. Принесла воды, потом сходила за дровами, затопила печь. Начало смеркаться. Шульц надел старое зимнее пальто, шапку и вышел во двор подышать свежим воздухом. Ходил под навесом, смотрел на верхушки сосен около клуба, прислушивался к артиллерийской канонаде и размышлял, что ему делать. Уходить от Вари ему не хотелось, но и долго жить у нее он не мог. Вдруг заметят и донесут, арестуют и Варе будет плохо. За себя он не беспокоился. Вернулся со двора около десяти часов, Варя уже лежала в кровати и ждала его.
Прошел еще один день. Ночью они опять любили друг друга и заснули только под утро. Днем Варя снова ушла за водой. Возвращаясь обратно, увидела во дворе маму, которая тут же спросила: " Немцев то нет, чего не идешь к нам жить"? Варя ничего не ответила. Женщины зашли в избу. Шульц лежал на кровати поверх одеяла с закрытыми глазами, положив руки под голову, и думал. Когда немцы были в деревне, Клава слышала от соседей про Варю. О том, что дочь ежедневно ходит в клуб и ее сопровождает ефрейтор. Этот немец и вечерами заходил к ней, а уходил неизвестно когда.
-Господи, я то, не верила разговорам, а тут накось лежит здоровехонький. Пусть убирается, куда хочет, к чертовой матери,- сердито сказала она и тут же обозвала Варю,- подстилка немецкая ты и есть.
-Мама не кричи. Он убил своего полковника и сбежал. Сейчас думает, что ему делать. Через день два он пойдет в сельсовет и объявится. Не век же ему здесь хорониться. Кто увидит, да донесет, нам же хуже будет.
-Не беспокойтесь фрау. Мне надо самому объявиться властям, я не хочу воевать за Гитлера,- вдруг сказал Шульц.
-Откуда он русский то знает?- с изумлением спросила Клава.
-Пойдем на кухню. Ты чай будешь пить, а я расскажу, что он мне говорил.
" В германскую войну 1916 года его отец русский медик, унтер-офицер, попал в плен. Находился в лагере для военнопленных Чарске, что в Пруссии. Выжил там только потому, что офицеры и врачи в лагере были на особом положении. Им выдавали одежду, немецкие документы, кормили лучше за счет датского красного креста. Они могли даже выходить за территорию лагеря, по каким - то делам, посылали письма родным в Россию. Рядовые пленные умирали десятками от недоедания и болезней. Одному прусскому фермеру понадобилась дешевая рабочая сила, и он приехал в лагерь. Зашел к начальнику. Походил по лагерю с офицером, поглядел на истощенных пленных солдат и вернулся к начальнику с вопросом: "А вот те пленные, что хорошо одеты и выходят за территорию лагеря, мне подходят. Нельзя ли их выбрать"? "Нельзя,- ответил военный,- это офицеры, у них в России родные, они с ними переписываются и скоро уедут домой". Начальник немного подумал и сказал: "Вот тут есть один медик. Он никуда не выходит, его никто в России не ждет, может он согласится". Вызвали унтер-офицера, объяснили суть дела. Фермер предложил ему работу медика, и он вдруг согласился. Был он из небогатой малочисленной семьи, родственников растерял, к тому же в России случилась революция. Через два года женился на служанке. Шульц родился в 1920 году. Его записали под фамилией матери, чтобы не было в дальнейшем проблем".
"Так вот оно что", - промолвила Клава, выслушав рассказ дочери. А потом добавила: "Все равно, пусть заявится в сельсовет".
На следующее утро, надев старое пальто, ушанку и подшитые валенки, с документами во френче он пошел в сопровождении Вари в сельсовет. Председатель сельсовета позвонил в Горск. Оттуда ответили: - Ждите машину с чекистом. В районном НКВД посмотрели документы Шульца, выслушали его подробный рассказ и позвонили в Москву.
В Москве его снова допросили и через неделю предложили подписать документ о добровольной службе на стороне Советского союза переводчиком. Решили, что в штабе он будет под постоянным наблюдением, чекисты в это время досконально проверят еще раз, нет ли у него связей с немцами, не внедрили ли они, таким образом, шпиона. Так Шульц попал в штаб дивизии действующей на Западном фронте.
