Термины настораживают, даже пугают. Что ответить? Да и вопрос ли это. Лишь смотреть в лицо, пытаясь что-то определить? Боль роговицы. Что это? Не пробовал.
И вроде упрек. Хотя, вряд ли.
Поход в ресторан это уже вчера, недавнее прошлое - придуман мной, как альтернатива всему тому, что происходит в последнее время. Сам, как мешок и ее вовлек в безобразие, где работа, диван, телевизор. Люди ломаются, если думают, что вот оно, наконец, равновесие, а это - одна тысяча сотый раз назревающих приключений.
Не люблю галстуки. И в тот раз не надел. Она не настаивала. Разве дело в галстуке? Есть вещи поважнее. Например, видеть, как женщина собирается. Просто наблюдать, делая вид, что рассматриваешь журнал. Накрасила губы. Редко делает. И движения плавные, ленивые, вроде заставил, через силу. Она вначале, конечно, попрыгала и даже повисла на шее. А потом, когда собираться - как работа.
И городку этому далеко до сверкающей столицы. И на такси не надо. Все рядом. И ресторан - так себе, абы что - большой зал с запахом еды, белые скатерти, с высохшими кисточками бывших растений. Это потом, когда ближе, понимаешь, что не совсем они и белые, в застиранных подтеках и дубовые, словно крахмалили неделю. И запах от них, как от зала, недельными котлетами. И ножки из-под скатертей металлические.
Вверху лампочки горят. Шары такие, безобразные, желтым светом. Странные. Может потом добавят. А пока в окнах вечернее небо.
Пусто, и тишина. Говоришь слово - оно эхом по залу. И хочется быстрее сто грамм. Поскольку настроение пограничное.
- Это сейчас так. К вечеру наберется, - говорит она.
Ну-ну, тебе же лучше знать.
Официант тоже скучный.
- Здравствуйте, - говорит и протягивает меню из толстого кожзаменителя.
В таком кожзаме поместилась бы фуагра, омары, луковый суп и "хеннеси" нескольких сортов. О супе где-то читал, с остальным пересекался. Может не то, что за бугром, но названия одинаковые. Работа воображения.
На лощеных страницах все классическое - селедка, нарезка, "цезарь" местного исполнения, заливное.
До горячего не дохожу.
- Давайте сделаем так, - говорю, - Вы нам водки грамм пятьсот... Ты же водку? - обращаюсь к спутнице.
Кивает.
- Так, водки пятьсот, нашей местной, лучше "Кристалл". "Кристалл" есть?
- Да, два вида.
Ок. Бутылочку "Кристалла", нарезку, вот эту с колбасой и колу.
- Мне воды обычной, - звучит голос рядом.
- А талмуд оставьте. Мы про горячее еще почитаем и про остальное тоже.
Может здесь не очень принято, что после закусок горячее, но, мы же, не на два часа, да и возраст серьезный, за тридцать.
Кроме нас еще несколько занятых столиков. Такие же тихие и незаметные. Это если не смотреть. А если?... То, и пальчик оттопырен, и раскраска на лице, и тексты возвышенные, о пустом. О чем еще? Читаю по губам. Не сложно.
Мы тоже что-то шепотом пытаемся.
- Нужно было позже приходить, - говорит она.
- Это сейчас понятно. Зато есть время подготовиться к попозже.
Она не против. Пауза до первой затягивается. Или нам кажется.
Впрочем, кажется.
Водка появляется быстро в бутылке с большой синей печатью. Не верю графинам. Сам по ресторанам поблудил, поработал, в смысле. Значит, честные или лень. Думаю, лень. Мальчишка с подносом - совсем мальчишка.
- Ну, будем, - говорю.
Она соглашается и кивает. Только рюмку к губам, вроде пробуждаюсь от колдовства, пелена слетает.
- ... За тебя, за меня, за нас, красивых.
Обычно стараюсь без пошлости. А здесь? Это от нервов.
- Хорошо, что Кавказ не вспомнил, - смеется.
Сейчас одну, вторую, третью и потечет водопад размороженных слов.
Была бы, какая другая - знакомая, например, так обиделась. Совместный быт все упрощает. Подал конфетку - любовь. Погладил перед сном - секс. Конвейер.
Ну, вот. Первая вошла и темы появились.
- Странно все, - говорю, - Будто вчера случилось. А сейчас даже ревновать перестал.
Она тоже расслабилась. Много ли надо худышкам? И способность моя к диалогу угадывается. Начинаю подтекстом. Но она в курсе, привыкла.
