Аннотация: Посвящается роману О.Брилевой "По ту сторону рассвета"
Началось все вечером. Нет, путаю. Началось уже давно, просто тем достопамятным вечером приключилось нечто необыкновенное.
Нет, уж лучше все по порядку. Солнечным майским днем я, моя жена - Элия и дочь - Арина зашли в магазин. Книжный. Так себе, захазный магазинчик на краю города, где продаваливсевозможные канцтовары, пособия, учебники и немного серьезной литературы. Но мое внимание сразу же привлек толстый синий двухтомник, на котором было написано - "Берен Белгарион". Если мое сознание и сопротивлялось, то очень недолго. Уж очень я люблю Средиземье.
Я предвкушал. Летел домой, как на крыльях. Чтение. Чтение с большой буквы, со свежих, еще пахнущих типографией страниц. История Джона Рональда Роуэла Толкина. На целый двухтомник.
Пропустив мимо сознания (недоуменно) вступительное слово, я перешел в "тот" мир. Поначалу все казалось (гм, как это сказать?) - туманно. И мне представлялось, как из этого тумана передо мной проявится Средиземье. Сказочное и манящее, полное героических сказаний и интригующих тайн. Ведущее и зовущее к подвигу, страна, где честь и правда - не пустые слова. Но после второй сотни страниц пришлось подстегивать самого себя, заставлять читать. Уже тогда в голову закралось сомнение, что описанное автором - лишь проекция на наш бренный земной мир. Средиземье рушилось, по кирпичику, по песчинке, пока не разрушилось совсем.
И я, быстро миновав стадию недоумения, пришел в ярость, а потом и просто в бешенство.
Как новичок Interneta, начал с поисковиков. Много денег и времени убил на то, чтобы найти только упоминания об авторе. Но, к сожалению, везде натыкался на ссылки, непонятные разговоры далеких от литературы людей... В общем, долгая история. Повременка развивает реакцию и внимательность, но сильно мешает виртуальной жизни. Этакое зомбирование, в общем.
Прошло полтора месяца, прежде чем мне повезло. Я наткнулся на Серую Коалу. Сбросил постинг, попытался прорваться на форум... В общем, опять долгая история... и вот, наконец, я здесь. То есть там, на Куличках. Постинг проигнорировали (ну это и понятно - отвечать на всё подряд нелогично, согласен), а мою "проверку" забраковали. Меж тем, усмотрев, что на ресурсе зачастую появляется и Ольга Александровна Брилева я развернулся.
Ух и развернулся! Я старался выглядеть носорогом, раненным в пятку. Рвал и метал, нарушал все правила диалога, то есть игнорировал мнения, не признавал равноправия, становился в позицию и так далее, пока не дошел до силовых приемов. Но я еще не знал, кто стоит за моей спиной.
Ну так вот. Попросили меня извиниться за некоторые слова. Я, значит, извиняюсь. Но нет, оказывается я еще и оскорбил христианство, и за него тоже просят извиниться. Ищу, нахожу. Батюшки, а слова, оскорбляющие христианство - не мои, а Ф. Ницше.
Так вот, сижу вчера поздним вечером, чешу волосенки, думаю, как бы мне так вывернуться, чтоб, значит и за Фридриха Вильгельма извиниться, да и самому не оплошать. Вроде, на брудершафт не пили...
Мои все улеглись в спальне. И тут - чувствую.... То ли дверь открылась, то ли сквозняк в окно. Темно уже, один монитор глаза слепит.
Стоит. Рядом. Не жив, не мертв. Волосенки мои медленно и уверенно поднялись дыбом. С опаской, чуть-чуть поворачиваю голову.
Стоит. Хоть ты тресни! Вперился глазами в монитор, ну чисто Максим Горький в профиль. Только одет - не по нашему. Хламида серая, сандалии - поношены, поверх головы - то ли чалма, то ли тряпка намотана.
В общем, я трясусь, а он - ни с места. И просвечивает, ребята, ей богу - просвечивает! Но просвет, значит, окна.
У меня на мониторе, буквами за стеклом, написано: "Уважаемый N. Не знаю, как отнесется к моим словам Фридрих Вильгельм Ницше, но готов за него извиниться. Конечно, это не вполне корректно по отношению к знаменитому мыслителю, но думаю, он меня бы не укорил...".