В январе нового 1942 года Варя перешла жить к дяде Саше и матери. В середине февраля она почувствовала беременность. Сначала испугалась, - что люди скажут, но вспомнила Шульца и успокоилась. Как только немцы ушли из деревни, и грохот боев удалился, так сразу же руководители района начали налаживать работу колхоза. Всех жителей деревни обязали работать для фронта, для победы над фашистскими захватчиками. Кто не мог по возрасту или здоровью, тот по мере сил работал надомником: вязали носки и варежки советским бойцам, делали мелкие необходимые вещи. Ввели норму сдачи молока для тех, у кого были коровы. Таких в деревне оказалось несколько, в том числе и дядя Саша. Так же ввели трудовую норму, а она была предельной. Домой, после работы вечером, женщины шли, еле волоча ноги. Варя ходила на ферму и нагружала вилами навоз в сани. Его отвозили на поле, чтобы весной после вспашки садить картошку, овощи и все ,что можно. Фронту требовались продукты. В таком напряженном ритме прошел март и апрель. Потеплело. Снег сошел. В мае живот у Вари заметно увеличился, и много работать ей стало невмоготу. Она попросила председателя колхоза перевести ее в надомницы. Контуженный и хромой после ранения Николай Иванович Ершов был дальним родственником Вари, и она надеялась, что он разрешит. Сорокалетний мужчина среднего роста, узколицый, черноволосый с желтыми прокуренными усами посмотрел на Варю уставшими глазами и немного задумался. Он тоже слышал всякие разговоры про нее, верил, не верил, но увидав Варин живот, подумал: "Угораздило же тебя вляпаться в историю с немцем, сучка этакая". Но пришлось разрешить.
Патриотизм в народе был на высоте. Трудились до изнеможения под лозунгом: все для фронта, все для победы и не роптали. Варя старалась не выходить на улицу без надобности. В деревне все знали о том, что она ходит с животом, и злые языки болтали про нее всякую околесицу. В июне неожиданно пришло письмо от Шульца. Он писал, что служит переводчиком в штабе, любит ее и ждет ответа. Варя заплакала, прочитав письмо, и тут же написала ответ по обратному адресу. Сообщила о том, что беременна, что народ ругает ее, многие даже не здороваются. Попросила, чтобы он приехал хоть на денек, и они бы расписались в сельсовете. Тогда, народ узнал бы всю правду и, перестал бы плохо относиться к ней. Она попросила маму отнести письмо в почтовый ящик. Рассказала ей, о чем написал Шульц.
В конце июня дядя Саша начал косить траву и заготавливать сено. Варя доила корову, варила еду для семьи помимо своей надомной работы. Еще с конца мая для экономии муки жители начали добавлять в нее крапиву и лебеду. Супы варили тоже с добавлением всяких съедобных трав. Жить было трудно, но пока еще не очень голодно, запасы выручали.
Клава, зная все о Шульце, при случае пыталась рассказать женщинам правду о нем и Варе, но никто ее не слушал, только отмахивались. Изменщица и все.
Хозяйничая в доме, Варя чувствовала, как ребенок шевелится в животе. Она со страхом думала о рождении ребенка. Мысли об отношении к ней односельчан мрачнее осенней тучи возникали в голове. В один из жарких, сухих дней июля, пыля по деревенской улице, проехал американский джип и остановился около сельсовета. Из машины вылез Шульц в форме лейтенанта Советской Армии и зашел в помещение. Через полчаса он вышел, и джип покатил к Вариному дому, потом к дому дяди Саши. Открыв калитку, Шульц увидел Варю во дворе, и бросился к ней, вытянув руки вперед. Варя остолбенела. Она стояла с широко открытыми глазами и улыбалась. Шульц подбежал к ней и, заметив круглый живот любимой девушки, осторожно обнял и поцеловал.
