Взял за уши, подержал. Потом отнес в багажник и положил.
- Что это? - спросила жена.
- Заяц, - сказал я.
- Зачем взял?
- Съедим.
Утром ушла на работу, я принялся обрабатывать. Подвесил в ванной и начал подрезал шкуру у основания лап. Потом стянул. Нигде не видел. Первый раз, сам. Был перелом задней ноги, кровоточила.
Потом выпотрошил, разделал, и в гусятницу на огонь. Ждать жену.
После почистил картошку на гарнир.
Когда пришла, все было готово.
- Вот, - сказал я, - Тушеный заяц и картошка.
Она подняла крышку, долго смотрела, потом сказала:
- Есть не буду.
- Глупо, - сказал я, и извлек поврежденную ногу.
Пока она нарезала селедку, я с удовольствием обсасывал тушеную голень. К черту предрассудки. Двадцатый век. А потом почувствовал привкус, странный, будто вязало язык.
Подумал - травма. А потом пришло осознание смерти, что нечто выплеснуло в это место последние секунды зайца. И я понял, что такой привкус смерти.
- Я выкину его.
- Да, - ответила жена.
Все ушло в мусорное ведро, кроме привкуса, который преследует до сих пор.