Верба Надя. Из жизни

Надя Верба

ИЗ ЖИЗНИ

Секрет

Мальчик посмотрел на небо через бутылочное стеклышко и поймал переливающиеся лучи. Затем посмотрел на незабудку через стеклышко и увидел разноцветные ее лепестки. И назвал это секретом. Мальчик сел на корабль и уплыл к неизвестным берегам. Разноцветные страны и острова дышали новизной. Мальчик смотрел на мир через бутылочное стеклышко в надежде вспомнить забытый секрет. Однажды он увидел, как яркие лепестки летели с ветром по небу. И на одном из островов у мальчика застучало сердце, когда в глазах напротив он вдруг узнал свой секрет под бутылочным стеклышком.

Запах Дома

Дом имеет свой и только свой запах. В доме пахнет Женщиной или Мужчиной, или Ребенком, или Семьей.

Запах Женщины

Запах женщины в доме. Смешанный запах белья, духов, теста. Неважно разбрызганы духи и пеклись ли на самом деле булочки. Это как предчувствие. Флакон еще не открывался и мука еще в мешочке. Но бабушкины рецепты уже витают по комнате в ожидании своего часа. Шорох платьев в шкафу угадывает час свидания. И терпкие или легкие капли терзаются от мысли выплеснуться наружу. Это запах Ее мира, хаотичного, шумного, летящего, пусть и замершего в фигурке на этажерке. В тарелочке и горшочке. И в занавеске, за которой прячется смех. Это предвкушение игры. Считалочка для кукольных пузырьков и коробочек. Рамочка для лоскутков Жизни.

Запах женщины в доме. Это запах Ее мира, ускользающего, но не сдающегося, рассказывающего в укромном уголке ящика стола рассыпающимся, крошащимся голосом билетика в кино о первом свидании одинокой сережке, давно вышедшей из моды. Это запах настоящего чая, вздрагивающего в надтреснутой фарфоровой чашечке, потерявшей своих сестер и пускающей каждый раз слезу. Это запах закрытых клубов, несуществующих танцев и вырубленных скверов, цепко держащийся за выцветшую, но стойкую перед временем юбку.

Запах женщины в доме. Проникший в губную помаду карволол, удивившийся осени. Бережливый запах праздничных туфель, смешавший все случаи в жизни. Это запах Ее мира, все еще раскладывающего пасьянс, читающего по страничке любовный роман в городском автобусе, теребящий шарфик, прячущий на шее поцелуи бушующих весенних садов. Это удивление перед прятками души. Запах обмана раздавленных кремов на полотне лица и рук, распластанных красок на седине. Запах глянца женского журнала, впивающегося в границы Ее мира.

Запах женщины в доме. Это запах мягкости, завораживающей своей поступью, взмахом, кивком, изгибом. Это запах нежности, уткнувшейся во все уголки дома. Это запах страстной, нервной, не знающей стыда в своем падении одежды. Металл и камень, закалившиеся в жерле желаний любящих глаз, подчеркивающие запах тела. Это запах Ее мира, погибающего и возрождающегося на каждом закате и рассвете как в последний раз. Это запах дыхания, убаюкивающего и пробуждающего, заставляющего поверить в продолжение.

Запах Мужчины

Запах Мужчины в доме. Смешанный запах прайда, стаи и своры. Диван с запахом вальяжности раскинувшегося тела, охраняющий память о присутствии. Стены с нарисованными пронзительным взором щитами. Углы с печатью "Мое". Это запах Его мира - путающей следы степи, влекущего неба и заколдованного леса с прячущейся земляничной поляной. Это ожидание открытия себя в мире следов, пахнущих опасностью и доверчивостью - запах охоты.

Запах Мужчины в доме. Это запах Его мира, закодированного под вымышленными именами адресатов настоящего, под сбившимися номерами прошлого, под уравнением с неизвестным будущим. Это счета, источающие запах долга. Это счет, помнящий всегда свежесть выбора. Цифры и буквы, знающие запах правды и тайны.

Запах Мужчины в доме. Это запах Его мира, возвращающий в мечту о парусе, погружающий в пучины за неповторимыми ракушками и единственной жемчужиной, хранящий ему верность. Это вздрагивающий кадык на всхлип масляной сковородки, это бьющийся висок, отсчитывающий невыигранные лотереи счастья. Это горький запах бензина внутри, готового взорвать сковородку и парус на костре неозвученного, но так узнаваемого проигрыша у времени. Запах плена.

Запах Мужчины в доме. Крепость из цветочков, пирогов и вышивки, пахнущих молоком, принадлежащим Его миру. Это нежность, впечатанная тавром на его теле губами с запахом изменяющейся и неизменной луны. Это его позволение кладки: стены, гнезда, терпеливо ждущей кирпичика и ветки. Запах ожидания начала. Аромат возвращения к истоку, к знакомой реке, непомнящей его.

Запах Мужчины в доме. Это запах силы, покоряющей властностью взгляда, крушащий клапаны сердца ураган, срывающий одежды ветер, похищающий душу океан. Это запах мощи, пробуждающей бурю. Запах жизни, рождающий потоки рек. Это запах Его мира, зажигающего звезды в глазах, укорачивающий длину юбки, перебирающий шелк травы, платьев, волос, ускоряющий шаг навстречу.

Запах Ребенка

Запах Ребенка в доме. Молочные реки и кисельные берега. Пахнущие розовой, окропленной ангелами водой ниточки на бутончиках-ручках и бутылочках-ножках. Доверчивые, наполненные вековой мудростью бусинки, следящие за рукой Судьбы, готовые к наполнению слезами счастья и горя, не ведающие часа превращения в четки Случая. Рубашки и бирочки как пропуск через реку забвения, как первая печать отсчета часов Жизни. Запах сплетения корней, земель, времен и пространств. Это Его мир, соединивший начала и концы, отдающий себя ветрам, которые открывают двери предстоящих на пути тайн. Это перелив колокольчика, оповещающего, что станет набатом.

Запах Ребенка в доме. Запах ненужных другим и нужных только Ему камешков, фантиков, стеклышек, передающих калейдоскоп неожиданных и закономерных запахов приобретения и потери. Коробочки, знающие все ритуалы захоронения и хранения, предваряющие запах веры и запах тлена. Окурки, огрызки, ошметки, мамины туфли и папин ремень, - все, что раскрывает таинственный запах до запаха. Плеск звезд в лужах. Вопросы в наклонившемся цветке к цветку. Чутье ароматов и гнили, волшебства превращений.

