Когда первый человек пришел на эту землю, на ней никого не было - ни жестоких разбойников, ни жадных правителей, ни неправедных судей. Человек тот был высок, крепок телом, ясен разумом. Привел он с собой жену и четверых детей своих - трех сыновей и дочку. Когда пришел срок этому человеку, то провожали его уже двенадцать детей, не считая супруги.
Прошло много лет, и вместо одинокого дома целое село раскинулось по обеим сторонам речушки. Прихотливо и весело текла вода по дну широкой долины, беря начало в холодных ключах сопок на востоке и сливаясь в дремучих лесах с большой рекой на западе. Места хватало здесь всем - издревле было заведено, что каждая семья берет земли столько, сколько поднять сможет, а луга косили всем народом, распределяя затем душистое сено по дворам по справедливости.
Но время идет, и вот уже правнук одного разбойника стал князем и полновластным хозяином к югу от маленькой речки, а правнучатый племянник другого - бароном и владетелем северного берега. Правил же всей землей внук самого жестокого убийцы, что знала эта земля - того самого атамана, что сжег родную деревню первого человека.
И беда пришла в долину. Поспорили князь и барон, кому должно принадлежать маленькое село на самой границе их владений. Посылали войска, боялись встретиться один на один друг с другом как встарь. И вражда эта продолжалась из поколения в поколение, то затихая на много лет, то возобновляясь снова.
И только сельчане жили в постоянном страхе и горести, не смея даже подать голос, опутанные верой да налогами как с той, так и с другой стороны. Как начиналась усобица, бежали в леса, потому как победители убивали всех, кто жил на «вражьем» берегу. А кто победит - того не могли даже Боги предвидеть.
В тот день воины барона подошли внезапно, темной ночью, как разбойники. Они не стали искать встречи с вооруженным врагом, а стали убивать всех на южном берегу. Сначала убили мужчин, затем долго насиловали женщин и девушек, потом быстренько посажали ребятишек, что не сумели убежать (в основном малолетних) на копья, и довольные, пьяные отправились обратно к барону, доложить, что все сделано «как надо».
И надо же такому случится, что утром следующего дня, только скрылись последние всадники из баронского отряда, на дороге, с противоположной стороны, показался старик. Долго шел он до села, тяжела и нетороплива была его поступь. Длинная седая борода то и дело скрывалась в складках плаща, что был на старике. Темны и глубоки были глаза его.
Встретил его в селе только один мальчик, лет двух от роду, что спокойно сидел у тела убитой матери, терпеливо дожидаясь, когда та проснется, время от времени касаясь ее холодного спокойного лица маленькой ручонкой. С криком : «Деда, деда» схватил он без страха путника за руку, повел его к матери, путанно лепеча что-то на своем детском языке, прося чтобы незнакомец разбудил маму, ведь уже день.
Присел старик на корточки перед женщиной, провел по ее лицу рукой, зачем-то потрогал за шею. Много знал старик, но смерть знала свое дело еще лучше. Глядя на серьезное, мрачное лицо старца разревелся и малыш. Долго гладил его старый человек, обнимал, утешал, пока не пришли люди с той стороны.
-Почему вы не сражались?- спросил он их.
Горестно вздыхали здоровые мужики глядя на смерть своих родственников и соседей.
-Почему вы не сражались? - снова вопрошал старик.
-А ты по какому праву нас спрашиваешь? - с криком, в слезах отвечала ему одна из женщин, -Кто ты такой, чтобы спрашивать? Куда ты зовешь? Или может ты останешься нам за наших мужей, будешь кормить наших детей, когда их отцы умрут в поле с топорами в руках?
Много сказала она еще слов, обидных и горьких, но видел старик, что не все согласны с ней, что есть глаза, в которых еще остались мужество и честь.
