Аннотация: Если бы я знала, что кто-нибудь это читает, мне было бы стыдно за крошечный размер и нерегулярность прод. А так - нормально)))
Глава шестая. Визиты вежливости.
1
В тронном зале дворца Нарраморра ярко пылают традиционные синие факелы, освещая шумное собрание Совета Двенадцати. Смятение царит среди присутствующих, и пусть случайный наблюдатель не заметил бы в их поведении ни капли волнения, сами достойные и благородные видят друг друга насквозь. Члены Совета собирались здесь из года в год, на протяжении многих столетий, и каждый из них успел уже изучить остальных до мельчайших деталей.
Повышенные тона голосов, привыкших сдержанно повелевать и спокойно объявлять приговоры, расширенные глаза старейшего, обычно тихо подрёмывающего в дальнем краю, рассеянность неизменно сосредоточенного Кхаррата, развязная поза высшего жреца, - для посвященного эти мелочи говорят о многом. И выглядят не менее тревожно, чем если бы члены Совета в слезах носились по залу, оглашая воздух стенаниями и воплями.
Спокойнее прочих кажется Карриг, у которого было время обдумать тревожные новости и внутренне примириться с ними. После того, как неимоверная сила вышвырнула его из дома отступника Оррэрира, словно слепого беспомощного щенка, наглядно продемонстрировав разницу в ранге и уровне. Первым делом достойный Карриг поклялся отомстить. Затем он от души возрадовался тому, что старый Паук отошёл от дел и не участвует больше в играх Аррагуа. Ему по-прежнему не было равных, и в его присутствии любые состязания в хитрости, ловкости и искусстве предвидения утратили бы всякий смысл.
С другой стороны... Карриг сыто ухмыляется, ощущая в желудке приятную тяжесть свежей, тёплой крови, и отбрасывает косички с плеч изящным жестом. С другой стороны... Все когда-нибудь оступаются. И у всех есть свои слабые места. А ещё - никто не застрахован от случайностей. Банально, но прописные истины и законы всегда срабатывают. Даже в тех случаях, когда речь идёт о величайших и могущественнейших... А когда Оррэрир оступится, его расторопный друг постарается сделать так, чтобы тот уже не поднялся.
Неожиданно резко звучат барабаны и звон металлического гонга, возвещающие о прибытии королевы Каторры. Члены Совета подбираются и придают своим лицам приличествующие высокому собранию выражения. Она появляется из арки за троном, величественная, как львица, и в то же время - быстрая, как змея. Привычным движением скользит ладонью по голове дракона в изголовье трона и опускается на каменное сиденье.
Головы двенадцати металлических змей, обрамляющих трон гибкими чёрными телами, оживают и наливаются красными отблесками. С тихим шипением они выпускают раздвоенные языки и скользят немигающими глазами по лицу и тонким рукам невозмутимой Каторры, проводя ритуальный танец Узнавания. Признав в ней ту, которая имеет право занять трон, стражи синхронно разворачивают плоские морды к залу и замирают.
Лишь лёгкое, едва заметное покачивание голов на гибких шеях указывает на то, что змеи трона не спят. Они будут бодрствовать до окончания Совета, до того момента, пока королева Аррагуа не покинет тронного зала. И горе тому, кто осмелится посягнуть на неё в присутствии стражей! Каменные барельефы на стенах зала, искусно вырезанные и не менее искусно освещённые синим мерцанием факелов, красноречиво рассказывают о судьбе покусившихся... Лица святотатцев, чьи тела оплетены змеями, изуродованы, искусаны, изорваны на части, - искажены страданием; рты разеваются в беззвучных криках.
Карриг позволяет себе едва заметную усмешку. Полно, полно, дорогие предки! Всё это выглядит весьма устрашающе, но не для того, кто видел эти картины тысячи раз на протяжении сотен лет. Рано или поздно взгляд привыкает безучастно скользить по жутким барельефам, рано или поздно в голову закрадывается скрытое сомнение. Никто и никогда, со времен самого Исхода, не покушался на царственную особу в присутствии стражей трона. Все Аррагуа, даже самые отъявленные храбрецы и подлейшие интриганы, опасались священного гнева царских змей. Но насколько резонны были эти опасения?
В реальности стражи трона выглядят значительно меньшими, чем на древних барельефах. На каменных изображениях огромные пасти легко поглощали тела святотатцев целиком, но те змеи, маленькие глазки которых глядят сейчас на членов Совета... Карриг скользит взглядом по своей широкой ладони и снова усмехается. Для такой мелкой гадины даже его большой палец окажется крупноватым куском! Естественно, предки были далеко не так просты, и есть ещё яд, и скрытые магические возможности, и мало ли что ещё... Но соблазн год от года рос в душе Каррига. И где-то в глубинах своей темной души, плохо исследованных даже им самим, он уже знал, что рано или поздно - попытается.
Буйное красное пламя на миг вспыхивает в глазах Каррига, он инстинктивно отводит взгляд, пряча загоревшиеся недобрым весельем зрачки от внимательной Каторры и зловещих стражей. И натыкается на взгляд, отражающий его собственные мысли и настроение, горящий тем же огнём. Ррурф, красивый и яркий, как древний бог, едва заметно кивает Карригу, показывая, что разделяет его настроение. Его брат-близнец Ррарф, блеклая, почти неживая копия Ррурфа, рассеянно теребит прядь волос, глядя в пространство перед собой пустым, невидящим взглядом.
Каррига не обманывает явное превосходство одного брата над другим, и он не разделяет веселья прочих, любящих повторять избитую шутку о том, что Ррарф получил членство в Совете только благодаря брату, хотя им на двоих с головой хватило бы и одного места, потому что собственное мнение и собственный голос есть только у одного из них. Особо дерзкие говорят даже, что хитроумному Ррурфу удалось невозможное: получить место в Совете не только для себя, но и для собственной тени. Много шуток на эту тему ходит по дворцу, но Карриг, едва ли не единственный, знает две главные вещи. То, что нужно помнить, когда имеешь дело с этими братьями. Горячий красавец Ррурф - ничто без стоящего за его спиной умного, безжалостного Ррарфа. А жестокий, холодный Ррарф не проживёт и дня без любви своего братца. Противоестественной, по законам всех миров, любви, но Каррига это не смущает.
Когда кто-то достаточно силён, чтобы заинтересовать тебя в качестве партнёра по альянсу, приятно знать за ним пару-другую слабостей, на которых можно сыграть при случае. А последние события показали, что цели братьев и самого Каррига совпадают настолько, что пренебречь возможностью объединения сил было бы просто преступно. Слишком много выгод сулил подобный союз для обеих сторон, так что действовать следовало немедленно, но, как и всегда, крайне осторожно. Например, дождаться запланированной встречи в рамках традиционных визитов вежливости, которыми обмениваются члены Совета Двенадцати...
Глубокий грудной голос королевы договаривает последние слова ритуальной молитвы, обращённой к Богине и духам предков и призванной освятить данное собрание, обозначив его правомочность и единство. И если в помощи Богини после откровений Оррэрира приходилось усомниться, то присутствие духов предков является несомненным и очевидным.