Запах Ребенка в доме. Это Его мир, узнающий через бутылочное стеклышко себя в облаках, верящий в перпендикулярные экваторы, раскапывающий подводные реки, ожидающий прикосновение звезды на ладони. Запах автографов: размашистых на цветных портретах кумиров, непрошенных в школьном дневнике, несдержанных на лице, застывших на губах, дающих письменный отчет о себе на стене Мира. Стол, подушка, зеркало, забрызганные слезами, почетно несут запах разочарования и надежды. Замочки, крючочки, значечки, выпиленные, склеенные Великой миссией, впускают в запах больших форм и крупных жанров. Стойкий бунт против правил и норм.

Запах Ребенка в доме. Легкость начал, свежесть первой любви, цветочный аромат дорог, фруктовый мир чужих эмблем, терпкость открытий за хлопающимися и не закрывающимися пока дверями. Источающие трогательный аромат прикосновения тел, волнующая сопричастность душ. Это Его мир, порывистый, летящий без оглядки, еще любящий туманы, еще удивляющийся росам, еще признающий других, еще признающийся в любви к миру.

Запах Семьи

Запах Семьи в Доме. Это сплетение луговых трав, небесной шири и морской глубины, вошедшее в поры вымороженного белья, теней на стене, задержавшееся на краешке губ и ресниц, отсвечивающее солнечным зайчиком на пуговичке халатика и рубашки, выскочившее на понимающую улицу, впрыгнувшее в несущееся метро, без устали крутящее колесо дня, стремящееся к дающей умиротворение родинке. Это ЕЕ мир: ждущий и ловящий мгновения Жизни, впитывающий их навсегда.

Запах Семьи в доме. Записки на сердце просьб, обид, прощений. Отдающие поездом рельсы и шпалы, как основа и уток встреч и расставаний, как игра в четыре руки с листа на пианино, доставшемся в наследство. Биение сердец в унисон на расстоянии и обломком горечи возведенные стены. Запах выгоревших чернил в семейных альбомах и пахнущих дешевой водкой, разорванных на случайные половинки событий фотографий. Это ЕЕ мир - полное собрание сочинений на провисающей полке, с зачитанными томами избранного, с закладками-календарями, со смесью прощаний и возвращений на любимых страницах.

Запах Семьи в доме. Кислые щи, соленый огурчик, сладкая ваниль. Молочный зуб, увлеченно повествующий через целлофановую перегородку о беззубом удивлении мягкому пучку волос. Аккуратно сложенные по годам открытки, рисунки, грамоты, медали. Коллекции, не знающие раритетов, но помнящие неподкупный восторг пополнения. Любимая вазочка, бережно доставаемая по особым торжествам, пахнущих студенческим козырьком, шлейфом фаты, первым чепчиком, дорогим фетром, прохудившейся шалью. Это ЕЕ мир, терпеливый, молитвенный, ожидающий у окошка врывающееся в дом цветение сада, пестрое платье бабочки, зацелованный дождем осенний лист, морозное кружево подкравшейся зимы. Это ЕЕ запах - запах залетных одуванчиков, пущенных корней, выпущенных птиц. Запах любви, утирающей слезу, накрывающей скатерть, защищающей от боли, провожающей в дорогу. Запах безграничного доверия Судьбе.

В домике

Ты живешь в своем домике. Твой домик внутри тебя. Там тесно, очень тесно - дуть не должно. Ты затыкаешь все щели чем угодно. Главное - не впустить - мысль, чувство. И даже себя самого. Так спокойнее. Ну и что, что кажется. Я есть и меня нет. Все свое ношу с собой. Да, это про меня. Я не такой, как все. Никто не знает, как мне живется во мне самом. Чем теснее, тем безопаснее. Другим.

Я живу в своем домике. Закутываюсь под огромное, но легкое одеяло. Меня много и меня мало. Я есть и меня нет. И домик есть и его нет. Так легче переносить холод, который внутри. Холод не меня, а домика. Я разогреваю домик собой - дышу вовнутрь. Иногда в нем появляешься ты, вернее твое тепло. И я открываю все окна и двери, чтобы хватило место на двоих. Так безопаснее. Домику.

Она живет в своем маленьком домике. Впускает всех и никого. Говорят, что ей никто не нужен. Но она знает, что ждет Его. Без Него ей домик этот не нужен. У нее есть другой домик - большой - целый мир. Домик в домике. Так гармоничнее. Она хочет спрятаться с Ним в их маленьком домике, чтобы открывать двери и окна большого мира. Так безопаснее. Жизни.

Он живет в своем маленьком домике. Он никому здесь не нужен. Он это знает. Но все равно живет. Он знает, что у него есть домик внутри, куда он может спрятаться ото всех. И от себя тоже. Так привычнее. Только с каждым разом все сложнее открывать и закрывать эти двери. Между домиками. Он уже знает, что есть большой домик, в котором есть Она. Там безопаснее. Им.

Мы

Сегодня ты не ответил на телефонный звонок. Достала, - прочитала я в твоих мыслях. И мне стало даже смешно. Ладно, - сказала я себе и погрузилась в новую для себя книгу - книгу твоих переживаний.

Только вот определить чьих все-таки - твоих или моих было сложно. Моих, наверняка. И вообще, книгу открыл ты. Мою. Сам того не желая. Или не ведая. Она раскрылась на самой неожиданной для меня странице о женской энергии, о которой я до этого момента читала только в чужих книгах. Я узнала ее. Ее невозможно спутать ни с чем. Шквал обрушился на меня. Буря, ураган, пустыня, океан, ветер, - все поселилось во мне сразу. Я не находила себе места. Если и порхают в животе бабочки, как утверждают некоторые дамы, то у меня они размножались со скоростью света. Я не успевала следить, как они поднимаются по позвоночнику и поселяются в глазах, а потом вылетают, вылетают. Их множество. Везде, всюду. Бабочки на океане - это что-то было невообразимое. Что кораблекрушение?! Крушилось все: ручки дверей, завесы шкафчиков, лампочки, плафоны, посуда всех сортов, трубы, краны... Бригады ремонтировали, а бабочки поднимали новые волны. Насладившись бунтом, я стала учиться им управлять - поняла, что могу разрушить все, и нас с тобой. А этого мне никак не хотелось. Тем более, что я узнала героинь своей книги. Они, точно как бабочки, посыпались из ниоткуда. Куколки. Наивная открытая девочка и взбалмошная принцесса, занудливая училка и мудрая старуха. Я не успевала отслеживать, кто выходил первой: Афина или Шанель, незабудка или колючая роза. Все, все были здесь. Они кричали: "И я, и я!!!" Спящих принцесс было так много. А принц был один - Ты. Который прикоснулся ко Мне. Сначала взглядом. Нет, душой. Конечно, душой. Только прикосновение душой открывает книгу другой души.

