По освещенной редкими фонарями улице шагали три человека. Было странно видеть их, одиноких, посреди огромного пустого пространства. Но друзей это не особо смущало. Они возвращались из ночного бара, где обмывали очередное 'дело'. Час назад автопилот электромобиля противным голосом возвестил, что 'в Пригородном районе будет отключено электричество', принес извинения и умолк вместе с движком. Сыч попробовал заикнуться, чтобы Киборг подключил свою батарею к автономному питанию, но тот отговорился, громогласно заявив, что 'ночь хороша для прогулки', а заряда у него осталось десять процентов от номинала. Сухарь, в принципе, был согласен с Киборгом.
-У тебя движок стопятидесятый, а у него аккумулятор на пятнадцать. Минуту проедем, а потом кто его потащит? - Сухарев кивнул на громилу, что занимал все заднее сиденье.
Приятели выбрались из машины. В полной тишине и темноте (горело лишь аварийное освещение), пошли к ближайшей нуль-станции. Они здорово накачались в баре, поэтому громко разговаривали, а потом и вовсе затянули песню, но быстро сбились - Сыч фальшивил, а Сухарь не попадал в такт.
Вход на нуль-станцию, освещенный красными лампами, напоминал лаз в подземелье. Друзья остановились. Нуль-камеры не работали.
-Вот черт, они же должны быть автономными! - с неожиданной злостью проговорил Сыч.
-Ты в какой стране живешь? - повернулся к нему Сухарь.
-Ша! - рявкнул Киборг. На грани слышимости ему почудились странные звуки - невнятные проклятия, сопение и, почему-то, тихий детский плач.
-Ну-ка, - потянул он за собой приятелей.
Они пошли вдоль бесконечного ряда кабин и скоро наткнулись на двух мужчин, что с оторопелыми и задумчивыми лицами топтались у камер хранения.
-Менты, - прошипел Сыч. - Двигаем отсюда.
-Тиха! - рыкнул Киборг. Из-за пяти сантиметров стали и пластика доносился младенческий плач.
-Что такое? - спросил гигант.
-Ребенок, - отозвался один из мужчин. Он был одет в голубую форму, но Сухарь с облегчением заметил на нашивках буквы 'СС' - служба спасения. Но второй был истинным ментом - молодой сержант, может, только что вышел из-за парты милицейской школы.
-Мать, наверно, бросила, - с дрожью в голосе произнес он. - Сигнал поступил... А энергию вырубили, так что сюда теперь не добраться:
-Девочка, - проворчал Сыч. У него были универсальные глаза, он видел в ультрафиолете, в рентгене и вообще - во всем подряд. - Месяц ей, не больше. Давно там лежит. В камере концентрация углекислого газа просто бешеная.
-Ясно, - проворчал Киборг. Он встал перед камерой на колени, вытянул руку. Кожа на указательном пальце лопнула, обнажив гнездо сверла. Мягкий шелест, длинная стружка обвила руку и через несколько секунд коленопреклоненный гигант сверлил второе отверстие. Плач стал громче.
-Чего стоите, лягаши? - рявкнул Киборг, вырезая четвертое отверстие. - Звоните, код узнавайте, или тащите сюда резак.
-Электричество! - с болью в голосе отозвался спасатель. - Нету электичества! Я сам сюда на велике примчался. Ни хрена не работает! Что за страна! По визору министры золотом кабинеты обшивают, первые места во всем мире занимаем, все у нас - лучше некуда, а выйдешь на улицу - одно дерьмо вокруг!
-Захлопнись! - строго прервал истерику Сухарь.
-Ладно, - просипел Киборг. - Сыч - на стреме: Ой ты, мать: Сыч, в общем, ищи охлаждение. Эй, ты, спасатель, фомка есть? Будешь помогать. Остальные стоят и не дышат.
Лицо Киборга пылало. Он снова в деле. И это дело поважней других. Когда-то, давным-давно, его засосало под пресс, он провалялся три дня в реанимации, пришел в сознание, дал согласие на операцию - и теперь представлял собой ходячий универсальный станок. Его тело на две трети состояло из металла, пластика, псевдоорганики и невероятного количества тщательного спрятанного оборудования. Киборг был отличным взломщиком. Гигант закатал рубашку по локоть, тонкий диск зловеще сверкнул в красном свете ламп. Раздался противный визг - победит, обсыпанный алмазной крошкой, коснулся стали. Темная дверца улыбнулась алой трещиной, посыпался сноп искр. Киборг тоже улыбнулся и левой рукой достал из кармана темные очки.
-Твою мать! - закричал он через минуту. - Где охлаждение? Там же сейчас бифштекс будет!
-Где? - тонко выкрикнул сержант и рванулся в полумрак станции.
