Место куда приехали тихое, спокойное, безлюдное. Может от того здесь столько мух. Они кружат по залу ресторана, проплывают перед глазами. Бегают по белой скатерти с желтыми подтеками, трогают засохшие крошки хлеба, что остались от прежних посетителей. Петрович размахивал меню, будто веером и следил за приставучими тварями с любопытством.
- Столько мух, - сказал он. - От чего?
Я не знал причину, да и нужен ли был мой ответ.
- Может ферма рядом, или ещё что, - сказал он.
Принесли первое - прозрачную жидкость зеленоватого цвета с несколькими картофелинами на дне и робкими островками жира. Мне борщ.
- Суп, - сказал Петрович и обнажил золотые зубы вперемешку с железными и натуральными.
Он перенес травму, потому на раздутой щеке шрам и зубы вставные. Суп был горячий, и Петрович усиленно стонал и кряхтел, сначала раздувал жар с ложки, потом помещал горячую субстанцию в обезображенный рот. Сметану принесли сразу, и в перерывах между стонами он отгонял назойливых муж от гранёного стакана. Опустошив тарелку, Петрович вытер набежавшие капли пота и сообщил:
- Горячая вода с перцем и солью.
Потом откинулся в кресле в ожидании второго. Лицо его настроилось на размышления, и он сказал:
- Надо было борщ брать.
Он явно завидовал той густоте, что творилась в моей тарелке с признаками сметаны.
- Смотрите, мясо, - сказал я, выловив нечто похожее из свекольной стружки.
- Вот, у тебя и с мясом, - сказал он с сожалением.
Второе не несли, и мухи атаковали пустую остывающую тарелку коллеги, даже пытались приземлиться на сверкающую лысину Петровича.
- Так что там с надувной бабой, - спросил он и заулыбался.
История старая, возникла ниоткуда. Все от того, что Петрович, несмотря на свой возраст, угрожающий, вид, который не спасал даже синий гипюровый костюм и галстук лопатой, слыл откровенным бабником.
- Какая ты красивая, Марийка, - говорил он секретарше шефа.
- Так вы мне одолжите деньги? - хихикала женщина в соку с приличным бюстом.
- А как же.
И Петрович доставал коричневый дипломат, щёлкал замками.
- Я бы тебе сосочки пососал, - сообщал Петрович.
Марийка заливалась краской, краснели и все от неожиданности.
- А расписку, - говорил Петрович.
И неизвестно, что было важнее сосочки должницы или расписка...
- С надувной бабой все нормально, - сообщил я.
Тарелка без борща так же остывала и свободные от Петровича мухи прилетели к ней.
- Отдал ее грузинам?
- Вы же знаете, - произнес с напускным безразличием.
Моя поза его убивала.
- И они тебе платят за аренду пятьдесят рублей?
- Все так, Николай Петрович, слово в слово. В месяц.
Он вздохнул и достал блокнот. Что-то быстро пометил, убрал обратно.
- Не несут, - сказал он. - Долго.
- Аппетит нагуляем.
- Пятьдесят рублей это много, - сказал Петрович.
- Не помешают, - подтвердил я.
Петрович очень любил деньги и женщин. И неизвестно, что больше. Грань перетекала в зависимости от обстоятельств и накопившегося тестостерона, словно дождевая лужа.
- И они сдают ее в аренду? - переживал Петрович.
- Я не знаю, платят вовремя и точка.
- Так они ее всю ее обкончают, спермой измажут, - волновался собеседник.
- Так она для того и предназначена, - сказал я с ещё большим безразличием.
Петрович вздохнул и снова что-то пометил в блокноте.
- Не мог мне дать на пару дней, - сказал с горечью. - Сотрудники все же, работаем вместе.
- Вы бы ее измазали бесплатно, - продолжил я давно начатую игру.
- Я бы помыл ее с порошками. Я бы ее аккуратно...
Впрочем, подошла официант и я не понял, что он имел ввиду под аккуратно - любовь или последующую дезинфекцию.
Второе было симпатичным. Здесь мы сошлись во вкусах. Мягко прожаренная отбивная с картошкой фри и зелёным горошком. Петрович даже заложил под воротник салфетку. Потом опустил ложку в сметану и принялся крошить аппетитное мясо. Он заготавливал все сразу, чтобы впоследствии отказаться от неудобного ножа.
Нет, мухи здесь были особенные - наглые и бессовестные.
- Смотри, - сказал он. - Ябутся. Прямо на ложке ябутся.
Я смотрел, как мухи застыли одна на другой в утонувшей в сметане ложке, словно любовники на рухнувшем мосту.
- Ты бы так смог, под наклоном, - интересовался он.
- Нет, - сказал я. - Не пробовал.
- А они могут.
Потом взмахнул меню, и мухи порывом ветра были отброшены в белоснежную вязкую массу. Черное на белом. Оживший Малевич в изменённых пропорциях.
- Ты видел, какие сволочи, - сказал он. - Копошатся.