Аннотация: Симбиоз фэнтези и социалки. Пока не понял насколько жизнеспособно.
Гром и Молния.
Деревенька Холмы, вопреки своему названию, лежала в низине, крутой овраг разделял ее надвое, и по склонам разбегались пыльные дороги, каждая из которых вела к своему дому. Кузнец по прозвищу Молот жил на самом краю деревни, за его избой начиналось кладбище. Многие косились на могучего соседа - потому что Молот работал шумно, сотрясая землю, - некоторые зло шутили, что рано или поздно кузнец все-таки умудрится поднять своим шумом мертвецов из могил. Скорняк Шнурок, старый, длинный, тощий, жил рядом с кузнецом. Его двухэтажные хоромы постоянно окружал гнилостный запах перепревших кож - люди обычно обходили дом Шнурка стороной, но не из-за запаха, а из-за двух громадных псов, каждый из которых срывался с цепи - аккуратно раз в неделю. Мягко выделанную кожу скорняк сбывал в городе, который подполз к деревне совсем близко. Оно и понятно - городские умники открыли секрет "вечных дорог", и теперь эти ровные бесконечные полотнища черной глины - опутали все вокруг. Деревенские до сих пор держались - глубокие колеи наполнялись грязью каждую осень и весну, лошади увязали по колено, телеги - по оси, но "вечным дорогам" сельчане, из врожденной упрямости, противились до последнего.
Чтобы пройти до кузнеца и скорняка, надо было миновать еще одну избушку - маленькую, приземистую, с почерневшими от времени наличниками вокруг слепых окон. Жила в этой хибаре старая бабка, настолько древняя, что почти не выходила из дому, и что случается совсем редко - не все в деревне помнили её имя. Поэтому никто не обратил особого внимания на то, что бабка уже давно не сидит на завалинке, а над полуразрушенной трубой вторую неделю не вьется дым.
Сорвавшийся с цепи Гром протиснулся сквозь редкий забор. Острый собачий нюх давно учуял запах старого, разлагающегося мяса. Пес осторожно пролез в притворенную дверь. В большой деревянной лохани он заметил источник запаха. Мертвое человеческое существо, седое исмердящее, полулежало в овальной бадье. Видимо, бабка решила помыться, неудобно повернулась - да и застряла. Навечно. Пес покрутился вокруг стола, осмотрел кухню, не нашел ничего интересного, снова вернулся к телу, сел на хвост и долго смотрел в мертвые белые глаза. Потом Гром заскулил, тявкнул, еще громче, пока утробный лай огромного пса не превратился в закладывающий уши, тяжелый вой собаки над мертвым человеческим телом.
Вскоре к вою присоединилась Молния - громадная псина, родная сестра Грома, вторая собака скорняка. Следом взвыл пес кузнеца, чуть позже присоединил голос кобель мельника, потом - еще и еще. Подали знак и городские шавки. Люди выскакивали из домов, руганью и поленьями пытались унять собак - но вой, протяжный, зловещий - не ослабевал.
Шнурок и Молот выгнали всех из избушки, занавесили окна.
- Карга старая, - в сердцах бросил скорняк.
Молодой священник в углу еще больше скривил лицо.
- Бери ее за ноги, вытаскивай. Разбухла вся, - угрюмо засопел кузнец. - Не будем ее мыть, просто тряпками протрем. Развалится в руках еще... Можно ведь так, отче?
Трое мужчин склонились над телом. Человек в рясе пытался выдавить благообразные звуки, другие двое быстро и ожесточенно протирали раздувшееся тело мокрой ветошью.
- Заворачивай, - рявкнул кузнец.
- Плотнее, - отозвался скорняк. - Ремнями. Саван давай... Вот дьявол! - воскликнул он, когда его большой палец провалился в гниющую плоть.
Священник не выдержал, метнулся из избы с выпученными глазами. Молот закончил паковать тело, присел на скамейку, оттер холодный пот со лба.
- Что с ней дальше-то?
- Закопаем, - спокойно отозвался Шнурок. Он и не такое видал - приходилось и с вовсе разложившихся лошадей шкуру срезать. Скорняк пошел вдоль стен, легко постукивая кулаком по темным бревнам. Кузнец зашел за печь, стал копаться в старых тряпках, и почти сразу наткнулся на увесистый позвякивающий мешочек. Молот просветлел лицом, высыпал монеты на ладонь - и снова помрачнел. Эти деньги из плохого железа вышли из обращения еще двадцать лет назад. Шнурку повезло больше - он обнаружил тоненькое серебряное колечко.
- Гроб дощатый будет, - проворчал скорняк и сунул находку за пазуху.
В красном углу в сундуке под куском холста нашлась бумага с печатью.