Устал, - прочитала я в твоих мыслях. Значит стал сильнее, подумала я. Сильному под силу сложное. Мои куколки и мои бабочки. Кто может с ними справиться, кроме тебя? Суровый нрав? И что? Решил обидеть? А как же творчество? Превращение? Ты же сам этого хочешь? Или любишь? Или оно внутри тебя? Ты боишься сделать выбор, потому что хочешь все, потому что боишься обидеть. Но делаешь выбор, когда узнаешь, что все достанется тебе одному. Я хозяин, - говоришь ты. Это мои куколки, и мои бабочки. Я не делюсь. А зачем делиться, - сказала когда-то тебе я, - надо соединить в целое. Так не бывает, - думаешь ты. Но пробуешь, примеряешь. И все считаешь. Другие накалывали меня-бабочку иголкой на ... не знаю куда. Вряд ли это даже была бархатная коробочка. Накалывали и присваивали номер. А ты выпустил бабочек и не одну. Узнал их. Открыл прикосновением души и выпустил. Конечно, хозяин. Оказывается, бабочки могут быть ручными. И они летят к тебе и вопрошают: "А я, а я????"

Дурак, зачем я ее обидел, - прочитала я в твоих мыслях. А ты увидел мои глаза. Нет, ты увидел влажные крылья бабочек. И душа защемила. Твоя. И моя. Потому что они чувствуют вместе. Извини, я не хотел. Она любит меня таким, какой я есть. Что она сейчас делает? - подумал ты. И картинки побежали одна за другой. Я не успевала наблюдать за собой той, какую ты меня видишь. Все куколки, и все бабочки слились в то одно целое, что нужно было тебе. В Женщину. Любящую. Ты вспомнил про лебедя. Нет, это вспомнила я. Про душу лебедя. Твою и мою. С которой все началось. Ты вернул мне стихи. Нет, ты открыл новый источник. Все женщины плачут. Или возмущаются. И твои тоже. Плачут или возмущаются. Только не от стихов. И я плачу тоже. Иногда. Потому что не знаю, твоя ли? А вчера будто в твоей рубашке ходила. Тепло было. А сегодня ты отказал мне в тепле: - У тебя свои отопители есть. И я не возмущаюсь. Некому возмущаться - бабочки умерли. Наверное, в сердце. Там их кладбище. Бабочек много. И крыльев много. Не умещаются все. Сердце разрывается: "А..а...". Из крыльев бабочек можно одно крыло сшить. Большое. А может, на два хватит? Чтобы полететь.

Все у нас наладится, - прочитала я в твоих мыслях. Все у нас получится, - сказал ты и ушел. А я записала на зеркале, чтобы не забыть. Только не знаю, что: дыхание бабочек, тепло твое, а, может, Я, растворившееся в Мы.

Чемодан

Я знаю, что ты сейчас думаешь обо мне. И складываешь меня в свой чемодан. Ты хочешь унести собой то, что останется от меня. Или оставить себе то, что есть сейчас на потом. Ты перебираешь в своем хранилище, которое не успело стать памятью, цветные картинки. Они оживают каждый раз, когда ты достаешь их, и ты чувствуешь запах пьянящей весны. Ты слышишь, как бушует трава, которая даже не по пояс, а вровень с тобой. Она обжигает своей нежностью. И ты не знаешь, вынесешь ли ты столько любви. Тебе хочется задержаться в ней, насытиться ею. Ее ты тоже заберешь с собой. А красную жемчужину? Она не может быть ничьей, кроме как твоей, - считаешь ты и сжимаешь ее в своей ладони. Затем раскрываешь ладонь, чтобы убедиться, не исчезла ли. Куда ты ее положишь? Ты ищешь карман, куда можно было бы ее спрятать. Но почему-то карман не находится. Ей надо особое место, чтобы можно было и спрятать, и наблюдать, а пока она будет у тебя в руках.

Картинки меняются одна за другой. Тебе самому удивительно, что они не тускнеют, наоборот, становятся ярче и теплее. И к ним добавляются новые, которых не было, но почему-то они есть. Это то, что могло быть, - наконец-то осеняет тебя. Ты их тоже возьмешь с собой. Терпкий аромат осени. И все та же нежность, понимающая и обволакивающая. Тебе ее не хватает, - ты это точно знаешь. И отказаться от нее просто не в силах. Унесу с собой, - твердишь ты и заталкиваешь ее в чемодан. А она не помещается - выскальзывает и бросается тебе на шею. Что ты делаешь, - задаешь вопрос в никуда, растворяясь в безбрежной ласке. Это не про меня, - роняешь ты, но в глубине души ликуешь - узнала, нашла! Моя, - говоришь ты себе. Это твой секрет.

Ты собираешься все-таки накосить травы и листать без устали книгу тайн. И целую жизнь, которая впереди кладешь в чемодан. Ты еще не знаешь, легкий или тяжелый он, но знаешь точно, что понесешь с собой. Ты надежно спрятал красную жемчужину. Только ты один знаешь, где она.

Завтра, наступившее сегодня

Завтра переведут часы. Я не просила об этом. Но мне уже все равно. Буду ждать, закутавшись в серое небо, своего часа. Шурша рассыпающимися воспоминаниями. Заглядывая в пустую коробку, в которой когда-то в судорогах умирали остановившиеся без разрешения часы. Я буду смотреть на руку, где вместо циферблата шрам, как напоминание о переплетении судеб, и представлять, как возвращаю вновь куда-то спешащие стрелки. И все стрелки и все циферблаты вдруг оживут. В моей памяти. И заведутся все поезда. И стук сердца вернет меня в юность, в которой ночь осторожно касается дрожью моей руки, пытающейся перевести язык гудков поездов и телефонов на чистый лист, еще не представляющий свою повесть. А повесть уже отсчитывает минуты, спускается на дно колодца за тайной, проходит через лабиринты времен и пытается оставить следы. Я знаю, что есть комната Времени, куда нельзя заглядывать, но каждый раз обманываю себя, каюсь, клянусь и опять отправляюсь туда, чтобы увидеть себя иную, ту, которая могла бы быть. Если бы не остановленные не мной часы. Не мной, но для меня. Другой. Еще неузнанной, позволяющей себя читать всем и никому. Застрявшей в безвременьи. Ушедшей в себя. Не пытающейся открыть дверь с надписью: "Мое время".

Завтра переведут часы. Которых у меня нет. Потому что Время обиделось на меня за несвоевременность. За спешку. За отставание. За трату. Оно мечтало идти со мной в ногу. Но я поскользнулась на замерзшей луже, увязла в болоте, утонула в океане, разбилась вдребезги. А может, только поцарапала стекло, прикрывающее циферблат? И еще можно выпрямить стрелки? Ведь где-то в моей сумке есть пусть и рассыпавшееся воспоминание о прикосновении счастья.