- И правильно. Не люблю ревнивых.
Про нелюбовь в курсе и про бывших. Она не часто на эту тему. Так, под рюмочку. Но мне, же интересно, в душе все шпионы. Они нас допрашивают мы их. А если номерные шпионы, самые, самые, как Бонд, только с единицы или двойки (ноль круто) - ждем, когда противник проболтаются.
- Да.
Поддакивание, как понукание лошади. Мол, чего стала, двигай дальше. И она чувствует шпору.
- Бывший был ревнивый. Все выпрашивал - куда, с кем, зачем?
- И мне надо.
- Что?
- Поревновать.
Знает, что шучу. Подливаю масло. Надо ведь что-то получить взамен потраченных денег.
- Ага. Следить пытался. Иду и чувствую спиной. Вида не подаю. Противно.
А вот, не знаю, ревнивый я или нет, и говорю нужное:
- Я не ревнивый.
- Надеюсь.
- Ты потому с мужем его сестры переспала?
Про мужа сестры - это она сама, раньше. Тоже бутылочка. Про измены как-то, расчувствовалась и выдала. Тогда ловко ее вывел. Жалеет? Черт его знает.
- Достал крепко своей ревностью. Вот и отомстила, отыгралась.
Женщины такое не рассказывают. Хранят или забывают. Но здесь другой случай. Характер. Или направление мыслей. Или лишняя сотка.
- А он тебе изменял?
- Шлялся. Слухи ходили. Точные слухи.
- Еще?
- Давай.
Смотрит на процесс. Отвлек.
- Колбаску?
- Сама. Спасибо.
- Но ты точно не знала?
- Это уже не имело значения. Приходил из ночных клубов под утро.
- А почему муж сестры?
- Хотел меня сильно. Да и вообще...
Перебираю салфетку. Как бы безразлично. Эту историю уже слышал. А сейчас так, уточнить детали. Пощекотать эмоции.
- И вообще, было круто, по ощущениям. Он приходил в гости. Жил рядом. А сестры намного старше. Мужа моего, в смысле. Ну и он, сам понимаешь - шишка ментовская. В общем, спаивал Алешу, а потом сексом занимались. Муж в спальне храпит, а мы в гостиной на диване. Такой адреналин, ты бы знал.
Это я уже знаю, заводят ее такие штучки-дрючки. И от слов неуютно. Вроде алкоголь, а вроде неприятно. Все пытаюсь представить себя Алешей. А если бы проснулся?
- Полгода продолжалось. Не каждый день, конечно. Раз или два в месяц. Потому и не раскусил. И, как отрезало. Сказала - нет, и точка.
- Надоело?
- Нет, просто точка и все.
- А потом?
- А потом - ничего. Курить охота.
Смотрит в себя.
- Давай позже.
- Я в сексе, как мужчина, - говорит и анализирует. Копошится.
- Это как?
- Просто. Для вас секс, как бы, между прочим, и для меня.
Видит, что задумался.
- Ну, просто, без надрыва и обязательств. Без кокетства. Как и вы.
- Мы тоже разные.
- Я про большинство. Статистическое.
- Знавал людей, которые, ни в какую. Только через труп.
- Точное слово - знавал. Как альбинос.
- Вам то, проще, в таком случае.
- Может, но границы все равно есть.
- И что. Вот так с первым встречным?
- Должен понравится, конечно. Ты же не с первой встречной?
- У меня есть ты.
- Да ладно, условно. Если бы не было меня.
- Тогда да. Зависит от выпитого.
- Вот, вот.
- Ты меня расстраиваешь. Знаешь про это?
- Да ладно.
Видит, нервничаю.
- Думаешь, у любой нет скелетов в шкафу? Просто, в основном, все молчат. Это мужики хвалятся, а мы молчим. Кроме меня. Зачем скрывать правду - или да или нет. Зато потом никаких открытий и разрезания вен вдоль и поперек.
- Думаешь, нужна правда?
- Не знаю. Но я такая.
- Может, пусть себе скелеты стоят. И шкаф подальше.
Глаза оценочно скользят, будто что-то выискивают, изъяны какие. Потом рука крепко сжимает мои пальцы. Откровенность иногда вгоняет в ступор, и она смотрит, до какой степени вогнан этот металлический предмет в мое тело. Достаточно, или еще пару ударов. Вроде, расстроен, показываю, а самому хочется еще в шкафу поковыряться. Хочется, и все. Тряпочки поперебирать, скелетики, косточки, презервативчики пересчитать.
