Мышлявцев Борис Александрович : другие произведения.

Разрушение Белоцарска. Глава 1 - 14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1917. Во Владивостоке убит миллионщик Сытенко - и и герою приходится погружаться в глубины Азии.
  РАЗРУШЕНИЕ БЕЛОЦАРСКА
   (постпанк-детектив)
   ГЛАВА 1. Праздник Ворона
   Я такой просыпаюсь - и обрывки сна в голове кружатся. Крупными снежными хлопьями, сверху вниз. Чух, чух, тихонечко вниз. Это типа воспоминания, но они перемешаны со сновидением. Отдельными частичками, как кокаин в томатном соке.
   То есть во сне не фантазии какие, а примерно вот это вот и правда было. В ауле Карасу я тогда жил. Это когда отец мой еще не утратил веру и не открыл скотобойню в Новониколаевске. Отец тогда считал, что его жизненное предназначение - призвать барабу к Христу. Много лет так считал или делал вид, что считает. Не хотел признаваться самому себе в поражении. А барабе все это время было просто похуй.
   Потом прочитал он рассказик Леонида Андреева - и все это наваждение у него как рукой сняло. Уехал в Новониколаевск, открыл с другом скотобойню, скот у Айдысбея брал, это тот Аqдысбей, который двоюродный брат муллы.
   Если бы отец скотобойню не завел - так и не учиться бы мне в Томске на юридическом. И дальше я бы вам ничего этого не рассказывал. Потому что все это и не произошло бы вовсе. Со мной не произошло бы. А Белоцарск... Наверное, он обречен был. Хотя...
   В общем, темнеет уже. Ветер луну легонько облаками закрашивает. Церковка наша закрыта. Я выхожу из дома, вывожу кролика Робби на прогулку - и вдруг татарчата знакомые из полутьмы появляются:
   - Карган деп Байырны коруксеп тур сен бе? - спрашивают.
   Это значит - "хочешь посмотреть Праздник Ворона"?
   - Бичии улуска хоржок шей, - говорю я. - Детям нельзя же.
   - А мы тихонько, - отвечает Ахмедка.
   Мы идем через темный лес, я проваливаюсь ногой в какую-то болотину, и Ахмедка усмехается:
   - Это за грехи тебя болотные шайтаны вниз тянут. Знаешь, какие шайтаны самые страшные? Болотные. А из них самая страшная - Мара. Сделает тебя своим мужем - и кровь выпьет. А ты скелетом при ней служить останешься.
   Мы идем и пустые хвощи под ногами - хрусь-хрусь, как тонкие косточки. А худые осинки вокруг трепещут, будто предвкушая что-то.
   Видим мы впереди сполохи костра и идем тише, почти крадемся. Тихонько: шмяк, шмяк - отлипают подошвы от тянущей вниз болотины. В воздухе фоном звенят мелкие комары. Звенят, пищат, но нас сегодня они не кусают: не положено в такой день.
   Мне кажется, что болотина не отпускает меня, а продолжает до сих пор тянуть мою ногу вниз. Я скользом хлопаю себя по штанине, чтобы отбросить это неприятное ощущение и начинаю смотреть на Праздник.
   Вокруг костра - куча народу.
   Вот купчик Кудайбердинов в шитой золотом тюбетейке. "Кудайберди" по-татарски означает "Богом данный". Только не Аллахом, а одним из старых богов. Был у них раньше бог по имени Кудай, громовержец вроде греческого Зевса, так мне отец рассказывал.
   А вот ветеран русско-японской, дядя Аяс. Когда я совсем маленький был, он подарил мне деревянный паровозик. В нашем ауле он всем детишкам дарил игрушки, а вообще он делал их на продажу, похитрей да покрасивее - и сбывал куда-то в Новониколаевск или даже в сам Томск.
   Ого! И оборванный Темир был здесь. И пьяница Махмудул.
   Почти весь аул собрался, и мужчины и - что интересно - женщины. Все, кроме детей. Мулла говорит:
   - Обращаемся к нашему старшему брату Ворону. Пусть поможет он пережить нам следующий год. Кланяемся тебе, Ворон и господину твоему Всаднику.
   И тут я вижу слева, между мной и Ахмедкой сидит, ссутулившись, страшилище черное. Человек-Ворон, так назвать можно. Вроде как большой Ворон, но одновременно и человек. Так во сне бывает - разные объекты представляются чем-то единым.
   Этот ворон повернулся вдруг ко мне клювастым человеческим лицом. И мне страшно стало, как и тогда в детстве.
   И от страха я проснулся.
   У себя дома на Светланской, в доходном доме Савельева - вот где я проснулся. Не в унылых Барабинских степях, а в славном городе Владивостоке. Перед глазами на стене напротив - родной уже шкапчик с книгами. И своей пухлостью на нем выделяется томик уважаемого Карла Густава Вернера фон Хейденстама. Летом я купил его в книжной лавке на Семеновской за немалые деньги. Поверил рекламному объявлению: "Лауреат шведской премии Нобеля открывает пути к возвышенному существованию". Оказалось - нудная херня про то, как шведские бюргеры и пасторы мечтают взаимно нарушать христианские заповеди и при этом не испытывать никаких мук совести.
   Нет, не от страха я проснулся, на самом деле. В дверь стучат - долго и настойчиво, вот от чего я проснулся. Я на календарь настенный смотрю: 1 января года 1917-го от рождества Христова. Ох, уже и год смениться успел... На календаре художник изобразил Владивосток 2017-го года - барышни летают над улицами, у них на ногах механические крылышки, а в устье Золотого Рога высится башня с припаркованными дирижаблями. И слева японец в круглой аккуратной шляпе. Чистит ботинки господину с квадратными, по нынешней германской моде, усиками.
   А на часах - уже десять. Десять!!!
   Ебать-косить, опять службу проспал.
   Я расталкиваю даму, мирно спавшую рядом, знаком показываю, чтоб молчала, открываю дверь.
   Посыльный дает мне конвертик из оберточной бумаги. Бумагу эту я сразу узнаю: от упаковок с фильмами. Конечно, Степан Давыдович отправитель. Кто же еще?
   "На опиумной фанзе зарезали промышленника Сытенко. Быстро туда".
   Я мысленно чертыхаюсь, затем прошу у Бога прощения, затем смеюсь над собой. У него прощенья просить? Ну-ну.
   Одеваюсь, подгоняю даму побыстрее пудрить ее маленький нос, выхожу на покрытую снежной кашей улицу. Где извозчики, черт их возьми? Иду до пересечения с Корейской. В утренних сумерках мутно горит фонарь, я стою, набиваю трубку. Вижу - по параллельной улице гонит пустой лихач. Раздолбанный такой тарантас. Наверное раньше в Суньку курсировал, потом сюда продали, доживать и последнюю пользу приносить.
   Ловлю, еду вниз и наискосок к Золотому Рогу. Это где пристань бывшая, там весь порок сейчас сконцентрировался.
   На фанзе уже трудится хитрый Кот. Улыбается китайцам, подмигивает. Ни хао. Хао, хао. Кот во все местные расклады вписан - и конечно имеет свой процентик, но продажным его не назовешь. Работу свою исполняет честно, насколько это возможно здесь. "На самом краю империи", так несколько высокопарно Степан Давыдович описывает наш пиздец.
   Труп лежит на матрасике, рядом опиумная трубка, какой-то укороченный вариант. О, серебряный мундштук!
   Вид у трупа очень довольный. "Покинул скорбную юдоль" и все такое. В груди торчит нож. Я накланяюсь, осматриваю рукоятку. На ней - три пятиконечных звезды. Козлопоклонники? Большевики? Или еще кто похуже, вроде Общества Тайных Тайпинов? Справа от кадавра темнеет лужица подсохшей крови.
   Кот подходит, берет у меня табаку. Рассказывает:
   - Сытенко. Связан с большевиками. Постоянный клиент здесь. Сегодня пришел вместе с неким господином. Господин был с бородкой такой... ну как у этого, у депутата Макарова.
   - Такая? - жестом я изобразил бородку на манер популярного лет десять назад комедиографа Чехова.
   Кот кивнул:
   - Часа через два им новый чай принесли - а этот лежит. Трупак уже. А Макарова уж и нет. Фьють!
   - Пу элосы, фаго, - пояснил улыбчивый пожилой китаец.
   - Не русский, а француз? - удивился я. Китаец начал объяснять что-то, но я ничего не понял. Только то, что элосы лицом не такой, а фаго - он как раз вот такой. Попросил Кота перевести, но тот весело махнул рукой:
   - Я по-китайски только цифры знаю, да еще здрасте и "во ай ни". Во ай ни - для пикантных ситуаций.
   - Вызови нормального переводчика и допроси, - сказал я Коту.
   В комнату зашла китайская проститутка. Взор ее был затуманен. Она сделала мне какую-то пародию на книксен, улыбнулась чему-то в сторону и скрылась в полутемном коридоре.
   Кот поднимает валявшуюся рядом с матрасом книгу, листает, недоуменно поднимает брови, затем читает вслух:
   - Чоловiк, схвильований пристрастю, перебуває цiлком при владi жiнки, i та, яка не зумiє зробити його своїм пiдданим, своїм рабом, бiльше того - своєю iграшкою, щоб потiм зi смiхом змiнити йому, - така жiнка просто нерозумна.
   Кот захлопывает книгу, читает заглавие:
   - Захер Мазох, "Венера в хутрi".
   Я начинаю смеяться, сдерживаю смех: неуместно ведь при кадавре. Кот настороженно удивляется:
   - А шо смеетесь?
   - А помнишь, тебя перед Рождеством оштрафовали?
   - Ну. И шо?
   Городская дума приняла закон: заместитель полицмейстера должен перед выходом на экраны просматривать каждую новую фильму и давать свое заключение - разрешить ли сие к показу. В год получается почти две тысячи фильмов. Пятнадцать электротеатров, каждому надо в каждый день гнать новый репертуар. Да так, чтобы от конкурентов отличаться. Берут все подряд - и наше, и американское, и французское само собой и даже - из французского Индокитая. Это у нас с удовольствием смотрят, что-нибудь из жизни королевской семьи Сиама.
   Полицмейстер, конечно, скинул все на нас, а то его заму и работать некогда было бы. Мы распределили по сотрудникам, получилось каждому всего-то по сто фильмов. Смотрим по вечерам на проекторе Степана Давыдовича. Вот он - все понимает. Почему в сыскном нормальные люди начальниками, а в общем отделе - плут плутом погоняет? Если бы Степан Дадыдович полицмейстером был вместо этого петербургского содомита - уже и с хунхузами бы покончили в окрестностях, и с корейскими пиратами. Те тоже хитрые. Чуть что - а мы из деревни Полтавка, тутошние. И начинают слезу из тебя выжимать. Матушка, мол, трудится, весь год рис выращивает в Полтавке, а без меня ей и не жить, рис-то в эти два года не уродился, а на сою пошлину наложили...
   - Шо, шо. А то, что фильма та, которая называлась "Хвала безумию" - как раз по этой книжке снята.
   - Вот по этой, про хутро? - удивился Кот.
   - Да. Венера в мехах.
   - Тьфу, дрянь какая, - Кот бросил книжку в ноги к трупу. - А почему книжка на малороссийском наречии? Неужто у нас там такие мазохи живут?
   - Да нет, Мазох этот - он австрияк. А почему Сытенко читает его на малороссийском - это к нему вопрос. Откуда он вообще диковинку такую выискал? У нас в лавке я это только на немецком видел.
   - Ага, к нему в самый раз вопросы делать, к товарищу Сытенко - улыбнулся Кот, указывая пальцем на труп. - А фильму ту я и не смотрел толком, потому и разрешил. Вину признаю - нельзя такое на Рождество бачить.
   - Нельзя, - кивнул я. - Но ты не парься, большой вины тут нет. Я и сам не очень внимательно всю эту хрень смотрю. Столько отсмотреть - это же ужас просто. Надо бы депутатов самих заставить все это отсматривать. Там же на одну стоющую фильму - десять напрочь отстойных. Заебешься все это через себя пропускать.
   - Ага, заставишь ты этих миллионщиков, - хмыкнул Кот. - Сразу в Питер донос нафигачат. Превышаем полномочия, все дела.
   Мы раскурили угасшие трубки. Помолчали, посмотрели на лежавших рядками любителей опия. И богатые - и рваные. Все вместе лежат. Демократы! Притворяются, что спят. Ветошью прикинулись. Мы, мол, в видениях - и нет толку нас допрашивать.
   Ну-ну. Толк с допросов всегда есть.
   - Так Сытенко ведь рыбный миллионер. Зачем ему большевики? - спросил я, а Кот развел руками:
   - Миллионщики - они такие. Сами не знают, чего им надо. Потому что желаний уже нет, все исполнены. Им теперь - то русская рулетка, то большевизм... То к тайным этим уйти, к тайпинам.
   Я снова посмотрел на благостный труп. Вот тебе и первый день нового года. Вот так вот, товарищ Сытенко. Я махнул рукой в сторону опиумных.
   - Разбуди этих кадавров и допроси, - сказал я, а Кот шутливо приложил руку к фуражке.
   - Честь имею.
   - Честь, - усмехнулся я.
   А товарищ Сытенко... Труп его лежал с таким лицом, будто наслушался японских прачек, поверил им и, после долгих усилий, достиг наконец-то милого сердцу японской прачки сатори.
   ГЛАВА 2. ПОРТРЕТ.
   - Художник со слов ёбаных китайцев нарисовал портрет. Вот, смотри, - Степан Давыдович протянул мне нечистый, исписанный канцелярским почерком с обратной стороны листок.
   Я посмотрел на листок.
   - Это стереотипное изображение северного варвара с бородой? А где косоворотка и цилиндр? - пошутил я.
   - Ты, блять, на шрам смотри. На левой щеке шрам. Увидел?
   И правда нахуй - шрам. Особая примета. Очень даже не хуевая.
   - Вот тебе пятнадцать рублей. Организуй опубликование в газетах.
   Хуасе! Какая щедрость!
   - А бабло от кого? - поинтересовался я.
   Степан Давыдович махнул рукой:
   - Тебе ебет что ли? Дело важное - вот и платят. Организуй и жди - вдруг кто откликнется. А сам пока по своим каналам действуй.
   "Награда 500 рублей за любые сведения о местонахождении этого господина. Опасен, совершил убивство".
   - Тут слово убийство с ошибкой написано, - зачем-то сказал я.
   - Кот писал, - улыбнулся шеф.
   ....
   Редакция газеты "Золотой рог" находилась наискосок напротив, саженей двести от нашего крыльца.
   Редактор сидел важный, обхватил пузо руками, в пухлых губах сигара.
   Я сунул ему наличку, он даже и не спросил - почему не перечислением.
   - В "Приморский вестник" тоже надо, - добавил я, а редактор кивнул.
   - Подробности про убийство есть? - поинтересовался он, насыпая кокаин в стаканчик с томатным соком. Редактор выпил свой коктайл и уставился на меня глазами снулого лосося.
   - А вам Кот разве не рассказал все подробности? - ехидно поинтересовался я.
   Редактор вяло кивнул. Кокаин не начал еще действовать. Томатный сок отодвигает и смягчает его действие - и делает более длительным. Так мне рассказывал Кот, а сам я этот "сахалинский снег" и не пробовал никогда. Ну если студенческих лет не считать, но там у нас кокаин совсем плохой был, замешан на морфии да на мусоре всяком. Скорее приплющит, нежели взбодрит.
   - Эрго сум! - сказал редактор, кивнул мне и допил свой сахалинский коктайл. - В дворянском собрании сегодня один интересный англичанин будет. Карузинс... Каррудер... Путешественник известный. Будете там?
   Я пожал плечами:
   - Было бы не плохо. Если время будет.
   - Он и по-русски говорит отменно. А, вы же у нас образованный! Аглицкий язык в университетах изучали.
   Редактор испытывал комплексы по поводу своего происхождения. Был он сыном служанки, которому хозяин оплатил обучение в гимназии. Учился плохо, с гимназической еще парты завел какой-то мутный мелкий буизнес с американцами, но английский выучить так и не смог. Впрочем, американцы были аляскинскими, с Ново-Архангельска - и по-русски немного говорили. Потому будущему редактору английский для буизнеса был не очень нужен - вот он его и не выучил. У нас в Томске было много таких ребят: кто-то немецкий учил, кто-то английский. Учили, учили - а говорить на нем ни хуя не умели. Просто жалко на них смотреть было. Сидит в кафе такой неофит-англоман. Прислушивается к разговору за соседним столиком. Там студенты говорят по-английски. И вот этот чувак такой чисто подходит:
   - Хау ду ю ду? Ай эм фром Сошременчкхакшунского наслега!
   Илья любил пошутить над такими.
   - А ю фром шитпэйс, риали?
   Наслегский обычно кивал и говорил:
   - Фром ауа харт!
   А потом просил угостить его хотя бы пивом. От пивоварни Крюгера, именно такого требовал. Это единственное реальное пиво в ебаных Сибирских Афинах. В Новониколаевске пиво в сто раз лучше.
   - На самом деле мой отец - князь. Просто бумаги перепутали, поэтому пенсион нам не платят. Вот сукалар йоована, прикинь? Сейчас матушка в Петербурге с адвокатом Синявским работает. Скоро свое вернем.
   Пильсявский хихикал, хлопал по плечу будущего князя, говорил:
   - В Великой Польше мы вам дадим княжеское достоинство, нахуй-блять.
   Мы все смеялись, подсыпали в свой томатный сок еще немного бурого сибирского кокаину. Бурый цвет - от кустарного морфия, очистка в нем просто ужасна. Но мы же не по венам, так что норм.
   Студенческое время - оно такое. Я даже бонбу учился делать вместе с тогдашней моей подругой Н.
   Ах, милая Н...
   Полячка, ее родителей после восстания сослали. Она мне говорит - давай бонбу взорвем в кабинете губернатора, это для нас как свадьба будет, брак сразу на небесах. Это она выпив облепихового вина так говорила. Потом ее долго тошнило, потом она сказала - ты это не все слушай, это просто романтика была.
   Я тогда облегченно вздохнул. А потом она с родителями уехала в загадочную Ванавару. Изучать Тунгусский метеорит. Ее отец был каким-то большим ученым в Русском географическом обществе, а мама Председателям общества в защиту тунгусских и манчжурских женщин.
   От Томска тыщу верст на восток. Как объяснял мне отец:
   - Там эти русские очень крепко живут. Представь - избе четыреста лет, а она как новая! Чужих не жалуют, но если ты их понятия соблюдаешь - все будет хорошо, лет через пять.
   - Откуда, батенька, вы все знаете про эти места?
   - Книжки читать надо, - говорил отец. - Книжки.
   - "Описание Енисейского края", том второй. Автор - Краутбильд? - спрашивал я, а отец с улыбкой кивал. Наши домашние книжки я наизусть знал, с малого детства. Книжек было всего штук двадцать - но хорошие. Потом двадцать первая появилась - и все изменилось у нас в жизни. Я говорил вроде, Леонида Андреева рассказики. Тот еще пидор, что тут скажешь.
   Кстати, не все в Петербурге понимают, как Енисейские края от Обских отличаются. А вот представьте теперь. Где бассейн Оби - там люди открытые всему миру. В древности тут персидские верования были, потом монгольские, потом мусульманские. Потом мы пришли. И всегда люди тут торговлей жили. А расцвели мы, когда Александр железную дорогу провел. Отсюда сразу и возник главный город Русской Азии, Новониколаевск... А Краснорярск - это что за хуйня? Просто пограничная крепость. Сидеть там блять - и набеги от киргизов отражать. Так себе удовольствие. Поэтому красноярцы закрытые и немного мрачные. И чисто за своих, а всех остальных не очень любят. Я сейчас не шучу, но один красноярец мне как-то говорил:
   - А у нас подземка раньше чем в Новониколаевске будет!
   Хаха, братан совсем берега попутал. У нас через два года планируют подземку зафигачить. И переезд прямо через желдормост, так сделают. Прицепятся туда. И тогда Новониколаевск вообще пиздец каким городом станет. А в Красноярске зачем подземка? Чтобы тунгусы по ней северных оленей возили? Да и денег у ихней гордумы нету для таких строек. А у нас даже и Гарин-Михайловский поможет такому проекту. Кстати, про эти слухи насчет взяток Гарину-Михайловскому. Мой отец буквально присутствовал при тех легендарных переговорах.
   Короче, купцы из Бердска. Бердск - это как Красноярск, такая же хуета, пограничная крепость изначально. С монголами там граница была когда-то. И вот бердчане такие хуяк на стол лимон в ассигнациях. И говорят - это просто начать беседу, а потом еще сто таких кучек на пол тебе вывалим. Не делай нахуй тут железную дорогу. Нам торговлю с Туркестаном сохранять надо и с Шанхаем. А ты блять бизнес убьешь нахуй.
   А Гарин такой рукой машет:
   - Да пошли вы на хуй с вашими миллионами. Я же на Государя работаю.
   - То есть деньги тебе похуй? - удивляются купцы, бороды нервно гладят. А они староверы в основном, поэтому борода у них обязательно, вместо погон.
   - Абсолютно похуй, - говорит Гарин-Михайловский и выдвигает из-за кресла ящик с дорогим шотландским виски.
   - Видите, уёбки? - спрашивает Гарин и указывает на ящик. - Это мне Государь лично подарил. И купцам протягивает бутылочку.
   Купцы говорят:
   - А еслиф чо с мостом твоим случится?
   - А хуле с ним будет? - удивляется Михайловский.
   - А вдруг сожжет кто? - кривит глаз Кулемзин. Типа усмехается, но с уважением.
   - Ха, - смеется Гарин-Михайловский. - Мост по новым технологиям, хуй сожжешь. Весь из стали.
   .....
   Да, я думаю главную станцию в новониколаевской подземке так и надо будет назвать: "имени Гарина-Михайловского". Заслужил человек. А бердских купцов - хм, жалко. Жертвы прогресса.
   .....
   Я вышел на улицу. Мальчишки весело бегали, сгребали льдистый снег - и обстреливали друг друга этими жесткими и небезопасными снежками. Снег на поребриках уже подтек лужами - солнышко пригрело. А на столбах уже появился пикчер нашего убивца. Мальчишки сделали дело, поклеили - а теперь в снежки играют. Хорошо им.
   Я подошел, посмотрел на плакат. Бритый череп, чеховская бородка. Рожа китайская какая-то - ну так это с китайских описаний. Они же вообще нас не различают. Спрашиваешь их описание преступника, русского или малоросса, а они: нос больсой, глаза больсой, болосы лидзий.
   Надо поскрести на дне, думал я. Я шел в Чжэли, там всегда можно почерпнуть немного информации или хотя бы слухов о каждом новом убийстве. Чжэли - это уголок на Миллионке. Вся Миллионка это чисто азиатская тема, а Чжэли это совсем азиатская. Хунхузы там перетирают будущие дела, а моряки проигрывают урожаи рыбы на следующий год. Потом как рабы фигачат на этих ребят, на хунхузских старшин. Или на хитрых немцев, что однохуйственно.
   Я шел и думал - а вон тот господин в макинтоше, он почему вслед за мной повернул, а потом остановился вдруг, вроде как трубку раскуривает? На таком ветру? Вы пробовали на таком сильном ветру трубку раскурить? Да вам бы и в голову не пришло эдакое.
   Паранойя, бывает. Но он блин всю дорогу за мной шел, на большом довольно отдалении. Нахуя за мной следить? Я им что, террорист какой? У меня вся жизнь честна и прозрачна. Можно подойти и прямо спросить, а не вот это вот всё.
   До Чжэли я не дошел. Навстречу - Кот. Улыбается своей круглой мордой:
   - Я сразу так и понял - в Чжэли вас искать надобно. К воротам подхожу - и вижу: вы вдалеке идете. А два часа назад бабёнка пришла. У нее, говорит, этот лысый хуй угол снимал. Ушел вчера - и не пришел. Мы туда, все осмотрели. Вещи лежат обычные. Паспорт на имя Чердынского вроде. Или Чарторыйского... Поляк какой-то. Билет из Сан-Франциско.
   - О! Подозреваемый появился, - говорю я. А сам складываю в голове: поляк-эмигрант, убил большевика. Зачем? Видимо, внутривидовые разногласия. У революционеров это часто. Но... Паспорт оставил на месте преступления? Как-то смешно малость.
   - И что сейчас предлагаешь?
   - А я в Чжэли предлагаю. Возьмем там пару хмырей за жабры, - улыбнулся Кот.
   - Сухой закон будем нарушать?
   - Служебная надобность! - подмигнул мне Кот.
   - А как этого Чертинского по имени-то?
   - Владислав вроде.
   .....
   В Чжэли было еще совсем тихо. Пара матросов рассказывала друг другу, что "на Черном море ребята охуевают вообще - ну да, охуевают, как не охуевать, если царь такой? погибнет держава". Более трезвый матрос приводил аргументы из речи Милюкова. Упирал на измену. Тот, что попьянее в основном соглашался и хлопал ладонью по грязному столу. Но иногда отрицательно качал головой и веско опровергал:
   - Нет. Я говорю - это глупость. Вот посмотри на нашего боцмана...
   Мы заказали "чайник китайского чаю" и нам принесли дурнопахнущую водку. Ханшин. Рисовую шнягу эту вы пробовали хотя бы разок? На выселках, за Второй речкой китайцы гонят. Дрянь редкостная - но крепкая и по нынешним временам вполне по карману для скромных полицейских чинов. Возле Второй речки аэродром сейчас построили, чужим там нельзя. Недавно японских прачек арестовали за шпионаж, они белье забирали у офицеров, а у одной фотографический аппарат при себе был. Я, говорит, пейзаж красивый хотела запечатлеть, матушке домой в Нагасаки послать. Какой там пейзаж? Пара сопок, речка - да взлетное поле. Забрали прачек, строго там насчет шпионажа. А вот китайцам самогон гнать рисовый возле аэродрома - типа нормально. Прямо возле сикрит обжекта, ага.
   - Еслив по-вашему - так оно долго будет, - сказал Кот, пригубив водки и поморщившись. Нам на стол поставили тарелку лапши, хотя мы никакой еды и не заказывали. - Давайте я по-быстрому.
   Я поморщился:
   - Твои методы... Как бы сказать...
   - Быстрее надо, а то уйдет куда-нибудь в Суньку - и пиздец, это все на Харбин завяжется, - сказал Кот.
   Я согласно кивнул и Кот встал, пошел в дальний угол, где сидел тощий как смерть Жирдяй. Оборванный, словно средневековый крестьянин из книжки. Поверх китайского пальто - старый английского вида пиджак. Тот еще фрукт, в общем.
   Кот начал легонько бить его припасенным в рукаве куском кабеля, а Жирдяй только молча закрывал лицо. Через несколько ударов Кот наклонился к Жирдяю и они довольно комично начали шептаться друг с другом. Как в Томском театре, подумал я. Актеры шепчут так, чтобы даже на галерке было слышно.
   "Большой человек, из Цека партии приехал, из самого Нью-Йорка. Да, шрам у него на роже. В девятьсот пятом жандармы задели. Сейчас что? Собрание делал, сказал что надо забастовки организовать для прав рабочих и поджог почты надо. Сытенко? Так ведь Сытенко предатель. На охранку работал".
   Опять эта охранка, подумал я. Провокаторов у нас в городе больше, чем социалистов. Перебарщивают по теме внедрения.
   Кот закончил допрос, вернулся и молча доел лапшу.
   - Тут японцы связаны, без них не обошлось, - сказал Кот, облизываясь.
   - Э, мы убийство расследуем. А большую политику оставь для своих бесед с редактором "Золотого рога". Какие тебе нахуй японцы? Обычный питерский террорист.
   - Ха, а так и питерские террористы - они на японцев работают. И не только террористы. В Государственной Думе половина - японские агенты. Это даже в "Ведомостях" писали.
   - Какие японские? Япония - наш союзник по войне с Германией, - сказал я.
   - Ну-ну, союзник, - усмехнулся Кот. Порылся в кармане и достал свернутый вчетверо листок.
   - Вот еще что нашли в углу у этого Чертовского.
   Я посмотрел на карту. Видимо, она была вырвана из новенького большого атласа Российской империи. Бассейн Енисея - от Урянхайского края до Таймыра.
   - И что?
   - А то, - сказал Кот. - Читали вы в "Ведомостях" так называемую "записку Дурново"?
   - Видел. Так она - не фальшивка разве?
   - Была бы фальшивка - редактора бы не уволили после публикации.
   -А что, уволили? Такие подробности знаешь? - удивился я.
   - В "Золотом роге" рассказали, - улыбнулся Кот. Он крикнул что-то пробегавшему мимо китайчонку-официанту и тот согласно покивал головой.
   - Так и что там, в записке этой? Напомни.
   - А вот то, что все это - часть Большой игры. Англичанка играет, - серьезно сказал Кот. - И там в этой записке особо отмечен Урянхайский край. Новый протекторат.
   - Ну ты конспиролог, - усмехнулся я. - Большая игра, надо же.
   - Так вот у черта у этого - карта. У Чертинского.
   Я помолчал. Подвис немного.
   - Пускай Степан Давыдович разбирается, - махнул я рукой. Карту я сунул за пазуху.
   Китайчонок принес Коту тоненькую пачку денег. Кот сунул пачку в карман, я в это время делал вид, что смотрю в зарешеченное окно. Из часов на стене зала высунулась кукушка и начала дергаться молча, как раздавленное насекомое.
   - Жадные твари, починить не могут, - беззлобно усмехнулся Кот, указывая на часы с нефритовыми гирьками. - А нам идти пора, Давыдыч уже заждался.
   Мы быстро допили графин и вышли в начинавшуюся мокрую метель.
   Кот схватил вдруг пробегавшего мимо китайца в синем дорогом халате, тряхнул его за рукав и они перекинулись непонятными для меня репликами.
   Китаец скрылся в метели, а Кот пояснил:
   - Денег должен, сучара.
   Глава 3. Китайский театр
   - Во-первых, у тебя сегодня дежурство. Фильмы смотреть, - сказал мне Степан Давыдовыч.
   - Пусть Сухуа посмотрит, - скривился я.
   - Ага, она в прошлую неделю насмотрела. Вот, видишь - что в "Губернском вестнике" теперь?
   Я глянул на полосу. "Шаоцан отравляет Владивосток". "Полицмейстер берет деньги у китайских кинопромышленников?".
   - Я пошутил насчет фильмов. Пусть Сухуа смотрит, - сказал Степан Давыдович. - Ты сейчас для другого нужнее. Там господа еще подключились... Охранка, в общем.
   - Охранка? - поморщился я.
   - Так надо. Сейчас пойдешь в китайский театр, там тебе некий господин передаст листок с инструкциями.
   - В Южный или в Северный?
   - Не, не на Миллионку же. К Ван Тын Сыну. Шпионы все там тусуются, - усмехнулся Степан Давыдович. - Пиздуйте. И прилично себя ведите, к вам потом Ван подойдет, свою картинку расскажет. Там в театре столики есть отдельные, туда садитесь.
   - Машина есть? - спросил я. Давыдович протянул мне два рубля:
   - Ни в чем себе не отказывайте. Кофе там для вас бесплатный, наслаждайтесь.
   ....
   Мы доехали до пересечения Алеутской и Семеновской, остановились у высокого кирпичного здания. Длинное, саженей в сто. Два этажа, а на углу - величественный купол, как в церкви. Говорят, под зданием - старинные китайские катакомбы. До самой Второй Речки тянутся, а в другую сторону - до самого порта. По ходам этим китайцы опиум таскают, ханшин да прочую дрянь.
   - Ты тут был? - спросил меня Кот.
   - Нет, не успел еще побывать.
   За год, загруженный в основном просмотром фильмов и редкими погонями за хунхузами, я побывал далеко не во всех местных театрах. А китайское искусство меня и не привлекало как-то.
   - Там женщины наверху, в партере расположены. А мужчины внизу. Нарушать нежелательно.
   - У нас же столики?
   - А за столики женщинам можно, - улыбнулся Кот. - Есть там такая Жанна...
   - Ой, ну не надо, - покривился я. Уже наизусть знал я его рассказы. Жанна - дочь манчжурского аристократа, которого император приговорил к изгнанию, поэтому он сейчас работает на краболовной шлюпке. Или она дочь тибетского монаха, или незаконнорожденная от товарища министра, господина Шувалова.
