Аннотация: Рассказ долго валялся в недописанных, открыла сегодня и парой фраз закончила. Наверное, идея не нова, и ее тысячу раз уже написали до меня, но что-то свое я постаралась в нее вложить.
Это случалось с Маринкой по вторникам после полудня и иногда в другие дни, совершенно внезапно, чего она опасалась сильнее всего. Психиатр Марины считал, что у нее "параноидальная шизофрения" - это она подглядела в его записях, когда он однажды неосторожно оставил их на столе, а сам вышел из кабинета. И иногда ей казалось, что он прав, а иногда - что он дурак. В первом она почти убедилась, когда несколько лет назад, в самом начале ее лечения, это случилось с ней прямо в его кабинете, и Игорь Андреевич ничего, ничегошеньки не заметил, и даже глазом не моргнул на ее робкое: "Ну разве только что?.. Вот только что... Не важно". Но чаще она склонялась ко второму, особенно по вторникам после полудня, когда это с ней обязательно случалось, какие бы таблетки, прописанные Игорем Андреевичем, она не принимала.
Впервые это случилось с ней в четырнадцать лет, и сначала она очень испугалась, расплакалась, побежала, оступилась и больно упала. Когда все закончилось, она несколько часов, захлебываясь от рыданий и смешно икая, пыталась убедить родителей, что не придумывает и не разыгрывает их, предъявляя два хрупких доказательства: разбитую коленку и исчезнувшую неизвестно куда сумочку. Тогда родители решили, что Маринку обокрали и сильно напугали, вот она и наврала с три короба. Позже, когда "провал" - так Марина назвала свои приступы - повторился, они ее крепко пообнимали, накормили любимым мороженым, приговаривая "тебе показалось", а позже обеспокоенно переглянулись. Со временем устраивать истерики Маринка перестала, зато беспокойство родителей выросло до размеров похода к психиатру. Потом еще к одному. Потом к бабкам-гадалкам и цыганкам. Цепочка недоуменно пожимающих плечами людей в белых халатах и недовольно хмурившихся предсказательниц будущего оборвалась пару лет спустя на Игоре Андреевиче, не только не отчаивавшимся, но и очаровательно улыбавшимся уставшей и поседевшей маме, мгновенно проникшейся к нему доверием.
Игорь Андреевич вот уже три года не отчаивался - отчаялась Маринка. Лекарства, стационары, гипнотезеры и цыганки смертельно ей надоели, видеть на лицах близких и знакомых жалость и скрытый страх стало невмоготу, верить ей - никто не верил, поэтому она все реже и реже упоминала о случающихся "провалах", заметила маме при случае, что "кажется, проходит", поплакала вместе с мамой от радости и почти искренного облегчения, пообещала Игорю Андреевицу регулярно его навещать и не забывать принимать "Фенотропил", и наконец ее оставили в покое. Почти.
Ведь по вторникам после полудня и иногда в другие дни "провалы" по-прежнему случались.
В теплое время года во вторники Марина старалась выбираться в городской парк, находила там какое-нибудь спокойное место вдалеке от оживленных аллей, усаживалась читать книгу или делать домашнее задание. Иногда она так увлекалась, что не сразу замечала наступление "провала". Тем не менее, в какой-то момент тишина обязательно становилась такой давящей, что Маринка поднимала голову и озиралась по сторонам, чтобы убедиться в абсурдном, но реальном для нее феномене: люди исчезали, птицы переставали петь, насекомые жужжать, ветер не шевелил листву, воздух ничем не пах... Тишина давила на уши, отсутствие звуков и запахов удушливой паникой сжимало горло. В свой первый раз Марина побежала, в бесплодной попытке ускользнуть от безумия несуществования, но за семь лет она научилась жить с провалами - и каждый раз терпеливо ждала, когда реальный мир вернется, а он всегда возвращался так же внезапно, как и исчезал. Словно кичливый режиссер при монтаже фильма вклеивал в ленту несколько пустых пейзажных кадров и при просмотре - "щелк" - все исчезало, потом "щелк" - возвращалось, только этого "щелк" не было слышно.
