Да здравствует самый справедливый
и гуманный в мире советский суд!
|
СВИДЕТЕЛЬ ОБВИНЕНИЯ
(Не рой другому яму)
Анатолий МЕЛЬНИК
На полпути по железной дороге между Одессой и Измаилом в низине расположился Арциз. Небольшой городок, имевший всю атрибутику районных центров: райком партии, райисполком, отделение милиции, прокуратуру, суд, ну и, конечно, школы, да не одну, и районную больницу. Больница была неплохо оборудована, имела хороший врачебно-медицинский персонал, потому население обращалось туда с охотой, и зачастую даже с серьезными заболеваниями предпочитало лечиться именно в ней, а не в областной больнице. Чем отличался город от десятков других районных центров Одессщины, так это тем, что здесь находился аэродром, на котором базировалась военно-транспортная авиация.
Военных было много, у них был свой обустроенный военный городок, ну а там, свой дом офицеров, все это волей-неволей привлекало молодых местных жительниц, испытывавших хроническую скуку провинциальных городищ, и нехватку холостых лиц противоположного пола.
Вот тогда, в самом начале 60-х годов минувшего столетия там и разыгралась криминальная драма в четырех действиях, к которой волей-неволей оказались причастны и местные медики.
I. Как упоминалось чуть выше, военный городок привлекал особ женского пола, туда шли в кино, на танцы, ходили особы даже очень юные, еще учившиеся в школе. Вот так одна девушка лет шестнадцати начала туда захаживать, и чем дальше, тем чаще, и возвращаться стала домой ближе к ночи, а потом, и за полночь. Родителям это очень не нравилось, но дочь как-то не особенно прислушивалась к советам и запретам родителей. И очень часто возвращение домой заканчивалось ночными скандалами. Мать, в конце концов, смирилась с непутевым поведением дочери, но отец продолжал пытаться уговорить дочь остепениться, не позорить семью. Жили они фактически в большом селе, и мнение соседей в то время многое значило, тем более что население городка было преимущественно болгарским.
Вот в один их таких дней дочь вернулась поздно, мать уже спала, а отец ждал дочь, не ложился. Та пришла, разделась в прихожей и пошла на кухню перекусить. Отец зашел на кухню, и в очередной раз попытался начать нравственно-воспитательную беседу. Разговор не получался, никакого взаимопонимания давно уже не было. Беседа постепенно переросла в обычную ругань, взаимные оскорбления, а дальше, ругавшиеся впали в состояние аффекта.
Закончилось все тем, что в какой-то момент, не помня себя от ярости, отец, схватил лежавший на столе кухонный нож и воткнул его по самую рукоятку в живот дочери. Дочь ойкнула, согнувшись, схватилась за живот.
В следующее мгновение отец, придя в себя, обхватив дочь руками, начал произносить слова жалости и покаяния, проклиная себя за свершившееся. Дочь, сидя на табуретке, скорчившись, стонала от боли. Отец, опомнившись, просил дочь потерпеть, говоря, что сейчас вызовет скорую, и отвезет ее в больницу.
![[]](/img/m/poezija/svidetel_obvinenijadoc/ivan_groznyj_ubivaet_syna.jpg)
Иван Грозный убивает своего сына Ивана
Выбежав из дома, он бросился в соседский дом, там был телефон, начал звонить в больницу, сосед, поняв, в чем дело, предложил, не теряя времени, подвезти их в больницу на своем "Москвиче". Таким образом, вскоре больная была доставлена в приемной покой больницы.
II. В приемном покое дежурный хирург, уже при беглом осмотре поставил диагноз: "Проникающее ножевое ранение живота, внутрибрюшное кровотечение". Требовалась срочная операция - лапаротомия.
Пока развертывалась операционная, мылась операционная бригада, началась экстренная подготовка самой больной к операции: переливание внутривенно кровезаменителей, дача кислорода, подготовка к гемотрансфузии.
Больную положили на операционный стол. Кожные покровы ее были бледны, покрыты холодным потом, пульс частил, давление было ниже ста. Дали масочный наркоз. В то время анестезиологи-реаниматологи только-только появлялись в клиниках, в крупных хирургических отделениях, Об управляемом интубационном наркозе большинство рядовых хирургов знали только понаслышке.
Вскрыли живот, полное брюхо крови, с примесью кишечного содержимого. При ревизии сразу обнаружилась обширная брыжеечная гематома тонкой кишки. По ходу раны брыжейки вышли на поврежденный кровоточащий сосуд, из-за низкого артериального давления многие мелкие поврежденные сосуды практически уже не кровоточили. Борьба с кровотечением потребовала много времени и усилий. Обнаружили несколько резаных ран разной формы и размера петель тонкой кишки и толстой, их зашили. К этому времени к операции подключился второй хирург-ассистент, вызванный из дома. Пару раз наблюдалась остановка дыхания, из-за этого приходилось прерывать операцию, заниматься восстановлением дыхания.