   Мы только за столик уселись - нам сразу шампань принесли. Мэйд ин Нью Зиланд, прочитал я. Ну ладно... Выпили. На сцене заверещали, музыка задребезжала - цинь-чжао, цинь-чжао! И как раз главная фишка началась. Актеры после первого акта поворачиваются к залу спиной - и в это время полностью меняют облик. Была дама - станет солдат. Был император - рабом станет. А в следующем акте опять поменяются. Внизу в рядах мужчины гудят, вверху - женщины. Вроде как женщины отдалены от представления - но при этом ведь вверху?
   - Что думаете про лохани? Переломят ход войны? - спрашивает Кот.
   Я пожимаю плечами:
   - Танки что ли? При Сомме так себе показали. Толку-то не было.
   - Но немец сперва сильно ведь испугался, - довольно ухмыльнулся Кот.
   - Сперва испугался - а потом лохани эти в воронках позастревали, а немцы их пушечками.
   - А нам бы все равно лохани не помешали.
   - Так британцы вроде обещали на эту весну дать штук двести, так я читал.
   Тут к нам господин подсаживается. Незаметный такой, встретишь в торговых рядах - не обратишь внимания. И на адмиральском бале встретишь - тоже не обратишь.
   Он без предисловий говорит:
   - Черповодский сейчас здесь. Встречается с японским агентом. Задерживать - нельзя.
   Кот удивляется:
   - Ну вашблагородие, а нахуя тогда мы здесь? Наша задача убивца задержать.
   Господин улыбается чуток, бумагу из кармана достает:
   - Вы теперь непосредственно на Государя работаете. Поступаете в мое распоряжение на указанный период.
   Я такой гляжу в бумажку - а там "до окончательного завершения войны". Даю глянуть Коту.
   Короче, мы оба в ахуе. А господин говорит:
   - Вон, смотрите. В третьем ряде - это он. Черповодский.
   - И что с ним делать?
   - А вот ничего, - улыбается господин. - Сейчас он сделает кое-что, но мы должны всего лишь наблюдать.
   - Это как понимать вас - кое-что? - недовольно спрашивает Кот. - Бонбу взорвет?
   - Нет. У него тут свои дела и нас они не интересуют, - сухо говорит господин. - Ох, простите, я ведь не представился. Лефебр, государственный советник второго класса.
   Второго. Ну не хило так-то. А пальтишко скромное...
   Лефебр прикурил от стоящей на столике свечки тонкую сигару, немного искривленную.
   - Тоскана? - поинтересовался Кот.
   Лефебр кивнул. Мы допили шампань. Мимо столика прошла русская девушка, глянула на меня - и улыбнулась чуть заметно. На проститутку не похожа - а ходит одна...
   А вот если взять - да и познакомиться с ней?
   Актеры уже обратились в свои противоположности, и тонкий паренек, изображавший ранее молодого военачальника, а сейчас княжну, делал патетические взмахи руками, и музыка тянула - нынь-нынь-нынь...
   Лысый Черповодский встал вдруг и начал стрелять прямо в этого паренька. После первого выстрела тот упал на колени, после второго схватился за живот и закричал как животное, страшно как-то закричал, третий выстрел попал почему-то в музыканта справа, а четвертый взорвал "княжне" голову. Красные брызги вспыхнули цветком - и сразу же погас свет. Женщины вверху заверещали, словно напуганные крупные птицы.
   - Сидите спокойно, - сказал нам Лефебр. - Можно покурить.
   Кот спросил:
   - А долго сидеть?
   Лефебр засверкал в шумной полутьме, снова прикурил угасшую Тоскану и на вопрос Кота не ответил.
   - По нашим данным, Черповодский на днях намерен выехать в Харбин. Вы должны негласно сопровождать его до особых распоряжений.
   - Кот, а у тебя фляжка с собой? - спросил я. Кот полез запазуху.
   Из темноты появился паренек с бумажным фонариком. Он сопровождал пожилого китайца в богатом теплом халате. Лефебр бросил китайцу несколько слов, тот кивнул, подошел к нашему столу и уселся на один из низких плетеных стульчиков.
   - Господин Ван Тын Син, - представил нам китайца Лефебр. - А эти господа из сыскного, помогают нам в расследовании.
   Ван Тын Син кивнул, затем медленно заговорил по-китайски, а паренек-метис переводил.
   Ван Тын Син уверил нас, что он - законопослушный подданный Российской империи. Рассказал, что закупил для фронта двадцать комплектов теплого обмундирования, несколько коробок американских бинтов, а также выделил средства в размере 100 рублей вдове погибшего мобилизованного.
   - Эдакий миллионщик мог бы и побольше раскошелиться, - шепнул мне Кот.
   Погибший актер лишь недавно приехал из Манчжурии по рекомендации одного из тамошних театров. Был скромен, с бунтовщиками не знался. По поводу промышленника Сытенко китаец сказал:
   - По рыбной добыче связан он был с несколькими китайскими бригадами. Посещал также некоторых китайских девушек, те рассказывали, что промышленник был с причудами.
   - Плетку любил? - усмехнулся я.
   Паренек перевел, и старик закивал.
   Он закончил свой рассказ, Кот записал его телефонный нумер - сто девять и старик ушел.
   - Получается, Сытенко... - начал было я, но Лефебр пренебрежительно скривил лицо и прервал меня:
   - Да черт с этим Сытенко. Нам он уже не интересен.
   Вспыхнул электрический свет. Театр почти опустел. К сцене продвигался городовой. Мы с Котом встали и собрались было последовать за ним, но Лефебр остановил:
   - Вам это ни к чему.
   Мы сели. Лефебр обратился ко мне:
   - Есть сведенья, что завтра вечером Черповодский будет инкогнито на одном званом вечере. В Почтовом переулке, у миссис Элеоноры Прей. Там будет выступать с лекцией о верованиях и обычаях гольдов английский путешественник Каррутерс. Приглашение вам я уже устроил.
   - Так можно этого Черторыйского там и взять, вашблагородие! - воскликнул Кот.
   - Никого завтра брать не надо. Ваша задача - сопроводить его до Харбина. И вам на этом вечере, господин подпрапорщик, делать нечего.
   Я увидел, что лицо Кота немного потемнело.
   - Позвольте, - сказал я. - Но ведь на вечерах у миссис Прей обычно совсем немного приглашенных. Дом у нее не так уж и велик. Дай бог человек тридцать соберется. Черповодский меня среди гостей увидит - а потом в поезде и опознает.
   - А нам именно этого и нужно. Он должен считать, что следите за ним вы. Вы от него прятаться не будете. Наоборот, в дороге будете вести себя несколько подозрительно, самую малость. А господин подпрапорщик приклеется к нему незаметненько, да и проследит.
   За соседний столик уселась шумная компания молодых офицеров. Они кивнули нам, мы им. Офицеры не разделись в гардеробе, и на их шинелях быстро таяли снежинки, превращаясь в сверкающую в электричестве росу. Из глубины зала послышался тягучий звук китайской штуки, похожей на виолончель. Игравшего принцессу актера уже унесли со сцены на импровизированных носилках, молоденькая азиатка уселась на сцене на корточки и начала оттирать забрызганные кровью доски. На багровых шторах занавеса тоже должны были быть потеки крови, и не мало. Однако из-за удачного цвета штор видно их не было.
   Умерла принцесса - но жизнь продолжается. Яма, образовавшаяся от событийного взрыва быстро заполняется водичкой мелких дел. Простаивать заведению нельзя, нужно деньги зарабатывать.
   - А вдруг занервничает - да сбежит посреди пути? - спросил я.
   - Это он-то занервничает? - усмехнулся Лефебр и погладил свои тонкие черные усики. - Его погоня только бодрит, он рад вниманию будет, такой уж это фруит. Немножко поиграет с вами, а в Харбине в нужный момент ускользнет. Будет думать, что ускользнул. И пойдет в то место, которое нас интересует. Вот там все их харбинское кубло мы и возьмем.
   Глава 4. В гостях у Сытенко
   Сколько займет поездка в Харбин? А черт его знает, по нынешним-то временам. Раньше, еще полгода назад, как было? Заходишь вечером в свой желтый вагон, знакомишься с господами. Прошедшие русско-японскую офицеры, циничные воровитые чиновники среднего уровня, усатые промышленники с малороссийским выговором, парочка юрких французиков, американский пастор с тонкими бледными губами и прочая подобная публика. Затем - с кем-нибудь идешь в вагон-ресторан. Немного коньяку или американского уиски. Под видом чая, конечно. Разговоры об отнятии у Японии Курильских островов. Картишки, ставки небольшие.
   - А я говорю - в Японии сейчас правительственный кризис, - говорит разгоряченный уиски немолодой поручик. - Страна дезорганизована. Маркиз Окума Сигэнобу - либерал, армию развалил. И во флоте его не любят. Скоро там переворот будет - и в этот момент надо ударить.
   - За Окумой большие силы стоят, - возражает интеллигентный молодой прапорщик. - И большие деньги. Говорят, что Мицубиси - это его личный карман. Так что никакого переворота не будет.
   - Мицубиси? - поднимает брови поручик.
   - Судостроительный дзайбацу. Концерн, - пояснил прапорщик. - Серьезная старая фирма. Казенные подряды на строительство кораблей, на добычу угля для флота. Они и у нас тут шахту арендуют, в Сучане.
   - В Сучане? - переспрашиваю я.
   - Это в пятнадцати верстах от Находкинской бухты, где забастовка была недавно, - поясняет мне умный прапорщик и продолжает свою мысль, - От японской армии ничего не останется - а Мицубиси все так же корабли будет строить.
   - Для кого же, если армия и флот разбиты будут? - усмехается поручик.
   - Да хотя бы и для всего мира, на продажу, - отвечает прапорщик, поправляет очки.
   - Господа, позвольте, но зачем вам Курильские острова? Что вы собираетесь с ними делать? - вмешивается молчавший до этого священник, из прогрессивных.
   Потом господа начинают расходиться по своим купе. Ты допиваешь чашку маслянистого улуна и тоже идешь к себе. Спать. Стараясь не шуметь заходишь в купе. Ворочаются в своих полукреслах попутчики, кутаются в пледы - из приоткрытого окна задувает летней сыростью Уссурийской тайги. Мягкие лапы огромных кедров из полутьмы равнодушно помахивают вслед проносящемуся мимо грубому железному зверю. Ты закрываешь глаза и засыпаешь.
   Обедаешь уже в Харбинском кафе "У Клааса и Дюбуа", на набережной Сунгари.
   Вот так было - еще полгода назад. А сейчас на железных дорогах, как говорят, воцарился какой-то бедлам. Мобилизованных вместо серых вагонов четвертого класса пихают куда придется, чуть ли не в первый. Поезда часами могут стоять на станциях, якобы пропуская военные эшелоны. Грузопоток через Владивостокский порт усилился многократно, все основные военные поставки идут через него, ведь европейские порты кроме Архангельска заблокированы. Но некоторые считают, что причина хаоса - саботаж. Мол, немцы просчитали: максимум еще годик - и Германии конец. Спасти сможет только революция в России, а революцию вызвать должна нехватка продовольствия. А как организовать нехватку, если продовольствия на складах достаточно? Только через беспорядок на путях доставки. И вот, мол, немецкие агенты срочно занялись этим делом - а японцы им помогают. Такую версию читал я в одной петербургской газете. Мне кажется - ерунда. Откуда взять столько агентов на железных дорогах? Кроме того, Джапан - наш союзник. Без их помощи нам бы трудновато пришлось.
   Лефебр сказал нам с Котом собраться и ждать сигнала. Вдруг сразу после миссис Прей наш герой рванет в Харбин? Поэтому сегодня с утра я собрал пухлый саквояж, написал письмо сестре в Новониколаевск. Съездил в сыскной, передал коллегам дела. Посмотрел вместо Сухуа пару фильмов - она хотела отлучиться куда-то по своим семейным делам. Фильмы были дурацкими.
   Один американский, приключенческий. Большой дирижабль перевозит золото из Сан-Франциско в Бостон. Об этом узнает шайка грабителей. В пути охраны у дирижабля почти нет, на то и расчет хозяев груза - в воздухе не ограбят. Грабители подговаривают горных индейцев напасть по пути на дирижабль, когда он будет лететь низко над горами. Так и делают. Ловкие индейцы бросают свои лассо, прицепляются к дирижаблю... Ну и так далее. Я поставил в журнале напротив названия фильмы плюсик: к просмотру одобрено.
   Второй фильм русский - "Алим, крымский разбойник". Главный герой - бедный молодой татарин. Полюбил дочь богатого армянина, а тот против их брака. Он татарина подставляет и все начинают думать, что этот Алим - разбойник. Тогда Алим от обиды и правда становится разбойником. Убивает богачей направо и налево, а деньги раздает бедным. Богачи выслеживают Алима и убивают на живописном морском берегу.
   Я поставил напротив этой фильмы знак вопроса. Вернулась Сухуа, я прошел в свою комнатушку, присел в дряхлое кресло, закурил. Поднял с пола прошлогоднюю уже газету:
   "Как рассказала "Голосу Родины" мать одного из мобилизованных Любовь, женщинам стало известно, что их близких причислили к дезертирам. По ее словам, сына ее мобилизовали из Воронежской губернии, после чего отправили в Белгород, а потом без надлежащего обучения - на передовую. Группа дезертиров была задержана при попытке покинуть расположение. Солдаты уверяли, что у них контузия и все они освобождены по состоянию здоровья. Все больше солдат самовольно покидает позиции и возвращается в родные села. Все в ожидании: "Скоро землю делить будем".
   На второй полосе - карикатура. Немецкие золдатен в рогатых касках лепят снеговика. У снеговика лицо с бородкой и хитрым прищуром, на лысине - сдвинутый набекрень глумливый котелок с надписью готическими буквами: ЛЕНИН.
   От газеты меня оторвал вошедший в комнатку Кот. Как и я, был он в гражданской одежде. Кот с улыбкой поздоровался, потер указательным пальцем щеточку усов и предложил:
   - А давайте прогуляемся по Светланской. Времени у нас еще до черта.
   - Прогуляемся?
   Мне как-то не очень хотелось выходить на обледеневшую от подтаявшего вчерашнего снега улицу.
   - Навестим господина Сытенко, - пояснил Кот.
   - Мы же там все осмотрели, а после нас - ребята из охранки. Они даже в библиотеке каждую книгу протрясли.
   - А мало ли, - сказал Кот. - Как-то не дает покою мне это дело.
   - Мы же им больше не занимаемся.
   - А все равно, - упрямо тряхнул головой Кот.
   - Ах ты, сыщик. Прапорщика заслужить хочешь?
   - Да не нужен мне прапорщик. Мне и в унтерах неплохо, - махнул рукой Кот. - Просто работа моя такая - сыск.
   - Преступник ведь уже известен - и на днях будет задержан. А, ладно, черт с тобой. Пойдем прогуляемся.
   На Светланской было оживленно, рождественские гирлянды и мигающие огоньки вывесок как бы убеждали: ну какая война? Война далеко, на другом краю континента. А здесь - солнце, капель, нарядные барышни останавливаются перед витринами, высчитывают и прикидывают, и гудит как добрый слон ледокол, прокладывающий в порт путь все новым кораблям, полным замечательных штуковин из дальних земель...
   Мальчишки-газетчики перекрикивали друг друга, ржание лошадей и шум авто:
   - Жуткое убийство в китайском театре! Большевик застрелил принцессу!