Живой каменный цветок в изножье трона надёжно хранит духовные сущности тех Аррагуа, которые ушли, чтобы однажды вернуться. Его сияющая сердцевина выполнена в виде золотистого шара, размером значительно превосходящего голову взрослого мужчины, и если достаточно долго вглядываться в гладкую поверхность, можно увидеть то, что покажется твоим отражением, но только лицо окажется чужим, незнакомым. Впрочем, заглядывать в глубокие, ледяные глаза предков - не самое приятное занятие. Многие Светлые верят, что духи могут захватить твоё тело, если вглядываться в Цветок Ждущих достаточно долго.
Однако Карриг сомневается в том, что Цветок может быть по-настоящему опасен. Не более, чем любой другой загадочный предмет в глазах суеверного невежи. Доказательством служит живой пример Каторры, которая - и это Карриг знал доподлинно - проводила у Цветка долгие часы, вглядываясь в его сияющее сердце, ища совета и поддержки предков в своих решениях.
Всего три артефакта были спасены и доставлены в Нарраморр в день Исхода: Древо Времени, Цветок Ждущих, Трон Стражей. А легенды и предания гласили, что их было более сотни. Многие годы Карриг кусал губы, с досадой перечитывая подробные описания Венца Истины, Копья Силы, Зеркала Желаний и других предметов, обладавших силой поистине божественной. Их уже никак нельзя было вернуть, но стоило попытаться воссоздать. Однако единственный, кто казался достаточно искусным для этого, на то время - верный друг Каррига, упрямый Оррэрир, отказался...
- ...Достойный Карриг!
Погрузившись в свои размышления, Карриг не сразу замечает, что голос царственной Каторры обращается к нему. И только его имя, громко повторённое несколько раз, заставляет рассеянное внимание сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас.
- Да, ваше величество. - Короткий поклон, исполненный собственного достоинства и уважения к говорящей одновременно. Подобные жесты Карриг, резковатый в движениях от природы, подолгу репетировал у зеркала, добиваясь безупречности исполнения. - Я готов слушать и говорить, служа народу Аррагуа.
- Достойный Карриг, вопреки регламенту и закону, разгласил важнейшие сведения, касающиеся порученной ему миссии, до начала Совета. Как он желает объяснить нам подобное пренебрежение правилами, эту вопиющую небрежность?!
У достойного Каррига есть вполне резонное и логичное объяснение этому поступку, но - вот незадача! - правдивый ответ совершенно не удовлетворит королеву, он только приведёт её в ещё большее бешенство. И хотя едва ли не наибольшее в этом мире удовольствие Карригу доставляет возможность вызвать эмоции на невозмутимом лице надменной Каторры, свою откровенность он приберегает для другого случая.
- Волнение, ваше величество, величайшее волнение разума и смятение духа разомкнули мои уста ранее положенного срока! - Немного приличествующей дрожи в голосе, только не перестараться, чтобы не выглядеть излишне театрально... - Известие о том, что Богиня, возможно, отвернулась от нас и предала свой народ, помутило мой рассудок. Я униженно прошу о прощении и снисхождении царственной Каторры...
В громком, уверенном голосе нет ни капли униженности. Но никто и не ждёт от второго по негласному старшинству члена Совета, что он будет преклонять колени и молить о прощении. Достаточно формального признания вины. Вполне достаточно.
Однако Каторра, похоже, так не думает. Змеи-стражи яростно шипят и раскрывают шуршащие капюшоны, отображая настроение хозяйки трона. Кажется, ещё мгновение - и они набросятся на дерзкого наглеца, повинуясь немому приказу разгневанной красавицы. Однако голос, которым после долгой паузы заговаривает королева, напротив, преисполнен ледяного презрения.
- Регламент и правила существуют для того, чтобы их соблюдать, достойный Карриг. Неукоснительно и без исключений, дабы избежать хаоса и смуты. Моя прямая обязанность - следить за этим. На этот раз - ввиду исключительности ситуации - мы оставим твой проступок и твое раскаяние на усмотрение Богини. Но берегись, Карриг, потому что следующая твоя подобная небрежность повлечёт за собой неминуемое наказание. За исполнением которого я прослежу лично!
Высокая фигура Каррига поспешно склоняется в низком поклоне, пряча жестокую улыбку. "Если будет на то воля Богини, Каторра, то к моменту, когда ты обнаружишь плоды следующей моей "небрежности", твой голос уже мало что будет решать...".
2
Оглушенный ударом о дверь, криком старика Оррэ и ревом музыки, грохочущей в заведении, я вваливаюсь внутрь. Это обычный рокерский бар, похожий на десятки других, гнездящихся в темных и не очень переулках города. Под ногами хрустит то ли ореховая скорлупа, то ли не прибранные осколки стаканов. Сквозь клубы табачного дыма с трудом пробивается свет нескольких мутных ламп, освещая нарочито грубую деревянную мебель и наспех оштукатуренные стены с густой росписью автографов из разряда "Васька был тут", "Цой - живой" и "Scorpions are the best".
В таких местах собираются длинноволосые парни в косухах и бритые молодцы в берцах. Украшенные пирсингом и жуткими татуировками домашнего производства, они заливаются пивом и водкой, глазеют на редких девиц и натужно изображают мрачных, битых жизнью отморозков. Однако на полный зал таких вот красавцев редко найдется хотя бы один по-настоящему опасный. Как, например, вот этот...
Старик сказал, что пришло время встретиться с Волком. Я узнаю его сразу, несмотря на то, что он сидит ко мне спиной, за стойкой у бара. Да, это, пожалуй, единственный на моей памяти профи, который никогда не садился в углу или лицом ко входу в заведение. Всё равно ведь не найдется человека, который смог бы подкрасться к нему незаметно. В самом деле - волчье чутье... Коричневая куртка на широченных, чуть сутулых плечах, кажется, трещит по швам. Лысая голова с тройкой белесых шрамов возвышается над остальными, даже когда её владелец сидит. Широкая ладонь, покрытая с тыльной стороны довольно густым рыжим волосом, мерно ударяет по стойке в такт грохочущей песне.
Я подхожу к стойке, усаживаюсь через один табурет от Сереги и удостаиваюсь его короткого взгляда. В очередной - кажется, в тысячный - раз отмечаю удивительную несоразмерность его массивной фигуры с тонкими, почти женственными чертами породистого лица. Красивый рот, золотистые ресницы, овал лица, скулы, нос, абсолютно пропорциональный череп - всё идеально, как под линейку. Античный воин, мать его.
Взгляд, под которым чувствуешь себя так, будто тебя из уютной темноты выхватил луч прожектора, дающий сигнал десятку прицелов сойтись на тебе и... Взгляд цепко ухватывается за меня, потом разочарованно расслабляется и скользит обратно, на стоящую перед Серегой кружку пива. Не узнал. Оно и не удивительно, хотя от Сереги как-то ожидалось большей проницательности.