На обед пришла Клава. Всей семьей сели за стол. Шульц за едой рассказал обо всем, что с ним произошло, умолчав о допросах и проверках. Убедившись в его искреннем намерении служить новой Родине, начальство направило его на краткосрочные офицерские курсы. К этому времени один из партизанских отрядов добыл сведения о том, что немцы готовят грандиозное наступление на Западном фронте с целью переломить ход войны. Они тайно, по ночам стягивали танковые войска и мотопехоту в одном месте. Нужен был настоящий немец для захвата старшего офицера с планом наступления. Выбор пал на Шульца. Его вместе с чекистом забросили в отряд. Задание было выполнено. Шульца повысили в звании, наградили орденом и дали отпуск на три дня без учета дороги. Председатель колхоза, он же глава сельсовета Николай Иванович при встрече объяснил Шульцу, что он не имеет права регистрировать такие браки. "Закончится война, примешь наше гражданство, если останешься жив, тогда и распишем вас с Варей",- сказал он ему на прощание. Он обещал завтра с утра собрать деревенский сход, чтобы первым вопросом обсудить текущие дела, а вторым познакомить жителей с офицером Советской армии Шульцем, чтобы пресечь всякие разговоры о его невесте Ершовой Варваре.
"Ну, давайте нальем самогонки да выпьем за то, что все так благополучно получилось у Шульца и Варвары",- предложил дядя Саша с улыбкой, обнажив беззубый рот, и все с ним согласились. Поздним вечером, ложась спать, Варя сказала Шульцу: " Я боюсь, ребенок то может быть от полковника". Шульц весело рассмеялся и успокоил ее: "Доктор Райх доказал, - девственница при первом контакте, да еще без желания не может раскрыться так, чтобы забеременеть. Зачатие бывает тогда, когда любящие отдаются друг другу с желанием несколько дней и много раз. Я уверен в том, что это наш ребенок".
Они разговаривали долго, заснули и спали до тех пор, пока утром их внезапно не разбудил громкий звук пожарной рельсы.
Февраль 2014 год.
ПРИДАНОЕ.
В поселок "Д", районный центр одной из автономных республик Союза, в конце апреля приехала бригада плотников из Закарпатья работать по договорам. Старшим у них был Леонид, каменщик по профессии, мужчина двадцати пяти лет, среднего роста, сероглазый, приятной внешности. Нашли работу в комбинате коммунального хозяйства. Заключили договор на прокладку трехсот метров труб водопровода на одной из улиц по средней цене, то есть пять рублей за погонный метр. Начальник по закону мог дать и семь с половиной, но любой хозяйственник экономил государственные деньги, чтобы получить в конце года премию. Да и ревизоры могли придраться к максимальной цене, а не отстегивают ли шабашники, при получении зарплаты, определенную сумму руководителю.
Поселились в гостинице. Временно прописались. Начали работать. Обедали в столовой в центре села. Через несколько дней освоились, познакомились с кем нужно из местных. Леонид в конце недели зашел на почту отправить домой заказное письмо и заодно поздравительную телеграмму отцу, ветерану войны, к празднику победы 9 мая. Молодая женщина, обслуживающая посетителей, оценила незнакомца и неотрывно смотрела на него, пока запечатывала письмо сургучом. По такому взгляду любой мужчина поймет, что понравился женщине. Леонид тоже оценил кареглазую, миловидную с хорошенькой фигурой служащую и, перекидываясь фразами, познакомился с ней.
Тридцатилетняя Евгения была в разводе и жила с мамой в одной половине большого одноэтажного дома. Широкое крыльцо посредине и коридор делили дом на две части. Во второй половине проживала ее младшая сестра Катя с дедушкой, которому исполнилось семьдесят шесть лет. Бабушка умерла прошлой осенью. Катерина была хрома на левую ногу от рождения, неказиста и непривлекательна. Работала няней в детском садике. Было ей двадцать четыре года. Никто из парней и молодых мужчин не обращал на нее серьезного внимания, погуляют, переспят и больше не появляются. Надо отметить то обстоятельство, что в этой республике с испокон веков определился свой жизненный уклад и семейные традиции. Если девушка не гуляет с парнями, значит у нее неладно со здоровьем в половой сфере, она не сексуальна и к семейной жизни не очень пригодна. Старались брать в жены не целомудренных, а девушек уже имевших дело с парнями.
