Людей немного, несмотря на выходной. Погода подвела. Вроде солнце, но тучи набегают низкие, как Б-52. Так и грозят сыпануть боезапас. И то, что дачный сезон - самая клубника и вишня. Тихая загородная уединенность, как способ обрести себя, чуть обмануть ежедневность. Два дня полуправды.
Река в черте города. Делит по середине, на ваших и наших, извивается. Там где центр - закована в бетон. Здесь же, ближе к окраине, растеклась огромным озером. Виной всему плотина. Она так себе, ничего не значит, просто создает озеро в черте мегаполиса. Зеленая архитектура.
С двух сторон высотки, разные районы. Водораздел - рудимент взросления. Он граница и зона отдыха. Особенно в последнее время, когда пляжные грибки, и раздевалки, и температура подбирается к тридцати. Раньше проще - дети гурьбой из троллейбуса, крутой спуск и трава переходит в песок с ракушками и остатками цивилизации в виде кусочков стекла. Можно поранить ногу или смотреть на солнце, а лучше выбросить ближе к забору, где остатки частного сектора в виде десятка застрявших хижин.
Она - старая знакомая. Настолько старая, что спим иногда вместе. Уже приелось. Скоро тридцать и нужно думать. О чем? Просто думать. Когда думаешь, что-то начинается. Мысли всякие, слова. Вот и она:
- Хорошо, что вытянул.
Тело в купальнике красивое. Чуть бронзовое. Бретельки завернуты внутрь, чашек. Легкая испарина. Солнце не жаркое, но духота. Камнем проносятся ласточки над пляжными пролысинами.
Дотрагиваюсь до кожи. Указательным делаю зигзаг от ребер до живота.
Приподнимает голову, щурит глаза, больше от неудобной позы, чем от солнца.
- Рисуешь?
- Ага.
Затем возвращается, мол, рисуй.
Тело не возбуждает. Странно. Или летом так? Когда все скрыто, есть какая-то надежда. А здесь два лишних предмета и все. Это в голове. И отношения там же. Когда поступки, движения - лишь внешность, видимая часть айсберга. А внизу, под водой, целая лаборатория с пробирками, химикатами, доски с формулами, академиками в очках или лаборанты в костюмах академиков. И ее одежда там же от колготок до вязаной шапочки.
- Ты много так можешь лежать? - говорю.
- Да.
- Думаешь?
- Ни о чем.
Думать ни о чем? Закрыл глаза. Представил пустоту. Пустил ветер. Морской? Проще с вентилятором, как тот, что на работе.
Вроде не думаю? Да, не думаю. Лишь о том, что не думаю. Значит думаю? Но это, ни о чем. Значит, поймал вибрацию.
Безмятежная фигура. Паучок. Стряхнул с волос, такого маленького. Они появляются летом - везде - в транспорте, на улице, в квартире. Спускаются по неожиданной лесенке, которую построили за секунду. Паучки путешественники.
Не замечает.
- Ты с той еще встречаешься? - спрашивает.
- С той?
- Блондинкой. Видели на районе.
- И не встречался. Это так.
- Понятно.
Значит думает. Значит, врет, что ни о чем.
- Ревнуешь? - говорю.
- Зачем? Шутка.
Песок теплый, а если закопать ногу глубоко - прохладно. Или нагрести на себя и ждать, когда подсохнет, и песчинки отвалятся.
Она на полотенце. Женщины такие. Везде нужен комфорт и уют. Но молчит, будто живем вместе тысячу лет. Ну и пусть. С чего меня дергает. Мы ведь просто так.
Не выдерживает. Ради приличия.
- Что у тебя по работе? - интересуется, - Все там же?
- Пока да.
Восемь лет отпахал, но менять не спешу. Сказать, что все устраивает, значит говорить неправду. Но кто сказал, что на новом месте сложится. Может еще хуже. Знать бы, где упадешь, соломку подстелил.
- А ты?
- К сентябрю увольняюсь.
Вот те новость? Хорошая работа, денежная. Папа устроил. И все бросить в раз. Странно.
- Не знал.
У обоих позы свободные, будто безразлично.
- А как мог знать? Звонишь раз в полгода.
Не люблю инсинуаций, особенно женских. Преувеличивают, гиперболизируют, нагнетают. Зачем?
- Ну, чаще, к примеру, - говорю.
А в голосе нотки обиды.
- Хорошо, раз в квартал.
Улыбается, чувствует - задела.
- Раз в месяц, а то и чаще.
- Может и раз в месяц, только они, эти звонки ни о чем. А по существу, раз в полгода, - парирует она.
Может и права. Ходим куда или остаемся до утра - редко. Был период, в самом начале, когда захлестнуло, будто праздник - новый год на три месяца. Когда каждый день звонки и разговоры до ночи, и встречи, походы, общие компании.
- Но ты ведь встречалась с Артуром.
- Недолго, месяц или два. Ты не звонил, исчез.
- Не исчез.
- А, с той, что просто так?
Они все видят, даже когда не видят. Замечают или докладывают шпионы. Один район. Много общих. С блондинкой несколько раз случилось, и только. И ничего серьезного и конспирировался. Возможно, та и растрепала, хотя связей, вроде, нет. Разве можно назвать несколько ночей за плотными шторами неким подобием отношений? Только женщинам придет в голову. В общем, поделом, нечего "любить" в одном скворечнике.
- Окунемся?