Сегодня переведут часы. Бисер затерявшихся лет нанизываю на нитку. Это оберег Времени. И где-то блуждавшая женственность возвращается домой. Каждая бисеринка находит свое место на теле и в душе. Цвет, линия, форма превращаются, как в калейдоскопе, в цветной узор. И шелковый ковер несет меня над реальностью. И я удивляюсь, что нет преград, что мой мир открыт для меня. Как долго я тебя ждала, - шепчу ему. И мир понимающе улыбается в ответ. Я теперь знаю все тайны узора: сплетение трав, аорт, миров. И я не устаю в маленьких стеклянных бусинках находить ароматы, рассыпать их по миру и ткать ковры. Что может быть сильнее Времени? Его терпеливого постоянства? Это круг, в котором я стою, направляя стрелки к букве и цифре, из которых складывается Вечность.

Сегодня перевели часы. Наконец это мгновение настало. Фарфоровые, деревянные, глиняные, железные тарелочки смахнули слезу счастья. Засияли золотые и серебряные блюдца. И все в один голос закричали: "Ура!" Это Мое время и оно начало свой ход. Ключ сделал оборот, дверь скрипнула, и свежий осенний ветер позвал за собой. Мир удивительных звуков проник в бесконечное небо. Неведомая родниковая чистота зажурчала на все лады. И то, что было завтра, стало сегодня - предчувствие начала - отмеренным шагом. Предчувствие звонка - взятой высотой. Предчувствие дороги - своей тропой. Вот оно - единство Времени: единство темы и вариации, центра и периферии. Общий такт. Общий стук. Одного большого сердца, вместившего всю музыку Вселенной. И неважно, какой полутон, какой оттенок мой в этой мелодии. Важно, что я сегодня во Времени, а Время во мне.

На моей ладони

Сегодня маленький луч впрыгнул мне на ладонь и стал, как настоящий хиромант, читать мои линии. Я не знаю, что он увидел, но на помятой киноленте появилась Жизнь. Она посмотрела мне в глаза, улыбнулась и махнула пролетавшим в небе голубям. Логично, если бы в этом месте она заливисто засмеялась. Но нет. Она не по-детски терпеливо взирала на мир. Ни слезы, ни смеха. Она взяла куклу-цыганку за руку и стала рассказывать ей о ее прошлых жизнях, о которых та совсем не помнила. Жизней было так много, что они быстро истрепались вместе с самой куклой. Новые куклы могли выбирать имена себе сами: они тянули пришитые на кукольных платьицах этикетки, или доставали из воображаемых карманов непонятные слова. Жизнь обшивала кукол, строила им дома и даже ставила отметки. А в свободное время рисовала. Все и всех. Вот здесь стоит сказать о ее первом знакомстве с кинолентой, когда ожившие рисунки побежали один за другим. Жизнь смотрела удивленно на стену с ожившими рисунками, а сама бежала по траве, листьям, обмакивала кисточку в росу, в отражение звезд в лужах, снежинку на воротнике и размашисто оставляла акварель и гуашь на трепещущих полотнах сердца. Своего. И всех, всех, встречающихся на пути. Сердец было много, как кукол, но красок, почему-то, как и имен, было совсем ничего. Жизнь не заметила, как давно уже ехала в поезде и раздавала имена станционным смотрителям, платформам, бродячим собакам, прокуренным вагонам, утерянным жетонам. И кто-то говорил, что это стихи, пусть и грустные, но о жизни. А может, и не стихи, а проза. Так привычнее - "Проза Жизни". Не во всем же должен быть вкус, - сказала Жизнь и записала название своего главного сочинения. Что-то потеряно, - не унималась Жизнь, а что - не могла вспомнить. Конечно, разве нужно помнить свой смысл? А может он вовсе и не ее? Ведь вмещает же целую палитру чужих смыслов! Лучше выпрыгну где-нибудь на следующей станции, - подумала Жизнь. И увидела в окне чью-то руку. Может, Судьбы?

Возможно, это была та Судьба, которую уже читал маленький луч. Прямая река текла к своей цели. Ей было все равно, что плотины, мосты, да и просто бревна пытались ее перекрыть. Она смеялась и становилась сильнее. Она прислушивалась к своему духу, умело балансировала между берегов и текла, текла. Почему если Судьба, то обязательно старушка? Что за глупости! Сильная, независимая максималистка: все или ничего, любить так любить. Я сама себе Хозяйка, - любила повторять Судьба. А зачем дважды входить в реку, ведь много интересного еще впереди, - нескромно декламировала Судьба. Знаки? Я сама себе знак! И чем больше она отмахивалась от них, тем чаще знаки атаковали ее во снах, на перекрестках, в календарях. Ладно, - смирилась она - буду читать. А тот, кто начинает читать поздно, понимает, как много пропустил в своей жизни. Так и Судьба - глотала все, чтобы наверстать упущенное. Она уже по-другому смотрела на плотины и мосты и на прилетавших к ней птиц. Она поняла, что не надо спешить - всему свое время. И стала сама знаком. Ее стали узнавать. Ну ладно, что вы, да, это я, - говорила Судьба, не отводя глаз. А из глаз сыпались звезды на ладонь и писали большими буквами "ЛЮБЛЮ".

Маленький луч смахнул украдкой слезу - в октябре он такой сентиментальный. Ах, тома о любви так много вызывают эмоций! - сказал он, пробежав взглядом появившуюся незнакомку. Любовь, - протянула она ему руку и хитро улыбнулась. А вы все цветете, - впопад или невпопад пролепетал луч. Любовь не стала ничего говорить, а просто приложила ухо к его теплой шее. Стучит, - прошептала как будто сама себе. Но здесь нет сердца, - дрожащим голосом сказал луч. Сердце везде, - сказала Любовь, будто раскрывая самую важную тайну на свете. Она вязла его маленькую ручку, и луч почувствовал, как нежность и счастье разлились по всему телу. Он заискрился, заиграл. Любовь стала доставать из карманов какие-то записки, сердечки, колечки, цветы, игрушки, конфеты... чего тут только не было. А не было пустоты. Казалось, что время не властно над Любовью. Летящая девочка, сказочная принцесса, закусившая губу белошвейка, уставшая санитарка, королева бала, - кого тут только не было. А не было одиночества. Здесь было все: проза о бугорках на ладони и поэма о вулкане, выливающем тепло, щедрость, восторг. Симфония очищающего водопада и песнь убаюкивающего лесного ручейка. Драма урагана и волны. Стук колес и стук двери. И луч понял, что все это и есть сердце. Сердце Любви. Любовь поднесла ручку маленького луча к своему сердцу. И ничего не сказала. И луч услышал, как натянуты струны незнакомого ему музыкального инструмента, и узнал, на каком такте они издают стон, а на каком замирают. Тишина нарушалась пронзительным криком, всхлипыванием, вздохом. Это боль, - прокомментировала Любовь. - Что поделать, но встречи, ожидания, расставания бывает и ранят. А разочарования убивают. Ну а если нет ответа... Любовь оттолкнула луч от себя, посмотрела отрешенно, отвернулась и пошла, куда глаза глядят. Листки дневника, который так бережно вела Любовь, разлетелись в разные стороны. Луч пытался поймать отрывочные мысли, но разве можно собрать то, чего больше нет.