И что мне делать теперь? Выйти и сообщить Оррэ, что после всех чудесных изменений лучший друг не узнал меня? Или подсесть к Серому и сообщить, что у меня есть новости от некоего Дона, который передает, что всё у него, мол, хорошо, поэтому - не ищите. Вот только после таких новостей Серега меня просто так уже не отпустит. Он ведь хороший друг, верный, лучше пса. Его не прогонишь, пока он сам не уверится на все сто, что в его помощи более не нуждаются. Да и тогда - долго ещё будет околачиваться поблизости, всегда готовый отозваться, если понадобится. И без всякой униженности, что характерно. Даже с легкой снисходительностью мудрого опекуна - с его стороны. Наверное, оттого, что у Серёги всё серьёзно, всё раз и навсегда, и мелочи никогда не отменяют главного.
"Умей расставлять приоритеты", - часто повторял он мне. "У мужчины должна быть четкая иерархия целей и ценностей в жизни". По всему выходило, что я в глазах Сереги никак не мог выглядеть стоящим мужиком. Какая, к черту, иерархия целей и ценностей, когда я никогда не знал толком ни того, кем я хочу быть, ни того, с кем я хочу быть, ни того, чем хочу заниматься. И труднее всего давался выбор между двумя-тремя вариантами, которые непременно оказывались настолько равнозначными, что легче было отказаться от всех сразу. А ещё проще оказывалось просто болтаться по жизни и плыть по течению, куда несёт, благодаря судьбу за редкие подарки и посылая к черту за постоянные обломы.
- Заказывать будем? - осведомляется пухленькая барменша, расстилая рыхлый бюст по стойке и заглядывая мне прямо в глаза. Страшненькая, зато активная. А после стакана местной палёной водки, должно быть, даже ничего...
- Будем. Будем заказывать, красавица. Тёмное и пачку "Мальборо".
Серёга снова скользит по мне безразличным взглядом и так же безразлично отворачивается. Узнал? Сомневается? Впрочем, таким же скользящим взглядом он время от времени обводит весь дымный зал. Ждёт он кого-то, что ли?..
Пиво опускается на стойку, пачка сигарет ложится рядом, и я, чувствуя себя почти наркоманом, судорожным движением срываю скользкий целлофан и слой фольги...
Я знаю Серегу уже лет десять, из них восемь - в качестве хорошего друга. Единственного, если разобраться, друга. В свое время, чтобы спасти жизнь Серому, я бросил работу и месяц проторчал у его постели в роли сиделки. Просто одной прекрасной ночью он заявился ко мне с проломленным черепом, сквозным пулевым отверстием в плече и парой ножевых по мелочи. По наивности я даже предложил ему сперва вызвать скорую и ментов... Но для протрезвления мне хватило пары тяжелых Серегиных взглядов и короткого хриплого "Не суетись, Дёня!".
Перед тем как надолго отключиться, он сам позвонил знакомому врачу, дал адрес и обо всём договорился. Хмырь, появившийся на моём пороге спустя минут сорок, больше походил на могильщика, чем на эскулапа, но дело своё знал, по-видимому, хорошо. Устроив из моей единственной комнаты импровизированную операционную, он подлатал, где нужно, и сделал всё, что мог сделать в таких условиях. Уходя, этот экстремальный доктор оставил мне список лекарств и подробные рекомендации по уходу за больным, порадовав меня сообщением, что в случае идеального ухода и лечения Серегины шансы на выживание приблизятся к пятидесяти из ста. А ещё - оставил номер, по которому мне следовало бы позвонить, если всё же придётся избавляться от трупа. И, пожелав "всех благ", преспокойно удалился.
Работа у меня тогда была не лучшая, бросать её надо было уже давно, так что и чёрт с ней, в общем-то. Хуже было другое. Оказалось, что мои сбережения в соотношении со средними ценами на медикаменты не представляют собой ничего стоящего. Деньги таяли на глазах, а лучше Сереге не становилось, хотя и умирать он отнюдь не спешил. Первую пару недель он провёл в каком-то полубреду, периодически вскакивая и пытаясь идти куда-то, чтобы кого-то искать. В эти дни я услышал от Сереги много такого, чего предпочёл бы не знать, и что с радостью списал на бред, горячку и тяжелое сотрясение мозга.
В довершение ко всему этому я оказался не лучшим медбратом. Перевязки, особенно на первых порах, я делал так неловко, что Серёга от боли приходил в себя и совершенно ясным, обиженным голосом спрашивал: - Ты что же творишь, Дёня?.. Я же тебя!.. - После чего, к счастью, терял сознание.
Кормить и поить его с ложки было тем ещё удовольствием, не говоря уже о прочих потребностях. Ни до, ни после я не знакомился так близко с телом другого мужчины. И до сих пор искренне надеюсь, что больше уже никогда не придется. Синяки, которые оставались после моих уколов на дружеском заду Сереги, выглядели похожими на следы жестоких избиений. Жуткая рана на его голове постоянно гноилась, и частенько я, не закончив обработку, бежал к унитазу - бесславно расставаться со съеденным незадолго до.
Квартира насквозь пропахла особенным запахом лекарств и вонью тяжело больного человека. Деньги, включая те, что я обнаружил при тщательном обыске Серегиных вещей, уверенно подходили к концу. От напряжения и постоянного недосыпа у меня развилась настоящая паранойя. Я не то что боялся позвонить по одному из номеров, забитых в память мобильника Серого, но и к собственной телефонной трубке подходил с опаской, вскакивая, как припадочный, при каждом звонке. Из дому выбегал только по крайней необходимости, преимущественно в тёмное время суток. Уверенно отшил всех подруг, даже самых проверенных, потому что отлично знал, какими прихотливыми путями может распространяться информация.
К тому времени, когда я успел уже по несколько раз занять денег у всех, у кого только было можно, и один раз - у тех, у кого не следовало ни при каких обстоятельствах... Хм. К этому времени я ждал крепких ребят, которые однажды выбьют дверь, чтобы прикончить недобитого Серого и меня за компанию, почти с надеждой.
Повернись всё иначе - и мой добрый приятель, вернувшись из-за границы, имел бы счастье обнаружить в своей квартире два иссохших, изможденных трупа, Серегин и мой. Но в один чертовски хороший день я увидел из своих сдвинутых кресел, как голова в бинтах самостоятельно поднялась с подушки. Жутко исхудавшее тело сползло с постели, проковыляло мимо меня по направлению к ванной комнате и скрылось там, на добрые полчаса.
Когда я уже начал подумывать, не случилось ли чего непоправимого, Серёга вернулся. Голым, мокрым и гладко выбритым, включая то, что клочками отросло на голове вокруг раны. Медленным, но вполне уверенным шагом он пересек комнату, брезгливо свернул несвежую постель на диване и уселся на эту кучу сверху. Первым, что я услышал от него, было:
- Ну и развёл же ты тут грязищи, Дёня!
Ошалев от подобной неблагодарности, я едва не зарыдал от бешенства. У меня хватило сил только на то, чтобы забраться под плед с головой, пробормотав предварительно:
- Сдохни, свинья неблагодарная...
Он промолчал.