-Я понял тебя, женщина. Но и неправедности такой, какую я видел сегодня, я не допущу. Согласны ли вы принять помощь от меня - обратился он к толпе, повышая голос, - Не за плату, не за страх, но за честь и мужество согласен я помочь вам.
И столько силы было в его голосе, столько гнева всесильного, что раздались десятки одобрительных голосов, и даже почерневшая от горя женщина, только что укорявшая старика, посмотрела на него с надеждой. Тогда сказал странник:
-Да пребудет с вами смелость и сила.
Развернулся и пошел дальше своей неторопливой тяжелой походкой, и черный плащ темным облаком развевался за ним.
Так на холме у села появился черный рыцарь.
Вскоре, узнав о проделках барона, князь очень рассердился. В гневе послал он свою дружину отомстить за смерть своих крестьян, перебить живущих на другой стороне реки. Напали на селение княжеские вояки, как на врагов лютых понеслись они на поселян.
Многие семьи ушли тогда из своих домов, но некоторые мужчины остались и стояли сегодня на мосту с топорами в руках. И получалось так, что нападающих было вдвое больше, чем обороняющихся. С посвистом и молодецкими криками скакали дружинники, каждый старался быть первым, поскорее добраться до схватки, позабавиться силушкой молодецкой.
Но не туча нашла на солнце, не зимний ветер подул среди лета, не завыли волки в чащобе. То черный плащ взвился за железными плечами, то земля дрогнула под копытом каменного коня, черный меч с гулом рассек воздух. Ожившим гневом показался черный всадник и той и другой стороне. Храбрейшие из храбрых как воробьи разлетались в стороны, глупые погибали на месте, трусливые бежали сразу. Всего несколько мгновений продолжалась атака черного рыцаря, но вот от монолитной сверкающей толпы княжеских вояк остались лишь жалкие единицы, разбегающиеся с ужасом в сердцах.
А мрачная фигура, не задержавшись ни на миг, все также стремительно мелькнула перед глазами изумленных крестьян и унеслась из села, в поле. На высокий холм за селом, вновь водрузив саму себя на невысокий гранитный постамент.
Пришла осень. Пришло время отдавать дань. Крестьяне с южной стороны платили налоги князю, с северной - барону. Золотую пшеницу, белоснежный лен, янтарный мед - все принимали на мытном дворе. Но более всего уважали белое серебро и тяжелое золото, но с бедняков брали и зеленой медью. Отдельный налог платился государю - императору и государевым людям, свою долю брала и церковь. Полагалось, кроме этого отработать на полезных для государства работах - дорогу, там, вымостить, или три дня на стенах отработать, либо на другом каком деле, однако, можно было и откупиться. Перед въездом на мытный двор необходимо заплатить малое - всего то купить подорожную, потом найти писца и заплатить тому, чтобы вписал в списки новорожденных, либо умерших, везде учет требуется. На разбитых дорогах стояли дружинники, в лесах - разбойники. И те, и другие брали свою дань, а повстречавшись друг с другом, старались мирно разойтись. И много, много было таких повинностей, обо всех и не рассказать. Каждый, кто ехал сюда, в начале пути казался себе богачем, а по возвращении домой - нищим.
Все должны были платить сильным бездельникам, за то, чтобы прожить на своей земле. Платили и жители той деревни, около которой сейчас стоял черный всадник. Но нашелся среди них человек, один из тех что стоял на мосту перед княжескими дружинниками, который не поехал нынешней осенью на мытный двор, не стал платить. А на следующий год еще двое присоединились к нему. А через пять лет уже никто, даже самые робкие и малодушные не поехали в город, на откуп к государевым людям. И могла бы беда прийти снова в маленькое село по берегам безвестной речушки, кабы не нагрянула война.