Мысли окружили его кольцом. Я здесь Голова, - сказала одна и вышла вперед. Да, это была главная тема Жизни. А может, Любви? Впрочем, это совсем неважно. Важно, что была пища для размышления. Откуда? Из книг, из улиц, из дома, который был ли вообще. Но был роман. С продолжением и без, с героями и у героев, как фейерверк и как ярмо. Любовный, служебный, курортный, случайный, прохожий. И даже к столу. Какая разница. Главное есть о чем подумать, над чем думать. Уж. Да. Анфилада комнат, по которой бежали мысли, казалось, не могла закончиться. Все новые и новые лабиринты, с неожиданными поворотами и тупиками, в которых несли вахту безвыходные ситуации. Часы, весы, сумки, как первая необходимость, торжествовали везде. Часовщики ремонтировали старые механизмы часов, грузчики исправно катили груз, а таможенники его разгружали. Нет, это не Голова, это рудник, где с адским трудом тысячи рабочих пытаются отыскать хоть крупицу ценного золота. Любая золотинка ценна на вес, она инсайт, она открытие. Она отмывается, шлифуется, плавится, попадает в оправу и... на прилавок. А там уж кому попадется. Случается в нужные руки. Тогда есть с кем обсудить, передать по наследству. Или просто подкинуть. М-да. Увы. Кому горе, а кому гора. Только чего? Это вопрос. Возможно, мусора. И куда девать вторсырье? Опять из комнаты в комнату. А потом вдруг в этой куче и золотинка. Так и рыщешь по лабиринту свершений. Мысли стали перебивать друг друга. Перегруз, - сказала Голова и приняла таблетку. - Хочу быть до прелести пустой. И стала мечтать о любви.

Я знаю, что все мои комнаты заняты тобой. Вчерашним, сегодняшним, завтрашним. Задумчивым и сияющим, нежным и бушующим. Я закрываю комнаты ото всех, чтобы сохранить тебя. И открываю тебе двери и окна, чтобы сохранить себя. Я рисую тебе на закате рассветы, а на рассвете закаты. И расчищаю все дороги, которые ведут ко мне. Как мне кажется. И даже сажаю цветы. Чтобы путь был радостным и легким. Как мне думается. Я не жалею красок своего сердца. И вновь, и вновь макаю кисточку в безупречное синее октябрьское небо. А когда кончаются краски, и остается одна паутинка, я бережно ее прячу в шкаф до лучших времен - до знакомого "да". Может, это знак, - говорю я себе. И ищу оправданий. Правдивая проза. Но хочется, чтобы сердце было везде. Я веду дневник наших невстреч. Это целая жизнь неиспользованных этикеток на кукольных платьицах, не разыгранных лотерейных билетов, ненайденных золотинок. Я еду в поезде, разговариваю с маленьким лучом и жду у окна, когда появишься ты, чтобы нажать стоп-кран. Ведь где-то на старой киноленте моей ладони записано твое имя.

Ее любимая тема "Ню"

Когда ветер путешествует по миру, и застывают ветки деревьев, когда все звуки стыдливо замолкают, Тишина достает мольберт. И начинает рисовать. По памяти. По преданности натуре. Натура появляется внезапно: то выглядывает из-за уснувшей шторы, то выходит, как наказанная школьница, из угла, то выскальзывает с полки, а то стоит, прислонившись к двери. Натуру зовут Ожидание. Тишина окидывает ее молчаливым взором, и натура также молча начинает снимать одежду.

Пуговицы на плаще восторга не надо упрашивать - они с воодушевлением расстегиваются мгновенно. Шлейф духов, поселившихся на легком шарфике, заполняет собой все пространство. От суеты становится жарко и душно. Тишина открывает окно и выдавливает ароматы наружу. Ожидание подергивает плечиком в предвкушении новых открытий. Шелк платья трепещет в такт, поглядывая на себя со стороны в зеркало и прислушиваясь к входной двери. Тишина приказывает развязать ленточки, раскрыть замочки. И платье, бросаясь в последней надежде на показавшийся звонок в дверь, слагает свое оружие. Довольная Тишина смешивает краски. В ход идет все: растекающаяся тушь, акварельные слезы и масляная помада. Натурально, - смакует Тишина и бросает взгляд на туфли. И те бездыханно и бесформенно замирают. Ожидание становится просто невыносимым: мечется от окна к двери, от стены к кровати. Рыдает, хохочет, разговаривает с собой. Тишина понимает, что натура выходит из-под контроля. Для этого момента у нее приготовлен пузырек с каплями. Ожидание глотает все без разбора, срывает с себя белье и отрешенно, как подобает настоящей натурщице, застывает на месте. Ликованию Тишины нет предела - ракурс удался, тон подобран, детали отмечены. Тишина не обращает внимания, что Ожидание дрожит, делает тщетную попытку согреться и вспомнить свое присутствие в этом мире. Ожидание укутывается в нечто, напоминающее халатик забвения, и, уткнувшись в потолок, думает о смысле жизни. Тишина безучастно наблюдает знакомую сцену. Картина написана, краски спрятаны.

Завтра часы оповестят о новом дне. Ветер вернется из путешествия. И может быть, захочет посмотреть альбом новых творений Тишины.

Вдохновение

Ты знаешь, где меня найти. В моем замке, на котором вывеска "Одиночество". Здесь нет замков - они не нужны. И нет петель на дверях - они бессмысленны. Я не знаю, есть ли стены. Хотя кажется, что иногда к чему-то прислоняюсь. Знаю, что есть окна. Правда, не помню, сколько их. Да, впрочем, зачем помнить. У одиночества нет памяти. Я даже не помню, когда колышутся занавески. А может, их тоже нет? Скрывать ведь нечего. Ты скажешь, а может, в замке никто и не живет? Вот здесь я не соглашусь с тобой. И проведу по своему замку.