Уже проваливаясь в сон, глубокий и вязкий, как болото, я вдруг вспомнил кое-что, показавшееся в тот момент жизненно важным. И подорвался так резко и с таким выражением лица, что Серега от неожиданности чуть не свалился с дивана.
- Что?! Дёня, что?!
- Чуть не забыл! Колбаса! Колбаса в холодильнике, поешь. И суп возьми! ...Свинья.
С чистейшей совестью я зарылся в свой плед, готовясь проспать не меньше недели. Вот тогда он сказал "спасибо". Таким голосом, что мне показалось, будто он плачет. Но мужики плачут редко, а такие, как Серега - реже, чем никогда. Возможно, у меня разыгралось воображение. Во всяком случае, я не стал проверять.
Наверное, нам следовало бы обняться, похлопать друг друга по спине, сказать пару тёплых, хороших слов и пустить скупую мужскую слезу... Но про себя я точно знаю, что если бы в тот момент Серый заговорил со мной или дотронулся хотя бы пальцем - я свернул бы ему шею, не задумываясь, на одних инстинктах. Животное внутри меня хотело только спать, и проспало больше суток, а потом оно желало только есть, и лишь на третий день после того, как Серый пришёл в себя, во мне проснулось любопытство.
Впрочем, я послал любопытство к чертям собачьим. Сразу же, как только получил в ответ на свой первый вопрос - встречный Серёгин:
- Представь себе все вытекающие и скажи: ты уверен, что хочешь это знать?..
На этом история и все расспросы, касающиеся её подробностей, закончились.
А спустя пять лет Серёга, чтобы спасти жизнь мне, прострелил два черепа прямо у меня на глазах. Не самых ценных для человечества черепа, если быть честным, но всё же... После этого скрывать что-либо от меня уже не имело смысла. Впрочем, он и раньше ничего особенно не скрывал, просто не афишировал. А мне хватало здравого смысла и осторожности не докапываться до сути некоторых вещей.
Я бы предпочел и дальше оставаться в приятном неведении касательно занятий моего друга. Естественно, мне никогда не приходило в голову, что Серега штукатурит стены или торгует журналами с лотка. По некоторым обрывкам фраз и прочим мелочам можно было понять, что он занимается довольно серьёзными делами с не менее серьёзными людьми. Но он вполне мог оказаться вышибалой, телохранителем, выбивателем денег, сбытчиком краденого, в конце концов! Словом, кем-нибудь, кроме наёмного убийцы, вышибающего людям мозги, не вынимая изо рта прилипшей к губе сигареты.
Он даже не просил меня молчать. Знал, что я завязан в этой истории по самое не балуйся и никуда не пойду доносить. И после этого долгое время не просил о встречах, вообще не появлялся, но я нашёл его сам. Потому что боялся и хотел показать, что всё нормально, всё по-прежнему, я всё понимаю, и меня можно оставить в живых! Не самое мужественное моё решение, но постоянное ожидание пули в затылок кого угодно выбьет из седла.
Крепкая мужская дружба устояла. Серёга стал прежним разудалым дружком, рубахой-парнем, закадычным приятелем, но только прав был старик Оррэ: любви и страха в моём отношении к нему было теперь примерно поровну.
Догоревшая сигарета обжигает мне пальцы, я вздрагиваю и чертыхаюсь, давя окурок в дешёвой жестяной пепельнице. Бокал передо мной пуст, но в голове светло и ясно, как после стакана кефира. А ведь пиво дерьмовое, разбавленное водой и доведённое обратно до нужного градуса дешёвым спиртом, и вставлять должно только так... Пользуясь трёхсекундной паузой, когда один "музыкальный" рёв сменяется другим, не более музыкальным, я требую у барышни "две по сто" и ещё одно тёмное.
Рыхлогрудая с радостью исполняет заказ, надеясь, видимо, на алкогольный подогрев моего интереса к женскому полу. Но я набираюсь смелости для активных действий в совершенно другом направлении. Две рюмки водки, опустошённые одна за другой, не производят ожидаемого эффекта, поэтому я продолжаю упрямо, без особой надежды, накачиваться пивом. И бросать на Серёгу всё более откровенные взгляды, надеясь, что он заговорит первым.
В конце концов следует вполне закономерная реакция: он поднимается, отшвыривая табурет с грохотом, перекрывающим шум музыки, и двигается в моём направлении. Все взгляды в зале сосредотачиваются на том, что произойдёт сейчас у стойки; барменша привычным движением убавляет звук в колонках. Ну, да. Шоу этому заведению и его посетителям не по карману, поэтому следует проследить, чтобы народ всласть насладился бесплатным представлением...
Серёга приближается картинно медленно и немного враскачку, напоминая медведя, вставшего на задние лапы. Приблизившись, выхватывает сигарету у меня изо рта и тушит в моём же бокале, на дне которого ещё болтается дешёвое пиво.
- Педик?
Я подавляю приступ нервного кашля и отрицательно качаю головой:
- Нет.
- Так что надо?
- Что надо? Выпить. - В подтверждение своих слов я поднимаю бокал с уныло болтающимся на поверхности окурком и нагло ухмыляюсь.
Резким рывком он ухватывает меня за шиворот правой рукой, пока его левая пятерня бесцеремонно ощупывает мои зубы. Сдавленный голос яростно шепчет мне в самое ухо:
Я узнаю интонацию, с которой успокаивают внутреннего зверя, рвущегося из тела. Что-то не так с моим Серегой, что-то очень не так. Ещё один Аррагуа? Но я не чувствую в нём того, что было в Оррэ. Ни родства, ни опасности, только холодную, нечеловеческую чужеродность. Жёлтые глаза наливаются кровью, и на хорошо знакомом лице Серёги появляется выражение крайнего напряжения.
- Выпить, - повторяет он уже почти спокойно и отпускает меня. По залу прокатывается дружный разочарованный ропот. - Хорошо. Ты на моей земле, но не в моей власти. Иди с миром, Светлый. Упейся, на здоровье...
Швырнув на стойку смятую купюру, Серый вылетает из бара так быстро, будто боится передумать. Или ему противно находиться в одном месте со мной. И что это за, мать его, тайный заговор?! Почему моя новая природа очевидна для всех, кроме меня самого? И кто он такой, этот мой друг, которого я всю жизнь избегал расспрашивать?
Спокойно отсчитав положенное по счёту и дождавшись сдачи, я не торопясь выхожу на улицу, провожаемый любопытными взглядами завсегдатаев. Оррэ там не обнаруживается, но я и не ждал, что он будет терпеливо дожидаться меня за дверью. У старого хитреца наверняка полно других забот, кроме сходящего с ума неудачника-полукровки.
Зато дорога хранит знакомый запах Серёги, и я без труда становлюсь на его след, который различил бы теперь среди тысячи других. Судя по всему, он прошёл два квартала по направлению к морю и свернул в глухой, неухоженный парк. Граница между хорошо освещённой улицей и стеной деревьев кажется необыкновенно чёткой и зловещей, словно кто-то провёл линию, за которую - ни шагу. Отбросив очередной окурок, я ныряю под тёмную сень и с радостью отмечаю, как быстро перестраиваются глаза. В очевидной темноте я вижу теперь каждую ветку под своими ногами, каждый корень и пень...