Приехал в село государь-императорский десятник. Весь в пыли и в рваной одежде, с государевым указом за пазухой. Силен был враг, Король из-за Моря, очень сильна его армия, и требуется императору для победы каждый пятый из мужчин, способных держать оружие, да пятьсот пудов зерна, да десять бочек солонины, сто саженей сукна льняного, да всего по малости многопудовой, да денег нужно, да и чтобы ратники вышли при полном вооружении, да желательно одвуконь, но если и на одном коне - тоже сойдет, да заплатить золотом и серебром недоимки с прошлых лет у кого сколько найдется. Для сбора недоимков государем выделен был особый человек, с нюхом крысиным, сам на крысу похожий, да молоденький писец. Чтобы записывать, стало быть, кто сколько должен останется. Уехал десятник и ушли с ним ровно пятьдесят человек - в основном молодые парни, больше холостые.
Вернулся десятник через три месяца. Вернулся не десятником, а сотником. Все тот же запыленный и рваный кафтан был на нем, да шрамы свежие белели на его лице, да седая прядь вплелась в черные, как вороново крыло, волосы. А с ним пришли лишь двое из села, и то - безрукие и безногие. Остальные легли на безвестных полях, сложили буйны головы в жарких сечах.
И просил сотник от людей еще большего. Каждого второго называл он, потому как силен враг, и слаба императорская армия. Сотня человек уходила поутру с сотником, и шли они уже без песен и смеха, а многие с тайным желанием отомстить за убитых сыновей или братьев.
Не успели будущие ратники и на пару верст отойти от села, как повстречался им черный всадник. Дико и страшно было видеть, как стоит впереди эта громадная фигура. Не развевался каменный плащ по ветру, застыл длинный и тяжелый меч в слегка согнутой, больше похожей на ветвь старого дуба, руке. Но почему-то исчез страх, и силой наполнились сердца, когда прошел черный рыцарь вдоль строя крестьян и каждого коснулся своим мечом, и каждый почувствовал тяжесть этого громадного меча. И еще многие почувствовали как будто сожаление от того, что не может железный исполин покинуть свое место и встать в строй, как обыкновенный воин.
Долго продолжалась война, но и она имеет свой конец. Во многих битвах участвовала сотня под предводительством сотника с седой прядью в волосах. Бились жестоко и умело, пощады не знали в сече, первыми шли на приступ, последними уходили со стен. В последней, решающей битве сотня шла на острие атаки, в первых рядах ворвались они во вражеский стан, но не богатств там искали, как другие, а голову Короля из-за Моря. На острие копья принес ее сотник императору, за что чуть не поплатился своей головой, потому как оказалось, что Король и император вроде и не воевали друг с другом, а вели военный спор. И вообще оказались кровными родственникам. Поэтому ехал сотник со своей сотней сейчас домой, за воинскую доблесть сосланный из императорской гвардии в безвестное село. Ничего не накопил он за свою военную жизнь, все его богатство умещалось вместе с ним на спине лошади. И все же хорошо было на его душе, ибо возвращалась домой сейчас почти вся сотня, за исключением двоих, что погибли в той, последней, битве.
Хоть и закончилась война полной победой, но повинности с людей не убрали. Уж больно было удобно требовать с людей непосильного, прикрываясь нуждой для родины. Однако как только отзвенели мечи на полях сражений, Всадники (так стали называть жителей села, а само село - Всадниково) перестали платить, либо отдавать чего, ни императору, ни князю, ни барону. Даже малой мзды с них не могли взять ни дружинники, ни разбойники на дорогах, потому что стали они носить с собой оружие, да не как простолюдины - на луке лошади, а как благородные - на поясе. В каждом доме в селе, за крепкими дверями, за пудовыми замками теперь хранились мечи острые, луки тугие да кольчуги латные, да у некоторых не по одной паре. Перестали Всадники чтить благородных, ибо не давало одно рождение дворянину крепости ума и тела, перестали слушать власть, ибо считали себя вольными людьми, перестали боятся силу и жестокость, ибо сами стали сильными.