К Евгении украдкой по выходным приходил следователь районной прокуратуры Михаил, высокий, русоволосый, с красивыми усами под большим носом сорокалетний мужчина. Ему казалось, что никто не замечает его похождения, но многие знали про это. Его жена, повариха в столовой, не могла родить уже четвертый год, в постели была холодна и не активна. Евгения же очень понравилась ему после одноразового соития, но в дальнейшем она не подпускала его к телу. Сначала намекала, а потом решительно определилась: "Разведись и после свадьбы, пожалуйста".
Михаил медлил, время шло, он посещал Евгению в надежде, что она и так будет с ним спать и тут появился Леонид. Он начал захаживать к Евгении вечерами, но у нее был только один интерес - узнает Михаил о том, что к ней ходит мужчина и поторопится развестись с поварихой. Она знала, что Михаил любит ее. Естественно следователь прослышал о приезжем красавце, и однажды встретил его жарким майским днем около столовой, куда Леонид с товарищами пришли обедать. Отозвал вежливо в сторону, представился, показал удостоверение следователя и сказал слегка испуганному парню: "У меня к тебе просьба. Не ходи больше к Евгении, это моя женщина. А то я устрою, где ни - будь, драку с твоим участием и в двадцать четыре часа выдворю из села, не успеешь заработанные рубли получить. Это плохой вариант для тебя, Хороший вариант второй. Если тебе нужна женщина для отдыха, то ходи к ее сестре хромой Екатерине. Она живет во второй половине с дедушкой, который любит выпить. Понял"?
-Ладно, понял,- успокоился Леонид, вытер пот с лица и они разошлись. Леонид уже видел Катерину на широком крыльце их дома, но не обратил на нее внимания. Евгения нужна была ему, чтобы снять напряжение, серьезных отношений он не намеревался завязывать. И вот облом.
"Ладно, загляну к сестре. Какая мне разница с кем переспать",- подумал он и зашел в столовую.
После полудня подул ветер, нанесло тучи. К вечеру пошел дождь. Леонид с зонтом подошел к крыльцу, на котором под навесом сидела Катерина в легком цветном платье ниже колен и обмахивала ноги от комаров березовой веткой. Он поздоровался и к удивлению девушки спросил разрешения сесть рядом.
- Пожалуйста,- ответила она с тихой радостью и душевным волнением. Леонид повел разговор о работе, погоде, семейных делах. Спросил про здоровье дедушки.
Катерина, чувствуя, что разговор подходит к концу, не надеясь на согласие, предложила: " Чаю хотите"?
- Спасибо, с удовольствием,- опять к легкому удивлению Катерины, согласился он. Зашли в коридор, потом в их половину. Катерина включила свет. Русская печь делила квартиру на три части: кухню, большую комнату с телевизором на комоде, квадратным столом посередине, диваном около стены и маленькую спальню, где в этот момент пьяненько похрапывал дед. Густо пахло брагой. Пока она кипятила воду в белом чайнике, ставила чашки с блюдцами на стол, доставала печенье и булочки Леонид наблюдал за ее движениями, выражением лица и решил, что девушка приятная и с ней можно встречаться. За чаепитием произошло более близкое знакомство и, уходя, Леонид обещал зайти в гости, когда Катерина сказала: "Приходите еще, буду рада".
Ночью северный ветер нагнал низкие, густые темные тучи, похолодало и ранним утром выпал снег, покрыв весь поселок и окрестности, довольно толстым слоем. Американские клены, растущие вдоль улиц, оделись в снежные шапки, а листья величиной с ладонь свернулись в трубочки. Народ, уходя на работу, одевался теплее, в плащи и куртки. Снег под колесами машин разлетался по сторонам густыми ошметками и таял, на тротуарах под ногами прохожих он тоже хлюпал. Вечером Леонид уверенно поднялся по крыльцу в коридор, постучал в дверь квартиры Катерины и зашел. На кухне горел свет. На столе под салфеткой была приготовлена еда. Катерина приветливо встретила его и пригласила за стол.