И тут приведение говорит, а у меня словно ветер по мозгам прошелся:
-Почему же не укорю? Еще как укорю. Любая оформленная мысль, произнесенная вслух, достойна существования. Разум породил ее и она уже существует - не смотря ни на какие запреты. Свободу мысли никто не отменял.
-Хотя мне кажется, что время давно наступило, - добурчал он через несколько секунд на чистейшем русском языке.
-Позвольте, - начал было я.
-Не позволю! - загремел призрак, - Rotznaze1, ты прочитал моего Заратустру, и думаешь, все можно? У тебя не хватило ума разобраться даже в Ecce Homo, а еще полез за меня извиняться?!
-Тихо, тихо, - зашипел я, - Жену разбудите.
-Я не разговариваю вслух, - уже спокойней произнес пришелец, - Я, как видишь, нематериален и не умею сотрясать материальный воздух. Мои слова - в твоем разуме.
-Кстати, можешь со мной тоже разговаривать разумом, - вполне благодушно добавил он.
-А вы кто? - задал я немой вопрос. Ощущения, я вам скажу, неописуемые.
-Фридрих Вильгельм Ницше - фыркнул он в ответ.
"Ой, да что я сижу, баран безмозглый, надо предложить табуретку..." - пронеслось в голове.
-Сидите, mein Freund2, сидите, я уж тут - в кресло... - незамедлительно ответил Ницше. Властным движением руки он согнал с кресла у входа Призрачного Короля, который шестимесячно и незыблемо занимал эту часть жилплощади (и все время шипел, как только я садился к компьютеру ваять нетленку: "Пиши про нас-с-с. Рас-с-скажи про нас-с-с") и уселся сам.
-А у вас тут запущенно, - словно для себя проговорил Фридрих, поудобней разваливаясь в мягких нутрах.
-В свое время, mein lieber Freund3, я совершил глупость, позволив поселиться внутри своего разума нескольким личностям. Я вообще плохо уживаюсь с людьми, да и сейчас, по правде сказать, не очень то ищу их общества. Знакомство со мной опасно и чревато, - задумчиво произнес призрак Фридриха Ницше. И продолжил, уже бодрее:
-Я позволял личностям внутри себя спорить, дружить и размышлять. Пока не появился Заратустра. Теперь я и есть Заратустра. Заратустра, покинувший разум Ницше 3 января 1889 года. Оставшиеся были не в состоянии удержать мой ум. Вагнер, Христос, Дионис - вы могли наблюдать за их крахом в моем теле. Ну что мы о грустном и о прошлом? Садитесь и пишите.
Я повернулся и приготовился печатать.
"Уважаемый N. Я, Фридрих Вильгельм Ницше, хотел бы ответить вам, что..."
-Постойте, постойте, - вскричал я, - Какой Ницше?!
Мыслитель посмотрел на меня недоуменно.
-Если я выкину такое, - продолжал ваш покорный слуга, - Толку будет немного. А точнее будет толк (какова двусмысленность: толк - talk4 - прим.авт) в обратную сторону. Меня за такое самого в психушку упекут!
-Действительно, странно, - пробурчал Фридрих, - Я, кстати, заметил, что правду всегда стараются..., как вы сказали молодой человек? Упечь? Да, упечь... в печь. Тогда придется вам стать мне настоящим другом. Мысль выпить на брудершафт не так уж и плоха. С тех пор, как я покинул собственное тело, у меня совершенно нет проблем с пищеварением. Раньше я был ну просто ходячей болезнью.
Философ сделал неопределенный жест, будто ловя нечто в воздухе, и - гопля! В его руке появилась темная бутыль, наполненная жидкостью. Жидкость за стеклом утробно взбулькивала.
-Что это? - жалобно пискнул я.
-Нектар. Амброзия, - деловито пояснил профессор, ловко разливая дымящееся пойло в граненые стаканы. - Хорошо быть Заратустрой. Ну, за литературу!
Хряпнули. Амброзия напоминала дряннущий самогон, который в нашем городе мог гнать только один человек. Хабибулов Петро Давидович. Однажды я уже пил такой и кончилось это, насколько помню, плачевно...
-В соседнем подъезде брали? - спросил я, сумев, наконец, втолкнуть воздух в пылающие легкие.