Но он всё равно замечает меня раньше, чем я его. Я слышу яростный звериный рык и, прежде чем успеваю найти его источник, валюсь на землю от чудовищной силы удара. В следующую секунду меня рывком поднимают на ноги, и я оказываюсь прижат лицом к широкому древесному стволу, с крепко заломленными за спину руками. Страха больше нет, потому что я хорошо запомнил науку Оррэ: убить меня могут только свои. А это не свой, это просто Серёга, и пусть он исполнен самых зловещих планов, ничего у него теперь уже не выйдет...
- Чего ты хочешь, тварь? Зачем ты идёшь за мной?
- Поговорить. Нужно поговорить, - хриплю я в ответ, ловя себя на мысли, что Серёга ведёт себя так, будто боится меня. Или, как минимум, опасается.
- Не о чём говорить! На твоих руках кровь, Светлый, кровь! Ты сеешь смерть вокруг себя. Сотни убитых на твоём пути, ты знаешь это?!
Я начинаю ощущать смертельную усталость от всего этого высокопарного бреда о Светлых и смерти, о крови убитых на моих руках. Тоже мне, божий агнец невинный! Кажется, пришло время раскрыть своё инкогнито, если, конечно, удастся убедить Серого в том, что я - это я.
- Серый, это я! Я!
На моё признание он реагирует ощутимым ударом по почкам, который прежде заставил бы меня здорово обеспокоиться состоянием собственного здоровья. Но сейчас я почти физически ощущаю, как быстро и чисто тело удаляет следы повреждений. Однако больно-то по-прежнему!
- Да... что ж ты делаешь, идиот!.. Это я - Денис, Дёня!..
Кора царапает мне лицо, и ошмётки её вместе с какой-то трухой забиваются в рот. Яростно отплёвываясь и вырываясь, я неожиданно понимаю, что он отпустил меня, и резко оборачиваюсь. Серый стоит метрах в двух от меня, дуло пистолета в его руках направлено мне в живот. Сам он исподлобья, оценивающим взглядом, глядит мне прямо в рот.
Ну, конечно! Чертовы зубы. В пылу потасовки я и сам не заметил, когда успел "отрастить" их, однако результат, как видно, налицо. Кровь бешено стучит в висках, но мерзкий голос пока молчит, и на том спасибо. Не хватало ещё наброситься на Серого! Не хватало ещё сожрать единственного друга! Не хватало ещё выпить его кровь... кровь... выпить... когда он потеряет осторожность... когда расслабится... хотя бы на секунду... Этого будет достаточно!
Мысли в голове пугливо расползаются, оставляя в центре внимания только одну, единственно важную. Мысль о голоде, который сливается в одно целое с чудовищной жаждой, и который можно удовлетворить, добравшись до сладко пахнущего горла... Серёга делает шаг назад и покачивает головой:
- Держи дистанцию, Светлый! Убить я тебя не убью, но остановить на время смогу. И будет больно.
Я борюсь с мучительно острым желанием приблизиться к нему незаметно ещё хотя бы на шаг, на расстояние, которое смогу преодолеть одним молниеносным броском.
- Это я. Я - Денис, Серый. Только я ни хрена не могу тебе объяснить.
- Я знаю, Дёня. Держи дистанцию.
- Я не хочу тебя убивать!
- Может, и не хочешь, - соглашается Серега. - Только это не от тебя сейчас зависит...
- Да послушай же!..
- Нет. - Теперь он говорит без злости, но будто через силу и не то, что хотел бы сказать. - Я верю, что ты всё ещё считаешь себя Денисом, прежним человеком. Но это ненадолго. Я знаю, как это бывает, Дёня. Не один раз видел.
- Ты всё знаешь про нас? Про Светлых? Почему ты никогда не говорил мне?
- А ты бы поверил?! Если бы я сказал тебе, что среди твоих предков были кровососы, а я - не просто убийца, но страж человеческого стада, воин-коготь, и зовут меня Золотым Волком, ты бы поверил?
- Тогда - нет. Раньше не поверил бы. Но теперь я готов поверить во что угодно, теперь мы можем поговорить обо всём, понимаешь?!
- Теперь я не верю тебе. Я знаю, что у тебя на уме, Светлый, поэтому лучше тебе не ходить за мной!
- Ещё раз назови меня Светлым - и я вырву тебе глотку!
Серый многозначительно кивает:
- Вот.
- Что - вот?!
- Ты даже не отрицаешь своей жажды убийства. Это сильнее тебя, признай...
- Это ты, ты будишь во мне жажду убийства! Своим тупоголовым упрямством и той дрянью, которой забита твоя башка! Убирайся, беги трусцой, прячь свой трусливый зад в кустах, я не пойду за тобой! Слышишь, я больше никогда не пойду за тобой!!!
Последние слова я выкрикиваю в пустоту, потому что его уже и след простыл. Отлично. Пустота передо мной, пустота внутри, пустота впереди. Закуриваю - а что мне ещё остаётся? - и устало сползаю на землю, прислонившись спиной к широкому дереву. Сначала Марина, теперь Серый. Светлый, жажда крови, метка, опасность, бессмертие... Однако больно-то по-прежнему...
Стон рассекаемого воздуха я слышу чётко и мгновенно, но всё же недостаточно быстро, чтобы успеть увернуться от тяжёлой стрелы, которая входит в левое плечо, как в масло. Рефлекторно ухватываюсь за древко, глубоко ушедшее в дерево, и дёргаю. Рука скользит по холодному металлу, влажному от крови. Пальцы съезжают на острое оперение, которое почти до кости полосует ладонь. Без толку!
Знакомый голос окликает меня по имени, я резко оборачиваюсь вправо - и мгновенно получаю аналогичный подарок во второе плечо. Подавляя боль и панику, обвожу внимательным взглядом пространство перед собой. И одновременно пытаюсь понять, почему ситуация, в которой я, как насекомое, пришпилен булавками к древесине, кажется настолько знакомой...
- Ну, здравствуй, Денис...
Рыжеволосая тварь легко, как белка, спрыгивает с ветки, от которой до земли не меньше пяти метров, и кокетливо отряхивает листья с плеч.
Кира.
Скрип моих зубов, стиснутых от бешенства и ощущения бессилия, слышно, должно быть, на том конце парка. А Кира приближается ко мне демонстративно медленно, плавно покачивая красивыми бёдрами, и улыбается во все тридцать два зуба. В её правой руке - нацеленный на меня небольшой арбалет странной конструкции. Хотя, почему странной? Я же никогда не видел настоящего боевого арбалета так близко. Может, самой обыкновенной конструкции. Бьёт, во всяком случае, хорошо и точно!
Я резко выдыхаю и морщусь от боли. "Убей!". Легко сказать. Тоже мне, боевой командир и советчик!
"С удовольствием! Как только, так сразу! Пусть вот подойдёт поближе, и я волшебным, мать его, образом мгновенно освобожусь! Вот тогда и убью...".
- Извини, я не в том же платье...