-Кирилл Аверьянович, идите чай пить,- позвала она деда. Леонида удивило уж очень вежливое обращение к дедушке, и он спросил: "Извини Катя, почему по имени отчеству"?
-У нас с детства даже детей называют по имени отчеству. Так уж повелось в народе.
Кирилл Аверьянович во фланелевой красной рубашке, шаркая ногами в шлепанцах, прошел к столу, не глядя на гостя. Сел и только теперь с любопытством посмотрел на Леонида из-под мохнатых седых бровей. Он был, как всегда, под хмельком. От него пахло перегаром. Морщинистое лицо с седой щетиной не выражало никаких эмоций. За чаем дед расспросил Леонида про то, чего хотел знать. Потом попросил: "Кать, налей нам по стакану бражки. Выпьем за знакомство, Вроде бы хороший мужичок". Выпили. Дед крякнул и громко вымолвил: "Крепка советская власть, да и больно долга". Встал и, слегка пошатываясь, ушел в свою комнату.
-Приглянулся ты ему,- сказала Катерина, глядя на Леонида с легкой улыбкой, отчего лицо ее стало красивым.
-А тебе?- спросил Леонид.
-И мне тоже,- ответила она с той же улыбкой.
Под пристальным взглядом молодого мужчины слегка захмелевшего от стакана браги, она зарделась и все больше нравилась ему. И он сказал: "Останусь сегодня у тебя".
-Оставайся,- согласилась она.
За недолгое общение с Евгенией и ее мамой Леонид узнал некоторые сведения о родословной семьи и особенно об Аверьяне, прадедушке Кати, который в царское время держал на въезде в село постоялый двор. Он был одним из богатых и почитаемых людей в народе. Всякий люд останавливался на ночлег проезжая мимо села дальше на Урал по своим делам. Ужинали, пили водку. Тут то и обсчитывал их хозяин соответственно пьяному состоянию, чтобы утром постоялец ничего не заметил. Деньги копились. Всякий торговый человек знал, что золото лучшая валюта, а потому Аверьян собирал золотые монеты пятирублевого достоинства с изображением царя Николая и двуглавым орлом с обратной стороны. Был он грамотным, читал газеты, где печатались всякие новости и про японскую войну, и про террористов убивающих губернаторов и министров, царя даже грохнули. Обладая чутьем он, на всякий случай, копил эти монеты, словно предвидел приближение неспокойных времен. Кирилл жил с отцом и матерью в отдельном доме рядом с постоялым двором. Мальчишкой он выполнял различные поручения отца. Юношей обслуживал в трактире постояльцев. Кухарка готовила еду, по количеству ночующих людей. Мама стелила для них кровати в комнатах второго этажа. Конюх принимал у приезжих лошадей, заводил их в стойла, задавал корм.
В шестнадцатом году закончилась германская война. Вскоре наступила февральская буржуазная революция, и царь отрекся от престола. Временное правительство не могло навести порядок в этой политической ситуации. В октябре большевики взяли власть в стране, а гражданская война внесла неразбериху среди народа, и постоялый двор пришел в упадок. Прадед с горя заболел и умер. Кириллу к этому времени исполнилось двадцать лет. Местная власть превратила постоялый двор в гостиницу и предложила Кириллу Аверьяновичу стать заведующим. Деваться было некуда, и он согласился. В 1921 году большевики объявили новую экономическую политику, то есть разрешили частную торговлю. Кирилл Аверьянович по старой привычке, унаследованной от отца, к этому времени поднакопил денег и очень обрадовался возможности возродить постоялый двор, хотя бывалые люди предупреждали его: все это временно, потом частную торговлю запретят, имущество отберут. Но молодой энергии и желания было много. Как наладить работу трактира и постоялого двора он знал и поэтому взялся за дело. Золотых монет в обращении у государства не было. Кирилл помнил, как перед революцией буханка хлеба стоила миллионы рублей, а значит, деньги это временные бумажки и их надо превращать в недвижимость. Через пять лет, накопив необходимую сумму, он построил большой, шестистенный дом, в котором до сих пор живет. Купил корову, лошадь, телегу, сани, плуг, борону и другой необходимый инвентарь для своего хозяйства. Мечтал жениться и иметь большую семью. Но еще через два года на самом деле частную торговлю запретили. Кирилл Аверьянович снова стал руководить государственной гостиницей и проработал там до самой войны 1941 года. В тридцатых женился. С того времени у него в моменты возбуждения вырывалось: "Крепка советская власть, да и больно долга". Никто всерьез не обращал на это внимания потому, что он воевал, был тяжело ранен, стал инвалидом и с тех пор получал пенсию. До войны поговаривали, что у него есть заначка,- наследство отца. А теперь слухи поутихли, почти совсем исчезли. Жил он как все, ничем не выделялся, дорогих покупок не делал, никуда надолго не отлучался из села. То, что он выпившим говорил свою поговорку, считали тоской по старым временам, когда его отец был богатым человеком. Леониду запало в голову прошлое Кирилла Аверьяновича. Он подумал: "Дыма без огня не бывает" и решил воспользоваться любовью деда к выпивке, чтобы узнать правду о наследстве.