Остановив кровотечение, ушив раны кишечника, занялись санированием брюшной полости, и одновременно, ревизией всего кишечника, гемостазом второстепенных сосудов Давление поднялось незначительно, произошла очередная остановка дыхания. В этих условиях приходилось повторно прерывать обязательную ревизию всего кишечника. Ревизия проводится от желудка до прямой кишки и обратно, перебирая кишку последовательно между пальцами, чтобы не пропустить еще где-то сразу не замеченное повреждение кишечника. Петли тонкого кишечника очень коварны, они очень подвижны и могут оказаться где угодно в момент ранения. Входное раневое отверстие может локализоваться, например, внизу живота слева, а повреждается петля кишки, которая находится в верхней правой области.
Операцию приходилось заканчивать спешно, была угроза, что больная останется на столе. У оперирующих хирургов всегда остается глубокая психогенная травма, когда больной умирает на столе во время операции, по какой бы причине это не произошло. Операцию, наконец, закончили, больную повезли в палату. Хирурги, выжатые как лимон, вышли в предоперационную, сняли пропитанные потом маски, шапочки, халаты, расслабившись, устроили перекур.
Теперь начинался очень трудный ранний период для оперированной больной и очень напряженный для лечащих врачей.
III. Первые трое - четверо суток после операции на брюшной полости всегда проходят тяжело, особенно, если операция травматичная, когда ревизуют органы брюшной полости, приходиться убирать из живота излившееся содержимого кишечника, да еще на фоне внутреннего кровотечения. Как правило, после таких вмешательств у больного развивается паретическая кишечная непроходимость. Нарушается перистальтика кишечника. Обычно она восстанавливается на 3-4 день, и ее, если она задерживается, приходиться стимулировать. Но в случаях, когда был поврежден кишечник, накладывались швы, начинающееся "вздутие живота" чрезвычайно опасно, так как это может привести к несостоятельности швов, открытию ран кишечника с последующим перитонитом и непредсказуемым исходом... В таких случаях методы стимуляции кишечника весьма ограничены и рискованны.
Послеоперационный период у больной протекал тяжело. Кровопотеря, повреждение кишечника, травматическое вмешательство, парез кишечника, вздутие живота; мягкая терапия эффекта не давала. Появились на этом фоне признаки перитонита, которые в последующие дни начали нарастать. В подобных случая иногда производят рискованные повторное лапаротомии с целью ревизии брюшной полости. Сами по себе эти вмешательства опасные, отягощают и без того состояние больного; во многих случаях бывают ошибочными, так как очень часто перитонит развивается уже сам по себе, без видимого источника. В этих условиях борьба за жизнь пациентки продолжалась еще дня три, но была безуспешна, и закончилась гибелью больной.
IV. Умершие в больнице, как правило, подлежат патологоанатомическому вскрытию. Если речь идет о послеоперационных случаях, то вскрытие производится патанатомом обязательно. Во всех случаях, связанных с криминалом, вскрытие производит судмедэксперт.
Вскрытие произвели. Обнаружили разлитой перитонит, несколько ран кишечника, ушитых во время операции, швы держали. И, к великому несчастию, небольшую рану кишки в подбрыжеечном пространстве, которую не обнаружили во время операции. Она не была ушита (не зря хирурги горько шутят: "Патанатом - лучший диагност") что, по заключению судмедэксперта, и послужило непосредственной причиной развития перитонита приведшего к смерти больной.
Случай самого начала был криминальный, конфликт между отцом и дочерью, во время которого отец нанес дочери ножевое проникающее ранение живота с повреждением внутренних органов. Такое ранение, само по себе, считается тяжким, смертельно опасным. Было возбуждено уголовное дело в связи со смертью пострадавшей. Началось расследование всех обстоятельств, произошедшего преступления. За дело взялись следователи, работники прокуратуры, адвокаты и еще неизвестно кто, машина заработала.
Спустя время, следствие было закончено, дело было передано в суд. Виновным в гибели пострадавшей по заключению следствия оказался врач, оперировавший больную. Начались заседания суда, ответчик врач-хирург, оказался на скамье подсудимых. Суд длился долго, скрупулезно рассматривавший в подробностях все события с момента поступления больной в больницу и до момента смерти. Выступало много свидетелей, в основном болгар, из их числа были и судебные заседатели, и не только, и главным свидетелем обвинения являлся... отец погибшей.
В общем, суд закончился, признав врача виновным в гибели пострадавшей, он был осужден на несколько лет колонии.
И только тут сотрудники больницы словно опомнились от спячки, задавшись вопросом, как же так случилось, что отец погибшей, нанесший ей ножом смертельную травму, вдруг оказывается главным свидетелем обвинения на суде, и его вообще не привлекают к уголовной ответственности. Возмущению произошедшим судом не было предела, что послужило последующим письменным коллективным обращением сотрудников больницы в судебные инстанции областного уровня. Дело было взято на рассмотрение и последующему пересмотру в другом районном суде, проведению повторной судебно-медицинской экспертизы с привлечением медицинских экспертов более высокой квалификации.
Состоялся новый суд. На этот раз отец-убийца дочери поневоле, и врач, спасавший ее от смерти, поменялись местами на скамье подсудимых.
P.S. С хирурга была снята судимость, но он не смог продолжить свою профессиональную деятельность из-за психологического барьера, так же, как говорят, у многих пилотов истребительной авиации, переживших однажды авиакатастрофу.
|