Захотели Всадников усовестить, поехали в село императорские сборщики налогов, а за ними дружина немалая, а за той дружиной - отряды князя да барона. Налоги пособрать, а чересчур разошедшихся усовестить хорошенько, тюрьмой, али по простому - веревкой на суку. Очень всем им не понравилось вольнодумие, что творилось в широкой долине, по берегам маленькой речушки, в селе Всадниково.
Пару верст не дошли они. На очередном прихотливом повороте затормозили передние ряды на конях. Следующие, ругаясь, объезжали остановившихся и останавливались сами, как будто и люди, и лошади упирались в невидимую неприступную стену. Остановились все, огромной безмолвной тучей стояли и грамотные писцы, и умные приказчики, и остронюхие сборщики, и зоркие учетчики, и толстые приставы, и неповоротливые стражники, и лихие рубаки-дружинники, и безразличные ко всему возницы. А напротив них стоял черный рыцарь. И долго стояли они. Люди боялись пошевелится, а рыцарь не шевелился вовсе. И каждого из людей при виде этой мрачной фигуры, длинного меча, закрытого тяжелого забрала на рогатом шлеме, охватывал не то что страх, а ужас перед непонятным, неизведанным и очень опасным. Самые смелые, справившись с первой робостью, уж начали потихоньку окружать рыцаря, как пошевелился каменный конь! Как настоящий затряс гривой, фыркнул, совсем как фыркает кобыла в стойле, ударил копытом по земле. И холодом пахнуло людям в души, и ослабели руки, обнаженные мечи посыпались в траву, у лошадей ноги подогнулись, а люди бросились кто в рассыпную с криком, кто просто свалился с седла, а самые храбрые сумели усидеть и ускакать, но тоже с потерью, кто с малой, а кто и с большой. А конь под черным всадником сделал круг по поляне, загоняя людей в лес, и убрался восвояси. Бежали государевы люди еще долго, ибо долго лежал на их душах страх. Выходили они из лесу малыми группами, да в разных местах, через три-четыре дня, а некоторые вообще не вышли, сгинули в чащобах.
Много ли надо крестьянину? Кусок хлеба, да глоток воды. Крестьянина нельзя убить, предварительно не отобрав у него все - свободу, деньги, урожай, семью, дом, веру. Пока есть хоть одно - крестьянин будет жить. В городе, потеряв дом, человек становиться ничем, крестьянин же просто рубит новый. Отобрав у горожанина хлеб, можно убить его голодом, а крестьянин вырастит новый, а может даже в лесу прокормится. И так во всем. Ничем не могли правители навредить Всадникам. Вчетверо выросло село за десять послевоенных лет. И свадеб играли много, и приезжали сюда целыми семьями. Урожай радовал год от года, рыба в речушке не переводилась, ягоды в лесах шли ковром от самой опушки. До такой наглости дошли крестьяне, что распахали даже барские земли, сеяли и сажали на них, а потом, осенью, делили урожай по дворам, как сено после сенокоса. И после сбора урожая, в один из погожих осенних дней шла молодежь, парни да девки, на конец села, к высокому холму, к гранитному постаменту. Жгли костры около рыцаря, ели и пили много и шумно, а под вечер шли и каждый, проходя мимо темной фигуры старался коснуться полуопущенного меча, что черный всадник всегда держал в своей правой руке. Дольше всех оставался около черного рыцаря сотник с седой прядью в волосах. Прикипел воин душой к жизни деревенской, срубил себе дом, жил один. Но была у него одна странность. Любил сотник иногда, особенно в ненастье, приходить к холму позади села. Сидел, жег костер, беседовал с неподвижной фигурой. И казалось тогда сотнику, что и всадник хочет рассказать о том, в каких краях черный рыцарь слышал свист ветра, как блистала сталь в неизвестных сотнику битвах и как честь сходилась с силой на поле битвы.