Тук-тук, - скажешь ты. Заходи, - отвечу я. И пропущу в темный узкий коридор. Я не буду брать тебя за руку. Ты пойдешь самостоятельно в темноте, дрожа от страха, боясь наткнуться на что-нибудь. А я спрячусь, затаю дыхание и молча буду ловить каждый твой вздох. Потом изменю голос и скажу, что пора следовать за мной дальше. Ты вздрогнешь, но пойдешь дальше, ведь назад возвратиться уже нельзя. Это лабиринт моих чувств, - скажу я тебе. - Располагайся. Встретимся на выходе. И оставлю тебя наедине с моими чувствами. Я знаю, что ты встретишь Стену Непонимания, тряпье Обид, плачущую Вину, Тупую Боль, Потерянный Смысл и Сплошную Бессмыслицу. Что ж, можешь их утешать, можешь тешить - тебе решать. Я не буду наблюдать за тобой, мне надо убаюкать Тревогу порцией шоколада. А когда мы встретимся на выходе, ты скажешь: "Давай я проведу тебя назад". Ты возьмешь меня за руку и будешь показывать цветные картины на Стене Непонимания, удивляясь авангардному рисунку. И устроишь дефиле нагих Обид. Мы посетим театр абсурда, где Вина будет играть главную роль, и примем участие в корриде Боли. И в волшебных башмаках Смысла отправимся в сказочное путешествие по миру. И возьмем с собой точку Бессмыслицы, чтобы иногда делать остановки и смотреть друг другу в глаза. Мы не заметим, как пройдем узкий коридор, в котором будет много света, и выйдем из замка. Ты вернулась к себе, - скажешь ты и услышишь в ответ: "Возвращайся, я буду ждать тебя, мое Вдохновение!"

Уравнение с неизвестным

Уже 2448 часов я решаю уравнение с неизвестным. К часам без тебя прибавляю новый час. И не знаю, какая должна получиться сумма. Но каждый день мне все труднее и труднее считать. Наверное, ты тоже что-то считаешь. Наверное, так хочется мне. Сколько минут осталось до моего звонка или сколько часов до его отсутствия. Ты не берешь во внимание пропущенные тобой звонки, и тем более недоступные разрядившимся телефоном. А я соотношу дозвоны с сигналами, с недошедшими до тебя звонками, с застрявшим в горле "да". Я соотношу все оттенки этого "да" друг с другом, с моими чувствами и невысказанными словами. Конечно, я их скажу когда-нибудь. Наверное, это звучит, как "когда-нибудь приду". Я знаю, что у меня "как-нибудь" получится все-таки рассказать тебе свои секреты в Этой жизни. Пусть не все, пусть на бумаге. А у тебя получится "как-нибудь" их прочесть. Я обещала подарить тебе счастье. Возможно, это будет просто любовь. И ты будешь когда-нибудь вспоминать об этом, ведь рукописи не горят, они остаются в сердце. У меня получится вычесть "не могу" из "хочу". Я назначу сама сумму, чтобы все-таки уравнение с неизвестным стало известно тебе. Сумма будет равна моему обещанию быть рядом. А потом поставлю точку. Наверное. Если смогу...

Не могу произнести, что готова уйти от того, что искала всю жизнь. И ты тоже не можешь, поэтому даешь мне право не решать уравнение с неизвестным. Если бы ты знал, а теперь уже знаешь, что в этом месте я не выдержала, и слезы обрушились на меня. Это не я, это точка, которая не хочет становиться сама собой. И сейчас я стучу по клавишам, а слезы стучат по мне: по лицу, по рукам, по сердцу. Только я не знаю теперь, где находится мое сердце. Везде. Оно стало одной жирной точкой, помножившей тысячу других. Уже поставленных тобой, ожидаемых от меня и тех, которые пытаются поставить другие. Я знаю, что будет с твоим сердцем, когда оно будет слушать мое, читая эти строки. И я услышу каждый его вздох.

Я знаю, что ты делишь обещания на их невыполнение. А я ищу знакомый силуэт среди сотен незнакомых и делю "родное" на "чужое". Я выгоняю чужие запахи из дома и зову родной домой. Ты взвешиваешь все "за" и "против" и ждешь подсказки от Судьбы, надеясь на Случай. Я же жду Случая, что мне не придется придумывать сумму просто потому, что ее не будет, и надеюсь на Судьбу. Тупик в решении, казалось бы простого уравнения. Но ты не хочешь легких путей. А я согласна на любой путь, лишь бы с тобой. И этот путь пока лишь в моих снах, где все точно выверено: от слова до события, от взгляда до прикосновения. И я соотношу все, сказанное тобой во сне, с невысказанным наяву. И бросаюсь к каждому звонку - а вдруг сон превратиться в явь.

Я легко могу подсчитать, сколько я думаю о тебе - 2448 часов. Ты тоже думаешь обо мне, только вот не знаю, что в твоем уравнении является неизвестным.

Исповедь куклы

Не знаю, для чего зажгла свечу. Наверное, света на кухне было мало. Его всегда мало. Зато еще больше холода. Так и надо мне. Поиграла в дом и хватит. Да и дома то нет. Есть лишь видимость. Иллюзия. Картонная коробочка с вырезанными окошками, в которую не помещается даже такая кукла, как я.

Вчера еще во мне был лоскуток сердца, правда, он уже так истрепался, что каждый раз задерживал дыхание перед новым трепетом. Вчера еще хрусталики глаз пытались блеснуть на выдуманном мной празднике жизни. Вчера еще была мечта о новом платье - а вдруг праздник состоится.

Праздник состоялся. Но другой. Я блеснула, то есть выплеснула себя вместе с водкой и слезами. И завыла на противной зеленой кухне. Мне не хотелось, чтобы кто-то вторгался в мою боль, и я стала душить слезы. Наверное, суицид не для меня - они вырывались наружу. С воем повезло больше: выла я очень профессионально, как будто всю жизнь этому училась. На мой вой откликнулась какая-то собака, видимо, хорошо разбирающаяся в отчаянии. Мне не хотелось с ней говорить. Зачем заводить знакомство, ведь я уже решила, что уеду. Оставлю все и кухню тоже. Так будет легче. Уеду туда, где много травы, и где меня никто не найдет. Вернее, где мне не придется кого-то искать. Буду жить в настоящем. Ходить босиком по утренней росе и умываться вечерней. Она не предаст. Она из вечности. Собака тоже не предала бы. Но тогда ее пришлось бы забирать с собой. И выбирать между нею и росой. А выбирать нет больше сил.

Холодная зеленая кухня все слушала и слушала мою тоску, как старую любимую пластинку. И даже всхлипнула пару раз. Нечего вторить мне. Это моя тоска, моя боль. И не надейся - не буду менять занавески, и не буду мыть посуду, потому что мне уже все равно. Я достала все чашки с мыслью, что завтра их выброшу. Удалю память со сцены жизни. И занавески удалю тоже. И табуретки. Зачем то, чем не пользуешься. Зачем то, чего нет. Пара фотографий, документы и икона поместятся в чемодан. Вот с этим и начну новое предложение в жизни. Или приму предложение от жизни. А картонный домик оставлю тем, кто захочет в нем жить. Может кто-то его уже ищет?

Календарик

Пламя свечи уверенно истребляло бегущие дни.