Каждый вечер Леонид выставлял на стол бутылку дешевого красного вина и угощал деда. Кирилл Аверьянович перестал ставить бражку, зачем возиться с ней, когда вином угощают даром. Так прошло лето. Кирилл Аверьянвич окончательно расположился к Леониду, видя его привязанность к внучке и, как ему казалось, почти родственное отношение к себе. В начале сентября Леонид помог им выкопать картошку. Привез машину колотых дров на зиму. И однажды во время ужина дед затеял разговор.
-Вижу, нравится тебе Катерина,- начал он.
-Нравится,- согласился Леонид, хотя на самом деле Катерина ему не нравилась. Только ее аккуратность, забота о нем, возможность переспать с ней и мысль о наследстве, заставляли его быть приветливым с дедом.
-Поди, женишься на ней?- спросил дед.
-А чего бы, не жениться. Я парень холостой. Вот только денег заработаю и тогда можно подумать,- ответил Леонид, отметив про себя, что разговор идет в нужном русле. Он достал еще бутылку и налил почти полный стакан Кириллу Аверьяновичу, себе чуточку. Выпили. Дед крякнул и выдохнул: "Крепка советская власть, да и больно долга".
-Обижаетесь на советскую власть Кирилл Аверьянович?- с умыслом спросил Леонид.
- Есть немного,- откровенно сознался дед.
-Отец то ваш, неужели, ничего не накопил, наверное, кое-что вам оставил,- провоцировал он деда на откровенность, заметив еще большее опьянение Кирилла Аверьяновича.
-Вот, ежели, бы ты женился на Катерине, так кое-что бы в приданое было,- ответил веселым пьяненьким голосом дед.
-Так что, ведь и женюсь, да деньги нужны,- снова напомнил про деньги Леонид.
-Вот у меня тут одна штучка есть, только не знаю чего мне с ней делать,- он медленно поднялся и ушел в свою комнату. Вскоре вернулся и протянул Леониду золотую пятирублевую монету.
-Государству ни за что не отдам. Оно мне 25% за нее уплатит и все. А ведь это мое, с чего я государству -то должен отдавать,- уже совсем захмелев сказал Кирилл Аверьянович.
-Дело простое, я знаю, где и кому сбыть,- ответил Леонид не ожидавший увидеть золотую монету. Он вертел ее с одной стороны на другую внимательно разглядывая оттиск царя, потом двуглавого орла и душа его ликовала: "Раскололся дед, наконец - то".
"Эх, крепка советская власть, да и больно долга",- пробормотал Кирилл Аверьянович и еле встал. Леонид помог ему дойти до кровати, уложил прямо поверх одеяла и ушел к Катерине, которая ждала его в постели.
-Чего вы с дедом говорили?- спросила она.
-Хвалит тебя, говорит, хорошей женой будешь. Хочет, чтобы я не тебе женился.
-А ты?
-Вот закончим работу, возьму тебя с собой на родину на месяц, познакомлю с родителями. Потом вернемся обратно и подадим заявление в ЗАГС.
