Когда я увидел ее - я оцепенел, как будто перед глазами мигнула вспышка и оставила после себя впечатляющий образ Ее.
Она настолько была пронзающей, что я потерял дар речи. Гораздо позже я понял, что именно такое овладевающее сознанием было в ней, что с тех пор встает перед глазами, когда я смотрю на других встречных женщин - ее скромная, с долей доверчивости, красного цвета улыбка на светлом, лишенном загара в жаркий пик летней поры, лице.
Но в этот момент, когда ехала в набитом людьми вагоне метро, прислонившись к двери вагонных переходов, и с блуждающей улыбкой смотрела в окно, изредка переводя мягкий, с пьяной поволокой взгляд на пассажиров, она казалась иноземной женщиной. Белоснежное хлопковое платье с расстегнутыми до лифа пуговичками дополняло светлые тона до контура ее лица. Низка бус из мелких морских ракушек соблазнительно входила в щелочку лифа, будто заманивала глаза сползти с яркого лица к скрытно ждущим нежные руки двум упругим бугоркам с чувственными сосками...
Я смотрел на нее, чувствуя, как внутри меня все было подчинено ее магии. Непонятное волнительное томление с чувством какой-то радости и грусти трепетало в теле, то подталкивая подойти к ней и, обняв, прислониться, то сдерживало пониманием того, что эта женщина фактически чужая, занятая (такая не может быть одна) каким-то киевлянином. В какой-то момент во мне заговорило собственное Я, твердя:
"Будь смелее! Не упусти!".
Но другая половина меня, вечно сдерживающая все порывы, намертво приклеила к полу ноги и не позволяла даже помыслить о такой женщине рядом - у сердца...
От станции к станции я стоял и любовался ею. Я забыл о своей станции, о том, что необходимо спешить на работу, где с утра без меня могут обойтись, но пунктуальность важна как поддержание собственного достоинства. Замечал каждую деталь в ней, словно собирался нарисовать как профессиональный художник ее портрет. Мысленно поправлял свисающий над левым глазом волнистый темный локон, чтобы он, как наглец, не скрывал ее взгляд. И также мысленно поддерживал ее за слегка согнутую в локте руку, скрестившуюся с другой рукой в районе живота... Я представлял, как нашептываю ей красивые слова, а она то стеснительно отводит их, то с пьяной поволокой впивается в мои глаза. Впивается многозначительно и многообещающе, отчего мне хочется скоропалительно вывести ее из подземки наверх, где поймать такси и гнать водителя по улицам до квартиры, в которой на неубранной с утра кровати заняться любовью, долго, жадно и жарко впиваясь друг в друга...
Я мечтал, бессовестно смотря на нее. Она заметила внимание к себе, от смущения покраснела, исподлобья выглянула темными глазами и, сдерживая красную улыбку, отвела их на обычное за все время пути место - к окну... Я тоже смутился, сбился с мысли, и как она отвел глаза к двери с надписью "Не прислонятися", возле которой стоял как вкопанный... Моя робость мешала протиснуться к ней и заговорить, но одновременно с этим эта робость ждала момента, когда впечатляющая незнакомка будет выходить на своей станции. Внутреннее Я нашептывао что-то тихое, типа: "...выйти с ней и познакомиться!".
Твердо наставленный звучащей в сознании установкой, я доехал до предпоследней по маршруту станции. Объявили название станции. Она приблизилась к выходу настолько близко, что обоняние уловило тонкий запах ее духов. Почти на голову ниже меня, стройная и настолько манящая, что я едва сдержал порыв руки, пожелавшей протянуться к ней и обнять за талию. Будто почувствовав подавление порыва, она снова из-исподлобья выпустила в мою сторону кроткий, загадочный взгляд. И снова я оцепенел как от яркой вспышки...
Машинист плавно остановил поезд. Двери распахнулись и выпустили группку пассажиров, во главе которых была она - женщина-вспышка. На платформе она затормозила и, встав в полуобороте, прямым взглядом встретилась с моими глазами. Ее глаза поделились сожалением, губы чуть заметно ухмыльнулись и оставили красную улыбку между розовых щек...
Перед тем, как двери снова сдвинулись мне послышалось идущее от ее сердца к моему сердцу:
"Здравствуй и прощай!".