Чертова география. Хорошо, что опрос окончен и урок последний. Что там Дмитрий Аркадьевич распыляется - Азия, Евразия, материки, монголоиды, проливы. Сколько ему по возрасту? Вон, как дает, и интонации меняет, и ходит у доски, подпрыгивая. И кольцо у него на пальце обручальное, широкое, как у соседки Лидии Васильевны, бабское. Нравится, что ли? Пусть говорит, главное, что вызывать не будет.
Уже весна, а потом лето и там можно спать сколько угодно и портфель засунуть в диван. А еще мечтать. Хуже всего, что уедет она. Постоянно уезжает. То в лагерь, то к родственникам. На недели три. Так всегда.
- Сколько до звонка, - толкает соседку через ряд Марат.
- Ты минуту назад спрашивал, - уклоняется от "укола" в спину Сидорова.
- Ну, сколько?
- Еще двенадцать минут.
Как медленно тянется география. А она не смотрит, не обернется. Плохо, что у этой толстухи часы. Вот бы у меня. Красивые, электронные. Видел в универмаге. Пришел бы в класс, все девчонки оборачиваются, шепчутся. И часы на самом видном месте. Так, чтобы манжет не закрывал. Можно и с коротким рукавом рубашку. А лучше повязку наложить возле локтя. Самому, чтобы мама не знала. Просто так. Все спрашивали бы - а что у тебя с рукой, а потом, сразу, какие у тебя часы классные и она бы заметила. Пусть не подошла, но заметила, точно.
А потом все вскакивают. Ощущение, будто долго плывешь под скалами из пещеры и воздух заканчивается, и мучаешься - ластами невпопад, руки крутит судорога, выныриваешь, задыхаешься, а кругом радуются, не потому что тебя увидели, а что хорошо самим, потому что весело. Это про звонок. Звучит резко, словно бензопилой по колоколу. И сразу шум, гам, крики, и голос Дмитрия Аркадьевича - запишите домашнее задание...
Вот еще, записывать. Надо задавать до звонка. В крайнем случае, спрошу у Ковалева или Лазуркиной. Те, зубрилы, хорошисты.
Уже на улице Марат тянет впереди идущего за пальто:
- Пошли в кино.
Макаревич крутит головой.
- Денег нет.
- Я тебе одолжу тридцать копеек.
- А когда отдавать?
- Завтра, или послезавтра.
- Нет, завтра не отдам, и послезавтра. И в кино не хочется. А какое?
- Зверобой, - говорит Марат, - Так ты идешь?
- Мама будет ругать.
"Мама ругать", кривляется Марат, когда фигура отдаляется. Хотя им в одну сторону, он нарочно начинает расстегивать куртку, подтягивать ремень. Больно надо идти с таким.
Фильм классный. Кинотеатр по пути. Серое здание с колоннами. Марат бродит у афиш, всматривается в мужественные лица, но не решается войти. С кем-то, другое дело. А одному, тем более что он уже видел, не очень. Согласился бы Макаревич, так хотя бы подсказывать по сюжету можно, чтобы знал, чтобы без неожиданностей и переживаний. Типа - вон, смотри, сейчас этот на коне будет, или - думаешь, хороший проиграет? Думаешь? А один в куртке с бахромой в самом начале разбросает гвардейцев и скажет:
- Ты последний человек, кому я не снял скальп вместе с башкой за мисс Джудит и Хэтти Хаттор.
И в это время Марат будет молчать, потому что это он, а не тот, с экрана говорит эти слова, и не гвардейцам, а долговязому Прыщу - Ваньке Осничу - лицо неприятное, побитое оспами, за то, что на перемене берет его за шею и прижимает к парте. Все смеются. Даже на ее лице вроде улыбки.
А еще можно так сказать, когда защищаешь от хулиганов. Допустим, возвращается Ленка с подругой вечером из сквера, а здесь два незнакомца - взрослые, волосы длинные, класс восьмой или старше, курят. И один грубо:
- Эй, стоять.
И он здесь такой:
- Ты последний человек...
Стоп, их двое...
- Вы последние, кому я не снял скальп вместе с башкой за мисс Джудит и Хэтти Хаттор.
И в кобуре обязательно кольт, и полный пояс патронов, в руке винтовка и лук, тетивой через плечо. Лук обязательно. Из пистолета можно убить, а из лука пустил стрелу в ногу или руку, чтобы только ранить, чтобы знали. А потом сесть на коня, что ждет за углом и, не оглядываясь, уехать. И они будут смотреть вслед. А на следующее утро, уже в классе шептаться. А потом кто-то спросит:
- Это был ты?
Для приличия придется немного помолчать, глядя в потолок. И Прыщ подойдет и протянет руку, и скажет: "Уважаю". А я пожму ее... Нет, не пожму, спрошу... Нет, лучше просто, молча пожать, как мужчина.