Зимой Маринке приходилось хуже: в парке сидеть и отмораживать пятую точку как-то не хотелось, поэтому исчезновение всех и вся приходилось наблюдать во всей красе. Собственно, именно зимой, когда с ней случился один из первых "провалов" она убедилась, что окружающие не просто ничего не замечали: сколько бы времени она не провела в "провале", для остального мира проходила доля секунды, в которую, как им казалось, совершенно ничего не происходило. Интереснее было с часами Марины, которые как бы начинали спешить на минут на пятнадцать или больше, но все посвященные в ее проблему люди приписывали эту странность магнитным колебаниям и несовершенству механики. Ну и, что было подозрительнее всего, но от чего еще упорнее отмахивались окружающие - если Маринка в момента "провала" что-то держала в руках, то эта вещь исчезала после возвращения в реальность. Никогда не исчезало ничего из одежды или украшений, но сумка, ручка, чашка чая - растворялись без следа. "Провалы" редко случались в присутствии других людей, но Марину не переставало удивлять, что исчезни у нее прямо из пальцев вилка - родители моргнут пару раз, потом пожмут плечами и продолжат разговор как ни в чем не бывало, и точно также вели себя все, кто оказывался с ней рядом во время провала. Исчезновения различных предметов сначала тревожили и ее саму, и маму сильнее всего, хоть и по разным причинам: Маринка боялась как-нибудь захватить в неизвестность что-нибудь по-настоящему ценное, а маме иногда казалось, что Маринка не врет, не придумывает, и что все это с ней происходит на самом деле, а эта мысль была для нее страшнее того факта, что ее дочь считают шизофреничкой. Поэтому о растворившейся в воздухе вилке она старалась не думать, закапывала вилку поглубже в память, и через некоторое время ей начинало казаться, что все это ей привиделось.
А пока мама волновалась и седела на глазах, тревога Марины постепенно проходила, потому что она вдруг обнаружила некую закономерность в "провалах" и исчезновениях вещей, которая пришлась ей по вкусу. В свое первый "провал" девочка навсегда распрощалась с сумкой, в которой кроме кошелька и мобильника лежали ее школьные тетради и дневник, а также несколько любовных записок от одноклассника Славика, о которых она не успела еще пошептаться с лучшей подругой Юлей, из-за чего рыдала Маринка тогда особенно горько. На следующий же день о своем несчастье она почти забыла: Славик затащил ее за угол и неумело, но весьма страстно, поцеловал, а во время контрольной работы по истории, к которой Марина совершенно не подготовилась, ей попался вопрос, по которому она пару недель назад писала реферат. Тогда девочка не придала значения этим счастливым событиям, последовавшим за "провалом". Прошли годы, прежде чем она заметила не подлежащую сомнению связь: когда во время провала что-то исчезало, Маринке везло, и чем важнее для нее была исчезнувшая вещь, тем выше была цена, которую платили за нее неведомые экспериментаторы над временем и пространством. На первом курсе Марина утащила с собой в никуда тайком взятое для "посмотреть" обручальное кольцо двоюродной сестры за два дня до свадьбы. Последовал грандиозный скандал, зато через неделю в пачке с чипсами девушке попался выигрышный талончик на домашний кинотеатр. Поскольку буквально несколькими неделями ранее она нашла в лужице возле супермаркета тоненькую, но симпатичную золотую цепочку, а из всех знакомых только она умудрилась не отравится порченными пирожками из университетской столовой, чему в обоих случаях предшествовал вторник, провал и исчезновение соответственно мобильника и любимого маминого платья, смутные подозрения Маринки укрепились, а после нескольких незначительных экспериментов - окончательно подтвердились. Полгода спустя мамина фирма разыгрывала среди сотрудников лотерею на поездку на Кипр, и во вторник Марина целый день таскала с собой старенького плюшевого медвежонка, подаренного много лет назад покойной тетей на день рождения, с ним жалко было расставаться, но... Кипр... - и они с мамой провели чудесный две недели под жарким южным солнцем. Тогда же девушка уверилась, что подаренную ей в обмен на "провалы" удачу можно направлять, задумывая события, в которых ей понадобиться везение. Будучи на третьем курсе, она в конце концов перестала учить все билеты к экзаменам: достаточно было выучить один, и он неизменно ей попадался, если за несколько дней до сессии Маринка отдавала провалу записную книжку или флакончик духов.