Проходил однажды через село торговец, человек умом хитрый и душой жадный. Очень понравились ему места, и местные жители, а особенно понравилось звонкое золото и серебро, которым крестьяне расплачивались за его бесполезные безделушки. Остался он в селе на день, а потом на неделю, потом - на месяц и в конце концов остался жить совсем. Только иногда отлучался ненадолго - за новым потребным товаром. Ничего, казалось не изменилось в селе, но изменилось все. Хозяева наперебой бежали к торговцу, когда тот приезжал с новыми вещами, каждый старался переплюнуть другого в количестве вышитых золотом скатертей, серебрянных зеркал, нарядах для хозяек и дочерей, в заморской посуде. Недоверие и жадность поселились в душах, с ненавистью смотрел сосед на соседа за перекупленную вещицу, девки забыли о цветах, больше думали про наряды, парни бахвалились деньгами своих отцов и дрались на околице чуть не до смерти. Никто в долг не верил, все тащил в свой дом, гадил соседям, пропали смех и радость, а с ними и достаток в домах. Дошло до того, что закладывали торговцу будущий урожай, а общие поля стали косить паями. И долго продолжалось так, пока не поспорили две семьи на сенокосе про никчемный клочок сена. Вскинули косы друг на друга два соседа, две могилы прибавились на погосте после их ссоры. И снова сошел черный рыцарь со своего места, ибо призван он был помогать, и ему не нужны были щедрые дары или молитвы для того, чтобы услышать просьбу о помощи. Все утро, весь день, вечер и ночь простоял он под окнами дома торговца. Никто не вышел из этого дома, и все село замерло в ожидании. А на следующее утро нашли торговца разорванного собаками. Куры топтались и клевали золото и серебро из разорванных кошелей, свиньи лежали в лужах и грязи, закутанные в нежнейшие шелка, вороны дрались за сверкающие безделушки и устраивали гнезда из расписных скатертей. Не смотря друг другу в глаза собрали крестьяне все эти богатства и, не сговариваясь, отнесли в сельскую церковь. И никто, как признались потом, не взял себе и малого. Долго сидели потом, словно проснувшись после страшной болезни, разговаривали друг с другом, вспоминали старые обиды, но не со злостью, а с виной. А когда закопали торговца за оградой погоста, так все и вздохнули с облегчением. А роскошный дом, более похожий на барскую усадьбу сгорел следующей ночью.
Но, по правде сказать, не было у властителей этих земель особого желания и времени разбираться с непокорными, да и крестьяне не разу не перегибали палку, всегда требовали суда, и всегда суд выносил решения в пользу сильных и богатых. И крестьяне платили, угрюмо и молча. Но чтобы по своей воле отдавать или силой отобрать что - такое не удавалось даже самым лихим разбойникам, и многие из них испытали на себе крепость крестьянских топоров и мечей. А в особых случаях случаях садился сотник на своего коня и ехал разбираться то с княжескими слугами, то с баронской прислугой, прикрываясь императорским словом. И всегда казалось людям, что за плечом сотника вот-вот мелькнет черная фигура с полуопущенным обнаженным мечом.
Князь и барон тем временем были в столице, красовались боевыми подвигами, да делились планами на счет будующих завоеваний. Старый император умер, на его место взошел наследник, молодой да горячий. Грезил молодой император о новых землях, новых завоеваниях, уважении всех соседей, а более всего - о новой войне, с Южным Герцогом. Пока не оправилась страна от войны с Королем из за Моря, император ждал, но как только подросли вчерашние мальчишки в деревнях, как наполнилась государственная казна от налогов непосильных, как только пришла весна, послал император войска на юг.