- Сволочь, - выругался Шнурок, когда прочитал. - Договор нашел... Эта..., - он оглянулся на длинный сверток на столе, - землю и дом заложила. Городской скрабник за нее дымный налог платил.
- А магистрат наш договор похерил, - сказал кузнец, и полез в карман за табаком. - Надо на загородное кладбище везти.
- Триста монет - могила, - со смешком начал перечислять Шнурок. - Сто монет гроб. Сорок монет - разрешение. Еще сорок - на бумаги для разрешения. Пятьдесят - на уход за могилой. Еще двадцать - венок и табличка. Итого пятьсот пятьдесят. Это только чтоб похоронить. Так что здесь похороним, - закончил подсчет скорняк. И добавил:
- Днем похороним...
- Может, ее "скинуть"..., - осторожно начал кузнец.
- Хуб хрен им в рот, - скривился Шнурок. - Еще и штраф заплатим.
- Магистрат...
- Хрен в хуб магистрату, - отозвался скорняк. - Мы с ними в свое время хотели по-хорошему. Они первые начали. Деньги решили на нашей смерти заработать. Жизни им теперь мало... Хоронили - и будем хоронить, - рассвирепел Шнурок. - Будет по-нашему. А магистратской службе я даже эту бабку не отдам, чтоб ей на том свете икнулось...
- Ладно, - согласился кузнец. На прошлой неделе они хоронили отца мельника - ночью, тайно, словно разбойники, заметающие следы. Еще десять лет назад, когда город еще не захватил Холмы, все сельчане хоронили родственников на погосте за домом кузнеца. И даже пять лет назад между городской властью и жителями деревни существовал негласный договор, по которому кладбище на окраине продолжало существовать. Но теперь у муниципалитета был другой план. На месте могил должны были установить поминальный камень - в честь героев последней войны. Все остальное горожан не интересовало...
- На том и порешим, - сказал Шнурок, встал с сундука, подтянул ремень с тяжелой, залитой свинцом пряжкой. - Мужикам надо сказать, чтобы побольше лопат взяли. Мало ли что?
Капитана магистратской гвардии звали Шокен, но среди солдат за ним прочно укрепилась кличка - Клинок. Недавно ему стукнуло сорок, но до сих пор капитан сохранил твердую руку и верный глаз - благодаря каждодневным упорным тренировкам. В его гвардейской "тридцатке" он сам, пожалуй, был лучшим бойцом. По-крайней мере на мечах, шпагах и саблях ему не было равных. Только в стрельбе Шокен не мог тягаться с лучником Тивой, а на топорах уступал Мору - старшему солдату в тридцатке.
- Капитан, - окликнул Шокена грубый голос. Мор, седой силач, который не боялся никого и ничего (за исключением начальства) - стоял навытяжку, словно в строю.
- Вольно, - разрешил Шокен. - Что надо?
- Капитан, - Мор явно волновался, хотя не всякий мог это заметить. - Я хочу на денек увольнительную попросить. Надо мне...
- Слушай, Топор, - среди своих ребят капитан всегда пользовался кличками. - Не сегодня. Завтра у нас сложное задание, а ты самый лучший боец. Давай так. Я тебя послезавтра отпущу - хоть на две недели. Договорились?
- Хорошо, - нехотя согласился солдат. - Капитан, я ведь не для себя...
- Это все. Свободен, - Шокена уже не интересовал разговор. Его мысли кружились вокруг полученного приказа.
Легко сказать - "не допустить захоронения в неположенном месте, исполнять приказы начальника магистратской службы похорон, обеспечить порядок"... А как это на самом деле будет происходить?
Солнце обещало жаркий день. К полудню воздух заструился над пыльной дорогой, повис, колеблясь мутным маревом, над травой. Тридцать человек при полном вооружении стояли на старом кладбище, и ждали уже два часа. Около солдат, протирая лысину розовым платочком, крутился круглый потный человечек.
- Капитан, посмотрите еще раз, - раздраженно говорил толстяк. - Может, они все-таки похоронили ее ночью? Смотрите, может, травой закрыли?
- Говорю вам, господин начальник, что она еще в деревне, - железным голосом отвечал Шокен. - Я своим следопытам доверяю.
- Идут, - сказал кто-то, и словно из-под земли появились первые люди. Они выходили из деревни спокойно, не торопясь, старательно отводили глаза от солдат, словно не замечали. Шестеро мужиков впереди несли ящик, грубо сколоченный из свежих смолистых досок. На похороны старухи собралось все население Холмов - от мала до велика. Каждому было интересно...
-Стойте, - вышел вперед начальник городской службы похорон. - Вам говорю. Стойте!
Сельчане постарались обойти толстого лысого человека, но тот не давал дороги, прыгал перед гробом словно кожаный мячик.