   Перед входом в книжную лавку - начавший оплывать снеговик с замерзшим бананом вместо носа. Мне вспомнился давешний газетный Ленин и я усмехнулся. Мы обогнули длинный хвост - люди стояли за дешевым белым хлебом, прошли мимо электротеатра с мигающей зелеными лампами картонной пальмой на фасаде и подошли к двухэтажному модерновому дому Сытенко. Я вспомнил, что кто-то говорил мне: кирпич для облицовки Сытенко специально заказал из Сан-Франциско, а мрамор для крыльца - из Италии. На крыше фурункулом торчал купол небольшой обсерватории с телескопом. Справа от входа - припорошенный снегом ярко-зеленый Форд.
   Кот подошел к Форду, постучал костяшками по кузову:
   - Шестнадцатого года модель. Свежак! Стоит тут спокойно... Как еще в Китай не угнали.
   Мы позвонили. Электрический звонок продзынькал какую-то знакомую мелодию. Вагнер, что-ли?
   Открыл угрюмый слуга. Кот сунул ему бумагу, но слуга помотал головой:
   - Ай донт спик Рашн.
   - Полис, - сказал Кот, мягко, но веско отстранил слугу, и мы вошли в обширный мрачный холл. Холл явно пародировал устройство католического костела. По стенам висели какие-то причудливые картины, десятки картин разного размера. Приглядевшись, я понял - это копии одного и того же полотна. Я подошел поближе к одной из них. Манера письма - как у старых фламандцев или что-то вроде этого. За длинным столом собрались существа с рыбьими головами. На тарелках у них - маленькие человечки, которых эти рыбоиды насаживают на вилки и поедают. Картина по мотивам Тайной вечери, типа того. Да, точно - их как раз двенадцать, этих рыбоидов. Была в картине какая-то неприятная правда. Картина вызывала почти физиологическое отвращение, но одновременно и притягивала взгляд.
   Кот с неудовольствием скривился:
   - Совсем поехавший человек был, упокой Господи его душу.
   Он перекрестился, я посмотрел на пародийный алтарь в дальнем конце холла.
   - Скажи англичанину, что мы хотим еще раз осмотреть гостиную и библиотеку, - попросил меня Кот. Я перевел, и дворецкий после некоторой паузы печально и важно кивнул.
   Библиотека была не так уж и велика. Кот опустился на корточки, начал зачем-то разглядывать пол возле книжных шкафов.
   - Ты что там ищешь? - спросил я, но он отмахнулся:
   - Да сам не знаю. Погодите немного, к шкафам не подходите пока.
   Через некоторое время он торжествующе воскликнул:
   - О!
   - Что там? - спросил я.
   - Пепел.
   - Ну и что же, что пепел? Ребята с охранки курили во время обыска. Или сам Сытенко.
   Кот не ответил. Достал из кармана складное увеличительное стекло, начал разглядывать серые крупинки.
   - Пепел от Тосканы,- заявил Кот.
   - Ну ты и Шерлок Холмс! - удивился я.
   - Какой еще Шейлок? - насторожился Кот.
   - Это из книжки из английской. Сыщик.
   - А... Не читал. Пепел различать нас на курсах в Петербурге учили.
   Кот повозился у других шкафов, затем встал, убрал увеличительное стекло в карман.
   - Лефебр тут лично каждую книгу отсматривал.
   - Это ты из-за Тосканы решил?
   Кот кивнул:
   - Сигара дорогая, простым ребятам из охранки не по карману. Сытенко, конечно, тоже мог бы курить. Но... В общем, мне кажется искал Лефбр тут какую-то важную для него книгу. И похоже, что не нашел. Пепел и в начале полок, и в середине, и в конце. Зачем большому начальнику лично проводить такую нудную и дежурную процедуру, как просмотр книг в библиотеке?
   - Книгу.... А ведь у Сытенко была с собой книга! Захер Мазох на малороссийском наречении...
   - Точно. Но Лефевр искал явно не эту книгу. Тот захер он итак из сыскного у нас изъял.
   Мы перешли в гостиную. Персидские ковры с дырами от угольков, французская мебель. Восемнадцатый век, или подделка под него. Черные тяжелые шторы на окнах, киноаппарат и белый экран на одной из стен. Граммофон на стеклянном столике. Электропианола в углу.
   Я подошел к пианоле, взял в руки картонный футляр от валика. Прочитал наклейку: Рахманинов, собственное исполнение... Я включил пианолу. Клавиши ожили, задвигались. Зазвучал медленный печальный мотив. Невидимый пианист играл и казалось, что зала полна сейчас невидимых гостей. Вот развалился на диване циничный молодой большевик. Вот красотка с белым от кокаина носиком. Вот слуги, разносят золотистую шампань. У камина на монгольском табурете-сандале - задумчивый молодой человек, этакий печальный ницшеанец. А вон там, в золоченом кресле - Госпожа в черном, лениво помахивает своим хлыстом.
   - В доме комнат тридцать или сорок. Ты их все осматривать намерен? - спросил я.
   - Все не успеем, - сказал Кот, заглядывая за обитый жемчужного цвета шелком диван. Затем он прошел к камину и начал шурудить изящной серебряной кочергой непрогоревшие дрова.
   Невидимый пианист чуть слышно тронул высокий и холодный до-диез-минор, и трезвучие ледышкой упало куда-то в мрачную пустоту этого дома. Растаяли наполнявшие залу призрачные гости. Валик кончился.
   - Смотри-ка, что здесь есть! Тут в камине дефект конструкции, у задней стенки не прогорает. Потому что к стенке отопительный бак присобачили.
   Кот держал в руке обгоревшую книгу.
   Я взял ее, посмотрел на знакомое заглавие.
   - "Венера в хутри", Захер Мазох, малороссийское издание, - вслух прочитал я.
   Мы присели на диван, я придвинул столик и положил книгу на него. Осторожно начал было перебирать ломкие прокопченные листы, но уже на первой, пустой странице увидел рукописную надпись: "Дорогому другу в память о великой дружбе". Подписи не было.
   Кот взял со столика газету, завернул книгу, сунул за пазуху.
   - А ведь вам уже пожалуй пора.
   - В самом деле! - воскликнул я. - Изысканное общество американской торговки миссис Элеоноры ждет меня!
   И тут мне показалось, что кто-то смотрит мне в спину. Я резко повернулся к окну, и вроде как там мелькнул темный силуэт с большой как тыква головою. Мне отчего-то стало жутковато. Хотя чего тут бояться? Праздный прохожий решил заглянуть в окно, проникнуть на мгновение в таинственную жизнь богача...
   Мы вышли на улицу. Кот снова подошел к зеленому Форду, одобрительно постучал по кузову:
   - Хорошее авто!
   Я же прошел к окнам гостиной и понял: даже вытянув руку мне не удалось бы достать до подоконника.
   Глава 5. В салоне Элеоноры Прей
   Это может и не салон Анны Шерер из книженции графа Толстого, и для Петербурга наверное совсем даже не салон. Но для Владивостока - очень даже не плохое место. Там бывает и вице-губернатор с супругой, и председатель Дворянского собрания, и депутаты городской думы - высший свет. Но все демократично - Америка ведь. Китайца, конечно, туда не пригласят, даже богатого. А вот простой полицейский чин или мелкого купчишку, или вчера только произведшегося из подпрапорщиков в прапорщики бывшего крестьянина - вполне. Милая деловитая Элеонора улыбнется своим амэрикан смайлом любому - в разумных пределах, конечно.
   Я позвонил, дверь открылась и горничная-японка проводила меня к собравшимся уже гостям. Элеонора встретила меня с радушной улыбкой:
   - Это вы тот молодой детектив, что интересуется культурой коренных народов Приморья? - спросила она и я немного смущенно кивнул.
   Огляделся. Человек двадцать - парочка местных краеведов, молодой геодезист с которым мы как-то пересекались в одной компании, вездесущие офицеры и несколько иностранцев с дамами - похожи на американцев. Был также господин Хирано из японского посольства. Хирано неплохо говорил по-русски и однажды помогал мне в деле об ограблении японского промышленника в Никольск-Уссурийском. Революционеры устроили экс, когда японец вез зарплату рабочим, строившим складские здания. Деньги забрали, охранника убили, а японца просто стукнули по голове рукояткой револьвера. Мы выяснили, что за группировка экспроприировала деньги японца - но поймать никого так и не смогли.
   Хирано вежливо кивнул мне, я ответил.
   Я нашел место за отдельным столиком. Сделал вид, что читаю газету. Знакомый портрет привлек мое внимание и я невольно начал читать:
   "Леонид Андреев славится не только своей поддержкой террористов и германских агентов. В его финском поместье - огромный мрачный кабинет. Именно там, в перерывах между оргиями, бойкое перо "народолюбивого" миллионщика рожает свое непристойное потомство, вроде "Бездны" или оторванного от реальности "Красного смех". Но что это висит там, на стене кабинета? Огромная картина, изображающая земной шар во всех подробностях. А на земном шаре сидит Черт и читает книгу".
   Я представил себе этот кабинет, затем торжественно-декадентские хоромы Сытенко, затем - силуэт в окне. Я даже немного вздрогнул, отбросил газету и вернулся к наблюдению за залой.
   Каррутерс сидел у фортепиано, окруженный заинтересованными дамами. Он наигрывал пентатоническую мелодию, навроде китайской, и пояснял на плохом русском:
   - На этот мелоди гольды петь гимн для хозяин тайга.
   Был он лет сорока пяти, гладко выбрит, темно-русые волосы - чуть тронуты сединой. Одет в простое дорожное платье, как бы показывая: я тут в экспедиции. "Вас изучаю, уважаемые ледис энд джентльме-ен".
   Я рассмотрел постепенно лица всех присутствующих - Черповодского среди них не было. Не заметил я его? Ну нет, такую характерную рожу со шрамом я бы точно заметил.
   Молодой офицер улыбнулся мне:
   - Не правда ли - забавно, что мы пришли слушать лекцию англичанина о народах нашего собственного Приморья?
   - Да, это заставляет задуматься, - сказал я.
   - О чем же? - поинтересовался офицер.
   - Наверное о том, что союзники наши знают нашу землю получше нас. Видимо, финансирования у них побольше для этнографических изысканий.
   - Наши тоже изучают. Вы разве не слышали про Арсеньева? - удивился офицер.
   - Отчего же не слышал. Но ведь Арсеньев тех же удэгейцев вовсе и не изучил с антропологической точки зрения. Он больше изучал местность на предмет устройства военных баз.
   - Но он друг индейцев, как Майн Рид.
   - Это бесспорно, - согласился я.
   Каррутерс встал из-за фортепиано, прошел на импровизированную сцену, подготовленную миссис Элеонорой из чисто вымытого портового поддона. Стопка этих поддонов стояла во дворе ее особняка.
   Молодой офицер наклонился к инструменту, начал брать прямые туповатые аккорды в ре-миноре и запел на манер позлобневшего Вертинского неожиданно низким голосом:
   - На реке серый лед стародавних газет,
   На мосту крестный ход и туда ходу нет.
   В небесах хмурый Бог, нарисованный хной
   Монотонно гудит: мальчик, следуй за мной!
   Но все эти сны привезли из Китая,
   Все эти сны - подделка. Я знаю.
   Офицер усмехнулся чему-то и закрыл крышку фоно. Я подошел и поинтересовался:
   - Это вы что такое странное исполнили?
   - А это сейчас в Петербурге популярненько. Не помню автора - но в кабаках поют.
   - А вы недавно из столицы? - спросил я, а Каррутерс начал укладывать на пюпитр какие-то свои записи и прокашливаться, привлекая внимание публики.
   - Эх, - вздохнул офицер, мечтательно покачивая головой, - Месяц как прибыл оттуда. Здесь помогаю готовить мобилизованных, черт бы их взял. А мое место сейчас где-нибудь в Галиции, на фронте.
   - Но кто-то ведь должен, - сказал я.
   - Кто-то должен, - согласился офицер и посмотрел на меня внимательно.
   Каррутерс рассказал об отличиях гольдских верований от официальных культов манчжурской аристократии, затем отметил меланхолично:
   - Гольды, как и большинство других манчжурских народов, обречены на исчезновение. Как говорят китайцы - у них утрачен мандат Неба. Недавняя китайская революция, заточившая малолетнего императора в лишенном власти Запретном городе ставит точку на величии манчжурских народов.
   Я узнал, что главным божеством гольдов была Железная Сука и вспомнил, как наш томский преподаватель рассказывал нам: в культурах часто меняется местами святое и нечистое, запретное и праздничное. У гольдов сука она святая, а корейцы собак с удовольствием едят. А живут они рядом издавна - корейцы и гольды...
   Каррутерс говорил, а я немного оторвался от реальности. Унесся куда-то в прошлое. Вспомнил, как сестра показывала мне на фортепиано бетховинского "Сурка со мною" и как я непривычными пальцами пытался выбить из черного инструмента нужные звуки. Вспомнил однокашника в новониколаевской гимназии. Он мне говорил - ты тут не по правилам, первый год пропустил. А я ему ответил - у отца денег хватает, могу хоть два пропустить, у нас скотобойня крупнейшая в городе. Однокашник тот был сыном железнодорожного инженера, вполне прилежным - но иногда его заносило. И вот занесло его в какой-то притон на Владимирской, а там его зарезали ребята из Мочища, это вниз по Оби, где кожевенное предприятие. Люди там злые, как мне кажется.
   Каррутерс, поминая былое величие манчжурских народов, рассказал кратко о князе Гантимуре:
   - Сейчас многим уже кажется странным - зачем такому дикарю, буквально индейцу, давать княжеское достоинство. Но кем был Гантимур до принятия русского подданства? А он никаким дикарем не был. Он был влиятельной персоной в манчжурской иерархии. Родней Чингисхану и правящему манчжурскому дому. Поэтому уход Гантимура в русское подданство и был таким ударом для Цинского Китая. И благодаря такому вот дикарю российская империя владеет ныне Забайкальским краем, а граница манчжурских владений проходит по Амуру, а не в районе Якутска.
   Все вежливо захлопали, а Каррутерс улыбнулся вдруг какой-то простой русской улыбкой и попросил смешать для него шампанское с квасом. Элеонора кивнула и скоро японская горничная принесла каррутерсов заказ.
   - В чест Матушка-Раша! - поднял Каррутерс свой фужер. - А сейчас я к сожелэний покидать ваш гостеприимство. Сибирский большой поездка ждет мой билет, ехать Харбин и Красный-Ярск.
   Черповодского среди гостей я так и не увидел. Лефебровские источники были так себе.
   Вышел я на улицу - и из дрянной облезлой кареты меня окликнул Лефебр.
   - Едем за вашими вещами - и на вокзал. Наш герой отбывает в Харбин сегодня.
   - Кстати, его на лекции не было, - сказал я.
   - Это с чего вы решили? - иронично спросил Лефебр. Достал вдруг из кармана растрепанную накладную бороду, типа староверской, приставил к подбородку и рассмеялся.
   Элеонора вышла на крыльцо, крикнула мне по-английски:
   - Приходите еще, обязательно!
   - А вил кам некст вик! - крикнул я и мы покатили по Почтовому переулку, свернули на Светланскую и погрузились в начавший темнеть безумный город.
   Мы миновали оплывшего снеговика со вставленным в макушку красным флажком. Я подумал: да, уж... Опять девятьсот пять, что ли?
   В порту грохнула пушка: видимо встречали какой-то важный иностранный корабль. Как там сегодня жаловалась Элеонора: иногда выстрелов слишком много, пугают... Вдруг и здесь война?
   Я вдруг вспомнил про бумажку с обыска на квартире Черповодского. Черт, забыл про нее и до сих пор не приобщил к делу... Достал: карта Урянхайского края, нового протектората. Протянул Лефебру.
   Тот вдруг очень оживился, лицо его как-то даже очеловечилось:
   - А откуда это у вас?
  Глава 6. Дорожные мелочи.
  Мы сели в свое купе 'Владивосток - Харбин', и Лефебр закатил лекцию:
  