-Правда?- обрадовалась она.
-В ноябре будем валить лес для сельхозтехники. Мы уже заключили с ними договор на строительство двух больших гаражей следующим летом. В декабре свадьбу сыграем,- посвятил он Катерину в свои планы.
-Как же мне с работой?
-Возьми отпуск, потом оформим больничный еще на неделю,- посоветовал Леонид.
-Хорошо, постараюсь,- ответила она уже, засыпая.
На следующий вечер, опять же за ужином, дед похвалил Леонида: "Катерину берешь с собой знакомить с родителями, молодец"!
Леонид и ему рассказал о дальнейших своих действиях. Кирилл Аверьянович слушал его и все больше убеждался в искреннем отношении Леонида к Катерине. После второго стакана вина дед как обычно вытер губы заскорузлой ладонью и произнес: "Крепка советская власть, да и больно долга". Потом, размышляя о судьбе любимой внучки, пошел спать.
В течении недели все уладилось на работе у Екатерины и вечером, прилично выпивший Кирилл Аверьянович, позвал Леонида к себе в комнату. Вынул из- под матраца небольшой брезентовый мешочек перевязанный бечевкой, развязал и достал из него несколько золотых монет, завернутых в обрывки газет: "Вот Ленька малая часть приданого Катьки. У себя в Закарпатье продай, деньги - то положи в запас на свадьбу".
Леонид с затаенным дыханием, не веря тому, что все складывается, как он думал, взял монеты, завернул их в платок и засунул в старый холщевый мешочек. На следующий день бригада плотников во главе с Леонидом и Катериной уехали в Закарпатье.
Через месяц, в начале ноября, вернулись. Подмораживало, изредка шел мелкий предзимний снежок, слегка посыпая дороги, кусты, деревья белым пухом. Целыми вечерами Катерина с восторгом рассказывала деду про встречу с родителями Леонида, про городок в котором они живут, про горы Карпаты.
Наступал праздник 7 ноября, народу предстояло отдыхать три дня. Каждый вечер дед выпивал по бутылке вина. Леонид ему помогал, но немного. За два дня до праздника Кирилл Аверьянович, уже пьяненький, спросил: "Ну, как с монетами"?
-Все нормально Кирилл Аверьнович. Деньги я отдал Кате на хранение.
-Вот это правильно,- согласился дед.
- Заявление в ЗАГС понесем с Катей завтра после обеда. Через месяц в декабре свадьбу сыграем. Жить у вас будем,- лил словесный бальзам на душу деду Леонид. После следующей порции вина, снова захмелев до веселого безразличья, да еще под убаюкивающие слова Леонида, Кирилл Аверьянович принес мешочек с остальными монетами и передовая его Леониду, сказал: "Вот вам приданое про запас, на черный день, По надобности будешь продавать, если чуть что, вам с Катей надолго хватит".
Ушел к себе и завалился спать.
Утром следующего дня, когда Катерина ушла на работу, а Кирилл Аверьянович спал крепким сном, Леонид оделся, взял спортивную сумку и вышел. Заскочил к своим ребятам. Еще раз объяснил старшему брату Василю, которого взял вместо себя руководить бригадой, что надо делать и поторопился на автостанцию к утреннему рейсу в столицу республики. Сидя в автобусе, мысленно подсчитал, сколько можно выручить денег за продажу монет на черном рынке. Получалось почти двадцать одна тысяча рублей, то есть он мог на эти деньги купить два автомобиля "Жигули" и капитальный гараж. Но, конечно же, Леонид и не думал продавать золотые монеты, имеющие еще и антикварную ценность. Он и первые монеты, подаренные дедом, спрятал у себя дома, а Катерине отдал часть заработанных денег на хранение, якобы от продажи золотых монет. После зимнего отдыха он собирался набрать другую бригаду и поехать на заработки в эту же республику, но в другой район. Когда мысли его упорядочились, он задремал и сквозь дрему иногда удовлетворенно улыбался, вспоминая время, проведенное в постели с Катериной, пьяного деда с его поговоркой и золотые монеты в своей сумке.