- Капитан! Помогите!
- Стоять! - рявкнул Шокен, и все вокруг оцепенели. Человек с таким голосом редко шутит.
- Заворачивайте! - взвизгнул толстяк. - Кому говорят - заворачивай!
- С чего нам заворачивать? - поинтересовался Молот.
- Она не оформлена! Здесь хоронить запрещено! Сначала оформите как положено - потом хороните. Или отдайте нам, - гнул свое муниципальный "похоронщик".
- Чтоб вы за нее деньгу получили, да как собаку закопали! - ввязался в разговор Шнурок.
- Здесь наше кладбище, - угрюмо просопел Молот. - Мы давно договорились...
- Где бумага? Где разрешение? Договорились они...
- Землю нашу забрали... Дерут деньги, как с городских... Живым покоя не дают, так теперь уже и мертвым... - заволновалась толпа.
- Поймите, - начал управляющий, стараясь сохранять спокойствие. - Договор ваш нигде не зафиксирован. Эта земля принадлежит государству, распоряжается ею муниципалитет, ваша выходка вам же дорого обойдется.
- Да не дороже смерти...
Клинку-Шокену этот разговор не нравился с самого начала. Да и парни, похоже, начали волноваться... Топор вообще вышел из строя, подошел к мужикам, которые держали гроб, что-то спросил. Что за самовольство? Капитан кожей чувствовал, как опасность накаляет воздух, холодный пот потек между лопатками.
- Полный беспорядок... проверки нет, разрешения нет...хороните черт знает где... черт знает как... черт знает кого...
- Эй, парень, а ну-ка, повернись, - вдруг прорезал общий гул резкий оклик Шнурка. - Я, парень, тебя знаю.
Капитан вздрогнул, когда старый седой Мор-Топор вскинул голову и повернулся к длинному тощему человеку.
- Ты же Мор! - крикнул в относительной тишине Шнурок. - Тебя же прокляли! Ты брата убил в войну. Мать тебя из дома выгнала...
Муниципальный чиновник застыл с раскрытым ртом, обалдело крутил головой - он выпустил ситуацию из-под контроля.
- Капитан!
- Старшина Мор! - скрипуче приказал Шокен. - В строй! Выполнять приказ!
Седой воин еще раз повернулся, спокойно выдержал взгляд командира, и через мгновение (так умел делать только Мор) - широкий топор, который до поры болтался за спиной силача, оказался в длинных жилистых руках. Поговаривали, что этот топор отобрал сотни жизней - как во время войны, так и в мирное время. Мор в свое время служил палачом, но никогда не рассказывал о прошлом, и уж тем более - не хвастался прошлыми делами.
- Не сегодня, - четко и внятно сказал Топор. - Это не черт знает кто... Мать это моя, капитан.
Шокен понимал, что он должен сделать. Он должен отдать приказ. Он обязан сказать: "Кругом!". Он пропустит мужиков на старое деревенское кладбище, а ребятам не надо ничего объяснять - они и так все понимают... Тем более что силачу Мору давно за сорок - мало кто из настоящих воинов доживает до таких лет. Топор умеет драться, может выйти против двоих, троих - и вернуться с поля боя.
А сегодня старшина Мор хоронит мать... его...
- Капитан!!
Шокен даже поморщился от этого визга.
- Взять его, - угрюмо сказал Шокен, и указательный палец правой руки показал на седого человека с топором в руках.
- Взять его, - в унисон сказал другой голос, и длинный тощий человек повторил движение капитана.
Сначала Шокен не совсем понял смысл фразы и жеста. Он даже подумал, что его передразнивают, и решил было разозлиться, как увидел две расплывчатые серые молнии.
- К оружию! - успел вскрикнуть капитан, а Молния уже прыгала ему на грудь. Гром отставал от сестры на какой-то шаг...
Двадцать восемь клинков блеснули на солнце. Толпа крестьян сначала подалась назад, а потом внезапно сбилась в плотный кулак. Такое случается довольно часто. Наверно, каждые сто лет. Окруженные безоружные люди, загнанные в угол, доведенные до отчаяния, до бешенства - перед зримой угрозой, перед врагом, которого можно схватить и смять, - они из толпы, из стада превращаются в боевую силу, способную уничтожить все и вся, неостановимую и беспощадную, затихающую лишь тогда, когда последний падает убитым.
Легко разогнать толпу в городе. Люди не знают друг друга, плохо понимают - чего хотят, и никогда не стоят за ближнего. Но в лесу, в деревне, где заодно соседи и родственники, где привыкли работать общиной, собираться единым столом, где твоя жизнь напрямую зависит от жизни товарища - разогнать толпу, если уж она собралась - почти невозможно. Страшен разъяренный крестьянин.