Да, она не в платье. Она настолько не в платье, насколько это вообще возможно! Чёрная куртка на "молнии" под горло, чёрные облегающие брюки. Похоже на очень тонкую кожу. И мягкие высокие сапоги из того же материала. Не так эффектно, как в первую нашу встречу, но очень удобно для ночных засад на деревьях...
- К черту платье! Это не главный твой промах.
- ...Но и ты не в лучшей форме, как я погляжу, - заканчивает Кира непринуждённым светским тоном.
- Ты просто не предупреждаешь, дорогая. Не было времени подготовиться и встретить, как следует!..
- Ты так быстро ушёл в прошлый раз, Дон... - томный голос выражает такое искреннее сожаление, что сторонний наблюдатель мог бы и купиться. Но не я. - Я была очень, очень расстроена.
- Мне тоже не хотелось уходить, не попрощавшись. Но у меня было плохое предчувствие на тот вечер. Показалось даже, что меня хотят убить...
Я тяну время. Я просто тяну время. Эта хищница игрива, и я буду жить, пока наш диалог её развлекает. Боли я уже не чувствую, и во мне живёт твёрдая уверенность, что если найти способ извлечь из тела чёртовы стрелы, раны затянутся почти мгновенно. Если только найти способ...
Её губы изгибаются в печальной улыбке, такой естественной и такой лицемерной!
- Ты преувеличиваешь, Дон! Никто не хотел тебя убивать. Я - не хотела... - Тёплая рука легко касается моей щеки, приятный запах духов обволакивает невидимым облаком. - Но я должна.
Резкая перемена тона и деловитое выражение, которое появляется на лице Киры, когда она отстраняется, ясно говорят о том, что игры закончились.
- Чего тебе надо от меня? Что я тебе сделал?
- Мне ты не сделал ничего плохого, Дон, - сухо объясняет моя будущая убийца, извлекая из рюкзака за спиной зловеще знакомые предметы. Это парные ножи с узкими лезвиями, похожими больше на иглы, из металла, отливающего красным...
У меня вырывается возмущённый стон:
- О, нет! Опять?! Ты уже пробовала!
- Ну, извини! - лицо Киры изображает отчего-то не меньшее возмущение. - Ты оставляешь мне не так много способов убить тебя. Выбор, в основном, между этим... и вот этим. - Она по очереди демонстрирует мне оба ножа, как бы предлагая возможность принять решение, выбрав один из них.
"Рау-Като!" - истерически вопит кровь. Я нервно вздрагиваю и мысленно уточняю: "Чего-чего?".
"Королевская смерть! Убей её! Убей волчицу, она хочет нашей смерти!".
- Мне не нравится ни один, ни второй. Есть в запасе ещё что-нибудь?
- Теперь-то ты точно узнал их, правда, Дон? - Кира довольно улыбается, как старая подруга, чей забавный розыгрыш увенчался успехом.
Только мне не смешно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все мелочи в одну корзину и сделать соответствующие выводы.
- Это оружие, которым убивают Светлых, да?
- Да, мой милый кровосос! - с неуместным детским восторгом отзывается Кира.
- Но я не был им, когда ты напала на меня в первый раз! Зачем тогда?!
Смущённо отводит глаза. Поджимает губы и, по-прежнему не глядя на меня, тихо выдавливает:
- Я ошиблась...
- Правда?.. - В одно слово я щедро вкладываю весь нерастраченный запас сарказма. И тут же убеждаюсь, что зря. Потому что Кира предельно серьёзна и максимально честна сейчас: она же собирается убивать! А я в очередной раз готовлюсь умереть и, в принципе, стоило бы отнестись к этому серьёзнее.
- Правда, - торжественно заявляет она. - Честное слово. Но теперь я знаю наверняка и не ошибусь. Теперь ты и сам знаешь, что должен умереть. Не так давно ты ещё был человеком, и, следовательно, должен понимать, в какую мерзость превратился...
- А вот ни хрена не "следовательно"! - возмущаюсь я. - Я жить хочу, так же, как и раньше!
- Не спорь с судьбой, Дон.
- Это ты, что ли, судьба? Дура на побегушках, которая делает грязную работу, не потрудившись даже выяснить, кого убивает?
На самом деле я понятия не имею, кто так настойчиво пытается убрать меня её руками. И существует ли этот кто-то вообще. Теоретически Кира может быть просто одинокой охотницей на вампиров, решившей самостоятельно очисть мир от аррагуанской заразы. Но тогда бы она сомневалась, очень сильно сомневалась. Потому что я лично не вызываю у нее отвращения, скорее - симпатию, а женщины сентиментальны. Она и так колеблется. Будь это ее выбор, убила бы кого-нибудь другого. Более циничного и более опасного Светлого, чем я, например. Не сомневаюсь, что их тут достаточно, найдётся парочка и для удовлетворения ее стремления к справедливости.
Но она не может просто уйти, оставив меня в живых. Поэтому и заводит разговоры о моей "мерзости", чтобы раскачать себя, завестись и сделать дело. Дело, за которое ей заплатили? Или просто приказали? Некто, сильно озабоченный тем, чтобы стереть меня с лица земли. Руками Киры, руками тех двух парней, которым я разворотил глотки...
Она выдаёт себя с головой, когда театрально усмехается и протестующе взмахивает руками, в которых, между прочим, зажаты проклятые ножи! Поверх аромата духов ясно проступает запах пота. Заволновалась, значит. Дура на побегушках. Однако надо уже на что-то решиться, пока не стало поздно. Чем я рискую? Подумаешь, жизнью! Она и так уже висит на волоске.
- Ты знаешь, почему ОН хочет убить меня?.. Задумывалась об этом?
- Я не знаю, о ком ты говоришь! - Взгляд на мгновение в сторону, правильно, ведь тебе, дорогая, нужно собраться с мыслями и врать увереннее, чтобы не выдать своего... своего нанимателя или своего хозяина? Он платит или приказывает? Решайся, Дон, не теряй преимущество!
- Знаешь. И я знаю, что ты знаешь, о ком я говорю.
Нет, если бы она убивала за деньги, то уже порадовала бы меня каким-нибудь циничным афоризмом. Вроде "Клиент всегда прав" или "Каждый делает то, что у него лучше получается". "Это просто бизнес", в конце концов. Значит, это приказ хозяина. И я развиваю успех, не давая ей возможности собраться с мыслями и возразить
- Ты не знаешь другого, Кира. Ты не знаешь, что ОН из себя представляет. Я кажусь тебе мерзостным, ты считаешь меня недостойным жизни. А что бы ты сделала, если бы узнала, кто ОН такой на самом деле? Чудовище! Монстр, который лжёт тебе и всем остальным! Мразь и подонок, потакающий своим грязным извращённым желаниям! Кровь сотен убитых на его руках!!!
Мысленно благодарю Серого за любезно подсказанную пафосную фразу и общий тон. Впрочем, сейчас мне даже не нужно ничего изображать и разыгрывать, я искренне верю в то, что говорю. Разве может быть хорошим тот, кто так настойчиво меня преследует? Только чудовище могло бы захотеть моей смерти, потому что сам я - белый и пушистый, безобиднее кролика, мать его крольчиху за ногу! Если я буду верить в это, то заставлю поверить и Киру.