  - Россия начала осваивать маньчжурские земли, с помощью французского капитала. Англия против. Она нам вроде как союзник - но в удобный момент в спину ударит. И Япония - вы что думаете, нашим другом стала после той войны? Они ту войну воспринимают, как свой проигрыш. Политики предали армию и все такое. Вы в курсе, что по итогам войны там были крупные беспорядки и император в итоге отправил правительство в отставку. Вот, смотрите.
  
  Лефебр достал толстую тетрадь.
  - Я вам дам пока почитать, на недельку. Для общего понимания восточной политики. Тут просто мои наблюдения, заметки. Вы по-французски читаете?
  - Конечно, - ответил я. - Говорю плохо, а читаю вполне.
  
  Лефебр вручил мне тетрадь и я сунул ее в свой саквояж.
  
  - А вы заткнитесь пока, - мрачно сказал Лефебру Кот. - Я своего начальника послушаю. У нас же есть конкретное део, конкретный подзреваемый. Черповодский...
  
  Лефебр был очень возмущен, но я махнул ему: так у нас принято.
  
  - У нас так не принято, - жеманно сказал он по-французски.
  
  Я сказал:
  
  -По подозреваемому у нас все есть...
  
  Лефебр прервал:
  - Вы его не знаете. А зачем меня бы прикомандировали? Он сейчас в соседнем вагоне едет и хохочет. Он внешность менять умеет, как волшебник.
  - Вы имели ввиду - как фокусник? - уточнил я.
  
  - Тебя волнует - фокусник он или волшебник? - зло спросил Лефебр.
  
  -Проехали, - мирно предложил я.
  
  - Фокусник или волшебник - большая разница. - возразил Кот. - Кого именно ловим?
  
  - Волшебника ловим, - вздохнул Лефебр, - Сейчас нам надо пройти в ресторан. Ну, бывший ресторан. Там посмотрим и послушаем, что к чему.
  ***
  Мобилизованные занимались своими делами. Впрочем, дела их не слишком отличались от наших. Они играли в карты, пили тихонько самогон, обсуждали императрицу. Разница была лишь в том, что они расположились на полу на своих вещмешках, мы же сидели за столами.
  
  Через час карточных игр с немного хмельными офицерами я сказал Коту:
  - Хорошо же?
  
  Он усмехнулся:
  - Разве это игра? Вы в Суньке настоящей игры не видели
  
  Мы молчали, курили, а потом Кот спросил меня:
  - На адмиральском балу кто вам понравился?
  
  Тут я и выпал в осадок. Ясно-понятно кто. Она там и мерцала своими таинственными глазами. Я ей всякие глупости про Мару рассказал и она подумала - я дикарь. Девушка из Петербурга... Не нужно ей было про Мару рассказывать.
  - Слушай, давай не будем про это, - суховато сказал я, и Кот поднял ладони вверх: хорошо, сдаюсь...
  
  В вагон-ресторан зашел Каррутерс. В дешевой дорожной одежде он вполне походил на русского мобилизованного, из тех что побогаче. Встретившись со мной взглядом, он легонько поклонился и улыбнулся. Присел на заранее зарезервированное место и громко попросил официанта:
  - Мне нужен сольянка.
  
  Официант кивнул, поставил на столик графинчик с прозрачной жидкостью и удалился исподнять заказ.
  
  Никого похожего на Черповодского мы среди присутсвующих так и не обнаружили и около часу ночи отправились в свое купе. На полу нам пришлось перешагнуть через подселенного к нам мобилизованного. Тот сонно сказал:
  - Тудыть налево, - и приладил вместо подушки вещмешок, который давно уже уполз от него куда-то вдаль.
  
  Я провалился в сон без сноведений. Лишь утром, перед пробуждением, мне приснилась какая-то ерунда. Будто в Новониколаевске выстроили в подземку, как в Лондоне или Париже. И я хожу по подземным переходам - а в переходах кругом живут и спят люди. Я искал ту самую петербурженку с адмиральского бала, а потом проснулся от громких голосов снаружи.
  
  Я открыл дверь купе, вышел в коридор.
  - Господа, что происходит?
  - К Харбину подъезжаем, - сказал проводник и указал рукой на скопление людей возле выхода.
  ***
  Обнаружилось, что Лефебр мертв, типа выстрелил себе в рот из ствола. Возле туалета.
  - Кот! - крикнул я, возвращаясь к своему купе, и мобилизованный на полу ответил мне сквозь сон:
  - Сам ты кот.
  
  Глава 7. В 'Модерне'.
  Двухэтажный вокзал в стиле арт-нуво встретил нас скоплением извозчиков и продавцов горячего чая. Мы уладили формальности с телом Лефебра с полицейским на станции и направились в 'Модерн' - известную на всю Азию гостиницу. Это не гостиница даже, а целый мир. И номера, и синематорграф, и театр, и опера... Лицо города. Вот из-за подобных мест китайцы и зовут Харбин 'Восточной Москвой'. Не Москва конечно, но для Маньчжурии стотысячный европейский город - это впечатляет. На здании слева висел плакат: ХАРБИН - 19 ЛЕТ.
  
  Мы взяли извозчика, ехали по широким проспектам, и я думал: что ж у нас в Новониколаевске такого не настроили! Мороз стоял градусов двадцать - это для январского Харбина обычное дело. Но мороз не влажный, сухой. Такой переносится гораздо легче, чем владивостокские десять. У 'Модерна' мы увидели афишу: ВПЕРВЫЕ В ХАРБИНЕ - СОЛИСТ ИМПЕРАТОРСКИХ ТЕАТРОВ ФЕДОР ШАЛЯПИН.
  - Ого, - сказал я Коту. - Шаляпин! Слышал его пластинки?
  - Нет, - ответил Кот. - Я фильм видел.
  - Какой?
  - Про царя. В позапрошлом году. Щас вспомню...
  
  Кот задумался, потом сказал:
  - 'Иван Грозный' же!
  - Точно...
  - А нам недорого в 'Модерне'?
  - Пока нормально, - хлопнул я себя по карману.
  - Это хорошо, - улыбнулся Кот.
  - Ну что, на Шаляпина пойдем вечером?
  - Отчего ж не пойти!
  
  Мы взяли недорогие номера на третьем этаже, я глянул на городскую суету за окном, потрогал самовар: горячий! Переоделся, достал из саквояжа тетрадь Лефебра. подумал о нем: лежит сейчас в харбинском морге с развороченным затылком. Как же это так? А вот так... К трем часам нам надо быть у полицмейстера. Там телеграф, можно связаться со Степаном Давыдычем... Ныне наша маленькая группа из подчинения Лефебра вышла. Что же теперь делать? Возвращаться домой? Или придется здесь задержаться?
  
  Я налил чаю и открыл тетрадь на первой попавшейся странице.
  
  'Когда речь заходит о деятельности японской агентуры в Урянхайском крае', - аккуратным почерком писал Лефебр - 'Приходится сталкиваться с удивлением читателя: где Урянхай (центр Азии), а где Япония (самая восточная ее окраина)? Неважно, идет ли речь о событиях начала XX века или о современности - рассуждения о роли Японии в урянхайской политике и в отношениях России и Урянхая (Тувы, как называют ее местные жители) вызывают улыбку.
  
  В явном виде "японские уши" в русско-урянхайских отношениях вылезали один единственный раз, в 1908 году. После Русско-японской войны престиж России в Азии серьезно пошатнулся. Предположительно, японские эмиссары убедили фактического правителя Урянхая нойона Хайдыпа в возможности отторгнуть от Российской империи пограничные территории в Саянских горах, которые тувинское население считало несправедливо отторгнутыми.
  
  Хайдып провел военную операцию и отодвинул границу своих владений на 80 верст к северу. Российских войск на театре боевых действий не было - только считанные отряды казаков.
  
  Через некоторое время из России прибыло подкрепление, отряды Хайдыпа были разбиты. В Пекине с удивлением узнали о пограничном конфликте и приказали нойону Хайдыпу покончить с собой.
  
  Инцедент был исчерпан, а в 1911 году малолетний император Пу И был лишен власти и заключен в Запретном городе. Цинская империя рухнула. В сражении при Кобдо тувинские и монгольские отряды разбили китайские войска, внешняя Монголия и Урянхайский край перестали быть китайскими.
  
  (Если быть точным, то китайскими они никогда и не были. Существует историческая аберрация, заставляющая нас думать, что "Китай поработил Монголию, Урянхай, Тибет". На самом же деле Манчжурия в союзе с халха-монголами установила свою власть в Китае. Именно халха, т.к. западные монголы (джунгары) в союз с маньчжурами вступать отказались - и последовали долгие годы войн, закончившиеся разгромом и уничтожением джунгар. В Туве существовал (и до сих пор весьма ощущается) раскол между симпотизантами халха (а значит и маньчжур) и сторонниками западных монголов (см. фигуру джунгарского правителя Амырсана как культовую для западной Тувы и Алтая). Русские путешественники и сейчас описывают культ князя Амырсанаа и ожидание его скоро второго пришествия - он, де, придет из России и освободит народы бывшей Джунгарии от китайской власти.'
  
  Я вспомнил найденную Котом в комнате Черповодского карту Урянхайского края. Вон оно как!
  
  Я прилег на узкий диван и продолжил чтение:
  
  'Отношения Джунгарии с Россией были сложными, зачастую конфликтными. Граница Джунгарии при Петре Великом проходившая у нынешнего Новониколаевска (Бердский острог) смещалась все южнее, однако это ужимание было связано скорее с общим упадком Джунгарии, проистекавшим от постоянного противостояния с маньчжурами и халха-монголами. Россия оказывала Джунгарии помощь вооружениями, однако помощь эта уже не могла помочь угасавшей кочевой державе.
  
  Для понимания японских действий в Центральной Азии важно понимать: после падения Цин новый республиканский Китай не имел ни малейших прав на территории Маньчжурии, Внутренней и Внешней Монголии, Тувы, Тибета и Восточного Туркестана. Все эти территории присягали манчжурскому императору, а не какому-то "Китаю". (В русском языке название "Китай" происходит от имени монгольского племени кидань и иронично указывает на истинную суть дела).
  