- Бей их, - тихо и бешено сказал Молот.
И дружный рев десятков глоток заглушил вой собак и проклятья Шокена.
Часть женщин, визжа, бросилась обратно к деревне. Но некоторые - остались, вместе с детьми. Клинки обагрились кровью, но тем, кто решил драться, было уже все равно. Молот лопатой пробил голову одному солдату; но другой срубил черенок оружия кузнеца, вторым ударом отсек кисть правой руки; и тогда богатырь левой вбил человеку в грудь латную пластину его же доспеха. Шнурок свинчаткой на ремне свалил одного, второго - их тела скрылись под серыми рубахами крестьян. Мор-Топор принял на себя удары сразу трех бывших товарищей, и расправился с ними за пять взмахов своего оружия, а лишился лишь одного глаза.
Шокен все-таки умудрился вытащить кинжал, хотя собаки рвали его буквально на части. Кобель взвизгнул и откатился - получил свое! Сука, рыча, упорно пыталась добраться до горла, почти добралась, и только стрела - капитан сразу понял - чья - смогла ее остановить. Клинок с трудом выбрался из-под мохнатого тела, оглянулся - и не поверил глазам.
Нет, конечно, капитан участвовал в боях куда более многолюдных. Но такой скоротечной, страшной и беспощадной схватки никогда не видел. Казалось, что он стоит посреди моря серых рубах, вперемешку с доспехами, и нет раненых - только убитые. За несколько минут, даже меньше - две сотни жизней разменялись на три десятка таких же... Капитану захотелось протереть глаза, а лучше - проснуться... На ногах стояли только четверо.
Свинчатка на ремне просвистела около самых глаз - Шокен уклонился чудом. Меч капитана описал дугу, разрезал плетеную кожу оружия скорняка, а возвратным движением Шокен вскрыл тощему заводиле артерию на шее. Шнурок ухнул и повалился на спину. И тотчас же громадная сила навалилась сзади, оплела руками (правой кисти не было, из культи плескала кровь), Шокен почувствовал, как хрустят ребра. Капитан не потерял головы, переменил хватку, меч прошел под мышкой, а в следующее мгновение, когда хватка ослабла - Клинок уже рубил голову Молоту.
- Капитан, - окликнул Шокена знакомый голос.
Клинок прыгнул вправо - у Топора был поврежден левый глаз. Мор не успел защититься, он почти ничего не видел - а холодная сталь уже вовсю хозяйничала у него в груди...
Шокен оглянулся еще раз. Кажется, все... На ногах он один. Жив. Живой. Есть кто еще?
Вот, кажется, женщина... Душит Тиву. Лучник пожертвовал стрелой ради командира. Шокен подошел, пнул молодайку ногой "под дых", и по мягкому, безвольному движению тела понял, что Тива все-таки успел - из ребер женщины торчал нож. У самого Тивы кадык провалился почти к позвоночнику. Оказывается, много силы в женских пальцах с грязными ободками под ногтями.
- Паскудство, - пробормотал капитан.
Он сидел долго, невидяще смотрел вдаль, и старался ни о чем не думать, потому что мысли, которые рождались в голове капитана, были одна другой черней. А ему надо было что-то светлое, теплое, манящее.
Вокруг суетились подоспевшие непонятно откуда люди, кого-то укладывали на носилки, откуда-то слышался плач, кто-то окликал Шокена, но Клинок только отмахивался. Не сегодня.
Через какое-то время капитан понял, что сидит на крышке гроба. Рядом валялась лопата - вся в крови, словно обмакнули в красную краску. Шокен судорожно вздохнул, ухватился за черенок. Потом встал, попробовал поднять гроб. Тяжело, нужен помощник.
- Эй, погоди, - окликнул он одного из новобранцев, которых взяли для оцепления.
- Помоги, надо его поднять, - они подняли гроб, и Шокен оглянулся, примечая место. - Понесли...
Лопата легко входила в жирную землю, Шокен быстро опускался все ниже и ниже. Хорошо работается на свежем воздухе. Скоро вечер, опустится прохлада, заклубится туман около леса, можно забежать в холодное белое облако, и спугнуть звонкое эхо. Утром встать с восходом, забросить на плечо отбитую с вечера косу - и валить широким взмахом податливую, пахучую и мокрую от росы траву...
- Капитан, - этот голос Шокен тоже знал. - Капитан? Что вы делаете? Отставить. Капитан Шокен...
- Не сегодня, - пробормотал Клинок. - Только не сегодня, генерал...
Капитан Шокен по прозвищу Клинок выбрался из широкой и длинной могилы, одним движением спихнул светлый гроб в темный провал.
- Ну, что встали? - не поднимая головы сказал он тем, кто сейчас окружал его. - Закапываем...