Пришла весть о войне и к Всадникам. Садился сотник на боевого коня своего, и не было видно больше в его волосах седой пряди, потому как волос черных на его голове осталось немного. Повел он с собой не много, ни мало - три сотни человек, на вороных конях, в черных доспехах и только кончики копий блистали над строем, как кусочки солнца. Шли бойцы молча, без песен, но и головы никто не опустил, как будто шли люди не на смерть, а на дело - тяжелое и нужное. И снова увидели ратники черного рыцаря. И грозный клич пронесся над головами воинов, львиным рыком вырванный из сотен глоток. И медленно поднял рыцарь свой чудовищный меч над головой, приветствуя воинов безмолвным салютом.
А через месяц сошлись две огромные армии в чистом поле. И не успели императорские герольды возвестить о начале битвы, не успели знатные рыцари с обоих сторон сойтись в рыцарском поединке перед битвой, что было заведено издревле, как раздался над войсками звук рога. Протяжным воем пронесся этот звук над равниной, заглушая другие звуки, и столько непонятной ярости и боли было в этом кличе, что не по себе сделалось даже самым отважным. А седой сотник отложил рог и взмахнул булатным мечом, призывая к атаке. Только он один знал, на что способно три сотни Всадников. Как солому разметали они герцогских ландскнехтов, молнией пронеслись мимо приготовившихся к стрельбе лучников, вспугнули стаю конных кирасиров, что разлетелись перед черным клином Всадников, как мальки от щуки. Герцогская гвардия попыталась зайти сбоку, но бежали от мощного удара разом повернувшихся к ним крестьян в черных доспехах. Личная охрана герцога не успела сделать ничего, и вот седой сотник скачет обратно, неся на острие копья голову Южного Герцога. Без помех прошли Всадники обратно к своим, а на середине бранного поля остановился сотник, посмотрел на войска герцога, и махнул рукой, чтобы, мол, расходились люди. И побежали пешие ополченцы в серемяжных доспехах, побросав копья без наверший. Не прикрытые, разбежались лучники, повернули назад малые вассалы герцога. Последними скрылись бравые рыцари, раскрашенные плюмажами. Пустота открылась перед застывшим в изумлении войском императора. И раздался сначала один приветственный голос, его поддержал еще десяток и вот уже все войско закричало, заулюкало, приветствуя Всадников и их победу. Бросали люди на землю мечи и щиты, обнимались друг с другом, смеялись как во время самого веселого праздника. Один император и свита его не радовались. Бледен был император от гнева, так как смерть Герцога ему не нужна была. Приходился Герцог императору шурином, о чем знал и седой сотник. Поэтому передал он свою страшную ношу попавшемуся под руку молодому баронету, бледному от страха. Ничего не мог сделать император, ибо видел, что все его войско приветствует победителей.
Очень быстро понял император, что за сила объявилась у него в войске. Много раз он пытался предать Всадников, пытался разъединить их на поле битвы, пускал одних на стены во время осады вражеских городов, сообщал врагам места их стоянок во время передышек между боями. Только всегда была победа на стороне черных воинов. Немало голов получил еще император - своих соседей и родственников, пока не понял, что войной своей истребляет свою же семью. И в бешенстве рвал император стены своей палатки и топтал ногами золотые кубки - все войско преклонялись перед Всадниками и их сотником.
Возвратились Всадники домой победителями, имена многих из них были покрыты славой и честью. Стали они жить по-прежнему: пахали землю, собирали урожай, головы не склоняли перед сильными, всем миром решали общие беды и делили радости на всех. Мало того, многие в окрестных селах и деревнях, глядя на Всадников, захотели жить также, как и те. Люди перестали слушать государевы указы и жить начинали по совести да своим умом. Перестали искать правды среди лживых судей, защиты у алчных слуг государевых, перестали кормить бездельников, что во множестве расплодились в замках да усадьбах.