- ОН боится меня, потому что я знаю всю правду о его делах!
Да, я знаю, и сейчас расскажу тебе всю правду, дай только придумать пострашнее... Но только наша девочка, похоже, и так уже задумалась. Свела изящные брови, нахмурила белый лоб, руки опустила рассеянно. Правильно, подумай, Кира. Мы устроены так, что если завтра нам сказать про любимого соседа, что он последние десять лет злостно пожирал младенцев, то мы немедленно припомним за ним кучу зловещих деталей и подозрительных мелочей. Думай, моя хорошая! Думай, идиотка! За каждым есть что-нибудь странное, зловещее, непонятное. Неужели ты ничего не замечала?
- Ты ничего не замечала? - повторяю я вслух. - Ни о чем не догадывалась?
- Я... я ничего не знаю... - бормочет Кира, проводя по лицу рукой, будто отгоняя наваждение.
Знаешь, знаешь. Ты уже вспомнила кое-что, и если твой хозяин не святой, а он наверняка не святоша, там есть о чем задуматься. Поделись со мной своими сомнениями, и мне не составит особого труда развить их до нужного размера. Мы превратим твои сомнения в уверенность. Посмотрим, кого ты захочешь убить тогда! Да, да! Ты уже забыла, с чего всё началось, твоя жажда справедливости готова уже нацелиться на другого!..
В этот момент красавица удача поворачивается ко мне своим вислым, морщинистым задом. Кира принимает решение, но, судя по блеску её глаз, мне оно не понравится. С жестким, сосредоточенным лицом она делает шаг ко мне - ножи крепко зажаты обратным хватом - и заносит обе руки для удара.
- Я буду говорить с ним, - сообщает она мне ледяным тоном. - И если то, что ты сказал, правда, он тоже умрёт, будь спокоен. Прими смерть достойно.
- Я убью тебя, Кира. И ты сама попросишь об этом. Не сомневайся.
Плотно зажмурив глаза, мысленно я обращаюсь к новообретенной Богине-покровительнице Светлых.
"Может, ты и лжива, как утверждает Оррэ, не знаю... Но если в тебе есть хоть капля гордости, разве ты позволишь глупой человеческой суке отнять жизнь у твоего сына? Я хочу быть частью народа Аррагуа, я уже его часть, так почему бы тебе не совершить одно мелкое дрянное чудо, почему бы не спасти меня?!".
Тишина. Ни гласа с небес, ни голоса в голове, ни молнии, которая поразила бы мою одержимую убийцу. Только последнее мгновение перед смертью, растянувшееся, кажется, на часы. А потом, когда я уже и в самом деле готов достойно принять смерть, тихий стон и звук тяжело падающего тела. И снова тишина. Не веря в подобное счастье, я мысленно прикидываю вероятность того, что Кира внезапно потеряла сознание. От переизбытка чувств, что ли?
- Вставай, пока не пустил корни! - Тон насмешливый, но вполне дружелюбный, хоть и сопровождается весомой оплеухой.
- Серый, если ты не заметил, я не свободен в передвижениях!
Довольная морда Сереги, присевшего на корточках передо мной, расплывается в ехидной улыбке.
- Так плавь металл, Дёня! Вы же, Светлые, это умеете.
- Какое, на фиг, плавь металл? Я бы тут сидел, если бы умел, как думаешь?!
- Ну, может, развлекалово у тебя такое?.. Кто тебя теперь знает.
- Ты, ты меня знаешь, Серый! Ну, помоги, что лыбишься?
Серый с сомнением глядит на стрелы, закусывает нижнюю губу и уточняет:
- Что, просто дёргать?
- Да, выдёргивай к чёрту, сколько можно просить! Не тяни-и-и-и, - разгорячившись, я не успеваю сжать зубы раньше, чем он и в самом деле дергает, поэтому окончание тирады теряется в моём отчаянном рёве.
- Ну, вроде всё...
Серёга держит в руках два куска окровавленного металла, а я подавляю всхлипы. Тело вопит о том, что половина костей в нём сломана, а прилегающие ткани размолоты в фарш. Но я уже знаю, что это ненадолго. Сейчас всё придёт в норму. Можно закрыть глаза, можно расслабиться на пару минут, но ни в коем случае не спать. Не спать. Не спа...
- Дёня! Ты как? - Встревоженный знакомый голос выхватывает меня из сладкого водоворота, в котором так легко и приятно утонуть и раствориться...
- Нормально, нормально всё. Только жрать очень хочется. И голова плывёт.
- Ну, насчёт жрать я тебе не помощник, - сообщает Серый строгим учительским тоном. - Даже не думай.
- А она нам на что? - Я киваю в сторону лежащей неподалёку неподвижной Киры, одновременно пытаясь подняться на ноги, и едва не сваливаюсь обратно под дерево.
- И её не дам. Она не для того.
Стрелы, которые протягивает мне Серый, я бегло оглядываю - стрелы, как стрелы, только короткие, толстые и металлические, болты - и отбрасываю в сторону.
- Правильно мыслишь, Серега! Она не для того. Она не добыча, она - враг. Её не есть нужно, а пытать и допрашивать. Второй раз еле ноги уношу! Фанатичка долбанная.
- Кира - волчица из моего клана, - сообщает он в ответ вполне себе таким будничным тоном.
Вот так просто. Волчица, значит. Из твоего, значит, клана...
- Эту новость стоит перекурить.
Закурив, я угощаю сигаретой Серого и на всякий случай пинаю ногой тело врага. Не труп, конечно, но пахнет и выглядит всё равно приятно. Да и не хотелось бы пропустить тот момент, когда эта "волчица" придет в себя.
- И я рассчитываю, что ты объяснишь мне этот факт до того, как перекур закончится.
3
- Я объясню, - говорит Серый, опускаясь на землю между мной и телом Киры. - Только начать придётся издалека.
Он молча курит некоторое время, не глядя на меня. Струйки дыма вытекают из его ноздрей и складываются в тонкие, надолго повисающие в безветренном воздухе узоры и сети. Я терпеливо жду, пока он заговорит.
- Вначале в этом мире не было ничего, кроме Бога, и Бог был всем.
- Хм... А это не чересчур издалека? Историю сотворения мира я знаю. И не одну!
- Ты не знаешь нашу историю. А это нужно, чтобы ты понял...
- Ну, тогда давай. Не было ничего - и вдруг появилось, так?
- Не было ничего, кроме Бога, - поправляет Серёга таким голосом, что я решаю не подкалывать его больше на эту тему.
Видимо, для него это всё всерьёз. Фразы льются легко и гладко, без запинки, будто он рассказывает то, что наизусть знает с самого детства.
- ...И однажды Он решил, что хочет стать отцом. Бог пожелал, чтобы у него появились дети, за чьими играми он мог бы наблюдать с любовью и улыбкой. Дети, которые бы росли и взрослели, принося своему Отцу радость и счастье.