Научилась она и быть осторожной, и без необходимости не держать ничего ценного в руках. Со сколькими конспектами, книжками, чашками и тарелками она распрощалась за семь лет! И сколькими приятными сюрпризами расплатилась с ней за это судьба.
И Маринка могла бы быть полностью счастлива. Могла бы, если бы не пресловутое "но". Была у происходящих вокруг нее событий оборотная сторона, к которой трудно было привыкнуть, и которую, увы, не компенсировало везение, не распространявшееся на мир эмоциональный. Кроме Игоря Андреевича все, кто знал о ее приступах, смотрели на нее как на бомбу с часовым механизмом, каждую секунду ожидая взрыва. Мама стала нервной и истеричной, часто плакала украдкой и все больше втягивалась в какую-то религиозную секту. Папа пропадал на работе неделями, чтобы не слышать очередных жалоб и не узнавать о новых пропажах, и, как подозревали и Марина, и мама, частенько искал утешения и покоя на стороне. Во дворе, хоть они и переезжали дважды за семь лет, на Маринку показывали пальцем и шептались за спиной, в университете преподаватели, не вникая в подробности, но зная о ее визитах к психиатру, обращались с ней осторожно и бережно, ставили хорошие оценки и всячески поощряли, что не могло не вызвать недовольство и зависть сокурсников. Школьная подруга Юлька, с которой они поступили в один университет, так долго дулась на Маринку за то, что та попала в элитную группу А, а то время как Юля, имевшая в школе лучшие оценки, оказалась в группе под несимпатичной буквой Г, что отношения так и не стали прежними даже когда злость и обида прошли. Только Славик, тот самый, чья записка пропала в первый провал, оставался с ней, с истинным благородством подставлял широкое плечо то под жалостливые слезы, то под гневные кулачки. Славик знал почти все - Маринка никому не рассказывала о связи между исчезающими вещами и везением, ну и о вторниках помалкивала, просто всегда старалась оставаться после полудня одна. Славик к провалам привык, даже научился шутить по этому поводу: хорошо, мол, что в Маринкиных "провалах" людей никаких нет, а то он бы заподозрил измену, - и вообще относился к странностям своей девушки довольно легко. До определенного момента.
Гром грянул, как это всегда бывает, безоблачным, совершенно ничем не отличавшимся от других днем. Славик явился на последнюю пару, сел с краю, Марине даже не кивнул, потом по звонку сразу вышел из кабинета, и на ее мгновенный встревоженный телефонный звонок не ответил. Она в растерянности вышла из здания университета, и тут же бросилась к нему, сидевшему на бордюре неподалеку.
- Славка, что случилось? Ты заболел? Ты такой бледный...
Он увернулся от ее поцелуя и отмахнулся от заботливых рук, встал, отошел на несколько шагов, поколебался, потом решился.
- Прости, Марин. Я так больше не могу. Я... в общем, давай останемся друзьями, ладно? И не смотри на меня так! Меня родители достали своими охами и ахами, одногруппники чураются, будто я заразный... Ну и летом, когда мы отдыхали на море, я встретил девченку. Обычная такая девченка. Обычная, понимаешь? И я... И мы... Ну, ты понимаешь. Но мы с тобой всегда будем друзьями, правда? Марина, ты меня слышишь?
Маринка не слышала. В ушах шумело, глаза застилали слезы. Как она могла не заметить? Что он такой же, как все. Что ему тоже... плохо с ней, страшно от ее странностей, завидно ее везению.
- Марина! Марина, да что с тобой?
Она будто очнулась.
- Все хорошо. Не важно. Мы можем остаться друзьями. Пойдем в парк? Вместе сделаем статистику, - она улыбнулась и крепко сжала его руку.