А императору только того и надо было. По злым наветам вызвал он в столицу самых честных да справедливых, что помогали людям и сами жили в согласии с сердцем своим. Среди них был и седой сотник. Отговаривали их ехать, да поехал сотник, надеясь малой бедой отвести беду большую. Схватили их еще в дороге, босые и безоружные предстали они перед императорским судом. Но ничто не могло сломить их гордости и храбрости, честно отвечали они на все лживые вопросы, но не признание нужно было государевым слугам, а смерть Всадников. Бросили храбрецов в самую темную и глубокую темницу. И понял там сотник, что не нужна никому его честь и храбрость, кроме них самих, что ложь и алчность поселились в древних стенах. А что может устоять перед Всадниками, даже малочисленными и без оружия? Голыми руками вырвали они железные двери, грудью проложили себе дорогу сквозь охрану, и трусы, что в избытке водились в каменных стенах неприступных замков в страхе бежали перед ними, как перед былинными богатырями.
Знал император о Черном Рыцаре, уже не смеялся он ехидно над рассказами своих провинциальных вассалов, которые божились, что один взгляд исполина вселяет ужас. Позвал он к себе главного священника, долго говорили в тайной комнате, подальше от чужих ушей. А на следующий день взревели дьяконы, взвыли клирики, запели юными голосами хоры, забормотали священники анафему всем свободным людям в императорских землях. Вышел указ на золотой бумаге со знаком особым и подписью верховного священника, в котором объявлялись все Всадники и сочувствующие им слугами дьявола, а Черный Рыцарь - самим Сатаной. Знал главный церковник, что вера людей в самих себя может быть так сильна, что незачем им будет и Бог.
Собиралось императором войско огромное, всех призвал он к себе, даже соседей, с которыми воевал недавно. Не объявлял войны император, незачем власти объявлять себя, если идет она убивать своих же граждан. Под черной маской, темной ночью, как разбойница, с железными оковами и превосходящей силою является она за тобой. И нет от нее защиты, нет спасения, не слышит она просьб и мольбу слабых, лишь ненадолго ее можно успокоить звоном полновесных монет да униженным существованием. Поцелуй руку господину - и завтра он подставит для губ твоих шпору, а послезавтра - копыто коня, измазанное навозом.
Собирались мужики в доме сотника, думу думать. Мрачен сидел старый сотник. Многое предлагали, то один решит драться, то другой предложит повинится, то третий - откупиться. Наконец встал старик, обвел всех взглядом.
- Император хочет смерти. Он ее получит,- а потом скомандовал четко, как на войне, - Всем спать. Выступаем по моему сигналу.
То не туман спустился с сопок, не море разлилось по всей земле, то армия императора вышла на равнину. Огромным полумесяцем окружила она совсем уже не маленькое село Всадниково. В почтительном отдалении стояли войска. Знали уже все, на что способны Всадники. А те стояли черной шеренгой перед стократно превосходящих их врагов. Не было странно или страшно на их душах, ибо стоял впереди строя, вровень с сотником, Черный Рыцарь. Все взгляды были устремлены на эти фигуры и страх холодными пальцами сжал все сердца в императорском войске. И передние ряды, позабыв о присягах и клятвах уже прикидывали, как половчее улизнуть с поля боя, как их панический ропот прервал приближающийся топот коня, звучный и легкий. А сквозь войско, одним только видом заставляя расступиться воинов, прошел неизвестный рыцарь, тонкий и стройный, красиво - могучий в плечах, с опущенным забралом и в латах чистого золота, ярких, как блеск звезды Альдебаран. И конь золотистой масти дыбился и еле касался копытами затоптанного ржаного поля. Голубой герольд на коне белоснежном, с лицом кротким и мудрым, спешил за своим господином. Чудные всадники быстро приближались к черным фигурам, стоявшим неподвижно. Одетый в золото осадил коня и наклонил копье, как перед началом сражения, а герольд, поднимая щит со странным гербом, где мешались лилии и звезды, столпы Соломонова храма и колючие терны, воскликнул слова, издавна принятые для турниров:
«Черный рыцарь, присутствующий здесь, хочешь ли сразится с моим господином, пеший или конный, на копьях или мечах?» И отъехал в сторону, ожидая.