Спускаемся по круговым ступенькам на улицу. Там - движение. Больше людей, чем в зале. Парочки стоят, ждут кого-то и еще целая компания - торжество, вроде. Все раскрашенные, яркие, переминаются с ноги на ногу, как и мы недавно. Первой не хватает, короая обжигает и успокаивает. Не терпится.
- Вот видишь, - говорит, - Начинают собираться.
На улице не хочется продолжать ту беседу. А о чем еще? Зацепила. Нужно на пустяшное переключиться. Мозг это понимает. И только.
- И мне могла бы изменить?
Интересуюсь после нескольких затяжек.
Смотрит не так, чтобы удивлена, но с долей скепсиса.
- И вот, зачем это?
- Так, взгрустнулось.
- Я же с тобой.
С тобой? Что это?
Замечает.
- Люблю.
Последнее слово для нее сложное. И это - с тобой, как заменитель. Иногда, конечно пользуется, как я, например - парадигмой или эмозди. Когда чувствует, что без него тупик.
А в голове уже другое. Тех, предыдущих, тоже любила, и многих других предыдущих, тех с кем по-мужски, один раз, не зацикливаясь. Это во мне, внутри, пропитало. Зачем портить вечер. Жизнь расчерчена на отрезки. Прожил и хорошо.
Она не сентиментальная, но сейчас трогает за руку, типа - эй, друг, очнись, я с тобой и мир прекрасен, не надумывай лишнего, бери, что есть, не самое плохое ведь.
Вот честная - это надежно или маска? Знать, что впереди. А если, хитрая, и заранее не чувствовать? В чем разница? В ощущениях. Здесь - знал, и случилось, там - не знал, и случилось. Может, когда знал, тогда проще. Подготовлен. Но это знание разрушает само по себе.
Возвращаемся. Толпа переместилась в вестибюль. Уже там ждут опоздавших. Дамы у зеркала, кто-то переобувается.
Наверху тоже оживление и шума больше. Вроде, начинается основное.
Заказываем горячее. Себе котлету. Она все уточняет, где порции поменьше.
- Я доем, - успокаиваю.
Официант уходит, продолжаем:
- Но тогда, когда с этим, родственником мужа, вы уже не жили вместе? То есть, в одной квартире, но формально?
- Жили.
- Не понял. В смысле - наступил кризис отношений?
- Ну, да. Прошло шесть лет, и его ревность достала, и другое накопилось. Слишком жадный был. Каждую копейку считал и попрекал. Отчеты заставлял делать после магазинов.
- Чего проще. Чек принесла и в нос.
- Нет. Почему это купила, а не то. Можно было дешевле найти. И пилил, пилил. А про обновку и речи не шло. Больше мама давала на что-то. А потом, как отрезало. Все, сказала себе, точка. Он не верил. До последнего. Даже когда пришли в ЗАГС и подали заявление. Думал, пугаю. После развода понял, что все и начал шантажировать.
Зачем мы об этом еще и еще? Словно говорить не о чем. Но ей интересно будто магнитофон включила со старыми записями. Или это я?
Появляются музыканты. Буднично. Что-то говорят, неслышно. Смеются. Подключают, снимают чехлы, пробуют звук. Раз-раз...
Музыка - неотъемлемая часть релаксации, пусть даже плохая. А в том, что неважная, не сомневаюсь. Сам таким был.
- Я красиво танцую, - говорит она.
- Уверен.
Женщины все красиво танцуют, правильно одеваются и вообще, они идеальные, за редким исключением. Это, если их слушать. Моя тоже выглядит неплохо. Нет дорогих нарядов, но зато все остальное в точку и со вкусом. И вот теперь про танцы. Может иллюзия. Ее иллюзия. Зачем мешать? Это же праздник.
Первые звуки воспринимаются скептически. Особенно та компания, что только что нарисовалась за длинным столом. Разогреваются. Шумно у них. Тосты.
И мы говорим уже громко. Нужно это, чтобы диалог не затерялся среди, ля второй октавы, бемолей и тонкого фальцета первой струны, под нарастание "корга". Но интонации сместились, и мы ушли от той темы. Надолго ли?
Ее глаза на парах возле сцены. Даже шею чуть вывернула.
- Пошли, - говорю.
Вполне обычно танцует. Мелодия плавная. А что здесь может быть особенного? Ее рука в моей, другая на талии, ее на плече. Переставляем ноги под звуки. Хорошо, что не одни. Не первопроходцы.