Во дворе пусто. Даже на карусели не покрутиться. Одному не получается. Жалко, что в кино не пошел, но и тридцать копеек отдавать за то, что уже смотрел не очень. Лучше бросить в копилку. Та уже тяжелая. Если копить еще год или чуть больше, точно на часы хватит. Только как объяснить потом маме? Та, конечно, спросит - что это? Глупо отвечать про часы, что это часы. А что еще? "Часы" - скажу я. А она: "Откуда"? И я скажу: "Накопил". И она повторит: "Откуда"? И что сказать? И, конечно, схватится за голову, и начнет звать папу. А тот придет с газетой и мама скажет: "Посмотри, что у него. Посмотри"! "Не украл же", - скажет папа. А потом спросит, глядя в глаза: "Не украл"? И я замотаю головой. Тогда мама скажет: "Он с обедов накопил, представляешь, с обедов". И папа скажет: "Плохо", и пойдет обратно на кухню читать. Часы, это круто. Но хочется настоящую клюшку, как у хоккеистов и форму со шлемом. Обязательно красную. Красный цвет на белом очень хорошо смотрится. Она бы тоже заметила, если в такой форме. Только на коньках научиться, чтобы на катке со скоростью и еще спиной вперед кататься, и чтобы лед при торможении во все стороны от острых лезвий. Она умеет на фигурных, правда, так себе. А где научиться, чтобы к зиме? Да и копить так долго.
Дома Марат листает толстую энциклопедию. Любит рассматривать про Древний Рим, Карфаген, как они в Африке дрались. Лучшие картинки переводит карандашом на ватман и раскрашивает. Потом всем показывает.
Когда приходит мама, через комнату спрашивает:
- А почему меня назвали Марат.
- Папе понравилось. Он выбирал.
- А имя героическое?
- Возможно.
- И мне нравится, - говорит Марат.
- Вот и хорошо, - говорит мама.
- Кстати, ты ел? Что у тебя в дневнике?
Вот, так всегда. С самого неприятного - еда, отметки. Почему взрослые всегда портят настроение, словно других забот нет?
- Еще не успел, - говорит Марат.
- Что не успел? - спрашивает мама из ванной.
Она всегда моет руки с дороги.
- Поесть не успел.
- Был занят?
- Не очень.
- А что с отметками?
- Четыре.
- По какому предмету?
- По истории.
- И?..
- Что, и?
- И? - настаивает мама.
- И три по русскому.
- И что случилось, что три?
- Правило плохо выучил, не до конца.
Мама выходит из ванной, строгая.
- Что значит - не до конца?
- Ну, начало хорошо, а в конце запутался.
- Молодец, - говорит мама, - Сейчас покушаем и начнем с правила. Дневник у тебя, надеюсь, героически заполнен?
- Да, не до конца, - говорит Марат.
- Звони Лазуркиной, - говорит мама.
Почему взрослые все портят. Приходят, и все исчезает. Разве Зверобой зубрил историю, геометрию. Марат ложится на диван, закрывает глаза и представляет, как тот, что в бахроме, со скальпами, листает географию. Нет, не получается. Ерунда какая-то. Лучше скакать по прерии на быстром коне. Прижиматься к гриве. И это уже он. И надо успеть много сделать, всех спасти и выжить, пока мама не крикнет:
- К столу.
Когда уроки готовы, появляется папа. Входит шумно, с каким-то человеком.
- Ну, мать, корми нас, - говорит.
А потом, тому незнакомцу:
- Раздевайся.
- Пригнали, - говорит мама?
- Да, во дворе, - папин голос довольный, будто прямо сейчас лето и собираемся в отпуск.
- Посмотри, Марат, на нашу машину, - говорит мама, отодвигая штору.
- Какую машину? - удивляется Марат.
- Жигули, - говорит папа.
- У нас машина!? - чуть не кричит Марат.
- Наша, какая? - интересуется мама.
- Желтая, самая желтая, - говорит папа, - Дай нам перекусить и по сто грамм.
У нас машина, машина, повторяет Марат от волнения.
- Я пойду во двор, - говорит он.
Прыгать через четыре ступеньки так просто, главное вовремя цепляться за перила. Странное ощущение полета. Машина лучше хоккейной формы и про Зверобоя забыто, на время. Непривычно, она - наша, моя. Проводит по стальным бокам, еще теплая, под брызговиками накапало воды, пар от колес. Спидометр, педали, руль и ручка для скоростей, все есть, кожаные кресла. Интересно, сколько выжмет? Прилично. И из окон смотрят соседи. Завидуют.
- А она сто шестьдесят выжмет? - спрашивает Марат после возвращения.
- Должна, - говорит незнакомый человек.
- А сто восемьдесят?
- А сколько на спидометре? - говорит папа.
- Сто шестьдесят.
- Значит сто шестьдесят.
- Хватит, - соглашается Марат.
Потом идет в комнату, приносит копилку.
- Это же наша машина? - говорит.
- Наша, - отвечает папа.
- Вот, - говорит Марат, - Моя доля.
- Мужчина, - говорит незнакомец.
- Помощник, - улыбается мама.
А вечером не уснуть. Уже в постели Марат интересуется:
- Не украдут?
- Нет, - говорит мама.
Потом представляет, как садится за руль, заводит двигатель, папа, конечно рядом, на соседнем сиденье, а он крутит огромную баранку и машина едет, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей. И люди собрались во дворе, шепчутся и Прыщ здесь и Ленка, а он жмет сигнал, чтобы расступились, чтобы не сбить кого. И Ленку с папиного разрешения пускают на заднее сиденье. А папа спрашивает: "Кто это"? А он, небрежно: "Одноклассница". Машина набирает скорость и незаметно превращается в табун лошадей, сто шестьдесят быстрых жеребцов, бегущих по прерии. И опять кому-то: "Ты последний, кому я не снял скальп"... И главное, после всего войти в класс, очень спокойно, очень, чтобы серьезность на лице...