-Ну и говно! - промычал Фридрих сквозь слезы.
-Профессор!? - я укоризненно посмотрел на призрака.
-Извините, забылся, - Ницше выглядел явно смущенным. - Давайте к делу. Что там у нас?
Я с готовностью указал на синий двухтомник на столе. Фридрих Вильгельм встал с кресла, подошел, положил руку на картон обложки.
-Хорошо отредактированный бред.... Не понимаю, о чем спор. Женщина писала?
Я с готовностью кивнул:
-Но посмотрите в контексте с этим...
Быстро нашел на полке Сильмариллион и Властелина колец. Некоторое время колебался, доставать ли свою рукопись-распечатку. Но (была - не была!) когда еще такого критика найдешь?
На шесть книг Толкина у Ницше ушло секунд сорок. На мою рукопись - два мгновенья.
-Сказки, - фыркнуло приведение.
Сильмариллион заставил прозрачного философа призадуматься на пару минут.
-Филолог писал? - спросил он наконец.
-Да, - снова с подобострастной готовностью откликнулся я.
Фридрих поджал губы:
-Будь я Торквемадой - автору бы сильно не повезло за такую трактовку Библии. Но, увольте, ничего особенного здесь нет. Спорить здесь не о чем. Сплошняком прописные истины для детей среднего возраста. Чего вам, милейший, надо?
-Я скажу, чего надо! - визгливый крик заставил меня подпрыгнуть. Ницше и ухом не повел.
-Здороваться надо, - обратился Фридрих к новому гостю. Теперь и я увидел пришельца. Здоровенный детина, выше меня на голову, в клетчатой юбке, с мечом за спиной, бицепсы, трицепсы, развитые икры - все как положено. Но когда молодец вышел на свет, я чуть не вскрикнул от удивления. К мощной, бычьей шее прилепилась голова старца. Щеки, заросшие черной щетиной, седые космы; толстый и красный нос. И все же я сразу узнал его обладателя. Знаменитая трубка заткнута за пояс, словно кинжал.
-Джон Рональд Роул Толкин, собственной персоной, к вашим услугам! - гаркнуло страшилище и удивительно ловко сграбастало с журнального столика нашу с Фридрихом бутылку. С бульканьем отпив половину, Джон вернул посудину на место. Вытащив из складок юбки кусок черствого хлеба, закусил.
-Лембас меня достал. Будто в Средиземье нет другой пищи, - начал было спокойно Толкин, но, опомнившись, заорал:
-Я скажу, чего надо! Вот я Джон Рональд Роуэл Толкин, профессор! Да, я профессор, мать-перемать вашу эдак!
-Спокойней, коллега, спокойней.
-Я те дам - спокойней! Я те дам - коллега! Ох, о чем это я? Ах да, я профессор. Я Джон Толкиен. Я создал Средиземье! Я написал и Сильмариллион! Я создал мир! И поселил там себя! Я Берен! Ясно! Ясно? - Толкиен попытался схватить меня за грудки, но руки его проходили сквозь все материальное. Профессора и внимания на это не обратили.
-Я хотел одного - покоя! - орал взбеленившийся Толкиен, - Вы читали Булгакова?! Я читал! Я и есть - Мастер. Я и есть - Берен! И Лэ о Лэйтиан моя гавань, мой дом, ясно вам, ублюдки?! Я завещал написать на могиле - Берен! Я взял туда с собой свою любовь - мою Эдит! Лутиен! О чем я говорю - взял в могилу любовь?
Ницше подмигнул мне и сказал: "Принеси".
Я молнией метнулся в другую комнату, к книжному шкапу.
-Так, так, Булгаков, Мастер и Маргарита... Не то, не то... Вот.
Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Вернувшись и закрыв за собой дверь, я застыл в шоке. Толкин ревел буйволом и крошил двуручным мечом Ницше в капусту:
-Я - Берен! Я дерусь на мечах! Я любого уделаю на мечах, кроме Турина! Я сплю с летучей мышью - вампиром! Я служу Саурону! Я убиваю друзей! Я иду к вере! К вере в Эру, который существует, хочу я этого или нет! Мне нет покоя! А он мятежный ищет бури! Это не drengskarp5! Это nithinsverk6!