Я пока галантен. Впрочем, всегда такой, если не переберу. Случается. И тогда пытаюсь. Правда, плохо выходит. Забываю, что за чем. Сначала стул выдвинуть или сказать, что горячее безобразно остыло. Пока же все в порядке с очередностью.
- Было приятно, - говорю.
Она лишь кивает. Скептично так. Типа - ты еще не видел, там, где красиво.
Разговор обрывками. В грохоте сложно. Еда не очень. Внешне симпатичная котлета и пахнет неплохо, а внутри - так себе.
- Лучше бы печенку взял. Та, хоть и остынет, все равно есть можно.
- Так, закажи что-нибудь другое.
- И то остынет. Да и нужно ли. Вроде сыт. Водочки еще грамм двести.
- Эту выпей.
- А куда зараза денется?
Женщина не против моих взглядов. Правда, после второй выпивать меньше стала. Доливаю, а она по половинке. Водка, гасит аппетит. Закусить - да, а есть не очень. Центры восприятия прибивает. Меняет акценты.
- Пошли, - говорит, - Музыка хорошая.
Не сопротивляюсь. Ради этого и пришли, исполнять ее прихоти. Улыбается.
Ну, вот. Я, наконец, увидел это. Сначала скромно, возле меня. А потом разошлась. И движения всякие, и волосы разбросала и платье короткое очень к месту. И самое главное, не вульгарно, все в тему. И посторонние это замечают и уже круг возле нее. И я один из круга, как бы рядом, но с боку, хотя пытается вытянуть на середину. Мне-то это зачем? Цирк какой-то. И танцую совсем обыкновенно. Хорошо, что без зеркал рядом, и спиртное спасает.
Не идем за стол. Ждем продолжения. Все тоже не расходятся. Разогрелись. На нее поглядывают. И музыканты поглядывают. Замечаю. И снова быстрый танец. Это они нарочно. Сто процентов нарочно. И она опять - вся цветет и круг снова образовала. Пару девчонок тоже в круг, но проигрывают. И парни нарисовались. Ее не трогают, видят, что не одна. Но обхаживают, по малому кругу, вроде лезгинки. Джигиты.
Хорошо, что есть перерывы. Со сцены так и говорят:
- А сейчас десятиминутный перерыв на полчаса.
Заезженная шутка. Скрываются за дверью, что за сценой. А один, мне подмигнул. Мол, круто. Вроде подмигнул. Или нет?
Она довольная. Распарилась. Лицо сияет. Как приятную работу совершила. Пытаюсь вспомнить, от какой работы приятно. Ничего не лезет, кроме пошлости.
- Круто ты, - говорю.
- А то ж!
Любимое ее слово, когда настроение. Хочет смеяться, но сдерживается. Понимает рамки приличия, мои переживания. Тонкая штучка. Изюминка зала.
Здесь та начальная комбинация с разводом и слежкой, начинает переворачиваться в винегрет. Мысли поганые. Нельзя так красиво танцевать. Вот нельзя и все. Что мне потом, самому по кабакам шляться до утра? Смутно, как-то. Водочки. Она лекарство от всех бед. Сегодня болею. Нервное что-то.
- Я не буду, - говорит она, - Хочу курить. Пойдешь?
Это что за фокусы? Пойдешь, не пойдешь. Что за интонации появились? Хозяйская. Злюсь.
А сам, как можно спокойнее:
- Что-то не совсем отдышался. Сходи сама.
И в щеку ее целую для убедительности. Нарочно все это. Плохой актеришка. Внутри бардак - огурцы со свеклой воюют.
Пока один, думаю глобально, о музыкантах, начинающих. Те тоже сначала одуванчиками прикидываются. И контракты копеечные и выступления в дырах. А когда разойдутся, тогда - это все мы, а ты кто такой, на нашей славе хочешь заработать? И пошло поехало. Нет, не продюсер, просто читал. Но аналогия прямая и мозг сейчас об этом. Так проще. А еще о том, с кем там она. И чего не пошел, в позу стал. Потанцевала, видите ли. Но сейчас идти глупо. Низко как-то. Подумает - слежу. Или из окна попробовать? Тоже глупо. Да и не видно, темно уже. Сколько можно курить одну сигарету? Две, три минуты. Пять от силы. Смотрю на часы, прошло три. А если в туалет? Тоже не то.
Возвращается через вечность. И быстро ко мне и улыбка на лице. Не такая, что во все лицо, а скрытая, внутренняя. Уголки губ выдают и глаза сверкают необычно. У нее праздник случился, здесь, а может быть и там произошло. А у меня что?
Целует.
- Заждался?
Выдыхаю, чтобы слышала. Словно все время сдерживал воздух.