Все бывает впервые. Впервые за целую жизнь свеча поедала календарик. Простой такой, с одиноким тигром.

Дни рождения и дни памяти перепутали места. А может, так и надо. Может, в этом есть великий смысл? - решила свеча. - Конечно, не мой. Разве разумна смерть в Рождество, слезы в День рождения, грех на Пасху и бегство от любви?

Кто теперь узнает о памятнике событию в виде камня, монетки, платья? Эпитафии, сошедшие из сна, эпиграфы на стекле, стихи на мониторе компьютера - единственные свидетели слезной церемонии. Время истребило чернила - зачем размытые буквы на пропитанных потом листках. Мгновенно, стираемо, фантомно. Было и нет. И рукопись не была. И каждый день пережит не зря. Пусть лучше останется энергия трепета в шелесте платья. В звуках шагов, которых нет. В каждой клеточке тела, замершей до щелчка невидимого пульта. Захотела и включилась - и побежала музыка души. Захотела и выключилась. И пошел день. Наполняться новым ожиданием.

А вот и оно. Захваченный в квадратик набор цифр. Или намеченное любимым цветом число. А вдруг свершится. Должно же быть место, где осуществляется набор энергии для расставания с ожиданием. А пока волны смятения под стук сердца. Рывки и замирания. Забег. Заплыв. Бросок. Все. Точка. И медленное посекундное отстукивание часов: 60...59...58... и вой. Вот оно расставание с ожиданием. И пустота.

Сначала одинокая-одинокая, тоскливая-тоскливая. Потом заполненная пустотой. Пустота пустотой. И ее уже много. И она разрывается сама от себя. Мозг работает, а душа замерла, замерзла. Кто-то, но не душа отвечает на телефонный звонок. Кто-то, но не душа выходит из дому. И даже в зеркале нет ее. Удивительно, но память не оставила себя в нем. Душа не отразилась. Только пустота. А потом вдруг чувство присутствия жизни. Это душа зашевелилась. Очнулась. Обнаружила себя новую в старо-новом пространстве. Маленькую-маленькую в большом-большом мире. И жить захотела. И надежду обрела на завтра.

И пустота светом залилась. Свободная-свободная. И ручеек побежал, чтобы где-то стать рекой, а потом обрушиться водопадом или девятым валом и выплеснуться наружу. Пусть слезами. Но счастья. И полетели бумаги в корзину, и фотографии, и адреса, и платья, и серьги. Свершилось начало.

Сколько их - начал и концов? Никто не знает. А вот календарик знал. Помечал, хранил, пересчитывал. Гордился и ругался. Рыдал и надеялся.

Надежда должна быть, пусть и бумажная. Как самолетик или кораблик из тетрадного листка. Как билетик в кино или на поезд. Как карточный домик. Как лист, впечатанный в асфальт. Как календарик, который сгорит.

Перегорела. Переплавилась одежда души. Голая. Мерзнет. Шерсть не греет душу. И батареи. И огонь. И в небе и на земле холодно. Нет чувств - нет трепета. Одна мысль. Протяжная. Потерявшая счет дням. Переползающая с месяца в месяц. А может оборваться, чтобы невзначай в год не переползти?

Насытилась, - сказала довольная свеча. И отбросила в сторону еще не наступившее завтра.

Свобода, живущая на осеннем тротуаре

Пойдем за мной по осеннему тротуару, и я расскажу тебе, что такое свобода. Ты думаешь, я буду описывать Свободу на баррикадах с картины Делакруа? Или бунтующего Спартака? Вовсе нет.

Слышишь, как шарахнулась чья-то тень? Не бойся - она сама тебя боится. Это страх, спрятавшийся в фантомах шарфов, поднятых воротников, подбитых каблуков. Никого нет, но есть присутствие Ничего на холодном асфальте.

А вот и застывшие, впечатанные в мокрый асфальт, листья. Это Память. Времени. В ней всё Ничего. Она это знает и скрывает это Всё в рамках молчания. Не думай о ней. Она не хочет разрушения своей архитектуры.

А у перекрестка нет своего здания. Если бы было, то не было бы сквозняка. А так не должно быть. Без сквозняка невозможно перевоплотиться. Куда только - если бы знать. Можешь, конечно, думать об этом Вечность. Никто никуда не спешит. Особенно Время. Тело само истлеет. А душа так и зависнет в сквозняке. И провода не помешают.

Провода считают, что знают небо также как и землю - никак. Где-то. Между прочим. Провода считают тени листьев и шарфов и всех сквозняков на свете. И нет предела этому счету. Как нет предела Свободе, живущей на осеннем тротуаре.

В ноябрьском утре, как в консервной банке

Не холодно, не жарко, не тепло, не сыро.

Жизнь бултыхается и ждет судьбы подарка-

Наполненного смыслом взрыва.

В ноябрьском утре нет противоречий -

Все безупречно серо: и туман и люди.

Жизнь думает, что завтра будет легче

Шагать по кругу на разбитом блюде.

В ноябрьском утре тлеющие листья,

Познавшие, что время ничего не лечит...

Жизнь выбросила сломанные кисти

И прыгнула судьбе своей навстречу.

Как будто жила

Сегодня ты рубанул по моему сердцу со словами "Живи". Ты решил выпустить себя из моего сердца, а меня из твоего. Верю, что ты долго готовился, отсрочивал время, чтобы занести топор. Собрался с духом и отсек. Вернее высек на моем сердце эти слова. Придет в себя, - сказал ты себе. И почувствовал свободу. И даже повеселел. Но чтобы добить до конца, ты решил прийти посмотреть на лохмотья, что остались от моего сердца. И рубануть еще раз. Я знаю, что ты хочешь сказать и сделать - бросить топор в меня. Это будет твоей точкой. Не так ли говоришь себе?

Я освобожу тебя сама. Вместе со своим океаном. Бушующей энергией. Безграничной любовью. Ты же сказал, что ничего не надо. Забыл только добавить: "От тебя". Значит, не будет Меня. Для Тебя. Ты это ощутишь сразу. Я вырублю тепло и нежность. Не бойся. В себе. Ты открыл этот источник. Я его закрою. Заморожу. Это вчера отрывались куски от сердца. А сегодня нет ни кусков, ни сердца - ледяная пустота. И закрывать не надо, чтобы прятаться от кого-нибудь. Нечего закрывать - приходите, когда остудиться захочется.