Фридрих стоял, скрестив руки. Призрачный меч полосовал его направо и налево, однако философ не обращал на это внимания. Хотя нет, край серой хламиды иногда приподнимался и оттуда недоуменно выглядывала треугольная змеиная голова.
"Белая горячка", - подумал я, слабея.
-Calmez-vous7, Джон. Мы напугаем нашего юного друга.
Толкин быстро обернулся, смущенно взглянул на меня, и стал неумело засовывать двуручник за спину. Вид у него был донельзя растерянный. Я тактично молчал. Наконец, все уселись. Фридрих достал третий стакан, и мы хлебнули еще по разу.
-Так вы - автор Сильмариллиона, - утверждающе сказал Ницше.
-Да.
-И вы, как понимаю, поселились в мире, вами же и созданном. На острове, насколько понял...
-Разрушил мой мир. Только битвы. Я так унижен. Я...
Джон Толкин заплакал:
-Калечу слуг. Пью днями и ночами. Стал алкоголиком. У меня руки трясутся. Ругаюсь последними словами, и все матерно...
-Ну, успокойтесь, профессор, - проговорил Ницше, - Давайте разберемся, почему вы оказались в таком положении.
-Ну, на этот вопрос, наверно, могу ответить... - начал было я с некоторой долей самоуверенности.
-Я всегда верил, что книга - это вторая реальность, а ее создание - мистический процесс сотворения мира. Надеюсь, это не надо доказывать, - опустив голову, глухо, словно из-под земли, начал Толкин.
-Особенно мне, - равнодушно проговорил Заратустра. Джон никак не отозвался, а продолжал:
-Властелин написан моей кровью, и он таков, каков есть. Другого я написать не могу. Но есть еще кое-что. История любви смертного человека Берена и дочери короля эльфов Лутиен Тинувиэль. Я думал о себе и Эдит, когда сочинял это. Мы долго жили в любви и согласии, пока, однажды, страшным, незабываемым утром я не проснулся в хижине на краю света... А надо мной нависло сморщенное старушечье лицо. Этот кошмар, он преследует меня каждый раз, стоит лишь кому начать читать обо мне в этом, - дрожащая длань указала на две синие книги, лежащие на краю стола. - Дайте мне... Дайте мне это...
Я попытался было встать и достать книги, но Фридрих спокойным движением остановил меня. Вместо книг он ловко всучил человеку в юбке зеленую бутыль. Джон Толкиен осушил ее полностью и снова заплакал.
Гопля! И в руке бывшего профессора Базельского университета появилась очередная бутылизированная версия самогона.
-Я унижен! О, как я унижен! Меня списали с фильма! Саурон - мой хозяин!
-Хозяин тоже унижен. Он в гневе. Его выс-с-ставили тупицей. Глупцом. Ходячим с-скелетом без-с-с капли ума. Вмес-с-сто того, чтобы раз-с-збудить Мелькора он начинает увещевать Вас-с-с, Мас-с-стер! - Призрачный Король, что все время смирно стоял за шторой, высунулся и, казалось, плевался слюной. По крайней мере, шипел он больше обычного.
-В гневе! - взвился Толкин. - Это я в гневе! Я взбешен! Я схожу с ума! Вы не знаете, как сходят с ума!
-Я знаю, - отпарировал Фридрих, но Джон снова не обратил на это никакого внимания.
-My dear friend8, - Рональд Роуэл посмотрел на меня, - Я дам вам кинжал. Вы совершите drengskarp, вы пройдете там, где никто не проходил...
Одновременно Толкин что-то искал за поясом, нашел лишь трубку, посмотрел на нее мельком...
-Ну-ну, профессор, это не наши методы, - начал Ницше.
-Не нукай, не запряг! - мгновенно рявкнул тот, но тотчас же смутился. - Извините, привычка с той стороны рассвета.
-Рукописи не горят, профессор. Вы знаете это лучше всех, - спокойно продолжал Заратустра. Я заметил, что рука его покоится на томике Булгакова.
-Тогда мы перепишем все! Я лично стану вам диктовать! Я призову Шекспира, черт побери!
И тут оба призрака совершенно синхронно повернули головы. Снова будто отворилась дверь, потянуло холодом. Фридрих и Джон заревели в два горла:
-А вас, Федор Михайлович, никто не звал!