-Ты, спасатель! - орал Киборг сквозь визг фрезы. - Расстегивай штаны! Быстро! Все! Охладили мне дверь!
Сухарь, застегивая ширинку, подошёл к молодому сержанту. Тот тряс автомат с газировкой, потом встал в боевую стойку и с хаканьем, с размаху, врезал по пластику витрины. Бесполезно, ухмыльнулся Сухарь. Эти истуканы защищены получше некоторых сейфов. Мент озверело рванул кобуру. Витрина сдалась после третьего выстрела.
Газировка вкусно шипя на раскаленном металле, поднимала клубы пара. Киборг, уперевшись ногами в соседние дверцы, схватился армированными пальцами за края трещины. Металл, недовольно скрипя, поддался. Спасатель, не растерявшись, просунул фомку в отрывшуюся на миг щель. Раздался лязг и Киборг встал, отбрасывая в сторону покореженную дверцу. Он нагнулся и достал из темного нутра камеры пищащий сверток.
-Вот сволочь! - выкрикнул Киборг, одним движением смяв очки. - Вот гадина!
-Ребенка! Девочку! Дитё малое! - орал он, ежесекундно сморкаясь. - Жизнью клянусь! Честное воровское слово! Завязываю я! Ради нее: Жизнь!
-Ты чего городишь? - шагнул вперед Сыч. - Какое - завязываю? Да выбрось её, кому говорят... Или, давай, я её сам:
Сыч протянул руки... Киборг, прижимая к себе сверток, без замаха ударил его в переносицу. Раздался сухой хруст, Сыч упал на спину.
Улыбки погасли. Сухарь почувствовал, как мир, до того большой и дружный, разделился на две половины.
-Ты что наделал, кретин? - проговорил, дотронувшись до шеи Сыча, сержант. Он вытащил из кобуры старенькую 'Гюрьзу'.
-Ты что сделал, дурак? - повторил за ментом Сухарь. - Тут же все просматривается, камеры же никогда не отключаются: Сейчас здесь целая дивизия будет:
Киборг посмотрел на него безумными глазами и поднял руку. Сухарь знал, что стоит гиганту двинуть запястьем - и четырехствольный 'Ураган' сметет с пути кого угодно.
-Отдай ребенка, - приказал сержант жестяным голосом.
-Она моя, - прорычал Киборг.
-Стоять, - сказал Сухарь. И три пары глаз с надеждой посмотрели на него.
Все как всегда. Сычу положено просканировать 'хату' и стоять на стрёме, Киборг взламывает и уносит, а Сухарь: Сухарь решает, что брать, когда и кому сдавать. Они не работают 'по-мелкому'. Сыч облажался и заплатил за это жизнью, Киборг заплатит свободой, но ему, Сухарю, работа еще только предстоит.
-В общем, расклад такой. Преднамеренное убийство - десятка. Помощь следствию и добровольная сдача - минус два. Но это была самозащита, ясно? - Сухарь поглядел на мента и спасателя. Те послушно кивнули. - Сыч начал первым. К тому же, вы накатаете заявы о героическом поведении подсудимого при спасении ребенка.
Сержант медленно кивнул. Рука Киборга опустилась.
-Девчонку я возьму с собой. А ты, если будешь себя хорошо вести, выйдешь через четыре года, - Киборг на это что-то невнятно пробурчал, и Сухарь понял, что аккумуляторы гиганта почти на нуле.
-Вот и хорошо, - спокойно произнес Владимир Сухарев. - А теперь надо имя придумать. Негоже без имени.
Вверху что-то щелкнуло, загорелся свет. Камеры нуль-кабин поголубели, из них начали выпрыгивать люди.
'Шакалы, - бессильно подумал Сухарев. - Их не интересует жизнь. Им бы только смерть подавай'.
-Ульяна, - проскрипел Киборг, с усилием поворачивая голову, с презрением глядя на приближающийся отряд группы захвата в силовых костюмах...
Сухарев ошибся. Киборг вышел через три года.
Бывший авторитетный вор стоял на кухне и варил пельмени (Ульяна невероятно любила магазинные пельмени), когда в дверь позвонили. Сухарь успел отвыкнуть от размеров своего друга. Когда гора металла показалась в проеме двери, он немного оторопел. Ульянка и вовсе спряталась за креслом.
-Доченька, Ульянушка! - пророкотал сочный бас, который она слышала постоянно по телефону. Сухареву эти разговоры каждый месяц влетали в колоссальную 'копеечку'.
-Как хорошо, когда тебя ждут! - гудел сочный голос Киборга. - Ты молоток, Сухарь! Жрать давай! Водку не пью - завязал. Заикнешься - язык вырву!
Сухарев поздоровался с ним за руку, потом скользнул на кухню, открыл на всю краны. Глаза щипало, но, почему-то, он чувствовал, что на всем свете нет никого счастливее его.