Довольно надежд, любовий и вер. Всех долой! С глаз долой, из сердца вон. Не так ли сказал про меня? Впрочем, уже все равно. И это уже про меня. Подумаешь, что не будет бабочек в глазах. Ледяной хрусталь, возможно, дороже в цене будет. Подумаешь, что вчера хотела умереть. Не получилось вчера - сердце разрывалось. А сегодня умерла. И стало все, как у всех - жизнь, как у механического пианино - завели и играет. Подумаешь, что одну и ту же мелодию. Все так живут. Как будто живут. С иллюзией, что завтра будет лучше. И я жила как будто. Как будто любовь. И всегда знала это. Как знала не один топор на своем сердце. Только с каждым разом сердце уменьшалось. Наконец, стало пустотой. Подумаешь, что ноющей. Может, это песнь такая - ледяного колокола.

Не переживай, тебе не придется подбирать слова, чтобы поставить точку. Она поставлена при первой встрече. А все было как будто. Как будто жила.

Из жизни

Я уже многое не помню из своей жизни, которой не было. Не хочу помнить. Но память в самый неподходящий момент, не спрашивая меня об этом, надевает повязку на глаза и подводит к обрыву. Стоит рядом и ухмыляется: Смотри, смотри. Не ты ли это. И я вижу, как быстро-быстро бежит время. И прямиком в обрыв. И вижу, как я прикладываю ухо к коробочке с часами в надежде, что они не будут спешить. А стрелки крутятся с сумасшедшей скоростью. Потом останавливаются. И я собираю все остановившиеся часы и выбрасываю в мусорное ведро. И глупо верю, что если наберу любимый номер, то заведу время.

А вот и ты. Быстро-быстро бежишь от меня. А я стою на месте и не знаю, куда теперь идти с открывшейся жизнью. Она выплескивается и захлебывается сама в себе. А я не знаю, нужно ли устоять над обрывом, чтобы не шагнуть туда навсегда.

Картинки прокручиваются, как в киноленте: чьи-то лица, чьи-то судьбы. И я вроде тоже где-то среди них. Я не могу вспомнить, что там делаю. Какую роль играю. Все куда-то спешат. Мимо. Меня. Странно, задевают меня, а я не падаю. А вот и падаю, только когда никто не видит. У меня же нет проблем. Водопады не плачут. Им никто не нужен. Так все считают. Плачут. Еще как плачут. Непрекращаемо. А все бегут мимо.

Что, узнала себя? - как бы невзначай обронила Память. - Кому ты нужна? Смешно.

И ты сейчас вместе с памятью стоишь рядом и смотришь на меня. И сам не знаешь, хочешь запомнить или забыть. А я иду в магазин, чтобы купить часы. Но отдела с часами больше не существует. Возможно, в следующей жизни, я узнаю свое время. И тебя. Буду долго вспоминать, откуда так хорошо знаю тебя. А ты будешь удивляться, откуда такой знакомый запах волос. И голос. И будешь долго всматриваться в мои глаза, зная, что ты их уже видел где-то в прошлой жизни. И прикоснешься к моей руке. А я полностью доверюсь тебе.

Прощайся не прощайся - бессмысленно, - кивнула Память. Все остается. - И постучала себя по груди. - Навсегда. И залилась безудержным смехом. - Игры не бывает. И черновиков тоже. И то, что кажется, является правдой. И переписать никто не может. Ни-че-го. Чтобы я без вас делала? А вы без меня. Зря стараетесь забыть и забыться. Я все равно достану, - продолжала свой монолог Память. Смотри, смотри.

И я вижу, как счастливая бегу по лугу с бушующей травой. И тоже знаю ее. И тебя, бегущего мне навстречу. Только не помню, из какой это жизни.

Дыра

Бывает, что образуются дыры в душе. Иногда мелкие пробоины, как от пулеметной очереди. Иногда узкие, как от ножевого пореза. Иногда бесформенные, как от безжалостных рук. А бывает одна дыра. Большая. Просто огромная. Заглядывай ни заглядывай - ничего нет. Ветер свищет. Вот такая сейчас в твоей душе. А вокруг дождь. И мимо. Мимо души. И молоток, и клей не помогают. Ты пытаешься отвлечься и что-то делать. Склеивать разбитую вазу или треснутую тарелку. А они выпадают из рук. И молоток, и клей тоже. И клеить надо и сбивать надо. Хотя кто сказал, что надо. Так принято. И сам на себя злишься и на судьбу. А она причем, если все разбилось. И тарелка уже никогда не будет той, что была. Типа целостность создашь. Для людей. Сверху краской замажешь. И улыбку нарисуешь. И убедишь себя. А дыра-то осталась. И нет в ней тепла. Может, оно и появится, если на тарелку нельзя ничего поставить будет. Или нельзя сесть будет на битый-перебитый стул.

В моей душе тоже дыра. И такая бездонная. Я не пытаюсь ничего склеивать. Нечего. Мне не надо перед людьми оправдываться. Но дождь вокруг просто льется. Оплакивает душу. Потерю души. Я справлюсь, - говорю я себе. - Живут же без любви другие, и ничего. Рюкзак есть. Но среди людей еще тяжелее. Дыра увеличивается. И эхом трубит. Воет. И я говорю ей: Молчи. Застынь. А сама пытаюсь вспомнить, что что-то надо делать. Что-то сбивать надо. А что не пойму. Хотя кто сказал, что надо. Так принято. Типа целостность обрету. И краской дыру замажу, чтобы никто не догадался, что она есть. А дыра-то осталась. И в ней нет тепла. Может оно и появится, если смотреть на нарисованный огонь.

Ты смотришь в свою дыру. И украдкой от себя самого садишь в ней незабудку. Вдруг приживется.

Я смотрю в свою дыру. И украдкой от себя самой сею в ней траву. Вдруг кто-нибудь накосит.

Незабудка

Однажды ты посмотришь в зеркало и увидишь мои глаза. А в них незабудку. Ерунда все это, - скажешь ты и закроешь глаза. И почувствуешь нежные лепестки на своих веках. И вздохнешь. И запах трав пробежится волной. И ты окунешься на миг в запах моих волос. И захочешь услышать мой голос...

Ты знаешь, что это навсегда.

Секретик

Девочка посмотрела на небо через бутылочное стеклышко и поймала переливающиеся лучи. Лучи спрятала вместе с лепестками цветов в землю под то же стеклышко и назвала секретиком. Девочка села на корабль и уплыла к неизвестным берегам. Разноцветные страны и острова дышали новизной. Только забытый секретик, который затаившись хранил нежность рук и улыбки девочки, однажды услышал стук о свое сердце. Стеклышко хрустнуло и некогда яркие лепестки полетели с ветром по небу. И на одном из островов у девочки застучало сердце, когда в глазах напротив она вдруг узнала свой секретик под бутылочным стеклышком.

Комментарии: 2, последний от 10/05/2012. © Copyright Верба Надя (an.nadia) Размещен: 29/11/2010, изменен: 29/11/2010. 50k. Статистика. Эссе: Проза		Ваша оценка:

Верба Надя : другие произведения.

Из жизни