-Извините, извините, - пробормотал густой бас и призрачная фигура, так и не успев до конца материализоваться, исчезла.
-Тогда вам придется существовать в трех мирах, - снова спокойно продолжил Заратустра. - Это не вариант. Вы разговаривали с автором, Ринат? Что она сказала?
-Ну, никакой автор не станет переписывать собственное ради одного читателя, - понял я вопрос Фридриха.
-Боже мой, два года я выверял и правил роман уже после написания, - простонал Джон.
-Тогда мы объявим войну, - просто сказал Фридрих Вильгельм.
Тишина повисла. Она висела секунд пять, пока Джон Толкин осознавал произнесенное.
-Война, - сказал он тихо, будто пробуя на вкус это слово.
-Война! - заревел он не хуже Мела Гибсона. - Война! Война!! Война!!!
Он вытащил из-за шторы Призрачного Короля: вдвоем они принялись исполнять нечто вроде боевого танца, встряхивая полупрозрачными телесами, выкрикивая уже нечто совершенно нечленораздельное.
Фридрих некоторое время смотрел на эти пляски. Потом повернулся ко мне:
-Забудьте на время о правилах. О любых правилах. Забудьте о собственной защите. Только нападайте. Почитайте мое "По ту сторону добра и зла"...
-Фридрих Вильгельмович, наста сез суляйсез9, позвольте...- бормотал я оторопело. Ницше, не обращая никакого внимания на мои слова, гнул свое. От его голоса, холодного, жесткого, страшного - кровь стыла и страх тугими клубками закручивал легкие.
-Промозглыми ночами не бойтесь засылать Короля. У меня, честно говоря, мороз по коже прошел, когда я увидел ЭТО в вашей комнате. Бр-р-р! Он не часть мира. Он существовал и до нас. Этот верзила в кильте не выдумывал их - они сами к нему пришли...
"Что за глупости", - думал я уже полностью оглушенный происходящими событиями.
-Выпейте, - Ницше налил полный стакан, - Ваша задача - стресс. Помните, что стресс, встряска, движение и есть мотив, повод жить. Загоните в угол. Плюйте в лицо и не утирайтесь, когда плюнут вам. В угол, чтобы увидеть загнанное, нервное, жалкое, растерянное существо и там, в углу, из грязи, блевотины и навоза и родится нечто, что вознесется к свету и мудрости...
От этих слов, от их ужасного смысла, от мрачных перспектив и в первую очередь от нечеловеческой дозы спиртного у меня начало мутится в голове. Мир на миг вспыхнул, ушел из-под ног и погас. Но и там, на краю Вселенной, я слышал Слова...
Проснулся утром. Машинально провел по зубам языком - все ли целы? Они мне еще пригодятся.
Встал. Голова кружилась. Похмелья не было, даже изо рта не пахло.
"Приснилось, что ли?" - ошеломленно думал я.
И тут увидел. И снова - мороз по коже. На экране, поверх Word-овского шрифта, поверх текста, под стеклом и на экране, по-русски, размашистым почерком. Написано:
"Инстинкту теолога я объявляю войну: всюду находил я следы его. У кого в жилах течет кровь теолога, тот с самого начала не может относиться ко всем вещам прямо и честно. Раскрывающийся отсюда пафос называется ВЕРА, т.е раз и навсегда закрывание глаз, чтобы не страдать от зрелища неисправимой лжи. От этого обмана создают себе мораль, добродетель, святость; чистую совесть связывают с ФАЛЬШИВЫМ взглядом; освещая собственное мировоззрение терминами "Бог", "спасение", "вечность", не допускают, чтобы какая-нибудь ИНАЯ оптика претендовала на ценность. Везде откапывал я инстинкт теолога: он есть самая ПОДЗЕМНАЯ форма лжи, какая только существует на земле.
Итак, только это - Ринат, мой предопределенный читатель: что за дело до остального? Остальное - лишь человечество. Надо стать выше человечества силой, ВЫСОТОЙ души - презрением...
Фридрих Вильгельм Ницше.
Р.S. Конечно, ни за что я извиняться не собираюсь. Скоро сами все узнаете... "
И как только я коснулся клавиш - исчезло. Наваждение...
Умылся. Попил чаю. Оделся. Поцеловал сонную Эльку и разметавшуюся во сне Аринку. И пошел на работу.