- Ну, ну, дорогой, не дуйся. Еще в комнатку заскочила по дороге.
Верю и смотрю - двое кавказцев возвращаются почти следом, столик наш гадко фотографируют. Шепчутся.
Сколько там до закрытия? Еще пару часов? Как пережить, не сорваться в говно?
- Твои таланты раскрываются неожиданно, - говорю.
А она умная, видит рожу обвисшую. Читает, словно по слогам.
- Если тебе не нравится, можем уйти, - говорит, - Кислый, какой-то.
- Да, подкис. Бывает. Но уходить, с чего?
Ладно, думаю. Я же сильный. И это, каких-то, два часа, сто двадцать минут, семь тысяч двести секунд. Когда в секунды, тогда проще. Недаром весь спорт в них и секундомером измеряется. Не часомером, минутамером. Но, семь двести?
Смотрю на часы, на самую быструю стрелку и понимаю - вечность.
- Официант!
Поднимаю руку, словно школьник по нужде.
- Слушаю?
- Дайте еще триста водочки и вот эту печенку с пюре. Да. И еще запить. Ты что-то будешь?
Спокойная. Все понимает, чертовка.
- У меня хватает. В крайнем случае, клюну у тебя.
- Ок.
- Вот и полный зал, - говорит, - Почти все столы заняты.
Это ее волнует?
- Хорошо, что к нам никого не подсадили, - разбавляю грусть философией.
- Хорошо.
Вновь музыка, а мне уже где-то по барабану.
- Потанцуем?
- Хочешь?
Медленный, почему бы и не хотеть. Тем более сбить дурную волну.
Когда начинается быстрый, уводит меня. Не спрашивая, просто берет и уводит к гарнирным развалам, как провинившегося мальчика. Может, за это люблю, за понимание. Надо выпить. Крутая. Честная и крутая. И танцует, как бог. Нет, ангел. Бог явно не женщина.
Все на своих местах. Только чувствую, что топлю праздник. И разговор не клеится. Вовсе не потому, что нечего сказать. Музыка набрала обороты, зал проснулся, лесным муравейником и все смешалось - ноты, мелодии, голоса, звук отплясывающих каблуков. И свет. Так и не заметил, как за окном темно, а в зале - ярко, даже очень. И хаос из нарастающего движения, лица стираются. Время летит, и нирвана подступает, пищевая.
Никогда не стоит засиживаться или делать кислым настроение. Жизнь, это игра - кто кого. Или эмоции тебя, или алкоголь. Проигрыш в любом случае.
- Можно пригласить вашу спутницу?
Голос сзади, потому вздрогнул.
Обычный молодой человек. Волосы чуть длиннее обычного. Без галстука, как и сам. Внешность? А кто ее разберет, внешность. Говоришь - симпатичный, женщина - так себе, слащавый. Говоришь - страшный, они - брутальный красавец. Да и черт с ними, с этими внешностями.
- По желанию дамы, - говорю.
Она молчит, смотрит на меня грустного, потом:
- Нет, спасибо.
Неуверенно так. Хочет.
Ну и я, конечно.
- Иди, разомнись, что-то устал.
- Ты не против? - спрашивает, как предохранитель снимает.
На самом деле не против. Водка творит чудеса. И она, моя танцовщица, которая умеет вовремя притушить изжогу. Водка не предает. Она круче. Она танцует во мне.
О чем-то разговаривают? Ну и пусть. Руки на месте. Улыбается? Может что-то смешное. Иногда посматривает на меня. Осторожничает. Делаю вид, что все равно. Но край глаза там. И на столик, откуда этот нарисовался, пытаюсь. И часы сверяю с графиком мучений.
Потом, все, как обычно. Невинные глаза, точные слова, легкая тактильность.
Он еще несколько раз подходит. Их двое, там за спиной. И мне начинает надоедать постоянство, и она говорит, вроде честно:
- Достал уже.
А после случилось, то, что и должно.
- Ну, не пойдет она. Закрыли тему, - говорю.
- Последний танец. Я закажу.
- Достаточно.
- А может дама еще хочет?
- Не хочет, уверяю.
- Откуда знаешь?
- Вроде на ты не переходили. Давайте обойдемся без глупостей.
Мы еще сидим минут десять. Балансируем настроение. Потом рассчитываемся и выходим на воздух.
Понял, чего не хватало - свободы дышать. Словно не отдыхали, а работу тяжелую делали. Мокрые, в животе тяжесть, будто мешок с цементом нес полчаса и, наконец, бросил.