  Всю японскую внешнеполитическую мысль начиная с "революции Мэйдзи" можно кратко выразить так: "Борьба за маньчжурское наследство". После опиумных войн стало ясно, что империя Цин приговорена, и исполнение приговора - лишь вопрос времени. Однако некоторые державы и Россия не были заинтересованы в обрушении цинского "Китая". Россия на французские деньги начала успешно колонизировать Манчжурию. НЕ КИТАЙ, а малонаселенные коронные земли манчжурской династии. Цины рассуждали: наша земля, кому хотим - тому и даем концессии. Если бы не отдали России - Япония просто забрала бы Маньчжурию.
  
  Не все знают, но китайцам долгое время было запрещено селиться на коронных землях и землях соучредителей маньчжурской империи - монголов, тибетцев и других. Например, в Урянхае относительно значительное китайское население появляется только в начале ХХ века. Позже, чем, например, корейское. (Корейцы в рассматриваемый период были третьей по численности общиной Тувы, после тувинцев и русских).'
  
  И тут в комнату заходит вдруг Лефебр, держащий под руку связанного японского самурая.
  - Вы только на затылок мне не смотрите, будьте любезны, - говорит Лефебр, вытирая со щеки кровавый подтек.
  
  Я вскочил было - но тут же проснулся от негромкого, но настойчивого стука.
  
  - К полицмейстеру пора, - сказал Кот, когда я, еще не отошедший от сна, открыл дверь.
  
  Глава 8. У полицмейстера.
  Харбинская полиция - на особом положении. Ребята подчинены Министерству финансов - и это во всем проявляется. Здание главной управы роскошное, форма у полицейских - наилучшего качества, жалование, пожалуй, самое высокое в империи. Признаю честно - порядок в городе образцовый, по сравнению с Владивостоком или Новониколаевском. Просто другой мир. Хотя это в Новом городе так, в Старом - там беспорядок полный.
  - Извозчика возьмем?
  - Лучше прогуляемся, - сказал я. - Город посмотрим. Время пока есть.
  
  Мы пошли по улице Сюй Цзинчэна.
  
  - Знаешь, кто это? - указал я на табличку.
  - Китаец какой-то, - пожал плечами Кот.
  - Не, почему в честь его улицу назвали?
  - Откуда мне знать...
  - Он с китайской стороны был председателем правления КВЖД. Во время боксерского восстания его пополам распилили деревянной пилой.
  - Неприятная смерть, - сказал Кот.
  - Да уж.
  - А вы откуда знаете?
  - В университете рассказывали...
  - А вы знаете, что было раньше на месте города? - спросил Кот.
  - Да ничего здесь не было. Построили мост, станцию - вот и город возник.
  - А вот и нет. Здесь был большой ханшинный завод.
  - Водку китайскую делали?
  - Ага. Потом наши купили завод за восемь тысяч лянов и в этих зданиях город и зародился, из китайских фанз.
  - Откуда знаешь? - удивился я.
  - В газете прочитал, сегодня.
  
  Мы вошли в управу. Минут десять поторчали в приемной, рассматривая большие китайские вазы. Затем нас пригласили пройти к полицмейстеру.
  - Степан Давыдович вам привет передает, - сказал полицмейстер, показал на комок телеграфных лент, скопившихся у него на столе. - Есть долгий и серьезный разговор. Может чаю? Или кофею? Кофе дрянной, из Индокитая, - предупредил полицмейстер.
  
  - Лучше уж чаю, - хором сказали мы.
  
  - Даже не знаю, с чего начать... - замялся полицейский. - В общем, убийство Сытенко раскрыто. Степан Давыдович передает личную благодарность господину подпорутчику за ценные сведенья и улики, помогшие раскрыт дело. Поздравляю.
  
  Он встал и пожал руку немного смущенному Коту.
  
  Я смотрел на всю эту сцену с некоторым удивлением.
  
  - О вас Степан Давыдович тоже очень тепло отзывался, - снова ткнул в комок телеграфных лент полицмейстер.
  - Спасибо... - тихо сказал я.
  
  - Ладно, к делу.
  
  Полицмейстер приоткрыл окно, закурил папиросу с золоченым мундштуком.
  
  - Чай в самоваре, сахару у меня сейчас нет. Папиросы перед вами. Разговор предстоит долгий. Только сразу предупреждаю: дело конфиденциальное, никому ни слова. Это официальное требование.
  
  Мы кивнули, и полицмейстер рассказал нам абсолютно безумную историю. Я перескажу ее кратко, без скабрезных подробностей.
  
  Лефебр работал на французскую разведку. При этом состоял в любовной связи с миллионщиком Сытенко, большевиком. Изначально Лефебр просто следил за Сытенко, но позже между ними возникла противоестественная связь. Сытенко, как и все большевики, работал на немцев. Лефебр - на французов, и интересы Франции он честно старался соблюдать. Материалов на Сытенко собрал целый том... В какой-то момент Лефебра 'понесло', а потом он начал подчищать следы. Дурацкая книжка Захера-Мазоха с дарственной надписью Лефебра была важной уликой, компроментировавшей этого двойного шпиона. Вобщем, из-за Захера этого Сытенко и пришлось зарезать. Лефебр изменил внешность, пришел в опиумный притон - и убил Сытенко, который как раз и должен был принести ему ту самую книгу с автографом. Но книга у Сытенко была не та, автографа на ней не было...
  
  Я совсем запутался в этих содомитских страстях, но полицмейстер, наконец, перешел к сути:
  
  - Насчет дела Черповодского. Тут Лефебр работал честно. Ну... Относительно честно. Черповодский этот - шпион скорее английский, хотя черт его знает. И вот шефу своему Лефебр высказал перед отъездом предположение: Черповодский тесно связан с англичанином Каррутерсом.
  - Это который путешественник? Ученый? - удивился я.
  - Он самый. Где Черповодский - там и Каррутер, так уж получается. Если хотим Черповодского найти - нужно за Каррутерсом смотреть.
  - Так ведь дело-то уже не уголовное получается. Убийца найден - а шпионские дела нас разве касаются? - спросил я.
  
  Полицмейстер усмехнулся.
  - Время сейчас такое - кадровый голод. К тому же дело - весьма деликатное. Британцы - наши, хм, друзья. Работа контрразведки по Каррутерсу может быть воспринята союзниками, как недружественный акт. Сейчас Каррутерс направляется в Минусинск. Вы последуете за ним, а в Минусинске свяжемся через телеграф. Но скорее всего, к тому времени дело Томску передадут. А вам пока надо легенду придумать. Встретитетсь с Каррутерсом - что ему скажете?
  
  - А что там, в Минусинске? - спросил Кот. - Зачем туда этому Чертоводскому?
  - Там кругом золото, - объяснил я. - Староверы, английские промышленники. Деньги там крутятся большие.
  - Правильно, - кивнул полицмейстер. - И вот эти деньги кое-кто хочет использовать против империи.
  
  Он помолчал, затем сказал тихо:
  - Вы ведь в 'Модерне' остановились? Сегодня Черповодский будет там на спиритическом сеансе. После концерта Шаляпина.
  - Так он еще и спирит? - усмехнулся Кот.
  - Среди спиритов этих - половина шпионов. Кружат голову дамочкам из высшего общества. Получают через них сведенья.
  - Что ж их не арестуют? - удивился Кот.
  - Немецких давно арестовали, а вот союзников, хм... Не велено трогать.
  - И что нам делать, если Черповодского там встретим? - спросил я.
  - Его надо просто убить, - ответил полицмейстер, встал и подошел к окну. В стекло била мелкая снежная пыль. Загудела вдруг отопительная батарея, а Кот сказал:
  - Убить - так убить.
  - Там наш человек будет. Он вызовет Черповодского в курительную комнату. Там и работайте. А то в общей зале - дамы, жена градоначальника может быть...
  
  Я затушил ставшую вдруг горькой папиросу, начал разглядывать ее золоченый мундштук.
  
  - Идите, господа. Вас отвезет мой водитель, - сказал полицмейстер.
  
  Мы вышли в коридор, Кот сказал негромко:
  - Авто у него хорошее, я видел. Хоть прокатимся. Сегодня закончим дело - и домой!
  
  Домой... Я внезапно понял, что не совсем понимаю, где мой дом. В ауле Карасуу? В Новониколаевске, Томске, Владивостоке?
  
  Глава 9. В ожидании сеанса.
  Мы вернулись в 'Модерн', пообедали на скору руку, а потом я вернулся к себе в номер и продолжил чтение лефебровской тетради.
  
  'Почему маньчжуры запрещали китайцам селиться на привилегированных землях? Забота о народе, боялись экономического разорения населения китайскими банками.
  
  Появившись в Монголии и Туве китайский бизнес за 10-15 лет буквально высосал всю местную ликвидность, т.е. многочисленные стада. Большинство богачей-кочевников попало в кредитное рабство, что уж говорить о середняках. Скот никуда не исчез, его пасли теже люди - но он стал китайским.
  
  (После революции 1911 большинство китайцев в Туве было изгнано или убито (кроме женатых на русских женщинах).
  
  В общем, японский взгляд на ситуацию можно реконструировать так: "Уважаем маньчжурского императора, он владел Поднебесной. Но сейчас мандат Неба утерян, к власти рвутся эти ничтожества, китайцы. Негоже, чтобы маньчжурское наследство досталось им".
  
  И начали работать над проблемой. Япония не претендовала на полный ахват собственно манчжурских территорий. Корейцев они считали своими "заблудшими и одичавшими младшими братьями, которых надо долго и сурово перевоспитывать" и их ждала японизация. А Маньчжурия должна сохранять "независимость". Русско-Японская война была в том числе из-за Манчжурии: "с чего это русские и французы залезли в наши азиатские дела?".
  
  Тибет должен будет стать дружественным буфером, отделяющим от английских владений. А Монголия и Тува - таким же буфером, отделяющим от владений русских
  
  Что в японских планах было столь привлекательно для монгольских элит и что им не могла или не хотела дать Россия?
  
  Речь шла об объединении Внешней Монголии (с тувинским анклавом) и "китайской" Монголии Внутренней, где до сих пор проживает бОльшая часть монголов. Монголия по населению сразу переходила бы в другую категорию.
  
  Но договор с англичанами сделал невозможным для русского правительства такое объединение. Также было принято решение отказаться от строительства железной дороги в Тибет.'
  
  Я перелистнул несколько страниц, начал читать новый кусок:
  
  'А каковы права России на маньчжурское наследство с японской точки зрения? Японский взгляд на Россию можно представить с помощью такой вот исторической метафоры.
  Представим, что еще до Петра Швеция развивалась бы несколько динамичней, чем это было в реальности. Шведы заняли бы не только Финляндию и Балтику, но и Украину с Белоруссией. На севере шведы колонизировали бы Сибирь, проникая туда через устья рек, Северный Урал. Петр начинает свою "революцию Мэйдзи' - а все окрестности заняты Швецией. Стране некуда расти, неоткуда брать ресурсы. После войн России удается, например, взять под контроль кусочек выстроенной шведами на Украине железной дороги. "Новгородские купцы закупали на Ямале пушнину еще в 10 веке, ямалтские князцы присягнули русскому княжеству" - будет написано в учебниках, но что толку? Ситуация будет восприниматься несправедливо: шведы влезли в нашу часть мира.
  
  А Сахалин и Курилы? Это просто Япония, ее ресурсная переферия и это когда-нибудь должно вернуться в "родную гавань". На севере Сахалина прямо сейчас идутработы по разведке нефтяных месторождений. и, судя по всему, нефти там много...Теплый Приморский край (для японцев холодноватый) должен был бы стать Японской Сибирью, ну и вверх по Амуру от устья и до Шилки. А все остальные территории до Енисея могли бы быть зависимым от Японии буфером, "Латинская Америка" с раздробленная на множество территорий.
  
  На этой земле могла бы булькать некая политическая жизнь, с юга территорию держала бы союзная Японии Великая Монголия. В России принято смеяться над нынешней монгольской армией. Но многократно выросшая страна была бы для малонаселенной Восточной Сибири ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВОЙ.
  
  За границы бывшего монгольского мира интересы Японии пока не выходят, помому что ведь и само маньчжурское наследство осоновано на монгольском. Не расширительной "империи Чингисхана", а реального монгольского мира XVIII века, с сибирской границей по линии Новониколаевск - Кузнецк - Красноярск - Иркутск.'
  
  Я захлопнул тетрадь и начал собираться на концерт.
  ***
  Что вам рассказать о концерте Шаляпина? Лучшие перья мира посвятили себя описанию его талантов, так что я - умолчу. Отмечу лишь, что у него была необыкновенно прелестная и очень молоденькая аккомпаниаторша...
  
  Отгремели апплодисменты, Федор Иванович спустился в зал к столикам.
  
  - На Ивана Грозного он совсем не похож, - сказал Кот.
  - Конечно не похож. Это же не фильм. А там грим, борода приклеена.
  - Это я понимаю, - сказал Кот, - Может, автограф возьмем?
   - Да ты глянь, сколько народу там толпится, - скривился я. - Что тебе с этого автографа?
  - Жене привез бы. Автограф от Ивана Грозного.
  
  Шаляпин вдруг посмотрел прямо на меня, встретился со мной глазами. Усталые глаза на бледном лице... Я вежливо кивнул, он ответил на мой кивок и продолжил подписывать пластинки для восторженных дам. Мы же направились в нумер шестьдесят шесть, где скоро должны были собраться спириты и наша будущая жертва - Черповодский.
  
  - А тетрадку эту вовсе не Лефебр писал, - сказал вдруг Кот. - У него закорючки в буковках - совсем другие.
  - Все равно, мысли-то там интересные.
  - А зачем он ее вам всучил?
  - Что так грубо-то - 'всучил'? Дал для ознакомления.
  - Ну, и зачем французский шпион дал вам записки о тайнах мировой политики?
  
  Я задумался - но не нашелся что ответить.
  
  Глава 10. Спириты
  Дверь в шестьдесят шестой была широко распахнута. Оттуда доносился женский смех и негромкие звуки фортепиано.
  - Вы по приглашению или билет купить изволите? - почтительно поинтересовался лакей.
  - По приглашению, - ответил я и показал наши красочные открытки, полученные нами у полицмейстера. Мы повесили шинели в прихожей, немного замялись, ослепленные блеском люстр и дамских нарядов, а затем прошли в курительную залу. Мы разместились в глубоких креслах у столика, закурили. Я взял со столика свежий 'Харбинский вестник'.
  