Бог создал небо и землю, воду и воздух, растения и животных. Всё, что нужно было для того, чтобы его дети ни в чем не нуждались. И Бог познал отцовство, породив первых людей. Он создал их чистыми и великолепными, совершенными, равными себе. Но они покинули землю. Часть из них пожелала воссоединиться с Отцом, и они стали Его ангелами, воссев у небесного престола. Потому что знали, что нет ничего, превыше Бога. Другие ушли в иные миры, чтобы бесконечно познавать и совершенствоваться, потому что поняли, что нет ничего превыше совершенства.
Земля опустела. И Бог понял свою ошибку. Он создал первых людей уже взрослыми, нарушив тем самым первоначальный замысел. Он познал отцовство, но у него не стало детей. И тогда он создал вторых людей. Несовершенные, слабые духом и разумом, они походили на животных. Как дикие звери они терзали и рвали друг друга, не желая ни расти, ни взрослеть, ни совершенствоваться, а только потакать своим желаниям и злобе. И разгневался Бог, разочаровавшись в них, и отрёкся от своих вторых детей. Те немногие, что не погибли от Его гнева, рассеялись по земле и затаились в глубоких щелях и ямах, подобно ползучим гадам.
И тогда пришло время третьих людей. Бог сделал их слабыми и несовершенными, подобно вторым, но Он вложил в них стремление к знаниям и совершенству, которое было у первых. И третьи люди стали его истинными детьми. Наблюдая за их играми и первыми робкими шагами в этом мире, Бог познал радость и счастье, которые могут подарить отцу только дети его. Люди возводили первые города, создавали первые государства, ошибались и падали, но поднимались и развивались дальше, потому что стремление к совершенству было сильно в них.
Но жалкие остатки вторых людей тоже видели, как хороши дети Бога, как хорошо жить рядом с ними. Поэтому они вышли из своих укрывищ и логов и смешались с третьими людьми. И если вторые люди были подобны диким зверям, то истинные дети Бога оказались перед ними беспомощными овцами. Старшие братья, вторые люди, отвергнутые Отцом, умели быть жестокими и лживыми. И они поселились среди овец, как жадные до мягкой плоти звери, и терзали народы, и брали власть над ними, и брали их женщин, и брали всё лучшее... Всё, что казалось им лучшим, потому что главным сокровищем третьих людей было то, что вложил в них Бог, и отнять этого не смог бы даже Он сам.
Увидев такое, Бог спустился на землю в образе огромного яростного волка и пришёл к третьим людям, чтобы избавить их от власти вторых. Но люди уже успели смешаться между собой. И если он видел сына зверя, достойного смерти, то вперёд него тут же выходила мать из числа детей Бога, и сын вступался за отца, сестра за брата и сосед за соседа. И множество из тех, кто должен был погибнуть в тот день от справедливого гнева Бога, уцелели благодаря защите тех, чьей любви были недостойны. И это были плоды того, что вложил Бог в души третьих людей, и Он не смог этого отнять. Так Бог познал первые муки отцовства, когда приходит время оставить детей в беде, потому что это их выбор.
И тогда...
- И тогда он принял половинчатое решение, которое на самом деле ничего не решило, а только создало кучу проблем на будущее? - догадываюсь я, потому что в своё время интересовался мифологией и хорошо представляю себе законы жанра.
- И тогда Он вырвал когти из лап зверя, в образе которого пришёл к людям. И когти обратились в бесстрашных воинов. И воинам-когтям было велено жить с людьми, не смешиваясь с ними, и охранять овец от волков. До тех пор, пока третьи люди, дети Бога, не станут неуязвимыми и совершенными. До тех пор, пока они не воссоединятся с Отцом. До скончания времён.
И мы верно несём эту службу.
- Мы? Серый, "мы"? - Я едва не проглатываю дотлевающую сигарету. - Ты всерьёз веришь, что твоими предками были когти, которые вырвал из лапы большой страшный волк?
Он смотрит на меня с сожалением. Так, будто я в итоге ничего не понял.
- Это люди должны верить. Мне проще - я знаю. Я знаю, что должен убивать, знаю - за что. Я никогда не ошибаюсь, не промахиваюсь и не проигрываю. Так будет до тех пор, пока я выполняю свой долг.
- Я так понимаю, мозги на эту тему у тебя промыты конкретно, так что спорить не имеет смысла.
- Не спорь, Дёня, - ухмыляется он и добавляет уже обычным своим тоном: - Короче, Кира мне вроде родственницы, поэтому - извини.
- За то, что она меня агрессивно преследует? Или за то, что ты не дал мне разобраться с ней?
- Давай уже скопом - за всё.
- Какие счёты между друзьями?.. - легко соглашаюсь я, думая уже о другом. И понимаю, что должен сказать ему это. - Ты хоть представляешь, КАК я тебя боялся?..
- Догадывался. Но я был уверен, что, в конце концов, ты поймёшь. Ты же видел, как я убиваю. Я не получаю от этого удовольствия. Просто долг, без эмоций. Ни злости, ни ненависти...
- Ни жалости, ни сомнений, - заканчиваю я за него. - Без эмоций. Это-то и пугало больше всего.
- Теперь ты можешь поквитаться со мной за свой страх. Теперь мне стоит опасаться тебя, Дёня.
Серый легко поднимается с земли, прихватывая в одну руку опасный для меня нож. Вторую он протягивает мне. Я ухватываюсь за широкую ладонь и встаю на ноги.
- А ты можешь убить меня прямо сейчас, как я понимаю. Этот нож под то и заточен, чтобы избавляться от мерзостных Светлых.
- Я не хочу.
- И я не хочу.
Мы улыбаемся и жмём руки. Я знаю, что должен сказать ему ещё кое-что. И есть чёткое ощущение, что Серёге тоже хочется добавить к нашему разговору пару важных фраз. Я мнусь, подбирая нужные слова. А он уже еле заметно шевелит губами - смешная привычка проговаривать про себя то, что собираешься сейчас сказать вслух, - когда неугомонная Кира вдруг вскакивает и бросается наутёк.
Я настигаю её первым. На бегу ухватываю за длинный хвост рыжих волос и не сдерживаю крика животного восторга, когда голова её беспомощно дёргается назад, хотя ноги ещё пытаются бежать. Оборот руки - и волосы крепко наматываются на мою руку. Я перехватываю густую шевелюру поудобнее, у самой кожи, успевая насладиться звучанием вопля, который издаёт Кира. В следующую секунду я с удовольствием впечатываю её лицом в ближайший древесный ствол. И ещё один раз! И ещё!..
- Прекрати! Хватит. - Подбежавший Серёга хватает меня за плечо, и я разворачиваюсь к нему с добычей в руках, оскалив клыки.
Он отшатывается, но не отступает. И повторяет, тяжёло дыша и упрямо наклоняя голову:
- Прекрати, Дёня.
- Волчица из твоего клана, Серый? Так ты сказал? Значит, весь твой клан будет охотиться на меня, потому что это ваш божественный долг?!
- Ты не понял. Мы не убиваем Светлых. Существует Договор. Это не наше дело. Кира не имела права. Её накажут.