Поднял тут голову Черный Рыцарь, загорелись его глаза за тяжелой решеткой забрала. Во времена, столь давние, что стали легендой даже для ушедших народов, был он воином и правителем, столь сильным и смелым, что даже враги преклонялись перед ним. И не было ему равного на земле, не было даже того, кто в открытую мог бросить ему вызов. Много жестокости и бед причинил он, за что и настигла его кара вечная.
Но сегодня чувствовал он перед собой противника которому нипочем ни сила железная, ни меч его верный, ни взгляд, смерть предвещающий. Но усомнился ли черный исполин? Черным сгустком ярости показался он, когда взял с места в галоп, отведя руку с мечом для удара. С заразительно-веселым, нежным смехом направил своего коня навстречу золотой рыцарь. Земля дрогнула от страшного удара, холодный колючий ветер пронесся в воздухе, взвыли волки в лесных чащах посреди солнечного дня, когда наполовину вошло копье в грудь Черного Рыцаря...
А золотой победитель подхватил из слабеющей руки черный меч, постоял немного над поверженным противником и скакнул прямо в небо, за короткое время сделавшись лишь яркой звездочкой, которая вскоре совсем затерялась в слепящих лучах солнца.
Дрогнули Всадники, видя этот поединок. Но неподвижен стоял сотник, хотя скорбел над тем, кого считал своим другом. Медленно поднял он рог к губам, и звук, тяжелый и страшный, пронесся над равниной. И оказалось, что мужество так глубоко поселилось в сердцах, а честь - в душах Всадников, что не усомнился ни один в своем выборе. Черным клином тронулись они, все ускоряя бег своих коней. В страхе бежал император, а с ним вся его свита, бросив войско, понимая, чем закончится эта атака.
А из войска императорского, навстречу убийственному клину начали выходить люди, тоже в черном, до пят, с крестами и хоругвями. Многие голоса кричали, и эти крики заполнили все вокруг, призывая сойти с коней и каятся. Монахи и священники, старые святые и молоденькие послушники, дородные попы и оборванные юродивые - казалось, что вся церковь сегодня вышла на поле боя.
Остановились Всадники, слезали они с коней своих ретивых, клали копья острые в траву, снимали шеломы и склоняли головы свои перед слугами Божьими. А те вынимали из подрясников своих, передавали друг другу дубины свинцовые да кистени железные, ибо негоже церковнику проливать кровь, а вот дух вышибать можно. Но хватило сегодня крови на всех. Шли за духовниками воины в тяжелых доспехах и резали горло оглушенным и беззащитным. Вскоре на резню подоспел император, властно и уверенно, как в бою, отдавал он приказы, заставляя воинов резать скот и сжигать дома. Когда дошла очередь до женщин, стариков и детей, императора перебил голос главного церковника. Смиренно просил воинов старик в бело-золотых одеждах дать время для покаяния всем захваченным врагам перед тем, как те сгорят в церкви...
Внимание: ...неизвестный рыцарь, тонкий и стройный, красиво - могучий в плечах, с опущенным забралом и в латах чистого золота, ярких, как блеск звезды Альдебаран. И конь золотистой масти дыбился и еле касался копытами затоптанного ржаного поля. Голубой герольд на коне белоснежном, с лицом кротким и мудрым, спешил за своим господином. Чудные всадники быстро приближались к черным фигурам, стоявшим неподвижно. Одетый в золото осадил коня и наклонил копье, как перед началом сражения, а герольд, поднимая щит со странным гербом, где мешались лилии и звезды, столпы Соломонова храма и колючие терны, воскликнул слова, издавна принятые для турниров:
«Черный рыцарь, присутствующий здесь, хочешь ли сразится с моим господином, пеший или конный, на копьях или мечах?» И отъехал в сторону, ожидая...
Эти строки есть стилизация под Н. Гумилева, «Золотой рыцарь».