  Рубрика: страницы прошлого. 'На моем далеком пути мне пришлось пережить немало приключений, - рассказывала Александра Кудашева. - Простой народ удивлялся моей езде и сочинял обо мне целые легенды. От самого Иркутска до Тобольской губернии крестьяне принимали меня за тайного жандарма. Никто не верил, что я женщина. В Тобольской губернии старообрядцы считали меня антихристом.
  В очень многих местах меня принимали за мужчину, и не без основания. Я и с мужчинами не стеснялась и не раз давала оплеуху. В селе Картамыше Оренбургской губернии крестьяне почему-то решили, что лошадь говорит со мной по-немецки. Любопытные приехали и настойчиво просили меня поговорить с ней за какую угодно цену'.
  После своего конного перехода из Харбина в Петербург госпожа Кудашева сразу же стала знаменитой на всю Россию. В столичных газетах 1913 года появились статьи с фотографиями прекрасной 'амазонки'. Журнал 'Огонек' писал: 'Ни на шаг не отходила сибирячка-наездница от своего скакуна-монгола, каждый день его кормила, чистила и даже мыла. На ночевках она ложилась рядом с ним, деля все трудности тяжелой дороги. Отважную наездницу от Харбина до столицы сопровождал также ее верный пёс породы сенбернар'.
  
  И тут я вздрогнул.
  - Ви меня преследоват? - насмешливо спросил Каррутерс.
  Я выронил газету, посмотрел на Кота, но тот лишь таращил свои бледные глаза.
  - Помилуйте... После концерта приятель мой дал мне приглашение, сказал, что будет интересный спирит.
  - Мир тесен, - усмехнулся Каррутерс. - Ви уже будешь на второй мой лекшн. Первый я рассказивать, сейчас буду делать.
  
  Каррутерс погладил выделанный из кожи большой бубен со звенелками.
  
  - Так это вы спирит? - искренне удивился я.
  - Ваша покорная слуга, - церемонно нагнул голову Каррутерс.
  
  - А мне сказали, будет какая-то английская дама.
  - А я и буду дамой, на этот час. Этот изменение внутренний ощущений нужен для такой работа. Отвергнут веси стериотайп. Но я сейчас буду рассказать всем, райт нау. Тайм из кам. Пройдемте биг холл.
  
  Мы с Котом вышли в общую залу в след за чертовым Каррутерсом. Собралось уже человек двадцать. Они сидели с очень серьезными лицами - и не похоже было, что они пришли сюда развлекаться. В основном дамы, но несколько мужчин тоже.
  
  - Сейчас ми устраиват шаманский мистери. Это плоди мой труд среди гольды и зулусы в Южный Африка, - громко заявил Каррутерс. - Наш главний заказчик райт нау - госпожа Войцихевская. Она выбирать из вас свои предки, ви играт как в театр. Андестэнд? Она ставить свои предки на нужный место в зал. Сейчас - выключать электрисити, горьят свечи. Я стучать этот бубен, миссис Войцеховски ставить вас туда или сюда по комнате. Наш задача - вызвать ее предки и она помириться с ними. Миссис Войцеховски, ви начинайте вибор. Кто мама? Папа? Систер?
  
  Госпожа Войцеховская смущенно тронула молодую девушку в синеньком простом платье:
  - Мама.
  
  Так она выбрала около десяти персонажей и начала расставлять их по комнате. Каррутерс в это время тихонько стучал в бубен. Сначала мне показалось смешным такое поведение взрослых образованных людей. Но потом я вспомнил про Мару, вздрогнул - и решил пока не смеяться.
  ***
  Я не могу объяснить что произошло - но в итоге все мы искренне рыдали, даже циничный Кот. Мы рыдали, я думал про Мару, про ее прекрасные болота и про свои детские обещания ей - а потом как бы очнулся, а каррутерс весело воскликнул:
  - Тйон ап зе лайтс! Электрисити!
  
  И вспыхнуло электричество, и все сидели смущенно, убирая быстренько следы слез на щеках.
  
  Кот подошел ко мне и шепнул:
  - Вы не поняли до сих пор? Каррутерс - это и есть Черповодский.
  
  Глава 11. Мара.
  Ладно уж, сколько скрывать можно? На сеансе английского спирита я про Мару вспомнил. А что мне еще вспоминать? Ведь с ней я обручен, так получается. И всё остальное - так, трепыхания карася на берегу озера Чаны. Знаете, какое это озеро? Вы на карту гляньте - оно огромное! Только карасю на песке это уже безразлично.
  
  Было это так. После первого курса я пригласил пару друзей из Томского императорского к нам в Новониколаевск.
  - Приобщитесь к современной культуре, - важно сказал я. - А деньги есть.
  
  И мы приехали в нашу усадьбу. Это между храмом и аптекой кирпичной, так скажем. Томичи большого восторга не высказали:
  - Тут все серое, благоустройства никакого... Не русский город, а американский, как из книжек про Чикаго.
  - Зато у моего отца скотобойни здесь.
  - Ну вот мы и говорим - Чикаго! - смеялись друзья.
  
  Потом через недельку я говорю:
  - А вот в Карасуу - слабо поехать?
  - Отчего слабо? Поедем, - дружно сказали друзья. - А где это?
  - Это в сторону Тары, верст триста.
  
  Сговорились ехать прямо ночью, и я помню, как извочика нашел, сунул ему деньги - вези, мол. Он и повез. Утром просыпаюсь - а я один в телеге.
  - Что ж вы, барин, на поезде не изволили ехать? - спрашивает меня мужичок.
  - А друзья где? - спрашиваю я.
  - Чьи друзья? - спрашивает мужичок и усмехается немного.
  - Я один поехал?
  - Известное дело - один как перст.
  
  Ладно, решил я. Так надо. Приду в себя. А друзей отец в Томск отправит с попутным транспортом. Да если чо - и сами на поезд прыг - и доехали. А я в родные места съезжу. Надо только телеграмму отцу отправить, чтоб не беспокоился.
  
  Едем мы, а местность такая - просто озерца тут и сям и сосны качаются. В трактире покушали, я выпил немного - и мужичка угостил. Он поблагодарил, улыбнулся:
  - Добрый барин.
  - Чо добрый-то? Просто по-человечески, - сказал я.
  
  К вечеру он сказал:
  - Тут налево немного - и сестра моя живет там. У нее переночуем.
  - Красивая сестра-то? - зачем-то спросил я.
  - Так в самый раз любому будет, - улыбнулся мужичок. Лошади заржали, как бы подтверждая его слова. Потом я немного заснул.
  
  Проснулся в темноте уже.
  - Приехали, - говорит мужичок. - Тут немного по болоту пройти надо - там и дом будет.
  - А лошади?
  - А они сами знают. А волков тут нет, ты уж поверь.
  
  И засмеялся.
  
  - За мной иди, - сказал он мне, и я послушно двинулся за ним. После болота - горка, а на ней домик, как из сказки. Зашли, там девушка. Не сказать чтобы прям красивая - но милая до невозможности. И глаза у нее необычные. Будто изо льда они, не поймешь какого цвета.
  - Марья, сестра моя - представил ее мужичок.
  
  Я сел на лавку, а Марья говорит:
  - Боишься меня? А то иди к столу, что у порога сидеть.
  
  Я прошел, уселся, а она сразу бутыль самогона достает:
  - Отведай, на клюкве, да на бруснике.
  
  Отведал. И сразу в голове темно стало как-то. Смотрю - в комнатке дверь приоткрыта. А там - старик лежит, худой как смерть. Копошится на полу, словно насекомое.
  - Кто это? - спрашиваю я Марью, а в голове темнеет совсем.
  
  - Муж мой, пока что, - говорит она. - А что ты любопытный такой? Лежит так и лежит, не долго ему осталось.
  - Что же муж у тебя... такой старый... - с трудом говорю я , а она смеется:
  - Старый? Да ему всего двадцать лет.
  ***
  Три дня мы прожили с Марой, а потом брат ее отвез меня на станцию и отпустила она меня с условием: вернуться через десять лет. А до этого - найти ей другого кого. Так Мара молодость сохраняет. Вечную, если долгих перерывов не будет. Кого я нашел ей - для нашего повествования не важно. Все одно, пропащий был человек. Маре на пять лет хватило, потом брат ей еще подобрал кого-то. И слава богу, что он подобрал, а то грех на душу брать не хочется, хоть и не верю я в грехи эти всякие.
  - Но если захочешь - так и сам возвращайся в любой день. Тебя завсегда приму, полюбился ты мне, - сказала на прощанье Мара, улыбнулась.
  
  Иногда я думаю: вернуться к ней - да и все. Что может быть лучше, чем бесконечные наслаждения с Марой? Но разум меня останавливает, как завязавшего курильщика опиума:
  
  - Оно может и хорошо. Но Мара твоя - это смерть.
  
  Разум правильно говорит. Мара - это смерть.
  
  Глава 12. Манси и Великий Иран.
  В дверь постучали. Я открыл. Там стоял пожилой китаец с девушкой-китаянкой. 'И кроткая девушка в платье из красных шелков, где золотом вышиты...'
  - Девуська нузен? - спросил китаец. Я задумался на минуту, потом отрицательно покачал головой. Закрыл дверь. Взял тетрадь Лефебра (или не Лефебра?) и начал листать. Решил найти что-нибудь про свои края. Края? Ха-ха. Про Мару я хотел найти что-нибудь, так я полагаю. Я наткнулся на заметку про Западную Сибирь и начал читать:
  
  В титулаторе российских императоров значилось гордое: Великий князь Кондинский. А что это за княжество такое, Кондинское?
  
  Поговорим немного о современном художнике Василии Кандинском. Сам он возводит свой род с одной стороны к тунгусским князьям Гантимуровым (потомкам цинского аристократа Гантимура) с другой же - к вогульским князьям Кондинским.
  
  Княжество Кондинское было до присоединения к России в 1594 году частью другого вогульского (мансийского) княжества, Пелымского. 50% налогов Пелыма приходило от Кондинского князя. Кондинцы совершали набеги на вотчины Строгановых, что и послужило одной из причин похода Ермака. Кондинские князья находились в вассальной зависимости от пелымских и от Сибирского Хана, которым примерно в то время нелегитимно объявил себя Кучум, после 15 лет войн.
  
  То есть мы видим вогулов-манси активными участниками важных политических процессов времен русской Конкисты.
  
  Теперь давайте попробуем понять масштабы всего этого мансийского мира. В княжестве было 2 города. Территорию оно занимало примерно размером с Чехию. По княжеству протекали могучие таежные реки.
  
  Население Кондинского княжества по переписи 1628 года составляло 257 человек.
  
  Ошибки тут нет. Не 257 тысяч, а просто двести пятьдесят семь человек.
  
  
  Итак, у Кондинского князя было около 250 подданных мужского пола. Ввиду малочисленности "княжества" в русском делопроизводстве мансийские князья именовались "князцами". Князец - звучит мило и ласково, но не солидно. И Кондинские долго добивались пересмотра своего статуса. Долго - это 200 лет. В 1800 году Павел своим императорским указом повысил их до полновесных князей.
  
  Но чем было княжество с населением в 250 мужчин в реалиях сибирской тайги 1594 года, к моменту присоединения?
  
  Представьте, что вы хозяин предприятия, где работает 250 профессиональных звероловов. Они вам приносят соболей, которых вы продаете татарским и русским купцам. Не княжеский масштаб - но вполне крепкий и надежный бизнес. Примерно так и была устроена вся таежная Сибирь в те времена: редкая но регулярная сетка "князцов" от Урала до Енисея. Отжатие бизнеса у князцов и было главной целью русской Конкисты. Защитить же князца от конкистадорского беспредела мог только высший суверен, в данном случае - русский царь, для которого князец начинал собирать ясак вместо прежнего Хана.
  
  Впрочем, богатства Кондинского князца, описанные после его пленения русскими, все равно не впечатляют. Пара серебряных ложек и чашек, да обшитая по краю собольим мехом занавеска.
  
  Однако главных сокровищ Кондинского князя русские казаки не нашли.
  
  В удаленном святилище среди болот были бережно сохранены огромные серебряные блюда, изображавшие одетого в иранскую одежду Всадника.
  
  Иранскую? Конечно, в иранскую. А как еще должен быть одет помощник Ахура-Мазды, следящий за мировой справедливостью Митра?'
  
  В дверь снова постучали. Это был Кот.
  - Чего тебе? - недовольно спросил я.
  - Вы вообще поняли мою мысль? Черповодский - это и есть Каррутерс! - зашептал мне Кот.
  - Я твою мысль понял, но можно меня вечером не доебывать? Я обдумаю мысль, а завтра тебе скажу результат.
  - Пока вы думать будете - он вас прибьет, как Лефебра, - сказал Кот. - Ладно, дело хозяйское.
  - Возьми себе девочку.
  - Что, их во Владике мало? - сморщился Кот и отправился к своему номеру. Я же вернулся в постель и продолжил свое чтение.
  
  
  'Ко времени покорения русскими Сибирского ханства территория между Уралом и средним течением Иртыша и Оби до самого Ледовитого океана занята была десятком мансийских, хантыйских и смешанных княжеств с ясачным населением в 200-300 человек. В половодье Обь и Иртыш разливаются на многие километры, да и остальная территория этой сибирской Амазонии занята сплошными болотами. (Но основная часть манси жила ближе к Уралу, ханты же - до нынешнего Томска). Все население этой огромной территории можно оценить в несколько десятков тысяч человек. Больше при традиционном для них типе ведения хозяйства такая территория не прокормит. Дальше к югу, у сибирских татар, плотность населения радикально увеличивалась.
  
  Манси русские назвали вогулами (от их хантыйского названия), а хантов остяками (от сибирско-татарского иштяк, т.е. язычник). Я слышал, как в Сибири казанские татары называли термином "иштяк" самих сибирских татар, которые считаются слишком неортодоксальными мусульманами.
  
  В реальности же сибирские татары представляют собой смесь сибирских тюрок, бухарцев и обских угров, т.е. хантов и манси.
  
  Мы сосредоточились на манси, но на самом деле ханты и манси - народы очень близкие (хотя их отношения всегда были непростыми). У них сходная религиозная система, а фратриальная система у них попросту общая. И ханты и манси делятся на 2 фратрии - Пор и Мось. Если ты родился Пор, то жениться можешь только на Мось - и наоборот. Соблюдение запретов на внутрифратриальные браки было строгим, а "национальность" брачующихся (хант он или манси) значения не имела.
  
  На протяжении столетий манси с юга теснили тюрки, с запада финны (коми), а потом русские. Поэтому изначально проживавшие в Уральских горах манси стали в итоге преимущественно болотными жителями.
  
  Теперь давайте разберемся, зачем манси не только иранские блюда со всадниками, но также и массовая закупка игрушечных солдатиков на лошадках, которых специально для них начали делать в далекой Москве.
  
  
  Основным объектом поклонения манси было божество Мир-суснэ-хум. Он представлялся скачущим по небу всадником, наблюдающим за соблюдением в мире справедливости. В фигуре Мир-суснэ-хума легко угадывается иранский Митра, некогда почитаемый не только в Иране, но, например и среди римских легионеров. Описания Мир-суснэ-хума и его титулатура сходны с таковыми для Митры.
  