Вода прохладная и она, как женщины, делает медленно, по-собачьи, боясь намочить волосы. Заплываю подальше. Нужно размять настроение, потом возвращаюсь. Выбираю где по грудь, и она использует видимую часть. Берет за голову, пытаясь привстать. Потом с шумом пробует на спину. А в голове образ - села на плечи, на голову как-то взберется. Это мой начальник, народный философ. На всякий случай ухожу под воду. Расстраивается, хотела игриво оказаться на плечах.
- Ну, - говорит сурово, пытаясь повторить.
Не сопротивляюсь.
- Но, лошадка.
Заливается.
- А куда пойдешь? Работа неплохая. Я бы сам от такой не отказался.
- Секретарем?
- Ты же, вроде, не просто секретарь.
- Да, с приставочкой. Ну и ладно, вперед секретарь!
Пришпоривает.
Держу ноги, чтобы не свалилась. Ее руки - то на голове, то за уши "лошадки". Иногда за нос. Но он один, неудобно. Издевается. Мстит.
- И куда теперь?
Крайне интересно.
- Папа получил предложение в другой город. Ну и мы за ним.
- А квартира, работа?
Застыл, уперся. Хочется брыкнуть и исполнить по лошадиному. Да и глупость какую-то сказал. А внутри дрогнуло, будто на ракушку наступил.
- У-воль-ня-юсь, - по слогам говорит.
Чувствую сверху улыбку. Типа, все равно.
- А в город, какой?
- Ни в какой. Далеко.
Не хочет говорить. И ладно. Может и праздник на лице лишь игра. Даже не для меня, а сама с собой. Маска. Но, что-то не так. Широта сломалось. Вроде то же, но прозрачные стены. Аквариум. Сразу не видны, но знаешь, возникли.
Молчим. Бредем к берегу. Вода упирается, не пускает. Преодолеваем препятствие, словно пластилин ногами лепим.
Ветер порывами, пытается красть полотенца, тучи проплывают чаще и быстрее. Она в пупырышках.
- Давай оботру, - говорю.
Стоит, как маленький ребенок. Не сопротивляется, лишь помогает, то руку отставит, то ногу. Нравится.
- А кто не бегал. Самый ливень, обувь в руку и по лужам шлеп, шлеп. И когда на асфальте уклон и вода в горный поток. Так казалось. И огибает ноги, щекочет и мама: "Бегом домой"!
- А в нашем дворе - детская площадка и большая вода, коричневая от песка. По краям трава и представляли, что океан. Закатываем штаны, и вдоль и поперек много раз, аккуратно ступаем, ведь там, на глубине, что угодно, и камни, и стекло. Только усиливает ощущения.
Она опять в той же позе с бретельками в чашках и вытянутыми вдоль руками.
В принципе да, права, на спине мир другой, без лишних деталей. И палитра, в несколько огромных красок. Синяя - главная, потом золото, на него больно смотреть и серая - нестабильная, как событие, предчувствие. Облака меняют форму, и случайная капля, что прилетела, прямо оттуда, оторвалась от набухшей тучи, прицельно, в лоб. Одна. Тяжелая. И на много частей. Что-то похожее. То есть те цепочки, что связывали, как единое целое, резко исчезают.
Вроде видел приближение той капли. Или чувствовал. Но не дернулся.
И что это эгоизм или чуть большее. Скучно - звонил, нужно - вот он номер в телефонной книге, и разве был хоть раз отказ? Без тех случаев, когда среди ночи, пьяный.
Защемило. Прошлое к настоящему. Ощетинилось. Нервы какие-то. Трогаю ее волосы.
- Что с тобой?
- У тебя веснушки.
- Они всегда к лету. Зимой исчезают. Только сейчас заметил?
Только сейчас...
Потом пошел дождь. Налетел с ветром, подхватил чьи-то покрывала, забытые газеты, одиноких отдыхающих.
- Быстрее, - сказала она, сгребая вещи.
Дерево, что возле деревянного забора, вроде укрытия, не спасает. Листья шумят, огрызаются, капли пробивают зеленую "крышу".
Мир в мгновение чужой и холодный. Полуголые фигуры зажаты, перегнуты, ветер, дождь. Озеро, будто в миллионе прищепок, словно белье в старом дворе. И джинсы, как фанера, которую на себя натягиваешь.
- Пошли? - говорит.
Потянула.
Входим в воду, плывем, а потом ложимся на спину оба. Дождь бьет по поверхности, нарушая зеркальность, превращая гармонию в хаос, ударяет в лицо. Вода везде. Соединилась. Мир - вода, по горизонтали и вертикали.
- Хорошо, - говорит она, и улыбается.
- Да.
Беру руку, что рядом и чувствую, как пальцы сжимают мою. Смеется. Классная.
Это я ей, про нее, сам с собой.
Как услышала? Впрочем, кругом проводник.
- Еще бы.
- Позвоню, - говорю.
- Когда?
- Сегодня, и завтра, и послезавтра. И каждый день до отъезда.
- Хочешь напугать?
- Да.
- Сдашься.
- Не. Я наглый.
- Чудовищно.
- Неандерталец.
- Ледниковый период?
- Да.
- Ты всегда был таким.
Чушь. Был другим, в костюме из лощеной полушерсти, а сейчас снимаю толстую кожу. Здесь, прямо в воде. Сложное занятие. Так, чтобы незаметно. Спасибо, Дождь!