  Но как Митра попал на болотистые просторы Приуралья и Северо-Западной Сибири?
  
  Предки обских угров некогда вместе с предками венгров были степными кочевниками. Венгры ушли, предки манси остались и были постепенно оттеснены на север.
  
  Мансийский митраизм был смешан с угорскими верованиями, на севере он был еще более разбавлен верованиями неизвестных нам аборигенов, живших до прихода современных народов (ненцы называли этих аборигенов сихиртя и считали что они ушли под землю).
  
  Судя по всему, культ Митры стал для манси важным признаком их нации. Они сохраняли его, несмотря на попытки исламизации со стороны "татар". Точнее сказать, принявшие ислам ханты и манси и стали частью "сибирских татар".
  
  Манси были крещены и формально приняли православие. Однако на болотных святилищах продолжали поклоняться Митре, который начал считаться сыном верховного бога Нуми-Торума.
  
  Только нынешним исследователям стало понятно, что закупавшиеся манси московские игрушечные солдатики использовались как изображения Митры. После падения Сибирского ханства связь с Ираном у обских угров начала слабеть - и потребовался московский заменитель. Им отчасти и стали эти солдатики.
  
  Связь степных угров с Ираном понятна: Приуралье было некогда тюрко-иранским миром. Но почему связь сохранилась и позднее, каков был экономический и политический базис? Тут нам придется поговорить о сибирских бухарцах. Народец интересный. К началу 20 века было их не больше чем манси - около 12 тыс.
  Кто из сибирских бухарцев отметился в современной мировой истории? И неужели они вообще хоть как-то умудрились в ней отметиться за пределами своих сибирских болот?
  
  Ну, во-первых на болотах они не жили. "Дураков нет". Жили они чуть южнее. А во-вторых - да, умудрились.
  
  Сибирским бухарцем был, например, главный мулла первой Соборной мечети Японии Абдурашид Ибрагимов. Открыл мечеть в 1908 - и дальше работает человек.
  
  Давайте вспомним: вся таежная Сибирь от Урала до Якутии была покрыта сетью малонаселенных "княжеств". В распоряжении каждого князца было 200-300 мужчин, из них 20-30 человек дружинники, остальные - охотники, поставлявшие князцу соболя и другие меха. Мы слабо представляем себе обороты этого сибирского бизнеса. Скажем только, что он составлял основу российского, а ранее новгородского экспорта. Но новгородцы контролировали ничтожную часть этого потока.
  
  А кто контролировал основной трафик? Кто реально контролировал несколько десятков сибирских князцов?
  
  Не вдаваясь в детали скажем просто: князцы от устья Амура до Енисея контролировались Китаем, а от Урала до Оби - Ираном.
  
  Северную часть китайского мира князцов (в основном тунгусских) контролировали якутские тойоны. Северную часть иранского мира угорских князцов контролировали новгородцы.
  
  Для русских те князцы, что жили в иранской зоне до Енисея были остяцкими, даже те из них, кто к хантам отношения не имел. Например, енисейскими остяками назывались кеты. А князцы китайской зоны были "тунгусами". Но Иран-Китай - это до 13 века. А потом пришли МОНГОЛЫ. Всю систему князцов они переподчинили себе, либо же ее пересобрали заново. Иран из бизнеса грубо выкинули, сам иранский мир был повергнут в прах Субудаем с товарищами.
  
  Уже в 14 веке монголы начали слабеть - и в сибирские дебри отправилась целая бригада из бухарских шейхов: возрождать иранский контроль. После ряда сражений шейхам удалось закрепиться и они занялись исламизацией местных тюрков. А хантов с манси исламизацией особо и не трогали. Зачем? Митраизм обеспечивал нормальную проиранскую позицию.
  
  Монгольская власть продолжала слабеть. В 1563 в Сибирь зашел новый бухарский поток. Не вдаваясь в детали, отмечу что весь проект "Кучум" был бухарским, Ермак именно для уничтожения мешавшего Строгановым бухарского проекта и прибыл. Кучум не был полноценным чингизидом и легитимным Сибирским ханом, поэтому в итоге Царем Сибирским, Великим князем Кондинским и пр. стал русский монарх.
  Дочь Кучума Лейла была замужем за шейхом сибирских бухарцев'.
  
  Глава 13.
  
  Электричество вдруг погасло. Я зажег свечи, покурил - и спокойно продолжил чтение:
  
  'Не надо представлять сибирских бухарцев обычным народом. Туда входили входили иранцы, узбеки, казахи, татары. "Новая историческая общность", и любой нужный человек мог официально стать сибирским бухарцем.
  
  Как 200 казаков могли покорить огромное Сибирское ханство? Да, армии князцов были невелики, а вооружение отсталым. Но попробуй найти этих князцов среди болотных кочек.
  
  Опирался Кучум не на князцов, он их эксплуатировал как менеджеров торговой сети. Опирался он на бухарцев, а те могли за свои деньги мобилизовать хоть всю степь.
  
  После русского завоевания сибирские бухарцы получили НЕВИДАННЫЕ для инородцев привилегии. Одной из важнейших была возможность основывать фактории на бывших "китайских территориях". Они не облагались повинностями и налогами и т.п.
  
  Видя такой итог, мы можем предположить: бухарцы договорились со Строгановыми, сдали Кучума и получили свою часть рынка.
  
  Параллельно бухарцы занимались строительством нации Сибирских Татар из разрозненных тюркских народностей. Получение доступа к бывшим "китайским землям" вовлекало в этот процесс новые народы.
  
  Почему живущие рядом с урянхайцами-тувинцами народы называют себя не кыргызами, а татарами? А вот видимо потому.
  
  В состав "сибирских татар" попали также и некоторые тувинские роды, откочевавшие на северо-запад и исламизировавшиеся.
  
  В общем, "монгольских" князцов Западной Сибири снова поделили между собой русские и иранцы.'
  
  Я немного подвис от всей этой информации. В универе нам ничего такого не рассказывали. Я звкрыл глаза и вскоре погрузился в обычные свои сны, где Мара смешивалась с той прекрасной петербурженкой и мы просто шли с ней по набережной Владивостока, а она говорила:
  - Как же мне тебя жаль... А знаешь ли ты, что такое кокоро? Ты ведь даже этого не знаешь!
  
  Я знал, что такое кокоро - и позже расскажу вас страшную историю на эту тему. Но во сне я был беспомощен перед петербурженкой, которая смотрела на меня льдистыми глазами Мары и улыбалась так, будто знает весь мой жизненный путь до самого конца.
  
  Глава 14.
  В поезде Кот ворчал, а я отмахивался от него:
  - Дай дочитать, ебано в рот. Это ведь важно! Нам еще четыре дня до Красноярска ехать - успеем этого Каррутерса обработать.
  - Да не Каррутерс он, а Черповодский, - шептал мне Кот и я постепенно начинал ненавидеть своего помощника.
  - Твое дело наблюдать, - отрезал я, и снова погрузился в чтение записок:
  
  'А теперь давайте погрузимся в самое сердце этого мира - город Тару. Сердце тайное, "запасное", не имеющее отношения к официальным сибирским столицам вроде кучумского Искера или русского Тобольска.
  
  В 1594 году, после подчинения Кондинского княжества, русские основали свой форпост довольно далеко на востоке от мансийского Приуралья. Свой форпост? Тара была до этого неформальной "столицей" сибирских бухарцев. Ею фактически и осталась. Территория эта - пограничье между тюркским и угорским миром. Удобная для тюрок лесостепь заходит здесь далеко на север, вплотную примыкая к болотистой тайге. Граница миров в этих местах проходила по Иртышу (так мне объясняли местные "татары").
  .....
  Бухарцам было удобно из Тары контролировать своих князцов. Город по сибирским масштабам был солидным, к началу 20 века - 13000 чел. По нему проходил тракт из Тобольска в Томск. От князцов бухарцам шел мех, от бухарцев князцам - персидские и китайские товары.
  
  В городе шла какая-то бурная политическая жизнь, борьба об ожесточенности которой мы можем догадываться лишь по косвенным признакам.
  
   Например, по итогам событий 1722 года ВСЯ РУССКАЯ ЭЛИТА ГОРОДА была уничтожена. Кто ее уничтожил? А сами русские.
  
   Подразделения Московского и Санкт-Петербургского полка, посланные туда с артиллерией. Население Тары по итогам событий сократилось в ДВА РАЗА. Тысячи жителей Тары и окрестностей были казнены, посажены в острог, высланы. Виселицами был уставлен весь Тобольский тракт. Трагические события, навсегда изменившие облик Тары как "русского форпоста" продолжались до 1735 года.
  
  Что же такое могло там случиться?!
  
  А случился в 1722 году Тарский бунт. Русская община Тары на тот момент- это укорененные в Приуралье от Печоры до Оби староверы. Они и заселили Тару после ее русского переучреждения и были главными конкурентами бухарцев в меховом бизнесе. Применительно к Таре можно грубо оценить объемы бизнеса как треть западно-сибирского. На наши деньги что-то вроде "20% российского нефтяного экспорта".
  
  На 1722 была назначена присяга новому наследнику российского престола. Но имя его не сообщалось, нужно было присягать абстракции, любому будущему наследнику. Среди староверов распространилась идея, что "раз имени нет - значит это Антихрист". Было составлено письмо, под которым подписывались все разделяющие эту идею.
  
  (Не буду упомянать, что бухарцев среди подписантов не было).
  
  Тара вышла из российского подчинения. Присланные войска взяли ее штурмом. Тарские русские "элитарии" количеством 70 человек заперлись в большом доме, половина сдалась на казнь, остальные самосожглись. Дальше, до 1735 года - рутинная методичная работа тогдашних Органов. Подписантов антигосударственного письма выявляли, судили, карали.
  
  Судя по всему - так хитроумные бухарцы очистили свою столицу от наивных староверческих конкурентов. "Против России и за счет России" или "сами, все сами".
  
  При Екатерине Великой сибирские бухарцы получили дополнительные льготы и привелегии. К ним стояла буквально очередь: примите меня в бухарцы! Но принимали далеко не всех - только заслуживших это.
  - Ты оставайся манси, молись Митре. Митра в Иране тоже допустим, это наши ребята. Не веришь? Езжай в Йезд, сам посмотри. А ты... Ладно, принимаем тебя в татары на испытательный срок, потом посмотрим. А ты? Ваш род уже 100 лет в татарах? Прадедушка с шейхом нашим дружил? Ладно, оформим тебя бухарцем.
  
  Получив огромные льготы - были ли сибирские бухарцы лояльны русским царям? Конечно. "Согласно договоренностям".
  
  Можно порыться и посмотреть, кто представлял сибирских бухарцев в Петербурге, Красноярске, Чите и пр.
  
  Кто представлял в Японии я уже писал.
  ....
  Все это счастье сибирских бухарцев начало кончаться с падением значимости меховой торговли но, особенно, когда Транссиб прошел намного южнее Тары.'
  
  Ох, сколько можно читать про этих остяков и вогулов! Я ведь обещал вам рассказать про Кокоро? Про суть Японии, ее душу? Расскажу так, как могу. Этот рассказ я написал не просто так, а на основании информации от своей японской осведомительницы. Мы с ней зависали в театральном подвале. она утверждала - весь рассказ правда от первого до последнего слова. только имена она изменила. А так... Она говорит, что не раз в таком участвовала. Деньги нужны, и все такое... Но ни одной пропажи людей мы раскрыть так и не смогли.
  
  Глава 14. Кокоро.
  - Еще раз попробуй, - сказала она, и он послушно вывел на песке черты японского иероглифа 'кокоро'.
  -Эх, - вздохнула она, когда прибой в очередной раз смыл черты иероглифа, и на его месте остались лишь невнятные бороздки. - Ты пишешь, будто по-немецки, Herz какой-нибудь. Или будто вывеску для мясного магазина. Кокоро - это не просто сердце. Это одна из душ и еще много чего другого.
  - У меня такое ощущение, будто я в чертогах Ледяной Королевы из ледяных кубиков этот Херц складываю, - пожаловался Артем.
  
  Дина посмотрела на него серьезно:
  - Вот потому и не получается ничего. А в ее чертоги тебя и не пустят, не мечтай...
  
  В туманном море крикнул какой-то корабль. Три раза - и смолк.
  
  Затем вдруг она удивленно спросила:
  - А это что?!
  
  Дина ткнула на вылезший из под рубахи крестик Артема.
  - Тебе же сказали - никаких религиозных символов. У нас же тут синто, ты до сих по не понял?
  
  Море тихонько шипело у их ног, на туфли Артему бросило причудливую пупырчатую водоросль.
  
  - Что-то я сомневаюсь, что это синто, - тихонько сказал Артем.
  - Что, деньги тебе вернуть? - немного зло спросила Дина. - Пожалуйста.
  
  Она высыпала на песок пачку влажных купюр. Большие деньги! Артем молчал, Дина собрала купюры и запихала их себе в сумочку.
  
  - Крестик сними и пока что вон на тот куст повесь, - спокойно и деловито указала Дина, и Артем послушно выполнил ее указание.
  
  - Ты хочешь установить душевную связь с океаном и получать его помощь?
  
  Громко загалдели чайки, а Артем согласно кивнул.
  
  - Тогда ты должен от души, от чистого сердца написать иероглиф "кокоро" и подарить его океану, - сказала Дина. - Вот, смотри еще раз.
  
  Она ловко набросала иероглиф, и Артем смотрел, как океан принял его.
  
  - Давай, теперь ты, - сказала Дина.
  
  Артем начертал на песке 'кокоро' и Дина радостно захлопала в ладоши:
  - Вот теперь - молодец! Вот теперь - получилось! А сейчас надо костер зажечь.
  
  Из сумочки Дина достала флакон с бензином от зажигалок, щедро полила им заранее подготовленные поленья. Забормотала что-то по-японски. Или не по-японски? Этого Артем определить не мог. Костер ярко вспыхнул, прорывая в тумане багряные бреши.
  
  - Сейчас подождем знак, - сказала Дина и открыла банку колы. - Ну ты трудный оказался... Но вроде все хорошо идет.
  .....
  Минут через пятнадцать из тумана показались мутные огни катера, послышалось тарахтение мотора.
  - Кто это? - несколько обеспокоенно спросил Артем. И вот уже на берег выпрыгивает несколько неотличимых друг от друга мужчин.
  - А это за тобой, - усмехнулась Дина. Встала, отряхнула с юбки песок и направилась к стоявшему неподалеку автомобилю. Тихая японская девушка уже сидела там, на заднем сиденьи.
  
  Артем для чего-то начал искать глазами куст, на который давеча повесил свой нательный крестик. Вместо этого он увидел другой - куст приморского шиповника с крупными белыми цветами, на котором болталось несколько жалких, изъеденных влагой крестиков.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"